Антологии - Архивы драконов

      „Мы с Сэром Оуэном Глендовером часто обсуждали это между собой, каждый ища свою правду. Свою я нашел. И думал, что и он нашел свою. Возможно я ошибся. Впрочем, не мне рассказывать его историю. Если бы он хотел ее рассказать, то сделал бы это раньше.“
      „Ну, конечно“ — сказал Танис, еще более раздражительно — „Если жизнь человека — это ставка…“
      „Я ничего не могу сказать тебе“ — сказал Терос. — „Меня там не было.“ Он повернулся и ушел с Верхней Галереи.
      Остался я. Видишь ли, я БЫЛ там.
      „Давай, Тас“ — сказал Карамон настолько льстиво, что мне захотелось его прибить. „Ты можешь рассказать нам.“
      „Я обещал никому не рассказывать“. Сказал я. Они обступили меня и мне еще никогда не было так плохо, кроме, разве что того раза, когда я был в Бездне. „Я обещал Фисбену“.
      Танис весь побагровел, и, я уверен, он точно бы наорал бы на меня, если бы не две вещи: он чихнул, а Лорана вонзила свой локоть ему под ребра — что бы прекратить все это. Я даже забыл отдать я ему носовой платок — настолько я был несчастен.
      Леди Крисания обошла вокруг меня, вытянула руку и дотронулась до меня. Ее прикосновение было очень мягким и нежным. Мне захотелось, залезть к ней на руки и заплакать, как маленькому ребенку. Конечно, я этого не сделал. Ведь сделать это было непристойно для кендера в моем возрасте, да к тому же еще и герою. Но мне так хотелось!
      „Тас“ — сказала она мне, — „Как получилось, что ты пришел сюда?“
      Я подумал, что это немного странный вопрос, ведь я был приглашен. Я рассказал ей о сосисках, тюрьме о послании и приглашении от Фисбена.
      Танис снова застонал и чихнул.
      „Вот видишь, Тассельхоф“ — сказала Леди Крисания, — „Это Фисбен послал тебя сюда. Ты ведь знаешь, кто такой Фисбен на самом деле, не так ли?“
      „Я знаю, кем, по его МНЕНИЮ, он является " — Я сказал так, потому что Рейстлин мне как-то рассказал, что он не сам не уверен, говорит ли старый чокнутый маг правду или нет. „Фисбен думает, что он бог Паладайн.“
      „Неважно, является он богом или нет“ — Леди Крисания снова улыбнулась — „Но он отправил тебя сюда с какой-то целью. Думаю, он хотел, что бы ты рассказал на эту историю.“
      „Правда?“ — спросил я с надеждой — „Мне бы очень хотелось рассказать, это так на меня давит.“
      Я вручил Танису его платок, и, немного подумав, добавил — „Но ведь Вы этого не знаете наверняка, Леди Крисания.“ — Сказал я, снова начиная паршиво себя чувствовать. „Я всегда все делаю НЕПРАВИЛЬНО. И сейчас мне бы не хотелось поступить неправильно.“
      Я подумал еще. „Правда, я также не хотел бы, что бы Оуэн умер.“
      И вдруг меня осенило. „Придумал! Я расскажу вам эту тайну, а вы скажете, могу ли я кому-нибудь ее рассказывать или нет. Если нет, то я тогда я рассказывать не буду.“
      „Но Тас, если ты нам ее расскажешь, то…“ — Начал Карамон.
      В этот момент Лорана подтолкнула его с одной стороны, а Танис с другой, а Карамон закашлялся, что видимо было реакцией на толчки, так как больше он ничего не сказал.
      „Я думаю, это очень мудро“ — сказала Леди Крисания. Еще она сказала, что хотела бы быть рядом с Оуэном Глендовером, и мы пошли за ней. Там не на что было сесть, поэтому мы расположились на полу, сев кругом. Леди Крисания села рядом с Оуэном, а все остальные вокруг нее и напротив меня.
      Это произошло там, сидя на полу рядом с Оуэном Глендовером, лежащим в своих доспехах на меховых накидках, там я рассказал историю, которую поклялся (своим хохолком) никогда и ни за что не рассказывать.
      Я взял свой хохолок и крепко держал его, потому как думал, что вижу его в последний раз.
 

Часть третья

      Ты, конечно, должен помнить ту историю, когда мы отправились к Горе Серебряной Драконицы. Мы шли с Флинтом, Лораной, ее братом Гилтанасом, Теросом Железоделом и Сильварой, серебряной драконицей, правда, тогда мы еще не знали, что она — дракон.
      Сильвара вела нас в надежде найти Копья и рассказать нам, как их можно изготовить. Но как только мы туда пришли, у нее появились сомнения, рассказывать ли нам или нет — это из-за клятвы, которую дали драконы добра.
      Это очень запутанная история, практически не имеющая не имеющая ни какого отношения к моей, но она поясняет ситуацию, поэтому продолжим: Пока мы были в Усыпальнице Хумы, Сильвара всех заколдовала, всех, кроме меня, так как я спрятался за щитом. Я отправился на поиски того, что помогло бы моим друзьям, которые спали от ее заклинания, и меня засосало внутрь Горы. Вот там то я и встретил Фисбена, уже после того, как он умер, только он был живым.
      Я привел его обратно, и он поговорил с Сильварой. Это случилось после разговора, когда Сильвара решила раскрыть свое настоящее обличие. Она отвела Тероса Железодела к колодцу, наполненного металлом, из которого можно выковать Копья. Только это случилось уже позже. Я начну с того, что произошло сразу после разговора Фисбена с Сильварой. Он решил, что ему пора уходить.
      „Ну, счастливо!“ — Сказал нам Фисбен. Мы были внутри Усыпальницы Хумы, в Горе.
      „Весьма, весьма рад был повидаться. Немножко обидная история, правда, вышла с этими, чтоб им, куриными перьями… " (Я мог бы рассказать эту историю, но она займет слишком много времени) „Но нет, нет, я не сержусь!“
      Тут он уставился на меня
      „Ну так что, ты идешь? Я же не могу ждать тебя до утра!“
      Отправиться в путешествие с магом! Особенно с мертвым магом! Я не мог упустить такую удачу. (Правда, я догадывался, что он не был мертв по-настоящему, но тогда в это все верили, особенно Фисбен).
      „Я? С тобой?“ — крикнул я.
      Все это было так увлекательно и могло произойти прямо там и тогда, но меня посетила мысль — если я уйду, то кто же тогда будет присматривать за моими друзьями? (Если бы тогда я знал, что Сильвара — это дракон, то я бы так не переживал, но я не знал). Я даже не мог представить, во что они без меня могут вляпаться, особенно дворф, мой друг Флинт.
      Флинт был по-настоящему замечательной личностью и обладал множеством хороших качеств, но — честно сказать — у него практически отсутствовал здравый смысл. Он постоянно вляпывался в неприятности, а я его из них вытаскивал.
      Но Фисбен пообещал мне, что с Флинтом и с остальными друзьями без меня все будет в порядке, и что бы увидим их снова в Дни Голода, которые скоро наступят. Поэтому я схватил свои сумочки и мы с Фисбеном отправились в путешествие.
      Путешествие, про которое я еще никому до сегодняшнего дня не рассказывал.
 

История, которую я никогда не рассказывал

      „Куда мы идем?“ — спросил я Фисбена, когда Усыпальница Хумы осталась далеко, далеко позади нас.
      Маг жутко спешил. Он пыхтел, сопел и топал по дороге, размахивая руками, шляпа сдвинулась на лоб, а его посох зарывался в землю.
      „Не знаю“ — сказал он бодро. И пошел еще быстрее, чем прежде.
      Меня немного поразила эта странность. Я имею в виду, что, когда я отправляюсь в путешествие и не знаю, куда направляюсь, то никогда не спешу. Я иду медленно. Наслаждаюсь пейзажами. Может быть, мы шли быстро из-за того, что наслаждаться то было нечем. Мы еще не успели далеко уйти, как — шмяк — мы вошли прямо в Долину Туманов.
      Предполагаю, ты удивишься, почему именно ШМЯК. Ты наверно думаешь, что ХЛЮП — это более подходящее слово для описания путешествия в тумане. Или же ФЬЮТЬ. Я подумал „шмяк“ потому, что оно было очень похоже. Шмякнулись прямо в серую стену тумана. Он был густым. Чрезвычайно густым. Я знал это, так как даже поднял руку к лицу, когда шагнул прямо в него. Я удивился бы, если бы туман стал бы еще более густым, что бы проверить наше мужество.
      „Провались ты!“ — кричал Фисбен, размахивая руками — „Убирайся с дороги! Не вижу ничего! А что это значит? — Совсем никакого уважения к старшим!“
      Он стоял там, размахивая руками и проклиная туман. Я вглядывался как только мог, но все равно видел его недостаточно хорошо. Но мне показалось, что чем больше он проклинал туман, тем плотнее тот становился, что-то типа ответной реакции — „я покажу тебе, старикашка“. Мой хохолок совсем промок и капли воды стекали по спине, а мои ботинки медленно наполнялись просачивающейся грязью. Все это, конечно, было очень интересно, но вскоре весь интерес пропал.
      „Фисбен“ — сказал я, собираясь одернуть его за рукав.
      Думаю, что я испугал его, неожиданно появившись из такого плотного тумана.
      Как бы там ни было, он очень вежливо извинился за удар посохом мне по носу и помог выбраться из болотины и держал голову, пока она не перестала кружиться. Мы поначалу подумали, что мой нос сломан, но потом решили, что нет, и, когда кровотечение остановилось, мы продолжили свой путь.
      Мы шли и шли. В конце концов, Фисбен сказал, что думает, что тумана станет меньше. Из-за чудесного заклинания, которое он произнес. Я подумал, что будет невежливо перечить ему и, кроме того, я мог отчасти видеть траву, по которой шел, если нагнусь и поищу ее, поэтому я решил, что он должно быть прав. Мы немного замедлили шаг, особенно после того, как Фисбен — БУМС — врезался в дерево.
      Это случилось сразу после (или же до) того, как он поджег дерево, которое привело нас к Усыпальнице Хумы.
      Был день (Ночь мы провели, добираясь сюда.) Туман поднялся до такого уровня, что мы только и могли увидеть, где находимся, что, как я думаю, для тумана довольно подло. Он как бы смеялся над нами.
      Должен сказать, я был немного разочарован снова увидеть Усыпальницу Хумы. Не то что бы оно не было прекрасным местом. Оно было. Усыпальница Хумы — для тех, кто совершает паломничество сюда — настоящий храм. Прямоугольное основание, сделанное из черных камней, которые Флинт назвал обсидианом. Снаружи вырезаны рыцари и летящие драконы и это очень священное и почитаемое место.
      Внутри находится могила Хумы, куда было положено его тело. Доспехи и его меч все еще там, а вот тело — нет. Усыпальница — эта печаль, которая заставляет вас думать о собственной жизни, и как сделать мир лучше. Но это хорошая разновидность печали, потому как ты осознаешь, что здесь все еще часть твоей жизни, а сама твоя жизнь изменяется и становится лучше.
      Вот что я почувствовал, когда увидел Усыпальницу Хумы в ПЕРВЫЙ раз. Но сейчас, наверно из-за тумана, все казалось немного по-другому. То, что я почувствовал, было той разновидностью печали, от которой на душе не становится лучше.
      „Ага!“ — крикнул Фисбен — „Я понял, где мы.“
      „Рядом с Усыпальницей Хумы“ — сказал я.
      „Нет!“ — он был поражен — „А мы разве не отсюда ушли?“
      „Да. Должно быть, мы шли по кругу. Раз уж я здесь, то пойду попрощаюсь с Флинтом.“ — и я начал взбираться по ступенькам.
      „Нет, Нет.“ — Быстро сказал Фисбен, стаскивая меня оттуда. „Их здесь нет. Они все внутри Горы Серебряной Драконицы. Сильвара отвела их к магическому колодцу, из металла которого выковываются Копья. Пойдем, у нас есть другие дела.“
      Чтож, я согласился с тем, что храм выглядел темным и заброшенным. Да и фраза про другие дела звучала заманчиво. Поэтому мы отправились.
      Не успели мы сделать и двух шагов, как туман снова вернулся. Только на этот раз к нему был примешан дым от тлящего дерева, и траву под ногами я не видел. Я не видел даже своих ног.
      Мы шли, шли, шли, потом остановились пообедать. Мы снова пошли, и Фисбен рассказал, какой он изумительный следопыт, намного лучше, чем Речной Ветер, и что он (Фисбен) никогда не теряется, что он всегда держится ветра по правую руку и что мох никогда не растет на северной стороне. А потом мы вышли к Усыпальнице Хумы. Во второй раз.
      „Ага!“ — крикнул Фисбен, разгоняя туман, и тут же ударился ногой о ступени, ведущие к храму.
      Когда он увидел, где мы находились (во второй раз) он крикнул. „Снова ты!“ — нахмурился он и потряс храму кулаком. Он пнул ступень той же ногой, которой и споткнулся об нее.
      Фисбен прыгал на одной ноге, крича на лестницу. Наблюдать за этим было немного забавным, но видимо позже стало достаточно скучно, потому что следующим моим воспоминанием было то, что я заснул.
      Я имел в виду, что должен был сказать, что следующим моим воспоминанием было то, я проснулся, но ведь перед этим я должен был уснуть, не так ли? Я думаю, что спал довольно долго, потому что я весь окостенел, у меня все болело от спанья на гладких черных ступенях, и проснулся я мокрый, замерзший и голодный.
      „Фисбен?“ — окликнул я.
      Его не было.
      По мне поползли мурашки. Возможно, это из-за того, что сама Усыпальница была немного жуткая. Мой желудок скрутило из-за боязни, что с Фисбеном что-то случилось, и, если уж быть честным, то это туман заставил мою кожу трястись, как сказал бы Флинт. А затем я услышал его (Фисбена) храп. Он спал на траве, а его поврежденная нога лежала на ступеньке, а его шляпа на ней (на ноге).
      Я был очень рад видеть его и догадываюсь, что испугал его, разбудив своим криком. Он извинился за выпущенный огненный шар, а у нас появилась возможность поесть горячий завтрак, благодаря тому, что загорелось еще одно дерево. Он сказал, что мои брови в скором времени отрастут.
      После завтрака мы отправились снова — Фисбен замотал ногу в полотенце, которое я нашел в своей сумочке.
      Мы опять кружили в тумане не помню уже сколько времени. Помню только, что мы ели и спали и снова вышли к Усыпальнице Хумы.
      В третий раз.
      Не хочу обидеть рыцарей, когда говорю это, но я уже начал понемногу уставать от этого пейзажа.
      „Вот оно“ — пробормотал Фисбен. Он начал закатывать рукава. „Преследуешь нас! Приказываю тебе!“
      „Не думаю, что она преследует нас“ — указал я. Боюсь, я сказал довольно резко „Думаю, это мы следуем за ней“
      „Нет!“ — Фисбен был поражен. Потом он озадачился. „Ты так думаешь?“
      „Да“ — отрубил я, думая, отрастут ли мои брови, и гадая, как я без них выглядел. Я вообще хотел увидеть хоть что-нибудь кроме Усыпальницы Хумы, тумана и горящих деревьев.
      „Раз так, то не думаешь ли ты, что мне стоит выпустить по-настоящему сногсшибательное заклинание и взорвать это сооружение?“ — спросил он задумчиво.
      „Не думаю, что это понравится рыцарям“ — указал я раздражительно — „Ты ведь знаешь, какие они“.
      (Без обид. Я не имею в виду всех рыцарей. Только некоторых.)
      „С другой стороны,“ — продолжил я — „Если Хума вдруг вернется, то очень обидится, что кто-то взорвал его могилу, пока он отсутствовал. И я бы не стал его винить.“
      „Нет, конечно, нет“ — сказал Фисбен расстроено. „Может тогда взорвать лестницу?“
      „А как тогда Хума будет подниматься, если не будет ступенек?“
      „Я понял тебя“ — вздохнул Фисбен.
      „Видишь ли, Фисбен“ — сказал я решительно (Я решил, что мне нужно быть решительным) — „Все это конечно забавно. Правда. Почти сломать нос, лишиться бровей, смотреть, как ты поджег два дерева и видеть Усыпальницу Хумы в третий раз (для меня в четвертый) — но думаю, все захватывающие дела мы здесь уже переделали. Пора двигаться отсюда. БЕЗ РАЗНИЦЫ КУДА.“ — Последние слова я сказал крайне решительно, в надежде, что он поймет намек.
      Фисбен некоторое время что-то бормотал, сделал несколько магических пассов, которые отчасти были интересными, что-то наподобие фейерверка из белых и пурпурных звезд. Он спросил, понравилось ли мне, и не хочу ли я увидеть еще?
      Я сказал, что нет.
      Тогда он расстроился по-настоящему и снял шляпу, полотенце, обернутое вокруг его больной ноги, потом надел шляпу обратно, только он надел ее на ногу, а полотенце — на голову.
      Внезапно он произнес: „Ну точно! Заклинание…“
      „Погоди! Не сейчас!“ — крикнул я и прыгнул, закрыв руками лицо.
      „Заклинание, которое перенесет нас прямо туда, куда мы направляемся!“ — закончил он с триумфом. „Давай, держись за меня. Держись крепко, парень. Убери руки от мой сумки. Там вещи Мага! И немного отличной ливерной колбасы. Готов? Ну, поехали!“
      Ладно, подумал я. В последний раз! В последний!
      Я схватился за рукав Фисбена, и он произнес несколько слов, отчего у меня создалось впечатление, что это пауки ползают в моей голове. Все вокруг размылось, и я слышал только ветер в ушах.
      Когда я открыл глаза, мы были на месте.
      Внутри Усыпальницы Хумы.
 

Часть четвертая

      „Фисбен!“ — сказал я и на этот раз я был серьезен и решителен — „Ты именно это хотел сделать?“
      „Да“ — сказал он, крутя в руках полотенце и незаметно оглядывая помещение. — „Прямо туда, куда я и хотел. А, ты наверно хочешь узнать, где мы? Попробуй, угадай.“
      Боюсь, что я уже кричал: „Мы в Усыпальнице Хумы!“
      „Ну надо же…“ — сказал он.
      С меня было уже достаточно. „Ненавижу задевать твои чувства, Фисбен, но думаю, что маг из тебя никудышный и — …“
      Я не закончил, потому что брови Фисбена (у НЕГО-ТО они были) сошлись вместе, нависли над носом и стали очень жесткими. Фисбен вдруг стал очень сердитым и раздраженным. Я боялся, что рассердился на меня, но оказалось, что нет.
      „Заклятье!“ — крикнул он.
      „Что?“ — спросил я, так как не понял, про что он говорит.
      „Заклятье!“ — снова сказал он — „На нас наложили заклятье! Мы прокляты!“
      „Как интерес… в смы… смысле — как это ужасно.“ — Я заикался, так как его злость стала еще более злой. „Кто… кто нас заклял?“ — спросил я очень вежливо.
      „Кто же еще. Владычица Тьмы.“ — он пристально посмотрел на меня и обошел могилу. — „Она знает, что я отправляюсь за оком дракона, и пытается мне помешать. Я с ней расправлюсь. Я… (бла, бла, бла)“
      Я вставил бла, потому что на самом деле не разобрал, что он там говорит насчет того, что он сделает с Владычицей Тьмы, если доберется до нее. Или же я сделаю, точно уже не помню.
      „Ну, ладно“ — сказал я живо, в приподнятом настроении.“ Нас прокляли и мы под заклятьем. А теперь давай уйдем и разберемся с этим в дороге“.
      Фисбен рассердился на меня — „Так ведь в этом все и дело. Мы не сможем уйти“
      „Не сможем уйти?“ — душа у меня ушла в пятки — „Ты хочешь сказать… что мы…“
      „В ловушке“ — мрачно закончил Фисбен — „Обречены навечно бродить в тумане и всегда возвращаться туда, откуда ушли. К Усыпальнице Хумы.“
      „Навечно!“
      Из пяток душа выкатилась в башмак. У меня застрял комок в горле и начал меня душить. „Очень рад, что ты не мертв больше, Фисбен, и я тебя очень люблю, но я не хочу быть запертым этим проклятым заклятьем в этой Усыпальнице с тобой навеки! Да и что же там Флинт будет без меня делать? А Танис? Я ведь, знаешь ли, их советчик. Ты должен вытащить нас отсюда!“
      Боюсь, я вел себя немного грубо, наверно оттого, что устал от этой Усыпальницы, от тумана, да и вообще от всего. Я схватил Фисбена за одежды, и мое сопение переросло в хныканье, потом в плач и я потерял над собой контроль на довольно продолжительное время.
      Фисбен погладил меня по голове и дал выплакаться, потом похлопал меня по спине и сказал, что мне нужно собраться и держаться молодцом. Он собрался предложить свой платок, чтобы я смог вытереть нос, да только он не смог найти его. К счастью, я нашел его сам и после его использования почувствовал себя немного лучше. Забавно, но процесс, начинающийся с комка в горле и заканчивающийся плачем, придает вам сил.
      Мне стало настолько лучше, что у меня появилась идея.
      „Фисбен,“ — сказал я, обдумав вопрос, — „Если Владычица Тьмы наложила на нас заклятье, то значит, она должна наблюдать за нами, верно?“
      „Ты прав!“ — сказал он, оглядываясь. Он снова начинал злиться.
      Мне пришло на ум, что мне не стоит говорить так громко, ведь если она наблюдала за нами, то могла еще и подслушивать. Я подобрался к Фисбену и, как только нашел среди волос его ухо, зашептал: „Если она наблюдает за парадным дверью, то почему бы нам незаметно не выйти черным ходом?“
      Он как будто оглох. Потом он мигнул и сказал — „Кстати! У меня идея! Если владычица Тьмы наблюдает за парадной дверью, то почему бы нам незаметно не выйти черным ходом?“
      „Но это моя идея!“ — возразил я.
      „Не дурачься!“ — сказал он, обидевшись — „Разве это ты великий маг?“
      „Нет“ — признал я.
      „Значит это — моя идея“ — сказал он — „Цепляйся“.
      Он схватил меня за хохолок, а я его за одежды, и он произнес еще больше этих паучеползающих слов. Усыпальница начала размываться, поднялся ветер, и все вокруг меня закружилось. В целом, довольно приятное ощущение. Потом все успокоилось, и я услышал Фисбенское „ой…“, которое мне не сильно нравится. Мне случалось пару раз самому говорить такое, поэтому я знаю, что оно означает.
      Я очень осторожно открыл глаза, думая, что если снова увижу Усыпальницу, то я сильно расстроюсь. Но нет. Не увидел. Я полностью открыл глаза и в это же время открылся мой рот, что бы спросить, где мы находимся.
      „Тшш…“ — сказал Фисбен.
      Его усы щекотали мою щеку, и прежде чем я понял, что произошло, он поднял меня и потащил в самую темную часть того места, где мы были.
      „М… ипа… м… плип…“ — сказал я, что означало „Но, Фисбен, это же Флинт“, только звучало немного по-другому из-за того, что он зажал мой рот рукой.
      „Тихо! Мы не должны быть здесь!“ — он зашипел, оглядываясь на меня. Он выглядел крайне раздраженным и не был доволен ни мной, ни собой и, вероятно, Владычицей Тьмы тоже. Поэтому я замолчал.
      Нет, конечно же, я очень хотел крикнуть „Эй, Флинт! Это я, Тас!“, потому что знал, что дворф будет очень рад видеть меня.
      Он всегда рад, только никогда этого не признает, потому что все дворфы такие. Терос Железодел был вместе с Флинтом. И я знал, что и Терос будет рад видеть меня, ведь совсем недавно в Усыпальнице Хумы он спас меня от падения в дыру, из которой я мог вылететь с другой стороны мира.
      Мне ничего не оставалось делать, кроме как смотреть, ведь Фисбен все еще зажимал мой рот, а его усы щекотали меня. Ну, я и смотрел. Похоже, что мы оказались в кузнице, только это был самая большая и лучшая кузница, которую я когда-либо видел за всю свою жизнь. Думаю, что Терос очень доволен этой кузницей, ведь он самый лучший кузнец из всех, кого я знаю. Он и эта кузница просто обязаны быть вместе.
      Там была наковальня, по размерам больше чем я сам, и горн с мехами и целое озеро холодной воды, в которую опускают раскаленный металл, чтобы услышать его шипение и увидеть поднимающийся пар, а когда металл достают оттуда, то он перестает быть раскаленным.
      Но самой удивительной вещью здесь был гигантский колодец, наполненный чем-то вроде расплавленного серебра, который испускал замечательный свет. Он напомнил мне цвет волос Сильвары под светом Солинари, серебряной луны. Единственным освещением в кузнице был свет от этого серебра и, казалось, что все покрыто серебром — даже борода Флинта. Темная кожа Тероса сияла, как будто он стоял под светом луны. А его серебряная рука сверкала и светилась сама. Все это было так красиво и поразительно, что у меня снова начал подниматься комок в горле.
      „Тшш…“ — зашипел Фисбен.
      В любом случае я не мог говорить — из-за комка, и, думаю, что Фисбен знал об этом, так как он отпустил меня. Мы тихо стояли в тени и смотрели. Все это время Фисбен бормотал, что нас здесь быть не должно.
      Пока Фисбен бормотал сам с собой, наверно пытаясь вспомнить заклинание, я боролся с комком и слушал, о чем говорят Флинт с Теросом. Пока я боролся с комком, я был слишком занят, что бы слушать, о чем они говорят, но после этого мне показалось, что никто из них не выглядит счастливо, что было странно, учитывая тот факт, что мы находились рядом с прекрасным колодцем серебра. И я прислушался, чтобы понять почему.
      „Из этого мне предстоит ковать Копья?“ — спросил Терос, посмотрев на колодец с мрачным выражением.
      „Да, друг“ — вздохнув, ответил Флинт.
      „Драконий Металл. Магическое серебро.“
      Терос нагнулся и взял с пола что-то из кучи этого чего-то, лежащего на полу. Это было Копье, и оно блестело в свете от колодца с серебром и, конечно, оно мне очень понравилось. Он держал его в руке — оно было хорошо сбалансированным. Свет отразился от острия. Неожиданно рука Тероса напряглась, и он со всей силы бросил Копье прямо в каменную стену.
      Копье сломалось.
      „Ты этого не видел!“ — прошептал Фисбен и закрыл мне глаза рукой, но уже, конечно, было слишком поздно, что он, должно быть, понял, так как отпустил руку, после того как я начал вырываться.
      „Вот твои магические Копья!“ — проворчал Терос, уставившись на обломки разломанного Копья.
      Он присел на корточки у края колодца, Его здоровенные руки лежали на коленях, а его голова была низко опущена. Он выглядел разбитым, обессиленным, измученным. Я никогда не видел Тероса таким, даже когда дракониды отсекли ему руку, и он чуть не умер.
      „Сталь.“ — сказал он — „Без примесей, Но далеко не лучшая. Посмотри, как она разлетелась. Простая, обыкновенная сталь.“ — Поднявшись, он подобрал один из обломков — „Нужно рассказать остальным“
      Флинт посмотрел на него и пригладил руками бороду, он всегда так делает, когда очень сильно и глубоко задумывается. Подойдя к Теросу, дворф положил свою руку на плечо здоровяка.
      „Нет, друг, ты не расскажешь“ — сказал он — „Ты сделаешь еще больше копий. Ты воспользуешься своей серебряной рукой и скажешь, что они сделаны из металла драконов. А про сталь ты ничего не скажешь.“
      Терос удивленно уставился на него. Потом нахмурился — „Мне им не солгать.“
      „Тебе и не придется“ — сказал Флинт, с Таким Выражением на лице.
      Я знал Это Выражение. Такое ощущение, что гора сваливается прямо перед тобой. (Говорят, что такое и вправду случилось, во время Катаклизма). Ты можешь сказать, что тебе это не нравится, но гора-то никуда не денется. Вот как раз Таким и было его Выражение.
      Я мысленно сказал Теросу — ТЫ ДОЛЖЕН ОТСТУПИТЬ, ПРЯМО СЕЙЧАС, ПОТОМУ, ЧТО ТЕБЕ НИКОГДА НЕ СЛОМИТЬ ЕГО.
      Флинт продолжал: „Мы возьмем эти Копья и отдадим рыцарям со словами „Вот, парни, Паладайн дает вам эти Копья. Он вас не забыл. Он сражается на вашей стороне, прямо сейчас“. И вера наполнит их сердца, она вольется в их руки и в их ясные глаза, и когда они будут бросать эти Копья, то именно вера, сила рук и зрение будут направлять эти Копья в сердца злых драконов. И кто тогда скажет, что это не магия? Возможно, это как раз самая величайшая магия в мире“.
      „Но ведь это неправда“ — сердясь, заспорил Терос.
      „А откуда ты знаешь, что правда, а что нет?“ — задал вопрос Флинт, хмуро посмотрев назад, хотя получилось так, что он пододвинулся к Теросу еще ближе. — „Вот ты здесь стоишь. Живой и невредимый, с серебряной рукой, хотя — по правде говоря — должен бы валяться мертвым, разлагаясь в земле с пожирающими тебя червяками“.
      „Мы здесь, внутри Горы Серебряной Драконицы, приведенные сюда прекрасным созданием, которое отдало все, даже свою любовь, ради нас всех. Нарушила свою клятву и обрекла себя, хотя — по правде говоря — могла всех отправить нас всех с помощью магии куда-нибудь подальше, не произнеся ни слова“
      „Я скажу, что мы сейчас будем делать, Терос Железодел.“ — Продолжил Флинт, и непреклонное выражение на его лице стало еще более непреклонным. Он закатал рукава и одернул штаны. — „Сейчас мы будем работать. Вместе. Мы сделаем эти Копья. И для каждого мужчины и для каждой женщине, у которых есть сердце, мы сделаем эту правду той магией, которая будет их вести.“
      На этой фразе у Фисбена тоже появился комок в горле. Он вытер глаза своей бородой. Подозреваю, что мой вид был не лучше. Мы оба остались на месте, всхлипывая и делясь платком, который по счастью у меня нашелся, и пока мы там всхлипывали Терос и Флинт ушли.
      „Что будем делать?“ — спросил я — „Поможем Теросу и Флинту?“
      „Да уж, большая от тебя помощь. Свалишься, чего доброго, в колодец. Нет, не будем“ — сказал он, обдумывая, что же ему делать с бородой, которая, должно быть, стала соленой от слез, — " Думаю, что я понял, как разрушить заклятье.“
      „Правда?“ — обрадовался я.
      „Мы возьмем парочку этих копий“ — сказал он, указывая на кучу копий, лежавших рядом с колодцем.
      „Но ведь они не работают“ — напомнил я ему — „Терос же говорил про это.“
      „А как ты их будешь использовать?“ — задал вопрос Фисбен, хватая меня за уши и дернув их так, что у меня слезы потекли из глаз. „Бестолочь! Разве ты не слушал?“
      Конечно же, я слушал. Я слышал каждое слово, и поэтому мне было не совсем понятно, в чем моя вина, и почему ему вздумалось оторвать мне ухо, особенно после того, как он сжег мои брови и чуть не сломал нос.
      „Если ты вежливо попросишь Тероса, то, уверен, он одолжит тебе парочку.“ — сказал я, растирая уши и пытаясь не сойти с ума. Как-никак это с помощью Фисбена я попал под заклятье и, хоть оно и было скучным и неинтересным заклятьем, оно им все-таки было, и я чувствовал, что я чем-то обязан Фисбену. „Тем более что они не работают“
      „Нет, нет“ — проворчал тот, и его глаза лукаво сверкнули — „Не будем беспокоить Тероса. Он сейчас разжигает огонь в кузне. Мы с тобой просто проберемся и позаимствуем одно или два Копья. Он даже не заметит.“
      В чем-чем, а в заимствовании я профессионал. Лучшего занимальщика вам не найти (кроме, разве что, дядюшки Пружины), но это отдельная история.
      Мы с Фисбеном вылезли из тени, где мы прятались, и тихо, как мышки, поползли в сторону копий, лежавших рядом с сияющим колодцем с серебром. Как только я подобрался к Копьям поближе, то мне пришлось признать, что они великолепны, вне зависимости от того, работают они или нет. Мне и нужно то было одно, самое плохенькое, и я был очень рад, что Фисбен тоже решил взять одно себе. На первых порах я слегка засомневался — как мы уйдем с ними — ведь они такие длинные, большие и тяжелые и мне даже одно не упрятать в свой мешочек.
      „Я буду держать за рукоять,“ — сказал Фисбен — „А ты за тот конец, с острием. Понесем на плече. Вот так.“
      Я понял, что это сработает. Однако на деле у меня не получалось удержать их на плече, так как плечи Фисбена находились выше, чем мои. Но я задрал вверх острие, а Фисбен управился рукоятью. Мы взяли два Копья и побежали с ними.
      И пока мы бежали, Фисбен произнес еще больше тех слов, от которых ползают пауки, и мы попали прямо в…
      Правильно. В Усыпальницу Хумы.
 

Часть пятая

      „Ну, Опять!“ — начал я, расстроившись. Но я не закончил предложение, что может еще и к лучшему, а то этот сумасшедший Фисбен разозлился бы, и я остался бы не только без бровей, но и еще без хохолка.