Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт

      А сейф… мало того, что открыт, но и пуст… Ну, в смысле – то отделение, где документы лежали… Ни лицензий, ни разрешений, ни квитанций об уплате налогов – ни-че-го!!!" – "А что, у адона Иммануэля не было дома копий? В ирие, в налоговом управлении должны быть копии!" – "А дубоны ни о чём слушать не стали! Они тут же сказали: мол, у них имеются сведения, что в этом месте окопался мошенник, владеющий незаконным бизнесом, снимающий помещение, как обычную квартиру – и соответственно оплачивающий съём…" – "Чушь какая-то! А кто были эти… – как ты их назвал? – ду-бо-ны? Он хотя бы попросил их показать значки, чтобы данные записать?" – "Да не было никаких значков! Какие-то грязно-зелёные картонки…
      Они все назвались одним именем – Кошель Шибушич… – это их командир, вся Эрания знает это ничтожество!.. Раньше держал на рынке полулегальный секс-шоп…" – "А теперь командует отрядом охраны законности и порядка?" – саркастически вопросил мистер Неэман. – "Во-во! – кивнул Ирми. – Его Тумбель… то есть… короче, Пительман пригрел… Мы же тебе говорили, что это самый опасный тип в Арцене…
      Бенци давно говорил нам, что этого человека надо более всего опасаться: известный ворюга идей, умеющий ловко их присваивать…" – "Неужели такое возможно? Ведь всегда можно доказать…" – "А на него работает целый штат опытнейших, дипломированных крючкотворов, они наловчились: ввернут какую-нибудь совершенно лишнюю, зато новую деталь – и пожалуйста!.." – "Но ведь руллокаты запатентованы уже в нескольких странах!" – "Но не в Арцене – потому что запатентовать в Арцене можно только через его Управление!" "Ладно, так что конкретно случилось в магазине Иммануэля?" – спросил у Ирми отец, серьёзно поглядев на сына. – "Позавчера днём отряд дубонов пришёл в магазин, где было полно мальчишек с отцами. Никто не заметил, как улицу заполнили полицейские машины. Только многих удивило, что и полицейские, и ворвавшиеся в магазин дубоны в касках. Ещё как-то неприятно подействовало, что на дубонах были блузы какого-то темно-асфальтового, почти чёрного, цвета, а вместо значков зелёные бирки, на которых крупно написано "батальон дубонов N…". Старшой подошёл к прилавку, где толпились мальчишки, шла бойкая торговля. Не только руллокаты, а и коркинеты, и скейтборды, и ролики – у него же разные товары продаются! Иммануэль пытался что-то спросить, объяснить, а они ему: "Предъявите документы о законности вашего бизнеса. У нас есть серьёзные подозрения, что вы пустили в продажу незаконные, кустарные и опасные приборы, так называемые руллокаты!" Тот им: "Кто сказал, что кустарные? Их выпускают в Арцене на фирме в Неве-Меирии…" – "Ага-а! Вот оно! А вам известно, что Неве-Меирия – незаконное поселение?" – "Да что за глупости!" – "Осторожней на поворотах! А то будете привлечены к ответственности за оскорбление при исполнении!" – заявил ему какой-то парень-культурист из этой группы. Короче, принялись шастать по магазину, а старшой – у него бирка по размеру больше, чем у остальных! – сразу же повёл Иммануэля, этак за локоток, прямо к сейфу в его закутке, там как бы кабинет у него! Наверняка, сразу, как вошёл, увидел, что сейф приоткрыт! Он торжественно распахнул дверцу сейфа перед всеми и показал ошеломлённому хозяину магазина пустое отделение сейфа, приговаривая: "Если эта пустота и есть ваши документы, подтверждающие законность бизнеса и продаваемой опасной кустарщины, то…" Словом, очень жёстко, на глазах всей публики взял Иммануэля за локоть и повёл к машине, которая уже стояла при входе. А его дубоны тем временем выносили товар из магазина. Двое из них выносили руллокаты и грузили их на другую машину. Какой-то мальчишка с плачем уцепился за купленный только что руллокат, а его растерянный отец бормотал: "Но мы же оплатили покупку! Вы не имеете права!" – у них вырвали из рук руллокат, парнишке дали по рукам, да так, что руки тут же посинели, а отцу сказали со смехом: "Обращайтесь к хозяину магазина… когда он вернётся из заключения… Мы у вас денег не брали!" Говорят, теперь Иммануэля будут судить!" – "Но за что?" – "За незаконный бизнес и продажу опасной кустарщины!.." – "Но ведь где-то должны же быть копии! Я сам пойду свидетелем в его защиту! Узнай мне, куда обратиться!" – "Мы с Бенци и Максимом постараемся узнать – и скажем тебе. Не исключено, что они решат ограничиться уже нанесённым Иммануэлю ущебром – он же совершенно разорён – и отпустят его, чтобы не поднимать шума. А руллокаты Пительман – уж за это не беспокойся! – приберёт к рукам…" – "Значит, они ко мне так и так обратятся… Спасибо, что предупредили о готовящейся мерзости – я тоже постараюсь подготовиться!" – "Учти, daddy, у них в адвокатах очень хитрая сволочь, некий Дани Кастахич… Он способен из грязи делать миллионы для своих хозяев и доказать происхождение… э-э-э… зайца от шакала…" – "Ну-ну…
      Посмотрим! Ты что же, сынок, думаешь, у твоего старого отца нет адвокатов? Мы тоже не лыком шиты!.." – "Но ты не знаешь всех арценских бюрократических лабиринтов… И Пительмана не знаешь!.. Поговори с Бенци…" – "Ладно, волков бояться – в лес не ходить!"
 

***

 
      Через три месяца мистера Неэмана вынудили свернуть производство руллокатов в неве-меирийском филиале фирмы "Неэмания", и никакие его американские адвокаты не помогли. Заодно ему тонко намекнули, что особое подозрение внушает странное название прибора – руллокат, который является грубым, кустарным подобием проходящего последние испытания, оформление документов патентной защиты и готовящегося к запуску в производство флайерплейта. Никакие доводы о том, что руллокаты уже несколько лет выпускаются на калифорнийской фирме, во внимание не принимались.
      Пообщавшись в таком ключе с приторным тандемом "Тим Пительман – Дани Кастахич", мистер Неэман понял: ещё немного – и получится, что его фирма работает исключительно на юридическую тяжбу с ними. Пришлось целиком переключиться на та-фоны оригинального дизайна… пока и это производство не накрыли…
      Непостижимым образом мимо внимания не только работников магазина, но и самого Иммануэля прошёл факт таинственного исчезновения из сейфа всех документов – и договора на съём помещения, и квитанций об оплате, и лицензии на занятие бизнесом, и накладных на поставку не только руллокатов, но и прочих товаров, продававшихся в магазине. На следствии потрясённый и измученный Иммануэль мямлил что-то нечленораздельное, но ни слова не сказал, что его кабинетный сейф простоял открытым неизвестно, сколько времени, и кто его открыл, неизвестно.
      Появление "воронок" в Меирии Ширли поддалась уговорам отца и появилась-таки дома, но на неделю позже, чем её ждали. Она посидела с родителями на кухне, вежливо кивая и почти не реагируя на их советы и уговоры. А поздно вечером поднялась к себе в комнату и, не зажигая свет, сразу легла спать, собираясь рано утром возвращаться в ульпену. Поэтому она не заметила, какой разгром учинили братья в её комнате. Утром она проснулась очень рано и никак не могла понять, что же в её комнате не так, как всегда.
      Недолго она дивилась этому обстоятельству и забралась под душ.
      Только когда она выдвинула полку, на которой лежал её дискмен и набор дисков, она, с горестным изумлением созерцая разбитый дискмен, поняла, что кто-то в её комнате основательно похозяйничал. Но времени не было, и она задвинула полку, в которой неопрятным ворохом валялись никому не нужные уже покалеченные диски, принявшись одеваться.
      Она ни слова не сказала родителям, молча едва поклевала завтрак, поданный мамой, поблагодарила кивком, молча уселась в машину отца, ехала, в угрюмом молчании глядя в окно, и только попросила высадить её у автобусной остановки. Моти видел, что с дочерью происходит что-то неладное, пытался расспросить дочку, но она отмалчивалась, не глядя на отца, только твердила: "Пожалуйста, высади меня здесь, дальше я сама…" – и вышла из машины, едва кивнув отцу на прощание. Моти с горестным выражением лица проводил её взглядом…
      На Ширли очень тяжело подействовал разгром, учинённый неведомыми злоумышленниками в её комнате, а главное – разбитый дискмен и искалеченные любимые диски. Ведь советовали ей друзья скачать все любимые записи в музыкальный памятный блок та-фона и слушать на наушник, а она… прособиралась…
      Теперь неясно, как всё восстановить. Она так ничего и не сказала об этом родителям, но после этого не только не показывалась дома, но даже сама не звонила ни матери, ни отцу, только односложно отвечала на их тревожные звонки.
      Как-то Рути что-то понадобилось в комнате дочери, она зашла туда – и остолбенела.
      Ей стала ясна причина молчаливой угрюмости дочери. Но неужели она могла хоть на секунду подумать, что такое сделали родители? – с обидой подумала Рути. Вечером, когда пришёл домой Моти, она без слов повела его в комнату дочери и показала, что там творится. Моти остолбенел: "Но кто?.." Рути вспомнила, как несколько недель назад сыновья повели себя с ней необычайно ласково, чего она давно не могла припомнить, а потом очень настойчиво выпроводили из дому. Они предлагали походить по магазинам, посидеть в кафе, наконец-то, посетить аттракцию у Забора.
      Они пообещали ей закончить стирку, которой она уже было начала заниматься. Когда же она, усталая и оглушённая после короткой прогулки вдоль грохочущего Забора, с ощущением лёгкой дурноты, которую она всегда испытывала от соприкосновения с силонокуллом, вернулась домой, стирка пребывала в том же состоянии, в котором она её оставила, разве что первая, достиранная, порция белья благополучно кисла в запертой машине. А сыновей и след простыл… Рути вздохнула, вспомнив, как с таким же вздохом разочарования принялась за работу… И вот теперь Рути тихонько вскрикнула и тут же прикрыла рот рукой. "Что такое, Рут?" – осведомился Моти. – "Они… были дома… одни…" – с побелевшим лицом медленно проговорила Рути. Ей не надо было уточнять, кто такие они – Моти её прекрасно понял.
      "Но комната-то была заперта?.." – "А кто-то туда тем не менее проник…" – тихо переговаривались между собой родители, глядя на разбитый дискмен, на исцарапанные записи, на скомканные, изорванные акварели и пастели, которые совсем недавно были аккуратно и со вкусом развешаны по стенам дочкиной комнаты, на такое же состояние её работ в искорёженных папках.
      Моти тут же связался с дочерью. Он коротко рассказал ей о том, что они с мамой обнаружили, посетовав, что она им не рассказала об этом и заставила мучиться от непонятной сухости и нежелания общаться даже с ними. С болью и неловкостью Моти услышал ответ дочери, произнесённый звенящим от накипающих слёз голосом: "Ну, теперь-то вы видите, что этот дом – уже не моя крепость, что там, где ваши сыновья чувствуют себя хозяевами, мне места нет!.. Поэтому я и не хочу лишний раз дома появляться…"
 

***

 
      Ренана, услышав рассказ Ширли, тут же заявила: "Рисунки, конечно, очень жаль.
      Хорошо, что последние твои работы ты оставляешь в памяти компьютера, и они тут у нас в общежитии…" – "Я их и Яэль посылаю…" – чуть слышно прошелестела Ширли, глядя куда-то вбок. – "Ну, вот… Что до твоих записей, то не волнуйся – у нас всё это есть. Ребята живо всё восстановят в лучшем виде! Загрузим в твой та-фон музыкальный блок – и порядок!.." – "Меня убивает и бесит вандализм моих братишек!
      Что им в моей комнате понадобилось! Я же понимаю, что это они, больше некому! Не папа же с мамой такое учинили!" – "Конечно! – согласилась с нею Ренана, присаживаясь рядом и поглаживая её по плечу. – Чего действительно жалко, так это твоей коллекции рисунков молодых художников, это и вправду утрата… И твои альбомы тоже…" Ренана, по совету Хели и с разрешения отца, уговорила подругу неделю пожить в их пустующем старом доме, чтобы она немного сменила обстановку и пришла в себя после шока. Какая-то немногочисленная мебель там ещё оставалась, да и старенький холодильник работал исправно.
      Этих нескольких дней подругам оказалось достаточно, чтобы понять: близнецы Дорон тоже время от времени посещают пустующую квартиру, где плотно занимаются со своими друзьями какими-то таинственными музыкальными делами. Первая встреча в пустующей квартире вызвала смущённое недоумение с обеих сторон; впрочем, Рувик тут же дал понять, что очень рад сюрпризу. Ренана остудила его энтузиазм и радость, строго, даже чрезмерно сурово спросив, когда они успевают учиться, если то и дело гоняют в Меирию, на что оба, сильно смутившись, ничего не ответили.
      Потом Шмулик попросил сестру ничего не говорить отцу, вскользь пробубнив, что они готовят себя к карьере музыкантов, а не раввинов. Он мужественно выдержал свирепый взгляд сестры, которая в ответ прошипела: "Наш папа тоже не раввин, а программист, но Тору учит каждый день. И Ноам навряд ли готовит себя в раввины, а… Вам бы стоило взять пример с его усердия!" На это близнецы ничего не ответили.
 

***

 
      Итак, девочки сидели в тихом уголке салона, погрузившись в занятия. Из комнаты мальчиков снова доносились сильно приглушенные звуки флейты, которые вскоре сменились тихими звуками гитары, а затем послышался шофар, но более мощный и обладающий более широкими возможностями. Девочки поняли: это звучит таинственный угав. Похоже, Шмулик совершенствует свою технику игры. Спустя час с лишним музыка смолкла, её сменили тихие голоса и шаги уходящих друзей. Раздались тихие задумчивые аккорды гитары, и мягкий юношеский баритон – Ширли поняла, что это был Рувик, – тихо затянул:
      Свернулась радуга спиралью
      И, устремляя свой полёт
      За горизонт,
      Исчезла за белёсой далью…
      А мне оставила осколки
      И путь бесцельный,
      Очень долгий,
      По бесконечности туннеля…
      Там, отражаясь в зеркалах,
      В тумане огоньки чуть тлели…
      И кроме отражений этих,
      Как будто не было на свете
      Надежды, радостей, печали…
      Свернулась радуга спиралью…
      Близнецы перебрались на веранду. Ширли глянула через стекло и улыбнулась, пробормотав: "А он у вас очень тонкий лирик, оказывается…" – "Не надо над ним смеяться! Разве он виноват?.. Ты бы знала, как ему тяжело…" – "Да не смеюсь я над ним! Но он же ещё маленький, всего-то 14 с половиной, или сколько там…" – "Будто не знаешь, что у вас всего год разницы!.. Скоро 15!.. Не шути… – мрачно проговорила Ренана, не глядя на подругу. – Тов, давай-ка закончим с этим… Не люблю быть хуже других, и ты, я знаю, не любишь!" Она вскочила, вышла на веранду, подошла к расположившимся там братьям и что-то им тихо сказала. Рувик нехотя отложил гитару, и вот уже они со Шмуликом сидят, склонившись над толстым томом и оживлённо жестикулируя. Вернулась Ренана: "Ну, усадила мальчишек за занятия. Давай и мы с тобой!.." Но закончить начатое им в этот день так и не пришлось.
      Очень скоро Шмулик почему-то отставил толстый том и снова застыл у широкого окна крытой веранды, глядя на улицу. Даже его поза выражала немалое потрясение. Он воскликнул: "Девчата-а! Посмотрите, что у нас на улице делается! Что это они такое странное монтируют? Рувик, глянь!" Девочки тут же бросились на веранду и уставились в сторону улицы, куда напряжённо и с мрачным любопытством глядели мальчики. На улице прямо напротив дома стояла какая-то машина, которая поднимала и погружала столб прямо в вырытую заранее яму. Немного поодаль какие-то люди из люльки, подвешенной к подъёмному устройству грузовика, вешали на верхушку столба огромные уродливые грозди тускло и недобро посверкивающих металлом воронок, выбивающихся из странной бесформенной коробочки, которую закрепляли на столбе. К коробочке тянулся целый ворох небрежно скрученных проводов. Рувик мрачно обронил:
      "Не очень-то они стараются закрепить покрепче. Ветер посильнее может и уронить всё это сооружение на землю". – "А то и кому на голову!" – возмутилась Ренана.
      Шмулик задумчиво произнёс: "Интересно, что это может быть… Да-а… Хорошо, что мама и малыши уже не тут…" Рувик всё смотрел и смотрел на то, что творится на улице, потом медленно протянул: "Я что-то не врубаюсь, зачем они их тут ставят.
      Теперь по вечерам даже на малые расстояния станет опасно передвигаться: ведь именно к вечеру поднимается сильный ветер, а они их тут крепят на соплях… Да ещё и в темноте!.." Как бы в ответ на его слова подул сильный ветер. Ребята вернулись в салон. За окном быстро темнело, слышен был скрип раскачивающихся от ветра на столбах гроздей воронок. "Ну, вот, уже начинается…"
 

***

 
      Прошёл ещё день, или два. Вечером девочки сидели в салоне. Ширли рисовала очередной комикс, а Ренана занималась какой-то выкройкой. Они не заметили, как в дом вошли близнецы. Ренана подняла голову и спросила: "А в йешиве вы когда-нибудь бываете? Я что-то слишком часто вижу вас в Меирии!.. Ведь одна дорога занимает уйму времени, которое могли бы и на Тору потратить". – "Ты что думаешь! – мы так и делаем… в автобусе! А сейчас у нас тут очень важное дело: собираем группу, хотим назвать её… э-э-э… "Типуль Нимрац"!" – смущённо потупился Шмулик. "Смотрите, вам за это название по мозгам дадут, потом долго извилины собирать придётся!" – погрозила пальцем Ренана. Но Ширли задумчиво протянула: "А что! Придумано неплохо! Мне нравится: как раз в тему! Это вам не дегенеративные "Петек Лаван", или "Шук Пишпишим". Или ещё многозначительней – "Шавшевет"! Это, последнее, что лучше?" – "Нет, я не говорю, что они придумали нехорошо! Ты права – название изящное и в тему!.. Но нам стоило бы быть осторожнее". – "Ага! И не драться с неутомимыми тружениками "Silonocool-News"!" – язвительно заметил Шмулик. "Ладно-ладно, братик, я же просто за вас волнуюсь!" – покраснев, пробормотала Ренана.
      Рувик молча заглянул через плечо Ширли, которая с лёгкой улыбкой на лице трудилась над очередной картинкой своего комикса. Парнишка ни слова не сказал, только загадочно ухмыльнулся. Затем, стараясь не глядеть на Ширли, вдруг резко вскочил, ушёл в свою комнату, откуда раздались аккорды его гитары и приятный голос, мурлычущий что-то неразборчивое. Ясно было, что парень глубоко погрузился в творческий процесс.
      Ренана вздохнула, потянулась и встала: "Пора ужином вас кормить…" – и удалилась на кухню. Спустя полчаса, или чуть больше в салоне появился Рувик с гитарой: "Я тут новую песню написал. Хотите послушать?" – "Ну, давай… пока разогревается… Медленно что-то сегодня… – посетовала Ренана и пояснила: – Мы с Шир из общаги на время сюда плитку притащили".
      Рувик склонился над гитарой, взял несколько аккордов и, глядя куда-то в пространство, вдруг запел на какой-то полузнакомый мотив:
      Ты слышишь? – Звенят Колокольчики радости, Рассыпав по небу искорки радужные!
      Флейты и скрипки смеются, свирели
      Им отзываются звонкими трелями Мелодия струилась спокойным игривым ручейком. Вдруг Рувик, дойдя до этих слов, бросил на девочек многозначительный и суровый взор и энергично ударил по струнам.
      Аккорды грозно загремели, голос, напротив, приобрёл таинственные, вкрадчивые интонации, а левая ладонь принялась отбивать рваный ритм по корпусу гитары:
      "Ну, вот, распищались, – бормочет ФАГОТ, – Вот я вам устрою НАОБОРОТ!" Смотрите – ввинтилась в небо ВОРОНКА Фаготьего хохота грубого громкого, Тотчас затянуло в ВОРОНКУ эту Радугу звонкого яркого света!!!..
      ВОРОНКА – в полнеба, грохот, шипенье…
      Кайфует ФАГОТ – верх наслажденья…
      Горько рыдают в устье ВОРОНКИ
      Флейты, свирели, колокольчики звонкие…
      НО!!! Во власти ФАГОТА – сегодня полнеба!
      А завтра – посмотрим!.. Что бы там ни было, Зловредный ФАГОТ завинтится в ВОРОНКУ…
      А нам – наше небо, яркое, звонкое!!!
      Закончил он песню звонким мажорным аккордом.
      Ширли застыла, переводя взгляд с Рувика и его гитары на свои рисунки. Парень чуть заметно кивнул и подмигнул ей, после чего снова склонился над гитарой, нежно перебирая струны. Шмулик захлопал в ладоши: "Молодец, брат! Я предлагаю ввести сюда мою партию! Можно сначала флейту, а потом, в последней части… да!
      Угав! Лучше всего угав! – он должен быть солирующим! Я уже себе представляю, как это должно звучать… После ужина займёмся! Поедем в йешиву завтра рано утром…" "А что? – с интересом спросила Ширли, стараясь не глядеть на Рувика; голос её чуть-чуть дрожал: – Ты уже освоил угав на уровне, как я понимаю?" – "Ведь Ронен просил его пока не использовать!" – вмешалась Ренана. – "Это вовсе не значит – не тренироваться и не осваивать! Гидон просил не выступать на людях, а тренироваться – это совсем другое дело! Мы им занимаемся всё время, потому что… – он помолчал, потом заговорил, понизив голос: – хотим выставить его на Турнир…
      Поговаривают, что хотят запретить шофары. Ты же знаешь, какая мощная антишофарная пропаганда развернулась в "Silonocool-News"! А насчёт угавов – ни слова!" – "Вот именно – пока что, Шмулон! – веско проговорила Ренана. – Это пока – потому что о них не знают. А если узнают… Ух!" – "Вот это и будет наш сюрприз народу – прямо на Турнире!.." – "Разумеется! Как на том концерте! Вот уж был сюрприз, так сюрприз! – засмеялась Ренана, но тут же посерьёзнела и тихо произнесла: – Но я вам советую это дело засекретить…" – "Ты права, сестрёнка…
      Мы бы без тебя и не догадались", – иронически закивал Шмулик.
      "А вы знаете, какой повод они нашли, чтобы закрыть нашу студию "Тацлилим"? У-у-у, очень интересный! Мол, мы не соответствуем современному культурному уровню… отсутствие космического и всепланетного видения… ни масштаба, ни полёта". – "Это означает: мало силуфокульта…" – угрюмо заметил Рувик, глядя в сторону. – "Действительно: мало! – усмехнулся Шмулик. – Ну, и вот… А мы с ребятами решили выйти на сцену.
      Поэтому работаем всё время, готовим наш… "Типуль нимрац"! Если, конечно, удастся…" – "Нет, какая всё-таки глупость! – сердито воскликнула Ренана. – Какое их дело, сколько у вас силуфокульта! Как могли закрыть частную студию? А кто оказался инициатором?" – "Ты не поверишь, Ренана! Зомбики!.. Мы им мешали!
      Они начали строчить жалобы, доносы, против нас настроили журналюг из "Silonocool-News"…
      Что ещё надо… – откликнулся Шмулик. – Я уж говорил брату, чтобы поменьше реагировал на ошизевших на всю голову зомбиков… Они та-акого от этого "Петека Лавана"… – и парень неразборчиво пробормотал слово, стараясь, чтобы девочки не услышали, – набираются… Эта гребёнка уже их причесала, прочесала, вычесала…
      Да ещё… в депрессию вгоняет такие вот чересчур тонкие и нежные натуры…" – и он слегка хлопнул брата по плечу, но тот сердито стряхнул его руку. Его немного обидела странная реакция Ширли на песню, которая была импровизацией на тему комикса, который она рисовала весь вечер, а сейчас старательно доводила до ума, не поднимая на него глаз. "Я не думаю, что эти сопляки такие влиятельные.
      Наверняка, кто-то сильный стоит за ними, просто мы не знаем", – протянула Ренана и, наконец, догадалась заглянуть в альбом Ширли. Она ахнула: "Рувик, да ведь твоя песня – это её комикс!" Ширли густо покраснела и прикрыла лист руками. "Можно было бы на эту тему сделать отличный мультик: рисунки Ширли, слова и музыка Рувика! – тут же вдохновилась Ренана, склонившись к Ширли, нежно отнимая руки Ширли от листа и с интересом изучая каждую картинку. – Да, конечно, Шмулон, надо его озвучить, тем более у тебя появились идеи по аранжировке. Только надо и вам, и Ширли всё это довести до завершённости!" – "Ты так говоришь, будто мы уже подписали договор о создании мультика…" – мрачно ухмыльнулся Рувик.
      Ренана направилась на кухню, и оттуда уже нёсся её восторженный голос, пока она раскладывала еду по тарелкам и несла в салон, где в несколько неловком молчании сидели, почти не глядя друг на друга, Ширли – по одну сторону стола, и братья – по другую. Наконец, Ширли подняла глаза и улыбнулась, стараясь адресовать улыбку обоим близнецам. Шмулик глянул на брата, потом проговорил: "Я хочу эту песню подготовить к первому появлению перед народом группы "Типуль Нимрац". Думаю, ребятам понравится – и песня, и идея! – и он подмигнул сначала немного приунывшему брату, потом девочкам. – Жаль, что не получится представить вместе с рисунками… Это уж подумаем, как и… где… и когда…"
 

***

 
      В течение ближайших нескольких недель обитатели Меирии почти привыкли к неэстетичному виду вкривь да вкось установленных на каждом углу грубых столбов с ещё более нелепыми и грубыми до безобразия гроздьями воронок. Но к тому, что эти воронки то и дело раскачивались под порывами ветра, который особенно усиливался к вечеру, когда на город опускались сумерки, они привыкнуть не могли, да и не хотели: мало приятного жить под постоянно нависающей угрозой падения на голову тяжёлой, уродливой грозди воронок. Люди начали всерьёз опасаться, что плохо установленные столбы могут не выдержать и упасть под тяжестью уродливых гроздьев.
      Воронки словно угрожали: "Упаду-у-у! Упаду-у-у! Берегите головы-ы-ы!" Власти Эрании многозначительно помалкивали, не отвечая на многочисленные письменные обращения жителей пригородного посёлка, о статусе которого с некоторых пор гуляли противоречивые слухи. Было похоже, что в этой неопределённости статуса посёлка, который власти Эрании вознамерились присоединить к городу и сделать одним из его микрорайонов, они сами были заинтересованы на данном этапе. В дальнейшем оказалось, что инициатива монтирования столбов с воронками на улицах Меирии исходила откуда-то из недр ирии Эрании, но никто не потрудился разъяснить жителям посёлка, кто и ради чего подал такую идею.
      Правда говоря, месяц – слишком маленький срок для решения мелких, частных вопросов. А гроздья воронок между тем продолжали висеть на столбах, раскачиваясь на ветру в зловеще-рваном ритме. Никто из Эрании не приходил – ни для того, чтобы изучить вопрос, ни тем более для того, чтобы убрать с улиц посёлка уродливые столбы с гроздьями воронок, или хотя бы лучше укрепить эти гроздья на столбах.
      Потеряв терпение, рассерженные обитатели Меирии послали в эранийскую ирию своих представителей. Делегация, составленная из уважаемых жителей Меирии, появилась в просторном вестибюле солидной канцелярии. Вежливый чиновник, сидящий в кабинке за запылённым стеклом в вестибюле, выдал им направление к своему шефу в кабинете на 1 этаже. После этого их стали посылать с этажа на этаж, из кабинета в кабинет.
      На принесённом ими письменном обращении вскоре уже места не осталось из-за обилия перенаправлений и визирующих подписей многочисленного малого и большого начальства, хозяев больших и малых кабинетов, этажей, лестниц и тупичков. Надо заметить, что нигде им не говорили "нет", каждый раз им с предельной вежливостью давали понять, что "вопрос, конечно же, весьма важен, но, увы, это выходит за рамки моей непосредственной компетенции. Обратитесь, пожалуйста, э-э-э… к адону Таковски-Сяковскому". Так они поднимались всё выше и выше, то пешком по лестнице, то на лифте… Последний кабинет, куда они были направлены вежливым, симпатичным, молодым, гладко выбритым чиновником (не исключено, вышеупомянутым адоном Таковским-Сяковским), находился на самом последнем этаже. Но к нему уже вёл не лифт и не обычная лестница, а винтовая, которая при приближении к ней почтенных представителей религиозного посёлка Меирия начала раскачиваться в ритме тустепа. На глазах изумлённой делегации эти неторопливые колебания начали плавно переходить в старинный фокстрот, а там и в стремительное буги-вуги, а затем в столь же ностальгически-щемящий старый чарльстон. Естественно, на эту лестницу, ведущую к обшарпаной двери из грубых некрашенных деревяных досок, на которой висел огромный амбарный замок, пожилые люди не стали взбираться и, в конце концов, постояв, покачивая головами, ушли ни с чем. Члены делегации дружно повернулись и пошли в сторону лифта. В тот же момент деревянная дверь отворилась, замок отъехал в сторону, а им вслед с насмешкой уставились в 4 глаза два совсем юных чиновника, облачённых в какие-то странные одеяния густо-болотных оттенков; их причёски напоминали золотое руно породистых барашков, и впечатление дополнял густо наложенный на лица грим. В этих двоих можно было бы узнать… близнецов Блох, чем-то напоминающих уважаемого старого Гедалью. Но почтенная делегация их не видела: лифт очень своевременно гостеприимно распахнул им свои двери, и они, не оглядываясь, скрылись в кабинке, которая неспешно потрусила вниз с дребезжаньем и скрежетом.
      Так и остались гроздья воронок висеть на каждом углу улиц посёлка, и кое-кто из молодёжи уже подумывал, а не выйти ли тёмной ночью, не взобраться ли на столбы, не снять ли эти жуткие и опасные украшения. Близнецы Дорон даже собирались подговорить своих друзей-студийцев осуществить эту идею, но, поразмыслив, поняли, что им, мальчишкам, этого не осилить в принципе, да к тому же им ночи не хватит на все гроздья и на все столбы, которые во множестве были разбросаны по всему посёлку согласно чьему-то неведомому приказу свыше.
      Старшая сестра самым строгим тоном приказала им "выкинуть эту опасную идею из дурных голов, иначе…" – и глаза Ренаны угрожающе засверкали, что делало её лицо похожим на лик разъярённой львицы. Близнецы решили поговорить на эту тему с Ирми и Максимом, которые понимали их гораздо лучше, чем старшие брат и сестра.
      Оба друга обещали подумать, а Максим прибавил, что у него есть кое-какие мыслишки, правда, не до конца сформировавшиеся.
      СЕГОДНЯ. Третий виток
 

1. Знойная ламбада

 
      Турнир на пороге Внутри Забора, охватившего зону таинственных действий окривевшим кольцом, процесс плавно переходил в завершающую стадию. Время заборных аттракций, привлекавших массы народа, постепенно сокращалось, пока не сошло окончательно на нет.
      В один прекрасный день по всему окривевшему кольцу, охватывающему Забор, заклубился густой серебристый туман. Казалось, его можно было не только видеть, но и пощупать. Тогда же из "Silonocool-News" и прочих СМИ заклубился мощный словесный туман, щедро источаемый репортажами Офелии, пестревшими затейливыми терминами (плодами неустанного творчества лучших умов терминологического сектора СТАФИ). Любимица эранийских элитариев, и особенно молодёжи, вдруг совершенно перестала упоминать о Заборе. Зато она ни разу не забыла напомнить простым эранийцам про "агрессивный звуковой наркотик шофар, вредному звучанию которого необходимо в решительной и категорической форме положить конец"… Для закрепления в памяти эранийцев этой основополагающей идеи использовали прогрессивный способ подачи изображений.