Наркоза не будет

      - Ну...
      - Мне кажется что это что-то типа того.
      - Ну и что? - Коша оживилась. - Это же прикольно! Соглашайся!
      Роня вздохнул:
      - Глупая.
      - Почему?
      - Во-первых - это только предположение. - Роня поежился. - Во-вторых, даже если это так - тайна и ответственность. Тайна обременяет. Влезу - а назад не так просто... Я - широ. Я говорил тебе уже. Кстати! Как твои занятия с мечом?
      Коша усмехнулась:
      - С каким к черту мечом? Я из такой колбасы еле выпуталась... Если еще выпуталась.
      - Из какой?
      - Да... - Коша махнула рукой. - Не хочется вспоминать.
      - Вот и поговорили... - усмехнулся Роня.
      У Коши шевельнулась в голове неуверенная мысль. Известное лицо с неподвижным сосущим взглядом вспыхнуло перед мысленным взором. Внутри заскребло.
      - Слушай! А этот человек. Какой он из себя?
      - Ну такой...
      Роня вдруг задумался, пытаясь вспомнить, а какой, собственно, был человек, и увидел перед собой лишь плоский серый силуэт. Силуэт был - а человека внутри не было.
      - Никакой... - растерянно подвел он черту.
      - Он не в черном? - забеспокоилась Коша. - Лысый?
      - Да не знаю я! Ничего не помню. - пожал Роня плечами. - Даже знаешь, чувство такое, будто его и не было. Гипноз какой-то... Ладно. Наверно, я просто устал. Или тот парень действительно крут и стер свой образ. Я ничего не помню - ни облика, ни тембра голоса. Похоже - будто это я сам с собой разговаривал. Но это был не я... Это был другой человек.
      Коша вдруг загрузилась на свои сны. И помрачнела.
      - А он про меня ничего не спрашивал?
      - Нет.
      - А про Чижика?
      - Нет. Речь шла только обо мне. Ну, так куда ты влипла? - снова вспомнил Роня.
      - Да... - Коша никак не могла решить, оживить почти стертые воспоминания или не трогать. - Ронь. Пока не ворошишь - его как бы и нет. Воспоминания вызывают призраков из небытия... Роня! Я это... ну в общем тусоваться, люди, весело, это... пить, курить, трахаться.... Короче, я ухожу! Ты точно через две недели вернешься?
      - Угу...
      - Я тоже пару недель подумаю. Ладно! Пойду... Мне хочется увидеть Мусю... Может, она чего знает! Мне важно сейчас все выяснить!
      - Ну хорошо, - вздохнул Роня. - Я еще посижу. Поразмышляю. Беги!
      Коша ушла. У забора она оглянулась. За маятой метели Ронин силуэт принял очертания валуна и казалось будто на пляже никого нет, только костер.
      ***
      У Зыскина в кафе была теплая человеческая толкотня и болтовня. Коша взяла стакан сока и села за столик ждать, когда придет кто-то знакомый. Ждать пришлось недолго. Едва она успела допить сок, открылась дверь и впустила запорошенных хлопьями снега Черепа и Мусю.
      Стосковавшиеся подружки кинулись друг другу на шею.
      - Муся!
      - Коша!
      - Куда пропала-то? - Муся обиженно посмотрела на подругу. - Ну нельзя же так! Раз - и исчезла!
      - Муся! Ну что ты городишь! - Коша горестно вздохнула. - Меня просто не было на свете!
      Череп вытащил "Беломор":
      - Клево, что ты пришла. Я взял травы. Марки есть дома. Если хочешь, можно съездить.
      Коша довольно напряженно замолчала. Череп по-прежнему был безбров и безволос. Но ведь люди такими не бывают.
      - Нет. Марок не хочется, - поморщилась Муся. - Я от измены никак не отойду.
      Коша секунду подумала и мотнула головой:
      - Не... Не хочу. Марки - грузно. Думать, наблюдать, жилы, гореть. Не хочу. Лень. Вино. Трава. Курить. Колбаситься. Дискотека.
      - Давай, - покладисто согласился Череп. - Пойдемте в дабл, покурим.
      - Не...- протянула Коша. - Я так не хочу. Давайте вина сначала. Когда сначала трава - спать хочется. А я хочу оторваться!
      Череп кивнул и направился с стойке бара.
      - Как ты, Мусенька, без меня? - Коша погладила подругу по волосам. Ты все с Черепом?
      - Ой! Кош... - Муся тягостно вздохнула. - Я тут и с Черепом и без Черепа. Месяц меня Зыскин выгуливал. Потом мы с ним поцапались. Пока он меня просто развлекал и кормил, я, понятно, дружила с ним. А потом он давай меня замуж звать, с мамой знакомить - это уж слишком!
      - Зыскин? Замуж? - Коша покачала головой.
      - Ну... Его Котов сблатовал в мэрию работать. Он хочет теперь совсем взрослым быть. Чтоб семья, дети и все такое... Ну я напилась и наорала на него. Он со мной неделю не разговаривал, потом простил. Теперь опять яичницей угощает...
      Коша не нашла ничего лучше, как многозначительно заметить:
      - Да-а-а... И у меня такая же байда.
      Вдруг ее голову осенила замечательная по своей банальности мысль, но именно банальность мысли убедила в ее правильности и гениальности. Коша как-то бессловесно осознала, что даже понарошку, для заполнения паузы, произнося "Да", она берет ответственность за соучастие в событиях, которые не имеют к ней никакого отношения. Да, но если не говорить время от времени совершенно бессмысленное "Да" или "Нет"- хотя, конечно, "Да" предпочтительнее, оно не так раздражает - можно остаться совсем без совести. В том смысле, что окружающие просто перестанут понимать тебя. Не каждый способен думать своей головой. Тем более, что своей головы-то и нету. Кому она нужна? Коша раздраженно оценила бессмысленность моральных предубеждений общества, которому собственно нет никакого дела до истинного смысла событий. А единственным корыстным интересом является регулярное сообщничество, иначе - подтверждение тождественности его модулей. Нетождественность - не прощается.
      - Мусь! Я совершила открытие... - захотелось Коше поделиться с подругой. - Люди-то козлы!
      - Да?! - усмехнулась Муся. - Это что-то новое. Что тебя подвело к этой гениальной простоте?
      - Да я вот подумала - несправедливо. В армию человека берут в восемнадцать лет - это значит, что он уже может умереть. Вернее, его уже можно убить. А взрослым он признается с двадцати одного. Это же детоубийство получается?
      - Что ты гонишь? - поморщилась Муся. - Какое детоубийство? Это же мужики! Они сами только и думают, как кого-нибудь убить.
      - Ну не все же... И, потом, я вообще про людей.
      - Вообще людей не бывает! - убежденно сказала Муся. - Бывают мужики, бабы, дети, старики и старухи. Мужики хотят убивать, поэтому они и убивают. Пусть лучше друг друга убивают. Иначе они будут убивать все, что слабее. Это у них от яиц.
      - Муся! - Коша изумилась. - Откуда в тебе такая мрачность и мизантропическая безжалостность?
      - А.... Пустое, - утомленно произнесла та и уронила ворох волос на стол.
      - Ну не все же хотят убивать! - снова возмутилась Коша. - А заставляют-то всех!
      - А кто заставляет? Вот тебя почему-то никто не заставляет? Сами себя и заставляют. Ты пойми! Мужик в природе - существо бессмысленное! Он и создан, для того, чтобы его убивать. А из тех, что останутся в живых, можно выбрать парочку для размножения. Ну, нет у человека врагов! А естественный отбор-то должен быть! Это же природа! Она - дура!
      - Ну! Я никогда не буду размножаться таким образом...
      - А ты и не баба! А я про баб говорю! - Муся все больше раздражалась. - Черт! Никак я не могу устроиться... Упала вчера на задницу и копчиком ударилась. Ужас какой-то. Теперь сидеть не могу.
      - А кто я? - Коша внимательно осмотрела свои вторичные половые признаки и подняла лицо к потолку. - Черт! Сколько тут этих муаровых гадин стало. Я даже начинаю бояться. Такое чувство, что они плодятся.
      Вот соберутся кучей и накинутся на Зыскина. И съедят его!
      - Его съешь... - Муся вздохнула снова. - К Роне я заходила, но он скучный какой-то. Пишет все время что-то... Потом я трипером заболела. Пришлось таблеток ведро сожрать - до сих пор печень болит. Если бы не Череп, я бы удавилась, наверно.
      Коша в задумчивости начала рвать салфетку на клочочки. Оглянулась Череп застрял в очереди.
      - Триппером?! - спросила она Мусю, раздумывая, как сказать о том, что от Черепа исходит опасность.
      - Ну... Так что я больше сексом не занимаюсь. Знаешь, пожалуй секс это плохо. От него только зло и все такое.
      - Ты чего? Черепа наслушалась? - Коша встревоженно заклянула в Мусины глаза.
      - Ну и Черепа. Я же говорю, он меня спасал. Меня все бросили. А он спасал. Во ты! Где пропала? - Муся с нежностью и обидой посмотрела на подругу. - Мы с ним ни-ни. Даже ни разу. Только в трипы вместе отправляемся.
      - А деньги где берете?
      - Череп за музыку хорошо получает. Я помогаю ему. Иногда отвожу куда-нибудь. Иногда что-то там напеваю или бормочу. А... Новость! Валек-то разбился! Представляешь?
      - Как?! - удивилась Коша.
      - Он ехал на своем "Мерседесе" и въехал с какого-то в столб. Говорят, там у него мешок должен был открыться, но почему-то не открылся. Он несколько дней лежал под капельницей, но все равно кинул кони! У него начался какой-то жуткий сепсис, и он весь почернел еще пока живой был.
      - Я знала, - сказала Коша. - И что с галереей?
      - Знала? Откуда?
      - Нет. Не знала. Я просто подумала, что если его ненавидят так много людей, он все равно влетит. В этом замешана какая-то сила. Ну ладно. И что? Что с галереей? - Говорят, прыщавый там сейчас крутит.
      - А-а... Плохо. Он тоже козел изрядный, - Коша снова озабоченно посмотрела на Черепа и решилась. - Мусь. Ты с Черепом осторожнее. Я тут кое-что узнала о его друзьях, для которых он музыку пишет. Они - плохие. Тебе не надо с ними дружить... Может быть все плохо.
      - Да мне фиолетово, - лениво заметила Муся. - А чем они плохие? Нормальные прикольные люди. Мы как-то с Черепом на Каменный остров ездили к ним в гости в теннис играть. В августе.
      - В теннис?! На Каменный остров?! - Коша даже привстала от возбуждения. - Муся! Там такой особняк, да? Там живет старая тетка, да?
      Муся недовольно сморщилась:
      - Нет. Никакой старой тетки там нет. И там вообще никто не живет - это клуб какой-то или музей... Я не поняла. Но там есть теннисная площадка, и мы клево играли в теннис. А иногда они к нам приезжают. Рыжий бывает, у которого ты ручку сперла. И Лера бывает. Но реже. Ты же пропала! А мы с Черепом стали тусоваться. Тетка меня так и не устроила никуда.
      - Вот так люди и попадают, - мрачно констатировала Коша.
      - Зря ты. Знаешь, мне плевать, что они там с кем не поделили. И где они берут бабки. Говорят, что наркотики - говно, но я думаю, что наркотики лучше, чем ничего. Без марок и травы совсем было бы бессмысленно. Вот ты хоть картины рисуешь, а я? Меня никуда не берут! А эти люди, они такие милые. Обходительные. Лера такая красивая. И где-то работает, по-моему, моделью. Или консультантом каким-то. У нее такой классный "Шевроле". Серебристый...
      - Муся! - Кошу начала охватывать паника. - Я там тоже была. Я там такое видела! Какой-то сатанинский обряд! Ты что, не веришь мне? Спроси у Черепа. Прикинь! Был ливень, и вдруг над этим особняком облака разошлись и вышла луна. Приехала черная машина. Из нее вышел профессор - тот мужик, который у Черепа музыку заказывает. Из дома вышло тринадцать каких-то дебилов в черной одежде. Потом две тетки вывели девку голую с рыжими волосами. И эти все! Все! Они ее все оттрахали! Потом прикинь - эти мудаки на колени грохнулись, прямо в грязюку. Главный их уехал. Он, зараза, конечно, красивый. Я б сама ему отдалась при других обстоятельствах... Потом все свалили, а девку всю в кровище в дом увели. Я чуть с дерева не свалилась!
      Коша все это выговорила торопливым шепотом, стараясь успеть, пока не вернулся Череп.
      - Коша! - Муся внимательно посмотрела на подругу. - Ты с ума сошла! Ты наверно, напилась и тебе все это приснилось. Замолчи! Не порти вечер!
      - Нет! Ну ты видела профессора-то? - не могла уняться Коша.
      - Да нет никакого профессора. Там была Лера, Череп, я и еще двое парней. И все. И мы пили чай и играли в теннис. И беседовали об искусстве. Все! Коша ! Замолчи! У меня голова начинает болеть!
      Коша пожала плечами. А кто знает, кто врет?
      Наконец-то появился Череп с вином. Они куролесили полночи, но Коша все равно чувствовала, что она не с ними. И в конце концов отстала.
      ***
      Ночью - домой.
      Тихонько скользнула в дверь. Прошла мимо комнаты Евгения на носочках. Вошла в свою, выдохнула. Включила маленькую настольную лампочку. Свет сразу выхватил белый квадрат письма:
      "Ты - падшая женщина. Ты со мной - не хочешь, а со своими гадкими подругами собираете по помойкам всяких козлов. Нам лучше расстаться."
      - Блин! Конечно, нам лучше расстаться! - пробормотала Коша раздраженно и швырнула бумажку. - Блин! И Роня, как всегда, не вовремя уехал!
      Рухнула в постель и провалилась в черную яму сна. Может к Черепу с Мусей? И чего она не спросила у них... А-а. Да, конечно! Понятно, почему не спросила. А от кого она скрывалась, если не от друзей Черепа?
      В восемь утра Евгений вошел в комнату мерзкой разводчицы и встал над ней с решительным видом. Издал нечленораздельный, но выразительный вопль и потряс в воздухе кулаками. Открыв глаза, Коша наткнулась все на ту же записку. Отодвинулась, с удивлением подняла на него глаза и сладко потянулась, полагая, что это обычная мужская истерика:
      - Ну подожди хоть до конца недели. Куда я уйду?
      Он взял карандаш и решительно начеркал: "Я тебя прощу, но ты больше не будешь ходить по ночам, я не хочу, чтобы ты ела наркотики и трахалась с уродами."
      - Хорошо, хорошо. Только не ори!
      Она отвернулась к стене.
      Он дернул ее за плечо и заставил снова повернуться.
      - У-у...ма-ай... о-о-о веч...е-е..а.
      - Хорошо!- Она снова отвернулась.
      Он быстро накорябал что-то на бумаге и снова дернул ее.
      "До вечера! Если нет, завтра уходи!"
      - Ну хорошо! Хорошо! - крикнула Коша, раздраженно и вскочила на постели.
      Евгений ушел. Громко хлопнула дверь.
      Коша бессильно рухнула на спину:
      - Наркотики... уроды. Сам-то! Кресло гинекологическое!
      Внезапныйо припадок ярости поднял Кошу с кровати. Она колотила руками по стене, орала и не успокоилась, пока не выбила костяшку. Завыла от боли и с облегчением зарыдала.
      - Сука! Сука! Сука!
      ОТТЕПЕЛЬ
      (Коша)
      На следующий день Коша обнаружила, что арестована. Евгений закрыл ее.
      Она высунулась в форточку. На улице все вздыхало и капало. Влажный ветер громыхал крышами. Коша оделась и собралась идти. Но ключа в кармане не нашла. Она подумала, что швырнула его где-то в комнате, раздеваясь. Она перерыла все возможные места. Безрезультатно. Кошу затрясло. Плача, она разнесла всю квартиру.
      Распахнув окно, Коша вывесилась наружу. Под подоконником проходил довольно широкий карниз. До лестницы было метра полтора. Можно рискнуть. Коша перевалилась через подоконник и довольно легко нашла точку опоры. Осторожно прикрыв окно, беглянка распласталась на стене и начала рискованный путь. Этаж был-таки шестой. На некоторое время осталась наедине с кирпичной кладкой и своим прерывистым дыханием. Довольно быстро растопыренные пальцы правой руки ткнулись во влажный ржавый прут, Коша схватила его и почувствовала себя гораздо лучше. Скат подвальной крыши довольно ощутимо ткнулся в ступни - она чуть не прикусила язык.
      - Вот и все! - усмехнулась она, глядя на приоткрытое окно.
      Лужи всплескивались под ногами упругими блюдцами.
      Коша бежала вприпрыжку и орала, как сумасшедшая, стараясь нарочно попадать в самые середины. Они встретились с Мусей, и Коша опять хотела прочистить мозги подруге, но та только покачала головой и вечером опять ушла к Черепу.
      Коша тоскливо побродила по улицам и поймала себя на том, что дико хочет видеть Рината.
      ***
      Звук испанских флейт, которые они слушали летом, пели над прямоугольником двора.
      Коша побежала по лестнице бегом, чувствуя, что ее ждут. Ринат открыл дверь с кистью в руках. Тень пробежала по отрешенному лицу синеглазого "ангела". Кисть со стуком ткнулась в пол.
      Они свивались в кольца, как змеи. Они стали ветром и огнем и сжигали друг друга. Они стали одним океаном и вздымались к небу огромными цунами.
      Ночью оттепель достигла невероятной силы. С крыши лилось так, будто идет дождь. В открытое окно, покачивая штору, вваливалась охапками сырая улица.
      В комнате горела только маленькая настольная лампочка и шкала магнитофона. Мягкие мандариновые отсветы выхватывали из темноты острые рога раковин, поблескивали на стеклянной поверхности баночек с краской.
      - Странно, - прошептал Ринат. - Я сегодня вспоминал тебя. Нашел кассету и целый день слушаю. Я теперь только понял, что с тобой было совсем не так, как с другими. Жалко, что ты не питерская. Родители никогда не простят мне. Ты ближе, чем тело. Я не знаю, как ты это делаешь...
      - А разве можно по-другому? - Коша скользнула ладонью по его спине.
      Преграда между ее рукой и телом Рината тут же исчезла. Она чувствовала, как внутри него разгоняются потоки огня. Было легко. Она снова была собой. Она вспоминала лето, флейту и бесконечные шатания по городу. Только одно она не хотела вспоминать. И не вспоминала. И не вспоминала, как выбросила в воду пистолет.
      - А давай вместе улетим куда-нибудь... Я тебя научу, - сказала Коша.
      И глаза ее безумно блеснули.
      - Надеюсь мы не будем прыгать в окно? - с беззлобной иронией выдохнул Ринат.
      В конце концов, это была его неотъемлемая часть. Принять или не принять? Принять - значит присвоить другое, стать шире. Меняться. Другая жизнь. Возможности. Быть собой - значит уметь быть другим.
      - Нет, - вздохнула она. - Ложись на спину и закрывай глаза.
      Ринат послушно перевернулся. Ощущение власти над податливым телом любовника воспламенило Кошу еще больше.
      Она зашептала:
      - Почувствуй, что тебя нет. Как будто твое тело растворилось в темноте. Забудь, что у тебя есть мышцы. А теперь стань легким и всплывай на поверхность. А теперь смотри вперед, там появится голубой огонь. Снаружи голубой, а в центре белый. Главное не испугаться, когда он начнет приближаться. Видишь?
      - Да...
      Когда вспышка приблизилась, огромная непосильная энергия ворвалась в их тела, выгнула позвоночники дугой и сотрясая в судороге заставила потерять сознание. Они пропали в белом неподвижном огне.
      ***
      Утро наступило внезапно. Без снов, без воспоминаний, словно перевернули лист в тетради. До обеда валялись в кровати. Коша была спокойна и равнодушна. Она думала о предстоящем прощании с любовником как о простом обыденном факте. Ночное путешествие вылечило ее. Не было больше летней муки и страха потерять. Коша поняла, что это не вне, что это - в ней.
      Она отошла к окну, вспоминая в кратце все жертвы лета. Чернуху, Рыжина, Чижика. И последнюю жертву настигнутую кем-то, кто там наверху, Валька. И поняла, что не знает, чем считать смерть Чижика - утратой или освобождением. Возможно то, что он предлагал была жизнь. А возможно смерть.
      Ринат поднялся задумчивый и погруженный в себя.
      Дневная обыденность заставила его снова надеть привычную личину.
      Он боится перемен - поняла Коша.
      Ринат совсем не Чижик. Абсолютно не Чижик. В мозгу снова укором мелькнул его образ, но был настолько нереален, что испытывать угрызения совести было так же глупо, как мучиться виной за измену открытке любимого киноактера.
      Что делать? Она боялась себе признаться, что согласна только на Чижика.
      Ринат ждал, когда она уйдет, и она не стала его напрягать.
      - Прощай, "ангел", - сказала она, чувствуя, что смотрит сверху вниз.
      Ушла, прохладно попрощавшись. Она боялась себе признаться, что согласна только на Чижика.
      Ринат неожиданно долго задержал ее руку, проводив, что было еще более странно, до самого трамвая. И долго стоял, глядя ей вслед.
      Но она боялась себе признаться, что согласна только на Чижика.
      ***
      Вернулась к Евгению. Полезла по пожарной лестнице. Окно было закрыто. Плохо.
      В окне свет. Подъезд. Томительный подъем гремучего лифта. Звонок. Скрип ключа.
      Открылась дверь - Евгений угрюмо посмотрел исподлобья. Легкое чувство вины шевельнулось в ней. Жаль Евгения! Жаль!
      Он отступил. Она вошла. Он ударил ее по лицу так, что из носа хлынула кровь. Падая, Коша ударилась затылком, и в глазах сразу же запрыгали зайцы.
      - Ты что? - заорала и тут же замолкла от нестерпимой боли.
      Стошнило. Чувство вины прошло мгновенно. Глухонемой снова замахнулся.
      - Не-е-ет! Не надо! - зашептал Коша, прикрывая голову руками и вытирая мокрые губы. Заплакала от боли и беспомощности.
      Евгений замычал, стиснул зубы и, ища взглядом жертву, оглянулся. Подошел к дверям и пробил доску кулаком. Видимо, он выбил костяшку. Потому что тут же схватившись за кисть, упал на пол и прижал руку к животу. Плача, Коша подошла к нему и потянула руку. Точно. Вокруг среднего пальца была синяя блямба. Она взяла его за палец и дернула. Палец встал на место. Глухонемой вскрикнул. Он больше не мог ненавидеть ее, но не в силах был вынести. Заплакал.
      Она погладила Евгения по голове и ушла в ванну отмываться.
      У Коши была очень густая кровь. Как смола. Коша с трудом отмыла лицо. Черные комки долго не хотели проходить сквозь решетчатый фильтр. Повозила пальцем, потом выдернула решетку. Мельком глянула в зеркало. Хороша!
      Вернулась в комнату.
      А куда еще? Зима! Вся российская независимость и гордость и чувство собственного достоинства вечно разбиваются об эту жуткую непереносимую зиму.
      Евгений все сидел на полу и тупо смотрел вниз, переполненный непривычными чувствами. Коша прошла мимо и легла в кровать. Дико болела голова. Она накрыла голову подушкой и стала ждать, когда пропадет сознание. Сквозь щель она увидела, что зажегся свет. Глухонемой пришел в комнату и горестно вздохнув, уселся прямо на пол возле кровати.
      - Никогда не буду! - сказала Коша.
      - Лъублъу. Хочу гъоъоорит. Не-е могу все пи-ис-ать!
      Евгений застонал и треснул ладонью об пол. Замер на секунду. Протянул руку и жалобно, переполнено нежностью и обидой, погладил одеяло. По его впалым щекам скупо прокатилась стыдливая слеза. Коша не шелохнулась. Она давила в себе просыпающуюся жалость. Нельзя. Лучше сразу.
      - Ты слышал, что я говорю? Я больше никогда не буду этого с тобой делать.
      Собралась с силами и отчетливо повторила:
      - Я НИ-КО-ГДА НЕ БУ-ДУ С ТО-БОЙ Э-ТО!
      Евгений поднял глаза с тем же выражением, которое было у него, когда Коша расквасила ему нос в троллейбусе. Она отвернулась, чтобы не видеть его беспомощности и не потерять твердости духа. Некоторое время глухонемой сидел на полу молча. Закурил.
      Поискал бумагу, но не найдя ничего, написал фломастером прямо на полу: "Я люблю тебя!"
      Коша прошептала, пряча покатившиеся слезы:
      - Нет. Не хочу, чтобы ты бил меня. И... я никогда уже не смогу быть с тобой.
      Он не понял, что она сказала, но понял, что она имела в виду. Евгений задавил бычок себе об руку, не издав при этом ни звука, и ушел к себе. Всю ночь бродил, писал, курил. Коша просыпалась, чувствуя его маяту и снова проваливалась. Утром ее разбудил звук разрываемой бумаги. Измученный бледный Евгений зашел к Коше, уже в пальто и ботинках и написал губной помадой на стекле: "Завтра. Ты уедешь завтра! Лучше бы я тебя совсем не знал."
      И вышел из квартиры.
      Превозмогая тошноту и головную боль, она сидела и думала, что же делать дальше. Конечно, Коша понимала, что она - сука, а куда деваться-то?
      БЕЗОБРАЗНАЯ РАЗВЯЗКА
      (Коша)
      Сырой скучный день. Коша долго лежала в постели в полной апатии. Страшась выбраться из-под одеяла. Услышала, как хлопнул дверью Евгений. Странно, не зашел к ней в комнату. Наверно, сильно зол. Коша с тоскливой равнодушностью провела пальцем по обоям. Желтые верблюдики куда-то брели по пустыне с золотистыми кустиками колючек. По два верблюдика, по три. Она вздохнула и скинула одеяло.
      Жаль, что нельзя попроситься к Мусе с Черепом. Ну их к черту этих маленьких гаденышей, лысых профессоров, Лер, рыже-лысых мужиков. Она не готова сейчас с ними разбираться. Ей надо как-то разобраться с обустрой ством своего тела в этом мире. А потом уже с головой. Что там глюки, а что не глюки. Чижик много чего говорил интересного. Но он же умер! Он призрак! У него все по-другому.
      Собравшись с силами, Коша поехала в галерею на Староневском.
      Какой-то мужик в серой куртке выносил свертки из галереи и складывал в "Круизер". Коша равнодушно проводила его взглядом и направилась внутрь. В дверях она напоролась на какого-то толстого иностранца - пришлось отскочить, чтобы не упасть. Тот прошел прямо сквозь нее и остановился смотреть, как грузят запакованные в крафт холсты.
      Правда! Что художник? Лучше бы картины рисовали покойники. Им не надо платить ни половины, ни двадцати процентов.
      Мужик в серой куртке очень старался. Коша с отвращением вошла в галерею. В выставочном зале не было ни одной ее работы. Она побледнела. Почему-то не пришло в голову, что они ушли. Заволновалась, что убрали из экспозиции, потому что они плохие. Сдерживая досаду, дождалась хозяина. Вскоре тот выбежал из кабинета и пробежал мимо нее на улицу, коротко махнув рукой. Лицо его изображало крайнюю степень деловитости. Коша присела на скамеечку возле окна. Галерейщик подобострастно тряс руку иностранцу. Иностранец сел в "Круизер" и уехал. На лицо галерейщика упала тень задумчивости. Он постоял, оглядывая вход и вернулся внутрь.
      - Пойдем, - махнул он рукой Коше.
      Коша послушно поплелась следом.
      В кабинете галерейщик открыл сейф и честно выдал толстую ей пачку зеленых. Только в этот момент Коша догадалась, что это ушли ее работы, однако не испытала никакой радости. Опустошение и чувство утраты заполонили ее сознание. Взяла вожделенные баксы и с омерзением спрятала их в карман. Затошнило от всего сразу - от толстого мужика, его бабок и своей живописи.
      ***
      Война.
      В ней началась война. Она хотела крови. Бабки всегда, как бы она не презирала их, как бы ее не порадовала справедливая смерть Валька, но бабки, надо признать, приводили ее в состояние мрачной мстительности. Коше хотелось подходить к каждому прохожему и, тыча пачку купюр в нос, в безобразном торжестве орать:
      - Ну что? Видели? Видели? А вы говорили, я - никчемная!!!
      Но она сдерживала себя. Сейчас ей очень хотелось ткнуть в нос только Евгению. Вальку и так уже ткнули как следует.
      Вернулась домой. Четкие короткие движения. Без эмоций. Позвонить Мусе, сказать ехать. Сходить в лавку за жратвой и выпивкой. Не прикасаться к Евгеньевому холодильнику. Сотку на полку за то. Не надо ему должать. Пусть подавится.
      Села в кресло. Коньяк. Бокал. Курить. Покой. Муся. Ехать. Ждать. Собирать сумку. Кейт Джаррет.
      Раздался звонок в дверь и замигали красные лампочки. Коша открыла дверь. Муся приехала не одна - некий бледный юноша с горящими глазами и всклокоченной головой нес следом сумку с апельсинами.
      - Все! К черту! Все продала, съезжаю! Нажраться хочу! - сказала Коша мрачно.
      Гости вошли в прихожую и стали раздеваться, оставляя на линолиуме черные отпечатки ботинок. Коша досадливо поморщилась и пошла за тряпкой.
      - Идите в комнату! - не очень-то ласково проводила она гостей.
      Вытерла следы и прошла следом.
      - Продала работы... - сказала Коша еще мрачнее. - Не пойму, почему мне так херово. Все так, как я хотела. Башлей полный мешок. На самом деле этот мудила замучил меня в доску. Я уже сама себя ненавижу.
      - Да уж! Тетя лучше, чем Евгений, - флегматично заметила Муся, усаживаясь в кресло.
      Юноша присел на подлокотник.
      Махнув рукой в его сторону, Муся добавила:
      - Это Леша.
      У юноши был отчетливый спермотоксикоз.
      Коша поморщилась и вздохнула насчет тети:
      - Тетя лучше. А то!
      - Масик! - обратилась к юноше Муся. - Ты не помоешь фрукты?
      Леша кивнул кудрявым чубом и отправился на кухню.
      - Что у тебя с лицом? - спросила Муся, увидев синяк на носу Коши.
      - Да вот... Поговорили... Это что за чудо? - Коша кивнула в сторону кухни.
      Похоже Муся решила трахнуть весь Питер.
      - Ну-у-у... Так. Человек слаб, - Муся пожала плечами и отхлебнула сок. - Не знаю. Прибился по дороге. Говорит поэт.
      - А как же Череп? И доктрина о вреде траха?
      - Отстань! - вздохнула Муся. - Ты уже нашла, куда?
      - Не-а... - усмехнулась Коша. - Сегодня пойду искать. Надо до Евгения успеть. А то он мне точно что-нибудь сломает. Он вчера такое устроил. Песня! Давай выпьем, не могу понять, что со мной. Может лучше станет.
      Они накатили по чуть-чуть и задумались, осязая горячую волну, разбежавшуюся по жилам. Коша вяло посмотрела в окно, соображая, как в остаток дня умудриться и найти жилье и съехать. Удивилась, что даже это ее не пугает. Хорошо, что работы продались. Нести все-то одну сумку.
      Тут ее посетила не очень хорошая идея, но на всякий Коша спросила:
      - Слышь, Муся! А нельзя к твоей тете?
      Вдруг предметы перед ее глазами подернулись пленкой и дрогнули, словно отражение на поверхности воды.
      - Не... Коша, - протянула Муся. - Не сердись. Но тетя даже меня терпит с трудом. Я ж теперь у Черепа. Ты же знаешь!
      - А денег если дать? - Вдруг Коша увидела, как пол увеличился и двинулся ей навстречу. Она схватилась за подлокотник. - Ой! Кажется, я падаю в обморок, Муся... Пойду-ка я в ванну. Вы тут начинайте... Я вернусь. Только это... Поскромнее, если можно. Что-то мне так хреново.
      Выключатель. Лампочка. Белый кафель. С трудом стащила с себя одежду. Неужели от коньяка?
      Вода с шумом пробивала в пене дыру. Свалилась в горячую воду. И погрузилась по самые ноздри. Сначала стало легче. Тепло приятно охватило тело. Но внезапно в глазах потемнело, сердце подозрительно заколотилось и рвануло в глотку.
      Надо вылезать.
      Коша с трудом перекинула непослушный организм через край ванны. В голове - кадр из " Клуба путешественников" - пляж неповоротливых морских котиков. Охота. Стрелять. Погибать. Изрезанные клыками шеи котят.
      Не было сил на себя накинуть даже полотенце. На четвереньках Коша вывалилась в коридор, чтобы глотнуть прохладного воздуха. Легче не стало. Ноги подогнулись, она не смогла встать и с ужасом увидела, что посреди кухни на табуретке сидит злобный Евгений и курит одну за одной. Черт! Всегда все одно к одному. Надо же ему было вернуться так невовремя.