Хозяин берега

      - Болезнь эта не лечится. И никому уже не опасна, кроме него самого.
      - Так и живет один?
      - Насколько я помню. Ни жены, никого. Из Кызылсу раз в неделю придет лодка - привезут ему воду, хлеба, иногда овощей. Крупу или консервы. А он им - рыбы, раков. А то браконьеры пожалуют. Он им наживку - кильки, сети чинит. Молчаливый старик, обходительный. Сейчас сами увидите! Стоп! А это кто? - Хаджинур повел биноклем. - Мазут собственной рожей! Клянусь! В лодке...
      - Что за лодка? - вскинулся Цаххан.
      - Летняя. С двумя моторами.
      - Миша! - Цаххан сорвал с себя куртку, бросил на палубу. - Я размажу его по стене за Сережу! Только не упусти!
      - Касумов? - удостоверился я.
      - Касумов, - ответил он бодро, даже чуть весело. Браконьер был длиннорук, ловок, с копной жестких черных волос. На нем был изрядно потрепанный армейский бушлат, старую шапку-ушанку он держал в руке.
      На вид Мазуту было лет тридцать пять. Он стоял у деревянного помещения с надписью: "Госзаповедник. Застава "Осушной"".
      Вчетвером - Мазут, я, Хаджинур и Цаххан - мы вошли в помещение, являвшееся офисом заповедника на этом острове. Внутри было холодно и сыро. В углу топилась плавником печка, от нее наносило сырым дымом, но тепла она давала мало. Его, наверное, все без остатка забирал пузатый закопченный чайник, зло дребезжащий жестяной крышкой. Половину помещения занимал грубо сколоченный стол с двумя длинными лавками.
      - Посидите. - Я вышел. Миша Русаков должен был вынести мою папку с протоколами, оставшуюся на мостике.
      - Там чай. Я заварил... - Старик прокаженный стоял у трапа небольшого роста, с тяжелой крупной головой и старческой безысходностью в глазах. Он был похож на Маленького Мука. Рыбацкие сапоги доходили ему едва ли не до груди.
      - Спасибо. Попьем вместе.
      Он кивнул, но с места не сдвинулся.
      - Пожалуйста, Игорь Николаевич. - Капитан Миша Русаков протянул мне папку. Нам было приятно общаться друг с другом, я это быстро установил. Мы еще не уйдем? Хотел угостить старичка пресной водой. В Баку заправился...
      - Пожалуйста. Время есть...
      Я проверил содержимое папки, вернулся в помещение. В общей сложности я отсутствовал не более трех минут.
      Лицо браконьера заплывало пока еще только розоватым сплошным пятном, верхняя губа была разбита. Цаххан и Хаджинур смотрели куда-то по сторонам, мимо меня. Мазут достал сигарету, он единственный делал вид, что ничего не случилось.
      - Что с вами? - задал я бесполезный вопрос. Браконьер не ответил.
      - Вот бумага, напишите, что произошло. - Я положил перед Касумовым чистый лист. - Я обещаю дать этому ход...
      - Все нормально, гражданин прокурор, - сказал Мазут. - У нас свои дела.
      - Это безобразие!
      - А стрелять в рыбинспектора - не безобразие? Убить человека! Оставить сирот!.. - жутко закричал вдруг начальник рыбинспекции. - Мы ведь с ними как? "Обнаружив факт нарушения правил... - он кого-то копировал, - я, такой-то..." Будто они стоят - руки по швам! А они ведь стреляют! И не думают нам "представляться"! У-у, гад! На Осушной приплыл! Думал, не найдут!
      - Почему это я должен думать, что меня не найдут? - Касумов, за неимением платка, вытер наплывающие синяки меховой опушкой ушанки.
      - Оделся по погоде! Куда путь держишь, тварь? - Цаххан Алиев готов был снова броситься, едва сдерживался. - А когда в Сережку Пухова стрелял, тоже в этом был?
      - Мне в Сережку Пухова нечего было стрелять. Если хочешь знать, Пухов мне первый друг стал, после того как я его подобрал у Русаковской банки...
      - А из-за кого он туда попал, если не из-за тебя! Забыл?
      У Касумова погасла сигарета, он вытащил спички. Хаджинур Орезов зыркнул на спички, потом - на меня.
      Это был все такой же коробок с портретом Циолковского - Евтушенко.
      - Припекло! - не отставал Алиев. - Лодка, и та полна окурков! Смотри, спалишь!.. На чем браконьерствовать будешь?
      Бесконечно длинный перечень взаимных претензий напоминал пример математического равенства. Но, в отличие от математики, слагаемые по обе стороны знака равенства здесь взаимно не уничтожались.
      - А ты что, поймал меня, Цаххан?
      - А то, что ты кукан в тот раз отрезал! Вся рыба на дно пошла... У тебя ведь нож в лодке остался. Весь был в слизи! И фонарь! Я и говорю: не спали!
      - Если ты не спалишь, Цаххан Магомедович, - Касумов деланно засмеялся, чиркнул спичкой, - никто не спалит!
      - Бесхозное орудие лова разрешено уничтожать! А что нам с ним делать? На руках тащить? У меня-то машины нет! А оставлю на берегу - вы вернетесь...
      - Хватит! - тихо приказал я.
      Они замолчали.
      Я заполнил форменный бланк и предложил Касумову собственноручно записать полный ответ на мой единственный вопрос: "Где вы находились вечером 23 апреля, в ночь на 24-е и весь день 24 апреля?"
      Касумов шапкой осторожно промокнул раны на лице, правое подглазье выглядело к этому времени красно-багровым, тяготеющим к фиолетовым тонам.
      Я подумал: "Если бы следователь или оперативный уполномоченный знал, что подозреваемый - вор, грабитель, даже убийца - будет немедленно освобожден из-под стражи, как только будет установлено, что к нему применялись незаконные методы ведения следствия, - никто бы не поднял на него руку".
      Мазут взял со стола шариковую ручку и к слову "ответ" приписал: "Где я находился вечером 23 апреля, в ночь на 24-е и весь день 24 апреля, я не помню. Кто убил Пухова, не знаю и никакого касательства к этому не имею. Касумов".
      Даже если бы он собственноручно написал, что убил рыбинспектора, признание, полученное после избиения, лишалось доказательной силы.
      - А теперь? - спросил он, положив ручку на стол.
      - Снимай моторы с лодки, - вскочил со стула Алиев. - Они тебе больше не понадобятся. Поедим - и поедем в Восточнокаспийск, в прокуратуру.
      Так, по-видимому, они и работали тут до моего приезда.
      - Вы свободны, - сказал я Касумову. - Орезов даст повестку - завтра приедете в водную прокуратуру.
      Мазут на секунду окунул лицо в ушанку, убрал ее, взглянул на меня. Хаджинур сунул в руку ему повестку. Не прощаясь, ни на кого не глядя, браконьер прошел к дверям.
      Через минуту мы услыхали гул спаренных моторов.
      - Вот и обед приспел...
      Едва Мазут уплыл, Миша Русаков и Керим вошли к нам, и я понял, что они слышали наш разговор. Русаков принес с судна завернутые в скатерть буханки хлеба, две банки салаки пряного посола, лук и кулек карамели.
      Он и Хаджинур Орезов нарезали хлеба, вспороли банки с консервами.
      - Зря вы его отпустили, Игорь Николаевич, - сказал начальник рыбинспекции. - Они теперь договорятся, кому какие дать показания. Вы их не знаете! Нам теперь их вовек не разоблачить...
      Мы сидели за длинным, плохо обструганным столом и грели руки о пиалки с мутным чаем.
      - Что, Керим? - спросил Цаххан Алиев у старика. - Если бы ты прокурора не боялся, сейчас бы нашлась из заначки осетрина да икра малосольная...
      Старик прокаженный что-то жевал, по-стариковски, задумчиво глядя куда-то в стену. У него была массивная даже для его крупной головы, тяжелая нижняя челюсть. Он, казалось, не присутствовал при разговоре.
      - Нельзя было его отпускать... - повторил Алиев.
      - Оставьте, - сказал я. - И больше ни слова об этом. Я прокурор, а не костолом...
      - Вас вызывают в обком! Первый... - объявила мне Гезель, едва я появился в приемной.
      Хаджинур и начальник рыбинспекции, сопровождавшие меня, продолжали в это время разговор, который я искусно направлял, - о женщине, которая могла быть у погибшего рыбинспектора.
      - Хорошо, хорошо...
      Мы прошли в кабинет. Необходимое для доклада, документы - все уже было подготовлено. Хаджинур и Цаххан Алиев продолжали лениво препираться. Я взял папку.
      - А я видела Пухова с женщиной... - Гезель открыла дверь, ей в приемной было слышно каждое произнесенное нами слово. - С месяц назад. Он разговаривал с Веркой Кулиевой...
      - С Веркой?! - удивился Срезов.
      - Женой Умара Кулиева. Я с ней училась. Мы и живем рядом.
      - Верка Кулиева... - фыркнул начальник рыбинспекции. - Ну и удивила! Да просто она никому проходу не дает. Ни из рыбоохраны, ни из милиции... Думает, Умара спасет! Умар как взял ее в классе шестом, а то и в пятом девчонкой, она так все и бегает за ним! Сказала тоже - Верка Кулиева...
      Гезель смущенно ретировалась.
      Мы ушли втроем: Цаххан Алиев, Хаджинур и я. В коридоре я извинился.
      - Идите, я сейчас догоню.
      - Гезель, - спросил я, возвращаясь в приемную, - ты давно видела жену Умара Кулиева?
      - Да нет. Она то тут, то в Москве. Хлопочет за мужа.
      - Попроси ее зайти к нам.
      - Что?
      Она уже отвлеклась - смотрела на меня влажными, полными затаенной надежды на будущее счастье глазами. Время от времени она нас никого не воспринимала, жила своим внутренним миром и его особыми сроками, где конкретные даты все заменены количеством недель и лунных месяцев, а также результатами систематических анализов мочи и крови.
      Я вынужден был повторить:
      - Мне надо встретиться с женой Умара Кулиева! Гезель улыбнулась испуганно:
      - Я понимаю.
      Милиционер на входе внимательно посмотрел мое удостоверение и сказал:
      - Вас ждут на втором этаже. Комната 201.
      Аэродромное величие кабинета. От дверей к столу секретаря обкома вела ковровая дорожка, и она еще более усугубляла ощущение взлетной полосы. Я шел по безграничному паркетно-ореховому простору навстречу почти исчезнувшему за горизонтом хозяину кабинета, невольно убыстряя шаг, как самолет на взлете, и, когда Митрохин встал мне навстречу, я уже не шел, а почти летел в пространстве, преодолев земное тяготение.
      Мы поздоровались.
      - Значит, не успел приехать, а уже серьезное дельце подкинули? спросил он. - Садись, пожалуйста.
      Он не вернулся на свое место, а сел за приставной стол, напротив меня.
      Первый был невысок ростом, широк в плечах. Моложавое, с тонкими злыми губами лицо его выглядело озабоченным.
      - Это не случайное преступление. - Он поправил очки с чистыми, как капли морской воды, стеклами. - Я бы квалифицировал его как политическое убийство...
      Я промолчал.
      - Убит старший рыбинспектор при исполнении служебных обязанностей. Это уже второй случай. Перед этим был зверски убит и сожжен Саттар Аббасов... Он пересказал то, что я уже знал. - Думали, там спит начальник рыбинспекции...
      Говорил он коротко и емко.
      - ...Тут - не курорт. У нас вечно фронтовой город: бьемся с пустыней, бьемся с трудностями климата...
      Он говорил, и я видел, как он сам себя распаляет и заводит, и беседа наша с ним была не похожа на реплики двух обсуждающих какой-то важный вопрос людей, а напоминала публичное выступление трибуна.
      - ...Диспропорция отраслей местного хозяйства, отдаленные последствия нарушений экологических норм...
      Все это были, в общем, до некоторой степени абстрактные понятия. Но дальше Митрохин сказал:
      - Браконьеры!.. - И по тому, как он произнес это слово, все сразу встало на свои места.
      Дальше разговор пошел уже "без дураков".
      Браконьер с его мощными орудиями запрещенного лова был для Митрохина реальным противником из плоти и крови, имел биографию, имя, национальность, социальную и партийную принадлежность, прошлое и будущее. Война с ним была зримой для всех, опасной, кровопролитной и справедливой. С вызовами для докладов на самый верх. Со справками о количестве уголовных дел, рассмотренных в судах. С экспонатами браконьерской техники, демонстрируемыми периодически в ЦК республики, в Москве и других городах на различных активах, семинарах, международных симпозиумах.
      Если бы браконьеров не было, их стоило бы выдумать. Но они действительно были! И это подтверждали упомянутые трофейные выставки дорогих быстрых лодок с мощными японскими моторами "Судзуки" и отечественными "Вихрь-30", спаренными и учетверенными; вместительных бензобаков, успевших отслужить срок службы в военной авиации; километрами хищнической снасти, именуемой каладой, несущей на себе тысячи стальных крючьев, изготовленных специальными мастерами-профессионалами.
      Прекрасное оправдание пустым полкам магазинов, снижению уловов, низкой производительности предприятий местной промышленности!
      - ...Ты не думай, что назначение сюда - это... - Я с трепетом ждал продолжения. Со словом "синекура" у меня уже установились почти интимные отношения, а сама синекура уже имела милые индивидуальные черты, в расцветке ее оперения было даже что-то от японской куртки доктора Мурадовой. Нет, Митрохин не употребил этого слова, и я был ему благодарен. - Это." путевка на отдых. Встреча с браконьером происходит обычно один на один, ночью ил и на рассвете в глухом месте моря или побережья. Нападение может произойти врасплох или из засады... И браконьер обычно стреляет первым. - Он испытующе посмотрел на меня. - Дети есть у тебя?
      - Нет. С этим все в порядке.
      "Идеальная жертва для браконьера..." - хотел сказать я, но промолчал. От многих неприятностей в своей жизни я был бы избавлен, если бы научился не уповать на чувство юмора в собеседнике, не подсмеиваться над своими друзьями, а то и просто случайными людьми.
      Расстались мы, можно сказать, даже сердечно. Митрохин снова поднялся:
      - Во всем рассчитывай на мою поддержку. Желаю успеха.
      Я вышел. В приемной на стуле удобно расположился плечистый высокий мужик, в котором я узнал директора заповедника. Он весело беседовал с секретаршей Зоей.
      Когда я появился, Зоя сказала ему с невероятно сердечной любезностью:
      - Андрей Павлович, подождите минуточку, я должна зайти к Первому, он мне продиктует две бумаги, а потом вы пойдете. Заодно познакомьтесь с новым водным прокурором. - Она показала на меня.
      Андрей Павлович протянул мне крепкую мужицкую лапу и сказал мягким густым баритоном:
      - Сувалдин...
      - Очень приятно. Я собирался ехать к вам знакомиться, и вот встретились случайно.
      Сувалдин подождал, пока за секретаршей закрылась дверь, и усмехнулся:
      - Думаю, не случайно. У Митрохина в приемной никто никогда случайно не встречается. Да-да... Простоватая внешность этого человека пусть вас не смущает. Митрохин назначил нас с интервалом в десять минут, чтобы мы встретились. Он выразил таким образом свое расположение нам обоим, объяснил, что мы должны трудиться рука об руку.
      - А более открытого способа для этого не существует? Сувалдин засмеялся.
      - Он мастер завуалированных идей и естественного течения жизни, которую он искусно организует...
      Он очень хорошо смеялся. Его чуть грубоватое лицо размягчилось, в глазах прыгали веселые искорки, и он становился сразу на много лет моложе. Не хотелось думать, что видневшиеся сбоку за креслом костыли принадлежат ему, также как и лежащие на столе тяжелый бинокль и широкая шляпа.
      - Ну что, постращал он вас браконьерами? - Сувалдин поднял театральным жестом руки вверх: - О, браконьер, наемник ночи, работник мглы и рыцарь мрака!
      - Вы считаете, что разговор о браконьерах - это шумная демонстрация? спросил я.
      - Ну почему, браконьеры, конечно, тоже безобразничают. Но Первый вас выводит на запасной путь, который не ведет никуда.
      - Почему?
      - Потому что здесь все браконьеры. Когда их выведут, ликвидируют браконьерство, закон восторжествует в пустыне.
      - А злостные браконьеры? Убийца Пухова... Из кабинета Митрохина показалась секретарша:
      - Андрей Павлович, вас ждут.
      Он машинально нахлобучил шляпу, взялся за костыли.
      - Мне кажется, с ними просто не хотят связываться. Возьмите машину и махните вечерком вдоль берега, за метеостанцию. К скалам. Только осторожно. Народ там большей частью вооруженный. Могут и в лоб влепить. Даром что прокурор... В справочнике есть мой телефон. Позвоните вечерком. Повидаемся, обсудим все дела-делишки.
      - Головной убор, - подсказала ему секретарь.
      Сувалдин засмеялся, снял шляпу, тепло и по-приятельски хлопнул меня по спине и проковылял в кабинет Митрохина.
      "С двумя людьми познакомился я сегодня" - думал я, спускаясь по широкой, с ковром, заправленным в стальные прутья, тщательно выскобленной обкомовской лестнице. - И какой результат? Один предлагал направить все силы на беспощадную борьбу с браконьерами. Второй сказал, что есть вещи серьезнее..."
      Милиционер у выхода молча взял руки по швам, я рассеянно кивнул, занятый своими мыслями.
      "Не предостерегали ли они меня оба от каких-то шагов, которые я по незнанию местных условий сразу же, в первые дни, могу совершить?"
      А что, если водный прокурор поймет слова секретаря обкома буквально примется с места в карьер преследовать браконьеров и сам станет жертвой злоумышленников? Не для того ли, чтобы произвести коррекцию, пригласил Митрохин директора заповедника? Настолько ли Митрохин подталкивал меня к этой борьбе, как мне показалось... Ведь последнее, чем он поинтересовался, было: есть ли у меня дети. И Митрохин, и Сувалдин дали мне понять, что борьба с браконьерами может стоить жизни...
      У подъезда меня окликнул начальственного вида мужчина - круглый и спелый, как наливное яблоко. Он снисходительно протянул мясистую руку:
      - Зампредисполкома Шалаев... Ты советскую власть уважаешь, прокурор?
      - Конечно. - Я развел руками.
      - Что-то не заметно. - Он повел толстой шеей. - Облисполком без рыбы сидит. С осетриной неужели никого в последнее время не задержали?
      - Нет, по-моему, - сказал я. - Не слышал.
      - Видимо, мимо тебя проплывает, - посетовал он. - И икорка, и красная рыбка... Я знаю: в восьмой магазин сдали вчера на Шаумяна. Ты смотри, не давай отстранить себя от кормушки...
      - А кто сдал?
      - Это ты должен знать, - зампред засмеялся. - Кто у нас водный прокурор? Ты или я? Ты отвечаешь за борьбу с браконьерами - ты и смотри!
      Вернувшись в прокуратуру, я первым делом вызвал к себе старшего оперуполномоченного Хаджинура Орезова. Несмотря на случившееся с Мазутом, я не испытывал к нему антипатии. А случившееся утром должно было послужить ему уроком.
      - Срочных дел нет? - спросил я.
      - Нет. А что?
      - Хочу прокатиться. Взглянуть на окрестности. Компанию составите?
      - Конечно.
      - Я позвоню.
      В приемной у меня никого не было, кроме Гезель. Проводив Хаджинура, я спросил:
      - Ты не найдешь мне копию приговора на Умара Кулиева? Ее, по-моему, в свое время рассылали по всем прокуратурам для сведения.
      Она кивнула.
      - Сейчас посмотрю.
      Через несколько минут я уже держал перед собой несколько страниц тонкой папиросной бумаги - серых, плохо пропечатанных.
      Фабула преступления была банальна, а злоумышленник действовал удручающе-примитивно.
      "...Встретив на берегу райгосрыбинспектора рыбоохраны 7-го района Цаххана Алиева, подсудимый Умар Кулиев потребовал от него не препятствовать ему в ловле рыб осетровых пород, угрожая в противном случае с ним "разобраться"..." - начало.
      И финал: "...B ночь на 22 октября того же года, увидев на стоянке у Восточнокаспийской морской инспекции рыбоохраны машину, принадлежавшую Цаххану Алиеву, и придя к выводу о том, что тот ночует в помещении, с целью осуществления угрозы произвел поджог здания, в результате чего погиб находившийся внутри младший рыбинспектор Саттар Абба-сов..."
      Мне показалось, где-то в середине приговора мелькнула знакомая фамилия.
      Действительно, несколькими строчками выше я нашел.
      "...Кроме того, - указывалось в приговоре, - вечером того же 21 октября Умар Кулиев пытался поджечь сарай с рыболовной снастью ("козлятник") в районе метеостанции, принадлежащий гр. Касумову К. Но оказавшимся поблизости от места пожара гр. Касумову и Ветлугину А. удалось его затушить..."
      "Темный лес... - подумал я. - Полная нелогичность. - Фамилию Ветлугин я тем не менее выписал. - Стоит вызвать, поговорить..."
      Я снова вернулся в конец.
      - "...Кулиев Умар вину в совершенном преступлении признал. Кроме признания подсудимого - его вина доказывается..."
      Дальше перечислялись доказательства. Результативная часть приговора была сформулирована коряво: подсудимому сначала определили наказание за более тяжелое преступление - убийство рыбинспектора - расстрел, затем за поджог - лишение свободы сроком семь лет...
      "...Окончательным наказанием считать - с конфискацией автомашины "Москвич-2140" № 26 - 43 высшую меру наказания - расстрел..."
      Возникшая у меня версия о том, что Пухов оказался накануне гибели вместе с Верой Кулиевой, потому что был как-то связан с ее мужем, не нашла подтверждения в приговоре. Фамилия Сергея ни разу не упоминалась на сереньких, с убористым мелким шрифтам, страничках.
      На этом берегу темнело тоже рано и сразу. Почти одномоментно.
      Когда мы выезжали со двора прокуратуры, было еще светло. С бесчисленных балконов жилого дома, где мы обитали, доносились голоса телевизионных дикторов, крики детей.
      Я посадил Хаджинура за руль. Он вел машину спокойно, худые, сильные руки крепко держали управление.
      - Фиолетова, Чапаева... - объявлял он незнакомые мне названия улиц. Азизова, Джапаридзе...
      Между каменными домами шли кирпичные связки - назвать их заборами было как-то неудобно - по силуэту что-то вроде римских акведуков, только без желоба вверху и значительно уменьшенные. Отверстия в них закрывали виноградные лозы.
      Мы выехали на пустынную трассу. Она шла вдоль берега, покрытого ракушечником. Встречного движения не было вовсе.
      - Бензина выписывают на два часа в день, - проворчал Хаджинур. - А что такое два часа по такой дороге? День поездишь, три дня на приколе.
      - Как чумы... - Я показал на видневшиеся впереди сараи
      - "козлятники".
      - Их полно тут, - тотчас отозвался Срезов. - Подсобки. Хозяева - кто крабами промышляет, кто чем. А если рыбинспекция спит, может и каладу там держать... Запросто!
      Несколько раз Хаджинур останавливался, глушил мотор
      - мы оба выходили, прислушивались. На море был полный штиль. Я не слышал ни одного звука.
      В одном месте Срезов неожиданно резко затормозил, убрал свет.
      - Вон там вроде! Фонарь... - Мы вышли. Он долго смотрел в бинокль, потом передал его мне. - Машины...
      - Ничего не вижу. - Я покрутил бинокль.
      - На звезду - и ниже. Видите?
      - Кажется, вижу.
      - Ну, они-то нас наверняка еще раньше заметили. У них специальный человек с биноклем следит за дорогой... Это посредники. Приезжали за рыбой. Теперь начнут разбегаться.
      - По трассе?
      - Как выйдет. Могут и целиной махнуть.
      Несколько точек быстро перемещалось в линзе бинокля.
      - Как они обычно объясняют свое присутствие здесь?
      - Как? - переспросил Хаджинур. - А никак. Йода в организме не хватает. Приехали подышать морским воздухом. Или проверяли ходовые части механизма...
      - Надо переписать номера машин. Хаджинур серьезно сказал:
      - Да я их и так всех знаю. Вот подъедут ближе - каждого назову.
      Теперь уже и без бинокля был виден ползший вдоль берега легковой транспорт. Машин было не меньше шести, в том числе и мощный "КрАЗ", Часть их направилась в сторону барханов, в пески. Две повернули в нашу сторону.
      Впереди шла "Волга" бежевого цвета. Вскоре я услышал усиленную мощной стереофонической системой эстрадную мелодию. Одно время на том берегу запись эта была весьма популярной.
      Бодрая музыка резко контрастировала с окружающей нас скучной местностью - с невысокими, похожими друг на друга, как черепахи, уползавшими за горизонт песчаными барханами.
      - Ну-ка, остановите! - приказал я старшему оперу и, прежде чем Хаджинур полностью затормозил, выпрыгнул на дорогу.
      "Волга" замедлила ход, я перешел на другую сторону, поднял руку. Хаджинур тем временем заглушил мотор и тоже вышел из машины. Это решило исход - "Волга" встала: работника милиции знали.
      - Прокурор бассейновой прокуратуры участка, - представился я, подходя к стеклу водителя. - С кем говорю?
      Лысый, приземистый толстяк, сидевший за рулем, вырубил магнитофон, показался из машины. Внешность его была заурядной - усы подковой, выбритый подбородок, мясистые щеки.
      Словно не доверяя мне, он обратил взор на старшего опера.
      - Это прокурор Восточнокаспийской водной прокуратуры... - подтвердил Хаджинур.
      - Ваша фамилия? Кто вы? - спросил я. - Куда ездили?
      - Вы новый прокурор? - До него наконец дошло. - Я - Вахидов, работаю в отделе снабжения сажевого комбината...
      - Он посмотрел на меня. - Я здесь по указанию Кудреватых... Он в курсе.
      Я не спросил, кто такой Кудреватых, заметив, что Орезов реагирует с вниманием и даже почтительностью.
      - Все согласовано... - заверил Вахидов. Другие водители машин, поняв, что произошло, съехали с трассы и теперь объезжали нас через пустыню.
      - Вы тут новый человек, наших дел не знаете". - Вахидов смотрел на меня с сочувствием. - Условия работы на комбинате трудные, поставлена задача дать людям прибавку к столу... В первую очередь - витамины. - Он пригладил усы. - Человек, ежедневно употребляющей рыбу, имеет меньше шансов получить такие болезни, как стенокардия, язва желудка, остеохондроз. Если помните, раньше каждому ребенку в детском саду давали пить рыбий жир! Ежедневно!..
      - Объясните механизм добывания витаминов... - прервал я.
      - По официальным каналам многое запрещено, но...
      - Откройте багажник!
      Вахидов посмотрел на меня как на человека совершенно безнадежного:
      - Я же объяснил: все в курсе!
      - И все-таки покажите багажник...
      Последняя машина, съехав с трассы, была уже далеко позади нас, когда Вахидов, побурчав еще для видимости, открыл багажник. В нем ничего не было.
      Снабженец перехитрил меня.
      - Можете ехать, - сказал я. - Извините.
      - Ничего. - Он с трудом удержался, чтобы не засмеяться. Я представлял, что онбудет говорить за моей спиной. - На то мы и организация, ведающая рабочим снабжением. - Он включил зажигание. - Народ надо кормить! Пока!
      - Теперь пойдут разговоры... - заметил Хаджинур, когда мы отъехали. Восточнокаспийск - город небольшой.
      - Кто такой Кудреватых?
      - Крупная фигура. Герой Социалистического Труда. Депутат. Директор сажевого комбината... Он обязательно вступится за своего снабженца... - Мы ехали быстро. Монолог старшего опера растянулся на несколько километров. Дело в другом. Случай этот с Вахидовым поставил вас на какую-то позицию... Понимаете? Теперь все друзья Кудреватых, даже если они вас не знают, - ваши враги...
      - Еще ничего не совершив, мы попали в большие забияки, - пошутил я.
      - Начнут говорить: "Новая метла!" Мы проехали еще с десяток километров, никого больше не встретив, не увидев ничего, кроме темных, окруженных заборами "козлятников", разбросанных по берегу. Уже собравшись развернуться, мы увидели впереди пламя костра.
      - Лодка горит, - сказал Хаджинур.
      Отблески костра взбегали на барханы, стоило огню вспыхнуть чуть ярче, и снова сжимались, подвижные, как мехи гармони.
      - Рыбнадзор обнаружил браконьерскую лодку, а увезти не смог, объяснил Хаджинур. - Слишком тяжела. Поэтому сожгли и составили акт...
      "Умар Кулиев пытался сжечь "козлятник" Касумова, - вспомнил я приговор. - Но его хозяин и находившийся поблизости А. Ветлугин погасили пожар".
      - У Мазута есть связь, - сказал я. - Некто А. Ветлугин. Что-нибудь известно о таком?
      - Сашка Ветлугин? Он же утонул. Мне снова не повезло.
      - Давно?
      - Примерно в то же время, когда сожгли Саттара Аббасова. Второй год уже!
      Когда мы подъехали, лодка догорала. Судя по остаткам костра, в ней было не менее шести метров, моторы были предварительно сняты. Запах бензина свидетельствовал о том, что лодку, прежде чем поджечь, обильно полили горючим. На песке виднелись рифленые следы сапог. Никого из инспекторов рыбнадзора, свершивших акцию, на берегу уже не было.
      Высадив Орезова у дежурной части, я понял, что способен только на одно человеческое чувство - чувство острого голода. Кроме того, мне надо было позвонить домой.
      Я сыграл отбой, забрал документы и ключи от нашей "Нивы" и покатил на морской вокзал. Там, в зале ожидания, были установлены телефонные аппараты междугородной связи. Удивительной формы белые пластмассовые яйца висели на стенах, внутри которых были вмонтированы телефонные аппараты. Над яйцами были надписи: "Баку", "Красноводск", "Ашхабад", "Москва".
      Люди, которые звонили по телефону, были похожи на доисторических животных, которые выползали из этих гигантских яиц и, посмотревши на неуютный и неприятный мир, снова лезли обратно. Они втискивались под овальное пластмассовое прикрытие яйца, крича "алле! алле!", будто пытались докричаться до первородной причины, вытолкнувшей их в неприветливый мир.
      Я дождался своей очереди, опустил монетки, набрал междугородный код и сразу же соединился с женой.
      - Как жизнь, покоритель заморских территорий? - спросила она весело, зло.
      - С утра до вечера страдаю из-за того, что ты грустишь обо мне, ответил я, стараясь поддержать наш обычный шуточно-пикировочный тон.
      - Давай разделим наши занятия, - предложила она деловито, - я буду страдать, а ты пока что обустраивай наши дела, если тебя они еще волнуют...
      - Хорошо, - послушно согласился я. - К тебе никто не заходил из моих бывших коллег?
      - Нет, - удивилась она. - А зачем?
      - Так. Ни за чем. Если зайдут, скажи, что я действительно нашел здесь синекуру, только она какая-то странная... Катаюсь, как сыр в масле...
      Жена помолчала минуту, полагая, что это какой-то шифр, направленный на ущемление ее интересов, и нерешительно сказала:
      - Хорошо, передам. А мне ты ничего не хочешь передать?
      - А что тебе, Леночка, передавать? - сказал я. - Тут жизнь замечательная, но, по-моему, пока что не для тебя.
      - А что?
      - Да... как тебе сказать? Жилья пока нет. Развлечений не существует. В магазинах - "пустыня Калахари". Видимо, придется повременить с обустройством нашего быта.
      - Ладно, ладно! Не жалуйся, - сказала Лена бодрячески.