О кораблях и людях, о далеких странах

      Вечером в этот день Руди не пошел на бак петь вместе со всеми остальными, а пораньше взобрался на свою койку и поскорей закрыл глаза. Но, когда поздно вечером Куделек спустился с палубы, Руди все еще не спал.
      6
      Боцман Медуза учит ребят вязать узлы на стальном тросе. У него хитрое выражение лица. Улыбки, которая у всех вызывала страх, ребята давно уже не видят. Боцман вытирает грязные пальцы о мешковину и подзывает трех юнг из своей группы. Один из них садится на табуретку, двое других держат трос. Ребята подходят поближе. С критическим видом они следят за работой своих товарищей.
      Медуза заложил руки за спину и совсем не обращает внимания на юнг, орудующих стальным тросом, - он внимательно следит за всеми остальными.
      - Нельзя ли потише, господа! - говорит он. - Советую вам быть повнимательнее. На экзаменах в следующем месяце я буду принимать тросовый узел, и тот, кто мне его не сделает, провалится. После этого он будет иметь удовольствие провести еще четыре месяца у нас на "Пассате".
      Произнеся эту тираду, боцман делает несколько шагов взад и вперед и снова останавливается; голоса ребят немного стихают, но разговоры все же продолжаются.
      В заднем ряду кто-то хихикает. Медуза не видит, кто именно. Он становится на цыпочки и вытягивает шею.
      - Молчать! - кричит он вдруг и делает резкое движение в сторону ребят. При этом он теряет равновесие и чуть не падает.
      Юнги хохочут. И, хотя боцман давно уже крепко стоит на ногах, ребята никак не могут успокоиться, шепот становится все громче и громче.
      Медуза чувствует себя не в своей тарелке. Нет, нет, он не прежний боцман, проклятие! Не прежний! "А раньше-то все шелковые были, - думает он. - Стоило мне только глаз прищурить, икнуть боялись". С того утра, как ребята вывесили все его обмундирование на сигнальную мачту. Медуза то и дело злобно думает: "Не штаны и рубаху они повесили, меня они хотели повесить! Меня - это точно! Раньте я мог их мять, как воск в своих руках, и гнуть и изгибать! Что же произошло? Что случилось? Проклятие! Почему они мне не поддаются больше? Почему?" Капитан сказал ему: "Забудьте об этом происшествии, Хеннигс, тогда и юнги его скорее забудут. Ха-ха! Ну и видик у вас был, когда вы появились в одних кальсонах!" "Но почему юнги у меня стали такими неподатливыми? Вот стоят стеной передо мной, один рядом с другим... Надо мне выбрать одного, только одного, и он должен ответить за всех! Да! Надо их сделать восковыми!"
      Лицо Медузы багровеет, глазки превращаются в узкие темные щелки. Смех среди юнг замирает. Боцман, как бы приплясывая, поднимается несколько раз на носки, ботинки его скрипят. Он выпятил нижнюю губу и поглаживает подбородок. Ледяной взгляд боцмана, словно костлявая рука, касается каждого лица и задерживается на одном из них.
      - Ты что смеешься, а?
      - А я не смеюсь! - Эрвин пытается сомкнуть губы, но это ему не удается.
      - Смеешься!
      - Да я не сме...
      - Не перечь!
      - Да я...
      - Два шага вперед!
      Наконец-то Медуза выбрал себе жертву. "Один ответит за всех, хэ-хэ!" Юнги немного отступают, а Эрвин выходит вперед.
      - Чего врешь?
      - Да я не...
      - Опять ты врешь!
      Руди уставился на Медузу. Опять эта проклятая улыбка на лице боцмана. Да, именно так Медуза улыбается, выбирая себе жертву. Руди мутит от отвращения.
      Лицо Эрвина горит.
      - Ага, молодчик! Струсил? - набрасывается на него Медуза. - Стало быть, струсил? Сперва-то все смеялся, когда тебя не видно было, а здесь, впереди, струсил! В штаны наделал, хэ-хэ!
      Медуза мельком взглядывает на юнг, вплотную подходит к Эрвину и хватает его за руки.
      - Трус! - Эрвин откидывает голову назад. - Ты трус! говорит Медуза и медленно встряхивает Эрвина. - Тряпка ты!
      Эрвин закрыл глаза. Руки его, протянутые по швам, сжимаются в кулаки, и на костяшках показываются белые пятна. Он не дрожит, как все остальные ребята.
      Медуза перестал ухмыляться. Он задыхается от злобы и шипит Эрвину прямо в лицо:
      - Ишь, харя! Ты думаешь, я ее позабыл... Еще с тех пор помню! Это ты мясо украл!
      У Руди дрожат колени, ему стоит больших усилий остановить эту дрожь. У боцмана такое страшное, искаженное лицо, какого Руди еще никогда не видал. Вдруг Медуза оборачивается к ребятам:
      - И такая подлая тварь затесалась среди вас! Такая тварь лезет в моряки... - Он хватает Эрвина за ворот и подтаскивает к себе.
      Резким движением Эрвин поднимает руки, но сразу же снова опускает их.
      - Э-э-э! - верещит Медуза. - Ты поднял свои грязные лапы на меня? Марш на реи! Марш вверх!
      Но Эрвин не двигается с места. Он только разжимает кулаки.
      - Это приказ! Ты что, отказываешься выполнять мой приказ?
      Эрвин подбегает к правому фальшборту, вскакивает на него и оттуда поднимается по реям.
      - А ну-ка, живей! Марш-марш! Бегом!
      Юнги не сводят глаз со своего товарища. Эрвин ведь чуть не самый сильный, Эрвин знает, как лазить по реям.
      - На бак, живо!
      Эрвин быстро спускается вниз. Делает он это очень ловко и даже красиво.
      - Наверх, живо!
      Ребята, как на соревнованиях, следят за каждым движением своего товарища. Им кажется, что Медуза успокоился. Он отдает ясные, четкие приказания, и на его лице снова появилась улыбка.
      А Эрвин то лезет вверх, то спускается вниз, то вверх, то снова вниз...
      - Внимание!
      Эрвин останавливается и смотрит вниз на палубу.
      - Так! А теперь ты громко крикнешь: "Я трусливая собака!"
      Эрвин молчит.
      И тогда все начинается снова. Опять он гонит Эрвина по вантам вверх, заставляет спускаться вниз, потом снова вверх. Вместе с его движениями медленно поднимаются и опускаются головы ребят на палубе. Эрвин ведь самый сильный из них, потому-то Медуза и избрал его жертвой.
      Но постепенно движения Эрвина становятся медленнее, вот он один раз уже промахнулся, но, к счастью, схватил канат другой рукой. Опять ошибся... А Медуза все улыбается.
      Эрвин безжизненно повисает на реях.
      - Ну что? Ослаб уже? А ну, кричи, что я тебе приказывал!
      Ребята на палубе слышат, как тяжело дышит их товарищ.
      - Господин боцман! - кричит Руди. - Господин боцман! Он больше не может, и если он...
      - Молчать! А ну, вверх! Марш-марш!
      Эрвин из последних сил снова тянется вверх и вдруг застывает. Ребята не сводят с него глаз. Вот он чуть приподнялся.
      - Я... - выкрикивает он и начинает громко рыдать. Он дрожит так сильно, что ванты начинают раскачиваться.
      - Дальше, дальше! Давай дальше!
      Эрвин начинает спускаться, но у него уже почти нет сил...
      Боцман, размахивая руками, кричит:
      - Вверх, вверх! Я приказал!
      Но Эрвин медленно спускается вниз.
      - А, черт! Вверх - я приказал!
      Эрвин висит в десяти метрах от палубы. Руки его судорожно цепляются за просмоленные канаты. Вниз, вниз, скорее вниз!.. И вдруг все шестьдесят ребят вздрагивают.
      Руди вцепился в руку Куделька. Раздается крик... Крик разом обрывается, как только Эрвин падает на палубу.
      С белыми лицами ребята склоняются над скорчившейся фигурой товарища.
      - Назад! - кричит боцман. - Двое вперед, остальные назад!
      Но юнги стеной окружили Эрвина и не подпускают к нему Медузу. И, хотя боцман кричит, надрываясь, они словно не слышат его. Ужас охватил их, ужас и гнев.
      Четверо юнг осторожно несут Эрвина к корме, туда, где помещается лазарет. Медуза плетется сзади и бормочет:
      - Он не выполнил моего приказа... Я не разрешал ему спускаться!.. Он не выполнил моего приказа.
      VI
      Протест. - Длинный боцман не подведет! - Эрвина уносят.
      Допрос. - Последняя ночь.
      1
      Сегодня юнги почти не ели. Разговаривают мало. Все собрались в спальне. Душно. Но никто не рискует в одиночку подняться на палубу и посидеть, выбрав тенистый уголок. Никто не спускается в трюм, чтобы забраться в огромный ящик. Нет, сегодня они должны быть все вместе. Они не сознают, откуда у них появилось это чувство, но каждый ощущает, что он тесно связан со всеми другими.
      Все думают об Эрвине. А Эрвин лежит в лазарете со сломанной рукой и ключицей.
      - Лучше всего больше не думать об этом. Помочь Эрвину все равно мы не можем.
      А Руди тем временем думает: "Будь Эде здесь, он не позволил бы над собой так измываться. Он бы просто не подчинился". Да, Эде! И, хотя Эде учился в гимназии, он приглашал Руди несколько раз к себе домой, и Руди даже вместе с ним обедал.
      - Прикажи он мне: "На ванты, живо!" - я бы не подчинился. Плевать я на него хотел! - говорит Латте, юнга из группы боцмана Медузы. - А как он издевался над нами! Вот гад!.. А почему?..
      Тихо кругом. Слышно, как кто-то глубоко вздыхает.
      Вдруг Руди громко произносит:
      - Разве это был настоящий приказ?
      Все поворачиваются к нему. Под ним, на койке Эрвина, сидят Гейнц и Зепп. А Куделек, как и некоторые другие ребята, вытащил из-под койки ящик для чистки ботинок и сел на него. Собрались все. Но одного нет среди них - Эрвина. Между Гейнцем и Зеппом осталось свободное местечко. Никто не сидит здесь. Все понимают: это место Эрвина.
      - А я скажу, - говорит Зепп, разглядывая пол, - издевательство это, и все. Он к Эрвину уже давно придирается.
      - Но приказ есть приказ! - вставляет Гейнц. - Вот ему и пришлось подчиниться.
      - Ерунда это, - протестует Куделек. - А прикажут тебе: "Прыгай за борт!" Ты что, прыгнешь, что ли?
      - Да этого Медуза и не приказывал, - возражает Гейнц.
      - Сосунок ты, вот и все! - заключает Латте.
      Соскочив с койки, Руди повторяет:
      - Нет, это не был настоящий приказ!
      Латте тоже встает:
      - А ты бы ему тоже подчинился!
      - Тогда - да, а теперь - ни за что бы! - отвечает Руди.
      - Теперь уже поздно! Чего после драки-то задаваться. Только и знаешь, повторять за мной, как попка!
      - Да перестаньте вы ругаться-то! - вставляет Куделек.
      Руди подходит к Латте.
      - А я и не задаюсь совсем! Вот увидишь! Ничего не буду делать, что Медуза прикажет. Такому, как Медуза, я вообще не подчиняюсь! - Руди даже побледнел. Руки его дрожат, и он прячет их в карманы брюк.
      - Болтать-то ты умеешь! - заявляет Латте. - А вот сделать против него ты ничего не сделаешь! Только пикнешь - тебя сразу домой отправят!
      - Сделаю! Вот увидишь, сделаю! Я не только болтаю! Руди даже топает ногой. - Ты что думаешь, я боюсь?
      - Я, что ли, боюсь? - Латте смотрит на Руди сверху вниз. Ему шестнадцать лет, и он на голову выше большинства ребят. Узкий его лоб покраснел. Повернувшись к остальным, он заявляет: - Я не из трусливых!
      - А ты, Руди, чего надулся как индюк? - кричит Франц из своего угла. - Будешь паинькой, или тебя опять к мамаше отправят!
      - А тебя - к твоей Улле! - отвечает разозлившись Руди, сразу почувствовав в себе прилив сил. Латте стоит рядом с ним. - Двоих-то они еще могут домой отправить, а вот если мы все...
      Куделек подталкивает своего друга в бок и говорит:
      - Вот здорово бы, Руди! А вдруг ты в самом деле...
      Руди словно в каком-то опьянении. Он чувствует себя настоящим вожаком.
      - Ясно - всех домой, не отправят, - соглашается Латте.
      - Вот нас уже и трое! - кричит Куделек. - И кто со страху не одурел...
      - Четверо еще лучше! - присоединяется к нему Зепп.
      В спальне становится шумно, ребята галдят все громче.
      - Да не орите вы так, - кричит Куделек, - мы же с вами не в школе!
      Все повскакали со своих мест, толпятся группами возле коек, а в середине - четверо смельчаков. Не зная, что делать дальше, они озадаченно смотрят друг на друга.
      - Если бы Эрвин был здесь... - выкрикивает Руди.
      И сразу же в спальне водворяется тишина. Имя это звучит теперь как-то по-особенному: если бы Эрвин был здесь, он бы ничего не испугался.
      - Я тоже не трус! - говорит Сосунок. - Но осталось-то нам всего несколько недель. Что ж мы теперь на рожон полезем?
      - Вот, вот! - поддерживает чей-то голос. - Мы себе все можем испортить.
      - Разукрасят они нам наши выпускные свидетельства! чсоглашается кто-то.
      - И много вас таких наберется здесь? - грозно спрашивает Латте.
      - Через три недели на корабль придет новый набор. Они Медузу не знают. А если мы сейчас обо всем доложим и все вместе откажемся от службы... - горячится Руди.
      - Нам самим-то надо как-нибудь кончить курс, - защищается ктото из маловерных. - Может, Медуза следующему набору и не будет уже преподавать...
      - А ты что думаешь, он сам отсюда уйдет? Нет. Надо нам к капитану пойти! И потом еще, так как мы все члены гитлерюгенд, надо руководству пожаловаться.
      - Ну, на них ты не надейся! Меня они чуть не исключили. Хоть я и был прав.
      - А что Глотка скажет? - спрашивает Сосунок.
      - Да он струсит перед капитаном! - Куделек презрительно машет рукой. - На него рассчитывать нечего.
      - К Иогансену нам надо пойти. Он тонувшего во время грозы спас. На него положиться можно. - У Руди даже глаза сверкают, с таким восторгом он говорит о длинном боцмане.
      Но вокруг все молчат, опустив головы.
      - Да что это вы? Или забыли, как Медуза с Эрвином расправился?
      В спальне так тихо, что слышен гудок буксира в порту.
      Маленький Куделек, громко вздохнув, делает шаг вперед и кричит:
      - Что ж вы, долговязые черти, молчите все? Кто трусит, тот пусть уходит сразу. Да, пусть сразу и уходит! - И он возбужденно размахивает руками.
      - Да мы вовсе и не боимся. А что он с Эрвином сделал, это... И я с вами, только если все пойдут, - говорит долговязый парень в первом ряду.
      На прежде мрачных лицах появляются улыбки.
      - Чего там! Если и другие пойдут...
      - Если и остальные...
      Никто не уходит из спальни. Снова начинается общий галдеж. Участвовать-то все согласны, а вот первым быть никто не хочет. А когда речь заходит о том, кому пойти к боцману Иогансену и к капитану, то и Латте отказывается.
      - Бросьте вы! Я несколько дней назад прямо на капитана налетел, знаешь, как он на меня глянул? Да и говорить ты лучше можешь!
      Руди в упор смотрит на Латте. Тот криво улыбается.
      - Да нет, мы все с вами! Только вот к Старику лезть...
      Но положиться вы на нас можете.
      Когда ребята начинают расходиться, Руди слышит, как кто-то говорит:
      - Тоже мне генерал нашелся! Игрушечки все!
      Куделек хочет ответить парню, но Руди, схватив его за руку, говорит:
      - Пускай болтает!
      Руди, Куделек и Зепп решают сами пойти к капитану.
      - И это правда? Правда все, что вы мне рассказали? Я этого так не оставлю! - Боцман Иогансен хватает Руди за волосы и строго смотрит ему в глаза.
      На этот раз Руди выдерживает взгляд.
      - Правда, - говорит он. - Мы все сами видели. Все ребята второй и третьей группы.
      - Хорошо! Тогда я пойду к капитану. - Боцман снимает свою темно-синюю тужурку со спинки стула.
      6
      Должно быть, капитан уже знает обо всей этой истории от Хеннигса. Поэтому-то начало занятий и назначено только на половину третьего. Боцман Иогансен подходит к дверям, но не открывает их, а обернувшись еще раз, спрашивает ребят:
      - А почему вы, собственно говоря, к своему боцману не пошли?
      Ребята молчат. Руди внимательно рассматривает пол.
      - Мы думали, потому что Глотк... потому что боцман Ламмерс сегодня вахтенный... А потом, мы к нему уж раз ходили, да зря. Насчет портфеля, вы же помните. Ну, а на вас надеемся.
      Боцман Иогансен улыбается. А трое юнг, задрав головы, смотрят на этого большого человека затаив дыхание.
      Да, да! Боцман Иогансен не подведет!
      До каюты капитана всего несколько шагов. Боцман стучит. За ним толпятся трое ребят. У всех бледные лица.
      - Кто там?
      - Трое юнг просятся к вам, господия капитан, и боцман Иогансен с ними.
      Некоторое время в каюте все тихо. Затем слышится, как там передвигают стул. Кто-то мягкими шагами подходит к дверям. Дверь открывается. Толстый капитан вырастает перед боцманом. Глаза у него сузились и немного покраснели.
      - В чем дело?
      - По поводу боцмана Хениигса. Сегодня утром во время его занятий на палубе...
      - Вы в курсе дела?
      - Юнги рассказали мне все.
      - Тогда заходите.
      - А юнги?
      - Пусть не болтают и отправляются к себе в спальню. Если они мне понадобятся, я их вызову.
      - Господин капитан, - говорит Руди, - мы хотели...
      - Разве ты не понял, что я сказал?
      Руди вытягивается по стойке "смирно" и чеканит:
      - Так точно, господин капитан!
      - То-то! - Капитан отодвигает занавес на дверях и заходит в каюту. - Прошу, боцман!
      Иогансен еще раз оглядывается на ребят, будто собираясь им что-то сказать, но только кивает им и затем, склонив голову, входит в каюту. Прежде чем он успевает закрыть дверь, ребята видят, что в каюте у капитанского сто* ла сидит Медуза.
      Молча друзья спускаются по трапу. Ноги вдруг стали тяжелее. Повсюду стоят группки ребят и тихо перешептываются. Куделек говорит:
      - Хотел бы я знать, что Медуза Старику наговорил.
      - Наврал он ему с три короба, - замечает Зепп.
      - Все равно не вывернется! - отрезает Руди. - Посмотрел бы я на его физиономию, когда Иогансен всю правду выложит...
      Ребята прислушиваются. Наверху открывается дверь.
      - Я все превосходно понял, господин капитан, но участия не приму. В такого рода делах я не принимаю участия.
      Дверь захлопывается. Ребята слышат, как наверху боц" ман тяжело вздыхает и медленными шагами идет к себе.
      Дверь над их головами снова открывается и захлопывается.
      Они молча смотрят друг на друга. Затем идут наверх. Но к боцману Иогансену сейчас зайти не решаются.
      - Вот ч-черт! - ругается Руди.
      И все гуськом плетутся в спальню.
      7
      Занятия не начались и в половине третьего. Около половины четвертого в спальню зашел боцман Глотка и объявил:
      - Капитан приказал после обеда стирать белье.
      - Вот видишь? - говорит Сосунок, и ребята переглядываются.
      Над портом все выше и выше громоздятся грозовые тучи. Скоро они закрывают солнце. Душно. Ребята берут деревянные ведра, достают грязное белье и нехотя бредут на палубу. Они все еще не могут говорить ни о чем другом - только об Эрвине и Медузе.
      - Мы должны продолжать! - говорит Куделек. - Я вам говорю: это уже подействовало.
      На берегу возле самого домика лодочника стоит белый автомобиль.
      Эрвина выносят из лазарета. На фоне белой простыни лицо его кажется особенно бледным. Когда носилки проплывают мимо товарищей, Эрвин пытается улыбнуться.
      - Держи хвост морковкой! - кричит ему вслед Гейнц.
      Ребята как-то неестественно кивают, кое-кто повторяет слова Гейнца... Вот Эрвина уже и нет на корабле.
      Капитан в белом кителе, странно вытянувшись, шествует за носилками. От откинулся немного назад, как будто ему сейчас особенно тяжело нести свое толстое брюхо. На бот-деке, расставив ноги, стоит Медуза. Руки он опустил глубоко в карманы. Заметив его, ребята ниже наклоняются над своими ведрами. Немного спустя хлопает дверь - Медуза исчез в своей каюте.
      8
      Боцман Глотка выстроил ребят на палубе и объявил им, что они с 17 часов должны быть готовы для того, чтобы явиться на допрос. После этого ребята умылись, переоделись, словно на праздник. Наконец-то Медузу постигнет заслуженная кара и все издевательства кончатся. Они говорят о том, что расскажут капитану, и ведут себя так, как будто все мечты их уже сбылись.
      Капитан возвращается с берега не один - с ним двое чужих. На одном темный плащ, он держит под мышкой портфель. Другой, очевидно, из гитлерюгенд. Все вместе они исчезают в капитанской каюте.
      На палубе так темно, будто уже наступил вечер. Молнии рассекают небо, вдали погромыхивает гром: над городом нависла гроза.
      Наконец боцман Глотка зовет первого юнгу к капитану.
      Остальные ждут в спальне. Тускло светит лампа, изредка ктонибудь шепчется. Проходит немного времени, и парень возвращается с допроса. В мгновение ока его окружили, но он не поднимает головы и явно хочет поскорее отделаться от ребят.
      - Ну, как?
      Парень молчит, не смотрит никому в глаза.
      Вот вернулся еще один, а потом и третий.
      - Да скажите вы хоть слово кто-нибудь!
      Один из юнг останавливается и говорит:
      - Эх, зря мы это все!.. Они с нами со всеми поодиночке расправляются. Старик говорит: "Неподчинение приказу!", а там еще двое. Один, из Трудового фронта, только и делает, что записывает за ним. Да и из гитлерюгенд тоже. Кто не желает дальше учиться здесь, того откомандировывают, но не как матроса, а как мальчишку на побегушках: каюты чистить, чай подавать - обслуживающий персонал.
      Один за другим ребята возвращаются от капитана и почти все со словами:
      - Эх, зря мы это все...
      Кое-кто уже начинает проклинать застрельщиков.
      - Из-за вас все! - говорит кто-то Руди. - Ты виноват во всем, задавала!
      Руди глотает слезы.
      - Да вы сами ведь тоже...
      - Это вы нас подбили! Вы нас науськивали!
      На трапе показывается Латте. Не взглянув на Руди, ой проходит мимо. Руди долго смотрит ему вслед. Куделек, стоящий рядом, спрашивает:
      - Что же это такое?
      Над потемневшим городом гудит эетер. Он свищет в осях. Из темноты вырываются ослепительно белые молнии и заставляют зажмуривать глаза. Молча стоят рядом Руди и Куделек. Снова слышатся шаги. Из каюты капитана выходит Зепп.
      - Ну, как?
      Зепп останавливается. Дико оглядывает своих товарищей и сплевывает.
      - Все кончено! Все! Чтоб вы знали! - Зепп вытирает себе глаза.
      - И ты? - спрашивает Руди, и в голосе его звучит глубокое разочарование.
      - Слышишь? Я хочу быть моряком, настоящим моряком, а не подметалой, который убирает за другими. Я не хочу никому прислуживать. - Зепп резко поворачивается, собираясь спуститься в спальню. - А на тебя я плевал, понял? - И он быстро сбегает по ступенькам.
      Но Руди заметил, что глаза Зеппа полны слез. Тут он слышит, как выкрикивают его имя.
      У трапа, ведущего к капитанской каюте, Руди наталкивается в темноте на какого-то человека с морским мешком за плечами.
      - Извините, пожалуйста!
      - Ничего, ничего! - произносит незнакомец.
      Руди узнает боцмана Иогансена. Чуть согнувшись под тяжестью мешка, боцман покидает судно.
      - Руди Роттер! - кричит Глотка. - Живо!
      Руди быстро взбегает по трапу. Небо раскалывает ослепительно яркая молния. Кажется, она вот-вот рассечет пополам грот-мачту. Руди слышит, как по палубе начинает барабанить дождь. Он снимает бескозырку и входит в каюту капитана.
      - Стало быть, ты и есть зачинщик? - громко спрашивает капитан, развалясь в креслах. Он перелистывает тоненькую тетрадку и даже не смотрит на Руди. В каюте полутемно - горит только настольная лампа.
      Слева от капитана сидит бледный темноволосый человек. Перед ним блокнот, и Руди замечает, как он, оторвав полуисписанный листок, передает его капитану. На новом листке он печатными буквами медленно выводит фамилию Руди, а затем ставит за ней жирный красный крест. Напротив сидит баннфюрер * из гитлерюгенд. Он откинулся на спинку стула. От левого погончика к нагрудному карману спускается толстый витой шнур. "Как у Эде", - вспоминает Руди и сразу исполняется доверия к этому человекуУ баннфюрера светлые волосы и узкое лицо. Капитан захлопывает узенькую тетрадку и передает ему. На обложке тетрадки написано: "Руди Роттер".
      Играя карандашом, капитан поглядывает на Руди и говорит: "А ну-ка, подойди поближе!"
      Руди подходит к столу. Руки у него вытянуты по швам, и ему все время хочется глотнуть, будто у него в горле чтото застряло. Неуверенным взглядом он осматривает всех
      * Баннфюрер - руководитель районной организации гитлерюгенд.
      присутствующих. На столе толстая книга, на переплете написано: "Адольф Гитлер, "Моя борьба".
      - Так, стало быть, ты и есть зачинщик? - повторяет капитан.
      И трое взрослых смотрят на юнгу.
      Руди не знает, как ему отвечать. "Что это им надо?" думает он.
      Тихо в каюте. Руди слышит, как тикают часы на руке у бледного человека. По стеклу иллюминатора стекают капли дождя.
      - А мы все сказали, что никто больше не будет заниматься у боцмана Хеннигса, потому что он сегодня... - выпаливает он вдруг.
      - Кто это первый сказал? - прерывает его бледный человек, а капитан снова принимается играть карандашом.
      - Да... - Руди никак не может понять, что этому человеку от него надо. Он пытается вспомнить.
      "Да кто ж в самом деле-то сказал?.. Латте, что ли?" Внезапно слезы застилают ему глаза.
      - Мы все были на палубе. Вот и разговорились об этом... Эрвин себе руку сломал, - говорит он громко и возбужденно, а боцман Хеннигс его терпеть не мог. А разве он имеет право?
      Кто-то кашляет. Руди поворачивается. В углу, оказывается, сидит еще один человек - Медуза.
      - А ты говорил, чтобы вы все вместе выступили? - спрашивает капитан.
      Руди молчит. Настольная лампа начинает мигать, вотвот она погаснет совсем. Снаружи доносятся раскаты грома. Кажется, что дрожит весь корабль.
      - Не знаю я, - произносит Руди запинаясь.
      - Так, так! Не знаешь, стало быть? - Капитан кивает. Лоб его покрыт капельками пота. - Сначала ты вон какие речи произносил, а теперь струсил? Эх ты, дрянь! - вдруг начинает кричать он.
      Руди весь дрожит. Он смотрит на баннфюрера, как бы ожидая от него помощи, но тот что-то пишет в своем блокноте.
      - А я и не трушу вовсе. Разве боцман имеет право... слова застревают у Руди в горле.
      - Итак, ты признаешься, что подговаривал ребят?
      Руди быстро оборачивается. Это баннфюрер сказал.
      У Руди по щекам бегут слезы. Он не пытается больше сдерживаться. "Баннфюрер же не знает, как было все на самом деле. Баннфюрер должен мне помочь! - думает он. - Почему это мне не дают говорить?" - Руди смотрит на портрет фюрера на стене, точно ища у него защиты. Но лицо фюрера сурово и холодно, как лицо жандарма под шлемом.
      - Да, я говорил! - выкрикивает Руди вдруг упрямо. - Но остальные тоже говорили.
      - Кто еще говорил? - Капитан резко встает из-за стола и наклоняется к нему. - Смотри мне прямо в глаза! Вот так! И если ты мне назовешь все имена... только все, понимаешь? Если ты раскаешься, то получишь право...
      Руди уже ничего не соображает. Как сквозь туман, он слышит скрипучий голос и думает: "Вот почему Латте отворачивался и остальные тоже. Но не могли же они..."
      - Ну что? - слышит он снова голос капитана.
      Руди выпрямляется и говорит:
      - Я не знаю, кто еще говорил, но я знаю, что все хотели быть вместе. И потом, ведь это неправильно, когда так издеваются...
      - Итак, господа, мне кажется - дело ясное, - говорит капитан. - Если в других случаях у меня складывалось впечатление, что юнги кричали, потому что кричали все остальные, то в данном случае мы имеем дело...
      Баннфюрер поднимает руку.
      - Одну минуту, господин Вельксанде! - Капитан умолкает, сделав недовольное лицо. Руди смотрит на баннфюрера, вытирая слезы носовым платком; - Прежде всего, возьми себя в руки! Ты не маленькая девочка и не ребенок. В море тебя ждут дела посерьезнее. Так вот, послушай!
      Руди стискивает зубы. Эти немногие слова вернули ему снова доверие к баннфюреру.
      - Юнга, с которым сегодня произошел несчастный случай, не подчинился приказу...
      Руди резко поднимает голову и кричит:
      - Это неправда!
      - Ты забыл, что такое дисциплина? - ярится капитан. Тебе приказано отвечать только на вопросы!
      Баннфюрер спокойно продолжает свою речь:
      - Со стороны юнги это было неповиновение, и он поплатился за это. Но поплатился один. А в море бывает по-иному. Там все члены команды могут поплатиться за одного. Из-за неповиновения одного-единственного может погибнуть целый корабль. Ты понимаешь? Повиноваться надо беспрекословно!
      - Да, - говорит Руди.
      - Ну, так вот. Если ты это понимаешь, то не может быть и речи о том, чтобы вы отказывались заниматься у боцмана, даже если произошел, к сожалению, этот несчастный случай.
      Руди уже не плачет. Глаза его блестят. Он не боится больше и выкрикивает:
      - Нет, нет, нет! Все было совсем по-другому! Если боцман Хеннигс так здесь все рассказал, то он врет!
      - Ну, знаете ли!
      Рядом с Руди внезапно вырастает боцман Медуза.
      Он грозит юнге кулаком.
      - Оставьте, боцман! - говорит ему капитан. - Мы уже знаем, с кем имеем дело.
      - Господин капитан! Я давно уже обратил внимание на этого мальчишку. Я вам подам письменный рапорт на него. Я его застал за курением в уборной!
      Снова капитан обращается к Руди:
      - Ну как? Что ты на это скажешь? Отвечай! Курил?
      Руди снова слышит, как тикают часы.
      - Мне кажется, этого вполне достаточно, - говорит бледный человек за столом. - Мы теперь в курсе дела относительно поведения этого юнги. И он настолько упрям, что даже теперь не признает своих ошибок, и я считаю, что он не может быть матросом на немецком судне. Но нам необходим и обслуживающий персонал. Отправьте его на пароход ночные горшки подавать, и он живо отучится перечить.
      Руди смотрит то на одного, то на другого. Неужели он никогда не будет моряком?
      - Да я ведь только...
      - Вон отсюда! - кричит капитан.
      Словно оглушенный, Руди поворачивается.
      - По уставу! - кричит ему вдогонку капитан.
      Руди вытягивается - руки по швам, как его учили.
      Баннфюрер строго смотрит на него.
      - Завтра, прежде чем сойти с корабля, ты сдашь членский билет гитлерюгенд, - говорит он. - Если с судна, на которое ты попадешь, получишь хорошие отзывы, мы подумаем о том, можно ли принять тебя снова в гитлерюгенд.
      - Какой в этом смысл? - ворчит капитан.
      Руди откидывает в сторону занавеску и нажимает на ручку двери.
      Глотка обгоняет его, подходит к трапу и свистит: