Легенды о Тигре и Дел (№2) - Певец меча

– твердо сказал я. – Вы пойдете дальше.

– Одни! – слезы блестели в голубых глазах. – Две женщины и мальчик, без повозки, без лошади… даже без продуктов!

– Мы с Дел поговорим с Кантеада, может они придумают что-нибудь, – я махнул рукой и повернулся к тоннелю. – Мы пойдем к ним. Вы останетесь здесь.

Я нагнулся, прежде чем Киприана успела открыть рот, чтобы снова возразить. Спиной я чувствовал, что Дел идет за мной. Только когда мы выбрались из тоннеля я поверил, что я снова на свободе и набрал полные легкие холодного влажного воздуха. Солнце не баловало каньон светом, но по наличию теней можно было отличить день от ночи.

– Она боится, – сказала Дел.

Я хмыкнул.

– Она как заноза в заднице.

– Они все боятся, Тигр. Даже маленький Массоу.

– «Маленький Массоу», как ты говоришь, не лучше своей сестры. И в своем роде, он такая же Адара, – я потер заросшие щетиной шрамы. – Буду только рад избавиться от них.

– Для тебя это так легко, верно? Повернуться спиной к ответственности?

Я посмотрел на нее.

– Аиды, баска, мы ведь оставляем их ради тебя. Время истекает.

Дел отвернулась, махнув рукой.

– Ладно, все. Мне не следовало этого говорить. Я просто… аиды, я не знаю. Я совсем запуталась, – она прислонилась к стене каньона рядом со входом в пещеру.

Я чуть не усмехнулся, когда услышал от нее мое любимое Южное слово, но вдруг вспомнил, что говорил мне Гаррод. Искорежена, сказал он, изуродована. И язва пожирает ее душу.

– Дел…

– Тихо, – прошептала она. – Слышишь?

Я насторожился, прикусив язык на полуслове. Закрыл рот и прислушался, а потом рассмеялся.

– Это Гаррод, – сказал я. – Он бормочет что-то жеребцу.

– Нет… не Гаррод. Послушай песню.

Песню. Я слышал все ту же занудную мелодию, которую Дел называла песней охраны, державшей гончих на расстоянии.

– Я не слышу…

– Внимательнее, Тигр! Неужели ничего не слышишь?

Я вздохнул.

– Я уже говорил тебе, что музыка для меня это просто шум. Да, я что-то слышу. Кто-то наигрывает на свирели. Или на двух. Или на десяти. Какая разница, Дел?

Дел подняла обе руки и прижала ладони к глазам, запустив негнущиеся пальцы в волосы.

– Я в отчаянии из-за тебя, Тигр. Одни боги знают, в каком я отчаянии. Что мне делать? Как ты можешь стать тем, кем должен стать? Разве могу я предстать перед вока без уверенности, что они примут мой кровный дар? – она не то вздохнула, не то застонала. – Что мне делать?

Аиды. Такого я от нее еще не слышал.

– Дел, баска, – я потянулся, чтобы отвести ее руки от лица, – о чем ты?

Ее руки безвольно подчинились моим. От волнения на бледном лице появились морщины.

– Я не могу тебе сказать.

– Если ты не…

– Не могу.

– Дел…

– Не могу.

У меня хватило выдержки не настаивать и сменить тему.

– Мы могли бы удрать отсюда на жеребце и вернуться обратно на Юг. Мы могли бы просто забыть обо всех этих воках и кровном долге, и кровном даре, и обо всех этих штуках, которые доводят тебя почти до безумия локи,

– я улыбнулся, оценив красоту фразы, но Дел только нахмурилась. – Мы могли бы снова стать танцорами мечей, живущими свободой круга.

Дел высвободила свои ладони.

– У меня нет свободы. У меня есть долг.

Что-то переполнило меня, что-то вроде осознания и разочарования, и вырвалось наружу.

– Знаешь, я думаю, что Гаррод прав! Гаррод прекрасно в тебе разобрался, гораздо лучше чем я, – я смотрел на нее с яростью. – Аиды, Дел… ты когда-нибудь думала о чем-нибудь другом? О чем-нибудь? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что в мире есть еще что-то кроме необходимости преследовать и мстить? – лицо Дел не изменилось. – Ты когда-нибудь задумывалась, что будешь делать, когда закончится история с этим вока? Ты задумывалась, что будешь делать после суда? – я покачал головой. – Нет. Ты идешь прямо по своей дороге и тебе даже в голову не приходит посмотреть по сторонам. Ты как лошадь, которая прожила всю жизнь с затянутым поводом, а когда повод отпустили, не смогла повернуть голову. Частично из-за боязни, но это не главное. Она не может заставить себя расслабиться и снова стать лошадью.

Я никогда не видел такого выражения лица и таких глаз у женщины. Аиды, да и у мужчины тоже. Боль и ярость, неверие, негодование, осознание и вдобавок только что принятое решение. Я видел как Делила строила передо мной стену, кирпич за кирпичом, ряд за рядом. А закончив, замазала все щели, чтобы убедиться, что никто через эту стену не проберется. Когда стена была построена, Дел потянулась за своим самым беспощадным оружием.

– Ты любишь меня, – сказала она.

В этот момент слова ничего не значили. Я прислушивался к ее голосу и не мог понять, что происходит. Передо мной стояла та же яростная Делила, но гнев ее был мягким, непонятным. Это был лед, а не жар. Мне стало нехорошо. Нехорошо глубоко-в-кишках. Неужели вот так все закончится? Я медленно, глубоко вздохнул.

– Я спрашиваю тебя, почему… сейчас, теперь, когда ты сделала так много, чтобы превратить себя в танцора из женщины, ты решила обратиться к женскому оружию?

Лед дал трещину. Она не ожидала такого вопроса.

– Оружию…

– Оружию, – твердо повторил я. – Ты достала его, а мне полагается поджать хвост? Мне полагается упасть на спину как собаке и подставить живот под удар? Или ты просто решила сделать меня евнухом, чтобы я был еще хоть на что-то годен?

Даже ее губы побелели.

– Значит вот что ты об этом думаешь.

– Я думаю, что это твои мысли.

Дел дышала прерывисто. Одной рукой она зажала рот, а второй вцепилась в свою шерстяную тунику.

– Тигр, – выдавила она, – помоги мне…

Я медленно покачал головой.

– Если ты хочешь, чтобы я обнял тебя будто ничего не случилось – нет. Потому что кое-что случилось. Если ты хочешь, чтобы я успокоил тебя, сказал, что все в порядке, все забыто… нет. Потому что все не так. Тебе пора понять, что не каждый может позволить себе быть таким целеустремленным как ты. Не каждый может отрезать от себя куски, потому что это делает жизнь, которую он выбрал, легче, – мне хотелось коснуться ее, но я сдержался. – Не каждая, – тихо сказал я, – может заставить себя быть кем-то, кем она не является, хотя даже ее совесть запрещает ей делать это.

– Совесть…

– Я видел тебя с Массоу. Я видел тебя с другим детьми. Только с ним и только с ними я видел другую Дел.

– Другую, – горько сказала она. – Мягкую, добросердечную, глупую… Сладкая, нежная душа, какой многие мужчины хотят видеть свою жену.

– Некоторые да. На Юге может даже большинство. И иногда я задумываюсь, какой была бы моя жизнь, если бы ты была другой женщиной, – я пожал плечами. – Но я не хочу изменять тебя, Делила. Не хочу, чтобы ты была другой. Ну может быть немного… совсем чуть-чуть, чтобы лошадь могла распрямить шею и снова стать лошадью, – я наконец коснулся ее. Я потянулся и положил ладонь на ее правое плечо, сжав пальцами напряженные мышцы. – Я не хочу чтобы ты была мягкой. Но и не такой твердой. От этого ты рассыпаешься.

Дел дрожала.

– Ты не знаешь… ты не понимаешь… ты не можешь знать, каково это… – она сдержалась, закрыла на минуту глаза и взяла себя в руки. – Ни один мужчина, особенно Южанин, не поймет, как это тяжело.

– Нет.

– Ни один мужчина не поймет, каково быть женщиной от природы и мужчиной по профессии.

– Нет, баска. Не поймет.

– Ни один мужчина не знает, каково смотреть на то, как убивают мать, отца, сестер, братьев… а потом тебя насилуют и унижают… и при этом ты чувствуешь себя вещью, лишенной имени, души… – она снова запнулась, пытаясь справиться с дрожью. – Ты не можешь понять, каково это… Знать, что каждый мужчина, который видит тебя, хочет тебя. И тебе нужна не ты как человек, а твое тело, потому что это польстит ему… Ты не знаешь, Тигр, каково чувствовать как мужчина насилует тебя глазами, если не может сделать это физически. А ты уходишь и тебя выворачивает.

Я собрал все силы, чтобы заговорить.

– Нет, – сказал я. – Я этого никогда не испытаю. Но я знаю, что если ты будешь нести вину и горе вечно, ты станешь чудовищем. Ты потеряешь остатки человечности. Ты будешь триумфом Аджани.

К Дел вернулась улыбка.

– Этого не будет, – изумленно сказала она. – Это не навсегда. Только до тех пор, пока я не убью его. Пока Аджани не будет мертв.

Не решаясь заговорить, я откинул с ее лица прядь светлых волос, думая при этом: «Бедная моя Делила… тебе еще так многому нужно научиться».

28

Я услышал Гаррода раньше чем увидел. Бусинки в его косах зазвенели сначала тихо, а потом громче. Немного нахмурившись, я отвернулся от Дел и увидел, что выражение лица Северянина точно копировало мое.

– Твоя лошадь расстроена, – сказал Гаррод.

Я поскреб щетину.

– Надо думать, он сам тебе об этом сказал.

– Не так многословно, конечно, – Гаррод был занят своими мыслями и не улыбнулся. – Его здесь что-то беспокоит.

Дел покачала головой.

– Жеребца Тигра всегда что-то беспокоит. Это часть его, – она помолчала, – обаяния.

Гаррод пожал плечами.

– Я не знаю какой он обычно, но сейчас что-то заставляет его нервничать. Он хочет убежать отсюда.

– Понимаю, – глубокомысленно изрек я. – Но вот что мне понять трудно, так это почему он не сообщил тебе причину своей нервозности.

Говорящий с лошадьми вздохнул.

– Нам было бы проще, если бы вы уважали мою профессию так же, как я уважаю вашу.

– Не думал, что конокрад – уважаемая профессия, – парировал я.

– Я не…

– Нет? – вмешалась Дел. – Может это и не так называется. Ты просто покупаешь лошадей, которых крадут другие.

Гаррод ответил ей на диалекте, которого я вообще не знал. Но что бы он ни сказал, слова дошли до нужного места, потому что Дел покраснела. Она ответила резко и ее пальцы сжались, словно приготовившись выхватить меч.

– Подождите… – начал я, и вдруг за моей спиной появились остальные.

Зеленые глаза Адары сверкнули.

– Они будут драться?

– Нет, – твердо объявил я.

– Значит ты будешь драться.

– Никто из нас драться не будет. А вы, как я думал, должны ждать в пещере, пока мы с Дел поговорим с Кантеада.

Киприана простодушно пожала плечами.

– Мы услышали, что вы спорите.

Огромные голубые глаза Массоу смотрели из-под светлой, неровно подстриженной челки.

– Мы не могли сидеть и слушать, – добавил он.

Дел уже не скрывала, что и ее терпение может кончиться.

– Это наше дело, – отрезала она. – Это наше личное дело и вашего внимания оно не требует. Вас никогда не учили хорошим манерам? Вы не знаете, что такое уважение?

Пальцы Массоу ухватили ее за руку.

– Ты собираешься пригласить Говорящего с лошадьми в круг?

Маленькое кровожадное отродье.

– Нет, – сказал я, – не собирается. Но даже если бы собиралась, к тебе это отношения не имело бы.

Массоу сердито покосился на меня.

– Я спрашивал ее, а не тебя.

Еще и грубое отродье.

– Я думаю, было бы лучше…

Вдали нервно заржал жеребец.

– Видишь? – спросил Гаррод.

Массоу не сводил глаз с Дел.

– Я считаю, что тебе нужно сразиться с ним.

– Я так не считаю, – отрезала она. – По-моему, нам пора вспомнить, где мы находимся. Нам всем следовало бы следить за своим поведением. Я думаю… – она запнулась. – Не имеет значения, что я думаю, – она резко развернулась и ушла.

– Злится, – сказала Адара.

Киприана кивнула.

– Последнее время она постоянно злится. Она всегда злая внутри.

– И напуганная, – влез Массоу. – Я чувствую ее страх.

Все это, подумал я, ненужный разговор, ведущий в некуда.

– Дел просто устала изображать пастушью собаку для вашей отары овец,

– рявкнул я. – У нас есть дело, серьезное дело, а из-за вас мы еле двигаемся. У нас кончается время. Естественно Дел нервничает.

– А как же мы? – не унимался Массоу. – Вы хотите просто бросить нас здесь?

– Нет, – процедил я сквозь зубы. – Я не посмел бы поступить так в доме Кантеада.

Гаррод тихо засмеялся, сказал что-то на Высокогорном и скрылся в темноте. Оставив нас с нашим спором.

Я хотел обойти их, но Киприана встала у меня на пути.

– Ты идешь за ней?

– Кип…

– За ней? – она подошла ближе. – Ты всегда бегаешь за ней как побитая собака, которая возвращается чтобы ее снова избили, – еще ближе. – Но ты не должен. Не должен. Она не нужна тебе, Тигр. Тебе не нужна такая женщина: твердая, жесткая, бесчувственная. Она скорее проткнет тебя мечом, чем скажет доброе слово. Тебе не нужна…

– Все, что мне нужно, это немного времени на себя, – отрезал я, уверенно отодвигая Киприану с дороги. – Мне нужно немного подумать в тишине.

– Тигр…

Я посмотрел поверх головы дочери на мать.

– А не пора ли и тебе приложить руку во всему этому делу? Твоя дочь бегает за мной как сука в охоте. Ты ее мать – сделай что-нибудь.

Рыжие волосы Адары в беспорядке рассыпались по плечам.

– А что я могу сделать? Она выросла, она женщина. Она сама может выбирать.

– Как выбрала ты… за себя и за Кесара, – я кивнул. – Что ж, тогда, я думаю, вам обеим стоит знать, что я не собираюсь бросать танцы мечей просто ради женщины. Какой бы она ни была.

Глаза Массоу странно засветились.

– Даже ради Дел?

Аиды, спасите меня от вопросов ребенка… и внимания его сестры и матери.

– Я иду поговорить с Кантеада, – объявил я. – Вы оставайтесь здесь. Понятно?

Киприана сложила руки на груди.

– Значит ты бежишь за ней… Тебе значит это делать можно.

– Все зависит оттого, – сказал я, – нужна ли человеку, за которым ты бегаешь, твоя компания.

– Вот значит почему Дел с тобой не спит? – ровным голосом поинтересовалась Адара.

Аиды…

Я повернулся и пошел от них. Дел стояла в тени скалы с маленьким Кантеада, которого она называла мастер песни. Я снова удивился бледной, полупрозрачной коже, нежному пушку на выразительно подвижном гребешке, хрупким рукам и мощной груди. Когда он молчал, его горло казалось нормальным, но при разговоре – нет, пении – оно вдувалось и раздувалось как у лягушки.

Лицо Дел было очень торжественным.

– Они обеспокоены, – сказала она. – Они говорят, что появился разлад, мрачный разлад, и это влияет на песню жизни.

– На что?

– На песню жизни, – повторила она. – На то, как они живут.

Я слабо вздохнул.

– Песня того, песня сего… – выражение лица Дел изменилось и я заторопился поправиться. – Хорошо, Дел, больше я этим шутить не буду. Он объясняет, откуда этот разлад?

Она выглядела расстроенной.

– Мы чужие для них, как диссонанс для чистой мелодии. Мы убиваем живых существ. Это вызывает дисгармонию.

Я улыбнулся.

– Можно и так поставить вопрос. Но за последнее время мы убили только этих гончих.

Она покачала головой и слипшиеся высохшие пряди рассыпались на золотые волоски.

– Не имеет значения. Для Кантеада все живые существа заслуживают почитания и уважения. Все живые существа, Тигр. Именно поэтому Кантеада едят только то что растет, не убивая. Питаются тем, что дает земля. Это песня жизни, Тигр… бесконечный цикл жизни в гармонии с миром.

– Никогда не убивают? – такого я не мог даже представить. – За всю жизнь ни один из них не убил ни одного живого существа?

Дел кивнула.

– Кантеада относятся к жизни с благоговением. К любому проявлению жизни. Даже к кровопийце комару.

– Эти гончие не совсем комары…

– Нет. И мастер песни понимает это. Поэтому он и сотворил песню охраны и дал ее другим, чтобы они пели. Но у него есть одно требование: пока мы здесь, мы не должны убивать или причинять кому-то вред.

– Даже комару.

– Даже комару.

– А как насчет…

– Никому, Тигр.

Я хмыкнул.

– А если на нас нападут? Нам придется защищаться.

Дел улыбнулась.

– Здесь ничто не причинит нам вреда, Тигр. Это место мира.

– Мир, шмир, – проворчал я. – Я уважаю их обычаи, но не верю во всю эту ерунду с песней охраны. Если хоть несколько гончих спустятся сюда, я уж постараюсь остановить их.

– Это еще и место силы, – предупредила Дел. – Не забывай о Кантеада.

Я устал.

– Ладно. Хорошо. Не буду. Здесь где-нибудь можно отдохнуть? Или чем-нибудь перекусить?

Дел наклонилась к человечку.

– Сулхайя, мастер песни. Мы принимаем твое гостеприимство.

Его горло раздулось.

Песня снов предлагает отдых. Песня выздоровления предлагает возрождение.

Я посмотрел на Дел.

– Что?

– Они будут петь, и ты уснешь, Тигр. Они усыпят нас песней, – Дел коснулась моей руки. – Пойдем, давай вернемся. Всем нужно поесть и отдохнуть.

Солнце скрылось за горами. Маленький Кантеада исчез, а я изумленно озирался. Я ожидал, что ночью каньон наполнит темнота, но не принял во внимание деловитость существ, которые жили в нем. Каждая дыра, щель, вход в пещеру были освещены свечами. Их огоньки наполняли каньон дымным тусклым сиянием. Каменные стены отражали свет и пылали как Южный похоронный круг, где собираются танцоры мечей со свечами, чтобы открыть величайшим из шодо путь в валхайл.

Я осмотрелся и прислушался. В воздухе по-прежнему висела мелодия, отгонявшая гончих.

– Неужели они никогда не устают от пения?

– А ты устаешь дышать?

– Это разные вещи, баска. Дыхание для человека необходимость.

– А для них пение необходимость, – я почувствовал, как холодные пальцы Дел переплелись с моими. – Когда я была маленькой, моя мама пела мне, чтобы я заснула. А потом я пела Джамайлу. А до нас, наверное, эти песни слушали братья. И отец всегда напевал, натачивая мечи, – она вздохнула, любуясь танцующим на стенах светом. – Я не помню, когда в первый раз услышала о Кантеада. Кажется я всегда о них знала, как и все вокруг. Легенды говорят, что до того, как появились Кантеада, музыки в мире не было. И люди грустили, не зная чего они лишены, но чувствуя, что для полноты им чего-то не хватает, – ее пальцы слабо сжались. – И тогда боги создали Кантеада, а Кантеада создали музыку.

Я задумался над ее словами. В моей семье никто не пел, потому что семьи у меня не было. Я жил в загоне с козами.

– Красивая история, – наконец сказал я, – только в нее трудно поверить.

– Пойдем, – Дел потянула меня за пальцы. – Ты помнишь узоры на стенах пещеры мастера песни? Линии и узлы?

– Помню, – мы шли сквозь сияние свечей. Было прохладно, но не холодно, хотя без Северной одежды все воспринималось бы по-другому. Шерсть начинала мне нравиться.

– Эти узлы – звуки. Прямые линии определяют течение песни. Вместе они составляют музыку.

Я хмыкнул.

– Это слишком сложно.

– Может быть. Но читать такие знаки нужно только если хочешь спеть или сыграть что-то так же, как это делали до тебя. А если не хочешь, можешь исполнить по-своему или так, как тебе запомнилось, – она слабо улыбнулась. – Это должен знать истойя.

– Не считая языков, математики и географии.

– Да. И конечно танца.

Да, танца. Того, ради чего мы жили.

– Я вообще-то предпочел бы поменьше сложностей. Можно обойтись и без песен.

Ее пальцы застыли.

– Но на Севере так нельзя.

Я пожал одним плечом.

– Тебе без этого нельзя, баска, но меня этот запрет не интересует. Я и без песни хорошо танцую.

– Но прислушайся, Тигр… Прислушайся к песне.

Я прислушался. Мелодия то поднималась, то опускалась, бормотали голоса… или что там использовали Кантеада, чтобы создавать музыку.

– Очень мило, – неохотно выдавил я, – только немного занудно.

– Это песня охраны, Тигр… Она создана чтобы держать подальше гончих, а не развлекать людей.

Я ухмыльнулся.

– Им пришлось бы постараться, чтобы развлечь людей.

Дел вздохнула. Мы шли рядом, переплетя пальцы, но почти не сжимая их, ни на чем не настаивая. Никто из нас не привык демонстрировать свою привязанность. Мы не умели посвящать посторонних в свои переживания. И Дел, и я не любили использовать молчаливый разговор любовников из страха выдать слишком много. И себе, и другим.

– Ты хоть иногда устаешь?

Голос Дел прозвучал необычно и я с любопытством посмотрел на нее.

– Устаю? Ну да… как и все люди.

– Нет, я имею в виду устаешь. Устаешь оттого, кто ты… чем занимаешься.

Я ответил не сразу. Мы шли без всякой цели, просто бродили в каньоне в свете свечей. Впереди заржал жеребец и оглядевшись, я понял, что мы подошли к пещере мастера песни.

– Я думаю, это одно и то же, – ответил я после долгого размышления.

Дел резко посмотрела на меня. Я пожал плечами – тема разговора мне не нравилась.

– Я имею в виду… я занимаюсь танцем мечей, но это также и то, что я есть, – я развел свободной рукой. – Танец мечей это не просто работа. Это образ жизни.

– Не для каждого, – покачала головой Дел. – Не для Алрика с его женой и двумя детьми, – она заулыбалась. – Может их уже трое. А вдруг у нее сын? Лене пора было рожать, когда мы встретились.

Я несколько месяцев не вспоминал об Алрике. Когда-то на Юге большой Северянин очень помог нам, хотя сначала я ему не доверял. Алрик был танцором меча, обученным на Севере, но не претендовавшим на мастерство или положение Дел. Не было у него и яватмы, вместо нее он использовал Южный клинок.

Я покачал головой.

– Мужчина у которого есть женщина не должен вести такой образ жизни.

Дел улыбнулась.

– Значит ты предпочел бы сидеть дома, чтобы жена занималась тобой, очагом, детьми… или проводил бы время в постели, стараясь сделать побольше этих детей.

– Может быть, – согласился я. – Это лучше, чем безбрачие, – я бросил на Дел многозначительный взгляд. – Ну ладно, а как ты? Откровенность за откровенность, баска… Что случится с тобой через год или да? Будешь рожать детей?

Дел перестала улыбаться и посмотрела на меня задумчиво.

– Ты сказал, что мужчина не должен быть танцором меча, если у него есть женщина. Может ты и прав: женщине тяжело жить, понимая, что ее мужчина рискует каждый раз входя в круг, – Дел вздохнула и откинула на спину светлую прядь. – И поэтому я спрашиваю себя: какой матерью я была бы? Разве может мать рисковать собой в круге?

– Но у тебя есть выбор, – удивился я. – Тебя никто не заставляет быть танцором меча вечно… Когда у тебя будут дети, появится множество других дел, тебе будет не до танца.

Ее губы изогнулись.

– В этом все дело, Тигр… мужчина принадлежит только себе, даже зачав ребенка, а женщина должна быть матерью.

Я растерялся и нахмурился.

– А разве не этого она хочет?

Дел смотрела мне в глаза.

– Не каждая женщина хочет иметь детей.

– Но по-моему это естественно…

– Разве? – ровно спросила она. – Поэтому твоя мать и бросила тебя в пустыне?

Что-то сжалось глубоко в животе. К горлу подкатил комок.

Дел крепче взяла меня за руку.

– Может у нее не было выбора, может она была больна, может ты был болен и она подумала, что ты умер. Может…

– А может и нет, – уныло сказал я. – Может ты права и я ей просто не был нужен.

Дел вдруг остановилась и прижала мою руку к своим губам.

– Мне ты нужен, – сказала она.

29

Нас предупредил жеребец, но мы не обратили на него внимания, поглощенные чем-то более важным, чем нервозность лошади. А потом, неожиданно, они оказались рядом, и мы были уже не одни.

Пальцы Адары сжали мое плечо, оттаскивая меня в сторону, пока Массоу влезал между Дел и мною.

– Так долго… – прошептала Адара. – Так долго…

– Постой, подожди…

Киприана повисла на моей правой руке.

– Ты не понимаешь, каково это… Ты не понимаешь, каково это…

Я услышал, как Дел спросила о чем-то Массоу, хотя сами слова потерялись из-за Адары и Киприаны. Массоу не ответил. Он просто вцепился в ее запястье.

– Что, в аиды… – я попытался вырваться, но почувствовал, что не хватает сил. Я понял, что они не собирались отпускать меня.

– Так долго… – прошептала Адара.

– Я первая, – объявила дочь.

– Сила, – зашипела Адара. – Сила заключена в плоти, сила в стали…

– Да отпустите!

Но они не собирались отпускать.

– Тигр! – Дел не скрывала испуга. – Тигр… это локи…

Нет, невозможно. Локи? Адара и Киприана? Тем более малыш Массоу? Не может быть. Но я уже понял, что Дел была права. Это случилось. Они догнали нас.

– Аиды…

Я попытался вырваться, крича, чтобы Дел сделала тоже самое. Я не видел что с ней, поскольку был поглощен дракой с двумя решительно настроенными локи в женском обличье. В слабом свете трудно было что-то разглядеть. Я только чувствовал, что обе они невероятно сильны и если бы не моя изворотливость, они бы распластали меня на земле быстрее, чем я произношу свое имя.

– Дел… – я повернул голову, пытаясь увидеть ее и краем глаза заметил, как Массоу оттолкнул ее назад и толкал пока она не ударилась о скалу так сильно, что стукнулась головой. Я услышал скрежет рукояти меча по камню, а потом увидел Массоу, который уже не был Массоу.

– Тигр… Тигр…

Аиды, я никогда не слышал такого испуга в ее голосе. Я снова попытался вырваться, но с двумя локи справиться не мог. Я чувствовал, как чьи-то руки прижимаются к животу, скользят ниже, между бедрами…

Адара: «…сила в плоти…»

Киприана: «…сила в стали…»

Аиды, они расстегивали мой пояс.

Дел начала кричать.

Я подумал: если я смогу освободить меч… но я знал, что не смогу. Я лежал на спине, на ножнах: меч для меня был потерян.

Киприана склонилась надо мной, языком провела по моей щеке, лизнула шрамы. Что-то ударило меня по зубам: ожерелье из неровных камешков.

И тут я узнал его. Красноватые камешки, нанизанные на кожаный шнурок. Она показывала мне его раньше, надеясь вызвать ревность, но тогда я его не вспомнил. Теперь я все понял: это ожерелье много лет назад Дел сделала для своей матери, а потом бросила в круг камней, предложив его локи в надежде, что они угомонятся.

Очевидно попытка не удалась.

Они не были женщинами. Вернее не совсем женщинами. Чем-то очень страшным.

Демонами в телах женщин, использующими женские уловки и женскую силу. Вряд ли я бы справился и с одной. Двое будут моей смертью.

Или чем там, что останется от меня, когда они со мной покончат.

Дел еще кричала. Массоу, который уже не был Массоу, прижал ее к земле. Я скорчился, изогнулся, перекатился на бок. Я видел только обрывки, потому что женщины были слишком сильны. Дел, как и я, лежала на спине, отплевываясь и отбиваясь, царапаясь и крича, но явно проигрывала битву. Массоу, который уже не был Массоу, раздвигал ее ноги.

Но он мальчик, мысленно простонал я, и словно услышав меня, Массоу изменился. Мальчик исчез. Было только нечто, вытекающее изо рта, носа и ушей. Что-то, ставшее гораздо больше мальчика. Даже больше меня.

Драться было уже не с кем. Враг Дел изменился, но он использовал ту же мужскую тактику. Ту, которую использует завоеватель, чтобы покорить гордую женщину.

Аиды, если это повторится…

Я попытался плеваться: Киприана засмеялась. Попробовал кусаться: Адара улыбнулась. Попытался лягаться и царапаться, но тоже безрезультатно.

Дел уже тихо всхлипывала.

Рука Адары была там, где ей не следовало находиться. Киприана облизывала мне лицо, засунула язык мне в рот. Я почувствовал, как сжался желудок и ядовитый привкус желчи стал подниматься по горлу.

Аиды, не так же…

Нет, не так. Потому что что-то изменилось.

Звук. Тонкая нитка звука. Не меч, не нож, а игла, воткнувшаяся в ухо. Появилась какая-то сила. Она вошла в мою голову и пронзила мозг.

Перед глазами все поплыло, в ноздри бил вонючий запах и оставлял противный привкус на языке. Сначала у меня начал пропадать слух, а потом я различил тончайшие звуки, скользившие за назойливой мелодией.

И я понял, что это.

Да благословят боги Кантеада.

Руки оторвались от меня. Тела отодвинулись, ведомые назад песней, и им подчинились демоны, заключенные в чужую, человеческую плоть.

Я сел. Адара, Киприана и Массоу застыли, прижав ладони к ушам. Их лица кривились от боли.

– Дел, – я подполз к ней, положил ладонь на ее плечо и почувствовал как дернулось тело. Она лежала лицом вниз на земле.

– Дел…

Она медленно, неуклюже приподнялась и тут же шарахнулась от меня, отталкиваясь от земли руками и ногами. Она карабкалась по грязи, пока не уткнулась в каменную стену, и там села, вжавшись в скалу, словно хотела скрыться в ней.

– Дел, – позвал я, – баска… – но запнулся, потому что понял, что она меня не слышит.

Аиды, до чего же страшно смотреть в лицо безумию.

Баска, только не ты.

За моей спиной стояли локи, пойманные в ловушку песней Кантеада.

Баска, смотри на меня, а не на них.

Она вжала пальцы в камень. Она всегда коротко стригла ногти, но все равно, один за другим они трескались, вонзаясь в скалу.

Я побоялся коснуться ее.

За моей спиной повизгивали локи.

– Делила, – позвал я со всей твердостью, на какую был способен.

Она посмотрела на меня. Тупо, но на меня, что было явным улучшением.

– Делила, – повторил я.

Губы дрогнули. Искусанные, окровавленные губы, которые уже начали припухать. Она говорила что-то, но я ничего не слышал.

Очень нежно, в третий раз.