Легенды о Тигре и Дел (№2) - Певец меча

Она отвернулась и повернула мерина на Север, к Харкихалу. Больше она ничего не говорила ни о мече, ни о моем обещании хранить молчание, но я не сомневался, что мой промах не забыт. И никогда не забудется.

Аиды, я же не нарочно. Хотя в таких случаях извинения, даже если они от чистого сердца, не помогают. Что толку, если в круге убийца извинится перед своей жертвой?

Харкихал ничем не отличался от большинства городов Юга. На кирпичах, из которых были сложены стены, ограждающие город от ветра, остались отпечатки человеческих ладоней и вмятины пальцев. Трещины в древней стене жители заделывали кусками глины, чтобы не осталось и щели, через которую могли бы проникнуть в город ветер и песок. Но как не знает границ человеческая мысль, так и город нельзя ограничить стеной. Невзирая на постоянную угрозу самумов и обычных песчаных бурь, вдоль всей стены, как цыплята вокруг наседки, беспорядочно теснились палатки, прилавки и повозки.

Харкихал похож на другие пограничные города. Он служил и Северянам и Южанам одновременно, для него не существовало различия в нациях и он не стремился доказывать свою преданность ни той, ни другой стороне. Теоретически считавший Южным, сам город вспоминал об этом только когда изредка выплачивал дань стране, которую я считал своей родиной. Единственным правителем Харкихала были деньги.

Которых у нас с Дел не было. За несколько недель, прошедших с тех пор, как мы оставили Джамайла у Вашни в горах около Джулы, мы выигрывали по несколько монет, делая ставки, и подрабатывали то здесь, то там: помогали жадным торговцам Пенджи, которые потом попытались избавиться от нас не заплатив; спасли похищенного сына могущественного танзира, верного последователя религии Хамида, которая объявляет женщин низшими созданиями

– найденный нами «сын» оказался дочерью; сопровождали караван, переезжавший из одного домейна в другой; было еще несколько случайно подвернувшихся дел.

Ни одно из них, однако, не требовало ни особого мастерства во владении мечом, ни хитрости. Ни одно из них не добавило славы Песчаному Тигру, легендарному танцору меча Юга, чье мастерство в круге не мог превзойти ни один мужчина…

К несчастью, появилась женщина. И танцуя в круге она проявила такое умение, что знаменитый танцор меча бросил все свои дела и кинулся за ней. Дел не умела притворяться: она говорила прямо, откровенно, презирая Южные обычаи, которые отводили много времени на пустые разговоры. Время было главным врагом Дел.

Самый тяжелый отрезок пути мы преодолели. Пенджа осталась далеко позади. Перед нами, как только мы доедем до Харкихала, окажется Север.

Аиды, я ведь Южанин… Что я потерял на Севере?

Ничего. Не считая Дел, которая была слишком прочно связана со страной снега и баньши-бурь.

Слишком прочно связана с могущественной Северной магией.

Помрачнев от таких мыслей, я соскочил с жеребца перед кривобокой кирпичной кантиной с решеткой из тонких веток вместо крыши и привязал украшенный кисточками повод к кривому столбу, врытому в землю. Из кантины доносился хохот и веселые крики, женские и мужские. Я вдохнул острый запах травы хува, аромат тушеной баранины, вина и акиви.

И приторно-сладкий запах мочи. Жеребец, широко расставив ноги, поливал землю.

Выругавшись, я отпрыгнул в сторону, не желая забрызгать бурнус, и чуть не запутался в собственных сандалиях. Жеребец покосился на меня и сморщил гнедую морду с длинными, темными усами. А я снова затянул бесконечное молебствие неласковых лошадиных прозвищ.

Дел отвела мерина подальше от лужи, слезла и привязала повод к другому столбу. Машинально она подняла правую руку, слово собираясь вытащить меч, дважды потрогала рукоять, проверяя, легко ли оружие выходит из ножен, и удовлетворенно кивнула. Такое она проделывала несколько раз в день – привычка, которая вырабатывается у каждого танцора меча и разнится только исполнением.

Привычки есть у всех танцоров. Благодаря некоторым из них мы еще живы.

– Как я понимаю, ты хочешь уехать с рассветом, – я подождал, пока она догонит меня.

Она пожала плечами.

– Нам нужно многое купить в дорогу. Еду, одежду…

– Одежду! – я нахмурился. – Я, конечно, понимаю, что приятно переодеться во все новое, но зачем тратить деньги на то, что у нас и так есть?

Она откинула потертый красный полог у входа.

– Если ты собираешься ехать на Север в бурнусе и набедренной повязке и отморозить себе гехетти, дело твое. Я не хочу замерзнуть до смерти, – пригнувшись, она скользнула внутрь, забыв, как обычно, что для прохода мне требовалось места больше, чем большинству низкорослых Южан.

Я откинул полог, упавший перед моим носом, и мрачно последовал за ней. Уже на пороге я закашлялся: дым хувы витал под потолком кантины, перетекая из спиралей в зловонные, охряно-зеленые завитки. Хува – порок, к которому я питал отвращение, поскольку танцору в круге нужны физические силы и незатуманенные мозги. Как-то я сообщил об этом Дел, и она тут же напомнила мне, в каких количествах я пью акиви, добавив, что человек с желудком, наполненным акиви, умрет так же легко, как и тот, чья голова забита иллюзиями хувы.

(Надо отметить, что мы с Дел не всегда и не во всем сходимся во мнениях. Иногда мы придерживаемся крайне противоположных точек зрения).

Она прищурилась и рукой раздраженно разогнала дым перед лицом, высматривая свободный столик. И как обычно, когда Дел входит в кантину, (или в любое другое место, это не главное), все разговоры прервались. Потом послышались тихие комментарии и вопросы шепотом, сопровождавшие откровенное разглядывание.

Я вздохнул, пожалел, что со мной нет Разящего, оскалил зубы в ленивой дружеской ухмылке двум дюжинам людей, которые перевели взгляды с Дел на меня, размышляя, смогу ли я защитить Северную баску.

Я никогда не был самоуверенным человеком, но что во мне есть, того не отнять: я сильный, крепкий, быстрый. В моих движениях, внешности, взгляде, проскальзывает угроза – без этого в моей работе не обойтись. Бывают случаи, когда приходится выставлять напоказ все атрибуты моей профессии. Я не ухожу от драки и дерусь со смаком, но только если без боя не обойтись.

Я лениво обвел взглядом зал, позволяя любопытным рассмотреть меня. Так же лениво я провел рукой по шрамам на лице – шрамы глубокие, старые. Четыре четких следа от когтей, разодравших правую щеку до подбородка. Следы, которые ни с чем не спутать, оставленные зверем, которого многие считают мифическим: страшным песчаным тигром Пенджи, в честь которого я и получил свое имя.

Можно сказать, что эти шрамы – символы моего достоинства. Люди, которые слышали хоть что-то о танцорах мечей, знали обо мне.

(Не у каждого есть отметина на лице, по которой его сразу можно узнать. У меня она есть и мне это нравится. Экономит время).

– Все нормально, – тихо проговорила Дел. Наполовину предположение, наполовину приказ.

Я с признательностью прижал ладонь к сердцу.

– Сам я бы не догадался.

Она хмыкнула, снова разогнала дым и быстро пробралась по заполненному людьми проходу к небольшому столику в самом дальнем углу кантины.

Я последовал за Дел, не снимая с лица улыбку и глядя, как все в кантине пялятся на нее, даже местные потаскушки. Они кидали на Дел хмурые взгляды, кусали пухлые губы и сосредоточенно грызли ногти. Некоторые, обладавшие лучшей реакцией, быстро сообразили, что необходимо срочно отвлечь выбранных ими клиентов или те глаз не оторвут от Северянки.

Одна из потаскушек, сидевшая на колене тощего паренька, неуклюже вскочила на ноги, чуть не снеся при этом стол, и направилась ко мне, загородив собою Дел. Черноволосая, темнокожая, с карими глазами. Типичная Южанка: с хорошей фигурой и правильными чертами лица. Красавица в полном расцвете в свои шестнадцать или семнадцать лет. Еще немного и от этой красоты не останется и следа – пустыня высасывает свежесть из женщины задолго до тридцати.

– Бейло, – она улыбнулась, – бейло, поделишься вином с Яминой? – она обхватила меня за плечи, жадно лаская кожу сквозь тонкую ткань бурнуса. – Я могу достать хуву и ты увидишь чудесные сны.

– В этом я не сомневаюсь, – я обернулся и посмотрел на паренька, которого Ямина бросила. Черноволосый, голубоглазый, с тонкой темной полоской над верхней губой, он печально смотрел в нашу сторону. Он не разозлился и не собирался требовать возвращения служанки. Парень просто наблюдал за представлением, которое хоть как-то разбавило скучный вечер в кантине. Я порадовался, что в нем не заговорило оскорбленное мужское достоинство и он не полез выяснять отношения (что обычно кончалось кровью).

– У тебя уже есть с кем провести вечер, баска, и я тоже не один.

Ямина пожала смуглым плечиком, не обращая внимания на то, что платье сползло с плеча, обнажив молодую упругую грудь.

– Он мальчик, бейло, а ты мужчина.

Возразить было нечего.

– Баска, в другой раз, – я отодвинул ее с дороги и обнаружил, что Дел наблюдает за происходящим с веселой улыбкой.

А я-то по наивности полагал, что она будет ревновать.

Я отодвинул стул и присев, к своему неудовольствию почувствовал, как зашаталось подо мной ненадежное сооружение, явно собираясь развалиться. Я придвинул стул к стене, осторожно распределил свой вес на все четыре ножки и, подняв глаза, натолкнулся на кривую ухмылку Дел. Голубые глаза с интересом разглядывали застывшую за моей спиной Ямину, которая отвечала Дел таким же изучающим взглядом.

История повторяется. Я вздохнул.

– Баска…

– Вина? – поинтересовалась служанка. – Акиви? – она повела плечом, откинув на спину темные кудри. – Я честно зарабатываю себе на жизнь, бейло. Я не простая потаскушка.

До тех пор, пока не предложат хорошую цену. Я снова вздохнул и полез в тощий кошелек. Зазвенело несколько монет – хватит только на хороший обед и акиви.

Я с надеждой посмотрел на Дел. Она постучала пальцем по изрезанному, грязному столу, вздохнула и жестом подозвала служанку.

– Мясо, – приказала она, – и самое дешевое вино.

– Вино! – обиженно воскликнул я. – Добавь несколько медных монет и оно превратится в кувшин акиви.

– Вино, – непреклонно повторила Дел.

Служанка резко развернулась, взмахнув оборками юбки. Я понял, насколько низко пал в ее глазах.

Я подался вперед и уперся рукой в стол, чтобы стул не развалился.

– А на что ты собираешься покупать одежду, если у нас не хватает денег на нормальный обед?

– Я собираюсь купить одежду на деньги, которые мы не потратим бездумно на покупку всякой ерунды, – она помолчала и откинула с лица прядь волос. – Вроде акиви.

Сквозняком мне в лицо бросило завиток дыма хувы. Я раздраженно отогнал его.

– Для меня сейчас акиви – необходимость. Последние три или четыре недели в Пендже я хлебал только воду.

Ямина вернулась и грохнула на стол две деревянные миски с бараниной, две буханки черного хлеба и две старые деревянные кружки с медными ободками.

Дел ехидно улыбнулась.

– Теперь можешь хлебать вино.

Стоило бы на такое ответить, но я был слишком занят, пытаясь определить, чем же пахнет мясо в моей миске. Я не любитель баранины, но привыкнуть можно и к ней. Баран лучше, чем собака. И уж конечно лучше, чем кусок жареного песчаного тигра, который мне когда-то подло подсунула Дел.

Я вытащил нож, отпилил кусок черствого хлеба, поднял кружку и приготовился выяснить, на что будет похожа смесь баранины с вином у меня во рту.

Только приготовился. Дальше этого дело не пошло. Я увидел выражение лица Дел. Ее взгляд был прикован к кому-то из посетителей кантины.

Шок. Ярость. Подозрение. И холодный, пробудившийся гнев, который льдинками сверкал в ее глазах.

Клянусь безымянными богами валхайла, такого взгляда я не видел за всю свою жизнь. Ни у мужчины, ни у женщины.

Так не смотрят даже танцоры в круге.

3

Она начала очень медленно подниматься и замерла только когда крышка стола ударила ее по бедрам. Складки широкого бурнуса скрывали ее тело, но я успел хорошо изучить Дел и ясно представлял ее позу, чувствовал как напряглись ее мышцы. Я мог предсказать, что сделает Дел в следующий момент, просто взглянув ей в глаза.

– Дел…

Она даже не посмотрела на меня.

Я покрутил головой, разглядывая кантину и пытаясь найти то, что привлекло ее внимание. Я никак не мог понять, что же привело ее на грань срыва, что превратило ее из женщины, которую я хорошо знал, в готового к атаке зверя.

Я ничего не увидел. Не в том смысле, что совсем ничего. Я видел людей. Просто людей. Согнувшихся над столами, сгорбившихся на стульях. Они рассказывали байки, шутили, ругались. Служанки усердно торговали собой. Свет ламп едва пробивался сквозь задымленный воздух.

– Дел, – нахмурившись, я снова повернулся к ней и увидел, как с ее лица медленно сходит краска. Не скажу, чтобы там было чему сходить, с ее-то бледной Северной кожей, но оказалось, что она может быть еще белее. Дел стала сильно смахивать на трехдневный труп.

Она медленно опустилась обратно на стул. Руками она все еще цеплялась за край стола, широко расставленные пальцы заметно дрожали. Дрожали – я никогда не видел, чтобы Дел трясло.

– Неужели я ошиблась? – спросила она ровным, неживым голосом. Потом снова, еще настойчивее повторила тем же необычным, ровным голосом: – Неужели я ошиблась?

Я снова закрутил головой, выискивая, что же могло произвести на нее такой эффект. Народу в кантине собралось много. Один человек поднялся со стула и, повернувшись, решительно направился к выходу. Наклонившись, он поднял полог, и ткань упала за его спиной. Я услышал, как Дел медленно шумно выдохнула.

– Что, в аиды… – она остановила меня жестом и я замолчал. Я ждал и никак не мог забыть ее дрожащие пальцы. В конце концов, из глаз Дел исчезло тупое, стеклянное выражение, и Дел перевела взгляд на меня. На этот раз, подумал я, она меня увидела.

– Это мое дело, – сообщила она и залпом выпила все вино из кружки.

Дел пьет редко и мало. Не в ее привычке напиваться. Но теперь она прижимала кружку к губам, словно надеялась, что алкоголь придаст ей сил. Я смотрел, как двигалось ее горло, пока она пила большими глотками – как мужчина, пытающийся прогнать своих демонов.

Или женщина, прогоняющая своих.

– Бывают личные дела, – я не без усилия разжал пальцы Дел и поставил ее кружку на стол. – Это к личным не относится. Может нам стоит что-то обсудить?

– Может мне стоит купить кувшин акиви, чтобы ты заткнулся? – рявкнула она. Потом, чуть справившись с собой, Дел извинилась за резкий тон.

Но не за слова. Я улыбнулся.

– Ситуация складывается в мою пользу. Позвать Ямину?

– Нет, – Дел посмотрела на остывающее мясо. – Нет. Нужно экономить деньги.

– Тогда давай использовать вино так, как полагается, – я вновь наполнил ее кружку. – Вино пьют медленно, неторопливо, смакуя его.

– Оно кислое.

Лицо ее порозовело, она снова превращалась в хорошо знакомую мне Дел.

– Да, кислое, – согласился я, – ты сейчас такая же.

– Ты не знаешь… – начала она и замолчала.

– Нет, – согласился я, – не знаю. И не узнаю, пока ты не скажешь мне.

– Это личное, – повторила Дел.

Куском хлеба я повозил по миске застывшее мясо – из моря подливки поднимались мясные островки. Я мягко сказал:

– Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо живущий на земле.

Она посмотрела на меня резко, испуганно, потом внезапно вздрогнула и покачала головой.

– Не могу. Не сейчас.

– Тот человек…

– Не сейчас.

Пообщавшись с Дел, я успел понять, что иногда лучше дать ей отмолчаться. Придерживаясь этой стратегии, я перевел все внимание на кислое вино и баранину, пока Ямина строила мне глазки из другого конца задымленной кантины.

Утром Дел вытряхнула меня из кровати, не слишком нежно ударив кулаком по ребрам. Когда же я обиженно посетовал на ее плохое воспитание, она просто швырнула в меня набедренную повязку, перевязь и бурнус и посоветовала побыстрее одеваться, поскольку на утро она запланировала кучу дел.

– Запланировала? – я оделся, скользнул в перевязь, и, привычно поведя плечом, проверил наличие меча. – Что запланировала?

– Запасы в дорогу, – сухо пояснила она и откинула полог.

Движение оказалось слишком резким для старой ткани, которая отделяла нашу крошечную комнату от коридора. Полог затрещал, и в руках Дел осталась выцветшая зеленая тряпка. Раздраженно прищелкнув языком, Дел отбросила ее.

– Мы не в духе с утра пораньше? – я поднял с пола переметную суму и, отодвинув Дел в строну, вышел из душной комнаты с низким потолком. – Может если бы этой ночью ты побольше спала и поменьше думала…

– Ты храпел.

Понятно. Я виноват. Мог бы и сам догадаться. Пришлось прикусить язык и спуститься вниз, чтобы заказать завтрак.

У Дел еще и не было аппетита, но все же она не была настолько глупа, чтобы игнорировать еду, не зная, когда в следующий раз удастся перекусить. Ела Дел через силу. Она торопливо жевала черствый хлеб, заглатывала приправленный специями хеши, пила козье молоко. Я как раз подумывал о второй тарелке хеши, когда она посоветовала мне заканчивать. Я подарил ей хмурый взгляд.

– Аиды, Дел, нам же не нужно ПЕРЕБЕГАТЬ границу.

– Терять время тоже не стоит. Тигр, ты же знаешь, мне нужно торопиться.

– Время-тремя, – заворчал я. – Мужчине нужно есть, Дел. Иначе когда тебе понадобится помощь, он не сможет ничего сделать.

Как я и думал, этот довод заставил ее замолчать. Она вспомнила, что я сопровождал ее по собственному желанию и в любой момент мог развернуться и уехать. Напомнив Дел, что я собирался помогать ей во всем до последнего, я заставил ее забыть о своем праведном гневе.

Трудно сердиться на человека, который предлагает тебе помощь. К тому же, это может быть воспринято как признак плохого воспитания.

Я краем глаза наблюдал за реакцией Дел. Она затихла и я решил обойтись без второй порции. Я встал, снова подобрал с пола переметную суму и молча показал на дверь.

Дел послушно повернулась и вышла.

Вскоре я уже не сомневался, что Дел помнит Харкихал гораздо лучше, чем я, хотя она была здесь более года назад. Она привела меня прямо в небольшую лавочку около городской стены, где потратила несчетное количество времени, изучая кучи меха, мягкой кожи, тяжелой окрашенной ткани. Устав бродить за ней как носильщик, сопровождающий госпожу с Юга, я бросил суму у двери и сам занялся изучением товара.

Лавочка провоняла дубленой кожей, мехом и еще чем-то странным и незнакомым. Привыкший к пустынным шелкам и легким тканям, я не представлял, как мог человек нацепить на себя столько тяжелой одежды. Но Дел, видимо, представляла. Она выбрала кучу вещей и отдала торговцу почти все наши деньги.

– Сулхайя, – сказала она, пока он заворачивал меха в кожаные свертки и перевязывал их.

Торговец ответил Дел на неподдающемся переводу Северном языке. Я посмотрел на него повнимательнее. Он был уже стар, голова его поседела, а солнце обожгло кожу, но глаза остались голубыми как у Дел. Значит он не Южанин. Он приехал с Севера, из чего можно было сделать вывод, что Дел знала, что делала. Это обстоятельство утешало, принимая во внимание то, что я уже ничего не понимал.

Взгляд старика остановился на рукояти ее меча, видневшейся из-за левого плеча. Рукоять Бореал сделана так, что дурачит глаз, зачаровывает зрителя, а если засмотреться на нее, можно впасть в состояние, близкое к трансу. Серебро все время меняется, рисунок растекается и движется, пока вы окончательно не забываете о времени, думая только о мечущихся под коркой металла тенях. Пытаясь рассмотреть хотя бы одну, вы и не заметите, как возьмется за дело клинок и прикончит вас.

– Ан-истойя? – спросил старик и Дел застыла.

Лицо ее окаменело, превратившись в шедевр скульптора, создавшего произведение безупречной красоты. Жесткое как камень, и такое же недвижимое.

Ан-истойя. Высочайший ранг, который мог получить на Севере ученик мастера меча. Этим рангом награждают учеников ан-кайдины – мастера, стоящие выше, чем сами учителя, кайдины. Его добиваются лишь самые одаренные. Дел была истойя – ученица, потом сам ан-кайдин объявил ее ан-истойя.

Но от ранга Дел отказалась, выбрав путь танцора меча, и сделав этот выбор, она уже не подчинялась никаким ритуалам, кроме тех, что определял круг.

Своим вопросом старик влезал в замкнутый, строго охраняемый мир ее жизни, но Дел не ответила враждебностью, как часто поступала со мной в подобных ситуациях. Может из-за его возраста. Может потому что он был Северянином. Может потому что он лучше знал, что означало это слово и произнес его с должным уважением.

– Нет, – поколебавшись, отрезала она. – Я танцор меча.

Его глаза блеснули, но лицо – паутина морщин и складок – не изменилось. Он снова посмотрел на Бореал и кивнул. Один раз.

– Хорошо поешь, – сказал он и ушел к другому покупателю.

Я закинул на плечо суму, взял один сверток и вышел из магазина, на шаг опережая Дел. Когда мы оказались на улице, я задержался, чтобы она поравнялась со мной.

– Хорошо поешь, – озадаченно повторил я. – Он хотел сказать танцуешь?

Дел поудобнее ухватила свой сверток. Лицо ее ничего не выражало.

– Нет, – объявила она. – Он все сказал верно.

А я-то рассчитывал на более развернутый ответ или на объяснение. Обдумав ситуацию, я решил поосторожничать, не лезть к ней с расспросами и сменил тему.

Вернувшись, мы тщательно поседлали лошадей, не забывая, что Харкихал

– последний город перед Границей. Покинув серо-коричневые стены, направившись на Север, я стану чужим для своего мира. Дел возьмет на себя роль проводника, а мне, не знающему нравы и обычаи Севера, останется только подчиняться ей.

Нам придется поменяться ролями и не скажу, чтобы я был очень этому рад.

Дел-то, без сомнения, была довольна.

Но она замкнулась в себе и молчала, пока мы выводили ее застенчивого мерина и моего раздраженного жеребца из деревянной постройки за гостиницей, служившей конюшей. Теперь на широких крупах наших лошадей лежали свертки кожи и меха. Жеребец еще не решил, как относиться к происходящему. Он шел, осторожно ступая задними ногами, словно пробираясь на цыпочках. Потом гнедой начал часто и шумно хлестать хвостом, и это яснее слов сообщило мне, что он собирается высказаться так, как это могут делать только лошади.

Жеребец фыркнул, намеренно толкнул меня в правое плечо носом и прихватил зубами бурнус.

– Кончай, – посоветовал я, ни на секунду не забывая, что его передние копыта находятся в опасной близости от моих ног.

Он не отвязался и после очередного толчка в плечо я выбросил в его сторону мощный кулак. Кулак и нос соприкоснулись. Жеребец тут же отпрянул, кивая и мотая головой на другом конце плетеного голубого повода, и выкатил один глаз в невинном, растерянном изумлении, но меня он этим не провел. Я улыбнулся, пригрозил ему пальцем и увидел, как поднялись бархатные уши. Впрочем, он тут же снова заложил их, но скандалить не стал. Гнедой был не столько зол, сколько расстроен, что я поймал его за одной из проделок. Пока жеребец был в хорошем настроении, с ним можно было договориться.

Дел покачала головой.

– Не знаю, почему ты не продашь его. Он уже обошелся тебе гораздо дороже, чем стоит.

– Это как сказать, – ответил я, вспоминая, что, как бы то ни было, а он убил одного из моих врагов. К сожалению, меня в это время с ним не было и я не мог полюбоваться этим зрелищем. – Будем считать, что я к нему привык. Как человек, который каждый год собирается расстаться со сварливой женой и никак не расстанется.

Она посмотрела мне в глаза, отказываясь вступать в дебаты.

– Твоя смерть будет на его совести.

– Вряд ли. Может он меня и выкидывает то и дело из седла, но в долгой скачке, я думаю, он проникается ко мне симпатией, – я похлопал гнедого по морде. – Мы во многом похожи.

– Оба тупоголовые, – согласилась Дел и посмотрела через мое плечо на кантину, в которой мы провели большую часть прошлого вечера.

Я повернулся в ту же сторону, но ничего не увидел и только снова взглянув на Дел, наконец-то все понял.

Не покончив с этим делом, она не могла уехать из Харкихала.

Я вздохнул. Кивнул. Остановился.

– Иди, – сказал я ей, – разберись с ним.

Она резко повернулась ко мне.

– Ты знаешь?

– Я знаю, что иначе ты не успокоишься, – мягко сказал я. – Иди, баска. Проверь, там ли он. Если нет, мы можем уезжать отсюда. Будем утешать себя мыслью, что ты пыталась его найти. А если он там, ну… – я пожал плечами. – Поступай как знаешь, баска.

– Но… ты не знаешь почему, – она оборвала себя и покачала головой. Волосы как чистый шелк заскользили по ткани, покрывавшей ее плечи. – Ты не можешь знать.

– Может я и тупоголовый, но не совсем дурак, – прямо сказал я. – Вчера вечером ты увидела мужчину и пока ты не встретишься с ним снова и не утолишь то, что мучило тебя всю ночь так, что ты не смогла заснуть даже в кровати, ты всю дорогу будешь угрюмой как женщина перед родами.

Она открыла рот, явно собираясь протестовать против последней части моего объяснения. Дел выходит из себя, когда я начинаю издеваться над женщинами или принижаю женский пол. Теперь я делаю это из желания подколоть ее и вступить в словесную схватку. Когда-то я издевался над ними потому что на Юге женщина стоит на несколько ступеней ниже мужчины. Дел сумела изменить мое отношение к вопросу равенства людей и в этом ей сильно помогло рабство. Человек, выросший рабом и страдавший от унижений, быстро учится не подвергать унижениям других.

Но на этот раз Дел решила не затевать перепалку. Она закрыла рот и лицо ее помрачнело.

– Именно это я и должна сделать.

– Конечно. Я так и понял.

– Я поступлю честно, – пообещала Дел. – Я вызову его на танец.

Я едва не рассмеялся, не сумел ограничиться улыбкой, потому что понял, насколько важно для нее услышать мой ответ.

– Если он танцор меча, это будет честно, – согласился я, – а если нет, получится фарс.

Светлые брови сошлись у переносицы.

– Тигр… – начала Дел, но фразу не закончила. Запнувшись на полуслове, она измученно посмотрела на меня.

– Или, – мягко сказал я. – Я пойду с тобой баска.

Мы привязали лошадей около кантины и вошли, откинув в сторону знакомый по прошлому вечеру полог. В зале еще держался запах хувы, но дым почти развеялся. В такую рань люди, ищущие забвения в алкоголе, хуве и женщинах, в кантинах не появляются.

Зато для знакомого Дел время было подходящим.

Он заметил ее еще у порога. Я увидел изумление в его глазах, а потом в них появилось тоже, что в глазах любого мужчины, увидевшего Дел: разгоравшееся пламя желания. Он был Южанином, темноволосым и темнокожим, с глубоко посаженными светло-карими глазами. Возраст его я определить не смог, но видимо он много лет провел в пустыне и солнце успело взять свою дань. Когда он улыбнулся, белизна зубов показалась неестественной на фоне смуглого лица.

Дел проигнорировала приятелей Южанина, сидевших рядом с ним. Она подошла к столу, чуть наклонилась вперед, чтобы привлечь его внимание, и пригласила его войти в круг.

Южанин был ошарашен.

– Круг? – эхом отозвался он, не веря своим ушам. Потом он пришел в себя и расхохотался. – Баска, зачем нам круг? Я с удовольствием встречусь с тобой в постели.

Реакция окружающих не обманула его ожидания. Посыпались шуточки и насмешки. Южанин широко улыбался, но я заметил, как подрагивали темные брови, стремясь сойтись у переносицы и выдавая его беспокойство. Дел плавно потянулась к мечу и с тихим шипением Бореал выскользнула из ножен. Обхватив рукоять двумя руками, она подняла клинок вертикально вверх – рукоять застыла у пояса, острие оказалось дюймов на пять выше головы Дел. От короткого движения в воздухе осталась вспышка стали, которая привлекла внимание всех посетителей кантины к клинку и женщине. Движение было выполнено безупречно, отработать такое можно только долгой практикой. Поза

– и намерение – выразительнее некуда. Пол Дел подчеркивал драматичность происходящего. Ни один мужчина в кантине не остался безучастным к этой сцене.

Некоторые могут подумать, что вытащить меч из ножен дело не хитрое, но Дел, как и я, носила меч в перевязи, в ножнах, подвешенных диагонально через спину. Для танцора меча, человека, который привык следить за четким распределением веса, меч за спиной гораздо удобнее, чем тяжелая сталь, которая болтается у пояса и бьет тебя по ноге. Но убирать меч в ножны за спиной и вынимать его гораздо труднее, и поэтому из гордости (или тщеславия, называйте как хотите) настоящий танцор меча, основательно изучивший искусство танца, всегда носит перевязь.

Добавьте к этому, что действие происходило на Юге, а в принадлежности Дел к женскому полу сомневаться не приходилось.

Южанин засмеялся, а потом остановился. Остановились и другие, резко, удивленно, когда она приставила жемчужно-розовое острие к его горлу. Ткань легко разошлась от прикосновения клинка. В этот момент выражение лица Дел изменилось. Появилось что-то почти неуловимое, чего я наверное не понял бы, если бы не видел такое раньше. Такое же лицо было у Дел когда она увидела Джамайла – и то, что они сделали с ним – после пяти лет разлуки. Она кивнула, и я подумал, что кивнула она себе, словно со стороны одобряя все свои поступки.

– Войди в круг.

Я чуть не проговорил эти слова вместе с ней, настолько они были знакомы. Вечный вызов танцора меча для тренировки, боя, танца. Для развлечения или смерти.

Ее голос звенел от волнения. Ноздри Южанина затрепетали.

– Женщина, – четко проговорил он, – иди домой. Иди домой и прислуживай своему мужчине.