Сано Исиро (№4) - Татуировка наложницы

Рэйко опустилась на колени и стала наблюдать за заседанием, как делала это бессчетное количество раз. Процессы захватывали ее. На них открывалась та сторона жизни, которую она не могла испытать лично. Судья Уэда потворствовал ее интересу, позволяя пользоваться этой комнатой. Рэйко коснулась языком выкрашенного зуба, улыбаясь приятным воспоминаниям.

— Что ты можешь сказать в свою защиту, ростовщик Игараси? — спросил судья арестованного.

— Досточтимый судья, я клянусь, что не убивал своего партнера, — горячо отозвался подсудимый. — Мы подрались из-за проститутки Гиацинт, потому что были пьяны, но потом помирились. — Слезы побежали по щекам подсудимого. — Я любил своего партнера как брата. Я не знаю, кто его зарезал.

Во время разбора дел Рэйко удивляла судью Уэду своей проницательностью, и он частенько полагался на ее суждения. Она прошептала через переплетение прутьев:

— Отец, ростовщик лжет. Он все еще ревнует своего партнера. И теперь все их имущество принадлежит ему одному. Прижмите его посильнее — он сломается и сознается.

Во время процессов она не раз таким образом подавала советы, и судья Уэда следовал им, добиваясь хорошего результата, но сейчас его спина напряглась. Он слегка повернулся и, вместо того чтобы продолжить допрос обвиняемого, сказал:

— Заседание ненадолго откладывается, — и быстро покинул зал.

Дверь в комнату, где находилась Рэйко, открылась. Отец стоял в коридоре и неодобрительно смотрел на нее.

— Дочь! — Взяв за руку, он повел Рэйко через зал в свой личный кабинет. — Твой первый визит домой должен состояться лишь завтра, и в присутствии мужа. Ты знаешь обычай. Что ты здесь делаешь одна, сейчас? Что-нибудь случилось?

— Отец, я...

Внезапно Рэйко покинула храбрость. Заплакав, она излила отцу все свои опасения по поводу брака, мечты, от которых не могла отказаться. Судья Уэда сочувственно выслушал дочь, но когда она замолчала, покачал головой:

— Я не должен был растить тебя, позволяя ожидать от жизни большего, чем возможно для женщины. С моей стороны это было ошибкой, проявлением глупой любви, о чем я глубоко сожалею. Но что сделано, то сделано. Невозможно вернуться назад, можно идти только вперед. Ты больше не должна наблюдать за процессами и помогать мне в работе, что я прежде тебе позволял. Твое место рядом с мужем.

И хотя Рэйко поняла, что дверь в детство захлопнулась навсегда, луч надежды осветил темный горизонт ее будущего. Последняя фраза судьи Уэды вернула ее к мечтам об участии в приключениях сёсакана Сано. В старые времена женщины-самураи бросались в битву рядом со своими мужчинами. Рэйко вспомнила инцидент, положивший конец свадебным празднованиям. До этого, занятая своими собственными проблемами, она не задумывалась о новом деле Сано, но теперь в ней разгорелся интерес.

— Возможно, я могла бы помочь в расследовании обстоятельств смерти госпожи Харумэ, — задумчиво проговорила она.

На лице судьи мелькнула тревога.

— Рэйко-тян. — Его голос был нежен, но тверд. — Ты способнее многих мужчин, но ты молода, наивна и чересчур самоуверенна. Любое дело, касающееся двора сёгуна, таит в себе опасность. Сёсакан Сано не обрадуется твоему вмешательству. Да и что ты, женщина, можешь сделать?

Поднявшись, судья вывел Рэйко к воротам особняка, где ее поджидала свита.

— Езжай домой, дочь. Радуйся тому, что тебе не нужно зарабатывать на пропитание, как другим, не столь удачливым женщинам. Слушайся мужа, он хороший человек. — И, словно повторяя совет О-суги, он сказал: — Прими свою долю, иначе тебе станет лишь труднее.

Рэйко неохотно забралась в паланкин. Ощущая горечь краски на зубах, она покачала головой, соглашаясь с мудростью отца.

Однако она обладает тем же умом, энергией и смелостью, которые привели его на должность судьи Эдо — должность, которую она унаследовала бы, родись мужчиной! Когда паланкин поплыл по улице, Рэйко крикнула носильщикам:

— Стойте! Поворачивайте назад!

Носильщики послушно повернули. Выбравшись из паланкина, Рэйко побежала в дом отца. В своей детской комнате она достала из шкафа оба меча, короткий и длинный, с позолоченными рукоятями и ножнами. Потом снова уселась в паланкин и приготовилась к возвращению в замок Эдо, поглаживая свое дорогое оружие — символ чести и приключений, всего, что жило в ней и с чем она не собиралась расставаться.

Она найдет способ сделать свою жизнь осмысленной и достойной. И начнет с расследования странной смерти наложницы сёгуна.

4

Среди трущоб Кодэмматё, у реки в северо-восточной части торгового района Нихонбаси, тюрьма Эдо со своими высокими каменными стенами, сторожевыми башнями и остроконечными крышами бугрилась над окружавшими ее каналами, словно безобразная опухоль. Сано подъехал по мосту к окованным железом воротам. В караульном помещении сидели охранники, досины гнали несчастных, закованных в кандалы преступников в тюрьму, где те будут ждать суда, или из тюрьмы к месту казни. Сано всегда казалось, что воздух здесь становится холоднее, словно тюрьма Эдо отталкивает солнечный свет, испуская миазмы смерти и гниения. И все же Сано, в отличие от других высокопоставленных самураев, сознательно бросал вызов опасности духовного загрязнения. В городском морге, расположенном за стенами с облупившейся штукатуркой, он рассчитывал выяснить правду о смерти госпожи Харумэ.

Охранники открыли ворота. Спешившись, Сано повел коня через комплекс казарм, двориков, служебных помещений, мимо здания тюрьмы, из зарешеченных окон которой доносились стенания заключенных.

За тюрьмой Сано привязал коня у входа в морг, низкого строения с облупившейся штукатуркой на стенах и ветхой соломенной крышей. Из седельной сумки он достал узел с вещественными доказательствами из комнаты госпожи Харумэ. Переступив порог, Сано внутренне подготовился к виду и запаху отвратительного обиталища доктора Ито.

В комнате стояли каменные корыта для обмывания трупов, шкафы с медицинским инструментом, скамья в углу, заваленная книгами и записями. На одном из трех столов высотой по пояс доктор Ито собирал из костей человеческий скелет. Его помощник Мура промывал в тазу позвонки. Оба мужчины оторвались от своей работы и поклонились Сано. — А, Сано-сан. Добро пожаловать! — На узком аскетическом лице доктора Ито читалось приятное удивление. — Не ожидал вас увидеть. Разве не сегодня ваша свадьба?

Доктор Ито Гэнбоку, смотритель морга Эдо, чьи научные познания помогли Сано во многих расследованиях, был еще и настоящим другом — что являлось большой редкостью для коварного режима Токугавы. Обладавший в свои семьдесят лет прекрасным зрением и острым умом, доктор Ито носил короткие густые, совершенно седые волосы, начинавшие редеть на висках. Его высокая, худощавая фигура была облачена в длинный темно-синий хитон. Некогда всеми уважаемый врач императорской семьи, доктор Ито был уличен в занятиях запрещенной заморской наукой, сведения о которой тайно получал от голландских торговцев из Нагасаки. В отличие от других рангакуса — приверженцев голландской научной школы — он избежал изгнания, но был приговорен к работе смотрителем морга Эдо. Здесь, забытый властями, несмотря на жалкие бытовые условия, он мог спокойно заниматься своими экспериментами.

— Я женился сегодня утром, но свадебный банкет и мой отпуск отменены, — сказал Сано, ставя узел на свободный стол. — Мне опять требуется ваша помощь. — Он рассказал о таинственной смерти госпожи Харумэ, о приказе сёгуна расследовать ее и о своих подозрениях насчет убийства.

— В высшей степени интригующе, — заметил доктор Ито. — Конечно, я постараюсь помочь всем, чем смогу. Но прежде всего примите мои поздравления по поводу вашего брака. Позвольте преподнести вам маленький подарок. Мура, принеси, пожалуйста.

Мура, коротышка с седыми волосами и умным квадратным лицом, отставил в сторону таз с костями. Он был эта, один из представителей сословия отверженных, которые обрабатывали трупы, работали тюремщиками, пыточных дел мастерами и палачами. Именно эта трудились ассенизаторами, уборщиками мусора и собирали трупы после наводнений, пожаров и землетрясений. Наследственная связь с такими близкими к смерти профессиями, как мясник и дубильщик кож, делала их духовно загрязненными и исключала контакты с другими горожанами. Но сходные несчастья породили странные узы — Мура был слугой и преданным соратником доктора Ито. Эта поклонился хозяину и Сано, вышел из комнаты и через некоторое время вернулся с небольшим свертком из синей хлопчатобумажной материи, который доктор Ито вручил Сано.

— Мой подарок по случаю вашей свадьбы.

— Аригато, Ито-сан. — Поклонившись, Сано принял сверток и развернул материю. Внутри лежал плоский, размером с ладонь кружок из черного кованого железа: гарда, которая крепилась на самурайском мече между клинком и рукоятью. Гарду украшал филигранный узор с тематикой фамильного герба Сано: элегантный журавль с длинноклювой головой — отверстие для клинка прорезало тело птицы — и расправленными крыльями, на которых было видно каждое перо. Поглаживая гладкий металл, Сано с восхищением рассматривал подарок.

— Это всего лишь скромная, никчемная безделушка, — сказал доктор Ито. — Мура подобрал в городе кусок железа. Один из сторожей, обвиненный в воровстве и приговоренный работать в тюрьме, прежде был кузнецом. Он помогал мне по ночам делать эту гарду для меча. Она недостаточно хороша для...

— Она великолепна, — отозвался Сано, — и я всегда буду относиться к ней как к драгоценности. — Он аккуратно завернул гарду и положил ее в кошель, затягивающийся шнурком. Продуманный подарок доктора Ито тронул его больше, чем дорогие подношения, полученные от людей, искавших его расположения. Спеша заполнить последовавшую за этим неловкую паузу, Сано раскрыл узел и стал рассказывать об обстоятельствах смерти госпожи Харумэ.

— Ее тело привезут для обследования позже. Очень похоже, что ее отравили. — Сано выставил лампы, курильницы с благовониями, бутылочку из-под саке, бритву, нож и флакон с тушью. — Я хочу знать, не является ли один из этих предметов орудием отравления.

По приказу доктора Мура принес шесть пустых маленьких деревянных клеток и одну побольше, в которой сидели шесть живых мышей. Доктор Ито расставил клетки в ряд на столе. В первых двух маленьких клетках он зажег лампу и курильницу из комнаты госпожи Харумэ, поместил в каждую по мыши и накрыл их кусками материи.

— Таким образом на мышей подействует яд в масле или в благовониях, — пояснил доктор Ито, — а мы будем защищены от опасных испарений.

В третью клетку он поставил блюдце с саке из привезенной Сано бутылочки, которое Харумэ явно отведала перед смертью, и поместил туда же третью мышь. Чтобы проверить бритву, Ито выбрил клочок шерсти на спине четвертой мыши; ножом с перламутровой ручкой он сделал крошечный надрез на животе пятой, потом посадил зверьков в отдельные клетки.

— А теперь тушь. — Из шкафа доктор достал собственные ножи. — Я воспользуюсь чистым лезвием, чтобы избежать постороннего загрязнения. — Он сделал царапину на животе шестой мыши, откупорил сосуд с тушью и кисточкой нанес на царапину черную жидкость. Затем поместил мышь в отведенную ей клетку и сказал: — Будем ждать.

Сано и доктор Ито наблюдали за клетками. Из двух прикрытых материей слышалось легкое царапанье. Третья мышь обнюхана вино и принялась пить. Бритая мышь металась по клетке, остальные зализывали раны. Вдруг раздался громкий писк.

— Смотрите! — указал Сано.

Мышь с тушью на порезе завалилась на спинку, изогнувшись и царапая воздух крошечными коготками. Ее крохотная грудка судорожно вздымалась, словно она старалась вдохнуть, глаза безостановочно вращались. Маленький розовый рот открывался и закрывался, оттуда вырвался болезненный писк, потом фонтанчик крови. Сано отметил те же симптомы, которые описал придворный врач при осмотре тела госпожи Харумэ: судороги, рвота, удушье.

Еще несколько звуков, попыток вздохнуть, агония, и мышь затихла. Сано и доктор Ито склонили головы, отдавая дань уважения зверьку, пожертвовавшему жизнью ради науки. Потом проверили остальные клетки.

— Эта мышь опьянела, — сказал доктор, глядя на зверька, неуверенно передвигавшегося вокруг пустого блюдца, где было саке, — а в остальном здорова. — Обритая и оцарапанная ножом мыши бегали по своим клеткам. — Здесь тоже нет явных признаков недуга. — Доктор Ито снял тряпки с оставшихся клеток, откуда вырвались удушливые клубы дыма, и они увидели двух одурманенных, но вполне живых зверьков. — Здесь то же самое. Яд содержится только в туши.

— Могло это быть самоубийством? — спросил Сано, все еще надеясь на простое объяснение смерти Харумэ.

— Могло, но я думаю, что это не так. Если бы она захотела умереть, то вряд ли бы выбрала такой болезненный способ, вместо того чтобы повеситься или утопиться. Это более распространенные среди женщин способы самоубийства. И для чего класть яд в тушь, а не просто выпить его?

— Значит, госпожа Харумэ была убита. — Смятение пришло на смену возникшему было у Сано удовлетворению по поводу того, что его подозрение подтвердилось. Он должен доложить об этом сёгуну, главному придворному врачу и дворцовым чиновникам, потом новость распространится по Эдо. Чтобы предупредить неблагоприятные последствия, Сано должен в кратчайшее время выявить отравителя. — Какое вещество убивает так быстро и страшно?

— Будучи врачом в императорском дворце в Киото, я изучал яды, — сказал доктор Ито. — По вызванным симптомам этот яд похож на бис, экстракт одного растения, произрастающего в Гималаях. Бис применялся в Индии и Китае почти две тысячи лет как отравляющее средство, которым смазывают наконечники стрел для охоты и военных целей. Как видите, даже малое количество яда при попадании в кровь становится смертельным. Люди часто умирали, спутав корни этого растения с корнями хрена. Однако это растение крайне редко встречается в Японии. Мне не доводилось слышать о случаях отравления этим ядом в нашей стране.

— Откуда же мог взяться яд, убивший госпожу Харумэ? — спросил Сано. — Мне следует искать убийцу, владеющего специальными знаниями о растениях? Вроде колдуна, монаха или врача?

— Возможно. Но есть фармацевты, которые тайком продают яды любому покупателю, способному заплатить. — Доктор Ито попросил Муру убрать мышей и задумался. — Такие торгаши обычно предлагают распространенные яды вроде мышьяка, которым, смешав его с сахаром, можно посыпать печенье, или сурьмы, которую подсыпают в чай или вино. Или фугу, ядовитую рыбу.

Но есть один человек... Он стал легендой среди врачей и ученых — странствующий торговец, объехавший всю Японию и собиравший лекарственные травы в отдаленных уголках и портовых городах. Здесь местные жители владели медицинскими познаниями, полученными от иноземцев еще до того, как Япония была закрыта для иностранных торговцев. Его имя Шойэй. Мне доводилось покупать у него лекарства, когда он приезжал в Киото. Он знал о лекарствах больше, чем кто-либо другой, и в основном занимался целебными препаратами, хотя продавал и яды — ученым вроде меня, стремившимся их изучить. Ходили слухи, что его продукция стала причиной смерти нескольких высоких чиновников из бакуфу.

— Он не может сейчас находиться в Эдо? — спросил Сано. Если продавец ядов назовет имя недавнего покупателя биса, убийство госпожи Харумэ можно считать раскрытым.

— Я много лет не видел Шойэя и ничего не слышал о нем. Сейчас он примерно моего возраста, если еще жив. Странный, привыкший к одиночеству человек, который под видом бродяги шел бездумно туда, куда его влекло любопытство. Я слышал, что он скрывался от закона.

Несколько обескураженный этим рассказом, Сано все же не утратил надежды.

— Если Шойэй здесь, я его найду. К убийце может привести еще одна ниточка. — Сано поднял флакон с тушью. — Я попробую узнать, где госпожа Харумэ взяла это и кто мог положить туда яд.

— Может, это любовник, ради которого она сделала себе татуировку? — предположил доктор Ито. — К сожалению, госпожа Харумэ не нацарапала на теле его имени, как это часто делают проститутки, ведь ей нужно было скрыть его личность, если это не был сёгун.

— Потому что любая наложница может быть изгнана или даже казнена за неверность господину, — согласился Сано. — И место, которое она выбрала для татуировки, подсказывает, что ей нужна была скрытность. — Он снова завернул вещественные доказательства. — Я планирую побеседовать с матерью сёгуна и старшей дворцовой чиновницей. Быть может, они предоставят информацию о тех, кто мог быть заинтересован в смерти госпожи Харумэ.

Доктор Ито проводил Сано во дворик, уже погрузившийся в тень подступавших сумерек.

— Спасибо вам за помощь, Ито-сан, и за подарок, — сказал Сано. — Когда поступит тело госпожи Харумэ, я опять приду для осмотра.

Засунув узел с вещественными доказательствами в седельную сумку, Сано вскочил в седло. Ему не терпелось продолжить расследование, но в то же время не хотелось возвращаться в замок Эдо. Удастся ли ему найти убийцу, прежде чем страх распалит опасные личные и политические трения? Сможет ли он уберечься от неизбежных интриг и заговоров?

5

На Эдо опустились осенние сумерки. Облака выписывали прозрачную вязь в западной части бледно-золотого неба, напоминающего текст, исполненный дымными чернилами. Фонари горели над воротами, в окнах домов простых горожан, в особняках важных даймё и расположенных в Эдо резиденциях провинциальных правителей. Круглая луна повисла среди звезд, далеких маячков, объявлявших приход ночи и указывавших путь группе охотников, пробиравшихся через лесной заповедник замка Эдо. Носильщики, нагруженные припасами, шли за слугами, которые вели коней и лающих собак. Впереди между деревьями двигались пешие, вооруженные луками охотники, над их головами кружили вспугнутые птицы.

— Досточтимый канцлер Янагисава, не кажется вам, что уже немного поздновато для охоты? — Главный член Совета старейшин Нарисада Макино поспешно поравнялся со своим начальником, а за ним последовали четыре вельможи. — Воздух стал холодным. Скоро совсем стемнеет, не будет ничего видно. Может, стоит вернуться во дворец и продолжить заседание в комфортных условиях?

— Чепуха, — отмахнулся Янагисава, натягивая лук и глядя на стрелу. — Ночь — лучшее время для охоты. Хоть я и не четко вижу добычу, она тоже не может меня видеть. Это захватывает гораздо больше, чем охота при свете дня.

Канцлер Янагисава, высокий, стройный и сильный в свои тридцать три года, быстро шел среди деревьев. Таинственная энергетика ночи всегда обостряла его чувства. Зрение и слух становились все острее, пока он не обретал способность улавливать малейшее движение. В пахнущей сосной тени леса он уловил шорох крыльев опустившейся на соседний сук птицы и замер, прицеливаясь.

Охота разжигала в Янагисаве инстинкт убивать. Что может быть лучше этого состояния для управления делами государства? Пустив стрелу, он услышал, как та с глухим стуком вонзилась в дерево. Невредимая птица взлетела, и поднялся шум в панике сорвавшейся со своих мест расположившейся поблизости стаи.

— Прекрасный выстрел, — не преминул отозваться главный старейшина Макино. Остальные вторили ему словно эхо.

Канцлер Янагисава, которого совершенно не удручил промах, не стал скрывать усмешки. Он шел по следу другой, более важной добычи.

— Ну, так какой следующий вопрос у нас на повестке?

— Отчет сёсакана-самы об успешном расследовании убийства и выявлении контрабандной цепочки в Нагасаки.

— А-а. Да. — Гнев наполнил Янагисаву, словно гейзер едкой жидкости излил наружу затаенную в глубине души злобу, которая копилась там с того момента, как Сано Исиро появился в замке Эдо. Сано был соперником, которого не удавалось уничтожить, человеком, стоявшим между ним и страстью его сердца.

— Его превосходительство сильно впечатлила победа сёсакана-самы, — сказал Макино, и на его подобострастном лице мелькнула едва заметная тень злорадства. — Как вы думаете, досточтимый канцлер?

Подчеркнутым, отточенным движением, не замедляя шага, Янагисава выхватил из колчана вторую стрелу.

— С Сано Исиро нужно что-то делать, — сказал он.

С юных лет Янагисава был любовником сёгуна и использовал свое влияние на Цунаёси Токугаву, чтобы получить высокий пост второго человека в Японии и практически править страной. Административный талант Янагисавы заставлял правительство работать, в то время как сёгун позволял себе предаваться любви к искусству, религии и молоденьким мальчикам. С годами он сильно обогатился, снимая сливки с подношений Токугаве от кланов даймё, налогов с торговцев, а также взимая деньги за разрешение доступа к сёгуну. Все склонялись перед властью канцлера. Однако этих денег и могущества было недостаточно. Не так давно он начал вынашивать планы стать даймё, официальным правителем провинции. Четыре месяца назад он сослал сёсакана Сано в Нагасаки, полагая, что видит своего врага в последний раз и навсегда обеспечил себе положение фаворита сёгуна.

Однако его замыслу не суждено было сбыться. Сано пережил ссылку — как и все прежние попытки Янагисавы дискредитировать его — и вернулся героем. Сегодня он сыграл свадьбу с дочерью судьи Уэды, который тоже оказывал большее влияние на сёгуна, чем того хотелось канцлеру. Цунаёси Токугава разгневался на Янагисаву за высылку Сано и потому отказал ему в просьбе об увеличении владений. Статус Сано при дворе повысился. То же произошло с положением другого соперника, влияние которого канцлер Янагисава в прошлом без труда свел на нет. И теперь, когда сёгун узнал о вражде между своими советниками, Янагисава не осмеливался применить против Сано прежний метод устранения врагов — убийство. Риск быть разоблаченным и наказанным слишком велик. Но он должен уничтожить своего конкурента!

— Досточтимый канцлер, разве плохо, что сёсакан-сама защищает Японию от коррупции и измены? — подал голос Казуо Хамада, все более склонявшийся на сторону Сано. — Разве мы не должны поддерживать его усилия?

Все старейшины, кроме Макино, главного приспешника канцлера, робко поддержали эти слова. Страх закрался в душу Янагисавы. Старейшины когда-то безоговорочно принимали его суждения. Теперь же из-за этого Сано он теряет контроль над людьми, которые дают советы сёгуну и устанавливают политику Японии. Но он не позволит этому случиться. Никто не смеет преграждать ему путь к могуществу.

— Как вы смеете мне противоречить? — бросил он и прибавил шагу, вынуждая старейшин, поспешивших принести извинения, идти быстрее. — Поторопитесь!

О, как он наслаждался их покорностью, свидетельством своей власти... и как страшился ее малейшего ослабления, угрожающего погрузить его в кошмар собственного прошлого...

Его отец был канцлером правителя Такэи, даймё провинции Арима, а мать — дочерью торговца, который стремился повысить свое общественное положение через союз с самурайским кланом. Родители видели в детях орудие возвышения семьи. Денег и внимания на их воспитание не жалели, но это было лишь средством для достижения конечной цели: получения должности при дворе сёгуна.

Самая яркая картинка из детских воспоминаний Янагисавы: он и его брат Ёсихиро стоят на коленях в темной приемной отца. Ему шесть лет, Ёсихиро — двенадцать. Дождь барабанит по черепичной крыше, кажется, что солнце вообще не показывалось в те дни. На возвышении сидит отец — мрачная громадная фигура, одетая в черное.

— Ёсихиро, твой учитель говорит, что ты провалился по всем академическим дисциплинам. — Голос отца звучит презрительно. Затем он обращается к Янагисаве: — А наставник по боевым искусствам говорит, что вчера ты проиграл тренировочный бой.

Он не вспоминает о том, что Янагисава умел читать и писать так же хорошо, как мальчики вдвое старше его, и что он лучший фехтовальщик среди детей в городе.

— Как вы рассчитываете таким образом принести честь семье? — Лицо отца наливается гневом. — Вы два бесполезных дурака, недостойных быть моими сыновьями!

Схватив деревянную трость, всегда лежавшую на возвышении, он принимается избивать мальчиков. Янагисава и Ёсихиро сжимаются под болезненными ударами, стараясь сдерживать слезы, которые еще сильнее разъярят отца. В соседней комнате мать наказывает их сестру Киёко за то, что та не блещет навыками, необходимыми, чтобы выйти замуж за высокопоставленного чиновника.

— Глупая непослушная девчонка!

Звуки шлепков, ударов и плач Киёко постоянно наполняли тот дом. Каких бы успехов ни добивались дети, они никогда не могли порадовать родителей. Но страшнее наказания была невозможность утешиться в кругу других людей или в любви друг к другу. Родители лишили их даже этого.

— Эти заморыши ниже вас, — говорила мать Янагисавы, изолируя детей от юных отпрысков других вассалов правителя Такэи. — Когда-нибудь вы станете ими руководить.

Дети узнали, что можно избежать наказания, свалив вину на другого. И между ними поселились взаимная ненависть и недоверие.

За все те страшные годы Янагисава плакал только один раз, в тот холодный дождливый день, когда хоронили его брата Ёсихиро. В семнадцать лет он совершил сеппуку. Когда монахи монотонно пели молитвы, Янагисава и Киёко горько плакали, одни в толпе присутствующих проявив хоть какие-то чувства.

— Прекратите! — злым шепотом повторяли родители, подкрепляя слова оплеухами. — Какое бесстыдное проявление слабости. Что подумают люди? Почему вы не можете принести чести семье, как это сделал Ёсихиро?

Но Янагисава и Киёко знали, что ритуальное самоубийство брата вовсе не было жестом чести. Ёсихиро, старший сын, не вынес тяжелой ответственности быть главным объектом семейных амбиций. Не в силах оправдать ожидания родителей, он убил себя, чтобы избежать дальнейших страданий. Янагисава и Киёко плакали не о нем, а о себе, поскольку родители променяли их жизни на более высокое положение в обществе.

У Киёко, которую в пятнадцать лет выдали замуж за богатого чиновника, во время очередных побоев случился выкидыш, и теперь она снова была беременна. А одиннадцатилетний Янагисава уже три года служил у правителя Такэи пажом и объектом сексуальных утех. От домогательств даймё у него кровоточил анус, но гордость его страдала еще больше.

Когда дым от погребального костра поднялся над землей, что-то сместилось в душе Янагисаны. Слезы истощали запас накопленного в сердце страдания, и там не осталось ничего, кроме горькой решимости. Ёсихиро умер, потому что был слабым. Киёко — беспомощная девчонка. И Янагисава поклялся, что однажды станет самым могущественным человеком в Японии. Тогда никто не посмеет использовать, наказывать или унижать его. Он отомстит всем своим обидчикам. Все будут слушаться его приказов, все будут страшиться его гнева.

Спустя одиннадцать лет Цунаёси Токугаве доложили о молодом человеке, чья внешность и ум способствовали его быстрому продвижению среди вассалов правителя Такэи. Цунаёси, падкий на красивых мужчин, вызвал Янагисаву в замок Эдо. Янагисава превратился в зрелого красавца, он был поразительно хорош собой, на его лице особо выделялись яркие, черные глаза. Когда дворцовые стражники ввели Янагисаву в личные покои двадцатидевятилетнего будущего сёгу-на, тот отбросил книгу, которую читал.

— Великолепно, — похвалил он. На мягком, женоподобном лице появилась заинтересованность. — Оставьте нас, — сказал он стражникам.

К тому времени Янагисава прекрасно знал свои слабые и сильные стороны. Сравнительно низкий статус его клана, как и нехватка средств, не позволяли ему пройти в верхние эшелоны бакуфу, но он научился пользоваться своими талантами, данными богами удачи. И вот, глядя в глаза Цунаёси Токугаве, он увидел в них сладострастие, слабость ума и духа, а также неодолимое желание лести. Янагисава внутренне усмехнулся. Он поклонился, не удосужившись сначала встать на колени, обеспечив себе тем самым первую в ряду многочисленных свобод с будущим сёгуном. Цунаёси Токугава, трепетно покорный, поклонился в ответ. Янагисава подошел к возвышению и взял книгу.

— Что читаете, ваше превосходительство? — спросил он.

— Это, э-э, э-э... — Заикаясь от возбуждения, Цунаёси Токугава задрожал от близости Янагисавы. — «Сон в красном тереме».

Янагисава смело уселся на возвышении и стал вслух читать китайский классический эротический роман. Его чтение, отточенное в детстве учением и наказаниями, было безупречным. Он сделал паузу перед очередным абзацем и многозначительно улыбнулся Цунаёси. Тот залился краской. Янагисава протянул руку. Будущий сёгун с чувством сжал ее.

В дверь постучали, вошел какой-то чиновник.

— Ваше превосходительство, наступило время заседания Совета старейшин. Они проинформируют вас о положении в стране и выслушают ваше мнение о новой правительственной политике.

— Я, э-э... я сейчас занят. Разве это не может подождать? Кроме того, не думаю, что у меня есть какие-то мнения. — Цунаёси посмотрел на Янагисаву, словно ища у него спасения.

В этот момент Янагисава ясно увидел путь к желанному будущему. Он станет наперсником Цунаёси и будет подсказывать мысли, которых не хватает глупому диктатору. Янагисава будет править Японией через Цунаёси Токугаву. Он узурпирует власть сёгуна над жизнями и смертями подданных.

— Мы вместе будем присутствовать на совещании, — сказал он.

Чиновник от такой дерзости нахмурился, но Цунаёси покорно кивнул. Когда они выходили из комнаты, Янагисава шепнул своему новому господину:

— Когда совещание закончится, у нас будет достаточно времени, чтобы познакомиться поближе.

Когда Цунаёси Токугава занял пост сёгуна, Янагисава стал канцлером. Прежние начальники оказались у него в подчинении. Он захватил земли правителя Такэи, изгнав даймё и всех его вассалов, включая отца. Янагисава получал отчаянные письма от родителей с просьбами о снисхождении. Он с мстительным ликованием отказывал в помощи своей семье, которая сама воспитала его таким, какой он есть. Однако канцлер ни на миг не забывал, насколько шатко его положение. Сёгун до безумия любит его, но новые соперники постоянно добиваются изменчивой благосклонности Цунаёси. Янагисава царит в бакуфу, но ни один режим не существует вечно.

Надтреснутый голос главного старейшины Макино вернул его к действительности.

— Мы должны обсудить вероятность эпидемии и недопустимость серьезных последствий.

— Не будет никакой эпидемии, — отрубил Янагисава. Небо становилось все темнее, лесные тропинки терялись в нагромождении деревьев, но канцлер не сбавлял шага. — Госпожа Харумэ была отравлена.