Богатая белая стерва

      Выбор костюмов не ограничивался венским восемнадцатым столетием. Помимо обычных для той эпохи ботинок с пряжками и лентами наличествовали охотничьи сапоги до колен, более или менее Эдвардианского Периода; деревянные башмаки; мушкетерские ботфорты со шпорами; ковбойские сапоги, конца девятнадцатого века, тоже со шпорами. Часть присутствующих предпочитала фасоны более ранних эпох; присутствовали средневековые рыцари с бредсвердами у бедер. У женщин, помимо кринолинов, были цыганские юбки, фронтиерные юбки, и кожаные штаны. Все основные исторические восстания и неувязки были представлены так или иначе, с большим количеством людей, одетых под Джефферсона, Кромвелла, Робеспьера и Гарибальди — по всей территории Фестиваля.
      У Ави заняло некоторое время, чтобы вспомнить о цели, которая привела его сюда.
      В информационном киоске он взял карту местности и легко нашел на ней концертный зал под названием Император. Он внимательно изучил толпу, чтобы убедиться, что не выделяется. Нет — кругом было полно людей в обычной одежде. Самые робкие. Смешные. Для целей Ави это подходило.
      Он подождет до темна.
      Он зашел в Император только один раз, дабы убедиться, что тот, кто ему нужен, там. Ошибиться было невозможно. Черный парень за роялем, в седом парике, голубом камзоле, в чулках и башмаках с пряжками — действительно был Юджин Вилье, тот самый, с которым путалась мать Мелиссы. Некоторое время Ави слушал фортепианную игру. Юджин, вроде бы, знал свое дело. Хвала ему. Ави вышел на воздух.
      Он посмотрел короткую пьесу Елизаветинского Периода в одном из театров под открытым небом. Не все понял, но понравилось. Он еще немного поел и выпил пива. Затем он решился зайти в один из магазинчиков и, посомневавшись, выбрал себе парик с буклями и черной лентой. Расплатившись и выйдя из магазина, он тут же его надел. Заметив, что две латиноамериканские женщины смотрят на него, он подмигнул им. Они засмеялись. И он тоже засмеялся.
      Какое приятное времяпровождение! Он подумал — а почему люди не устраивают такие вот фестивали каждую неделю, например? Он был бы не прочь — ни одного бы не пропускал.
      Он посмотрел номер жонглера (обалдеть! класс!). Затем он послушал комика, и нашел его очень смешным. Он завязал разговор с супружеской парой, одетой под Императора Джозефа и сестру его Мари Антуанетт, на одном из мостиков. Он поспорил с толстым черным мужиком среднего возраста, одетым как британский дворянин девятнадцатого века, о достоинствах наблюдения за совокупляющимися лебедями — два лебедя как раз совокуплялись на поверхности озера в этот момент, очень красиво, растопырив крылья и грациозно вытянув шеи. Становилось темно.
      Он послушал струнный квартет, исполнявший один вальс Штрауса за другим и внезапно осознал, что музыка, которую он слушает — красивая. Нет. Больше, чем просто красивая. Она что-то задела в нем, внутри, какие-то струны. Он купил у рыжей маловозрастной девицы в костюме крестьянки малосольный огурец и, жуя его, направился обратно к Императору.
      Юджин играл Моцарта. Ави доел огурец и приготовился ждать.
      Ему нечем было себя занять, и он решил, что попытается послушать и вникнуть.
      Пьеса, которую играл Юджин, была Ави неизвестна. В мыслях Ави Моцарт ассоциировался с первыми тактами Сороковой Симфонии (он понятия не имел, что она так называется); с «Маленькой Ночной Серенадой» (тоже не знал); и с « La Donna й Mobile», арией из третьего акта «Риголетто», которая была написана не Моцартом. То, что он слушал сейчас, не было похоже на эти вещи. Опус показался ему грустным и в то же время страшноватым. Чем больше Ави слушал, тем больше чувствовал себя неудобно. Некоторые пассажи были слишком сложны, чтобы сразу их понять и оценить, и он был благодарен, когда один из них, который ему, не то, чтобы понравился, но заинтересовал, повторился почти полностью. Мастерство у пианиста было потрясающее — во всяком случае, Ави так казалось. Парень умеет. Юджин закончил пьесу и начал следующую.
      Минуты через четыре Юджин поднялся на ноги. Присутствовавшие стали переговариваться. Ави отодвинулся за фанерную дорическую колонну, выкрашенную в белый цвет. Юджин прошел в нескольких дюймах от него, направляясь к выходу. Ави замер. Нет. Он не мог. Нельзя. Кусая нижнюю губу, он запустил руку в карман и провел пальцами по рукоятке перочинного ножа, который принес с собой. Он последовал за Юджином.
      Было темно. Тропинки освещены были прожекторами (поддельные масляные фонари не работали). Если сойти с тропы в окружающий лес, ничего не будет видно дальше нескольких футов. Юджин сошел с тропы. Ави подождал, пока пройдут пять секунд, и тоже сошел с тропы.
      Остановившись у дуба, Юджин расстегнул ширинку и начал юринировать. Ави, в десяти шагах от него, позволил глазам привыкнуть к темноте, вытащил нож и открыл его. Кончив [непеч. ], Юджин застегнулся и обернулся. Ави был готов прыгнуть вперед и воткнуть нож в живот Юджина — один раз, второй, третий. Он помедлил. Сжал зубы. И бросился вперед.
      Хотел броситься. Не успел.
      Крепкая рука схватила его за запястье. Удар в голову заставил его покачнуться. Второй удар свалил его на землю.
      — Отпусти [непеч. ] нож, — тихо сказал Джульен. — Отпусти, тебе говорят.
      Ави попытался подняться.
      — Я сломаю тебе шею, Ави, — сказал Джульен. — Отдай нож!
      — Ты, — выдохнул Ави.
      — Я. Отдай.
      Ави отдал нож.
      — Эй, — сказал Юджин дрожащим голосом. — Что происходит?
      — Тише, — сказал Джульен. — Ави, тебе не нужно этого делать. Какие бы ни были причины, делать этого не нужно. Нужно бежать. Федералы здесь повсюду.
      — [непеч. ], — сказал Ави, поднимаясь в сидячее положение и потирая щеку.
      — Можешь сам посмотреть. Только без глупостей. Иди вон к тем кустам и смотри.
      Ави поднялся на ноги.
      — Нож отдай, мужик.
      — Нет. Пойди, посмотри. Как наглядишься, возвращайся сюда, и я скажу тебе, как отсюда выбраться.
      Ави повернулся к Юджину, парализованному страхом.
      — Счастливый ты, мужик, — сказал он. — Если то, что он говорит, правда, то ты ужасно счастливый, [непеч.]. Я против тебя ничего не имею, так и знай. Ничего личного.
      Это, конечно же, меняло дело, не так ли.
      Ави потащился к кустам, на которые указал Джульен. Вернулся он почти сразу.
      — Ты прав, — сказал он. — Это кто же им настучал. Эй!
      — Нет, не я, — сказал Джульен. — Я не знаю, кто. Но если ты все-таки хочешь уходить, у меня есть машина… э… где-то вон там. Найдем. Юджин, иди обратно в зал.
      — Что? — переспросил Юджин. Язык не желал поворачиваться.
      — В Императора. Правило номер один — нельзя уходить, бросив номер на половине. Помнишь? Иди. Иди, мужик!
      Юджин послушался. Остановился он только один раз, чтобы посмотреть через плечо. И скрылся.
      — Так, — сказал Джульен, глядя на парик, который Ави поднял и теперь мял в руках. — Кто тебя нанял?
      — Эй, мужик…
      — Обойдемся без [непеч.]. Тебя наняли?
      — Да.
      — Заплатили хорошо?
      — Да. Нет. Как сказать.
      — Сколько?
      — Он достал мне паспорт.
      — Еще что нибудь?
      — Он обещал, что как только я тут закончу, он заплатит мне…
      — Сколько?
      — Пятьдесят тысяч.
      — Не [непеч.].
      — Клянусь. Кроме того, если бы я назвал тебе настоящую сумму, ты бы не поверил.
      — Батюшки. Зачем ему убивать Юджина?
      — Он ревнует.
      — И это все?
      — Да.
      — Хорошо. Я его знаю?
      — Его все знают.
      — Уайтфилд!
      — Да. Откуда тебе это известно?
      — Вот же мразь, — пробормотал Джульен. — Ладно, я им займусь. Теперь — пойдем. Парик брось.
      — Жалко.
      — Идиот.
      Они быстро пошли через лес. Дойдя до тропы, они перешли ее и вскоре оказались на какой-то небольшой поляне.
      — Вон там, — сказал Джульен.
      — Что?
      — Моя машина.
      Было так темно, что Ави не видел ее, пока чуть не натолкнулся на капот.
      — Ну, мужик. Хорошая тачка, вроде бы.
      — Да, хорошая. Залезай.
      Джульен завел мотор и медленно поехал по тропе, не включая фары.
      — Ты уверен, что видишь, куда едешь? — спросил Ави.
      — Заткнись.
      Они проехали по каким-то ухабам, и дважды колеса начинали буксовать, но вскоре появился асфальт, звезды, и — черная машина проехала мимо, чуть ли не у самого бампера.
      — [непеч. ], — сказал Джульен.
      Он очень осторожно выкатился на асфальтовую дорогу и повернул в направлении, противоположном следованию черной машины. Включил фары.
      — Федералы, — сказал Ави.
      — Да. В этом моем драндулете наверное жучки. Черт бы тебя взял, Ави. Вроде бы я тебе совершенно конкретно сказал, чтобы ты не лез в мою жизнь.
      — Я и не лез. Это ты в мою вмешался, как баран.
      — Идти за Юджином с ножом равносильно влезанию в мою жизнь.
      — А откуда мне было об этом знать?
      — Это не моя проблема. Впрочем, теперь — да, моя.
      Джульен придавил акселератор. Глянув на зеркало заднего обзора, он увидел, что черная машина круто разворачивается.
      Узкая извилистая дорога. Поворот. Еще поворот. Еще поворот.
      — Не уйти, — сказал Джульен сквозь зубы.
      — Сбрось меня где-нибудь, — попросил Ави. — Я попытаюсь через лес.
      — Нет, — сказал Джульен.
      — Почему нет?
      Джульен не ответил. Спидометр показывал восемьдесят миль в час. На совесть собранный автомобиль соответствовал поставленной задаче. На дороге они были одни.
      — Нужно что-нибудь делать, пока вертолет не послали, — сказал Ави без интонации.
      — Да.
      Внезапно впереди показался еще поворот, и рядом — отшиб, место для остановки в экстренных случаях, забранное со стороны обрыва алюминиевым заграждением высотой со стандартное колесо. Джульен тормознул и заехал на отшиб.
      — Вылезай, — сказал он быстро.
      — Что ты собираешься…
      — Вылезай, [непеч. ]!
      Ави вылез. Джульен дал задний ход, остановился, выставил нейтралку, пошарил под сидением, вытащил противоугонный рычаг, и застопорил им акселератор. Выйдя из машины, он протянул руку внутрь, включил скорость, и отпрыгнул.
      Плавно сработала автоматическая трансмиссия. Ройс, прощальный подарок тевтонской любовницы, чуть не заглох от чрезмерной подачи бензина в цилиндры, но собрался и рванулся вперед. Он легко выбил бампером заграждение, скользнул через край обрыва, и полетел вниз — триста футов. Последующий взрыв прозвучал глухо. Вспышка осветила на мгновение долину.
      — Пошли, — сказал Джульен. — Быстро.
      Ави пошел за ним. У него были еще вопросы. Вместе они перебежали дорогу и углубились в лес. Растительность и почва под ногами были влажные и скользкие.
      — Они вычислят, — сказал Ави минут через десять, на бегу.
      — Не сразу, — откликнулся Джульен. — У нас есть часа два. Станция милях в десяти отсюда.
      — А машина?
      — Что — машина?
      — Они по ней могут выйти на тебя. Номера.
      — Утром я заявлю в полицию, скажу, что украли. Какие у тебя планы?
      — Мне нужно валить из страны. А только денег у меня нет, мужик. Есть пятьсот долларов. На билет не хватит. Кроме того, билета может и не быть. Билеты нужно заранее покупать.
      — Вот ведь разговорился. Кто-то вернет билет, кто-то решит не ехать. Репортажи о терроризме — ну, ты-то знаешь. Куда ты собрался? В Германию? В Данию?
      — Во Францию, — сказал Ави.
      — Там на каждом самолете по пять отмен. Будешь в порядке. Но на твоем месте я бы не показывался в нью-йоркских аэропортах. Езжай в другой город.
      Ави упал. Джульен остановился и помог ему подняться.
      — Вывихнул ногу, кажется, — сообщил Ави.
      — С тобой не соскучишься.
      — Все нормально.
      Они снова побежали.
      — Эй, — сказал вдруг Ави, — а диких зверей здесь нет в округе?
      — Вроде бы нет, — ответил Джульен. — Помимо нас с тобой. А что?
      — Передохнем.
      Они остановились, тяжело дыша.
      — Я не очень хорошо бегаю по пересеченной местности, — угрюмо сказал Джульен.
      — Я тоже, — Ави дышал глубоко. Достал было сигарету. Передумал. — У меня есть дочь во Флориде.
      Джульен театрально вскинул руки к небу. Было слишком темно. Ави не оценил жест.
      — Ну хорошо, — сказал Джульен. — Ты хочешь об этом поговорить? Дочь, и все такое?
      — Не знаю.
      — Дело твое.
      — Я могу тебе довериться?
      — Попробуй.
      — Мать у нее дура. [непеч. ] свинья, только себя любит, клянусь, мужик. Типичный белый мусор со средиземноморским вывертом. Совсем от рук отбилась. Теперь об этом речи нет, но я хотел дать тебе денег и чтобы ты сделал так, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась.
      Джульен поразмыслил.
      — Из твоих пятидесяти тысяч?
      — Хорошо, я соврал. Он обещал гораздо больше.
      — Сколько лет дочери?
      — Пять.
      — Зовут как?
      — Клодиа. Мои родичи не желают иметь с ней дело, поскольку мать не еврейка. Я однажды говорил об этом с раввином. К которому мой отец ходит. Его наверное уже выписали из больницы, этого раввина. Уверен, что никакие кости я ему не сломал. Родичи дуры, матери — все пьяницы. Живут в фургонах, жрут теле-обеды, и все такое. — Помолчав, он добавил, — Глупо, правда?
      — Не знаю. Вся страна пытается схватить тебя за [непеч. ], скоро армию и флот пошлют, а ты у меня совета спрашиваешь? Ты, Ави, самодостаточен. Советы тебе не нужны.
      — Как друг, — сказал Ави. — Как человек.
      — Как человек я не думаю, что совершить убийство ради улучшения чьего-то уровня жизни, хоть бы и собственной дочери — хорошая идея.
      — Глупо, да?
      — Да.
      — Он хороший музыкант?
      — Он лучший из ныне живущих композиторов.
      — Шутишь.
      — Нет.
      Они пошли вперед, Джульен впереди.
      — Ну, хорошо, стало быть, он пишет музыку, — сказал Ави. — Это то, что ты имеешь в виду? Композитор?
      — Правильно.
      Некоторое время они молчали.
      — А какая у него музыка? Какого типа?
      — Всякая.
      — А песни он пишет?
      — Да.
      — Песню для детей может написать?
      — Спрошу.
      — Правда? Ты спроси. Спасибо, мужик.
      — Я попрошу, чтобы он написал детскую песенку и посвятил твоей дочери. Как ее фамилия?
      — Розетти.
      Джульен чуть не рассмеялся.
      — Слушай, мужик, — сказал Ави. — Я бы был тебе очень, очень благодарен. А мог бы он заодно…
      — Записать песенку и отослать ей. Да, мог бы.
      Помолчав, Джульен спросил серьезным тоном:
      — Это ничего, что я не еврей?
      Тоже подумав, Ави ответил, и тоже серьезным тоном:
      — Нет. А что?
      — Да так. Просто так спросил.
      В девять утра, измученный, раздражительный, Джульен зашел в свой банк на Семьдесят Второй и Амстердам и снял все деньги со счета.
      Он не сделал ничего предосудительного. Он не нарушил ни один закон. И все-таки он знал, что следует быть осторожным. К счастью, на улицах был народ — работнички с девяти до пяти, его коллеги, шли в конторы — ворчащие, враждебно глядящие, опаздывающие. Джульен перебежал улицу и спустился в метро. Выйдя из другого выхода той же станции минуту спустя, он поймал такси, направлявшееся в Аптаун.
      Он встретился с Ави через час, в кафе напротив Колумбийского Университета. Отдал ему белый почтовый конверт, набитый стадолларовыми купюрами.
      — Удачи тебе, — сказал он.
      — И тебе удачи, мужик, — ответил Ави. — И спасибо.
      — Да.
      После того, как Ави ушел, Джульен потащился к телефону, прогнал жующего резинку подростка, желавшего говорить со своей герлфренд (которая сидела на лекции и скучала, и была счастлива поговорить по сотовому телефону, пока профессор общественных наук объяснял студентам, почему он ходит к психотерапевту последние двадцать лет) и набрал номер Кассандры Уолш.
      Включился автоответчик.
      — Привет, — сказал Джульен веско. — Это сообщение для Джозефа Дубль-Ве Уайтфилда. Сообщение начинается. Если будут предприняты еще какие-то попытки покушения на жизнь Юджина Вилье, мерзкий ты подонок, у нас не будет выбора как только обратиться в ФБР и предоставить им информацию, связывающую тебя с этими попытками. В Бюро есть по крайней мере один человек, которому такая информация ужасно понравится. Повторяю. Если будут предприняты…
      Джульен повесил трубку, вернулся в кафе, расплатился за кофе, и вышел. Откуда он знал про сотрудника в Бюро, то бишь, про Роберта Кинга? Он не знал. Но был уверен, что человек, которому сказали, что кто-то в ФБР точит на него зуб, не будет звонить туда, чтобы проверить, так ли это.
      Черная машина стояла у гидранта напротив кафе. Билл, подчиненный Роберта Кинга, вылез из нее и преградил Джульену путь.
      — Несколько вопросов, Джульен, — сказал он. — Давай сядем в машину. Ты не против?
      Джульен не был против. Машина поехала в Даунтаун.
      Ему задавали вопросы, а потом те же вопросы задавали снова. Ему угрожали. Его хвалили, и его унижали. Его шантажировали. Над ним смеялись. Апеллировали к его патриотизму и даже к его расовой гордости. Все напрасно. Подняли его досье, с судимостью и сроком. Снова угрожали. В конце концов Роберт Кинг узнал о происходящем. Он вмешался, отпустил Джульена, пожелав ему удачи и предупредив, чтобы с Лорой он больше никогда не встречался (женщина много старше Джульена, с темным прошлым) даже если она сама ему позвонит и будет настаивать.
      Посмотрев скептически на Билла, Роберт Кинг удивился, увидев на лице подчиненного злобную улыбку. Билл отвел глаза. Роберт Кинг пожал плечами.
      Его вызвали в кабинет к начальству. Его обзывали нехорошими словами. Ему сказали, что он нарушает правила. Ему угрожали и его шантажировали. Начальник объяснил ему, что в Огайо срочно требуются люди, и что кандидатура Кинга очень даже подходит. Он предложил ему подписать несколько бумаг.
      — Сожалею, — сказал Роберт Кинг. Обычно непроницаемое, лицо его теперь походило на лицо Великого Сфинкса. — Принять предложение не могу.
      Начальник сказал ему, что это не его дело — принимать или нет. Нужно подписывать.
      Инспектор Кинг помедлил, посмотрел сурово на начальника, и подписал.
      Когда он выходил из кабинета, Билл, стоявший неподалеку от двери, любезно ему улыбнулся.
      — Этого следовало ожидать, — сказал Кинг Биллу. — Ты получишь повышение сразу после того, как я уеду, или они подождут немного, чтобы приличия соблюсти?
      — Эй, босс, — сказал Билл. — Я к этому отношения не имею. Хотя, признайтесь, ваш послужной список не безупречен. Ваша лояльность под вопросом, и ваш профессиональный уровень…
      — Билл, Билл, — сказал Роберт Кинг. — Просветились, мужик. Ты слишком серьезно все это воспринимаешь. Возьми отпуск, съезди в Венецию или еще куда-нибудь. Устрой себе праздник в Колорадо с женой и детьми. Или купи абонемент в оперу. Нью-Йоркский Офис, конечно же, самый паршивый в стране, но и у него есть свои преимущества.
      — Не нужно играть в я-выше-вас-всех, — сказал Билл. — Будьте мужчиной.
      — Согласен, — сказал Роберт Кинг, улыбаясь.
      Билл поднял брови. Инспектор Кинг сбил его с ног левым хуком.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ПОБЕГ

I.

      Хотелось выпить, но нельзя. Для того, что следовало совершить в ближайшие несколько часов, требовалось в первую очередь незамутненное сознание. Ави сходил в кино и посмотрел римейк какого-то телесериала шестидесятых годов. Модернизированный — дабы соответствовать сегодняшним голливудским представлениям о реальности. Ему не понравилось. Он посмотрел еще один фильм, о нескольких злостных и иррационально тупых негодяях, гоняющихся за одним хорошим человеком, обнаженным до пояса. После множества живописных драк и беспричинного снайперства, обнаженный в конце концов оказался победителем, и в награду получил шанс помириться с ушедшей от него женой, глаза которой сверкали идеологической влагой, в достатке, в бедности, этсетера.
      На улице было темно.
      Ави спустился в Пат-Метро и приехал на нем в Нью Джерзи. Некоторые магазины на станции стояли открытые. Он купил три завернутых в полиэтилен сандвича, кока-колу, горячий кофе, и газету. Покупки он пихнул себе в рюкзак. Затем он проследовал к большой станционной автостоянке, которую хорошо знал и использовал для таких же целей в прошлом. Несколько остаточных машин поблескивали в темноте, остальные разъехались. Будка смотрителя пуста. Ави выбрал синий четырехдверный седан и посвятил некоторое количество времени взламыванию замка. Автомобильные замки стали более совершенными с тех пор, как он последний раз имел с ними дело. Он поранил себе палец металлической вешалкой, которой пользовался для взлома, и дважды ему приходилось приседать за машиной, чтобы укрыться от проходящих мимо подонков-яппи, ржущих как гиены, скабрезно шутящих, направляющихся к своим драндулетам. Наконец дверь открылась. Остальное было проще. Он отключил сигнализацию, сорвал с внутренней стороны ветрового стекла коробку Изи-Пасс и выкинул в окно, соединил провода, прокручивая стартер и подключая зажигание, и выехал со стоянки. Пристегнул ремень, чтобы не прицепились дорожные копы, ищущие небрежных шоферов, не желающих заботиться о своей [непеч. ] безопасности.
      Он съехал с шоссе и проследовал по проселочной дороге. Встречи с платными шоссейными проездами и штатовой охраной не были ему нужны. Он расслабился. В перчаточном отсеке он обнаружил пачку сигарет и закурил. Включив радио, он настроился на классическую станцию и стал слушать, пытаясь воссоздать атмосферу Фестиваля. Станция играла сплошную камерную музыку, и каждая отдельная пьеса была похожа на все остальные. Ави стало скучно, и он выключил радио. В этот момент он услышал чей-то стон сзади. В машине кто-то был, а он и не заметил за все это время.
      Он быстро посмотрел через плечо.
      Очень молодая женщина, одетая, как дешевая уличная проститутка. Ави заехал на обочину, остановился, и снова обернулся.
      Должно быть спала на заднем сидении все это время. Она протерла глаза, по-детски, кулаками. Не старше двадцати.
      — Какого [непеч. ] ты тут делаешь? Ты кто? — спросил Ави.
      — Я?
      — Да, ты.
      — Я — Кримзон.
      — Кримзон, — повторил Ави. — Хорошо, а что ты делаешь в машине, Кримзон?
      — Я спала, — объяснила она. — Ты меня разбудил. А ты кто? Это твоя машина?
      — Как ты забралась внутрь?
      — Дверь была не заперта. Я зашла и заперла все двери. Думала, посплю. Надеюсь, я ничего тут не повредила. Извиняюсь.
      — У тебя что, нет другого места, где можно поспать?
      — Нет.
      Дорога пустынна. Домов нигде не видно, только деревья черными силуэтами.
      — Где ты живешь?
      — В Джерзи Сити. О, черт. Джимми меня убьет. Ну и ну. Сколько сейчас времени?
      Она полностью проснулась.
      — Семь, — сказал Ави и, подумав, добавил, — Вечера.
      — А где это мы?
      — Посреди небытия. Кто такой Джимми?
      — Парень, с которым я живу.
      — Сутенер?
      — Да, — ответила она, помедлив. — Мой сутенер.
      — Он не разрешает тебе спать дома?
      — Я с ног падала. Я работаю в Тоннеле. Думала — посплю, а потом еще поработаю.
      Работа в Тоннеле была популярна среди уличных проституток несколько лет назад. Брали клиента, следующего на машине в Нью Джерзи, делали ему по дороге минет, получали деньги, выскакивали на нью-джерзийской стороне, и снова искали клиента — следующего в Нью-Йорк. Постоянные полицейские облавы оттеснили проституток от въезда в Тоннель. Некоторые все еще пользовались этим способом заработка, но клиентов им приходилось ловить только в Нью Джерзи, и в стороне от главных шоссе — в трущобах, в грязных улицах, тоже ведущих к Тоннелю.
      — Так, — сказал Ави. — Вылезай.
      — Хочешь минет?
      — Нет, я не хочу минет, — Ави чуть не рассмеялся. Ей все-таки следовало бы на себя посмотреть. — Вылезай и уходи.
      — А мы далеко от Джерзи Сити?
      — Не знаю. Несколько миль, наверное.
      — У меня ноги болят очень.
      — Слушай, сука, это тебе не такси, и я не владелец благотворительной компании, занимающейся уходом за потерявшимися склизкими проститутками. Я спешу. У тебя есть выбор. Ты выходишь и идешь, или я сворачиваю тебе шею и закидываю в канаву. Выбирай.
      — Я лучше пойду тогда.
      — Вот и хорошо.
      — Ты эту машину украл, да?
      Он сделал угрожающий жест.
      — Хорошо, — сказала она.
      Она выбралась и закрыла дверь. Ави оглянулся, чтобы посмотреть на нее, уходящую. Он даже вышел из машины, чтобы посмотреть еще раз. Жалкая какая. Едва одетая — а тут поздний октябрь. Неудобные туфли с абсурдно высокими каблуками. Хромает по пустынной дороге, обхватив себя руками и дрожа — больше ребенок, чем женщина. Жалкая неустроенная девка в жестоком, равнодушном мире. Гадкий утенок.
      Он сел в машину и включил скорость. Сжимая зубы, придавил акселератор. В зеркале заднего обзора ее не было видно. Минуту или две он гнал машину вперед, а потом затормозил.
      Ее могли подобрать копы. Или какой-нибудь добрый самаритянин, и передать копам. Добрые самаритяне очень изменились за последние две тысячи лет. Это значит — у них будет зацепка. Меня таким образом могут вычислить. Впрочем, это глупости.
      Вскоре он признался себе, что он свинья. Он развернул машину и поехал назад по проселочной дороге. Несколько мгновений спустя он проехал мимо нее — она все еще хромала, и выглядела жалко. Круто развернувшись, он нажал на тормоз. Вылез. Она остановилась на каком-то расстоянии от него. Он подошел к ней.
      — Ладно, — сказал он. — Давай-ка я довезу тебя до дома.
      Она была выше его ростом на дюйм или два, и его это позабавило. Чувства, которые он к ней испытывал, были почти отеческие. Идти она не очень-то могла.
      — Обопрись о мое плечо, — сказал он.
      Она послушалась. Это простое действие вдруг открыло в ней шлюзы, за которыми все это время плескалось ее горе. Она тут же растеряла всю свою энергию и концентрацию.
      — Ноги очень болят! — прохныкала она.
      Он посмотрел вниз. Ноги было не различить. Но коленки открытые. Он потрогал коленку. Как лед.
      — [непеч. ]! — сказал он с чувством. — Ладно, обними меня за шею рукой. У меня действительно нет на все это времени. Так. Держись.
      Он взял ее на руки. Она посмотрела жалобно большими глазами и положила голову ему на плечо, как сделал бы ребенок. Он донес ее до машины. Он заставил ее встать рядом с дверью — колени отказывались ей служить, но каким-то образом она умудрилась не упасть — и открыл переднюю дверь. Подцепив рюкзак, он перебросил его на заднее сидение.
      — Залезай.
      Она залезла. Ави обошел машину, сел за руль, и включил обогрев, по полу, на всю мощность.
      — Снимай туфли, — велел он ей.
      Она послушалась, морщась от боли. Он закурил и стал думать, что теперь делать. Высадить ее в Филадельфии? Или у следующей заправки?
      — Жрать хочешь? — спросил он.
      Она уставилась на него.
      — Да.
      Он перегнулся через спинку, открыл рюкзак, и дал ей сандвич. Она откусила, потом еще раз, и, быстро, еще раз.
      — Помедленнее, — сказал он.
      — Ладно, — сказала она, жуя. Совсем как ребенок. Рот вытирает тыльной стороной руки. И снова откусывает — большой такой кусок.
      — Сколько тебе лет?
      — А что?
      — Сколько лет!
      — Двадцать три.
      Не похоже, подумал Ави. Меньше двадцати, наверное.
      — Как тебя на самом деле зовут?
      — А зачем тебе знать?
      — Как. Тебя. На. Самом. Деле. Зовут!
      — Натали.
      — Откуда ты?
      — Из Огайо.
      — Кливленд?
      — Нет. Маленький город.
      — Почему не уезжаешь обратно?
      — Не могу.
      — Прости, как?
      — Не могу. Все документы у Джимми — свидетельство о рождении, права, все. Я до сих пор должна ему деньги. Я не могу ехать домой без денег. Мне еще год надо на него работать.
      — Ты что, одалживала у него?
      — Нет.
      — Так почему же ты ему должна?
      — Это уговор такой. Я должна на него работать два года.
      — Отвезти тебя к Джимми?
      — Э… Он меня убьет. Я опоздала, и очень мало сегодня заработала. Я не знаю, что делать. Эй, а ты итальянец, да?
      — Не разговаривай с полным ртом. Тебе бы хотелось поехать домой в Огайо?
      — Не знаю. — Она проглотила, и сказала перед тем, как откусить от сандвича еще раз, — Моя мать обратно меня к себе не возьмет, после всего. Мне там негде больше жить.
      Он дал ей еще сандвич.
      — Это — единственная проблема? А если бы ты могла снять там себе квартиру?
      — Не знаю. А ты хочешь снять мне квартиру, да?
      — Слушай… э… Натали… Я уже сказал, у меня на все это нет времени. Вернулась бы ты в Огайо если бы у тебя было достаточно денег снять что-нибудь и прожить месяца два, до тех пор, пока не найдешь работу или пособие или мужа, или что там тебя возбуждает?
      — А… Да. Конечно.
      — Помимо отсутствия денег, тебя еще что-то останавливает?
      — Э…
      — Ну?
      — Все мои документы у Джимми.
      — Понятно. Где живет Джимми?
      — Там же где я.
      — Это где?
      — В Джерзи Сити. 1217 Оук Авеню.
      — Частный дом?
      — Да. Нас там много.
      — Кого это — нас?
      — Джимми, двое его друзей, я, и еще пять девушек.
      — Ладно, — сказал Ави. — Оук Авеню, принимай гостей.
      Он снова развернул машину и придавил акселератор.
      Пока они ехали, Натали съела все три сандвича и выпила всю кока-колу и весь кофе. Он предложил ей также газету, но газетой она не заинтересовалась. И не курила. Она была настроена очень против курения. Курение губит здоровье. Оук Авеню была узкая улица с облупившимися, плохо спроектированными домами-сараями по обеим сторонам. Асфальт был почти полностью скрыт толстым слоем несортированного мусора, старого и нового. Дом номер 1217 ничем не отличался от других домов на улице.
      — Не хочу заходить, — сказала Натали. — Отвези меня куда-нибудь в другое место.
      — Вылезай, — сказал Ави, глуша мотор и выходя из машины. — Надень свои дурацкие туфли и вылезай.
      Морщась и скуля она надела туфли. Кусая себя за указательный палец, чтобы оттенить боль в ногах, она вылезла наружу и посмотрела робко на Ави.