«Драконы Хаоса»

      В конце концов, он был глупцом. Благородным глупцом. А это самая опасная их разновидность.
      – Сражение с драконом - смертельная задача, даже если обладаешь даром зрения.
      – Тот, чья воля сильна, всегда найдет путь, - пожал плечами Бринон. - Я убедил торговца довезти меня сюда в фургоне. Затем развел этот костер. Рано или поздно зверь увидит дым и придет выяснить, что к чему.- Он сжал рукоять меча. - Я обучен сражаться в темноте, и то, что теперь тьма всегда окружает меня, не имеет значения. Я одержу победу несмотря ни на что.
      Я усмехнулся: он потерял глаза, но не высокомерие.
      – Ты можешь дальше ждать, пока дракон явится к тебе, - сказал я, - но что до меня, то я собираюсь подняться на Краснокаменную и первым найти чудовище.
      – И убить его?
      Почему бы не сказать ему правду?
      – Нет, договориться с ним о заключении союза.
      – Во имя Паладайна, зачем? - Высокомерие на Лице рыцаря сменилось изумлением.
      Я произнес лишь одно слово:
      – Могущество.
      – Нет, Кэл, - покачал головой Бринон. - Этот дракон - порождение Зла. Я не могу позволить тебе продаться ему. - Он попытался дотянуться до меня, но запнулся о камень. Я подхватил его прежде, чем он упал. Ухватив меня за плечо, чтобы удержать равновесие, слепец наткнулся на разогретую сталь. Его рот раскрылся в изумлении:
      – Так ты тоже рыцарь! Почему же ты сразу не сказал этого, брат? К какому Ордену ты принадлежишь?
      Я ничего не ответил. Руки Бринона прикасались к моей броне, замирали, затем снова ощупывали металл, отслеживая жесткие выпуклости. Я усмехался так же, как изображение мертвой головы на моем нагруднике. Да, я позволил ему узнать, кто я.
      Наконец он оттолкнулся.
      – Теперь я понимаю, Рыцарь Такхизис. У тебя свой путь, которому ты следуешь, а у меня - свой.
      В его словах не было злобы - скорее отвращение и жалость. И это задело меня куда сильнее.
      – Спасибо за воду, - сказал я.
      Бринон ничего не ответил.
      Я начал восхождение по отвесному склону, поднимался быстро и целеустремленно, используя в равной степени и руки, и ноги, чтобы цепляться за ненадежные камни. От полей подо мной вызывающими головокружение волнами поднимался раскаленный воздух, иссушавший легкие, но мне было все равно. Бринон был прав в одном: каждый из нас следовал своим путем. Только его путь вел к смерти, а мой (если я буду прав и достаточно удачлив) - к господству. Конечно же, мне удалось бы найти, в чем пригодиться дракону. По крайней мере, я мог наловить ему столько мяса, сколько не было во мне самом. А сам я с таким мощным союзником мог несказанно подняться в этом новом мире.
      Я продолжал восхождение.
      А затем все произошло так быстро, что мне оставалось только наблюдать. Я ухватился за выступ валуна, чтобы подтянуться, но тот оказался незакрепленным и закачался. Он сместился под моим весом, накренился, а потом внезапно высвободился и покатился вниз. Увернуться времени не было. Тяжеленный булыжник ударил меня в левую ногу и придавил ее к каменному выступу позади - стальной наголенник смялся, словно бумага. Я скорее услышал, чем почувствовал, влажный хлопок, когда сломалась кость.
      Сознание было необыкновенно ясным. «Ты глупец, Кэл! Ты позволил себе отвлечься на глупого рыцаря, и теперь тебе придется за это заплатить!»
      Что и произошло, когда меня пронзили первые сверкающие осколки боли.
      Я чуть не упал в обморок, но продолжал бороться за ясность сознания и даже сумел сохранить его, хотя и частично. Мне удалось вытащить меч, просунуть его под валун и упереть в скальный выступ. Затем я налег на рукоять. Камень заскрипел. Валун сместился, и я почувствовал, как сломанные концы кости перемалывают друг друга. Прервавшись на то время, что меня рвало, я снова налег на рукоять. Валун приподнялся вначале на палец, затем на два, а потом и на три. Я сжал зубы от боли и начал вытаскивать ногу. И в этот миг клинок с треском переломился.
      Я отлетел назад. Валун качнулся в сторону, перевернулся и покатился по склону. Мои пальцы скребли в поисках опоры, способной остановить падение, но находили только шаткие камни. Валун привел в движение кучу булыжников. Я посылал проклятия Богам Тьмы. Потом огромная часть горы начала оседать с громоподобным грохотом, увлекая за собой мое тело. Возможно, я даже кричал, но камень ударил меня по голове, и все почернело.
      Проснулся я под ночным небом, усыпанным незнакомыми звездами.
      Какой-то миг я не мог сориентироваться. Меня окутывала тень. Свет единственной луны, сиявшей там, где прежде было две, мерцал на стальном контуре розы. Я понимающе моргнул и позволил сильным рукам осторожно положить меня на землю.
      – Я знал, что Паладайн вернет тебя,- сказал Бринон.
      – И часто твой Бог ломает людям ноги, чтобы получить желаемое? - горько рассмеялся я над его словами. - На мой взгляд, это звучит так, словно он похож на обычного головореза.
      – А что твоя Темная Владычица? - Теперь гнев исказил его лицо. - Разве не использует она других?
      – Использовала, но всегда была честна в этом и никогда не прикрывала свои замыслы чем-нибудь еще. Но все это уже не имеет значения. Боги ушли.
      – Они вернутся, я знаю это.
      Я только хмыкнул, поскольку не был уверен, что мне бы в самом деле этого хотелось.
      Скорчив гримасу, я сел и попытался собраться с мыслями. Должно быть, он услышал падение валунов, должно быть, пошел на звуки моих стонов, должно быть, так или иначе, притащил меня назад в свой лагерь. Я ощупал себя. Он наложил шину на мою ногу и вложил в ножны рукоять сломанного меча. Почему он просто не убил меня? Это не имело значения.
      – Мне надо идти, - сказал я.
      С трудом мне удалось встать на ноги. С наложенной шиной боль была терпима. Потом я сделал шаг. А мгновение спустя снова оказался на земле, сжимая ногу, плюясь и богохульствуя.
      – Ты не можешь ходить, Кэл, - опустился он возле меня на колени.
      – Могу. - Это была ложь. Но меня это не волновало. В этот момент я ненавидел его.
      – Нет, это знак. - Его слепое лицо снова озарило выражение абсолютной веры. - Ты можешь видеть дорогу, Кэл. А я достаточно силен, чтобы помочь тебе преодолеть камни. Поодиночке мы ничего не можем сделать, но вместе сумеем взобраться на вершину.
      – И что мы будем делать, когда доберемся туда, Бринон? - Я лег неподвижно и воззрился на него. - Или ты забыл, сколь различаются наши намерения?
      – Возможно, это будет решено за нас, - покачал он головой. - Дракон может пожелать поддаться твоим уговорам о союзе. Или не пожелать, и тогда я убью его. Посмотрим, когда доберемся до места.
      Это было безумием. Я понимал это. От Соламнийского Рыцаря могли быть только неприятности. Он думал, что сможет переубедить меня по пути, заставить принять его сторону. Проклятое высокомерие праведника! Меня тошнило от него. Однако в спятившем мире безумство было единственным выходом.
      – Да, - наконец произнес я. - Там мы и посмотрим.
      Мы начали подъем на рассвете.
      Над горизонтом поднималось солнце, похожее на мрачный глаз, обозревающий землю. Тут же, словно из ниоткуда, выпрыгнул и помчался по долине горячий ветер. Его песчаное дыхание жалило наши руки и лица. Я поднял взгляд на Краснокаменную, но не смог различить вершины пика. Крутые багровые склоны простирались настолько, насколько мог видеть глаз.
      – Готов? - спросил я.
      Бринон поправил тряпку, обвязывавшую его глаза, а затем кивнул:
      – Да.
      – Тогда нам лучше пошевеливаться. Если сможем, мы должны подняться на вершину до заката. Собираемся ли мы разговаривать или сражаться - лучше будет встретиться с драконом при свете, чем в темноте.
      Я оттолкнулся руками от земли, подобрал под себя здоровую ногу и встал, застонав от боли.
      Бринон, должно быть, услышал меня. Он потянулся, нащупал мою руку и водрузил ее на свое широкое плечо.
      –Я помогу тебе, Кэл.
      Я заколебался: мне не нравилось зависеть от других в чем бы то ни было, а Бринон выглядел слишком жаждущим, слишком нетерпеливым в своем стремлении помочь мне, как будто наслаждаясь тем, что я был слабее. Но, вне зависимости от того, что я испытывал, он был прав, и иным способом мне было не подняться на гору. Сжав зубы, я обхватил шею Бринона.
      – Теперь ты должен указывать мне путь, - сказал он.
      Его лицо было таким самоуверенным… Разве не чувствовал он отвращения к своему увечью? Разве не раздражала его необходимость в поводыре? Но я только хмыкнул и захромал к подножию ближайшего склона. И Бринон пошел вместе со мной.
      Должно быть, мы являли собой крайне забавное зрелище: два увечных рыцаря - темный и светлый, хромой и слепой, с трудом ползущие по склону горы, похожему на лезвие ножа. Но здесь некому было смотреть на нас, кроме горячего, немигающего глаза солнца. На склонах горы не было растительности или живых существ. Камни, песок, ветер - и все.
      Наше продвижение было мучительно медленным. Каждый валун, каждый каменный выступ приходилось брать с боем. Я описывал Бринону, как выглядит путь, он поднимался и могучими руками втягивал меня за собой, а я отталкивался здоровой ногой. Руки слепца часто промахивались мимо цели, и тогда он соскальзывал обратно, обдирая лицо и ладони. Ножи боли пронзали мое тело всякий раз, когда он поднимал меня, тревожа мою сломанную ногу.
      Наша броня была горячим и тяжким бременем, но мы не желали сбрасывать ее, понимая, что наверху она может очень пригодиться. К тому же она спасала от серьезных ссадин и ушибов. И, тем не менее, уже к полудню мы были избиты, покрыты кровью и истощены. Мы уселись на широком неровном каменном ложе. Далеко внизу под нами простирались поля, гладкие и коричневые, словно кожа барабана, и, когда я смотрел вниз, у меня начинала кружиться голова. Туман все еще мешал разглядеть вершину, но, на мой взгляд, половина пути уже была пройдена.
      Мы немного перекусили, и я вытащил свою флягу из мешка Бринона. Вода перегрелась и на вкус походила на сточные воды из лавки дубильщика, но мы все равно пили, хотя и приходилось прикладывать усилие, чтобы не выплюнуть ее. Потом я тщательно закупорил флягу. Нам еще предстоял долгий путь.
      В течение еще нескольких минут мы отдыхали. Я уставился в пустоту перед собой, а куда уставился Бринон - не знаю.
      – Скажи мне, тебя ведь привело сюда Видение? - внезапно спросил светловолосый рыцарь.
      Я бросил на него резкий взгляд, хотя и понимал, что это бесполезно.
      – Что ты знаешь о Видении, Рыцарь Соламнии?
      – Только то, что это нечто, чем обладает всякий Рыцарь Такхизис, нечто, что ведет их вперед, к темной цели.
      – Нет, не то, чем всякий обладает. То, чем всякий обладал.Нет больше никакого Видения. Оно ушло… умерло.
      Мои слова были резки, но меня это не волновало. Я никогда не забуду тот день… день, когда предстал перед Ариаканом, Главнокомандующим Армии Темной Владычицы, день, в который он возложил на меня руки. Поговаривали, что его мать была морской Богиней, и я верил в это. По моему мнению, он и выглядел так, как должен выглядеть Бог: мощный, мрачно-прекрасный, с властным взором и командным голосом.
      Его люди подобрали меня на улицах Палантаса, ставших моим домом с тех пор, как война отняла у меня семью и жилище. Ариакан предоставил мне выбор: вернуться на улицы и жить среди воров и убийц, пока не стану таким же, и закончить, покачиваясь на виселице; или же присоединиться к его войску, стать одним из его рыцарей, познать и честь, и славу. Я помню, что его слова разозлили меня. Да кто он такой, чтобы предлагать мне подобный выбор? Кто он такой, чтобы говорить, какой будет или нет моя жизнь? Но я не смог противиться силе в его глазах. Я принял его руку, а он поцеловал меня и поприветствовал, и тут же был принесен меч. Я опустился пред ним на колени, а он возложил руки на мою голову и произнес молитву к Темной Владычице, к Такхизис… И вот тогда на меня снизошло Видение.
      Видение походило на сон, но было со мной всякий раз, как я закрывал глаза, и в темную ночную пору, и в часы отдыха. Истинная магия Видения заключалась в том, что для каждого рыцаря оно было своим и открывало ему его собственную судьбу, его собственный путь к славе или смерти.
      Но, как ни странно, я больше не мог вспомнить, каким было мое Видение.
      Когда был убит Ариакан, когда Такхизис бежала из мира, с ними ушло и Видение, поскольку приходило от них и принадлежало им. Я был покинут с зияющей дырой в сознании, разрывом, не перестававшим беспокоить меня… я был похож на человека, обратившегося к цирюльнику, чтобы выдернуть зуб, а потом постоянно ощупывающего языком оставшееся пустое место. Я знаю, что Видение наполняло меня и ужасом, и удивлением. Но даже эти воспоминания ушли, и я понимал, что уже никогда не восстановлю их.
      – Сожалею, - наконец произнес Бринон.
      Его слова привели меня в бешенство. Он сожалел о том, что сказал? Или ему было жаль меня? Казалось, даже произнося подобные смиренные слова, он пытается дать понять, что лучше меня. Однако в его голосе звучало искреннее раскаяние, и пришлось признать, что я несправедлив.
      – Не о чем тут сожалеть, - сказал я. - Мне не нужно Видение. Я и так знаю свой ключ к славе. И приобрету ее довольно скоро, когда мы объединимся с драконом. С его силой и моим умом никто не осмелится встать на нашем пути.
      – В другом месте мы были бы врагами, Кэл,- покачал головой Бринон, - и все еще можем стать врагами, но здесь и сейчас ты мой спутник, и мне не хотелось бы оскорблять тебя. И все-таки я еще раз скажу: ты заблуждаешься в своих намерениях. Что ты можешь предложить дракону? Что заставляет тебя считать, что ты можешь убедить его заключить с тобой союз?
      – А что заставляет тебя думать, что если ты совершишь некий глупый героический поступок, то Паладайн устремится обратно в мир?
      Бринон вздрогнул от этих слов, и я понял, что они разбередили в нем какую-то глубокую рану. Ну и ладно. У нас не было времени на это. Я взглянул на небо. Солнце перевалило зенит и уже начинало свой путь вниз.
      – Давай двигаться, - сказал я, - если ты и в самом деле собираешься убить дракона.
      Он помог мне встать на ноги, и мы снова стали подниматься на гору.
      Мне стоило бы сильнее опасаться этого предательского склона после моего вчерашнего падения, но истощение уменьшило нашу осторожность, и было только вопросом времени, когда кто-либо из нас совершит ошибку.
      Первым ее совершил Бринон.
      Мы стояли на узком карнизе, под нами был обрыв в пять сотен футов. Может быть, он слишком устал, а может быть, просто стал слишком самонадеян. Так или иначе, но он начал подтягиваться на скальную полку над нами прежде, чем я смог направить его руки к лучшим опорам. Трещина, за которую Бринон попытался ухватиться, оказалась недостаточно глубокой. Его пальцы не смогли погрузиться в нее как следует, чтобы удержать его вес. Соламниец неудачно свалился обратно на узкий карниз. Его стопа заскользила к краю пропасти, а руки взмыли в попытке обрести равновесие. Но найти его не смогли. Он повалился назад.
      «Нет!»
      Не знаю, кричал я вслух или про себя - это не имело значения. Как бы ни было неприятно признаваться в этом, я нуждался в Бриноне. Я бросился к нему. Боль пронзила мою сломанную ногу, но мне было все равно. Я вытянулся так, как не считал возможным для человека, так, что у меня выскочили суставы. Мои пальцы скользнули по горячему металлу его нагрудной плиты… а потом уцепились за выступ на побитой стали. Я всем весом откинулся назад.
      Соламнийский Рыцарь подтянулся вперед, на выступ, где мы остановились. Я в свою очередь споткнулся, почувствовал, как моя нога болезненно подворачивается, и упал на бок. И прежде чем смог остановиться, покатился к краю пропасти.
      Я заскреб в поисках чего-либо, без разницы чего, что могло бы остановить мое падение, но кругом был только гладкий камень. Наконец, уже срываясь в пропасть, я нащупал трещину в скале, ухватился и удержался. Плечо взорвалось огнем, когда мое тело дернулось и остановилось. Я покачивался в воздухе, удерживаясь на одной руке. Под моими болтающимися сапогами было пять сотен футов пустоты, а еще ниже - острые камни.
      Моя ладонь стала скользкой от крови, а руку пронзила боль. Долго мне было не продержаться. Но тут надо мной появилась тень.
      – Бринон!
      Я даже смог это прокричать. Тут было чем гордиться.
      Молодой рыцарь шарил по краю пропасти, пытаясь найти меня. Упав, он рассадил себе лоб, и теперь по нему стекала кровь, впитываясь в уже покрытую коркой повязку.
      – Левее! - кричал я. - Дальше!
      Заскользили влажные от крови пальцы. Оставалось всего несколько мгновений, не больше. Его рука приблизилась до расстояния в дюйм, отодвинулась, а потом, будто ведомая невероятным инстинктом, скользнула обратно.
      Есть!
      Прямо в тот момент, когда мои пальцы выскользнули из трещины, Бринон ухватил мое запястье, а затем подался всем весом назад и втянул меня на уступ.
      С минуту мы пролежали там, переводя дыхание. Наконец он заговорил:
      – Ты как, Кэл?
      – Жить буду, - откликнулся я, баюкая разбитую руку.
      Облегчение на слепом лице было искренним. Так или иначе, даже не знаю почему, но это смягчило мою боль.
      Я все еще был потрясен тем, что чуть не упал, но смог выпить немного воды, а Бринон поправил мне шину. После этого я снова был готов к восхождению.
      Мы опять начали взбираться на пик. Скоро это стало походить на игру, хотя и смертельно опасную, и каждый раз, когда мы обходили качающуюся глыбу, или выживали после схода осыпи, или избегали падающего валуна, был триумфом, победой, подтверждавшей, что мы сильнее и лучше этой проклятой кучи камней. И вскоре, разбитые, но непобежденные, мы уже со смехом прокладывали свой путь в гору.
      Внезапно Бринон оборвал веселье. Кривизна пика в любом направлении теперь была очевидна. Мы почти пришли.
      – Знаешь, а я думал, что ты ушел, - сказал он. - Спустился вниз после того, как спас меня от падения.
      На мгновение я умолк. А потом, к собственному удивлению, усмехнулся.
      – Так просто тебе от меня не избавиться, Рыцарь Соламнии, - сказал я.
      Не знаю почему, может быть просто привыкнув к боли в ноге, но в тот момент я снял руку с его плеча и сжал его ладонь - и таким образом мы вместе прошли эти последние мучительные шаги.
      Мы достигли вершины, когда солнце уже умирало в море кровавых облаков.
      Сначала я ничего не мог разглядеть. Вокруг нас вился песок. Но потом ветер переменился, проделав прореху в пыльном покрывале, и в этот момент я впервые увидел дракона Краснокаменной.
      Он был огромен. Я видел синих драконов, верхом на которых элита Рыцарей Такхизис отправлялась в битву во время Войны с Хаосом, и тогда их вид наполнял меня страхом и трепетом. Но этот зверь был раз в пять больше, чем самый огромный из них. Он протянулся через всю вершину горы и был таким же красным, как и камни, в честь которых было названо это место. Зазубренный гребень бежал по его спине, подобно ряду ржавых ножей, крылья были плотно сложены вдоль поджарого, угловатого тела, массивная голова покоилась на куче щебня, а отверстая пасть была достаточно велика, чтобы в ней мог целиком поместиться человек.
      Мы остановились под прикрытием валуна. Дракон был не более чем в тридцати шагах от нас. Моя рука выскользнула из ладони Бринона.
      – Что случилось? - спросил рыцарь.
      Я промолчал.
      Он резко втянул воздух и ухватился за рукоять меча.
      – Ты его видишь, да?
      – Да, - прошептал я.
      В моем горле комом встал страх. Я закрыл рот и попытался сглотнуть. Думаю, что какая-то часть меня не верила, что мы действительно найдем его. Но именно ради этого я добрался сюда, я прошел Бездну не для того, чтобы теперь отступить. Кроме того, тварь могла в любой момент повернуть огромную, клинообразную голову и обнаружить нас. Поэтому, так или иначе, пора было заканчивать. Я сделал шаг.
      Рука Бринона метнулась вперед и вначале ухватила воздух, но потом нашла мое плечо.
      – Что ты делаешь, Кэл? - произнес он хриплым голосом.
      – Отпусти.
      – Нет… ты не можешь и в самом деле желать этого.
      – Говорю тебе, отпусти меня, Бринон. Я должен поговорить с ним.
      – И что ты собираешься сказать? - Его хватка стала крепче. - Какие слова ты собираешься использовать, чтобы убедить дракона не отделить твою плоть от костей в тот же миг, как он увидит тебя? Скажи их мне прежде, чем пойдешь, Рыцарь Такхизис.
      Я открыл рот, но не смог выдавить ни звука. В течение долгих мгновений мы стояли так, замершие и безмолвные, лишь ветер свистел в каменных россыпях. Потом соламниец медленно покачал головой.
      – Ты не собираешься заключать с ним сделку, не так ли? - прошептал он. - В действительности ты не за тем пришел сюда. Ты надеешься, что он убьет тебя. Разве не так?
      Что я мог сказать в ответ? Странно, я не мог вспомнить Видение, но помнил лицо каждого человека, которого убил во имя Темной Владычицы. Каждый цепенел на миг от ужаса, или муки, или недоверия, когда я вытягивал свой окровавленный меч из внутренностей. Видения больше не было, но это… это навсегда останется со мной.
      Думаю, что в итоге я рассмеялся, но смех мой был полон горечи.
      – Бринон, Ариакан сказал, что собирается спасти меня. Но думаю, что вместо этого он наслал на мою голову проклятие.
      На мгновение соламниец смолк. Будь у него глаза, думаю, он заплакал бы. Затем выражение его лица внезапно изменилось. Теперь это был гнев. Праведный гнев.
      – Нет! - сказал Бринон. Его голос сорвался на крик, отразившийся от окружавших нас камней.- Нет, я не позволю тебе сделать это!
      Рыцарь оттолкнул меня в сторону. А потом, прежде чем я смог остановить его, выхватил меч и вслепую попытался преодолеть футы, разделявшие нас и дракона. Я кричал, но Бринон не останавливался. Он споткнулся, упал, поднялся и упал снова, потом, опираясь на кровоточащие руки, все же встал на ноги - и покачнулся. Мне казалось, что дракон наверняка увидит, как он идет, развернется и набросится на него, словно кот на мышь. Зверь, однако, не реагировал. Я пошел следом, волоча сломанную ногу и с каждым шагом вздрагивая от боли. Наконец Бринон наткнулся на плечо дракона, закричал - о, это был бессловесный крик, в котором отразилась целая гамма чувств: ярость, ненависть, горе! - и нанес удар.
      Лезвие отскочило от шкуры дракона с чистым металлическим звоном.
      Соламниец в замешательстве приоткрыл рот, а затем рубанул опять. И еще раз. И еще. Но всякий раз его клинок отлетал.
      Несмотря на все это, дракон не двигался.
      Думаю, мы оба одновременно осознали истину.
      Бринон осел на колени. Поникнув головой, он оперся на рукоять зазубрившегося в дюжине мест меча.
      В конце концов, я похромал до него и положил руку на шею зверя.
      Скала - твердая, нагретая, монолитная.
      Дракон Краснокаменной. Из красного камня. В тех историях, что рассказывают люди, всегда есть зерно истины. Но только зерно. Мне стоило бы догадаться. Не было здесь никакого дракона. Только груда камней с похожими очертаниями, и этого было достаточно, чтобы пугать сбившихся с дороги путников, достаточно, чтобы заставлять их рассказывать истории рыцарям, в должной мере глупым и терпеливым - готовым выслушать.
      Я присел возле Бринона.
      – Думаю, ни один из нас не получил того, чего хотел, не так ли?
      Рыцарь не ответил. Казалось, он погружен в молитву.
      – Итак, наш дракон, как выяснилось, лишь груда камней, - внезапно разозлился я. - Ну и что? Пускай другие волнуются о Богах, Бринон. Пускай другие совершают героические поступки.
      – Нет. Ты не понимаешь. - Он выдыхал слова, словно утопающий - пузыри. - Это должен быть я.
      – Почему, Бринон? Почему это должен быть ты? - Я изучающе вгляделся в его слепое лицо.
      Он покачал головой. Нет, этого было недостаточно. Я сжал кулаки и ударил по твердой броне, сковывавшей плечи соламнийца.
      –  Почему ты, Бринон?
      В течение долгого времени он молчал, и мне почудилось, что он вообще не станет отвечать. Я опустил руки. Наконец рыцарь тихо заговорил, и на его лице, перетянутом окровавленной тряпкой, больше не было того выражения праведности, которое оно носило со времени нашей встречи.
      – Мы были посреди сражения, когда это произошло, - сказал он. - Восточное Лемиша. Мы с братьями, по большей части Рыцарями Розы и несколькими Рыцарями Короны, обнаружили отряд Рыцарей Такхизис. Рыцари Тьмы превосходили нас числом четыре к одному. Мы знали, что, напав на них, наверняка погибнем. Они нас не видели, да и местность была холмистой. Мы могли ускользнуть, и они бы нас не заметили. Но это было бы проявлением трусости. Командир приказал нападать. Может быть, достаточно и славы, когда победа невозможна.
      «Нет,- подумал я,- недостаточно». Но вслух ничего не сказал и позволил ему продолжать.
      – Меня поразили вопли. - На его лице отразилось воспоминание о пережитом кошмаре. - Думаю, что не представлял их себе до того. Я знал, что будут крики и лязганье мечей. Но повсюду слышались вопли умирающих. Я никогда не думал, что человек может так кричать.
      – Это было твое первое сражение, да? - спросил я. Он не ответил на вопрос, но в этом и не было необходимости.
      – Битва переливалась то туда, то сюда - словно море. Внезапно все закрутилось вокруг меня, и я оказался рядом со своим командиром. Он с трудом бился с двумя рыцарями, сдерживая их, несмотря на свои раны. Затем он заметил меня и призвал на помощь. Но я просто стоял на месте. Не мог даже пошевелиться. Как будто был статуей. За исключением глаз. Глаза, будь они прокляты, продолжали работать. Они видели все. Командир с рыком обрушился на одного из Рыцарей Тьмы и убил его, но споткнулся и упал на колени. Другой враг встал над ним и занес меч.
      Я не мог оторвать от Бринона пристального взгляда. Его плечи дрожали.
      – Это было бы так просто, - шептал он. - Рыцарь Тьмы раскрылся, подставил бок. Все, что мне надо было сделать, так это ткнуть мечом. Но я не смог… Страх… Я весь окаменел - за исключением глаз, моих проклятых глаз. Враг усмехнулся мне в лицо. Думаю, он чувствовал, что я ничего не сделаю. Он взмахнул мечом и отрубил моему командиру голову. И в этот миг я снова смог двигаться. Я повернулся и побежал. Рыцарь Тьмы бросился за мной. Я понял, что в любую секунду могу почувствовать его клинок меж лопаток. И вот тогда это произошло, - испустил он хриплый вздох. - Небо потемнело. Земля затряслась. В этот миг все мы, Рыцари Соламнии, почувствовали, как сила нашего Бога, Паладайна, оставляет нас. Битва обернулась Хаосом. Во все стороны разбегались люди, и я тоже бежал. Бежал, пока земля не прекратила трястись, а я оказался один. Больше я не встречал никого из своих друзей.
      Я покачал головой, меня поташнивало от его истории. Я слишком хорошо знал все ужасы сражения, видел, как они разбивали дух юных и невинных, сталкивавшихся с ними впервые. Людей вроде Бринона. И все же в его рассказе было кое-что обеспокоившее меня. Нечто, не казавшееся правильным. А потом, внезапно, меня осенило:
      – Но твои глаза, Бринон… Второй Катаклизм начался прежде, чем тебя нагнал Рыцарь Тьмы. Сражение было кончено, и ты бежал. Так как же ты был ранен?
      Он опустил голову. Мгновение я смотрел на него, а затем вспомнил.
      «Как будто бы был статуей. За исключением глаз. Глаза, будь они прокляты, продолжали работать. Они видели все».
      – Ты сделал это сам, да? - ужаснулся я. - Твои глаза! Во имя всех ушедших Богов, ты же сам сделал это!
      – Разве ты не понимаешь, Кэл? - очень тихо произнес соламниец. - Это была моя вина. Именно мой трусливый поступок оскорбил Паладайна и отвратил его от мира. И именно поэтому я пришел сюда, чтобы совершить достойный подвиг. Мне казалось, что если я убью дракона, то Паладайн будет удовлетворен и вернется на Кринн. - Несчастный затрясся от рыданий. - Вот только нет здесь никакого дракона, и не совершить мне достойного подвига. Я потерпел поражение.
      Бринон снова склонил голову к эфесу меча. Каким-то образом мне удалось встать, и я навис над ним, стоящим на коленях. Меня затопила волна отвращения. Я стер с лица слезы и выплюнул, как получивший сокрушительный удар в челюсть выплевывает зубы:
      – Бедняга Бринон! Ты так хотел, чтобы дракон спас тебя, а получил только меня.
      На мгновение рыцарь замер. Я начал разворачиваться, собираясь уйти. И тогда он вскинул голову и произнес только одно короткое слово:
      – Да…
      После этого соламниец поднялся на ноги и подхватил клинок.
      – Что ты делаешь, Бринон? - прищурился я.
      – Разве ты не понимаешь, Кэл? - Он ковылял на звук моего голоса. - Паладайн дал мне еще один шанс показать себя. Я струсил и сбежал от Рыцаря Тьмы, с которым должен был сразиться. Но вот ты здесь - еще один Рыцарь Такхизис. Почему же я не понял этого раньше? Не с драконом я должен биться! - Он воздел меч и сделал еще один шаг в мою сторону. - С тобой!
      Я выругался и обнажил свой сломанный клинок - и того, что осталось, было более чем достаточно.
      – Не будь глупцом, Бринон, - бросил я. - Ты слеп. Если подойдешь, я вмиг перережу тебе глотку.
      Он шагнул ближе. На слепом лице отражался экстаз. Это казалось безумием.
      – Делай то, что должен сделать, Кэл.
      И тут я понял, чего хочет соламниец. Только одним способом мог он спастись, только одним способом мог искупить то, что, по его мнению, совершил.
      – Нет, - презрительно произнес я, - я не стану тебе помогать. - Я отбросил меч, и он загремел вниз по склону. - Если тебе так хочется, можешь ударить меня - мне все равно, - но я не собираюсь участвовать в твоей игре.
      На мгновение Бринон застыл передо мной, как статуя. А потом благоговейно прошептал:
      – Прости его, Паладайн.
      Слишком поздно сообразил я, что он собрался сделать.
      Рыцарь перевернул меч, ухватив его за лезвие, и ударил меня рукоятью. Мои руки рефлекторно перехватили оружие, когда оголовье коснулось нагрудной пластины. В тот же миг Бринон, стиснув зубы, всем телом рванулся вперед и сжал меня в объятиях, словно давно потерянного и вновь обретенного друга. В этом жутком единении мы простояли какое-то время. Наконец он улыбнулся и выдохнул: