Оазис грез

      – Ну, вы, несомненно, в надежных руках, – заметил Майкл с тенью улыбки на лице. – Думаю, что сейчас сделать это будет очень трудно, но попробуйте немного отдохнуть. Обещаете? – Она почувствовала прикосновение его губ к своему лбу. – Я буду среди спасателей. Как только они что-то обнаружат…
      В доме она окунулась в жуткую тишину. Горе Балтазара отразилось на его лице. Он схватил руку Кати обеими руками и поднес ее к губам. За его спиной стояла Мария, ее глаза покраснели от слез.
      – Скоро приедет доктор, – сообщил Балтазар. Катя сообразила, что он имеет в виду ее, и запротестовала.
      – Поверьте мне, вы почувствуете себя лучше, когда он приедет и будет здесь, – убеждал ее Балтазар. Жестом он показал на окно. – Это лишь начало. Вам надо хорошенько отдохнуть, чтобы выдержать испытания предстоящих дней.
      Слова Балтазара возвратили Катю к холодным дням и ночам в доме ее отца на Парк-авеню, к бессонным ночам, когда она крутилась, и вертелась, и вскакивала, обливаясь холодным потом. Теперь она находилась за тысячи миль от дома, неуверенная в том, что ей надо делать или каких поступков люди ждут от нее. Хотя бы из-за одного этого ей надо собраться с силами. Чтобы перенести горе. Она ничего не могла придумать такого, что помогло бы это сделать.
 
      Катя стояла под душем до тех пор, пока не забеспокоилась Мария, не постучала и не заглянула в ванную. Приезжал и уехал доктор, находившийся в таком же шоке, как и все остальные, оставил невнятно произнесенные рекомендации и заверения, а также запас снотворного. Катя сидела, поджав под себя ноги на тахте в своей комнате, сжимая пальцами флакон из пластика, глядя невидящими глазами на то, как он ломается.
      Включенный телевизор говорил с достаточной громкостью на французском языке, Катя слышала печальный голос диктора. Поисковая группа нашла на холме пачку денег и связку ключей, которые однозначно были опознаны как принадлежащие Арманду Фремонту. А также с кустарника были сняты клочки одежды. Ясно, что он скатился с холма до самой воды. Но ни с вертолета, ни с лодок не удалось ничего заметить. Водолазы обследовали дно у самого берега, но сообщить им было не о чем. По сообщениям морских синоптиков, прошлой ночью волнение и прибой были особенно сильными. С учетом того, что Арманд Фремонт был ранен, свалился с такой большой высоты, шансов на то, что он спасся, попав в течение, практически не оставалось.
      «Он погиб, – тупо подумала Катя. – Я это знаю».
      И тогда, впервые после того, как обрушилась эта беда, она по-настоящему разрыдалась.
 
      На третий день после покушения комиссар порта и министр юстиции прибыли на виллу и сообщили Кате, что поисковые работы прекращены.
      – Мы обыскали все, мадемуазель Мейзер, – объяснил извиняющимся тоном комиссар. – Мы даже по картам осмотрели течения вдоль всего побережья, до самых гротов. Нигде нет никаких следов месье Фремонта. Мы только можем предположить, что его труп унесло в открытое море.
      Некоторое время Катя хранила молчание, потом поднялась и произнесла:
      – Благодарю вас за ваше участие. Вы понимаете, что мне хотелось бы побыть одной.
      Она вышла в сад и не знала, сколько времени просидела там, когда пришла Джасмин.
      – Я не была уверена, что вы хотите общения, – извинилась она. – Скажите, что это так, и я уйду.
      Катя заговорила с ней, как будто и не слышала, что та сказала:
      – Мне не верится, что его нет в живых. Несмотря на это, я предчувствовала, что они мне сообщат о его гибели.
      – Катя, я могу представить себе удар, который вы перенесли.
      – Джасмин, я хотела бы узнать, кто их убил! – резко вырвалось у Кати. – И почему!
      – Я тоже этого хочу! – с чувством отозвалась Джасмин. – Этого же желают Пьер, и Луис, и весь Бейрут! Вы не можете представить себе, какие по стране поползли слухи. Некоторые винят палестинских либералов, другие думают, что это сделал религиозный фанатик, а третьи намекают на черные заговоры.
      – А что думаете вы?
      Джасмин ввернула сигарету в желтовато-зеленый мундштук, кольца на ее пальцах засверкали.
      – Арманд был могущественным человеком, гораздо более влиятельным, чем вы себе это представляете. И я не имею в виду только деньги или собственность, но также знание секретов. Тайн в отношении еще более могущественных людей, чем он сам. Промышленники, финансисты, политики – все они посещали казино, чтобы поиграть, но и поговорить, поторговаться, заключить сделки. Арманд относился к числу честных брокеров, превратил казино в нейтральную территорию. Но вы, наверное, знаете о судьбе гонца, который принес плохие вести? Так вот, думаю, что такая же участь постигла и этого брокера. Соглашение было нарушено, обещание не выполнено, надо было найти козла отпущения. А разве не лучше других подходит для такой роли человек, который и способствовал в самом начале заключению такой сделки?
      – Вы хотите сказать, правду мы никогда не узнаем? – прямолинейно спросила Катя.
      Джасмин притронулась рукой к локтю Кати:
      – Правда – трудноуловимое понятие даже в лучшие времена. Но какой бы она ни была в данном случае, она умерла вместе с Армандом. Он не был сентиментальным человеком. Не вел ни Записей, ни дневников. Вы знаете, как делаются дела на Ближнем Востоке – простым рукопожатием, а подробности хранятся здесь. – Джасмин постучала по лбу. – Только глупцы доверяют тайны бумаге.
      – Я никогда не примирюсь с тем, что мы не сможем добраться до истины.
      – Я не позволю вам так терзать себя, – твердо заявила Джасмин. – То, что произошло, не имеет к вам никакого отношения. – Она помолчала. – Не хочу выглядеть жестокой, но вспомните, что произошло после убийства вашего президента Кеннеди. Комиссии по расследованию, теории заговоров, вся нация держалась в напряжении, но все это нисколько не приблизило вас к правде. Поэтому запомните, что, когда пройдут похороны, мы скажем свое последнее «прости».
      – Похороны… – пробормотала Катя. – Я даже не думала…
      – Устройством похорон занимаюсь я, – прервала Джасмин. – Если вы хотите принять участие в этих приготовлениях, то, возможно, напишете небольшое прощальное слово…
      – Спасибо, я сделаю это с удовольствием. Джасмин обняла ее:
      – Я заеду к. вам, когда смогу. Если вам что-нибудь понадобится или вы захотите с кем-то поговорить, позвоните мне.
      Катя кивнула и обещала сделать это. Но, проводив Джасмин до дверей, она ни о чем другом не смогла думать, как о ее словах в отношении президента Кеннеди. Хорошо это или плохо, но люди так и не прекратили задавать об этом вопросы. Поиски истины продолжаются, потому что убитый президент заслужил этого. Заслужил этого и Арманд.
      Его пальцы тянулись вверх, шаря по гладкой поверхности камня, стараясь найти малейшую расщелину, чтобы зацепиться. Они нащупали трещинку толщиной с бечевку и впились в нее. Арманд подождал, пока накатится очередная волна, использовал инерцию движения воды и вложил всю свою силу в пальцы. Он почувствовал, как его приподняло, и стал ждать того мучительного момента, когда вода откатится назад. Он уже сделал не меньше ста таких попыток, но не смог удержаться и его отбрасывало в озерцо, образовавшееся в гроте. Нестерпимо болела рана. Потрясение от полученной раны, холодная вода, истощавшая драгоценные силы, – все сговорились против него. Он знал, что у него остается немного шансов. Если ему не удастся удержаться, уцепившись за камень, то прибой продолжит мутузить его, как безжалостный боксер, пока не наступит полное истощение сил.
      Арманд слышал рев приближающейся воды, зажмурил глаза и повис. Он чувствовал, как будто его руки выдергиваются из плеч. Вода накрыла его, заставила прекратить дыхание, легкие начало колоть, в голове зашумела кровь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем поток остановился. Арманд глотнул драгоценного воздуха, чтобы оживить лишенную кислорода кровь, и пополз вперед. Стараясь не отпустить захват одной рукой, другой он искал излом или трещину в камне, нашел, опять продвинулся вперед, пока не оказался между двух камней и не смог охватить обеими руками один из них.
      Арманд сильнее прижался к камню, когда накатила очередная волна, скрежеща зубами от боли в ране, ударившись об острую часть камня. Он не знал, насколько опасна его рана. Вся спина у него горела как в огне. Но первая пуля, должно быть, не попала в легкие. Иначе ему было не протянуть так долго. Но Арманд знал, куда попала вторая пуля, – вдоль левого виска, оставив глубокую царапину, по которой он определил на ощупь, что пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от роковой траектории. Соленая вода притупила боль в ране, остановила кровотечение. Но болезненное пульсирование не останавливалось. Арманд не мог припомнить, сколько раз он терял сознание. Было просто чудо, что он держался, уцепившись за камни, подчиняясь инстинкту самосохранения.
      Он с усилием открыл просолившиеся веки. Он держался на плаву в полутьме. Высоко над ним поднимался свод грота, пробитого за тысячелетия в известняковых скалах. А дальше в глубине грота свет угасал и, наконец, исчезал окончательно, царила могильная тьма, которая ужасала его. Вода казалась черной, не раздавалось ни звука, воображение рисовало дикие сцены.
      Отбросив в сторону ужасы, он сконцентрировал свое внимание на становившихся все более сочными синих цветах моря и неба, когда над Средиземным морем наступил рассвет. Издалека до него доносились негромкие звуки моторов вертолетов и жужжание моторных катеров, которые занимались его поисками. В нем закипела ярость, потому что они искали не там, где надо, потому что он был беспомощным и не мог до них добраться. Течение провело и его, и их. Каждый моряк в Бейруте знает, что вода в бухточках крутится концентрическими кругами, и если в такое место попадает маломощное судно или неопытные моряки, то все погибло. Но случаются странные явления, когда океан втягивает в себя воду из этих бухточек, выливая ее вдоль берегов и по гротам, которые выросли у подножия холмов к северу от города.
      Один шанс из тысячи, что такое может случиться, подумал Арманд. Но ему выпал именно такой шанс. Точно так же, как судьба уберегла его не только от пуль, но и от падения.
      Удивительно ярко всплывали в его памяти образы и эмоции, когда рухнул Дэвид, когда его охватила ярость и он ринулся к своему другу, когда страшная боль от пули сразила его и он перелетел через перила. Камни, кустарник и земля калечили его во время падения, когда он ни за что не сумел ухватиться. Благодаря какому-то божественному провидению он не сломал себе шею, но, бултыхнувшись в воду, оказался абсолютно беспомощным и едва смог удержаться на плаву.
      Если бы он попытался плыть против течения, то это означало бы неминуемую смерть. Поэтому он поплыл по течению, стараясь избегать столкновений с торчавшими из воды рифами, пока течение, подобно кошке, которой надоело играть с мышкой, бросило его в грот.
      Арманд опять задержал дыхание, когда волна накрыла его. Он облизал потрескавшиеся губы, выплевывая соль, пытаясь увлажнить их слюной. Он чувствовал себя настолько измученным, что подумал, что готов лежать здесь вечно. И все же где-то глубоко в его сердце разгорался яркий огонь гнева.
      «А Катя, что случилось с ней?»
      Его терзала мысль о том, была ли и Катя объектом нападения. У него не было возможностей даже попробовать угадать ее судьбу. Убийца мог тоже сразить ее, или, может быть, если в мире существовало милосердие, пули не попали в нее… но это означало, что она теперь находится вдвоем с Майклом Саиди, который подкатывается к ней как змея.
      «Прекрати! Чтобы узнать об этом – узнать вообще о чем-нибудь, – ты должен прежде выжить!»
      Он изловчился так, что сумел подняться над уровнем воды На несколько дюймов. Катера все еще сновали, подумал он, как и люди, которые прочесывали склон холма. Но они никогда достаточно не приблизятся к нему. Если они не обнаружат его в бухточке, они ни за что не поверят, что его подхватило течение и он спасся. От понимания этого у Арманда защемило сердце. Грот был необъятных размеров. В темноте он не мог определить, далеко ли он находится от берега. Если бы он решил пуститься вплавь, то он мог бы начать двигаться кругами, пока не ушел бы на дно от изнеможения. Но и оставаться здесь означало верную смерть. Раны практически высосали из него всю энергию. Холодная вода скоро завершит остальное. Ему надо было добраться до суши.
      Он соскользнул несколько глубже в воду, но обнаружил, что пальцы не хотят оторваться от камня. Камень превратился в воплощение спасения, с которым не хотели расставаться ни разум, ни тело.
      «Тогда, если не для себя, то сделай это ради Кати… и Дэвида. Кати, потому что она, может быть, все еще жива. Дэвида… потому что он погиб ради тебя!»
      Арманд закрыл глаза и отвернулся. Он подождал, пока подошла и поднялась вода, потом отдал себя в ее объятия. Его пальцы простились с камнем, как будто в последний раз поласкали любовницу.
 
      Накануне похорон Катя попросила встречи со старшим инспектором по делу об убийстве Арманда и Дэвида высоким, худощавым мужчиной с рябым лицом по имени Хамзе. Первое, что она узнала – в расследовании этого дела не было никакого прогресса.
      – Мне бы хотелось просмотреть ваши рапорты, – сказала она.
      Он охотно согласился. Видимо, он предвидел это, потому что представленные им папки вскоре завалили весь стол Кати.
      – Эта папка о религиозных экстремистах, – пояснил Хамзе. – Эта – о палестинцах. А здесь список лиц, которые основательно задолжали казино. Отсюда видно, что федеральная полиция в Египте, Иране, Ираке и Сирии проводит расследование в соответствии с национальной юрисдикцией. – Сыщик открыл следующую папку. – Здесь материалы о самом факте покушения. Мы выяснили, что выстрелы были произведены из вагончика, когда фуникулер спускался с горы, мимо яхт-клуба, в направлении бухты. Выбор места великолепен. Абсолютная гарантия, что убийце удастся скрыться.
      – Почему вы так думаете?
      – Потому что в мире немного людей, которые могут стрелять с такой точностью с двигающегося объекта по целям, которые тоже могут передвигаться.
      – Хотите ли вы этим сказать, что не считали до начала вашего расследования, что выстрелы могли быть сделаны из вагончика?
      Сыщик неловко поежился:
      – Только значительно позже мы сообразили, что можно провернуть дело именно так.
      – Но вы только что сказали, что имеется всего несколько человек, которые способны произвести такие выстрелы. Не сужает ли это количество подозреваемых?
      – Могло бы сузить, мадемуазель Мейзер, – холодно ответил Хамзе, – если бы знать, кто это такие и где их искать.
      – Значит, нам предстоит ответить на вторую часть вопроса, – резюмировала Катя. – Кто нанял убийцу?
      – Увы, проблем здесь не меньше, – отозвался Хамзе, вскидывая вверх руки. – Никто не сможет непосредственно нанять такого человека. Нанимающий и убийца никогда не захотят увидеть друг друга. Подробности будут передаваться либо через доверенных третьих лиц, либо косвенно – по телефону, телеграммой, даже через газетную рекламу, сформулированную завуалированно.
      – Даже если дело обстоит именно так, вы должны определить круг подозреваемых с точки зрения мотивов.
      Брови Хамзе изогнулись.
      – Вы так думаете, мадемуазель? И какие же тут могут быть мотивы? Не могли бы вы нам помочь в этом отношении?
      – Нет, но…
      – В действительности вы совсем не можете помочь нам, верно? – продолжил свою мысль инспектор, чеканя каждое слово. Потом Хамзе собрал все свои бумаги. – Я оказал вам любезность, мадемуазель. Полагаю, что ваш тон и намеки продиктованы горем. Если позже вы вспомните какие-то подробности, которые, по вашему мнению, могут оказаться полезными, сразу же звоните мне. А пока что я выражаю вам свои соболезнования. Будьте здоровы, мадемуазель.
 
      Кортеж включал двадцать машин, в том числе машины президента Ливана и всех членов кабинета. За машинами следовала первая шеренга пришедших на погребение, представляя собой сливки бейрутского и международного общества. Дальше двигались сотрудники казино и тысячи рядовых граждан, которые пришли, чтобы отдать дань своего уважения.
      По настоянию Джасмин Катя ехала в первой машине вместе с членами семьи. А впереди скользили на одном уровне друг с другом катафалки, их платформы украшены таким образом, что укрытые ливанскими флагами гробы, казалось, плыли на фоне цветов.
      За все время перед похоронами Катя встретилась только с одним человеком, который специально приехал на скорбные похороны Дэвида, высоким, молчаливым мужчиной, который представился как Чарльз Свит, заместитель Дэвида в Женеве. Она попыталась втянуть его в разговор, но, несмотря на все свои старания, получала лишь односложные ответы.
      – Мы все грустим по-своему, мисс Мейзер, – сказал ей этот американец. – Но обещаю вам одно: ни я, ни другие в «Интерармко» не успокоятся до тех пор, покуда не будет найден и не получит по заслугам убийца Дэвида и мистера Фремонта.
      Процессия растянулась в сторону холмов в районе Джуни, и там, откуда открывается вид на море, упокоили прах двоих мужчин. Когда маронитский священник произносил последние слова, Катя взирала на море, казавшееся лишенным времени… безжалостным. Потом она повернулась и наблюдала, как в могилу Арманда Фремонта опускают пустой гроб.
      Возвратившись на виллу, Катя нашла ее, как и предполагала, удивительно пустой и тихой. Устроившись в библиотеке, она вспомнила про свою многообещающую юридическую практику в Беркли. Жизнь там протекала просто, несмотря на социальные протесты и бурные отношения с Тедом. Теперь она не узнавала себя, не знала, чего она хотела или куда ей надо ехать.
      Мысль о возвращении в Нью-Йорк больше терзала, чем страшила, Катю. Возвратиться и не оправдать ни себя, ни Эмиля Бартоли значило расписаться в своей несостоятельности. Это означало также, что ей не следовало ждать для себя пощады ни со стороны окружного прокурора, ни в суде. Если она покорится им, то все пропало.
      Наступила ночь, а она так и сидела в темноте, горюя, предаваясь беспокойным мыслям. Когда прозвенели колокольчики, висевшие над дверью, единственное, что она смогла сделать – заставила себя встать, дотащиться до входной двери и посмотреть в глазок. На нее взирало симпатичное, но незнакомое лицо.
      – Меня зовут Жин Шихаб. Я адвокат месье Фремонта.
      Катя отнеслась к нему с подозрением:
      – Вы можете оказаться также и газетчиком. Адвокат вздрогнул. Как и другие арабы-мужчины, он не привык слышать возражения он женщины.
      – Вот моя визитная карточка, – он просунул белый бумажный квадратик сквозь узорчатую кованую решетку.
      – Что вам угодно? – спросила Катя, рассматривая карточку.
      – Мадемуазель Мейзер, пожалуйста…
      – Я вас слушаю!
      Шихаб заговорщически оглянулся.
      – Мадемуазель, это касается Фремонта, – прошептал он. – Его завещание…
      Она провела его в библиотеку, где он тут же вынул из своего кейса бумаги и настоял на том, чтобы официально зачитать ей его завещание.
      – «Что же касается моих имущественных прав в «Сосьете де Бен Медитерраньен», то в силу этого завещания я передаю свои акции Катерине Мейзер во владение, пользование и распоряжение по ее усмотрению», – закончил он чтение.
      Катя ждала, что последует дальше, но, очевидно, адвокат сообщил ей все.
      – Не понимаю, – произнесла Катя. – Что это за акции?
      – «Сосьете де Бен Медитерраньен» – это холдинговая компания для казино, – не торопясь, объяснил адвокат. – Месье Фремонту принадлежала основная доля акций, меньшим количеством владеют Джасмин и Пьер Фремонт. Новым бесспорным хозяином «Казино де Парадиз» становитесь вы, мадемуазель.
      – Это невозможно! – прошептала Катя. – Наверное, вышла какая-то ошибка.
      Жин Шихаб покачал головой:
      – Ошибки нет. Месье Фремонт десять дней назад сделал приписку. Я бы покривил душой, если бы не сказал, что тоже был удивлен. Но его желание было именно таким. Я являюсь адвокатом месье Фремонта уже много лет, – негромко продолжал Шихаб. – За все это время он никогда ничего не предпринимал без оснований – без веской на то причины. Я бы с удовольствием объяснил вам, мадемуазель, что все это означает, но не могу этого сделать. По некоторым вопросам месье Фремонт не советовался со мной. Это – один из таких случаев.
      – Но что же мне делать?
      Адвокат заколебался, но потом все-таки посоветовал:
      – Вы должны проявить огромную бдительность, мадемуазель.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

      Некоторые люди рождаются в такое время, когда ничего нельзя изменить.
Арабская поговорка

ГЛАВА 18

      В спальне Набила Туфайли было совершенно темно, окна наглухо закрыты деревянными ставнями. С правого бока от него хныкал во сне десятилетний мальчик. С левой стороны лежал его брат-близнец, прижав кулачок к зубам. Широко раскрытые глаза всматривались в пустоту, как у человека, охваченного оцепенением. Мальчик развил у себя такую привычку, чтобы отвлечься от своего падшего тела, от боли, которая начиналась в заднем проходе и ударяла в голову.
      Дверь слегка приоткрылась, и луч света заставил Туфайли пошевелиться еще до того, как его коснулась рука слуги. Слуга что-то шепнул ему на ухо, сразу же уняв гнев своего хозяина. У Туфайли вошло в привычку развлекаться с мальчиками по вечерам и потом спать до девяти часов вечера. После этого он мылся, натирался благовониями и в полночь отправлялся на обед.
      Теперь он набросил на себя широкий яркий халат из шелка и прошел через залы своих апартаментов. В кабинете его ждал старик, который долгие годы работал чиновником в конторе адвоката Арманда Фремонта. Туфайли подумал, что не зря тратился на этого чиновника. Он платил ему уже несколько лет, с тех самых пор, когда обратил внимание, что этот чиновник был оскорблен адвокатом и затаил злобу, желая отомстить.
      Поцелуй руку, если не можешь ее укусить, и моли Аллаха, чтобы она сломалась.
      Старая арабская поговорка каждый день использовалась тысячами различных путей. Если клерк принес то, что было нужно Туфайли, то он сыграет роль Аллаха и сломает руку, которая нанесла ему рану.
      Туфайли взял бумаги, и его сердце замерло, когда он прочитал заголовок. Последняя воля и завещание Арманда Фремонта. Он послюнявил указательный палец и начал листать страницы, кивая головой, когда читал о том, что переходило в наследство Джасмин и Пьеру Фремонту. Она и этот олух-банкир унаследуют все. Инвестиции Туфайли в Луиса Джабара, так же как и вклады других зуамов, не пропали… Нет! Не может быть!
      Туфайли чуть не разорвал пополам страницу. Перед его глазами расплылось название «Сосьете де Бен Медитерраньен». Но от его вспышки название не слетело со страницы. Так же, как и имя Катерины Мейзер.
 
      Все сходились на том, что Джасмин носила траурную одежду с большим достоинством и элегантностью. И дело не только в том, что ей потрясающе шел черный цвет, но что, несмотря на горе, она была скупа на слезы. Она не колотила себя в грудь, что так распространено среди арабов, не распускала сентиментальные нюни, что любили демонстрировать ливанские христиане. С молчаливого согласия всех бейрутское общество смирилось с тем фактом, что теперь Фремонтов стала олицетворять Джасмин. Равная дань уважения была проявлена Луису, которого уже начали поздравлять по поводу его неминуемой победы на президентских выборах. Все сообразили о значении Набила Туфайли, так же как и о смысле подчеркнутого внимания зуамов к Луису. Было очевидно, как и в какую сторону переместилась власть и кто вскорости начнет вертеть делами.
      Учитывая то, что все проходило очень гладко, для Джасмин оказалось полной неожиданностью появление Пьера и Набила Туфайли у нее на пороге, когда они с Луисом решили перед сном грядущим выпить по рюмке. Ее поразило осунувшееся лицо Пьера и то, как бесцеремонно ввалился Туфайли в их квартиру.
      – Набил, очень рада увидеть вас.
      Туфайли сунул под нос Джасмин какие-то бумаги.
      – Вы ничего не знали об этом, верно?
      – Джасмин, я пытался объяснить ему, – умоляющим тоном произнес Пьер.
      Джасмин поднялась со своего места и вплотную подошла к Туфайли.
      – Не смейте впредь так обращаться со мной! – прошипела она. – Луис, налей Набилу шампанского. Насколько я помню, это его любимый напиток.
      Пока Луис наливал шампанское, Джасмин опять уселась в гостиной. Знаками она указала другим, где они могут сесть.
      – Пьер, не сердечный ли у тебя приступ?
      – Проклятье, Джасмин! Нам надо было бы предвидеть, что подобное может случиться. Это погубит нас!
      Джасмин посмотрела на Туфайли:
      – Похоже, вы вселили в Пьера Божий страх. Как это вам удалось, Набил?
      К этому моменту Туфайли взял себя в руки. Помогло и шампанское, но больше мысль, что в один прекрасный день он отплатит этой суке за ее оскорбление. Выбор средства и метода мести составит для него удовольствие. Туфайли решил дать Джасмин возможность почувствовать, что ее ожидает, и подал копию завещания Луису, который прочитал подчеркнутые фразы и откинулся на спинку кресла.
      – Глупец! – прошептал он.
      Джасмин выхватила странички из его рук, прочитала весь документ, некоторые фразы по два-три раза. Ее низкий, утробный смех заполнил всю комнату.
      – Арманд, наверное, решил, что поступает очень умно! – Она обвела взглядом троих мужчин. – И это напугало вас? Неужели непонятно, что мы имеем здесь дело с ребенком? Набил, гарантирую, что в месячный срок выставим Катю Мейзер из Бейрута и продадим казино.
      – Вы не можете гарантировать это, – прямо отрезал Туфайли.
      – Хотите небольшое пари? Например, на ваш взнос в кампанию Луиса?
      Туфайли так и подмывало сделать это, чтобы унизить и поставить на место эту женщину. Но нужный момент еще не наступил.
      – Полегче, Набил, – предупредила его Джасмин, читая его мысли. – Ваш взнос и взносы других зуамов уже переведены в надежное место. Неужели вы думаете, что можете угрожать мне тем, что попытаетесь вернуть свои деньги?
      – Попробуйте же сделать это! – глухим голосом произнес Набил Туфайли. – Покажите мне, насколько легко вам удастся отобрать эти деньги у Катерины Мейзер!
 
      Уже под утро Кате наконец удалось заснуть. Ее воображение будоражили образы Арманда и его насильственная смерть. Через несколько часов ее разбудил телефонный звонок Джасмин.
      – Хочу вас предостеречь, Катя. В прессу просочились некоторые подробности из завещания Арманда. Встречался ли с вами Жин Шихаб?
      – Он… он приходил сюда вчера вечером, Джасмин…
      – Значит, вы знаете.
      – Да, но…
      – Времени для объяснений нет, – прервала ее Джасмин. – На вас обрушится весь свет. Катя, нам надо поговорить. Вам, мне, Луису и Пьеру.
      Катя почувствовала облегчение:
      – Где?
      – Я высылаю за вами машину. Вам хватит полчаса, чтобы собраться?
 
      Катя думала, что ее повезут в дом к Джасмин, расположенный выше на холме, но вместо этого машина поехала в центр Бейрута, к одному из небоскребов, выходивших на Гранд-Корниш.
      – Это здание принадлежит «Банку Ливана», – ответил на ее вопрос водитель.
      Машина въехала в подземный гараж и остановилась возле лифта. Водитель подождал, пока Катя вошла в лифт и двери закрылись, прежде чем он откланялся и уехал. У Кати просто перехватило дыхание, когда скоростной лифт стремительно взметнул ее на верхний этаж.
      – Катя, дорогая моя, мы так беспокоились о вас. Приветствие Пьера согрело Катю. Он подхватил ее за локоть и вежливо провел по огромному ковру к длинному овальному столу. Стол был подготовлен для четверых человек, перед каждым лежал толстый белый документ, ручка, подстилка для письма, стоял хрустальный стакан для воды и небольшой серебряный графин. Джасмин и Луис находились возле боковой стойки, угощались пирожными.
      – Ах, Катя!
      К ней подошла Джасмин и прикоснулась рукой.
      – Вы держитесь неплохо при сложившихся обстоятельствах. Арманд удивил нас, не правда ли?
      Катя зарделась. Она почувствовала себя виноватой, как посторонняя, попавшая на чью-то вечеринку, которой как-то удалось убедить всех, что она своя.
      Луис отодвинул для нее стул во главе стола, Катя запротестовала.
      – На этом месте обычно сидел Арманд, – сообщил ей Луис. – Поскольку большая часть акций принадлежит теперь вам, то место это теперь ваше.
      Ненавидя все, что с ней происходило, Катя села. Пьер посмотрел по сторонам и нарушил неловкое молчание.
      – Мы понимаем, Катя, насколько неловко вы можете чувствовать себя, – произнес он. – Честно говоря, никто из нас не знает, что было на уме у Арманда, когда он назвал вас своей наследницей. Но факт остается фактом – он это сделал. И этот его поступок юридически законный.
      – Это не помогает мне понять, что происходит, – отозвалась Катя.
      – Откровенно говоря, мы все в замешательстве, – вступил в разговор Луис. – Но не следует забывать, что мы не можем уклоняться об обязанностей, которые Арманд возложил на нас.
      – Вам вообще что-нибудь известно о «Сосьете де Бен Медитерраньен»? – спросила Джасмин.
      – Только то, что это холдинговая компания для казино, – ответила Катя. – Арманд сообщил мне также, что ей принадлежит некоторое количество земли и некоторые капиталовложения.
      – Имеющие меньшую ценность по сравнению с казино, – пояснила Джасмин. – Упоминал ли Арманд о нашем намерении продать казино?
      Этот вопрос потряс Катю.
      – Нет, никогда!
      Джасмин взглянула на остальных и слегка пожала плечами.
      – Ну что же, уверена, что у него были на то свои основания. Несмотря на это, дело обстоит именно так. Однако, как вам известно, в настоящее время это частная компания. Для осуществления такой продажи мы должны превратить эту компанию в общедоступную.
      – Зачем? – спросила Катя.
      – Это вопрос ее нарицательной стоимости, – объяснил Пьер. – В настоящее время ее акции удерживаются на искусственно заниженном уровне цен, установленных много лет назад. Стоимость казино – как недвижимость, так и доходы – в настоящее время гораздо выше. Если акции поступят в общую продажу, то их цена резко подскочит, частично потому, что ряд потенциальных покупателей станет играть на повышение. От нас вполне разумно ожидать, что мы постараемся максимально взвинтить их цену.