О кораблях и людях, о далеких странах

      Сперва Руди, обозлившись, пытается тряпкой бороться с пылью, но вскоре прекращает свои попытки. Ближе к вечеру оба крана урча убегают по рельсам, а на середину люка номер три кладут крестнакрест железные балки и задраивают его поверх крышки просмоленной парусиной. С причала вдруг открывается вид на совершенно черный корабль с командой, состоящей из одних африканцев, На лицах сверкают только красные губы и белки глаз. Никогда до этого Руди не замечал, что у Куделька такие белые зубы.
      - Ну и хорош же ты! - говорит он ему.
      А Куделек ворочает белками, выпячивает губы и скачет по крышке люка словно одержимый, напевая при этом какую-то странную, никем никогда не слыханную песню на никому не ведомом языке.
      Тут и Руди не выдерживает. Он достает в буфетной более или менее чистое полотенце и повязывает им голову.
      Другое полотенце он запихивает себе под рубашку, а грязной скатертью обвязывает живот. Теперь около Куделька на люке пляшет Руди. Куделек подхватывает жестяную банку и принимается наяривать на ней какой-то сногсшибательный танец.
      Ребята ведут себя так, будто они расшалились где-нибудь на лугу вместе со сверстниками. Постепенно собираются зрители: несколько свободных от вахты кочегаров, матросы, кок, его помощник, поваренок Пит и корабельный плотник Тетье. На трапе, ведущем к мостику, остановился буфетчик Вааль, а рядом с ним первый штурман.
      Куделек и Руди вертятся в бешеном вихре и не подозревают, что боцман Иогансен, который вместе с матросами смывал грязь с палубы, все еще держит в руках брандспойт. Два матроса что-то нашептывают ему, на ухо.
      Наконец-то ребята обратили внимание на "публику", но смущение их скоро проходит, и они с тем большим энтузиазмом продолжают свою пляску.
      Вдруг боцман Иогансен окатывает их с ног до головы холодной водой. Ручьем стекает с мальчишек черная краска, и в конце концов на крышке люка остаются два худеньких, громко визжащих паренька, которые, словно перепуганные котята, спасаются в камбузе.
      Все зрители, кроме двух матросов, стоявших рядом с боцманом, спрятались за выступом люка. Кок забежал за стойку, которая, к сожалению, не в состоянии скрыть его мощного брюха. За ящиком для спасательных поясов присел на корточки первый штурман, из гальюна выходит Ниманд и тут же с невероятной скоростью пытается улизнуть к себе в каюту. Официант человек необычайно осторожный, он никогда не забывает запереть свою каюту. Сейчас он не успел вытащить ключ из кармана и сразу же оказался мокрым до нитки.
      - Перестаньте! - верещит он.
      Матросы, словно дети, кричат от восторга, и Иогансен направляет струю на очередную жертву, Вдруг раздается строгий голос:
      - Отставить баловство, боцман!
      Мгновенно водворяется тишина. Все смотрят на капитанский мостик. Матросы медленно расходятся. Руди видит, как первый штурман, который только что громко смеялся, делает строгое лицо и отправляется восвояси. Капитан бледен, одежда на нем по сравнению со всеми остальными необыкновенно чиста. Молча взглянув еще раз на присутствующих, он открывает дверь своей каюты. Как только она захлопывается, все сразу начинают разговаривать громче, кое-кто даже смеется.
      Вскоре после восхода солнца Руди впервые видит белые меловые скалы Дувра. Он то и дело выбегает на палубу и любуется ими. Впереди "Сенегала" и позади него виднеются большие и малые суда. И у английского, и у французского берегов поднимаются столбы дыма. Словно стайка уток, с правого борта показывается целый флот мелких рыболовных судов.
      Воздух чист и необыкновенно ясен. Но вот наступил вечер. "Сенегал" прошел почти половину английского канала. На воду опускается белый занавес - туман. Корабль сбавляет ход до малого. Через определенные промежутки времени ревет сирена. Не успевает солнце где-то там, за густой пеленой тумана, уйти за горизонт, как сразу же наступает ночь. На мостике собрались капитан, первый штурман и второй штурман, только что вступивший на вахту. Они не отнимают от глаз бинокли. У фальшборта стоят несколько человек, которые тоже пытаются разглядеть проходящие мимо корабли. Сирены воют беспрестанно. Далеко по левому борту слышны звонки машинного телеграфа какого-то корабля, спускающего якорь. Медленно ухают поршни огромной машины. Кажется, что они устали и вотвот должны остановиться. На палубе все разговаривают почему-то шепотом. Уже в девятом часу заканчивает Руди свою работу за стойкой. Старший механик никак не уйдет из салона - все требует себе водки.
      - Лучше бы о машине позаботился, старый пьяница! - ворчит буфетчик Вааль.
      Долго ищет Руди Куделька и наконец находит его в офицерской душевой. Он стирает белье второго штурмана.
      - Тоже мне пижон! А у самого шея грязная, - ворчит Куделек. - Во, гляди, какой воротничок засаленный!
      Руди бежит в каюту, надевает курточку и отправляется на бак. А там уже стоит большой худой человек в спецовке. Руди видит только его смутные очертания. Молча юнга смотрит в темноту. Наклонившись над фальшбортом, он различает белесую полосу у носа корабля. Кажется, что туман можно потрогать руками, - такой он густой. Кругом кромешная тьма, и Руди слышит, как волны хлещут о борт и как где-то далеко внизу шумит море.
      Холодно. Руди прячет руки глубоко в карманы. Долго он стоит так рядом с большим и худым человеком и вдруг вспоминает, что он даже не поздоровался.
      - Здрасте! - бормочет он себе под нос.
      Человек громко смеется, и тогда только Руди узнает боцмана Иогансена. "Наверное, он вахтенный!" - решает юнга и вдруг видит рядом с боцманом еще одну тень, совсем уж огромную! И он никак не может понять, кто это.
      А боцман шепчется со своим соседом. Потом они оба начинают смеяться, как смеются только хорошие друзья. Руди подходит поближе к боцману, ему хочется с ним заговорить, но почему-то язык не поворачивается. И он молчит, прислушиваясь к ночным звукам. Огромный дядька, который стоит рядом с боцманом, время от времени называет корабли, проплывающие на опасно близком расстоянии.
      Руди лишь в самый последний момент различает опознавательные огни. Какой-то огромный пароход вырастает вдруг в двадцати метрах от "Сенегала". Юнга даже вздрогнул, когда у него над головой взревела чужая сирена, вытаращил глаза, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть за правым бортом, но увидел только слабое мерцание красного огонька, медленно удаляющегося за кормой. Оттуда что-то кричат на незнакомом языке.
      - О'кэй! - отвечает капитан с мостика.
      - Танкер! - говорит боцман Иогансен Руди, не опуская бинокля.
      Юнга пододвигается поближе к нему. По другую сторону стоит незнакомый матрос. Руди тихо улыбается.
      - Там, спереди, в трех кабельтовых, - еще один. Кажется, здоровая посудина! - вдруг объявляет он. - Но она идет другим курсом, по огням видно.
      - Молодец, - хвалит его Иогансен. - Сбегай к первому штурману и попроси у него бинокль.
      - Бинокль? Для меня?..
      - Ну да, если хочешь, конечно.
      - Еще как! - И Руди со всех ног бросается на мостик.
      - Скажи, что я тебя послал, - кричит ему Иогансен вдогонку.
      Руди снова стоит на баке рядом с боцманом и матросом и таращит глаза в темноту. Постепенно его начинает пробирать озноб. Сыро и холодно. В десять часов боцман отправляет его спать. Руди забирается под одеяло, сворачивается калачиком и, хотя снаружи непрерывно воют сирены, вскоре засыпает.
      И снится ему, что он вместе с отцом и многими другими людьми стоит на берегу Эльбы и вытаскивает из разбушевавшейся реки какие-то бревна, спасает скотину. Кругом кричат, вода подымается все выше и выше, вот она уже достигла ног Руди, - но он не в состоянии даже пошевельнуться. Вдруг все стихает, и слышен лишь рев проносящегося мимо потока. Он шумит, бурлит. Люди суетятся. Над рекой разносится крик ужаса. Руди словно окаменел. Ноги его погрузились в ледяную, цепкую грязь.
      Вдруг он слышит голос своего отца. Он кричит все громче и громче и дергает Руди за рукав. Юнга просыпается.
      - Не слышишь, что ли? - кричит на Руди Куделек, стоя рядом с койкой и тряся его за руку. - Скорее наверх: там что-то случилось!
      Руди прислушивается. По железным плитам палубы бегают люди. На мостике тоже слышна какая-то возня.
      Штуртрос громко елозит над кабиной. Корабль дрожит от бешеной работы винта.
      - Выбрасывай кранцы! - кричат на палубе.
      Должно быть, это боцман Иогансен. В мгновение ока Руди соскакивает с койки. Куделек открывает дверь и бросается наверх. Руди за ним.
      Ночь. Сквозь туман виднеются желтые огни. Цепочка тусклых огней медленно приближается к "Сенегалу" и постепенно превращается в ряды иллюминаторов в борту огромного корабля, стеной надвигающегося на "Сенегал".
      Расстояние между судами не больше десяти метров.
      - Вот так махина! - говорит Руди Кудельку, но Куделька уже нет рядом с ним.
      Руди подходит к самому борту. Чужой корабль надвигается все ближе, но движение его замедлилось. Расстояние между бортами - метра четыре, не больше. Нижний ряд светящихся иллюминаторов - примерно на уровне палубы "Сенегала". Во многих из них виднеются лица.
      - Чего головы высовываете? Уберите скорее! - кричит матрос, и люди на другом корабле, как будто поняв его, спешно завинчивают иллюминаторы. Но за толстыми стеклами все еще виднеются лица. Среди них - женщины и дети.
      Вода между бортами кораблей вздымается фонтанами, винт бешено крутится, чтобы оторвать "Сенегал" от колосса. Впереди Руди слышит, как на мостике кричат и ругаются.
      - Полундра! Отойди от фальшборта! - слышится голос капитана.
      Оба корабля плывут вплотную рядом, и, хотя ветра никакого нет, их покачивает на волнах, взбитых собственными винтами. Внезапно начинает реветь сирена "Сенегала".
      Руди застыл, вцепившись в поручни, и с ужасом таращит глаза на ряд освещенных иллюминаторов. В одном из них он видит, как женщина пытается поскорее задернуть занавеску. Сам он отскакивает от борта, лишь когда палубные надстройки обоих кораблей с грохотом сталкиваются и ломаются. Кто-то хватает его за руку и отдергивает назад.
      Он падает и только в этот момент понимает, что происходит вокруг. С ужасом он ждет, что вот-вот столкнутся оба корабля, он обхватывает голову руками, чтобы защитить ее от удара. Но корабли не сталкиваются, и паренек сльн шит лишь, как на палубу падают доски, стекло. Должно быть, разбита лоцманская рубка.
      - Поосторожней, паренек! - говорит кто-то сзади.
      Голос дрожит, человек задыхается, как будто он бежал к Руди. Страх внезапно сковывает юнгу, но он все же уверяет:
      - Ничего, мне не страшно!
      Человек отпускает его, и Руди замечает вдруг, что стоит на палубе в одних трусах. Ему делается сразу очень холодно.
      - Теперь все в порядке! - успокаивает его человек и подходит к фальшборту. - Ступай-ка к себе в каюту!
      - Что-нибудь случилось, боцман? - спрашивает с мостика первый штурман.
      - Все в порядке! - отвечает боцман, и голос его звучит уже спокойно, как всегда.
      Прежде чем отправиться к себе, Руди еще раз смотрит вслед чужому кораблю. Но теперь видна только корма.
      Медленно удаляются несколько тусклых огоньков.
      3
      Еще ночью туман рассеялся. И, когда Руди на следующее утро взбегает по трапу на мостик, чтобы убрать в каютах первого штурмана и капитана, дует свежий нордвест, снова вздымаются пенящиеся валы, с грохотом ударяясь о стальные бока корабля. То и дело через левый борт на палубу залетают соленые брызги, но "Сенегал", грузно переваливаясь с боку на бок, движется вперед.
      Руди любит убирать в каютах, особенно когда остается там один. Но сегодня первый штурман не на мостике и не на палубе, а сидит за письменным столом и заполняет какую-то ведомость. Руди громко приветствует его.
      - Перестанешь ты когда-нибудь орать? У меня и так от твоего крика голова болит!
      Руди осторожно ставит ведро с водой, щетку, совок на пол и подходит к койке.
      - Опять ты с ведром воды приперся? Что я тебе, свинья, что ли? Без конца тут с водой возишься!
      - Сегодня суббота, господин Pay.
      - A y вас в Саксонии, что, только по субботам убирают?
      Так начинается обычная ежедневная дуэль. Всякий раз, когда Руди убирает каюту "Первого", тот поддразнивает Руди. Сначала юнга очень обижался, но скоро понял, что штурман говорит все это не всерьез, и просто хочет пошутить с Генрихом. И "Генрих" за словом в карман не лезет. Когда он, припертый к стенке, уже не знает, как отвечать на нападки гамбуржца, он начинает хвастаться.
      Он хвастается для того, чтобы защитить свою родину.
      Сегодня он сперва молчит. Но, разглаживая одеяло, он напряженно думает. Нет, Руди больше не хочет только защищаться, как в первое время. Он собирается перейти в наступление, потому что чувствует: первый штурман шутку понимает.
      - В Саксонии у нас каждый день убирают.
      - Это потому, что вы такие грязнухи, что ли?
      Этот ответ Руди надо сначала переварить. Но вот он уже нашелся:
      - Да нет, не потому: вся грязная вода-то у нас стекает в Эльбу, а оттуда течет в Гамбург. И в Дрездене всю грязь выбрасывают в Эльбу. И в Ризе тоже. Ну, а в Гамбурге люди в этой грязи купаются.
      - Ну и свиньи же вы! - ворчит "Первый".
      Руди, улыбаясь, взбивает подушку.
      - Какие же это мы свиньи? У нас-то Эльба еще чистая. Вы в Гамбурге такой чистой воды и не знаете.
      Теперь очередь за штурманом молчать. Перо его скрипит, и Руди даже слышит, как он вздыхает. Юнга задергивает занавеску перед койкой, споласкивает умывальник, кстати всегда чистый.
      - Да какая у вас там Эльба! - начинает немного спустя штурман. - Ручеек!
      - А стоит нам перекрыть этот ручеек, и все корабли у вас в Гамбурге сядут на дно. Без нашей воды Гамбург был бы жалкой рыбачьей деревней.
      - Ты что, хочешь, чтобы последнее слово всегда за тобой оставалось?
      С минуту оба молчат. Штурман снова что-то пишет.
      - Почему всегда? - говорит вдруг Руди.
      Штурман перестает писать, открывает рот, но только откашливается и снова склоняется над ведомостью.
      Каюта штурмана небольшая, и каждый сантиметр здесь использован разумно. Над койкой - книжная полка. Руди часто рассматривает корешки. Некоторые книги даже перелистывает. В маленький блокнот он выписал себе авторов и заглавия. Он вообще интересуется книжками. Своих книг у него мало, и за весь последний год он прочел только томик Карла Мая *.
      Здесь, у штурмана, совсем другие книги. И имена авторов какие-то странные. Руди записал эти имена в блокнот на последней странице. Не там, где он делает всякие записи о продуктах или портах, в которые заходит "Сенегал".
      Только где бы узнать, как эти имена правильно произносятся! Чарльз Диккенс, Эмиль Золя, Иван Тургенев, Редьярд Киплинг, Роберт Стивенсон, Джозеф Конрад, Джек Лондон.
      Что же это все за книги такие? Руди так хочется прочитать их! Штурман же читал их. А "Первый" - настоящий штурман. Но Руди побаивается просить его об этом. Ему прежде всего хочется разузнать что-нибудь об этих писателях, а то еще штурман подумает, что саксонцы все такие глупые. Надо бы себе карманную энциклопедию завести.
      Руди подливает воды в большой кувшин и в умывальник. При этом он должен широко расставлять ноги, так как качка порядочная. Но Руди уже привык к ней. Закончив все дела, он подходит к письменному столу и молча ждет.
      - Тебе что?
      - Можно мне теперь пол мыть?
      Штурман резко отодвигает стул и смотрит на Руди. Руди замечает, что он в теплых домашних шлепанцах.
      - Что я тебе сказал?
      - Но ведь сегодня суббота, господин Pay.
      * Автор приключенческих романов.
      Штурман поднимает руку и кричит:
      - Вон!
      - Так точно, господин штурман! - Руди открывает дверь, но "Первый" уже вскочил:
      - Всегда-то за тобой последнее слово!
      - Совсем не всегда! - И Руди пулей вылетает из каюты.
      - Молчать!
      - Так точно! - кричит Руди и бросается к трапу.
      Но по дороге еще раз оглядывается и вовремя успевает пригнуться. Над ним со свистом пролетает теплая домашняя туфля из верблюжьей шерсти и, ударившись о фальшборт, падает в воду. Руди слышит, как она шлепается внизу.
      - Тю-тю! - поддразнивает он штурмана и мигом слетает по трапу вниз.
      - Вонючий козел!
      На этот раз Руди оставляет последнее слово за штурманом.
      4
      Зайдя в буфетную, Руди увидел стармеха. Тот стоял рядом с буфетчиком Ваалем и наливал в рюмку водку.
      - С утра неплохо горло прополоскать! - сказал он буфетчику и опрокинул стопку в рот,
      Шишковатый нос стармеха уже побагровел. Вытерев губы, он налил новую стопку.
      Руди терпеть не может толстого механика. Из-за него часто приходится задерживаться в буфетной. Почти каждый вечер стармех в одиночестве сидит за столом в салоне и пьет голландский джин или виски. А Руди приходится ждать у стойки. В открытую дверь ему виден весь салон.
      Сейчас Руди достает булочку, медленно жует и смотрит на толстого стармеха, живот которого так выпирает, что кажется, будто он проглотил футбольный мяч. Темно-синий китель весь в пятнах. Входит боцман Иогансен. Он принес буфетчику три новых оцинкованных ведра и целый ворох половых тряпок.
      - Хватит, что ли, на первый раз, Фреди? - спрашивает он.
      - Спасибо, боцман! Мочала бы мне еще! Пусть Генрих сходит с тобой в канатную.
      Руди кивает. Рот у него забит булкой.
      - А ну-ка, две кружки пива - для меня и для боцмана! приказывает стармех.
      - Благодарю вас. Я с утра никогда не пью. Разве что после вахты. Тогда оно как-то вкусней.
      - Боцман, я вас приглашаю! - Стармех встает и выпячивает толстое пузо.
      - Очень благодарен, стармех, но я сейчас на вахте.
      - Как же так? Вашу матросню я же не буду угощать, а вас я приглашаю со мной выпить.
      Руди испуганно смотрит на стармеха, потом на Иогансена.
      Тот улыбается.
      - Премного благодарен, но мне, правда, некогда. Пойдем! - добавляет он, обращаясь к Руди.
      Выходя, Руди слышит, как стармех кричит:
      - Рюмку коньяку!
      Стараясь не отставать от Иогансена, Руди все увеличивает шаг и думает: "Почему же боцман не выпил со стариком? Теперь стармех на него обозлится".
      В канатной Иогансен выдает юнге пук мочалки и, когда Руди уже собирается уходить, спрашивает его:
      - Генрих, кажется тебя на самом деле Руди зовут?
      Юнга кивает.
      - Так вот, Руди... - Боцман достает из кармана носовой платок, вытирает им рот, снова прячет его в карман и потом садится на свернутый канат. - Ну, иди, садись! - Руди не решается, и боцман Иогансен добавляет: - Да я тебя тут только спросить кое-что хочу. - Он пододвигает юнге небольшой ящик; Руди садится.
      Некоторое время оба молчат. Иогансен набивает свою коротенькую трубочку табаком.
      - Я давно уже хотел спросить... вам, что же, на палубе не разрешают работать? Правда, что тебя и твоего друга... Боцман умолкает.
      - Куделька, - подсказывает Руди.
      Иогансен улыбается и говорит:
      - Так вот, правда, что тебя и твоего друга Куделька списали с "Пассата", будто вы бунтовщики?
      - Бунтовщики? Нет, мы только больше не хотели заниматься у Медузы... у боцмана...
      - Я знаю, о ком ты говоришь. - Иогансен большим пальцем уминает табак. - Расскажи, как оно все было!
      И Руди рассказывает о последних днях на учебном корабле. Под конец он горячится и заканчивает словами:
      - Только вот стали их потом по одному вызывать к капитану и этому, из гитлерюгенд и из Трудового фронта, ну они все и сдрейфили. Все, значит, зря было.
      Боцман Иогансен посасывает трубочку и говорит, глядя прямо перед собой:
      - Да, да, так оно и бывает - сдрейфили! - Потом, улыбнувшись, добавляет: - Но ты не прав! Не зря все это! Зря ничего не бывает. И не зря я там служил, и не зря меня оттуда списали. Да и не зря я сюда попал.
      Руди молчит. Он не понимает боцмана и спрашивает:
      - А ведь лучше было бы, если бы они не сдрейфили, верно?
      - Что верно, то верно, - отвечает Иогансен, поднимаясь, - так оно и должно было бы быть. Ты думаешь, у нас, у взрослых, это подругому бывает? Все они трусят! Почти все. Но вот вы двое - вы не струсили. А потому-то это и не было зря.
      Руди тоже встал. Пучок мочалки торчит у него из-под мышки. Ему хочется спросить боцмана кое о чем.
      - Боцман Иогансен!
      - Ну что? Думаешь это не так, как я говорю?
      - Нет, так. Но ведь они у нас отняли членские билеты. Они выгнали нас из гитлерюгенд, а ведь я только... Обратно-то они нас примут?
      - А тебе разве охота? - говорит Иогансен, закусив нижнюю губу.
      Руди таращит на него глаза:
      - Конечно. Что я, хуже других, что ли? И Куделек не хуже. Да мы ничего плохого и не сделали.
      - Значит, тебе охота?
      Руди видит, что лицо боцмана вдруг изменилось, будто на него упала какая-то тень.
      - То-то и оно, - бормочет боцман и неспеша запирает шкафчик.
      А Руди поднимается на палубу и относит мочало в буфетную. Но небольшой пучок он прячет в карман, затем достает все, что нужно для чистки, и принимается наводить блеск на все медные части в салоне: на иллюминаторы, пороги, ручки дверей, абажуры. При такой работе хорошо думать - заняты ведь только руки.
      "А тебе разве охота?"... Вопроса этого Руди не понимает. Да и как ему понять его, не зная Иогансена. Он ведь знаком с ним только по учебному кораблю. Что ж, боцман не кричал, как Глотка, не издевался над ними, как Медуза с его омерзительной улыбкой. Правда, боцман Иогансен и не сдрейфил, как остальные. Он ведь пошел к капитану, когда было это дело с портфелем. А в грозу спас тонувшего человека. И еще раз пошел к капитану - из-за Эрвина...
      Да, боцман Иогансен - настоящий моряк!
      И все же Руди не знает Иогансена. Не знает он, что, когда Иогансену было двенадцать лет, он избил кучера, издевавшегося над своей лошадью. Не знает он, что новобранец Иогансен в лицо обозвал унтер-офицера, гонявшего их по казарменному двору, живодером. Не знает он, что в 1918 году, в дни ноябрьского восстания матросов в Киле, ефрейтор Иогансен стоял перед ненавистным обер-лейтенантом и так и не нашел в себе сил выстрелить в него - ведь тот был безоружен.
      Не знает он, что матрос первой статьи Иогансен после войны сбежал в американском порту Балтимора на берег искать счастья на "обетованной" земле. Не знает, что Иогансен во время инфляции снова оказался в Гамбурге, потому что по ту сторону океана он не научился "делать доллары" и чуть не стал бродягой. Что в Гамбурге он поступил на верфи "Блом и Фосс" и что там нашел своих настоящих друзей, которые стали называть его "товарищ Иогансен". Не знает Руди, что двое таких товарищей погибли в большом лагере с прожекторами, высокими сторожевыми башнями, огромными собаками и охранниками в черных мундирах, давно уже потерявшими человеческий облик. Не знает юнга: боцман Иогансен только потому не погиб в одном из таких страшных лагерей за колючей проволокой, что товарищи, несмотря на муки и пытки, не выдали его. Не знает юнга, что рослому боцману всегда грозит опасность, потому что он и среди команды "Сенегала" ищет таких людей, которые могли бы стать настоящими товарищами. Не знает Руди, что боцман Иогансен никогда не перестанет думать и действовать!
      А что знает юнга о боцмане, если он всего этого не знает? И как ему тогда понять вопрос боцмана Иогансена?
      Вечером Руди спрашивает своего приятеля:
      - А ты хочешь снова в гитлерюгенд?
      Куделек сидит за столом и читает. Услышав вопрос, он резко вскидывает голову и говорит:
      - Да они у нас только билеты отняли. Вот вернемся из плавания, нам их и вернут.
      - Ну, а если они тебя там спросят, признаешь ли ты свою ошибку, раскаиваешься ли в том, что ты затеял на "Пассате"?
      Куделек листает книгу.
      - Да они и не знают, как оно было на самом деле. Медуза им все наврал. Мне они и сказать-то ничего не дали,
      - Видишь, и мне не дали. А когда мы вернемся, ты что, думаешь, дадут они нам говорить?
      Куделек встает и захлопывает книгу.
      - Вот дьявол! - ругается он. - Да мы же ничего плохого не сделали!
      Долго оба молчат. Затем Куделек, глядя на своего друга, говорит:
      - Ничего, как-нибудь обойдется!
      III
      Шторм в Бискайском заливе. - Куделек попадает в беду. - Руди
      остается один. - Удивительный подарок.
      1
      Вот он каков, настоящий шторм! Именно о таком Руди мечтал с той поры, когда отец рассказал ему о мысе Горн.
      Сколько читал о штормах Руди, сколько раз ночью стоял во сне за штурвалом парусного корабля и слышал, как воет ветер в реях. Но все его мечты, все его представления оказались ничем по сравнению с действительностью.
      С утра Руди забрался в кубрик и оттуда выглядывает через маленький иллюминатор на палубу. Он стоит по щиколотку в воде, которая переливается по всему полу. Фите, матросский старшина, тот самый, что в тумане стоял рядом с Иогансеном, дал Руди свои огромные сапоги. Две ноги юнги свободно влезают в один такой сапог, ведь Фите - великан. Но зато они не промокают. Клаус Прютинг - маленький черноволосый матрос подарил Руди две пары шерстяных носков и сказал при этом: "Правда, они дырявые, но, если надеть сразу обе пары, дырок не видно будет". А Фите, вручая Руди сапоги, сказал: "Все равно они мне малы". Сейчас Фите стоит рядом, набросил Руди на плечи одеяло и объясняет: - Первый шторм всегда самый страшный. Ну что, тепло так?
      Руди кивает:
      - А вы сами не простудитесь?
      Фите смеется в ответ:
      - У меня за двадцать лет ни разу и насморка-то не было - я к сырости привык. Но если ты мне хоть раз скажешь "вы", то я тебя так вздую, что тебе сразу жарко станет. - И он дает Руди понюхать свой огромный кулачище.
      Руди краснеет.
      - Нет, лучше не надо, Фите! - просит он тихо.
      Широкоплечий матрос хохочет от всей души.
      В матросском кубрике собралась почти вся команда.
      Многие лежат на койке, кое-кто спит. Этого уж Руди никак не может понять. Качка такая сильная, что он еле удерживается на ногах. Руди хорошо чувствует, когда корабль поднимается на волну, потом на минуту как бы замирает...
      Руди быстро хватается за что-нибудь: сейчас нос корабля ринется вниз, в пропасть между волнами, а та, первая волна, уйдет под ним за корму. С грохотом волна за волной ударяются о борт, перекатываются через палубу, налетев на надстройки, разлетаются на тысячи брызг. Люки, лебедки - все исчезает под водой, и, только когда корабль вновь взбирается на огромную водяную гору, вода двумя мощными потоками несется через боковые проходы к корме и выливается за борт. От мостика к носу протянуты штормовые лееры, но уже с десяти утра никто не осмеливается перейти сюда. Скоро наступит вечер. Нос отрезан водой от командного мостика.
      С утра, еще в начале седьмого, в буфетную зашел кок.
      Руди как раз кипятил воду. Одной рукой он ухватился за столик, другой придерживал примус, чтобы тот не упал.
      Вааль забрался в угол между холодильником и стенкой.
      Обеими руками он держал кофейник, обернутый в полотенце.
      - Ну, Фреди, как дела? А ты, Генрих? Ты чем тут занят? Такого ветерка у вас в Саксонии небось не бывает? - шутит кок.
      Руди не отвечает ему: вот-вот должна закипеть вода, и он лихорадочно соображает, как лучше всего перелить ее в кофейник. Буфетчик грозился убить Руди на месте, если юнга брызнет ему на руки кипятком.
      - Впять тридцать прошли горло канала, - говорит буфетчик коку.
      - Ну, тогда скоро начнется. Вот и все, что мне надо было знать. А ты, Генрих, держись: твой предшественник мне в Бискайском всю плиту заблевал. Я пошел.
      В Антверпене все в последний раз сидели вместе в салоне: капитан, первый штурман и стармех. С тех пор в салон заходил один стармех. Капитан и штурман вечно торчат на мостике, и Руди приказано приносить им туда еду.
      И Руди таскал им обычно крепкий кофе и бутерброды. Но сколько же это может продолжаться?
      Когда Руди сегодня в первый раз вышел на палубу, ветер чуть не сбил его с ног. Он дул так сильно, что вздохнуть не давал. Но Руди, согнувшись в три погибели, побыстрее перебежал палубу и влетел на мостик. Там оказались капитан, первый штурман и Тюте, бледный второй штурман. Тюте тут же пошел в штурманскую рубку и что-то там все измерял циркулем. Руди видел, как он, сдвинув фуражку, чесал затылок.
      Рулевой не сводил глаз с компаса и все время поворачивал штурвал. Трудно было вести корабль точно по курсу.
      Потом Руди послали за кофе для капитана. Но на первой площадке он все же остановился и посмотрел за борт.
      Ветер трепал волосы. Небо было серое, над морем низко ползли клочки туч. А впереди один за другим накатом шли валы. Они походили на огромные черные стены с белой каемкой наверху и поднимались все выше и выше, потом вдруг с грохотом обрушивались и разлетались брызгами, словно белый снег по черной воде. И уже следующая волна гасила их. Руди казалось, что вода течет вверх, в гору. Постепенно на гребне этой горы собиралось все больше пены, но очередной шквал вдруг сбивал ее.
      Руди стоял, вцепившись в железные поручни. В лицо хлестал ледяной ветер. Стало очень холодно. Валы шли на корабль косо, по левому борту. "Сенегал" с трудом поднимал нос, пробивал вздымающуюся водяную стену, отряхи вался, словно намокший зверь, и бросался вниз, в пропасть водяными горами. Порою нос уходил под воду, а корма вылезала вверх. Винт с грохотом вращался в воздухе, и Руди чудилось, что весь корабль стонет. Волны захлестывали бак и мидльдек. Ветер выл вокруг мачт, словно бритвой срезая дым над трубой.
      На палубе почти никого не оставалось. Только Иогансен и два матроса закрепляли спасательные лодки. Все трое были в штормовых куртках и зюйдвестках. Руди, увидев боцмана, не зная даже сам почему, быстро побежал вниз...
      2
      В буфетной Вааль ругался на чем свет стоит: из-за большой качки без конца билась посуда. Казалось, будто здесь готовились к свадьбе. Руди перескочил через осколки и достал совок и метлу.
      После завтрака они вместе с Кудельком отнесли матросам и кочегарам в кубрик кофе, хлеб, масло, колбасу и повидло. Дедель - юнга кочегаров - один не управился, а палубный юнга Билле лежал на койке с высокой температурой.