Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Скарамуш - Маркиз де Карабас

ModernLib.Net / Исторические приключения / Сабатини Рафаэль / Маркиз де Карабас - Чтение (стр. 6)
Автор: Сабатини Рафаэль
Жанр: Исторические приключения
Серия: Скарамуш

 

 


Экипаж проехал между массивными каменными столбами широких ворот и загрохотал по давно не мощенной аллее, обсаженной ломбардскими тополями. По обеим сторонам аллеи лужайки, заросшие высокой буйной травой, переходили в дубовые и березовые рощи, которые, постепенно густея, образовывали вдали настоящий лес.

Наконец экипаж остановился перед высокими чугунными воротами в серой каменной стене, за которой скрывался двор замка. Форейтор протрубил в рог.

Кантэн вышел из экипажа и, стоя у ворот, окинул взглядом жилище своих предков — величественное, но преданное запустению. Казалось, над замком пронеслось дыхание смерти: окна закрыты ставнями, краска на огромных дверях главного подъезда облупилась.

Видя, что призыв его рожка остался без ответа, форейтор дернул цепь, висевшую у одного из столбов, и тишину нарушил скорбный звон колокола.

Вскоре низкая дверь левого павильона открылась. В ней показалась лохматая мужская голова, и пара бычьих глаз тупо уставилась на незваных гостей. Затем, еле волоча ноги, через порог переступил малый в коротких мешковатых штанах и с голыми до колен ногами, которые заканчивались деревянными башмаками. Громко стуча подошвами, он медленно двинулся по заросшему травой булыжному двору и, подойдя ближе, осмотрел пришельцев все тем же тупым взглядом затравленного животного.

— Что вам нужно? — спросил он глухим гортанным голосом.

Повинуясь инстинкту, Кантэн чуть было не назвался маркизом де Шавере и не потребовал немедленно открыть ворота. Но, вспомнив, что во Франции нет больше никаких маркизов, попросил позвать гражданина Лафона.

— Что вам от него надо?

— Об этом я скажу ему самому, когда вы его приведете. Откройте мне ворота.

Пока малый стоял, не проявляя ни малейшего желания повиноваться, из павильона вышел второй мужчина. Как и первый, он отличался плотным сложением и носил такие же невообразимые крестьянские штаны. Правда, на ногах у него были надеты гетры, на плечах красовалась короткая зеленая бархатная куртка, а на голове — широкополая черная шляпа. У него было загорелое, с жесткими чертами лицо и светлые пронзительные, как у ястреба, глаза.

— В чем дело, Жако?

— Какие-то незнакомцы спрашивают вас, хозяин.

Тот, кого он называл хозяином, подошел к воротам и сурово взглянул на Кантэна.

— Кто вы такой? Что вам надо? — спросил он с той же грубой резкостью, как и первый мужчина.

— Полагаю, вы и есть Лафон. Мое имя Морле де Шеньер. Откройте ворота.

— Если бы ваше имя было Шеньер, я бы знал вас. А я не знаю. — В глазах говорившего зажглась подозрительность.

Тем не менее он снял болт, и Кантэн шагнул во двор замка.

— Нечего сказать, гостеприимный прием оказывают мне в собственном доме, — сказал он с суровой улыбкой. — Но вы и впрямь не можете знать меня.

Широко расставив ноги, дворецкий рассматривал воинственно элегантную фигуру в длинном темном рединготе, лосинах и сапогах с отворотами.

— Как вы сказали? Кто вы такой?

— Нынешний хозяин Шавере.

В белесых глазах дворецкого вспыхнуло презрение.

— Так вы покупатель национальной собственности! Я не слыхал о конфискации Шавере, хотя этого, конечно, надо было ожидать. Но вы, кажется, сказали, что ваше имя Шеньер?

— Именно так я и сказал. Из чего вам надлежит сделать вывод, что я — хозяин Шавере по праву наследования, а не приобретения.

На грубом лице дворецкого появилось отталкивающее выражение.

— Это что — обман или шутка? Наследник Шавере — господин Арман де Шеньер.

— Наследник — да. Владелец же я — Кантэн Морле де Шеньер, брат покойного маркиза.

— Брат покойного маркиза? Что за сказки вы мне рассказываете? У покойного маркиза не было брата. Вы плохой обманщик, приятель, иначе вы знали бы, что покойный маркиз годится вам в дедушки.

Кантэн начал терять терпение.

— Послушайте, любезный. Я приехал сюда не для того, чтобы препираться с вами. Я...

— Мне прекрасно известно, для чего вы приехали, — вдруг почти прокричал Лафон. — С меня хватит! Убирайтесь вон!

— Минуту! — тон Кантэна не допускал возражений. — Я не требую, чтобы вы поверили мне на слово. Я привез бумаги, удостоверяющие мою личность. Будьте любезны провести меня в дом.

Дворецкий злобно улыбнулся.

— В дом, гм? Как бы не так! Проваливайте, пока я не заставил вас пожалеть о том, что вы явились сюда.

Пока он говорил, из павильона стремительно вышел молодой человек в охотничьем костюме и в высоких сапогах, доходивших ему до половины бедер. За ним следовали три простолюдина в куртках из козлиных шкур, мешковатых белых штанах и деревянных башмаках. Их обветренные лица затеняли широкополые шляпы, надетые поверх вязаных колпаков. Все трое держали в руках по охотничьему ружью.

— Что здесь происходит, Лафон?

Внешность и речь молодого человека выдавали в нем дворянина.

— Какой-то шутник имеет наглость заявлять мне, что он — маркиз де Шавере.

Словно его застали врасплох, молодой человек на мгновение остановился и глаза его блеснули. Затем он медленно двинулся дальше. Он был без шляпы, и густая белокурая шевелюра обрамляла тонкие черты властного, надменного лица.

— Какое возмутительное мошенничество! — с презрением проговорил он, обращаясь к Кантэну. — Вам лучше убраться по доброй воле, приятель.

— Не припоминаю, чтобы я был вашим приятелем, — ответил Кантэн. — К тому же мне неизвестно, по какому праву вы здесь находитесь. Что касается моих прав, то у меня есть средство удовлетворить ваше любопытство, если вы войдете в дом.

— В дом, господин де Буажелен! — воскликнул Лафон, многозначительно ухмыляясь и подмигивая.

— Хватит! — произнес дворянин повелительным тоном. — Вы сами уйдете или мне позвать людей. , чтобы они вышвырнули вас? Вы этого хотите?

Кантэн все еще сдерживал гнев. Из нагрудного кармана редингота он вынул пачку бумаг и показал их молодому человеку.

— Взгляните вот на это.

— Что это такое?

— Мои бумаги. Они удостоверяют мою личность.

— Мне не нужны никакие удостоверения. Уж не думаете ли вы, что я не распознаю республиканского шпиона, когда увижу его? Убирайтесь!

Он сделал знак Лафону, который начал со свирепым видом наступать на Кантэна. Трое других двинулись за ним. Кантэн побледнел от гнева.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я уйду. Но я запомню ваше имя, господин де Буажелен, и дождусь возможности призвать вас к ответу за насилие, которые вы учинили надо мной на пороге моего собственного дома.

— Клянусь Богом, проклятый доносчик, если ты задержишься хоть на минуту, я прикажу моим людям прошить свинцом твою мерзкую шкуру.

Кантэн не успел выйти со двора замка, как Лафон с такой силой захлопнул створку ворот, что едва не прищемил ему каблук.

Форейтор уже забрался на козлы и смотрел на него широко раскрытыми от страха глазами. Как только Кантэн сел в экипаж, тот рванул с места. Лишь после того, как они миновали обсаженную тополями аллею и выехали на открытую дорогу, лошади сбавили шаг. Кантэн высунулся в окно и приказал форейтору остановиться.

— Вы похвалялись, что отлично знаете эти места, приятель. Вам случайно не известно, кто такой этот господин де Буажелен? Он держит себя так, как будто Шавере принадлежит ему.

— Знаю ли я Буажелена де Шеньера? Да кто его не знает! Скверный человек. Он кого угодно убьет, даже глазом не моргнув. Когда вы бросили ему вызов, я не на шутку перепугался за вас, гражданин.

И тогда Кантэн вспомнил, когда ему впервые довелось услышать имя Буажелена, причем почти в таких же выражениях. Не кто иной, как герцог де Лионн говорил о нем как о первой шпаге Франции, дуэлянте и кузене братьев де Шеньер.

Тем временем форейтор продолжал.

— Те негодяи, что были с ним, — шуаны. Он тоже шуан, и я ничуть не сомневаюсь, что за закрытыми ставнями замка пряталось немало этих волков. Проклятое имя! Когда я видел вашу настойчивость, был момент, когда я не дал бы за вашу жизнь и десяти су. Кровожадная банда.

— Шуаны? Хм... А что, по-вашему, могут делать шуаны в Шавере?

— Да просто прячутся. Никогда не знаешь, где они появятся. Похоже, там они чувствуют себя уверенно. Мошенник Лафон всегда считался добрым санкюлотом, потому-то этого двуличного мерзавца и оставили спокойно жить в Шавере. Когда вы поедете туда в следующий раз, гражданин, вам следует взять с собой полк «синих» [...взять с собой полк «синих» — «Синие» — солдаты Республики, форма которых была синего цвета] и выкурить оттуда этих бандитов. Боже правый, — закончил он, — вам повезло, что вас не убили.

Форейтор щелкнул кнутом, и равно озадаченный и разгневанный маркиз де Шавере покатил обратно в Анжер.

Однако там он нашел послание, которое немного подняло его настроение. Ледигьер вернулся из Нанта и в гостинице оставил для Кантэна записку, что ждет его у себя.

Не дожидаясь обеда, Кантэн отправился к Ледигьеру, и неряшливая экономка без единого слова впустила его в дом

В грязной пыльной комнате, напоминавшей контору, молодого человека принял неопрятный, начинающий полнеть мужчина лет пятидесяти с привлекательным добродушным лицом. На нем было порыжевшее от времени платье, растрепанный парик и шейный платок, засыпанный табачными крошками. Он вскинул на лоб очки в роговой оправе и проворно поднялся из-за стола навстречу посетителю.

— Мэтр Ледигьер? — осведомился Кантэн.

Добрые, проницательные глаза с улыбкой вглядывались в его лицо.

— А вы — сын Марго! У вас ее глаза, тот же гордый взгляд. Не сомневаюсь, что у вас есть бумаги, удостоверяющие вашу личность. — Ледигьер подошел к молодому человеку и обнял его. — Ради нее я рад вас видеть, племянник. Сколько лет я гадал, живы вы оба или нет. Признаться, мне было горько не иметь от нее никаких вестей Скажите, она еще жива?

— Увы! Она умерли в прошлом году.

Ледигьер вздохнул и его лицо затуманила грусть.

— Надеюсь, в Англии она обрела наконец покой и счастье?

— Покой — несомненно, счастье — надеюсь.

Ледигьер грустно опустил голову и снова вздохнул.

— Мы пережили здесь скверные времена, настолько скверные, что от каждого требовалась вся его сообразительность и осторожность только для того, чтобы сохранить голову на плечах. К счастью, самое страшное позади, но осторожность по-прежнему не помешает. Большая осторожность. — Ледигьер усадил Кантэна в кресло. — Итак, поскольку Этьен де Шавере скончался, вы прибыли предъявить свои права на наследство. Видит Бог, оно было с трудом заработано и чудом избежало конфискации [...чудом избежало конфискации... — Конфискация — отторжение имущества в государственную казну. В ходе революции были конфискованы земли феодалов].

Кантэн подал ему свои бумаги.

— Что это? — спросил Ледигьер. — Пусть пока полежат.

Он бросил бумаги на стол, сел и постучал пальцем по табакерке.

— Теперь расскажите мне, чем вы занимались. Ведь, приехав сюда, вы не сидели сложа руки.

Кантэн был предельно краток. Ледигьер слушал племянника молча, и его единственным комментарием была угрюмая улыбка, пока тот рассказывал о встрече с Бене, да нахмуренные брови, когда речь зашла о недостойном приеме, оказанном Кантэну в Шавере.

— Буажелен? Хм... — сказал Ледигьер, когда рассказ подошел к концу. — Ваш кузен. Главарь шуанов, которого, как и его кузена Буарди, тоже вожака шуанов, разыскивают власти. Буажелен — безжалостный негодяй. В Ренне я знавал одного молодого адвоката, славного малого, которого этот головорез оскорбил и убил накануне его свадьбы. Так, значит, Лафон укрывает его в Шавере? Хорошенький прием оказали они вам в вашем собственном доме! Откровенно говоря, путешествие было заранее обречено на неудачу. Я знаю, что Лафон — мошенник, возможно, даже вор, и всей душой предан Арману и Констану де Шеньер. Он снабжал их средствами из доходов с имения. Не сомневаюсь, что он и о себе позаботился. Ничего удивительного, что он не пожелал взглянуть на ваши бумаги. Не в его интересах, чтобы в Шавере появился хозяин. Даже такой хозяин, как Арман. Хотя, судя по всему, он способен договориться с Арманом и устроить так, что имение достанется ему. — Вдруг глаза Ледигьера округлились, его словно осенило: — Тысяча чертей! Возможно, вам здорово повезло, что сегодня он не поверил вам, а то шуаны Буажелена могли бы с вами расправиться.

Прежде чем вы вступите в наследство, вам наверняка придется сразиться не только с республиканскими властями, но и еще кое с кем. Ну, а тем временем надо раздобыть деньги для Бене.

— Неужели мы и впрямь должны пойти на сделку с этим вымогателем?

— И при этом улыбаться, — выразительно проговорил Ледигьер. — Быть может, этот грабитель сегодня менее опасен, чем месяц назад, ведь террор уже не правит страной. Но еще достаточно опасен, потому что в него в руках все рычаги усовершенствованной террористами судебной машины, которую еще никто не попытался уничтожить. Бене стал более осторожен в злоупотреблениях. Вот и все. Пару месяцев назад за свою подлую услугу он потребовал бы в десять раз больше. Если вы не хотите, чтобы имение перешло в национальную собственность, не остается ничего, кроме как дать ему взятку.

— Но где я найду тысячу луидоров? У меня и двух сотен не наберется. В получении этой суммы я целиком рассчитывал на Лафона.

Ледигьер откровенно рассмеялся.

— Я бы предостерег вас от излишнего оптимизма, племянник. Будь у меня деньги, я без колебаний одолжил бы вам сколько надо. Я был бы рад истратить последний су для осуществления плана, ради которого мой отец выдал бедняжку Марго за старого маркиза. — Он вздохнул при грустном воспоминании. — Но мы что-нибудь придумаем.

Говоря так, Ледигьер имел в виду состоятельную маркизу дю Грего, которая вместе с дочерью, виконтессой де Белланже, числилась в должниках Этьена де Шавере. Они были арестованы на основании закона о подозреваемых в контрреволюционной деятельности и, находясь в тюрьме, не могли воспользоваться своим богатством. Этьен де Шавере потратил огромные суммы — три или четыре тысячи луидоров — на взятки для их освобождения. В связи с его собственным арестом, совпавшим по времени с освобождением маркизы и ее дочери, долг остался невостребованным. Теперь им представлялась возможность расплатиться. По счастливому совпадению дела республики незамедлительно призывали Ледигьера в Пер-Мало. Он решил ехать через Кэтлегон, взять с собой Кантэна и представить его маркизе. Поскольку не кто иной, как Ледигьер был в этом деле посредником между маркизой дю Грего и Этьеном де Шавере, Кантэн мог не сомневаться в том, что ему окажут самый благосклонный прием.


Глава X

ГОСПОЖА ДЕ БЕЛЛАНЖЕ


На следующий день ранним утром Кантэн и его вновь обретенный дядюшка выехали из города. Поскольку адвокату требовалось как можно скорее прибыть в Пер-Мало, они путешествовали верхом. Большую часть вещей Кантэну пришлось оставить в доме дяди и взять с собой лишь то, что смогло уместиться в небольшой саквояж, который он привязал к седлу. Никогда еще ни один маркиз, владелец половины провинции, не путешествовал более скромно.

В других частях Франции ношение трехцветной кокарды [Трехцветная кокарда — значок на головном уборе, состоявший из трех цветов — синего, белого и красного — цветов национального флага Франции] являлось отнюдь не лишней мерой предосторожности, но здесь, в провинции, наводненной шуанами, трехцветная кокарда была не менее опасна, чем белая [Белая кокарда — значок белого цвета. Белый цвет — цвет королевского флага во Франции]. Посему они предпочли отказаться от обоих видов политической символики, оставив, по совету Ледигьера, за собой право, в зависимости от обстоятельств, кричать либо «Да здравствует республика!», либо «Да здравствует король!»

Двигаясь почти без остановок, они провели первую ночь в Шатобриане, в вторую — в Плоэрмеле. Здесь они остановились в таверне «Белый аист», чей коротконогий низенький хозяин, гражданин Кошар, приветствовал Ледигьера как давнего друга.

Им нанесли визит два члена местного Революционного комитета, которые потребовали предъявить документы. Когда их требование было удовлетворено, оба чиновника проявили вежливость, которая словно проснулась в них после двухлетней спячки. Они даже попросили извинения за причиненное беспокойство, объяснив, что бандиты — так они величали шуанов — в последнее время проявляют все большую активность.

На следующее утро путешественники выехали из Плоэрмеля и поскакали в Кэтлегон, до которого было двадцать миль пути. Холодное сентябрьское небо покрывали тучи, дул сильный западный ветер, и окутанные пасмурной дымкой вересковые пустоши казались унылыми и безлюдными. Они ехали по тропам, которые с каждым шагом становились все более крутыми и трудноразличимыми. Миновав возвышенность, они въехали в лес. Лишь изредка по пути попадались крестьяне, мужчины и женщины, и каждый приветствовал их на незнакомом Кантэну языке.

К полудню дядя и племянник выехали из леса в широкую долину, засаженную редкими деревьями. Кантэну она показалась парком, окружающим массивный, сурового вида квадратный особняк с гладким фасадом из серого камня.

У подножия лестницы с перилами, ведшей на террасу, на которой стоял дом, они спешились и, оставив коней вышедшему им навстречу помощнику конюха, поднялись по широким, поросшим лишайником ступеням.

Когда Кантэн пересекал террасу, ему показалось, что в одном из высоких окон мелькнуло чье-то лицо, мелькнуло и поспешно скрылось, как только она поднял глаза. В дверях посетителей встретил пожилой лакей без ливреи и провел их в просторный салон, полный воспоминаний о былом великолепии, где вскоре к ним присоединились владелицы поместья.

Ледигьеру был оказан теплый прием, как равному. Когда же старый адвокат представил своего спутника в качестве нового маркиза де Шавере, на лицах обеих дам отразилось изумление, граничащее с недоверием; последнее — но отнюдь не первое — рассеялось после немногословных объяснений Ледигьера и предъявления документов, на чем молодой человек настоял несмотря на упорные возражения обеих дам.

Маркиза и ее дочь рассматривали Кантэна с таким же интересом, как и он их. Маркиза дю Бо дю Грего была увядшая красавица, высокая, угловатая и сухая, любезная и снисходительная. Ее дочь, виконтесса де Белланже, такая же высокая, как мать, отличалась поистине ослепительной красотой. Тугие локоны ее роскошных черных блестящих волос оттеняли матовую белизну шеи, нежную бледность лица и коралловую теплоту полных, чувственных губ. У нее были темные глаза, большие и томные, и точеные черты лица. Облегающие линии серой бархатной амазонки, отделанной золотыми кружевами, подчеркивали фигуру, по красоте не уступавшую лицу.

Возвращая бумаги, маркиза заговорила печальным увядшим, как и она сама, голосом:

— Припоминаю, что маркиз Бертран под конец жизни совершил мезальянс.

В неудачном выборе слов, облекавших это меланхолическое замечание, не было и тени злого умысла.

— Он женился на моей сестре, сударыня, — ничуть не смущаясь, ответил Ледигьер. — Отсюда и тот интерес, который я проявляю к ее сыну.

— Ваша сестра? Ах, конечно, конечно. Теперь я вспомнила. Она носила фамилию Ледигьер и считалась редкостной красавицей. Во всяком случае, достаточно красивой, чтобы это компенсировало в глазах мужчины ее низкое происхождение. Это было еще до вашего рождения, Луиза. Но я не знала, что их союз принес плоды.

Тем временем плод упомянутого союза являл собой бесстрастный объект ее внимательного изучения. Близорукие старческие глаза не без удовольствия разглядывали гибкую, стройную фигуру, элегантный редингот, шпагу на перевязи, гордо посаженную голову, мужественные черты узкого овального лица.

— В вас немного от Шеньеров, — заметила маркиза. — Полагаю, вы в мать. — Она тихим голосом предложила Кантэну сесть. — Арман де Шеньер знает о вашем существовании?

— О да, сударыня. Равно как и о моих правах на наследование титула и имений. Мы встречались в Лондоне.

— В Лондоне! — воскликнула дочь маркизы с вполне понятным Кантэну интересом. — Значит, вы приехали из Англии?

Но мать вновь завладела вниманием молодого человека.

— И что Арман сказал на это? — осведомилась она.

— Он посоветовал мне отправиться во Францию и заявить о своих правах.

Кантэн подробно рассказал, как складываются его отношения с законом, и в нескольких словах объяснил положение, в котором оказался.

Его выслушали с интересом, к которому у госпожи де Белланже примешивалось удивление. Она не стала скрывать, что вызвано оно поведением Сен-Жиля.

Затем рассказ Кантэна продолжил Ледигьер и сообщил дамам о предложении Бене.

— Вам, сударыня, решать, — заключил он, — либо вы предоставите требуемую сумму в качестве возмещения вашего долга покойному маркизу, либо как обыкновенный заем. И в том и в другом случае господин де Шавере будет вам глубоко признателен.

Кантэну показалось, что мать и дочь встретили предложение Ледигьера довольно прохладно. Госпожа дю Грего стала чуть более задумчивой.

— Я бы, конечно, предпочла отнестись к этому как к уплате долга. Не так ли, Луиза?

— Конечно, — твердо сказала виконтесса. — Надо подумать, что мы можем сделать. Я немедленно переговорю с управляющим.

— Вместе с тем, сударь, — добавила ее матушка, — вы понимаете, что в наше несчастливое время доходы с имения не только сократились, но и получить их очень трудно. Поэтому собрать такую большую сумму далеко не просто.

— Матушка имеет в виду, что нам, возможно, потребуется некоторый срок, скажем, несколько дней, — объяснила виконтесса. — Но смею заверить, мы не задержим вас, не заставим ждать дольше, чем того потребуют обстоятельства. А тем временем вы, надеюсь, окажете нам честь погостить в Кэтлегоне.

Кантэн взглянул на Ледигьера, словно прося его указаний, каковые не заставили себя ждать:

— Сударыня, вы снимаете с моих плеч заботы о господине маркизе. Мне же надо спешить в Сен-Мало. Я счастлив, что оставлю господина де Шавере на попечении столь гостеприимных хозяев.

Тем не менее, стряпчий позволил уговорить себя остаться к обеду. Беседа за роскошно сервированным столом, как всегда в те дни, шла прежде всего о политике. В основном она сводилась к диалогу между Ледигьером, который в этом аристократическом доме не стеснялся проявлять свои монархические чувства, и виконтессой, которая поразила Кантэна тем, что высказывала прямо противоположные взгляды. Она упорно настаивала на том, что теперь, когда на смену террору пришел дух умеренности, при благоприятных условиях способный привести к созданию разумной формы правления, при которой все смогут жить в мире, приходится только пожалеть, что активизация деятельности шуанов ввергает Бретань в гражданскую войну, несущую людям неисчислимые бедствия.

Ее мать и она сама немало натерпелись при Терроре, говорила виконтесса. Их подвергли тюремному заключению, они претерпели ни с чем не сравнимые унижения и чудом избежали гильотины. Бессмысленное восстание задушит едва пробивающиеся ростки умеренности и терпимости и приведет к возврату тех страшных дней.

Кантэну казалось, что Ледигьер оставил последнее слово за виконтессой скорее из почтительности, чем по недостатку убежденности в собственной правоте.

От госпожи Белланже не укрылось, что во время ее спора с Ледигьером Кантэн не проронил ни слова, и она с некоторым вызовом повернулась к нему.

— Вы не согласны со мной, господин маркиз?

Если бы он предпочел не кривить душой, то непременно выразил бы удивление по поводу того, что жена эмигранта, который в своем лондонском изгнании собирался занять высокое положение в армии роялистов, готовящейся в ближайшее время захватить запад Франции, высказывает республиканские взгляды. Он уже успел задать себе вопрос: что сказал бы самодовольный Белланже, этот ярый роялист, о котором она даже не потрудилась спросить, если бы мог слышать ее.

— Сударыня, — ответил Кантэн, — едва ли у меня есть определенное мнение по этому поводу.

— Из чего мне остается заключить, что вы считаете неучтивым высказывать мнение, противоречащее мнению дамы.

— Отнюдь нет, сударыня. Просто я считаю, что слишком плохо осведомлен в подобных делах. Не более того. Видите ли, я не интересуюсь политикой.

Госпожа де Белланже улыбнулась Кантэну и ее великолепные глаза засверкали.

— Я буду иметь удовольствие преподать вам несколько уроков, сударь, пока вы оказываете нам честь своим присутствием.

Видимо, Ледигьер счел такое предложение подозрительным и перед отъездом напомнил о нем Кантэну:

— Разумеется, существует много предметов, в которых госпожа виконтесса сочтет занятным выступить в роли вашей наставницы. Но сомневаюсь, чтобы политика была в их числе. Держите ухо востро, мой мальчик. Иногда женщины склонны по-своему расплачиваться с долгами; вам же сейчас нужна тысяча луидоров. Как только получите деньги, поспешите в Анжер, и если я к тому времени не вернусь, дождитесь меня, прежде чем отправиться к Бене. Да поможет вам Господь, мой мальчик.

Он уехал, оставив Кантэна наедине с его открытием, сводившимся к тому, что лукавое лицо Ледигьера было истинным зеркалом его души.

Госпожа дю Грего, вялая и апатичная, как то и предполагал ее умный вид, предоставляла дочери решать все мало-мальски важные дела, поэтому Луиза сама в тот же вечер вызвала управляющего и заперлась с ним, чтобы обсудить — о чем она позже сообщила Кантэну, — каким образом собрать требуемую сумму.

О результатах беседы с управляющим госпожа де Белланже рассказала Кантэну на следующее утро.

После дождя, который лил всю ночь, тучи рассеялись, и небо и земля, напоенные свежим воздухом, искрились в лучах сентябрьского солнца. Сразу после завтрака виконтесса увлекла гостя из дома.

Она не думала, чтобы после двух дней, проведенных в седле, Кантэн был склонен совершить прогулку верхом, а обширный парк еще не просох — ночью лило, как из ведра. Но они могли насладиться утренним воздухом и на террасе. Там они пробыли почти до обеда.

Вопрос о деньгах вскоре оставили. Заниматься ими поручили управляющему; тот приложит все усилия, чтобы собрать нужную сумму. Разговор о господине де Белланже, который завел было Кантэн, длился и того меньше.

— Я немного знаком с виконтом де Белланже, сударыня. Виконтесса вскинула голову и буквально потрясла Кантэна своим ответом:

— В таком случае вы знакомы с на редкость никчемным человеком. Говорят, что англичанки славятся своей хрупкостью. Должно быть, господин де Белланже блаженствует в их обществе.

— Думаю, что в настоящее время его более интересует роялистская армия, которая сейчас формируется.

— Значит, он очень изменился с тех пор, как я видела его в последний раз. Может быть, мы выберем менее скучную тему?

И она пустилась в ту самую политику, уроки которой обещала преподать Кантэну, излив перед ним все свое презрение к мелочной ревности, раздирающей вожаков шуанов и препятствующей сплоченности, которая только и может принести им успех в борьбе против республиканских армий. Она говорила о Вандее [Вандея — департамент, образованный из нижнего Пуату. Гражданская война, охватившая Францию после Революции, разразилась в Вандее], где дела обстояли не лучше и где «синие» разгромили огромные силы, состоявшие под началом Стоффле и Шаретта [Стоффле и Шаретт — главнокомандующие монархических сил в Вандее], по той простой причине, что взаимная ревность помешала им объединиться. Вот на чем основано ее убеждение в том, что деятельность шуанов к добру не приведет и единственным ее результатом явится ввержение страны в гражданскую междоусобицу, от которой больше всего пострадают те, кто живет на этой земле. Возможно даже, что в Бретани повторятся ужасы Вандеи, где для искоренения неумелого мятежа земля систематически опустошалась огнем и мечом «Дьявольских банд» — республиканские войска не останавливались перед поджогами и массовыми убийствами мирных жителей.

Кантэн слушал госпожу де Белланже с интересом. Но ни звучный музыкальный голос, ни восхитительная женственность его собеседницы не могли скрыть от него беспредельного эгоизма, на котором основывалось ее отношение ко всему, о чем она говорила. Дело, быть безоговорочной сторонницей которого призывало ее происхождение, даже вопреки здравому смыслу, ничего не значило для нее, когда на другой чаше весов оказывалось ее собственное благополучие.

Затем виконтесса попросила его рассказать о себе, о жизни в Лондоне и прежде всего об эмигрантах, с которыми он был знаком. Итак, снова было упомянуто имя ее мужа. Но на этот раз она не отмахнулась от него так просто. Она вздохнула, задумалась, снова вздохнула и излила душу.

— Ах, дорогой маркиз, вы видите перед собой женщину достойную сострадания.

— Скорее, женщину, достойную восхищения, зависти — наконец, желания, но никак не сострадания.

На губах виконтессы появилась задумчивая улыбка.

— Вы обо мне ничего не знаете. Мой брак — брак по расчету, каких много. Замуж меня выдали совсем ребенком. Никто не спрашивал моего согласия, и вот уже много лет как я — ни жена, ни невеста. — И она продолжала с еще большей откровенностью: — Я — женщина, созданная для любви. Любовь для меня потребность, величайшая потребность в жизни. А я связана с ничтожным человеком, которого не видела несколько лет и которого рада была бы никогда больше не видеть.

Кантэн немного смутился. Ему была не по душе излишняя откровенность молодой женщины. Он ответил чисто машинально:

— Несомненно, тому виной время. — Из учтивости он добавил: — Только жестокие обстоятельства могут удерживать мужа вдали от вас, сударыня.

Виконтесса рассмеялась.

— Только не такого мужа, как мой. Мы живем в совершенно разных условиях. Он наслаждается жизнью, вращаясь в обществе мужчин и женщин своего класса, и находит утешение, предаваясь всякого рода излишествам. Я же увядаю здесь в одиночестве. Не презирайте меня, маркиз, за то что я немного пожалела себя.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24