О кораблях и людях, о далеких странах

      Руди прислушивается.
      - Ветер, - говорит Крошка.
      - Будто шепчется кто-то, - произносит Руди как можно тише и смотрит туда, где должны быть глаза Крошки.
      Но виден только смуглый силуэт.
      Над купами деревьев, над кустарником и садами разлит зыбкий свет молодого месяца, а здесь, в тени, ночь будто поплотней укуталась в свое покрывало. Предметы утратили очертания, точно кругом все сговорилось, чтобы обмануть глаза.
      Крошка встает, в руках у нее плед.
      - Ты озяб? - говорит она.
      - Нет, что ты! - Руди делается жарко-жарко.
      Крошка накидывает ему на плечи плед. Руди не отбрасывает его, а только шепчет:
      - Да что ты, ведь совсем не холодно.
      Девушка садится рядом, прямо на землю.
      "Надо говорить о чем-нибудь! - думает Руди. - Но о погоде - вроде глупо как-то. Может быть, рассказать про Эльбу, какая она у нас на родине? Но ведь я еще ничего не знаю о Крошке".
      - Крошка! - говорит он вдруг.
      Девушка поднимает голову и спрашивает:
      - Что?
      - "Крошка" - какое потешное имя. - И Руди смеется.
      Девушка вторит ему, и Руди еще долго прислушивается к ее звонкому голоску.
      - А как тебя по-настоящему зовут?
      - Ах, у меня такое глупое имя, - отвечает Крошка, и Руди даже в темноте чувствует, что девушка строит гримасу.
      - А меня по-настоящему зовут Рудольф.
      - Руди лучше.
      - Правда?
      - Рудольф - это очень по-взрослому. Так и хочется сказать "вы". А Руди - просто и хорошо. Мне Руди больше нравится.
      Долгое время ничто не нарушает тишины. Сквозь ветви луч бледного месяца падает на волосы девушки. Руди встает и оглядывается. Там, за кустами, все тихо. Ни Куделька, ни Лило уже нет. Но Руди это ничуть не трогает. Было бы даже неприятно, если бы его товарищ сейчас вернулся.
      Он снова поплотней закутывается в плед.
      Тихо кругом. Девушка чуть покашливает.
      - Крошка! - говорит Руди.
      - Руди! - шепчет она.
      - А как твое настоящее имя?
      - Да нет, оно глупое очень.
      - Ты-то тут при чем?
      - Ясно ни при чем. Меня зовут Мехтильда.
      - Что-о-о?
      Девушка отдергивает руку и молчит.
      - Да ты-то тут при чем? - повторяет Руди после длительного молчания. Потом говорит: - И не глупое оно совсем. Сразу представляешь себе рыцарский замок, придворных дам, слышишь, как гремят цепи висячего моста. Трубят фанфары...
      Девушка молчит.
      - Знаешь, будь я настоящим рыцарем, я обязательно похитил бы свою даму сердца.
      - А как бы ее звали тогда? - Головка девушки при-* близилась к Руди.
      - Может, ее звали бы Мехтильдой, но лучше, если бы...
      - Что "если бы"?
      - Крошкой! - выпаливает Руди.
      Вдруг девушка приподнимается:
      - Ты слышишь - ветер?
      Листья на деревьях зашуршали, и маленький парус хлещет по мачте, дергаясь на веревке, точно большая, бьющаяся в сетях птица.
      - Пошли на парусах, а? - Девушка вскочила и протянула руку.
      Руди тоже вскакивает, подхватывает плед и сбегает за Крошкой по откосу.
      Свет месяца разлит по воде, словно расплавленный металл. Руди отвязывает концы, вскакивает в лодку и отталкивается от берега. Он берет маленькое весло, протянутое Крошкой, и с силой принимается грести. Девушка устроилась на корме и крепко держит руль. Молча несутся они навстречу Везеру.
      Теперь у Руди нет времени рассматривать Крошку: он целиком занят греблей. Пусть она увидит, какой он сильный. Вода начинает шуметь под носом лодки. Они проносятся под темными ивами, длинные ветви которых порой касаются водной глади.
      - Сейчас мы выйдем на Везер, - говорит Крошка.
      Брызги взлетают все выше. Руди уже вспотел. Берега светлеют. Деревья и кусты отступают. Позади длинного забора тянутся низкие деревянные сарайчики. Их оцинкованные крыши поблескивают. С высоких штабелей ветерок доносит запах только что распиленного дерева.
      Руди гребет точно заведенный. Руки начинает ломить от напряжения. Крошка обеими руками держит руль.
      - Не надо так быстро, а то еще налетим на что-нибудь!
      - Разве это быстро? - еле переводя дыхание, говорит он и с такой силой опускает весло в воду, что сам едва не летит за ним. Лодка накреняется.
      - Перестань! - кричит Крошка. - Не надо так быстро!.. Пожалуйста!
      Руди переводит дух и отвечает:
      - Жаль, а я только было вошел во вкус!
      Он гордится своей матросской ловкостью и рад, что может немного отдохнуть. Глаза его светятся. "Она попросила: "Пожалуйста", - ничего не поделаешь!"
      Вот остался позади последний большой склад. На воде заплясало вдруг бесчисленное множество огней. В первое мгновение Руди даже пугается и перестает грести, но потом соображает, что это панорама гавани.
      На южной верфи вспыхивают огни сварки. Огромные прожекторы освещают в доке корпус корабля. Слышится барабанная дробь пневматических молотков. Неподалеку трижды свистит буксир. Гулким басом отвечает ему огромный пароход - его-то и тянет за собой старательный пыхтящий малыш.
      Руди крепко сжимает весло и долгим неподвижным взглядом провожает уходящий в море корабль.
      - Перелезай сюда - садись за руль. Я парус поставлю! говорит девушка и перебегает по шаткому дну лодки к мачте. Руди тоже встает. Морская походка у него еще не выработалась, и он ищет опоры. Крошка стоит совсем близко и держится за мачту. Вот она отвязала парус. Руди качается из стороны в сторону. Он хочет схватить парус, вместо этого хватает руку Крошки и судорожно цепляется за нее. Руди уже не видит корабля, уходящего в море, он видит только лицо девушки, ее светлые волосы. Губы ее чуть приоткрыты.
      - Ты... - произносит она испуганно.
      Парус хлопает на ветру.
      - Да это я поскользнулся, - отвечает Руди, отпустив руку девушки и, согнувшись в три погибели, перебегает к рулю.
      Ветер надувает парус. Крошка хочет схватить руль, но Руди не отпускает его.
      - А вот захочу и не дам тебе руль.
      Девушка прибегает к помощи второй руки.
      - Нет, я возьму его!
      - Нет, не возьмешь!
      - Нет, возьму!
      Парус хлопает по мачте. Руди отпускает руль. Он садится на корточки рядом с ее ногами.
      Лодку несет по течению. Ветерок свежий. Руди еще никогда не плавал на настоящей парусной лодке. Правда, с отцом он выходил на тяжелой шхуне на Эльбу. Парус у нее был темно-коричневый, из одних заплат. Но все же ходить под парусом он тогда выучился. Он следит за каждым движением девушки и быстро вспоминает, как держать шкот, как нужно травить его, когда парус просит ветра.
      Они плывут по самой середине реки. Время от времени мимо проносится бакен. Сперва Руди пугается, но Крошка хорошо берет повороты. Одну руку Руди опустил за борт, в воду. Вода теплая. Но он не может долго смотреть за борт, хоть и не было у него в жизни желания сильнее, чем плыть вот так под парусами по реке, следить за тысячами огней, танцующих в темной воде, мчать мимо, барж и бакенов, мимо океанских кораблей. Но слишком близко от него сидит девушка, и так хочется разглядеть ее лицо. Белый парус сверкает в свете луны, и ночь кажется от этого светлее. Девушка смотрит прямо вперед, но порой поглядывает и вниз, на Руди. А когда Руди смотрит на воду, взгляд ее задерживается на юноше и маленький рот улыбается. Но, как только Руди соберется перехватить этот взгляд, девушке обязательно нужно поглядеть на пляшущий по волнам штевень или на очередной бакен впереди. Порой она быстрым движением смахивает прядь со лба - ветер треплет ее волосы.
      - Это твоя лодка? - спрашивает Руди.
      Крошка качает головой:
      - Это лодка моего отца. Но родители мои уже неделю как уехали.
      Руди молчит. Ему надо кое-что обдумать. Тем временем они пересекли весь Везер. Крошка поворачивает руль, и лодка мчится обратно. Стало темнее. Месяц светится теперь за парусом, словно далекая тусклая лампочка. Лодка идет полным курсом - фордевинд. Руди чувствует, что они двигаются быстрее. Ему даже немного жаль, что они так быстро плывут.
      - Улла - подруга твоя? - спрашивает вдруг Руди.
      Над этим вопросом он ломал себе голову.
      Девушка почти испуганно оборачивается:
      - Моя подруга? Откуда ты взял? Нет. Я знаю только Лило. Она в нашем доме живет. С ней всегда весело. Да ей только еще пятнадцать лет. А Урсуле уже семнадцать.
      Руди раздумывает, что бы ему теперь сказать. Франц, например, знал бы. Руди боится, что вдруг опять наступит молчание.
      - Я сегодня в первый раз с ними. Неделю тому назад у нас ничего не вышло бы - родители дома были.
      - А тебе нельзя выезжать, когда родители дома?
      - Что ты! Если бы они узнали! Да еще на паруснике. Ни за что бы они меня не пустили.
      Снова Руди не знает, что говорить. Он только слегка пожимает руку Крошки.
      - Послезавтра они вернутся.
      - Кто?
      - Родители.
      Руди вдруг чувствует, что Крошка сильно сжимает его руку. Ему делается жарко от ощущения счастья. Но вот он услышал слова: "Послезавтра они вернутся".
      - Послезавтра... - повторяет он почти бессознательно и надолго умолкает. - И тогда ты совсем не сможешь больше приезжать?
      Крошка качает головой. Но рука ее более красноречива.
      И тогда Руди осмеливается погладить эту руку.
      Снова наступает тишина, которой так боялся Руди.
      Крошка держит руль и смотрит прямо вперед. Руди разглядывает огоньки на воде. Они не кажутся ему такими уж заманчивыми. Да он и не обращает на них никакого внимания. Он только вздрагивает, когда мимо вдруг пролетает бакен. Снова они почти на самой середине реки. Скоро кончится вся поездка. И вдруг Руди чувствует, как в нем нарастает непреодолимое желание, которое заставляет его покраснеть до ушей. Снова мимо скользит бакен. "Вот у следующего я ей обязательно скажу!" - решает он, и ему вдруг кажется, что лодка уже не плывет, а летит с невероятной быстротой. А как бы он радовался ее полету в другое время. Какой-то пароход сиреной вызывает лоцмана. Но Руди только чуть поворачивает голову. Вот он уже различает следующий бакен. С чудовищной быстротой лодка приближается к огоньку. "Обязательно теперь скажу, обязательно..."
      Вот они уже поравнялись с бакеном. Руди приподнимается, несколько раз сглатывает слюну. Бакен уже в двадцати метрах позади.
      - Крошка! - выдавливает Руди из себя и кашляет.
      Девушка поворачивает к нему лицо.
      - Крошка, знаешь - так хорошо сегодня вечером!
      - Да, - шепчет она в ответ.
      - Знаешь... давай поедем не так быстро! - говорит он.
      Нет, на другое он не решается. "Когда пройдем следующий бакен, я ей обязательно скажу, не то буду трусливой собакой".
      - Поздно уже, - вздыхает Крошка, - мне надо вернуться так, чтобы тетя моя ничего не заметила, - но тут же отнимает у Руди шкот и выбирает его, чтобы уменьшить ход лодки.
      Руди наконец собирается с духом:
      - Крошка, мы с тобой еще такие молодые, и ты, может, думаешь, что я не соображаю, что говорю, но я...
      Слева проплывает очередной бакен. Сараи на берегу заметно увеличиваются.
      - ...но я все хорошо обдумал...
      Крошка пристально смотрит вперед.
      - Что обдумал?
      - Да знаешь... - Руди уже видит учебный корабль впереди... - Может быть, ты так же думаешь, как я. Мне так хочется... Ты не могла бы дать мне свой адрес? - быстро заканчивает он.
      - Нет, мне нельзя писать - у меня папа очень строгий.
      Лодка медленно входит в рукав Везера. Крошка осторожно подруливает к берегу, хватается рукой за траву, чтобы Руди мог выскочить. Но, когда он уже сидит на берегу, не зная, что сказать, она бросает ему конец и говорит:
      - Дай-ка я вылезу на минутку - ноги размять.
      Руди обматывает тонкий канат вокруг большого камня.
      Крошка некоторое время прохаживается взад и вперед, и Руди шагает рядом с ней. Наконец оба сразу останавливаются.
      - Ты запомнишь, как меня зовут? - спрашивает Руди. Ты-то мне можешь писать? Ну, а потом, когда мы подрастем, твой отец тоже ничего не будет иметь против.
      Крошка почему-то еще раз завязывает веревку. Потом они долго смотрят друг на друга.
      - До свиданья, Крошка!
      - До свиданья, Руди!
      Но они все еще держатся за руки. И ни он, ни она не хотят первыми отпустить руку.
      - Не забудь, как меня зовут!
      - Нет, нет, ни за что не забуду.
      - И напиши мне завтра, хорошо? И я бы тебе ответил сразу...
      - Хорошо, - тихо произносит девушка, - напишу...
      Руди видит, как в темноте сверкают ее зубы. Губы тонкие, но и они блестят, и глаза тоже. Вдруг он берет ее головку в обе руки и целует ее прямо в губы. Крошка, на мгновение застыв, быстро отворачивается, еще раз пожимает его руку и прыгает в лодку.
      Руди все еще держит канат.
      - До свиданья! - кричит он и бросает канат в лодку.
      Крошка отталкивает лодку. Парус надувается.
      - Спокойной ночи! - кричит девушка.
      Долго стоит Руди на берегу. Белый парус манит его издалека, когда лодка уже выходит на середину темной реки. Еще минута, и он сольется со сверкающей лунной дорожкой. Вот и слился!
      Руди видит крохотную фигурку и руку, которая машет, машет...
      IV
      Друзья. - Под полными парусами. - Гроза на реке, - Боцман
      Иогансен.
      1
      Тишина в этот день и впрямь воскресная. Солнце поднялось уже довольно высоко, а корабль все еще похож на огромного спящего зверя, привязанного к берегу. Вода а реке такая же голубая, как и небо над ней. Маленькие лодчонки под белыми парусами плывут вниз по Везеру. С одной из них доносятся слабые звуки гармоники. УТИХЛИ пневматические молотки на верфях, на длинных набережных и высоких сваях примостились разомлевшие чайки, и перышки их светятся, точно снежки на солнце. Флаги на флагштоках повисли; кажется, что ветер и тот еще спит.
      Сегодня ребят не будят резкие свистки боцманских дудок. Юнги долго не встают. Время от времени кто-нибудь удивленно протирает глаза, потягивается, вздыхает и снова лениво поворачивается на другой бок, прежде чем встать и спокойно, не торопясь, пойти умыться. А может быть, ради праздника вообще не стоит умываться? Самые ленивые только к обеду выбираются из коек. Сегодня можно спокойно поесть. Вахтенный, боцман Кем, почти не показывается, а когда все-таки выходит на палубу, вид у него такой же заспанный, как у всех.
      После завтрака ребята слоняются по кораблю, лежат на солнышке или сидят группками и рассказывают что-нибудь.
      Руди снова спустился в спальню и взобрался на койку.
      Он тихо улыбается, думая о Крошке. Да, пожалуй, он все время только и думает о ней с тех пор, как по лунной дорожке уплыла вдаль крохотная лодочка под белым парусом. "Крошка", - тихо шепчет Руди, прикрывшись одеялом, чтобы никто не видел, как он счастлив, никто не слышал, как он разговаривает с девушкой. "Может быть, завтра я уже получу письмо от нее!" - думает он. Кудельку он еще ничего не рассказал. "Неужели и у него было все так же хорошо? Нет, - решает Руди. - Так прекрасно не могло быть ни у кого!" И он откидывает одеяло.
      - А я не пойду больше с Францем на берег, - выпаливает вдруг Куделек, лежащий на соседней койке; Руди удивленно смотрит на товарища, а Куделек продолжает: - Ты же сказал, вы там и останетесь, а когда мы вернулись, ни вас, ни лодки не было. А если бы я тебя застал, я бы тебе горло перегрыз.
      - А я бы стоял руки в брюки, пока ты мне горло перегрызал? - смеется Руди.
      - Да ты в трусах был. Какие же там "руки в брюки"?
      - Я тебе дал бы пару "крюков" левой, а потом правой! Ты сейчас весь перевязанный ходил бы.
      - Будет задаваться-то! Я джиу-джитсу знаю. Хочешь, покажу японский прием? "Защита от нападения с ножом" называется. - Куделек садится на койку. - А ну, подними правую руку, будто у тебя нож в руке.
      Руди с невидимым ножом в руке нападает на Куделька и вдруг громко вскрикивает от боли.
      - Черт! Отпусти! Ты мне так руку сломаешь!
      Но Куделек деловым тоном отвечает ему:
      - Стоит мне еще чуть-чуть нажать, и рука выскочит из сустава. И еще есть несколько таких же японских приемов.
      Когда лицо Руди становится уже темно-красным от натуги, Куделек отпускает руку.
      - Черт! Да где ты выучился? Покажи, как ты это делаешь! Здорово! - Руди растирает ноющую руку.
      Громко стуча каблуками, по трапу спускается Франц.
      - Глотка идет!
      Спальня мгновенно оживает. Только теперь видно, как много здесь ребят. Они вскакивают с коек, взбивают подушки, поправляют одеяла, запирают шкафчики-никогда нельзя знать, что придумает боцман. Кое-кто бежит в гальюн - все подальше от начальства. Франц достает носок из шкафчика. Три дня уже он штопает этот носок. Выдержки не хватает закончить работу. Руди и Куделек в нерешительности стоят у своих коек, когда в дверях показывается боцман. Он подходит прямо к ним.
      - Есть еще кто-нибудь из нашей группы?
      Голос его почти так же ласков, как в ту ночь, когда Руди исписывал скамейки.
      - Нет никого, - отвечает Руди, - все наверху или в столовой.
      - Умеете под парусом ходить?
      - Так точно, умеем! - в унисон кричат оба друга, лихо щелкая каблуками.
      Почти все ребята исчезли из спальни. Лишь кое-где виднеются отдельные фигуры. Кто-то стоит в нерешительности перед шкафчиком, кто-то подбирает бумажки между койками. Светловолосый Юпп ходит взад и вперед около своей койки. В руках у него книжка, и он все время бормочет:
      - Норд четверть к осту - норд половина к осту - норд три четверти к осту...
      Очевидно, со страха он принялся вызубривать румбы компаса.
      - Через четверть часа быть готовыми! - приказывает боцман.
      - Так точно!
      Боцман замечает Франца, собравшегося было проскользнуть мимо, и разражается криком:
      - Ты хоть бы ради воскресенья шею вымыл, свинья! Помесь свиньи с собакой!
      2
      На голубом небе - ни единого облачка, лишь далекий горизонт застилает бледная дымка.
      Куттер покачивается у спущенного за борт трапа. На трапе рядом с Глоткой стоят два незнакомых моряка в темно-синих брюках и белых матросках. Увидев боцмана Иогансеиа, оба бросаются ему навстречу. Они трясут руки боцмана, и один из них, со светлой, отливающей золотом шевелюрой, даже ударяет Иогансена кулаком в грудь.
      - Вот и встретились, старина! - Он громко смеется.
      Смеется и боцман. Руди и Куделек только диву даются: взрослые, а ведут себя как ребята. Ну точно, как мальчишки толкают друг друга, хлопают по плечам, бессмысленно громко гогочут.
      Глотка подзывает приятелей к куттеру. В него залезают и незнакомые моряки, они устраиваются на самой корме.
      Боцман Иогансен берет на себя командование и садится за руль. Глотка схватил бизань-шкот; чужие моряки сидят пассажирами, положив ногу на ногу, и набивают трубки.
      Все их движения одновременны, и можно подумать, что они братья, хотя один блондин, а у другого темные волосы. Лица их словно выдублены морским воздухом и солнцем.
      Руди прислушивается к разговору. Оба они служат матросами на корабле, прошлой ночью вернувшемся из Индии.
      Руди задумывается. Глаза у него блестят. "Индия! - повторяет он про себя. - Это там, где слоны, тигры и змеи. Какие приключения пережили эти двое там, в Индии!"
      - Все готово?
      - Есть грот-шкот! - отвечают Руди и Куделек.
      Концы отданы, легкое течение подхватывает куттер.
      Ветер сразу же надувает паруса. Борт слегка наклоняется, вода булькает под ногами и начинает шуметь за бортом.
      Руди хочется кричать от счастья. Он идет под парусами! Под парусами!
      - Натянуть шкоты! - приказывает боцман Иогансен.
      В груди у Руди все так и поет. Он смотрит на Куделька, но ни слова не говорит ему. Куделек не сводит глаз с ослепительно белого паруса - на губах счастливая улыбка. Куттер идет при боковом ветре вниз по Везеру. Справа тянутся пакгаузы, огромные элеваторы, вереницы подъемных кранов, верфи. Слева у причалов стоят корабли. Солнце начинает припекать. Матросы снимают рубахи. Руди снова не может оторвать глаз от кормы. Вот это мускулы!
      Боцман Глотка запевает:
      На Амазонке живут наши предки,
      Сидят на ветке, жуют конфетки.
      Руди и Куделек хохочут. Не узнать боцманов: никогда ребята не видели их такими веселыми.
      Юнги тоже сбрасывают с себя рубахи. Руди стыдно - уж очень он беленький, да и мускулов у него не увидишь, разве что если он согнет руку в локте и напыжится как следует. Он повторяет это несколько раз, стараясь не подать виду, что это он нарочно. Нет, он работает! Честно говоря, делать совершенно нечего, нужно только совсем легко поддерживать шкот. Он ведь привязан. Руди несколько раз отвязывает его, подтягивает на два-три сантиметра и старается вовсю, поглядывая на правую руку, - заметны ли теперь мускулы? Да, заметны. Но никто не обращает внимания ни на Руди, ни на его бицепсы.
      Матросы перестали разговаривать. Они загляделись на широкие луга, на пятнистых коров. Вот одна остановилась и задумчиво пялит глаза на скользящий мимо куттер - будто раньше никогда ничего подобного не видела. Где-то тявкает собака. Вдали гудит пароход. Над рекой разносится крик чайки, но все время слышно, как нос куттера разрезает волну, как скрипит руль и ветер напевает в такелаже свою тихую песенку, развевая дымок, поднимающийся от трубок моряков.
      Руди опустился на деревянную решетку и не сводит глаз с самого кончика белого паруса, несущегося по небу, по синему-синему небу с редкими белыми облачками.
      - Приготовиться к повороту! - командует Гейц Иогансен.
      Руди быстро отвязывает шкот и ждет следующей команды, поглядывая на воду. Давно уже он не смотрел на берег, и теперь удивлен: там вырос целый город с причалами, рыбачьими шхунами, многочисленными шлюпками, большой верфью - это городок Фегезак.
      - Поворот! Отдать шкоты!
      Куделек перекладывает парус на левый борт. Лишь мгновение паруса трепещут, но вот ветер снова наполнил их. Куттер, легко накренившись на левый борт, скользит по воде. Под деревянной решеткой на дне булькает просочившаяся вода. Боцман Иогансен снова направляет парусник к другому берегу. Так они плывут понемногу вперед, словно ступеньками, хотя ветер встречный. Это называется идти бейдевиндом.
      Снова видит Руди обширные луга, пасущийся скот, рощицы, группы людей под их сенью; визжащие ребятишки пускают кораблики; на лодках загорают гребцы. И над всем этим - необозримое небо и пышные белые облака.
      Ветер крепчает, трава клонится к земле, кроны деревьев качаются из стороны в сторону. Чайки с криком скользят по ветру.
      Маленький городок остается позади. Снова проплывают мимо луга, редкие деревья, пятнистые коровы...
      Боцманы затягивают песню. У светловолосого моряка сильный, но мягкий голос. Он поет о шторме и о затишье, о далеких странах, о запахе дегтя и соли, о свежем ветре и звездах в ночи...
      Куделек притих, а Руди почему-то трет глаза - должно быть, ветер нагнал на них слезы.
      У небольшого холма под высокими деревьями показываются маленькие домики. Вот и пристань, и паром, причаливший к мосткам. Куттер осторожно пришвартовывается к нему.
      Оба боцмана и матросы поднимаются к домику паром* щика. Руди и Куделек отвязывают спасательный нагрудник, раскладывают его, чтобы мягче было сидеть на банке, и достают "морской паек". Удобно прислонившись к борту, они с наслаждением принимаются уплетать ветчину и галеты - такого они никогда не едали!
      Солнце начинает припекать. Если зажмуриться, то перед глазами, как по волшебству, появляются красные круги, Руди кажется, что он видит целое море красных цветов.
      Тепло и хорошо! Лишь изредка на солнце набегает облачко. Сразу делается сумеречно, а солнечные лучи выглядывают из-за него словно огромные стрелы. Ветер утих.
      Паруса повисли на мачтах будто белые простыни. Руди вытирает пот со лба.
      - А знаешь, быть грозе, и какой еще! - говорит он.
      - Хм! - хмыкает Куделек не пошевельнувшись.
      Руди приподнимается и заглядывает через борт, потом снова садится на пробковый нагрудник, расстеленный на банке, и поглядывает на Куделька.
      - Я не думал, что здесь может быть так хорошо. Все вдруг изменилось.
      - Это только сегодня. Завтра Глотка снова начнет нас гонять и в хвост и в гриву.
      - Может быть. Но все равно сейчас очень хорошо. - Руди вытягивается, положив руки под голову. - Помнишь, как он сегодня набросился на Франца?
      - Так Францу и надо. Надоели мне все его истории с девчонками. Я думал - она как моя сестра Лютта, а вышла одна буза!
      - Почему ты с этой Лило пошел? - спрашивает немного спустя Руди.
      - Почему? Да она же мне руку подала, чтобы я из воды выбрался. Мне куда бы веселей было с другой, с этой... как ее?
      - Крошкой, - подсказывает Руди улыбаясь.
      - Ага, Крошкой! - повторяет Куделек, глядя на небо. Внезапно он оборачивается к Руди и требует: - Давай, вали, рассказывай, как оно все было!
      Руди стесняется.
      - А ты сперва расскажи, как у тебя, потом и я расскажу.
      - Да мура, говорю тебе! Трещала как сорока... А потом начала числа называть, и я должен был по числам отгадывать буквы. Когда я, значит, не сообразил, что если составить эти буквы вместе, то получится слово "поцелуй", она возьми да скажи: "Вот глупый-то!" Толстуха противная! Я и удрал поскорей. - Куделек даже вздыхает.Теперь твоя очередь рассказывать.
      Руди не знает, с чего начать. Ему стыдно говорить о своих чувствах. Но Куделек так требовательно смотрит на него, что Руди все же принимается, запинаясь, за свой отчет. Постепенно он расходится и рассказывает о том, как они плавали с Крошкой по Везеру, о маленькой парусной лодке, о бакенах и о том, как Крошка испугалась, когда он стал очень быстро грести.
      Куделек сияет.
      - Вот бы и мне так! А ты меня не возьмешь в следующий раз, когда вы опять поедете?
      - Отец ее не должен ничего знать, а он завтра возвращается.
      - Ну, а сегодня, сегодня вечером? Неужели вы не договорились?
      Руди качает головой.
      - И ты вообще с ней больше не поедешь?.. Э-эх! Не взял меня с собой!..
      Руди вскочил так резко, что куттер покачнулся.
      - Идут уже! - восклицает он с облегчением.
      - Э-эх, ты! - повторяет Куделек, тоже поднимаясь и протирая глаза. - Да и пора уж вроде им вернуться. И так уж до дому не доберемся. Часа через два тут такое начнется! Взглянув на часы, он добавляет: - Начало четвертого. Да, часа через два грозища будет, да какая!
      Теперь и Руди замечает медленно надвигающуюся гряду туч на западе.
      Ветер то и дело меняет направление. Паруса полощутся.
      У боцманов и матросов разгоряченные лица. Они громко переговариваются. Темноволосый матрос шумно требует:
      - Надо бы как следует разукрасить ему его медузью харю!
      Все смеются, и Руди слышит, как боцман Иогансен предсказывает:
      - Когда-нибудь уж он попадется, и здорово попадется!
      До Фегезака они кое-как добираются под парусом, а дальше куттер идет только с поднимающимся приливом.
      Боцман Глотка предлагает:
      - Не пойти ли нам на веслах?
      Но Иогансен только отмахивается:
      - Этот штиль не надолго, скоро поднимется хороший вест.
      Мало-помалу небо покрывается грозовыми тучами.
      А кругом над берегами нависает серый занавес с грязной бахромой - дождь. На юго-западе сверкает молния. Вдали погромыхивает гром. Только на востоке небо еще синее.
      3
      Ослепительно белыми вершинами сияют там залитые солнцем облака. Над рекой становится все темнее. Но вдруг в самом зените раздвигается занавес черных туч, и солнце заливает своими лучами все вокруг. На темном фоне летние краски сияют еще ярче. Удрать бы поскорее! Но безжизненно свисают с мачт паруса. Ветер отдыхает перед бурей.
      Боцманы и матросы выбивают трубки и прячут табак поглубже в карманы. Куделек поскребывает ногтем мачту, приговаривая:
      - Вот увидишь, поможет!
      Руди только смеется.
      - Нечего тебе скрести мачту. Без того видно, что сейчас налетит ветер.
      Боцман Глотка тихо спрашивает Иогансена:
      - Спасательные пояса?
      Тот только хмыкает в ответ, поглядев на темную воду и на тучи.
      Руки у Руди дрожат от волнения, когда он завязывает на спине Куделька тесемки спасательного нагрудника.
      Приятель ворчит:
      - Подумаешь, из-за какого-то ветерка! Сами-то небось, гляди, не надевают! - Но, по правде сказать, он так же рад, что им приказано надеть спасательные пояса, как и Руди. Оба гордо оглядываются вокруг, но, как только видят, что кто-нибудь смотрит на них, стараются казаться равнодушными. Как хотелось бы Руди, чтобы Крошка увидела его в таком облачении.
      Куттер медленно проплывает мимо черного бакена.
      Налетает шквал и слегка взрыхляет темную гладь. Но это лишь первая весточка. Паруса словно проснулись и возбужденно трепещут.
      - Парус на левый борт! Ослабить шкоты!
      Ребята немедленно выполняют приказания. Куттер чуть накреняется.
      - Еще пять минут, - говорит Куделек, показывая на часы. - Что я говорил?
      Вода вокруг начинает кипеть.
      - Внимание! - кричит боцман Иогансен.
      Руди наматывает шкот на правую руку.
      Налетает новый порыв. Ветер словно молотом ударяет в парус. Руди покрепче упирается ногами в борт. Шкот дергает руку. Теперь куттер уже сильно накренился на левый борт.
      Обдавая ребят брызгами, мимо проносятся пенящиеся волны. Мачты скрипят. Белая молния разрезает огромную тучу. Раздается такой треск, словно обрушился огромный штабель досок. Первые тяжелые капли шлепаются в реку.
      - Пойдет дело! - кричит Куделек на ухо своему товарищу.
      Руди только кивает, вытирая слезящиеся глаза. Он чувствует приближение порывов ветра еще задолго до того, как они налетают, и знает, что должен заранее ослабить шкот, иначе такой порыв может опрокинуть куттер. И так вода уже у самого планшира.
      Порывы ветра налетают точно дикие разъяренные звери. Под темно-серым небом, должно быть, несется целый табун.
      - Ослабить грот-шкот!
      Большой парус развернулся во всей своей красе. Медленно, очень медленно Руди ослабляет шкот, перехватывая его руками. Куттер накреняется еще сильнее. И лишь когда парус снова полощет, судно немного выправляется. Скорость невероятная. Бакены один за другим проносятся слева и справа.