Грани - За гранью

      — Хорошо, я спрошу его про прозвище, а что он должен мне ответить?
      — Разве я не рассказывал? — адмирал изумился совершенно натурально. — У него в детстве было прозвище Бинокль: у него очень острое зрение.
      — А если он не ответит? — Элеонора продолжала игру.
      — Тогда — не отдавай ему ничего. На девять дней отдашь все кому-нибудь из родственников и расскажешь про этот разговор, ладно?.. И вообще, пойду я отсыпаться… Что-то слишком много разговоров о моей смерти, я на это не рассчитывал.
      Адмирал улыбнулся, но она видела, что улыбка эта надуманная: глаза Ирмантаса оставались серьезными и печальными.
      — Ирмантас, я еще раз хочу тебе сказать, что, по-моему, тебе нужно обратиться к врачу.
      — Элеонора, я, конечно, не Сэм Клеменс, но слухи о моей смерти, похоже, тоже сильно преувеличены.
      После ухода адмирала Гаяускаса Элеонора Жвингилене позавтракала, выпила кофе, немного посмотрела телевизор. Все это время ее не отпускала мысль, что следует все же вызвать врача. Наконец, она не выдержала и набрала телефон скорой медицинской помощи…
      Попрощавшись с Элеонорой Андрюсовной, адмирал Гаяускас почувствовал странное облегчение. Он сделал все, что мог, остальное предстояло делать другим. Его теперь ждало Высокое Небо, где он сможет, наконец, отдохнуть. Еще немного — и он увидит отца, которого не видел целых семьдесят с лишним лет. Увидит всех Гисборнов, Литвиновых, фон Лорингеров в разные годы несших тяжкое бремя Хранителей. Еще немного… Сейчас ему надо только дойти до квартиры и лечь отдохнуть перед дальней дорогой.
      Вот и дверь. Он не стал запирать ее, чтобы не создавать лишних проблем тем, кто обнаружит его мертвое тело. Элеонора Андрюсовна, прячущая под напускной холодностью и чопорностью свою доброту, конечно, не утерпит и вызовет "Скорую помощь". Она же не знает, что врачи ему уже не помогут, они не в состоянии помочь мертвецу. Но ему их помощь и не нужна, он выполнил свой долг. Единственное, он не сумел передать Балису архив, но охранное заклятье откроет тайник носителю перстня…
      Ирмантас Мартинович прилег на диван. Так было легче, голова перестала кружиться, и сразу захотелось спать. Наверное, это было началом пути туда. Что ж, сон так сон. Если бы еще это был добрый и светлый сон.
      Последний сон, который увидел контр-адмирал Ирмантас Мартинович Гаяускас, был добрым и светлым. Стоял яркий и теплый солнечный день. За бортом баркентины «Альтаир» весело плескалось летнее море. Сидя у брашпиля, старый морской волк Альфред Мартинович Гаяускас (тогда, в марте семнадцатого, выдавая юного Густава фон Лорингера за своего племянника, папин вестовой придумал почему-то ему имя Альфред) покуривал папиросу и степенно беседовал с сидящим рядом мальчишкой. Паренек оказался влюбленным в море и ветер, и появление старой баркентины в гавани для него было светом в окошке. Вот и сейчас, глядя на старого боцмана (в этой, несостоявшейся, жизни он не стал ни адмиралом, ни капитаном, но это его не сильно огорчало) широко раскрытыми зелеными глазами, он чуть дрожащим голосом спросил:
      — Говорят, парусников на свете все меньше и меньше остается. Говорят, их скоро совсем не будет. Правда?
      — Неправда, — убежденно ответил Гаяускас. — Когда появились машины, глупые люди говорили, что на свете не останется лошадей. Разве это так? Паруса будут всегда, пока есть на свете три вещи.
      — Какие?
      — Ты и сам знаешь. Очень просто. Во-первых, море…
      — Во-вторых, ветер! — радостно перебил его мальчик. — А в-третьих?
      Имя мальчишки ему никак не удавалось вспомнить, но это было неважно. Затянувшись, Гаяускас ответил.
      — Люди, Мальчик. Такие, как ты.
      А дальше — только слепящий глаза свет Солнца, отраженный поверхностью моря.

ЭПИЛОГ. ГОРОД, ГДЕ СХОДЯТСЯ ЛЮДИ.

МОСКВА. 13 ЯНВАРЯ 2003 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.

      Это заведение не было ни самым дешевым, ни самым хорошим кафе в округе. Но вот по соотношению «качество-цена» (в народе совершенно неверно называемому "цена-качество") — могло претендовать на лидерство. И еще его плюсом было удобное расположение: всего-то и нужно выйти из метро "Белорусская-радиальная", пройти под мостом, от которого берет начало Ленинградский проспект, еще несколько шагов — и крутая лестница вверх завершается у дверей в кафе-шашлычную «Весна». В теплое время года рядом с кафе принимала гостей вместительная веранда, но сейчас, когда на улицах города лежал толстый слой снега, работали только внутренние помещения — кабинеты и небольшой бар на десяток столиков.
      В баре было тепло и уютно, только вот посетителей явно не хватало. За вторым столиком от дверей обосновались двое мужчин. Один — лысеющий, рыжеватый с тронутыми сединой бакенбардами не спеша потягивал из бокала пиво. Второй был помоложе, худощавый, в фиолетовом шерстяном свитере. Перед ним на столе стоял большой расписной чайник и фигурная стеклянная пиала: в «Весне» для чая вместо банальных чашек использовались именно такие пиалы. Молодые люди негромко беседовали, лишь изредка до стоявшей за стойкой официантки долетали обрывки фраз:
      — И посчитать градиент…
      — Синхронизация по порождающей Грани…
      — Сам смотри, направление вектора Мебиуса при этом будет…
      — Ерстка, а если теперь посчитать эффект Тарканова-Федорова…
      — Говорят, Мохов еще пятнадцать лет назад…
      — Ой, да что теперь только не говорят про Мохова…
      Очевидно, мужчины относились к тому племени инженеров-трудоголиков, для которых понедельник начинается в субботу, а заканчивается не раньше полуночи.
      Кроме них, в баре еще только один посетитель — за столиком у дальней стенки лысый усатый мужчина лет сорока медленно пил кофе, то и дело поглядывая на двери. Похоже, он кому-то назначил здесь встречу.
      И действительно, через пару минут в бар заглянули двое мужчин, которые тут же уверенной походкой направились к лысому. Первый был постарше, сильно за сорок, с густой коротко стриженой шевелюрой, когда-то черной как смоль, теперь уже более чем наполовину поседевшей. Второму на вид еще не было и тридцати, высокий, русоволосый. При виде их ожидающий радостно поднялся навстречу.
      — Ну, наконец-то, я уж заждался…
      — Здорово, Серёга…
      Лысый и седой обнялись.
      — Знакомься, это Толя Бреднев.
      — Сергей Клоков.
      Лысый обменялся с молодым крепким рукопожатием.
      — Ну, садимся.
      — Ирина! — позвал официантку лысый.
      — Да, что вы хотите заказать? — от стойки до столика всего-то четыре шага.
      — Значит, давайте нам водки бутылку.
      — Бутылку или в графине? — уточнила официантка.
      — Нет, бутылку. «Гжелку»… Так, три порции шашлыка. Что еще?
      — Салат надо какой-нибудь, — предложил от вешалки избавляющийся от пальто седой.
      — Точно, — поддержал его лысый, — три салата еще.
      — Какого?
      — Так, — лысый перелистнул страницы меню, — давайте-ка "Столичный".
      — Хлеб, соус нужны?
      — Конечно, что же за шашлык без соуса…
      — Еще что-нибудь?
      — Пока что все…
      Ирина кивнула и отправилась к выходу из зальчика, передать заказ поварам: прямого прохода в это помещение из кухни не имелось. Проходя мимо инженеров, немного притормозила, готовая и у них принять дополнительный заказ, но его не последовало.
      — Значит, такое дело, Сергей: Толя службу начинал у Балиса в роте…
      Лысый посмотрел на молодого с явным удивлением.
      — У Балиса в роте?
      Тот кивнул.
      — Девяносто первый год, весенний призыв. После карантина направили в роту капитана Гаяускаса. Только, он не долго после этого нами командовал: в сентябре девяносто первого его ведь уволили.
      — Но фундамент Тольке заложить он успел, — подхватил седой.
      — Ага, — снова кивнул Анатолий. — В общем-то, я военным стал под его влиянием. Думал после Армии обратно на завод возвращаться. Пока служил — завод-то почти встал. Сокращения сумасшедшие, кому я там нужен. А наш Кстово — городишко маленький, кроме как на НОРСИ и податься некуда. Ну там, молокозавод, автомастерские… Так не резиновые же… Короче, решил: буду служить…
      — И правильно решил, — усмехнулся седой, — таких бы офицеров нам побольше, да дерьма бы всякого поменьше…
      — Так не бывает, — как-то устало возразил лысый, — в любом большом деле сразу черви заведутся: есть, чем поживиться…
      Вернулась передавшая заказ на кухню Ирина. Она, было, хотела вернуться к стойке, продолжить разговор с подругой-барменшей, но ее планы нарушил один из инженеров.
      — Принесите мне еще кружку пива.
      — Снова "Сибирская корона"?
      — Да, пожалуйста.
      А трое офицеров за дальним столиком продолжали свой тихий разговор.
      — …ну а после штурма, естественно, дали выходной, ребята вечеринку небольшую устроили. Ну и стали пить за первого командира, это же все равно, что первый учитель.
      — Вот тут товарищ генерал на меня особое внимание и обратил, — улыбнулся Анатолий.
      — Еще бы не обратить, — усмехнулся седой. — Знаешь ли, то, что мы тогда пережили в Вильнюсе, не забывается. Так же, как теперь все, кто брал «Норд-Ост» — не забудут.
      — Да вообще ни один бой, наверное, не забудешь, — предположил Клоков.
      Собеседники согласно кивнули, подтверждая правоту Сергея.
      Ирина между тем принесла на столик приборы, плетеную хлебницу с кусочками нарезанной буханки, а во второй заход — бутылку с бело-голубой этикеткой и три маленьких рюмочки — под водку.
      — Так, Валерий, разливай по первой.
      — Ждать салат не будем?
      — Чего тут ждать…
      — Тоже верно…
      Седой аккуратно разлил прозрачную жидкость по рюмочкам.
      — Ну, товарищи офицеры, давайте вспомним… Друга, боевого товарища, командира… В общем, за Балиса — не чокаясь…
      Несколько мгновений все помолчали.
      — А Вы его с детства знали? — поинтересовался Анатолий у Клокова.
      — С первого класса вместе учились, — ответил Сергей. — У меня отец как в сорок седьмом в Вильнюс приехал, так там и остался. Я себя в детстве коренным вильнюсцем считал. А Бинокля как раз — нет, да он и сам Питер не меньше Вильнюса любил. Каждое лето в сентябре обязательно рассказывал, как он там, у деда, отдыхал. Ирмантас Мартинович в Вильнюс переехал только в семьдесят шестом, у него как раз юбилей был. А Балис в тот год еще в Севастополь ездил, все уши потом про ту поездку прожужжал.
      Клоков улыбнулся, вспоминая детство.
      — Да, классная была у нас компания… А теперь как разметало…
      — А кстати, кто теперь где? — поинтересовался седой.
      — Кто где, — снова улыбнулся Клоков. — Гурский еще в девяностом на историческую родину рванул, в Холоне сейчас живет, программист. Мишка Царев — в Киеве, в биохимики переквалифицировался, длину ДНК меряет. Макс Клюгер — в Ростове, ездил к нему в прошлом году, пока здоровье позволяет — летает. Обратно он меня в Москву вез. Звучит: "Командир корабля пилот первого класса Максим Адольфович Клюгер и экипаж приветствуют вас на борту нашего самолета".
      Представив себе такое объявление по воздушному лайнеру, Валерий и Анатолий расхохотались, а Клоков продолжал:
      — Дэйвид Прейкшайтис стал врачом, иногда пишет мне из Каунаса, Иво Рооба в Таллин перебрался, он же эстонец. Стал менеджером по продажам компьютеров, в Москву пару лет назад приезжал на выставку, встречались. Ну и Шурка Царьков теперь где-то в Сибири, футболистов тренирует.
      Воспоминания были прерваны появлением Ирины, подавшей салат.
      — Хорошая компания, — вернулся к разговору седой, когда официантка отошла. — У вас в классе что, одни мальчишки, что ли были?
      — Да нет, девчонки, конечно тоже. Только сначала нам было не до них, а потом им уже не до нас. Про девчонок мне легче рассказать про выпуск через год после нас. Правда, их разметало посильнее… Нора Тракине аж в Веллингтоне теперь живет и зовется Норой Пламмер.
      — Эх ты, — не удержался Валерий. — Это где ж ее с мужем жизнь свела?
      — В Вильнюсе, в Вильнюсе… На какой-то сельскохозяйственной презентации.
      — Вот ведь поворот, — покачал головой Анатолий. — Сходила на презентацию — и вперед, на другой конец земного шара.
      — Мир тесен, — наставительно произнес седой. — Ладно, давайте-ка по второй. За Маргариту. Я ее, правда, не знал, Толя тоже. Но любили они друг друга — это точно. Дай Бог всем супругам такой любви.
      И снова не чокаясь, молча выпили. Слышно было, как рассчитывались покидающие кафе инженеры.
      — Давайте-ка с закуской, — предложил генерал, пододвигая к себе салатницу, — это в двадцать-тридцать можно хоть литр без закуски усосать. А мне уже…
      — Ладно, не надо прибедняться, — несколько недовольно пробурчал Клоков, так же приступая к салату. — Если надо, то, наверное, и сейчас литр тебя с ног не свалит.
      Анатолий спешно нагнулся, чтобы начальник не заметил его улыбку.
      — Именно, что "если надо", — наставительно заметил седой. — А сюда мы пришли все же Балиса вспомнить, а не нажраться. Хотя, иногда как вспомню те дни, и хочется надраться по черному.
      — Из-за Балиса?
      — Не только… И из-за Виктора тоже… Наивные мы тогда были, верили…
      — А сейчас не веришь? — поинтересовался Сергей.
      — А сейчас — как у Высоцкого:
 
"Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела…".
 
      Такие вот дела… А тогда доверчивые были слишком… Вот и получилось, что кто-то руки друга не дождался. Не потому, что боялись, не потому, что друзьями плохими были… Потому что верили, что за нас это сделают другие, кому положено… А сейчас я вот их, — генерал кивнул на Бреднева, — другому учу.
      — Своих прикрываем сами. До конца операции, — откликнулся тот.
      — Верно. Не уйди бы я тогда от телецентра — хрен бы Виктора кому-то оставили. И Балиса бы с семьей сами вывезли.
      — Ты же рассказывал, что ему предлагали…
      — Предлагали… Толку-то… Не предлагать, делать было надо… Никто ведь и подумать не мог, что так все обернется. Как же эти сволочи быстро до него добрались…
      — Самое странное, — задумчиво заметил Клоков, — до сих пор никто не знает, кто это делал. Рома, сестра Балисова…
      — Рома? — удивился Бреднев.
      — Обычное литовское имя, ее так в честь бабушки назвали, — пояснил Сергей. — Так вот, она замужем за каким-то большим человеком в их армии, короче, выясняли там втихаря, что и как. Получается — все не при чем, никто ничего о Балисе вообще не знал.
      — Все не причем, а автокатастрофу все же кто-то устроил. Или ты веришь в несчастный случай?
      — Не верю. Но и того, что произошло, объяснить никак не могу.
      — Да и я не могу, — устало кивнул седой. — Мерзкое было время. Знаешь, иногда даже хочется рукой махнуть, гори оно все синим пламенем, не будем старого вспоминать, лишь бы нового не наворочали. Столько грязи было — молодежи и не представить себе.
      — Я, между прочим, неплохо все помню, — обидчиво произнес Анатолий.
      — Тоже мне, молодежь нашлась тридцатилетняя, — махнул рукой седой. — Я не про тебя, я про тех, кому сейчас по двадцать, кто те годы детьми были. Или вон про Сережкиных детей. Как твои, кстати?
      — Да нормально. Не без глупостей, конечно, особенно старший, ну так у него, как раньше модно было говорить "переходный возраст".
      — Ага, — генерал словно что-то подсчитал в уме, — Димке же твоему четырнадцать, правильно?
      — Правильно.
      — А двойняшки твои родились в девяносто третьем, значит, им в этом году будет десять.
      — Двадцать шестого апреля, — улыбнулся Сергей.
      И снова к столу подошла официантка, на подносе у нее были тарелки с шашлыком и соусницы.
      — Еще что-нибудь хотите заказать? — спросила она, мило улыбаясь.
      — Нет, спасибо. В другой раз, когда времени у нас будет побольше, — пообещал седой.
      — Семь вечера, куда торопиться-то? — взглянув на часы, поинтересовался Клоков.
      — Эх, Сергей, забыл ты уже, что значит служба, — печально вздохнул генерал.
      — Забыл, — согласился Сергей. — Сколько уж лет прошло, как из Армии выперли, пора бы уж и забыть.
      — Ага, выпрешь такого, — усмехнулся собеседник. — Вот, Анатолий, настоящий офицер, вот с кого пример брать нужно. Его, понимаешь, в дверь, а он — в окно. Из Армии уволили — он теперь в кадетском корпусе работает.
      — Ага, ты лучше парню расскажи, как я три года квартиры всяким там ремонтировал, да по ночам бомбил. Особенно, на твоем джипе. Вот смеху было.
      — Это серьезно? — недоуменно посмотрел на седого Анатолий.
      — Было такое, — кивнул тот. — Когда его «Москвичок» в ремонте был, давал я ему джип свой. Надо же товарища выручать.
      — Да уж, поработал я тогда на славу, — откинулся на спинку стула Клоков. Помню, как-то ночью подобрал двоих у ВДНХ. Поддатые слегка. Думал — клиентура из «Космоса». А оказалось мужики — болельщики футбольные, из Ярославля вернулись. За командой, понимаешь, ездили. И не пацаны зелёные, как по телевизору показывают, а солидные люди. Один — финдиректор, второй — тоже бухгалтер. Всю дорогу мне про своё великое «Динамо» рассказывали.
      — Надоели? — сочувственно спросил седой.
      — Почему — надоели? Нормальные ребята, как говорится, дай им бог. Только обидно было: они вот могут среди недели в Ярославль на день сорваться, а я — нет. А чем я хуже? Что, голова не варит или руки не под то заточены? Я ведь не из тех, кто гвоздя в стенку вбить не может. А получается, что не нужны мои способности никому были… Вот что обидно-то…
      На минуту за столом воцарилось неловкое молчание.
      — Ладно, — решительно произнёс седой. — Было, да прошло. Теперь-то ты человек нужный и поездку в Ярославль зарабатываешь, верно?
      — И не только в Ярославль, — усмехнулся Клоков.
      — А раз так, то давай еще раз вспомним Балиса… За то, что человек долгу своему верен был до конца.
      И снова — не чокаясь, до дна…
      — Нет, все-таки, насколько несправедливо, — прервал молчание седой. — Столько лет прошло — себя ругаю, что тогда их не уберег… В газетах пишут, мол, привыкли чужими жизнями жертвовать… Идиоты… Знали бы они, каково смерть своих подчиненных переживать…
      — Да не читай ты газет, — посоветовал Клоков. — Или относись ко всему спокойнее. Пора бы научиться отличать третью страницу «СПИД-инфо» от передовицы "Правды".
      — Да я-то отличать давно научился… А люди вокруг…
      — А что люди? Нам с тобой до сих пор многое непонятно, а уж им-то как во всем разобраться?
      — И что же делать?
      — Сам говорил: жить. Жить и делать свое дело… На совесть. А время все расставит по своим местам.
      — И ты веришь, что расставит?
      — А то ты не веришь? Конечно, расставит. Вот смотри, тогда, в девяносто втором Балису пришлось уезжать из России, чтобы не арестовали, как преступника. А доживи он до наших дней? Да ему бы только спасибо сказали, за то, что он таких вот ребят для страны подготовил, — Клоков кивнул на Бреднева. — Да еще, может, и в Армию бы предложили вернуться бы. Мне вот уже предлагают.
      — Серьезно? Ну а ты?
      — Думаю… Прикипел я уже за эти годы к пацанам-то, бросать их не хочется. Сам говоришь, первый командир — как первый учитель. А учителю своих учеников бросать как-то не пристало.
      — Тоже верно… Ладно, надо все же как-то более обстоятельно встретиться и вспомнить Балиса. А то все так на ходу. Бежать нам с Толей уже пора.
      — Так приезжай в гости, мы с Раей всегда тебе рады. А уж про ребят и говорить нечего. И Димка, и Балька с Риткой.
      — Это Вы своих назвали… в честь них?
      — Ну да, — кивнул Клоков. — Когда в девяносто третьем родились двойняшки, да еще и мальчишка с девчонкой, я подумал — это уж сам Бог велел. Так вот и назвал. Рая согласилась, она же их тоже знала. Не так, чтобы хорошо, но на свадьбе у нас они гуляли, да и потом мы встречались нередко. Последний раз — в восемьдесят девятом мы в Крым отдыхать ездили. Ну, уж как тут было в Севастополь не заскочить…
      — Да… Ладно, Сергей, разливай остаток. Давай, чтобы помнили мы и никогда не забывали. Тех, кто не дожил… Москва-Таганрог-Н.Новгород — Радужный-Киев-Москва.
 
        2001—2003.

КОМЕНТАРИИ.

К ГЛАВЕ 1.

       — Сразу после седьмого, — рассмеялась Рита.
       — А может, перед девятым? — Балис ласково обнял супругу за плечи— Супруги обыгрывают популярный в те годы юмористический монолог в исполнении Михаила Задорного о двух девятых вагонах в одном поезде.
       Вынув из пистолета обойму, Балис убедился в наличии патронов. — Конструкция пистолета Макарова такова, что используются не обоймы, а магазины. Однако, многие офицеры, постоянно использующие оружие, называют эти магазины обоймами.

К ГЛАВЕ 2.

       28 сентября 1066 года войско Вильгельма Завоевателя высадилось на побережье Англии в Сассексе.
       Из обители Святого Ива при ордене Бенедиктинцев— церковь сохранилась в Риме до сих пор на Корсо дел Ринашименто, но архивов в ней давно нет.
       Разве не клялся Гарольд на Святых Мощах, что будет верным вассалом нашего герцога? — Современные историки уверены, что клялся.
       Цитамины— препараты используемые для повышения имунных способностей организма, нормализации работы внутренних органов и снятия усталости. Цитаминная программа была начата в Военно-Медицинской Академии в середине 70-х годов.
       Мартевосяненко— Так называли в конце 80-х — начале 90-х народного депутата СССР полковника Мартевосяна, стоящего на позициях Межрегиональной депутатской группы (МДГ).
       Тогда вспомни, Кейстута и Виттовта. Оба ведь добра Литве хотели. Только по-разному это добро видели. — Политика Кейстута заключалась в последовательном отстаивании независимости Литвы как от православной Византии, так и от католической Польши. Виттовт, подписав польско-литовскую унию фактически подчинил Литву Польше.

К ГЛАВЕ 3.

       Сеансам Кашпировского и Чумака— В конце 80-х — начале 90-х психотерапевт Кашпировский и «целитель» Чумак проводили сеансы оздоровления по телевизору на всю стану.
       Чугайстр— мифологическое существо из карпатской мифологии
       Времена Президента Сметоны— т. е. конец 30-х годов ХХ века.
       Атмода— в 1991 году — печатный орган Латвийского Народного Фронта.
       Куранты— в 1991 году — радикальная демократическая газета, учрежденная Моссоветом.
       Крещение Бретани— Классическая церковная история считает крестителями Бретани семерых Святых: Брие, Корентина, Пола Аурелиена, Самсона, Мало, Тугдуаля и Патерна. Начало их деятельности датируется концом V века. Деятельность же Святого Патрика традиционно относится к первой половине пятого столетия.
       Интерфронт— в конце 80-х — начале 90-х общественно-политическая организация в Литве, выступающая за пребывание республики в составе СССР.
       Хранитель Гроба Господня (таков был официальный титул государя Годфруа)— исторический факт. Первым Иерусалимским королем стал приемник Годфруа — Балдуин.
       Я слышал, что среди рыцарей ходит легенда, о которой не поют— Легенда о том, что Годфруа — потомок Лоэнгрина действительно существовала среди крестоносцев.
       Когда мы взяли Иерусалим, мы, воины Христовы, бросились сгонять евреев в синагогу, а потом там их сожгли… — исторический факт.
       Когда вас хотели сделать Иерусалимским королем, Вы ответили, что не можете носить золотой венец там, где наш Господь носил терновый. — предание.
       Когда он показал ей в телескоп Венеру, она спросила его, почему в трубке серп Венеры развернут в другую сторону. — предание.

К ГЛАВЕ 4.

       БПЛА— беспилотный летательный аппарат.
       Это брат генерала. — Гуляет версия Козловский и Шкуро действительно родные братья.
       Про сэра Лоншана в Шропшире ходило множество слухов, но слухи эти были не из тех, которые следовало учтивому оруженосцу сообщать благородному рыцарю. — По большей части бароны обвиняли сэра Уильяма Лоншана в воровстве и педофилии.
       Сэр Вильгельм, владетель замка Улера, назначен королем Ричардом одним из командующих над его флотом— исторический факт.
       Было пока он не стал епископом Илирийским— то есть до 1189 года.
       Когда славный граф Пембуркский стал скликать рыцарей, чтобы во исполнение воли короля Генриха вернуть на престол законного владетеля Лейнстера — Дермота М'Моро— эти события относятся к 1172 году. Следует отметить, что с точки зрения ирландцев события выглядели по-другому: справедливо наказанный Родериком Дермот явился утверждать свои амбиции оружием иностранных наемников.
       Свободные науки— то, что в Англии в те годы считалось прилично изучать свободным людям: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка.
       Он погиб четвертого октября, во время вылазки мессенцев— того же 1190 года.

К ГЛАВЕ 5.

       Людей Книги (арабск. ахл ал-китаб)— то есть христиан и иудеев, у которых общие с мусульманами некоторые священные книги.
       Он погиб под стенами Нортхемптона, когда армия "маршала Бога и Святой Церкви", сэра Роберта Фитцуолтера вырывала из Иоанна Безземельного Великую Хартию Вольностей. — Эти события относятся к 1215 году.
       …черных и белых уграх… — черными уграми называли венгров, а белыми — хазар.

К ГЛАВЕ 6.

       Чеканом помахать— в данном случае чекан — это боевой молот.
       Недавно отстроенной князем церкви Святого Федора Стратилата— церковь эта была освещена в 1272 году.
       Пробившая грудь при Ракоборе— в 1268 году при городе Ракобор произошла битва между псковичами и объединенным войском Ливонского ордена и датчан.
       Люди Тренёты— в 1263 году Тренёта убил верховного литовского князя Миндовга, его сыновей Руклиса и Рупейкиса и сам стал верховным князем Литвы.
       Длинный патрон— имеется ввиду патрон 7.62х54R, в 90-х годах использовался для стрельбы из СВД (снайперской винтовки Драгунова) и РПК (ручного пулемета Калашникова).

К ГЛАВЕ 7.

       Служебный брат— Рыцари Ордена назывались полными братьями и не могли вступать в брак. Так называемые служебные братья не были полноправными членами Ордена, не могли занимать руководящих должностей и не давали обета безбрачия.
       Бахтерец (или бехтерец)— Этот вид доспеха появился на Руси в начале XIV века, для крестоносцев он был совершенно не характерен.

К ГЛАВЕ 8.

       Можно поддерживать работу органов, но человек — мертв, личность необратимо распалась. — В некоторых странах при смерти мозга смерть не фиксируется, однако случаев возвращения к жизни пациентов с такой патологией не зафиксированно.

К ГЛАВЕ 9.

       Нуль-транспортировка— мгновенное перемещение из одной точки пространства в другую, описывается во многих научно-фантастических произведениях.
       Супротив самого Михайлы Борисовича Шеина свидетельствовал— воевода М.Б.Шеин командовал царским войском в неудачном походе на Смоленск в 1632 году. После заключения мира с Польшей был обвинен в провале похода, осужден, приговорен к смертной казни и казнен 27.04.1634. время графа Мидлсекса — граф Миделсекс был министром финансов при короле Англии Якове Первом. В 1624 году был привлечен к судебной ответственности за злоупотребления при торговле патентами.
       Ну а Гарри всё же первый иноземный инженер, приглашенный в Россию для поиска руд и драгоценных камней. — Исторический факт. Патент Гарри Бульмерру был выдан в 1626 году.

К ГЛАВЕ 10.

       На консигнацию— то есть деньги передаются посредником продавцу после реализации товара.

К ГЛАВЕ 11.

       Это не та дрянь, которую сейчас по телевизору пьют за дружбу и любовь в дружеских беседах. — Щеряга имеет ввиду рекламу турецкого чая, в то время часто показывавшую по телевизору.
       "Кипарисы"— пистолеты-пулеметы, появившиеся в начале 90-х годов.
       Вы имеете в виду надпись около трупа Кэтрин Эдоус? — Рядом с телом Кэтрин Эдоус была надпись мелом: "Евреи — не те люди, которых можно обвинять ни за что", стертая лично шефом Скотланд-Ярда сэром Чарлзом Уорреном.
       Я говорю про версию «Кроникл», что Потрошитель — это русский врач Михаил Острог, якобы являющийся тайным агентом и, по заданию российского министерства внутренних дел, возбуждающий таким способом ненависть англичан к евреям. — Такая версия действительно выдвигалась английскими газетами.

К ГЛАВЕ 12.

       …еще три дня назад командующий посылал депешу адмиралу Русину, что на Балтике все спокойно… — Имеется в виду следующая телеграмма, отправленная командующим Балтийским флотом адмиралом Непениным адмиралу Русину в 12 часов 28.02.1917: "Мною объявлены Свеаборг, Моонзундская и Абоская позиции на осадном положении. В подчиненных мне частях все в полном порядке".
       Не будет вторым Эбергардом — и то хорошо. — Адмирал Эбергард в начале Первой Мировой войны командовал Черноморским Флотом, показал себя нерешительным и слабым командиром.

К ГЛАВЕ 14.

       Тинтагиль— Кельтское название этого замка было Дин Дагелл, а римское — Дурокорновиум. Находился где-то на востоке современного Корнуолла или в Сассексе.
       Мы возвращаемся в Камелот, а оттуда — в Намнетский Порт— Замок Камелот, расположенный в окрестностях нынешнего Нанта, стал резиденцией правителей Логры после того как Гай Юлий Цезарь завоевал Галлию и вытеснил дэргов на Бретонский полуостров.