— Я не предам тебя, кил-сарнц, — с достоинством произнес Рейвен. — Даю слово.
На Клета это не подействовало. Он сверлил Рейвена своими красными глазками.
— Сейчас твоя жизнь, Рывн, стоит меньше битого горшка. Да, я все знаю насчет Даг-рук и Рылта. Как видишь, у меня хватает глаз и ушей.
— Это правда, кил-сарнц, — подтвердил Рейвен, не видя причин отпираться.
— Тогда я заключу с тобой сделку, какую Дагнарус заключил когда-то со мной. Я дам тебе то, о чем ты просишь. Я сделаю тебя низамом племени полутаанов. Ты будешь находиться под моей защитой. Ни один таан не посмеет и пальцем тебя тронуть, иначе на него обрушится мой гнев. А в обмен… в обмен ты отдашь мне свою жизнь, когда мне это понадобится.
Рейвен обдумал услышанное. Дур-зор шепотом стала возражать, но он прикрыл ей рот.
— Я согласен, кил-сарнц.
— Значит, решено, — сказал Клет. — Перед тем как двинуться в путь, я буду говорить перед нашим народом и объявлю об этом. Когда мы остановимся на ночлег, ты разобьешь свой лагерь и туда соберутся все полутааны.
Клет жестом показал, что больше говорить им не о чем. Рейвен снова отсалютовал и покинул шатер. Выйдя наружу, он стал жадно глотать воздух, чтобы поскорее вытеснить из легких зловоние Пустоты. Рейвен торжествующе глядел на Дур-зор, ожидая увидеть радость и счастье в ее глазах. Но глаза его подруги были печальными и задумчивыми.
— Чем теперь ты недовольна? — раздраженно спросил он. — Ты получила то, о чем всегда мечтала, — свободу для себя и остальных полутаанов.
— Я знаю, — ответила Дур-зор, силясь улыбнуться распухшими губами. — Я очень горжусь тобой, Рейвен. — Она вздохнула. — Не все так просто. И среди полутаанов не всем нужна свобода. Кто-то вполне доволен участью раба.
— Не верю, — отрезал он. — Ты же не захотела быть рабыней.
Дур-зор не могла объяснить ему своих тревог, а потому умолкла. Затем, подойдя к нему почти вплотную, она тихо сказала:
— Из-за нас тебе пришлось продать свою жизнь Клету.
— Ну ты и скажешь! — воскликнул Рейвен. — По-моему, я получил больше, чем он. Он сам сказал, что моя жизнь ценится не выше черепков разбитого горшка. Мне было нечего терять. А в будущем я намерен стать настолько необходимым Клету, что он и не вспомнит про долг. Кто знает, может, я погибну в бою раньше, чем ему понадобится моя жизнь.
— Я очень на это надеюсь, — искренне выдохнула Дур-зор.
Рейвен сделал вид, что рассердился.
— Никак не ожидал услышать от своей подруги такие слова.
— Ты меня не так понял! — в отчаянии воскликнула Дур-зор. — Я хотела сказать…
— Знаю, — со смехом перебил Рейвен и крепко обнял ее.
Ему вдруг стало легко и весело.
— Я просто пошутил. Прежде всего я научу полутаанов смеяться.
— Первое, чему ты должен их научить, Рейвен, — это жить, — без тени улыбки возразила Дур-зор. — Пока что они умеют только умирать.
ГЛАВА 6
И для обоих дворфов, и для дракона полет в Сомель был чем-то похож на сон. Завернувшись в теплые одеяния из овечьих шкур, которыми их снабдили заботливые омара, дворфы сидели на широкой спине Ранессы и все равно мерзли. Им пришлось крепко прижаться друг к другу. Не менее крепко они держались за кожаные поводья. Колост снял поводья со своей лошади и прикрепил к усеянной шипами шее дракона.
В воздухе никому из троих разговаривать не хотелось. И потому единственным звуком, который они слышали, был звук беспрерывно машущих крыльев дракона: поскрипывание сухожилий и неторопливый свист крыльев. Когда Ранесса попадала в воздушные потоки и парила в них, звук становился еще тише. Далеко внизу проплывали высоченные деревья. Вслед за драконом по земле неотступно скользила большая тень. Иногда глаза слепили солнечные блики, играющие на поверхности какого-нибудь озерца.
Каждый из дворфов был погружен в свои раздумья. Колост размышлял о будущих завоеваниях. Он глядел на проплывавшие внизу земли Виннингэльской империи и видел их густо заселенными дворфами. Как и эти земли, его честолюбивые замыслы простирались до самого горизонта. Широта пространств нисколько его не пугала. Мысленно Колост уже вел в бой свои победоносные войска.
Мысли Вольфрама были не столь приятны. Он почти не замечал ни земли, ни неба. Его взгляд был обращен внутрь. Почему он не стал Владыкой? Вольфрам вновь повторял себе знакомые доводы. И упрямо твердил, что никто не принудит его стать Владыкой. Даже Колост, который часто поговаривал об этом. Так случилось и сегодняшним вечером.
Когда они опустились, Ранесса удалилась искать себе пищу и место для ночлега. Она призналась Вольфраму, что с трудом выносит их общество днем, а потому вечером и ночью должна побыть одна. Обычно Ранесса отыскивала себе какую-нибудь пещеру или просто большую яму и располагалась там на отдых.
У Колоста был особый дар незаметно вторгаться в самые сокровенные мысли других. В этом ему помогало редкое для дворфа качество: он умел слушать. Его интересовало все, что он слышал. На то у Колоста была своя причина. Он не только узнавал что-то новое; обычно собеседники попадались в ловушку искренней заинтересованности и рассказывали о себе гораздо больше, чем нужно. Подобно хищной птице, Колост, заприметив добычу, начинал неспешно кружить и потом вдруг камнем падал вниз.
— Расскажи мне о Даннере, — попросил вдруг Колост Вольфрама. — Я знаю о Детях Даннера. Так называли детей Пеших, которые добровольно взялись охранять Камень Владычества. Но откуда взялся сам Даннер и кто он вообще такой?
Вольфраму не хотелось говорить ни о Даннере, ни о чем-то другом, что было прямо или косвенно связано с Камнем Владычества. Однако он надеялся узнать от Колоста о дальнейших замыслах Предводителя предводителей. И Вольфрам согласился обменять одни сведения на другие. Ответить ударом на удар, как принято говорить у солдат.
— Даннер был первым дворфом, ставшим Владыкой, — начал он. — Он, как и мы, происходил из Пеших. Он жил в Старом Виннингэле и почти все время проводил в Королевской библиотеке.
Здесь Вольфраму пришлось отвлечься и объяснить Колосту смысл и назначение библиотеки. Подобно оркам, дворфы не больно-то жаловали чтение. И все же Колост не до конца понял, что такое библиотека.
— Зачем Даннер просиживал там днями? — спросил Предводитель предводителей.
— Он читал книги, — ответил Вольфрам.
Колост задумался.
— Ты говоришь, он был из Пеших. Так что, он вдобавок был из сумасшедших Пеших?
— Ни в коем случае, — встал на защиту своего героя Вольфрам. — Даннер не был сумасшедшим. Его, как и тебя, интересовал мир и разумные расы, живущие в этом мире. Читая книги, Даннер многое узнал о том, какие существуют люди, эльфы и орки. Потом это ему очень пригодилось.
Сказанное заметно ошеломило Колоста.
— Говоришь, книги… И что они ему рассказывали?
Вольфрам оторвался от кроличьей косточки и плавным жестом обвел пространство вокруг себя.
— О самых разнообразных вещах. В Королевской библиотеке были книги о способах ведения войны. Тебя бы они наверняка заинтересовали. Были книги о различных растениях: от ядовитых до целебных. И очень много книг по истории; такие книги называются летописями. Поскольку Даннер прочитал множество книг, он стал самым образованным из всех дворфов. Неудивительно, что нашу часть Камня Владычества вручили именно ему. Даннер привез Камень в Сомель. Но к сожалению…
Колост прервал его.
— Эти книги… Ты что, тоже умеешь их читать?
— Умею, — ответил Вольфрам. — Все Дети Даннера учились читать. Самых первых учил он сам. Потом они учили других. И так — из поколения в поколение.
— Давай дальше. Что случилось с Даннером? Почему он захотел стать Владыкой?
— Этого никто толком не знает, — осторожно ответил Вольфрам. — Ходят легенды, будто Даннер надеялся, что Трансфигурация вылечит его покалеченную ногу и он вновь сможет ездить в седле.
— Транс-фи-гу-ра-ция, — медленно повторил Колост. — Ты говоришь про празднество, когда Волк дает Владыке магические доспехи? Расскажи мне о нем.
— Не могу, — серьезным тоном возразил Вольфрам. — Мы поклялись хранить в тайне все, что с ним связано.
Здесь он немного слукавил, но ему не хотелось бередить в душе давние раны.
— И что было с Даннером потом? — спросил Колост.
— Он стал Владыкой. Его нога магическим образом вылечилась, однако Даннер так и остался Пешим. Почему — неизвестно. Говорят, он пережил серьезное потрясение. В свое время он подружился с Дагнарусом, когда тот был еще мальчишкой. Даннер не знал, что принца тянет ко злу и что потом он вырастет и станет Владыкой Пустоты. Но когда это произошло, Даннер взял с собой нашу часть Камня Владычества и вернулся в Сомель. Он искренне надеялся, что Камень поможет дворфам стать сильнее, однако…
Вольфрам умолк и горестно пожал плечами.
— Поскольку он получил Камень из рук человеческого короля, наш народ не поверил в силу Камня.
Колост нахмурился, покачал головой и что-то сказал насчет непрошибаемой глупости дворфов.
— В Сомеле Даннер устроил для Камня святилище, — продолжал Вольфрам. — Только почти никто из дворфов там не бывал. Однажды Даннер заметил, что с Камнем Владычества играют какие-то дети. Они не играли, так ему просто показалось вначале. Он рассердился и заявил им, что Камень — не игрушка. Тогда дети объяснили ему, что они и не думали играть с Камнем. Они называли себя хранителями Камня. Это понравилось Даннеру. Вскоре он покинул Сомель и больше туда не возвращался. Когда первые Дети Даннера выросли, те из них, кто стали Владыками, разыскивали его повсюду. А как ты думаешь, ты бы смог стать Владыкой? — хитро спросил Вольфрам.
— Я? Нет, — ответил оторопевший Колост. — Я не хочу обижать ни тебя, ни кого-либо, но чтобы управлять дворфами, я должен завоевать их полное доверие. Стань я Владыкой, я бы этого не сумел. Как ты только что говорил, дворфы подозрительно относятся к любому дару, принятому из рук человеческого короля.
— Но Камень не был даром людей, — возразил Вольфрам. — Камень Владычества — это дар богов, вернее — Волка.
— Кроме нас с тобой, об этом мало кто знает, — отозвался Колост, и его глаза вспыхнули в свете костра. — Волк сказал мне, что я должен найти Камень и вернуть его. Хотя я и не собираюсь становиться Владыкой, я хочу, чтобы наши Владыки находились рядом со мной. Я нуждаюсь в их силе и мудрости.
— Но Владыки — не воины, — разочаровал Предводителя предводителей Вольфрам. — Они поклялись хранить мир.
— А разве я возражаю? — удивился Колост. — После войны всегда наступает мир. Наши Владыки помогут мне сохранить завоеванное.
Вольфрам молча чесал в бороде, поражаясь мудрости и простодушию этого удивительного дворфа. Большинство дворфов, как утверждает пословица, видят не дальше заката. Но Колост смотрел на много тысяч закатов вперед. Он видел рассвет своего народа.
Вольфрам почувствовал, что обязан исправить кое-какие огрехи в мышлении Колоста.
— Ты сказал: «Наши Владыки». Только прошу тебя, не причисляй к ним меня.
— А почему бы нет, Вольфрам? — недоуменно спросил Колост. — Может, ты все-таки расскажешь, почему ты отказался и сбежал?
— Я не хочу говорить об этом, — пробормотал Вольфрам.
— Но ты уже говорил об этом. Во сне. Я сам слышал. Вроде бы это было связано с какой-то Гильдой.
— Прекрати! — заорал Вольфрам и сердито посмотрел на Колоста.
— Но кто она? Твоя жена?
Вольфрам покачал головой. Его трясло от боли, душевной и телесной.
— Тогда кто? — тихо спросил Колост.
— Моя сестра. Мы с Гильдой родились близнецами.
Колост молчал. Произнеси он хоть слово, Вольфрам закрылся бы наглухо. Но молчание Колоста вынуждало Вольфрама самому заполнить тягостную тишину. Иначе он услышит ее голос. Он потратил немало сил, чтобы даже внутренним слухом не слышать звук ее голоса. В его жизнь вошло множество других голосов. Вольфрам думал, что справился со своей болью. И теперь, в вечерней тишине пустынного места, ее голос тихо зазвучал снова. Она хотела, чтобы он рассказал Колосту о ней. О них обоих.
— Мы с нею были из Детей Даннера. Но так нас называли другие, — невесело усмехнулся Вольфрам. — Правильнее было бы назвать нас детьми нищеты и отчаяния. Сам знаешь, каково приходится детям Пеших. Пустая, никчемная жизнь, которую они по наследству передают своим детям. У тебя хватило сил отказаться от этого наследства и уйти.
— Но и ты тоже от него отказался, Вольфрам, — заметил Колост.
— Я так считал, — признался Вольфрам. — Когда я впервые увидел Камень Владычества, он показался мне яркой звездой, сияющей во тьме морозной ночи. Я подумал, что нашел свое призвание. Я рассказал Гильде о Камне и повел ее в святилище, чтобы и она увидела. Мы поклялись Камню, что будем его хранителями. Вместе с другими Детьми Даннера мы служили ему и охраняли его. Взрослые считали это пустой забавой, но для нас Камень был надеждой на лучшую жизнь. Мы хотели стать такими, как Даннер. Мы хотели стать Владыками и отправиться в волшебные места, о которых слышали от чужестранных торговцев, приезжавших в Сомель. Это желание сбылось, — едва слышно произнес Вольфрам. — Я побывал везде.
Некоторое время он молчал, вздыхая и вспоминая прошлое.
— Не только мы с Гильдой, все Дети Даннера мечтали стать Владыками, но стали очень немногие. Других постепенно захватили житейские заботы взрослого мира: семья, заработок. Но мы с Гильдой не забыли своего призвания. Вскоре нам явился в огненном видении Даннер и велел искать его могилу. Поиски были долгими и нелегкими. Не раз мы возвращались ни с чем. Однако мы все же сумели найти его могилу, потому что искали вместе. Порознь мы никогда бы ее не нашли. Я знал: мы оба станем Владыками…
Вольфрам опять умолк и проглотил слюну, чтобы увлажнить пересохшее горло. Воспоминания теснились вокруг него, а слова рвались слететь с языка. Гильда оказалась права: рассказ о тех событиях принес ему облегчение. Колост был первым, кому он решился рассказать об этом.
— Мы все время думали о предстоящих испытаниях: не окажутся ли они чересчур тяжелыми. От людей мы слышали, что их Владыки подвергаются суровым испытаниям. Но отыскание могилы Даннера как раз и было нашим испытанием. Он сам сказал нам об этом. Вернее, его дух. Даннер говорил со мной и с Гильдой по отдельности и спрашивал, готовы ли мы подвергнуться Трансфигурации. Мы переживали счастливейшие минуты своей жизни. Мы оба: Гильда и я.
Вольфрам принялся растирать нестерпимо болевший лоб.
— Но я не являюсь Владыкой, — в который уже раз сказал он.
— Ты же прошел испытание, — осторожно напомнил ему Колост.
— Волк не простит мне. Я отверг богов. Я кричал на них, обвинял их во всем. Я высказал им, кто они такие, — со вспыхнувшей яростью добавил Вольфрам. — После того, что они сделали…
Он резко замолчал.
— А что они сделали? — тихо спросил Колост.
Вольфрам ответил не сразу. Когда он вновь заговорил, в его голосе ощущалась ярость, которая за многие годы так и не утихла.
— Как Гильда мечтала стать Владычицей! Как усердно она готовилась к этому! Она была вдвое старательнее меня. И намного достойнее этого, чем я. Если бы не она, я бы наверняка все бросил. И за это они ее погубили. Она сгорела в пламени. Я и сейчас вижу ее… я до сих пор слышу ее крики…
Дальше Вольфрам был просто не в силах говорить. Он крепко закусил губы, чтобы поднявшаяся из глотки желчь не прорвалась наружу. Немного овладев собой, он резко вскинул голову.
— Я отдал ей свой медальон. Он принадлежал ей по праву. Медальон я положил вместе с ее пеплом в погребальную корзину и зарыл среди высокой травы, неподалеку от могилы Даннера. После этого я покинул родные земли и ни разу туда не возвращался.
Колост окружил костер земляным защитным валом. Если дворфы ночевали в пути и среди них не было мага Огня, кто-то из путников должен был сам выполнить этот священный ритуал. Завершив его, Колост завернулся в попону и быстро уснул.
Во сне Вольфрам слышал голос Гильды. Она будила его, как когда-то в детстве. Он проснулся на рассвете. Кроме спящего Колоста, рядом не было никого.
***
О приближении к родным краям дворфам подсказала река, над которой они летели. Река называлась Арвен. Люди заимствовали у дворфов это название, и именно так она значилась на их картах. Ранесса облетела Новый Виннингэль, давая Колосту редчайшую возможность увидеть с высоты все оборонительные сооружения города. Разумеется, драконы не каждый день летали над Новым Виннингэлем. Люди повыскакивали из домов и лавок и, задрав головы, глазели на диковинное зрелище. Караульные на башнях тоже вытягивали шеи. Хотя Ранесса и утверждала, что кружит над городом по просьбе Колоста, Вольфраму сдавалось, что драконихе просто нравилось, что на ней сосредоточилось внимание стольких людей. В своей человеческой жизни она была почти полностью лишена внимания.
Драконы были редкостью не только для Нового Виннингэля, но и для всего Лерема. Большинство жителей человеческой столицы впервые собственными глазами видели дракона. Зрелище настолько заворожило их, что некоторые влезли на парапеты сторожевых башен и оттуда махали руками и платками. Вольфрам с удовольствием махал им в ответ, хотя вряд ли люди могли заметить драконьих седоков.
— Большой город, — с расстановкой проговорил Колост. — И стены крепкие.
Подумав, что увиденное несколько обескуражило Предводителя предводителей, Вольфрам обернулся к нему.
— Главное — суметь выманить этих человечков наружу, — сказал Колост и подмигнул.
Вольфраму оставалось лишь изумленно таращить глаза и качать головой.
За Арвеном Ранесса повернула на юг. Она пока еще не отваживалась лететь через высокие зубчатые горы Хребта Дворфа, а потому направилась в сторону Сагванского моря, намереваясь подлететь к Сомелю с юга.
Сомель был построен на склоне горы, спускавшейся к Сомельскому озеру. Находясь вблизи Сагванского моря, этот город быстро сделался средоточием торговли страны дворфов. Из всех их городов он один имел гавань. Сомель был единственным городом дворфов, куда пускали чужестранцев (и то не слишком охотно).
Постоянно жить в Сомеле чужестранцам вообще не разрешалось. Правда, купцам позволяли временно селиться на окраине, но обычно они старались поскорее закончить дела и уехать домой. Только здесь дворфы могли увидеть, как выглядят люди, эльфы и орки. Однако выходить за пределы отведенной для них части города чужестранцы не имели права.
Поскольку жителям Сомеля приходилось вести дела с другими народами, они поневоле учились понимать чужой склад ума, нравы и обычаи. В здешних Пеших было меньше свойственной дворфам замкнутости и подозрительности ко всему, что выходило за пределы их мира. Даннер искренне надеялся, что жители Сомеля окажутся более восприимчивыми к новым веяниям, потому он и привез Камень Владычества сюда. Но действительность опрокинула его надежды. Как и при его жизни, так и двести лет спустя Камень не интересовал никого, кроме кучки оборванных детей.
— Может быть, теперь, когда Камень исчез, дворфы и впрямь спохватятся, — сказал Вольфрам, делясь своими раздумьями с Колостом.
Ранесса благополучно опустилась у подножия горы. Навыки драконихи, как и поведение, за время путешествия стали намного лучше. Монахиня Огонь оказалась права. Вдали от Драконьей Горы, наедине со своими мыслями Ранесса куда увереннее чувствовала себя в драконьем обличье.
Однако Вольфраму не верилось, что прежняя Ранесса исчезла навсегда. Его свербила мысль, что прилежное поведение дается ей ценой изрядного напряжения и что рано или поздно она просто не выдержит. Предчувствия его не обманули. Едва они приземлились близ Сомеля, как Ранесса тут же превратилась в лохматую и неопрятную тревинисскую женщину и объявила, что пойдет вместе с ними в город.
— Нет, — без обиняков заявил ей Вольфрам.
— Это еще почему? — с нарастающим раздражением спросила Ранесса.
— Потому что туда, куда мы пойдем, людей не пускают, — объяснил Вольфрам. — Если ты попытаешься пробраться в эти части города, тебя схватят и в лучшем случае выпроводят вон. А могут взять и под стражу.
Ранесса закусила губу и подозрительно покосилась на дворфа.
— По-моему, ты врешь. Пойду-ка я спрошу у Колоста.
Она направилась к Предводителю предводителей, который распаковывал свои пожитки. Обратно она шла медленно, обдумывая новую уловку. Теперь она решила пустить в ход лесть и женские чары, чего толком никогда не умела.
Отбросив грязной пятерней немытые и нечесаные волосы, Ранесса обворожительно улыбнулась Вольфраму.
— Ты скажешь дворфам, чтобы меня пропустили. У тебя есть власть. Ты — здешний Владыка. Так мне сказал Колост. Они тебя обязательно послушают.
— Девонька ты моя, — как можно ласковее сказал Вольфрам. — Я покинул Сомель двадцать лет назад и с тех пор ни разу здесь не был. Меня и раньше почти никто не знал. И потом, закон есть закон, и даже Волк не в силах его нарушить. Представь, если бы я незваным гостем заявился в деревню к тревинисам. Как бы отнеслись ко мне твои соплеменники?
Чары не помогли, и Вольфрам поймал на себе обжигающий взгляд прежней, хорошо знакомой ему Ранессы.
— Это что же, мне торчать здесь одной? Заняться нечем, словом перекинуться не с кем, а ты будешь там развлекаться в свое удовольствие?
— Я иду в город не ради развлечений и удовольствий, — раздраженно ответил ей Вольфрам. — И потом, Огонь говорила мне, что драконы любят одиночество. Тебе бы радоваться, что остаешься одна.
— А я и радуюсь, — высокомерно бросила ему Ранесса. — Одной мне куда приятнее, чем с вами. Я лишь подумала: вдруг тебе понадобится помощь. Ты же обязательно насобираешь бед на свою голову.
Последнюю фразу Вольфрам пропустил мимо ушей.
— Есть лишь одна возможность.
Ранесса недоверчиво взглянула на него.
— Какая?
— Ты изменишь обличье и станешь похожей на нашу женщину.
— Ни за что! — с негодованием выкрикнула Ранесса.
— Тогда больше не будем и говорить об этом, — пожал плечами Вольфрам.
Слишком поздно Ранесса поняла, что попалась в его западню.
— А знаешь, полечу-ка я домой. Оставайтесь здесь и подчиняйтесь своим дурацким законам.
— Большое тебе спасибо за помощь, девонька, — мягким и вполне искренним тоном произнес Вольфрам. — Мы с Колостом очень тебе признательны. Сколько бы мы еще добирались сюда, если бы не ты! Я очень хотел бы сводить тебя в Сомель, но даже через дурацкие законы невозможно перепрыгнуть. Я вполне понимаю твое желание вернуться на Драконью Гору. Но мне все же хочется, чтобы ты осталась. Если ты останешься, — добавил Вольфрам, которого вдруг осенило, — я принесу тебе подарок.
Ранессой еще владела врожденная недоверчивость.
— Обычно в таких случаях ты клянешься своим Волком, — напомнила она.
— Клянусь Волком.
— Тогда можешь идти, — великодушно разрешила Ранесса. — Так и быть: дождусь тебя и твоего подарка. Только не очень задерживайся.
— Поверь мне, я и сам не намерен застревать в Сомеле, — ответил Вольфрам.
***
Вольфрам и Колост вошли в город через Ворота Дворфов и сразу оказались в сердце Сомеля. Вторые ворота были предназначены для чужестранцев. Они так и назывались — Чужестранные, и вели в отведенную чужестранцам часть города. Как ни уверял Колост Ранессу, что Вольфрам является «важной персоной» среди дворфов, настоящей важной персоной был он сам. Зная о привычной сдержанности и холодности Пеших, Вольфрам немало удивился, видя, как Колоста встречают улыбками и похлопыванием по спине, что у дворфов считается знаком уважения. Некоторые даже пожимали ему руку.
Такой прием удивил Вольфрама. С дворфами из кланов Пешие держались едва ли не столь же настороженно, как и с чужестранцами. Колост шел, окруженный толпой Пеших, среди которых хватало увечных. Похоже, в городе Пеших Колост был одним из них. Он знал их язык и обычаи. Он понимал и разделял их боль.
— А когда он скачет по равнинам, там он — настоящий клановый дворф, — негромко рассуждал сам с собой Вольфрам. Это открытие немало поразило его. — Колост знает особенности клановой жизни и понимает заботы клановых дворфов. Он способен беспрепятственно жить в двух мирах и нигде не быть в тягость. Теперь я понимаю его природу. Наверное, такой дворф и в самом деле завоюет весь Лерем.
Пока Вольфрам предавался размышлениям, жители Сомеля разглядывали его самого. Он был для них диковинным существом, почему-то решившим бросить родные земли и жить среди чужестранцев. Среди чужаков, как некоторые презрительно именовали выходцев из других рас. Правда, Вольфрам все же значился в переписной книге, хотя запись о нем чиновник нашел далеко не сразу. Его имя было записано вместе с именами родителей, которые к этому времени уже умерли. Ниже стояло имя Гильды. Вольфрам узнал приписку, сделанную собственной рукой напротив ее имени: «умерла».
Умерла.
Он отвернулся, чтобы не видеть переписной книги.
Теперь, когда нашлось свидетельство о нем, для Вольфрама был открыт весь Сомель.
Он тщательно изгонял из памяти все, что было связано с этим городом, но стереть оттуда расположение городских улиц не мог. И через двадцать лет Вольфрам помнил, как и куда идти. За это время город разросся и изменился, но старая часть Сомеля, врезанная в склон горы, сохраняла прежний облик.
Изначально Сомель строили люди с помощью своей магии Земли. То был дар давным-давно умершей ниморейской королевы за какую-то помощь, оказанную ей дворфами. Теперь уже никто не помнил, чем дворфы помогли темнокожей правительнице. Старый город с его домиками и лавчонками напоминал пчелиные соты. Но число Пеших непрерывно росло, и Сомель уже не помещался в прежних границах. Нынешний город занимал дно ущелья, карабкался по его склонам, тянулся по берегам реки и Сомельского озера.
Вольфрам родился и вырос в старой части Сомеля. Когда он увидел лица жителей, ему показалось, что он никуда не уезжал. Он шагал по знакомым улицам, встречая знакомые лица. Точнее, знакомым было выражение этих лиц: напряженное, мрачное, неулыбчивое. Да и с чего Пешим радоваться? Радость стремительно неслась на конях по равнинам, и городские дворфы даже не подозревали о ее существовании. Но почему же дети Пеших не пытались, подобно Колосту, вырваться отсюда на равнины? Впрочем и это объяснимо: сильно развитое чувство долга и семейного единства. Многие, очень многие безропотно принимали свою участь.
Вольфрам, как и Колост, взбунтовался против своей участи. Только в отличие от Колоста он повернулся спиной к соплеменникам. Он сравнил себя с Колостом, и ему стало стыдно.
Он брел по мощеным улицам, камни которых были отполированы башмаками многих поколений дворфов. Он то и дело поворачивал голову, отыскивая знакомые приметы. Вольфрам распахнул плотно закрытые ворота памяти, позволив воспоминаниям захлестнуть его. Он боялся, что воспоминания принесут ему горечь и мучения. Нет. Воспоминания согревали его, наполняя душу легкой грустью.
— Ты что-то сказал? — спросил Вольфрам, внезапно очнувшись.
— Я спросил, не согласишься ли ты разделить со мной кров, — сказал Колост.
Вольфрам покачал головой.
— Нет, спасибо. Я знаю, где мне нужно провести ночь. Это единственное, что я могу для них сделать.
Колост понял.
— Так ты пойдешь прямо туда?
— Да, — ответил Вольфрам. — И так много времени пропало напрасно.
— Вижу, ты не забыл дорогу, — сказал Колост, когда они свернули в неприметный переулок.
— Такое едва ли забудешь.
ГЛАВА 7
Как уже говорилось, Камень Владычества хранился в шатре, стоящем в старой части города. Большинство жилищ и лавок этой части Сомеля были просто вырублены в горном склоне, сообразно с его рельефом. Поэтому все они располагались на разной высоте.
Даннер установил шатер на обширной площади, служившей когда-то местом отдыха ниморейских строителей. Дворфам (не важно, клановые они или Пешие) подобное времяпрепровождение было чуждо. Площадь отличало полное отсутствие жилых и торговых построек вблизи нее. С трех сторон ее окружал горный склон, четвертая выходила в сторону озера.
Даннер надеялся, что в дальнейшем его соплеменники построят для Камня Владычества настоящий храм, но этого не случилось. И теперь, спустя более двухсот лет, на площади стоял все тот же шатер, раскинутый первым Владыкой дворфов. Вольфраму он показался еще более обветшалым. На стенах добавилось грубых кожаных заплат. «Удивительно, как он вообще не рухнул», — подумал дворф.
Ничего не изменилось в этом уголке Сомеля, если не считать того, что на площади собралась целая толпа дворфов. Это по-настоящему удивило Вольфрама. Прежде сюда редко кто забредал. Интересно, что могло заставить жителей Сомеля прийти сюда?
— Они пришли отдать долг скорби Детям Даннера, — объяснил Колост, отвечая на мысленный вопрос Вольфрама.
— А до живых Детей Даннера никому не было дела, — с горечью заметил Вольфрам.
— Многие дворфы поняли это только сейчас.
Вольфрам подошел к задним рядам толпы и остановился.
Дворфы стояли молча, отдавая убитым детям дань уважения. Вольфраму стало не по себе; он впервые видел, чтобы ветхий шатер был окружен со всех сторон народом.
— Они просыпаются от прежнего безразличия, — сказал Колост.
Вольфрам недоверчиво хмыкнул. Подойдя к шатру, он прислушался. Внутри было тихо. Вольфрам не отваживался войти внутрь. Что-то его не пускало.
— Попроси их уйти, — обратился он к Колосту. — Мне трудно думать, когда они здесь.
Колост хотел было возразить, но не стал. Он подошел к собравшимся и что-то негромко им сказал. Бросив несколько любопытных взглядов в сторону Вольфрама, дворфы разошлись. Только одна женщина упрямо продолжала стоять возле шатра. Ее волосы разметались по плечам. У дворфов это было знаком траура. Женщина стояла молча. Безмолвствовали и ее глаза. Застыв на месте, она наблюдала за Вольфрамом и Колостом.
— Это мать одного из убитых Детей, — тихо пояснил Колост. — Она их нашла… Тогда.
