Семь смертей Лешего

      Сородичи помочь попавшим в беду были не в состоянии. Спустя мгновение, оглашая свалку истошными воплями, прощаясь с сородичами и проклиная людей, стая поднималась на крыло, спеша, прочь. К яме мчались во весь опор кочегар и дизелист, предвкушая солидный улов. Он оказался даже больше ожидаемого. Десяток матерых, размером с хорошего гуся ворон, задрав головы, смотрели на них, поблескивая бусинками хитрых карих глаз, выжидая невесть что. Быть может, продолжали надеяться, что все образуется, поднимутся они еще в небеса, поспешат вослед ставшей на крыло, стае.
      Но их участь была предрешена. Немногим удастся вновь взлететь в небеса и полет этот не будет столь красив и грациозен, как прежде.
      Пара отчаянно пытающихся вырваться пленников, извлечена наружу. Оставшимся в яме стало посвободнее, но отнюдь не спокойнее, страх с каждой минутой увеличивался и рос, заставляя отчаянно биться птичье сердце.
      Первой вороньей паре предстояло пройти самое мучительное испытание, не дающее шанса выжить. Им предстояло повторить подвиг красного командира Лазо, заживо сожженного в паровозной топке. На заставе паровозов не было, но зато имелись топки, целых две штуки, работающие в холодное время года, в полную силу. Каждая топка кочегарилась по-разному и поэтому там, не могло быть одинаковой температуры. Не было и приборов, чтобы определить, какая топка жарче. Но между друзьями, - истопником и дизелистом, всегда был спор, чья топка дает более высокий градус, ведь в растопке одной из них, иногда принимал участие и дизелист, когда ему наскучивало одинокое сидение в своей комнатушке-мастерской.
      Поскольку приборов измеряющих температуру в топке не было, а спор был слишком стар, они нашли оригинальный способ его разрешения. Отчасти именно по этой причине, была выкопана на свалке яма, принесено с конюшни ведро зерна, приготовлена для пернатых, ловушка. Ибо именно им, суждено было разрешить застарелый спор приятелей.
      Первая пара отловленных пернатых пошла в дело. Они синхронно забрасывались в нутро гудящей топки, прямо в центр бушующего пламени. Не долог был вороний век в огненном аду. Не удавалось им сделать и шагу, как они превращались в огненные шары, а еще секунду спустя, в горстку пепла. Чтобы упрочить результаты спора, требовалась не одна пара пернатых, ибо эксперимент занимал считанные секунды. Чтобы получить более-менее точные результаты, эксперимент нужно было повторить, как минимум десяток раз.
      Но одним только разрешением споров по поводу котлов, участь ворон не ограничивалась. У солдат была богатая фантазия, много чего интересного шло им на ум, от чего совсем не в восторге было плененное воронье. Устраивали они среди пернатых состязания на дальность полетов. Но птички, которым посчастливилось принять участие в состязании, хоть и отпускались на волю, но не просто так. В этом конкурсе шанс выжить был ничтожно мал, но все-таки был.
      Отловленные особи, коим предстояло принять участие в соревновании, обильно смазывались оружейным маслом. Поджигались и подбрасывались в воздух. Затем эти огненные шары, отчаянно размахивая крыльями, подгоняемые ужасом и болью, уносились от заставы прочь. Вот только сжигающий их жар был чрезмерно силен, даже сильный встречный ветер не мог сбить жгучее пламя. И птицы падали вниз огненным шаром, расцвечиваясь при ударе о землю разноцветными сполохами. Редко кому удавалось пролететь более 100 метров, хотя бывали и рекордсмены.
      После очередного запуска, дизелист и кочегар отмечали место падения засланцев, сравнивали полученные результаты. По их итогам, проигравшая сторона несла выигравшую на закорках, из помещения котельной, в казарму. Проигравшая сторона жаждала реванша и поэтому решетка, нависающая над ямой с зерном, всегда была призывно приподнята, приглашая гостей.
      Были среди ворон и рекордсмены по дальности полета, и те, кому удалось выжить в смертельном испытании. Это те счастливцы, что, не разбирая дороги от раздирающей тело боли, отчаянно махая крыльями, преждевременно оказывались на земле. Причем те, кто падал на землю, помирали также мучительно, как и те, кто принял смерть в полете. Но некоторые падали в воду. Хотя и водная гладь была немногим лучше земли. Вода сбивала пламя, а ледяной холод горной реки притуплял боль. Но бешеное течение, бесчисленное множество камней на пути, делало речной нрав диким и беспощадным ко всему живому.
      С безумным ревом неслись воды с гор вниз, вздымая клочья пены над бесконечными валунами, расцвечиваясь на солнце мириадами разноцветных брызг. Ничто живое, попавшее в бешеные потоки горной реки, не могло уцелеть. И не важно, зверь это, птица, или человек. В долину, где течение реки было поспокойнее, приплывало лишь бесформенное месиво, или отдельные фрагменты. Упасть в реку, значило умереть.
      Но можно упасть и у самого берега, где была узкая полоса спокойной воды, без бешеных скоростей и смертоносных, каменных преград. Туда удалось свалиться одной из ворон, погасив пожирающее тело пламя. На узком пятачке суши, скрытым за высоким бугром, она провела много дней, чтобы достаточно окрепнуть для того, чтобы вновь подняться в небо. Выбираться из своего убежища она опасалась, из-за боязни вновь угодить в руки людей. В ее птичьих мозгах на всю оставшуюся жизнь отпечатался ужас перед двуногими, и всем, что с ними связано. Приблизься человек к ее убежищу, она без раздумий бросится в клокочущий речной поток, предпочтя смерть в его стремнине, плену.
      Ворону никто не заметил и спустя пару недель она, скособоченная, худая, на плохо слушающихся крыльях, покинула укрытие. Короткими, в несколько сот метров перелетами, устремилась к месту, которое служило домом и постоянным жилищем, вороньей стаи. Туда она явилась живым свидетелем тех ужасов, что творят с ее сородичами злобные двуногие.
      Было у кочегара с дизелистом еще одно развлечение, связанное с птицами, устраиваемое на потеху собравшейся публики. Участвующие в представлении пернатые, имели неплохие шансы выжить, где-то 50 на 50. Но окончательное освобождение требовало времени, выносливости, и, конечно же, везения. Прикол заключался в следующем. На ноги воронам привязывались гирлянды из пустых консервных банок, издающих ужасающий грохот. После этого, птичьи лапы еще и связывались между собой. После подобной манипуляции, воронья тройка составляла единое целое и для того, чтобы выжить, она и действовать должна, как единое целое. А вот с этим-то все обстояло гораздо сложнее.
      Связав птичек соответствующим образом, их подкидывали вверх. Затем бойцы, хватаясь руками за животы от смеха, наблюдали за тем, что творится в небе. Повеселиться от души, было над чем. Связанные воедино, пережившие смертельный ужас, вороны старались изо всех сил, отчаянно хлопая крыльями. Но поскольку каждая особь тянула в свою сторону, и все они здорово мешали друг другу, то это только усугубляло их незавидное положение. Привязанные к лапах пустые консервные банки отчаянно гремели, внося панику в птичью тройку. Вороны в беспорядке махали крыльями, но земля все приближалась, медленно и неуклонно. А внизу ждали покатывающиеся от смеха двуногие, наблюдающие за их мучениями.
      Вновь попадать в руки людям пернатые не желали, и чем ближе становилась земля, тем отчаяннее сопротивлялись вороны падению. Иногда им удавалось подобрать некое подобие синхронности и тогда получалось набрать высоту, и скрыться из глаз наблюдающей за полетом, публики. Но это был только первый шаг на пути к освобождению. Оставалось присесть где-нибудь на скалы и заняться узлами, которыми их опутали люди. С их здоровенными долбаками, лишиться пут было делом нескольких минут.
      Но, как правило, этих самых минут и не хватало. К тому же, отчаянно гремящие при каждом взмахе крыльями жестянки, не способствовали спокойствию. И безумной гонке на пределе возможностей, не было конца. До тех пор, пока одна особь из птичьей тройки, не перегорала. Птичье сердце не выдерживало нагрузки, и ворона умирала прямо в полете. Взмахнет пару раз по инерции крыльями безнадежно мертвое тело и затихнет. Ставшее вдруг необычайно тяжелым тело, стремительно потянет вниз, отчаянно сражающуюся за высоту, пару. Уже, будучи на земле, они еще некоторое время будут безуспешно пытаться взлететь, оторваться от смертельно опасной земной тверди. Пройдет не мало времени, прежде чем они поймут, что это бесполезно, и успокоятся.
      И вот тогда-то у них и будут те несколько минут, что так нужны для освобождения. Главное не растранжирить их, таращась друг на друга. Отведенные им минуты истекают и в самое ближайшее время, в дело могут вмешаться иные силы. Нет им дела до вороньих страданий, но есть к птицам определенный интерес.
      Большинству птиц, времени не хватало. В то время, когда одна из птиц, что старше и мудрее, крепким долбаком стремилась добыть свободу, ее более молодая и неуравновешенная товарка, продолжала отчаянно махать крылами и скакать из стороны в сторону, сводя на нет все ее усилия освободиться. Иногда птице все же удавалось избавиться от стягивающих лапы, гремящих металлических гирлянд, но чаще нет. Третьи силы, со всех ног спешили к месту падения птичьей тройки, чтобы вмешаться в происходящее.
      Слишком громогласен был полет, чтобы не привлечь внимания хищников, рыскающих повсюду в поисках поживы. Дикая какофония звуков, пришедшая с небес, никого не могла оставить равнодушной, а судорожные, невпопад движения крыльев, полет рваными рывками, то вверх, то вниз, давал хищникам определенные надежды. И они не спускали голодных глаз с шумной троицы, отчаянно пытающейся удержаться на лету. Не смотря на отчаянные старания, странная птица-тройка оказывалась на земле. И теперь главное не упустить момент, не дать добыче снова подняться в небо. И несутся хищники, рыжие и проворные, в надежде на поживу и секундомер вороньей жизни, начинает отсчитывать последние, оставшиеся пернатым минуты.
      По прошествии нескольких минут, на месте падения птичьей тройки, вздымалась пыль столбом. Окрестный простор оглашался отчаянным предсмертным писком. И вместе с пылью взлетали вверх, а затем медленно оседали на землю, окровавленные перья. И рыжие хищники, споро уплетали добычу, торопливо глотая кровавые мясные куски вместе с пухом и перьями. Спеша заглотить побольше пока в дело не вмешался припозднившийся соискатель, рассчитывающий на свою долю добычи.
      И вновь над сонным горным ущельем разливалась тишина, и не было в целом мире иных звуков, кроме торопливого чавканья хищников. Спустя несколько минут затихали и эти звуки. На месте птичьего падения, оставалась лишь горстка перьев и пуха, пропитанная кровью земля, и гирлянда пустых консервных банок. И еще долго гуляющий по ущелью ветер, будет перекатывать банки с места на место. А они будут грохотать, пугая живность в округе, заставляя ее настороженно прислушиваться.
      Немало вороньего племени, истребила за полгода пара советских солдат, кочегар и дизелист. Они почти вывели под корень глупое птичье племя, так и не сообразившее, куда деваются их сородичи, и, не смотря на катастрофическое уменьшение численности стаи, продолжающее с завидным упорством нырять в яму с зерном. Незатейливая ловушка, всякий раз выдавала своим создателям солидный улов бестолковых, клювастых птиц. Поголовье крупнейшей на сотни миль окрест вороньей стаи, стремительно уменьшалось. И если в начале этой истории популяция достигала нескольких сотен голов, то спустя полгода их оставалось немногим более сотни, и численность стаи продолжала сокращаться.
      Так могло продолжаться до полного изничтожения вороньего поголовья в Тянь-Шаньских горах. Но птицам помог случай. Тот самый, редкий и практически невероятный случай, когда одна из исчезнувших птиц вернулась обратно в стаю. Вид ее был настолько ужасен, что перья вставали дыбом на вороньих загривках, и кусок не лез в глотку. Рассказ пережившей смерть птицы был ужасен, а вид ее вызывал дрожь настолько, что стаю проняло, и пришло понимание.
      Вскоре после возвращения в стаю, обезображенная огнем ворона умерла. Ее организм, мобилизовавший все силы для того, чтобы вернуться домой, полностью исчерпал себя. Ворона не прожила и суток. Но дело свое, она сделала. Стая стала умней, к ней пришло понимание того, как уцелеть, и вновь стать многочисленной и многоголосой.
      С тех пор, установленная на свалке ловушка, перестала радовать своих создателей. Она продолжала также исправно падать вниз, прихлопывая угодивших в ловушку птиц. Но только на смену воронам, пришли вездесущие воробьи и прочая птичья мелочь, возня с которыми не доставляла особого удовольствия. Вскоре ловушка была напрочь забыта и заброшена, по причине отсутствия достойного улова.
      Наученная горьким опытом стая, на веки вечные зареклась посещать смертоносную свалку, предпочитая для трапезы искать места поспокойнее и побезопаснее. При одном виде пограничной заставы «Узенгегуш», в рядах пернатого братства, начинался переполох. Вороны начинали истошно сучить крыльями, спешно разворачиваясь и меняя направление полета, чтобы не только не приземляться, но даже не пролетать вблизи злополучной заставы.
      Развлечения с пернатыми, привлекающие множество любопытствующих, были прекращены. Потребуются годы, чтобы из вороньей памяти стерлась информация о притаившейся на заставе смерти. В стае сменится несколько поколений, прежде чем она вновь станет беспечной и глупой. Хотя и потом случались пленения ворон и смертельные развлечения с их участием, но это были единичные случаи, происходящие вдали от заставы. И, как правило, жертвами пограничников становились молодые вороны последнего выводка.
      Любили бойцы в отдаленных нарядах развлекаться установкой ловушек, которые делали из небольших решеток, на которых разогревали консервы. В качестве приманки служила открытая и разогретая банка тушенки, источающая пленительные ароматы по всей округе, заставляющая ручьем течь слюну у притаившейся в камнях, наблюдающей за людьми, лисы. К мясному аромату не могло остаться равнодушным и воронье, особенно то, что помоложе.
      Сделав над ловушкой несколько кругов, смельчаки опускались на землю и начинали скакать вокруг решетки, силясь дотянуться клювом до содержимого банки, не оказавшись при этом под сенью решетки. Иногда это удавалось. Они умудрялись дотянуться сбоку, а чаще зайдя за наклоненную решетку, и сквозь ее прутья, длинными заостренными долбаками, выуживать из банки мясо. Но, подобное пиршество и заканчивалось единственным, выхваченным куском. Выросший словно из-под земли человек прогонял ворон и сидя на корточках, колдовал над банкой тушенки. Затем человек исчезал, затаившись в одном из сложенных из камней блиндажей, поглядывая сквозь бойницы за ловушкой, сжимая в руке телефонный провод, ведущий к подпирающей решетку, палке.
      Спустя некоторое время вороны, отдыхающие на ближайшем скалистом выступе, с интересом наблюдающие за манипуляциями человека, возвращались обратно. Выхваченное из жестяной банки было настолько вкусно, что у отведавшего угощения, пропадал всякий страх перед человеком. Вкусивший тушенки ворон не видел ничего, кроме заветной банки, в которой была уйма вкуснятины, до которой нужно лишь дотянуться. Но сделать это теперь, после вмешательства человека, оказалось не так-то просто. И напрасно пернатый вор скакал вокруг решетки, нависшей всей своей тяжестью над добычей. Напрасно пытался дотянуться сбоку. Тщетно пытался пролезть с тыла. То, что удалось сделать в первый раз, повторить не было никакой возможности. И чем недоступнее становилось желанное мясо, тем сильнее терял пернатый голову. Вскоре алчность становилась сильнее осторожности, и ворон нырял под решетку, пытаясь захватить клювом банку, чтобы затем, в безопасном месте, насладиться ее содержимым.
      Пара мгновений отводилась пернатому на столь рискованный шаг. И он вполне бы успел уложиться в отведенное время, если бы не человек, наблюдающий через амбразуру блиндажа, с полевиком в руке, готовый в любой момент, потянуть провод на себя.
      Вороний рывок внутрь и держащая решетку палка, приходила в движение. Еще мгновение и ворон лежал, распластав крылья придавленный грузом, не в силах пошевелиться, с банкой тушенки в клюве. А затем ворон умирал, страшной и мучительной смертью, уготованной ему человеком. Его товарищи, вместе с которыми он обнаружил злополучную банку, были уже далеко. Они не слышали его отчаянного предсмертного крика, уносясь вдаль, в поисках более безопасных развлечений и пищи, за которую не нужно платить жизнью.

3.15. Крах семейной жизни лейтенанта Егорова

      Жизнь на заставе была разнообразна, не чета серым и унылым будням в отряде. И хотя не ходили солдаты с заставы в увольнения, так как не было поблизости города, но служба летела словно ветер, а не ползла, как в отряде, медлительной черепахой. Два года, поначалу казавшиеся бесконечными, пролетели, словно один миг. Казалось, он еще только вчера приехал на заставу зеленым салажонком, а сегодня уже считал последние, оставшиеся до увольнения в запас, деньки. Вышел приказ министра КГБ СССР об увольнении в запас солдат Халявинского призыва.
      Спустя месяц после опубликования приказа в печати, на заставе огласили список очередности на увольнение. Халявин, отличник боевой и политической подготовки, специалист «1класса», награжденный всеми возможными знаками отличия, в том числе нагрудным знаком «Отличник погранвойск 1степени», подлежал увольнению с заставы первым. Жалко лишь, что в так называемую «показуху», никого с заставы не отправляли. Ко времени дембеля Халявина, застава впала в немилость. Оказавшись на крючке у отрядного начальства, она была лишена такого вида поощрения, как увольнение в показную партию, отправляемую домой за неделю до первой, куда попадали лучшие из лучших.
      Лешкин дембель вообще оказался в серьезной опасности, благодаря одному из молодых лейтенантов, недавно закончивших военные училища и обосновавшихся на заставе. Заместитель начальника заставы по боевой подготовке лейтенант Петров был неплохим человеком, и никогда не делал пакостей солдатам, чего нельзя было сказать о его коллеге. Лейтенант Егоров, выпускник Галицинского погранично-политического училища, заместитель начальника заставы по политической части, попил не мало солдатской крови. И, как казалось Лешке, он нашел причину столь разного поведения офицеров.
      Лейтенант Петров прибыл на заставу с супругой, молодой симпатичной девушкой, одних с Халявиным лет, имеющей годовалого сына. Женщина была так красива и мила, так вызывающе молода, что всякий раз, когда появлялась по каким-либо делам на территории заставы, или вблизи ее, солдаты сворачивали набок шеи, стремясь запечатлеть в памяти, пленительный образ. С ее приездом, на заставе стало две женщины. Больше всех ее приезду обрадовалась жена капитана Бурдина, также воспитывающая маленького сына. Единственные представительницы прекрасного пола на заставе, населенной десятками особей мужского, они чувствовали себя королевами. Всякий раз, выйдя с детьми на прогулку, катя неторопливо коляски в гору по дороге ведущей к шлагбауму, они были уверены, что ни один их шаг, ни одно движение не останется незамеченным. Что в это время, десятки глаз жадно вперившихся в окно, неотрывно наблюдают за ними. Мечтая о тех временах, когда они вернутся домой и красивые девчонки, будут доступны им не только в мечтах и ночных эротических видениях, но и наяву.
      Если на улице было жарко, девушки одевались соответственно погоде. Юбки прелестниц были настолько коротки, что казалось, вот-вот из-под них мелькнет узкая полоска трусиков, а у наблюдающих за прогулкой солдат, случится сердечный приступ. Пока они неторопливо дефилировали вдоль заставы, жизнь на ней останавливалась, перемещаясь к окнам. И только когда женщины исчезали из виду, скрывшись в подъезде офицерского дома, жизнь на заставе оживала, и все приходило в движение.
      Лейтенанта Петрова, после работы ожидали дома красавица жена и сын. У него было все, что необходимо для нормальной жизни и, наверное, поэтому он и был человеком. У лейтенанта Егорова, ничего этого не было. Он был гол, как сокол и семьей ему еще только предстояло обзавестись, что, служа на заставе, за сотни миль от ближайшего населенного пункта, сделать не просто. Глядя на семейную жизнь Петровых и Бурдиных, лейтенант Егоров в душе страшно завидовал и злился, и поэтому был совершенно невыносим. Злость и раздражение нужно куда-то девать и он выплескивал отрицательные эмоции на солдат, делая их и без того не сладкую жизнь, невыносимой.
      Самое обидное в том, что старше их он был всего года на два, от силы на три. Попадись на гражданке, с подобными закидонами такой тип, отгреб бы по полной программе в первый же день. Рога бы ему махом поотшибали. А если бы не врубился с первого раза, ввалили бы ему снова и снова, и так до тех пор, пока не придет понимание.
      В армии все иначе и сопляк лейтенант пользовался этим, дабы окончательно испортить людям жизнь. Он понимал, что как бы он ни изгалялся, ни издевался над бойцами, никто ему не даст по рукам, тем более по роже. Все знали, чем это чревато. Неповиновение, связанное с насилием, заканчивается трибуналом и дисбатом. О дисбате же рассказывали такое, что волосы вставали дыбом.
      Однажды на личном фронте лейтенанта Егорова, замаячили кое-какие проблески. Случилось это после того, как замполит съездил на партийную конференцию в отряд. Неделю пожил в городе, где и встретил красавицу-девицу, к которой воспылал пылкой страстью, оказавшейся взаимной. Неделя пролетела словно миг. Потерявший от любви голову, лейтенант Егоров не замечал насмешливых взглядов офицеров части, когда прогуливался с избранницей под ручку по городу, водил ее в кафе и рестораны.
      Время для него не просто шло, оно стремительно летело и чем меньше его оставалось до неизбежной разлуки, тем сильнее терял рассудок замполит Егоров. Перед отъездом на заставу он решился и сделал Галочке предложение, от которого та не смогла отказаться. Предложение, которого она ждала всю жизнь.
      Предложения офицеров, а знала она весь гарнизон и большую часть заставских, сводились лишь к выпивке и постели. Галочка была милой и воспитанной девушкой и не хотела никого обижать отказом. К тому же любила выпить и красиво отдохнуть. При таком легком характере, не было отбоя от желающих приятно провести время в ее компании. И не только холостые офицеры части посещали ее, чтобы расслабиться, не мало было среди ее постоянных друзей-клиентов и тех, кого дома ждали законные супруги. Но одно дело опостылевшая жена, признающая в постели лишь классическую позу и совсем другое Галина, молодая, смазливая, фигуристая, с большой грудью, приемлющая в постели все. Про таких, как она, говорят, - девушка хоть куда. Ей было все равно как давать, лишь бы доставить удовольствие кавалеру.
      Но с появлением в офицерском городке лейтенанта Егорова, развратная дочка одного штабного полковника, сделала многочисленным любовникам, временный отворот. Все свое внимание, женскую ласку и обаяние, она обрушила на молодого лейтенанта, совсем зеленого, лет на 5 младше ее, не испорченного местными сплетнями, даже не подозревающего о том, кто во всем Пржевальске, наипервейшая блядь. Она ловко опутали его женскими чарами, намертво привязав сопляка к себе. А когда за день до отъезда лейтенанта на заставу раздвинула перед ним роскошные ноги, он совсем ошалел от счастья, и не обратил никакого внимание на то, насколько она опытнее его по части секса.
      Страшась потерять найденное в пыли киргизского города сокровище, не желая расставаться с ним всю жизнь, поспешил сделать Галочке предложение, которого ей так и не довелось услышать от сонма окружавших ее кавалеров, супругов на одну ночь. С ними неплохо было развлекаться, проводить время за бутылкой, но Галине хотелось стабильности, стать чьей-то женой, матерью и быть может совсем немного, любовницей.
      Галина дала лейтенанту Егорову согласие стать его женой и разделить с ним все тяготы и невзгоды армейской жизни, пообещав быть верной и любящей женой. Окрыленный согласием, Егоров потащил невесту в ЗАГС, где и оформил все подобающие бумаги. Галина стала невестой и до того дня, когда она должна станет супругой по закону, оставался ровно месяц.
      Окрыленный грядущим семейным счастьем, вкусив перед отъездом потрясающую ночь любви и еще более уверившись в правильности принятого решения, Егоров отбыл на заставу, утрясать связанные с предстоящей свадьбой, дела. А сделать нужно многое. Но главных моментов, было два. Составить список приглашенных на свадьбу, и занять недостающую сумму денег, для того, чтобы свадьба стала незабываемой для всех присутствующих.
      Пока лейтенант Егоров занимался свадебными хлопотами, его невеста не теряла времени даром. Устроила девичник, только вместо девчат, дневали и ночевали у нее офицеры части, сразу по несколько человек. Галя весело и с пользой проводила время. Было море водки и секса во все, используемые для любовных утех, отверстия. Галочка развлекалась по полной программе, словно намереваясь за оставшийся до свадьбы месяц набраться приятных впечатлений на всю оставшуюся жизнь. Она отдавала себе отчет в том, что, став офицерской женой и поселившись на заставе, она распростится с веселой жизнью, к которой привыкла в городе. Не будет больше шумных гулянок, обильных возлияний, группового секса. Отныне ее удел быть послушной и добропорядочной супругой, посвятившей жизнь любимому мужу.
      Внутренне, она была готова к столь резкому изменению в своей жизни. За прожитые годы, она погуляла изрядно, и чувствовала потребность остановиться, и измениться. Она была готова стать добродетельной спутницей жизни молодого, глупого офицера. А пока до изменения ее социального статуса оставался целый месяц, отрывалась по полной программе, чтобы в полной мере насладиться всеми прелестями жизни, многие из которых вскоре будут ей недоступны.
      Прознавшие об ее скором замужестве кавалеры, спешили лично поздравить Галочку со статусом невесты, а заодно и помочить напоследок кончик в столь гостеприимном, и вожделенном лоне. С одной стороны они были рады тому, что Галочка, выходит замуж и не будет более донимать их дурацкими вопросами о женитьбе. Но с другой, она выходит замуж за офицера с заставы, а значит, покинет городок, и им придется искать новый подходящий объект для любовных утех.
      Месяц, отведенный ЗАГсом, подходил к концу. Пресытившаяся водкой и сексом Галина, разогнала ухажеров, строго-настрого запретив навещать ее, пообещав в будущем, лично отблагодарить каждого за понимание, любым способом. Галина чувствовала, что запаслась зарядом положительных сексуальных эмоций, как минимум на полгода. За это время, она не раз побывает в отряде, с мужем, или без него. И в любом случае найдет время, чтобы навестить кого-нибудь из прежних любовников. И насладиться настоящим сексом, на который сопляк муженек, не способен. Если возможности вырваться в город не будет, а желание хорошенько потрахаться настолько сильно, что хоть вой, то и из этого положения можно найти выход.
      Галина была опытной блядью, способной склонить к сексу любого мужчину, даже если он женат. В последнем случае, сделать это даже проще. Женатые мужики давно устали от заботливых женушек и мечтают об одном, гульнуть на стороне, наставить супруге рога. И застава не исключение. Здесь каждое новое женское лицо, моментально приковывает пристальное внимание мужского поголовья заставы. Ей даже не нужно кого-то обольщать. Достаточно поманить пальцем кого-нибудь из солдатиков, и тот побежит за ней без оглядки, хоть к черту на рога. Ради обладания ее роскошным телом исполнит любую, самую изощренную, сексуальную фантазию.
      Но, солдатиками лучше не увлекаться, это чревато излишними разговорами. Однако подыскать для души одного, посимпатичнее, повыносливее, не болтливого, очень даже стоит, особенно если муж перестанет уделять супруге должное внимание. В таком случае пусть пеняет только на себя, рога отрастут, как у матерого оленя. Найдется немало желающих понаставить лейтенанту Егорову развесистых рогов.
      Но это в будущем и пока не стоило забивать голову подобными пустяками. Нужно в оставшиеся до приезда жениха дни навести в квартире порядок, убрать следы существовавшего здесь на протяжении почти месяца, борделя. Выбросить пустые бутылки, окурки, ворох завалявшихся под кроватью использованных презервативов. Выветрить из квартиры стойких запах мужских разгоряченных тел, который так нравился Галине. Затем все отмыть до зеркального блеска и пропылесосить, чтобы к приезду любимого, квартира выглядела как уютное гнездышко, а не гнусный притон. И Галочка с тем же азартом, с которым еще вчера предавалась любовным утехам, принялась наводить глянец и чистоту в квартире, считая часы до приезда, будущего супруга.
      …Лейтенант Егоров сообщил коллегам о грядущем величайшем событии в холостяцкой жизни, которое перевернет всю его жизнь. Они уже почти месяц знали о том, что лейтенант Егоров решил скрепить себя узами Гименея с русской девушкой, из киргизского города Пржевальска. Из последней поездки в отряд, он вернулся сам не свой. Невооруженным глазом было видно, случилось что-то очень важное в жизни лейтенанта. Если хорошенько подумать, что может случиться такого, из-за чего глаза предательски блестят, а лицо нередко принимает задумчивое и мечтательное выражение. Очередная звезда на погоны не светит ближайшие пару лет. Богатого родственника, готовящегося отдать богу душу где-нибудь в Америке, тоже не имеется. С подобной родней его бы и близко не подпустили к войскам КГБ СССР. Оставалось одно, - женщина. Это, пожалуй, самое главное в жизни молодого мужчины, волею судьбы заброшенного служить в горы, в удаленные от обжитых мест, края. Женщина, только она могла скрасить унылое и однообразное существование. Оставалось лишь узнать, кто она, прекрасная незнакомка, пленившая их коллегу.
      В Пржевальске было не много русских, а девушек на выданье вообще единицы и почти все они, дочки офицеров служивших в отряде, или гражданского персонала, работающего там же. Многих проживающих в офицерском городке, расположенном сразу же за забором воинской части, заставские офицеры знали по имени и в лицо. Многих не только знали, но и имели, во время краткосрочных отлучек в отряд. Дочки офицеров, избалованные вниманием охочих до женского пола мужчин в погонах, в большинстве своем были откровенными блядями. Вели свободную, разгульную жизнь, и лет до 30 оставались незамужними, пока на этих шалав не западал какой-нибудь глупый офицерик, из числа только что прибывших на службу.