Лунная радуга (№3) - Волшебный локон Ампары

— Да так… ничего. На борту слышат нас. Это большой поисковый «блин» спецназначения. Там фиксируют наш разговор. Каждое слово.

— Недоумки! — сказала Марсана в сторону дисколета и повертела пальцем у лба. — Вот вам мое слово.

— Не надо, Марсана. Экипаж ни при чем. Они обязаны были исполнить приказ.

— Приказ расстрелять безобидный прогулочный катамаран мирной контурской общины?!

— Ну… не буквально. Просто они решили подстраховаться.

— От чего страховаться?

— От непредсказуемых действий нарушителя. Мало ли что…

— Кто нарушитель?

— Я. Но ты не волнуйся. Тебе незачем волноваться. — Он смотрел на утес, где ослепительно, жарко светилась под солнцем фигура крылатой богини.

— Кирилл!.. Если не секрет… что ты нарушил?

— А вот это они мне сейчас объяснят.

Над утесом стремительно выходило из разворота звено синих спецреалетов серии «финист». «Армада, — подумал Кир-Кор. — Верный признак того, что меня уважают».

Со стонущим звоном три флаинг-машины в тесном строю промчались над пляжем и резко ушли на «свечу», унося в зенит двойные отражения солнца на сдвоенных блистерах. Вверху строй элегантно распался, подобно струям фонтана, и какое-то время каждый «финист» действовал самостоятельно: два из них завертели вокруг «искателя» какую-то сложную воздушную карусель с бочками, восьмерками и полупетлями, демонстрируя эффектные маневры расхождения на встречных курсах, а третий, совершив с инспекционной, видимо, целью несколько челночных и круговых облетов подбитого катамарана, «свечой» устремился в зенит, где вновь собрал сотоварищей. В строе звена тройка «финистов» вернулась в пространство над территорией пляжа, вдруг зависла на небольшой высоте и, заметая песком глыбу слоновьей башки, быстро села.

«Имеем дело с профессионалами», — подумал Кир-Кор. Подал руку Марсане, помог ей подняться и мельком взглянул на спящего тигра. Марсана стряхнула со ступней налипший песок, молча обулась. Крышки люков флаинг-машины-лидера отошли от корпуса наподобие чуть приподнятых крыльев орла и скользнули назад. Открылись люки ведомых. Несколько секунд томительного ожидания. Кир-Кор ощутил, как Марсана прижалась к нему плечом.

— Что они собираются делать? — спросила она напряженно.

— Меня арестуют. Волноваться не надо. Слишком, маракас, не вовремя…

Из кабины лидера вышли двое парней. Блондин и брюнет. Одинаковые форменные костюмы — белые, с черными перетяжками в тех местах, где у людей под одеждой скрыты суставы. Перетяжки придавали фигурам макодовцев некоторую полосатость. Короткие легкие куртки были расстегнуты, но, похоже, оружия у этих парней не было. Оно могло быть у тех, кто не вышел.

Кир-Кор ощущал накопление стрессового возбуждения Марсаны. Деликатность ситуации визитерам надо бы иметь в виду…

— Остановитесь, — спокойно обронил он, когда им оставалось пройти шагов пять-шесть. Не то приказал, не то посоветовал.

Парни спокойно остановились точно на том месте, где их застал спокойный приказ. У них была хорошая нервно-мышечная реакция.

Миролюбивым жестом приветствия визитеры синхронно вскинули руки над головой. Синие глаза блондина недурно сочетались с римским профилем и приятным выражением мужественного лица. Профиль напарника (как, впрочем, и фас) вызывал иные географические ассоциации — генеральная ветвь родословной брюнета формировалась, должно быть, под сильным влиянием чукотского меридиана.

Блондин произнес предписанную МАКОДом ритуальную формулу встречи:

— Грагал, примите наше присутствие в вашей жизни!

— Земляне, примите мое.

— Эвгина, примите наше присутствие…

— Подите к черту, эвандр.

Мужественное лицо блондина не изменило своего приятного выражения.

— Марсана Панкратия Гай, я понимаю причину вашего неудовольствия. Лавонгайские функционеры действительно превысили свои полномочия. МАКОД обязуется расследовать инцидент и возместить Контурской общине нанесенный ущерб. В двукратном размере. Как по-вашему, Кирилл Всеволодович, я ничего не упустил?

— На мой взгляд, вы упустили самое существенное. Обязательство возместить моральный ущерб.

— Моральный?.. Возместить — да. Но в какой форме?

— Форму определит, должно быть, комент Контурской общины. Кстати… вы не из тех, кто забывает представиться?

— Тигрий, — назвал себя молчаливый брюнет, и по его глазам было видно, что имя не настоящее.

— Ирбис, — в свою очередь солгал блондин. Вынул из кармана визит-дассар — полупрозрачный шарик с двумя красными вмятинами: — Мне и Тигрию выпала честь передать вам приветствие эвархов Камчатского экзархата.

Кир-Кор поймал дассар на лету. Надпись колечком: «Кириллу Корнееву — Агафон Ледогоров».

С посланием экзарха он сумел бы ознакомиться незаметно для окружающих — достаточно было просто сжать дассар в кулаке. Простота, однако, могла подействовать на окружающих избирательно… Взглянув на Марсану, Кир-Кор выставил шарик перед собой, сдавил пальцами полярные вмятины.

Голубым веером распахнулся видеосектор, вспыхнуло и угасло изображение знака Ампары — белая четырехлучевая звезда с мягко скругленными внутренними углами. Девять раз вспыхивала и угасала звезда, прежде чем появилось изображение головы Агафона. Кир-Кор приблизительно знал, что скажет эта очень красивая длинноволосая голова с выражением мировой скорби в серых глазах. Вступление будет длинным и начнется чем-нибудь вроде: «Да вместишь ты в себя беспредельность Ампары, Кирилл, как она вмещает тебя!..»

Без всяких вступлений Ледогоров озабоченно проговорил:

— Поспеши к нам, Кирилл Всеволодович, жду тебя с нетерпением. Была связь с Новастрой. Есть новости. В том числе и тревожные…

Голубой видеовеер сложился полоской и юркнул в прозрачность дассара. «Это все?!» — удивился Кир-Кор. Необычный лаконизм экзарха его насторожил. Он перебрал в уме слова обращения. Два десятка торопливых, мало что значащих слов. Четыре фразы. Как четыре луча знака Ампары… Последнее слово последней фразы внезапно его испугало. На мгновение потемнело в глазах, ноги потеряли привычную твердость. Четырнадцать лет назад с ним уже было такое. В ту минуту, когда он вдруг осознал, что Нина погибла…

— Сибур?! — выдохнул он. — Говорите же, говорите!

Функционеры МАКОДа переглянулись.

— Я ничего не знаю, — ответил брюнет. — Честно! Клянусь Ампарой!

— Я тоже, — поторопился вставить блондин. — Но… если я чего-нибудь не перепутал, экзарха вчера удивил какой-то Менар.

Кир-Кор обернулся к Марсане. Она молча уткнулась носом ему в плечо. «Найду тебя, — подумал он. — Клянусь Ампарой и всеми ее символами, найду».

Конвой разделился. После краткого совещания экипажей один из «финистов» стартовал с Марсаной в сторону Контура, другой остался на Театральном (предстояло еще решить проблему транспортировки спящего тигра — эту группу возглавил брюнет); третья флаинг-машина, пилотируемая блондином, приняла на борт арестанта и, едва арестант надел шлемофон и застегнул привязные ремни, рванулась в небо, огибая пылающую в лучах раннего солнца гигантскую фигуру с распростертыми крыльями.

Когда голова крылатой богини оказалась на уровне блистера, Кир-Кор чуть не вывернул себе шейные позвонки, чтоб задержать на ней взгляд подольше. Или это игра света и воображения… или голова скульптуры имеет портретное сходство с Марсаной!.. «Уговори пилота сделать еще один круг», — подбросил идею внутренний голос. Кир-Кор усомнился в логике соединимости своих желаний со статусом арестанта, однако лицо конвоира в прозрачном коконе смежного блистера казалось ему достаточно благодушным.

— Простите, сударь, нельзя ли повторить облет изваяния?

Машина с залихватским свистом вошла в разворот. Пилот улыбался:

— Впечатляет? Кажется, будто при такой парусности крыльев статуя неминуемо должна опрокинуться…

— Или взлететь, — добавил Кир-Кор.

— Видите, в чем тут секрет? Крылья — решетка, ветер свободно продувает ее. А перья — поворотные пластины. Флюгерный принцип.

Голова статуи заглянула в кабину ослепительно солнечным взором. Нет, это было другое лицо… Портретное сходство с Марсаной привиделось.

— Спасибо, Ирбис, принцип я уловил. Куда мы теперь?

— В иглопорт «Маэ».

— Остров Столичный?

— Да. Прямо по курсу.

То, что виднелось прямо по курсу, походило больше на край континента: длинная полоса гористой суши. Среди гранитной и коралловой мелюзги архипелага остров Столичный существенно выделялся размерами. На одной из вершин горной гряды торчал волосок. Золотистого цвета. Слишком прямой, стройный такой волосок… «Башня катапультера местного иглодрома, — вглядевшись, понял Кир-Кор. — Конечная точка моего криминального пребывания на островном фестивале».

— Бродит молва, — заговорил пилот, — будто в кафе «Виктуар» на территории иглопорта «Маэ» в любое время суток можно отведать свежеприготовленного тунца и даже лангуста.

— Предлагаете испытать молву на правдивость?

— Да… если вы решитесь позавтракать быстро. Очень быстро. Покончить с лангустом вам придется за десять минут. Рейс на Янъян, увы, в шесть ноль-ноль.

— Я предпочел бы неторопливую трапезу, — вежливо отказался Кир-Кор.

Флаинг-машина ощутимо прибавила скорости, свист моторов уже подбирался к порогу ультразвуковых частот.

— По совести говоря, Кирилл Всеволодович, времени для янъянского завтрака будет у вас еще меньше, чем для финшельского. Если, конечно, вы захотите успеть на дневной рейс иглолета в Петропавловск-Камчатский.

— Не огорчайтесь, я не великий любитель корейской кулинарии.

— Успеете на дневной — никакие гастрономические соблазны уже не будут тревожить вас до самой Камчатки. Лететь там всего двенадцать минут.

— Ах, что это вы все обо мне да обо мне!

— А как же! Вы герой моих сегодняшних треволнений… Надавите кнопку пенала правого подлокотника.

Кир-Кор надавил. Обнаружил в пенале жетон-вадемекум, посмотрел на пилота. Ирбис кивнул:

— Это ваш, возьмите вместо утерянного — пригодится.

— Зачем?

— Пригодится в янъянском иглопорту.

— Уж не покидаете ли вы меня в Янъяне!..

— Нет, мы расстаемся с вами в «Маэ».

— Я не совсем понимаю… Точнее, не понимаю совсем.

— Все очень просто. Я помогаю вам пройти предполетную регистрацию и… тут же обратно, поскольку меня ожидают на Театральном. А вы в шесть ноль-ноль… Словом, будьте здоровы, приятного вам полета.

— У меня такое ощущение, будто я продолжаю чего-то не понимать.

— Чем вы озабочены? Жетон-вадемекум у вас в руках, место на борту иглолета в Янъяне вам забронировано МАКОДом. Причем заявлены оба рейса — дневной и ночной. Выбирайте — и в путь!

— Вот так? Без конвоя?

Кир-Кор поймал на себе быстрый взгляд пилота.

— Вам обязательно нужен конвой?

— Нет, но… сама процедура ареста вроде бы предусматривает…

— Прошу прощения, Кирилл Всеволодович, но здесь либо вы жертва какого-то недоразумения, либо я. У меня нет ордера на ваш арест.

— Что?!

— Об аресте и разговора не было. Вы — нарушитель Конвенции Двух, это бесспорно, однако ни мы, ни лавонгайская группа не можем предъявить вам ордер на арест. Его не существует в природе.

— Понятно… Лавонгайцы просто поторопились.

— По этому поводу я уже объяснялся. Лавонгайскую группу соответственно ждут неприятности. Думаю, крупные.

— Ваша группа, к слову сказать, тоже не без греха. Вы похитили на Театральном и везете в «Маэ» совершенно свободного, согласно МАКОДу, инопланетного отпускника.

— Вынужден с вами не согласиться, грагал. Вы заняли кресло второго пилота без принуждения, сами.

— Ах так! Поворачивайте обратно, и побыстрее.

Сквозь прозрачную стенку хорошо было видно, как у пилота сузились глаза и выступили желваки на скулах. Кир-Кор отвернулся. Освободил от липучей застежки край кармана, опустил туда жетон-вадемекум. Жетон чуть слышно звякнул о золотое кольцо — прощальный подарок Марсаны.

Флаинг-машина неуверенно рыскнула и вдруг, сбросив скорость, накренилась. В момент крена мелькнул на траверзе остров Контур — два клочка суши в белом кольце бурунов. Новая драгоценность души, вплавленная в сапфир вечного океана…

— Скажите, что вы пошутили, — подал голос пилот. — Скажите мне это достаточно твердо.

— Я пошутил, — сухо сказал Кир-Кор.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДЕНЬ ИВОЛГИ И НОЧЬ ОСЬМИНОГА

В янъянском иглопорту довелось позавтракать и пообедать. А затем — и поужинать. Правда, ужинал Кир-Кор почти символически — содержимым двух загерметизированных бокалов с надписями на этикетках «Мандариновый компот, стерильное изготовление, Тханьон». Компот имел красный цвет, четко выраженный вишневый запах и соответствующий вкус. Этикеточная дезинформация, впрочем, не шла ни в какое сравнение с неожиданностями, подстерегающими малоопытного клиента здешнего ресторана при попытке выбрать что-нибудь вкусное из поэтически составленного и бережно переведенного на геялогос меню. Скажем, блюдо под названием «Белая роза, встречающая восход солнца в саду золотой пагоды на острове Морского Дракона» почему-то имело запах рыбы и привкус йодистых водорослей, хотя короткий подзаголовок, снижающий поэтику названия до уровня презренной прозы, утверждал: «пельмени мясные». Кир-Кор ел эти пельмени в совершенной уверенности, что мясными они могут быть лишь в том исключительном случае, если базисным ингредиентом пельменного фарша служило мясо самого морского дракона. Чтобы как-то блокировать ощущение смутной тревоги, усугубленное непредвиденной задержкой в пути, он во время еды старательно заучивал меню наизусть. День был потерян, утренняя спешка оказалась напрасной.

Для туристов в низкоширотных регионах Азиатского материка, где едят практически все, что бегает, плавает, ползает и летает, посещение ресторана с традиционной для данной местности кухней почти обязательно бывает связано с каким-нибудь гастрономическим приключением. Участником такого приключения Кир-Кору довелось стать в час ужина: молодая миловидная эвгина за соседним столом, беседуя с двумя сотрапезниками, выбрала блюдо с заинтриговавшим ее названием «Колокол благоухающей любви из сокровищницы лунного замка» и доверчиво вскрыла подозрительно темную скорлупу яйца, обложенного ломтиками банана. Чудовищное зловоние ввергло эвгину в состояние, близкое к коматозному, а ее сотрапезников выбросило из кресел в режиме аварийного катапультирования.

Пришлось отпаивать пострадавшую вишневым компотом (крышки бокалов Кир-Кор на всякий случай перевернул этикетками вниз). Постепенно выяснилось, что сегодня ее преследует фатальное невезение. Она и так была ужасно раздосадована задержкой в пути после невероятно утомительной командировки в Австралию, а тут еще совершенно неинтересные собеседники, полуголодная диета, увенчанная этим безумно жутким запахом сероводорода. Деликатес? Для кого-то, наверное, деликатес, а вот для нее — нервное потрясение. Да, спасибо, она уже успокоилась. Анастасия Медведева. Из Усть-Демотрясовска. Профессия — парфюмер-синоптик. Почему «нелепо»? Очень даже лепо. Не надо ему извиняться, ее профессия вовсе не уникальна, но и не хуже любой другой. Хорошо, она объяснит, хотя объяснять тут особенно нечего. Существует пять типов погоды: благоприятная, неблагоприятная, катастрофическая и два промежуточных типа. Меняется погода — меняется запах — меняется настроение… Да, его остроту она оценила — действительно, во время катастрофической бури больше подходит молитва, чем парфюмерия, — однако на эту тему не надо острить. Парфюмерия, хочет он того или нет, напрямую связана с погодой. Разве при перемене погоды он пользуется одним и тем же лосьоном? То-то же!.. Разумеется, она могла бы подсказать, посоветовать, но для взвешенных рекомендаций надо изучать конкретного человека в конкретных условиях. Не на ходу. Мимоходом можно лишь отметить ароматическую аномалию, не более того. Вот, к примеру, местная аномалия: добрая половина застрявших в иглопорту пассажиров — женщин, мужчин и детей — распространяют вокруг ужасающий запах одоранта «Месть ниндзя». Совершенно верно — сильный и агрессивный запах календулы. Все жертвы «ниндзя» предъявили на всеобщее обоняние одорантное невежество, месть состоялась. Не было выхода? Он ошибается. То обстоятельство, что вода местного душа ароматизирована лошадиной дозой дешевого одоранта, никого из невежд не оправдывает: на территории иглопорта есть парфюмерные и косметические кабинеты, где нетрудно придать своей персоне одорантную респектабельность. Сам он ведь сумел украсить себя изысканным ароматом «Огней святого Эльма». Холодная и строгая гармония этого аромата невольно возбуждает романтические представления о чем-то очаровательно таинственном, недостижимом… Хороший вкус. У нее сегодня еще не было собеседника с хорошим вкусом, он — первый. Нет, это не комплимент, небо свидетель, ей незачем делать ему комплименты, хотя интересно было бы попробовать. Нет-нет, пусть он не волнуется, пробовать она не станет — сейчас ее больше занимает загадочный паралич иглодрома. В здании иглопорта напряжение, недовольство, томление, а иглодром вообще не проявляет признаков жизни — все там замерло. Да, официальное объяснение она слышала — про магнитную бурю. Не верит.

Однажды в иглопорту Усть-Демотрясовска томящихся пассажиров целый день кормили подобными баснями, а потом все объяснила страшная серия взрывов в заправочных шахтах. Иглодром там, конечно, вышел из строя, и до сих пор усть-демотрясовцев выручает иглопорт соседнего Магадана… Ну вот, им первым объявили посадку — легки на помине! Она благодарит его за добрые пожелания. Ей тоже хочется пожелать ему точной посадки и приятного запаха (пусть опробует что-нибудь из «диких» ароматов — ему пойдет). Жаль расставаться с интересным собеседником, но уж таков закон на трассах перелетных птиц. На всякий случай — до свидания. А почему он так ненормально уверен, что случая не подвернется? Она, к примеру, давно уяснила себе, насколько мир тесен. По молодости лет про мировую тесноту он, видно, ничего еще не знает, но это, увы, поправимо. Так что — до свидания, ювен!

Анастасия ушла, оставив после себя сладкий запах левкоев. «С теснотой на этой планете, как и прежде, все в полном порядке», — подумал Кир-Кор. Он попытался представить себе, что делает сейчас Марсана, и не смог. Ощутил глухую тоску и, чтобы не дать ей достичь мучительной остроты, поднялся на застекленную смотровую платформу с намерением поглазеть, как над башней катапультера будут зажигаться и где-то в стратосфере таять голубые звезды факелов вертикально взлетающих иглолетов. Но сразу после первого факела объявили посадку на рейс в Петропавловск, и пришлось немедленно спускаться в запутанный лабиринт чрева подземного иглодрома.

Бескрылый лайнер, узкий и длинный, как спица, в считанные минуты преодолел стратосферный участок баллистической траектории. И снова вошел в тропосферу почти вертикально. После разворота кресел потолочные видеоиллюминаторы оказались прямо перед глазами пассажиров, и Кир-Кору представилась возможность окинуть взглядом небесную кровлю Камчатки. Бескрайняя облачная равнина, залитая лунным сиянием… От горизонта до горизонта. Цветоинтерпретация картинки на псевдоиллюминаторах была примитивной. «Облака цвета старого жемчуга», — нашел эпитет Кир-Кор. В конце концов, здешние видеосредства рассчитаны на зрительный диапазон хозяев этой планеты.

По мере сближения с облачным слоем усиливалась иллюзия, будто иглолет падает в волны темного океана. Как брошенный в воду гарпун.

Лунный жемчуг угас. Непродолжительную тьму сменило багровое марево. Кир-Кор как-то даже не сразу поверил, что это просвечивает сквозь нижележащий облачный слой иллюминация Петропавловска — слишком красным было свечение. Можно было подумать, что лайнер падает в море раскаленной лавы.

Со звоном выдвинулись из корпуса и завыли в потоке плотного ветра стабилизаторы. Иглолет пронзил багровую пелену и словно завис на минуту в центре воздушной пропасти, на дне которой пробивались сквозь облака разноцветные отсветы — от красного и оранжевого до нежно-фиолетового и розового — иллюминацию города рассеивал третий облачный слой. Небесная кровля Камчатки сегодня была, очевидно, трехъярусной. Это, как минимум, предвещало прохладу. А всего вероятнее — дождь. Удобный легкий костюм «а-ля маркиз де Карвен» будет выглядеть на полуострове не по сезону.

«Не грусти, — успокоил внутренний голос. — На продолжительные пешие прогулки тебе рассчитывать уже не стоит».

Лайнер потряхивало. В разрыве облаков промелькнула часть акватории Авачинской бухты. Огненные берега, искроподобные огоньки кораблей… И перед тем как разрыв затянуло, Кир-Кор успел задеть взглядом освещенный овал круизного декамарана. Очень крупное судно. Не судно — плавучий остров для охотников прогуливаться от восточной окраины Азиатского материка до Австралии и обратно. Охотников почему-то всегда было много: декамаран брал в рейс двадцать тысяч туристов — нужный уровень мировой тесноты обеспечивался. Круизный маршрут обслуживали четыре комфортабельных декамарана: «Даурия», «Тундра», «Тайфун» и «Цунами». Верхняя палуба острова-судна — бетонный, местами присыпанный песком обширный овал с двумя площадками для эйробусов, кольцевой рощей искусственных пальм и великолепным, круглым, как лагуна, бассейном. Почти натуральный атолл. Та лишь разница, что уровень воды в псевдолагуне превышал океанский на пятьдесят метров. На декамаранах были сетчатые бортовые ограждения и специальная система страховочной сигнализации, потому что прыгнувший за борт разбивался о воду, как правило, насмерть. Самоубийцы все же отыскивали возможности для рокового прыжка — ни один рейс бетонного острова-судна не обходился без попыток отчаявшихся в чем-то людей свести счеты с жизнью таким странным способом…

Тонко заныл тормозной двигатель иглолета, вокруг кресла схлопнулся белоснежный сугроб противоперегрузочного кокона — до нырка в горловину посадочной шахты оставалось не больше минуты. Из-за акустического дефекта в трансляционной системе салона Кир-Кор не понял ни слова из предпосадочного сообщения спикера-автомата и от нечего делать стал вспоминать, при каких обстоятельствах в самом начале одного из своих отпусков он поддался уговорам приятеля «смайнать на потрясном „Цунами“ к антиподам через экватор». Приятель был молод и при случае любил прихвастнуть знанием жаргона современных недорослей. В ответ на вопрос «А чего такого… потрясного в этом „Цунами“?» приятель загнул четыре пальца: «Во-первых, от киля до крышки поплавок надежный, как бетон. Во-вторых, кошара будет нормальная. Сначала, правда, в раскид, но потом устаканится. Уцепил? В-третьих, за экватором можно просто усохнуть. В-четвертых, объяснять — время терять. Гарантирую, будет весело до синего хипежа». — «А дальше?» — «Что „дальше“?» — «Как будет дальше Синего Хипежа?» — «Ну… отпад! — простонал приятель, тараща глаза в открытое небо. — Закинуться можно!.. Ты что, наивняк от рождения? Или дигейский кулек? Хипеж — это не адрес, это закатный балдеж на кошаре. Утоптал?» — «Кажется, да. Синий хипеж — это, по-видимому, высшая степень экстатического перевозбуждения». — «Кладовка, — произнес приятель с одобрительно-иронической интонацией. На его молодом, юном, можно сказать, лице обозначилось выражение бывалого человека. — В общем, здесь так… либо сам во всем перепреешь и выйдешь нормальной водянкой в полоску, либо свинчивайся и до колумбария помни, что на „Цунами“ ты мог побывать, но не был». Последний довод оказался решающим, и туристская армия готового к отплытию левиафана пополнилась «кульком» с Новастры… В первом же порту посещения — в Кусиро на Хоккайдо — приятель исчез. Бесследно. А «кулек» еще до захода «Цунами» в Гонконг понял, что он действительно наивняк…

Свист, гул, перегрузка, толчки — будто кто-то огромный пытался боковым ударом сбить иглолет с вертикали. Приглушенный грохот — тело свинцовой гирей утонуло в кресельной мякоти, заныли амортизаторы… Вдруг сделалось легко и тихо, кокон раскрылся. В салоне стоял «агрессивный» запах перегретой смазки. «Сели точно и с „диким“ запахом, — подумал Кир-Кор. — В неплохом соответствии с напутствием Анастасии». Ощущалось покачивание — подвижные желоба иглодромных люнетов переводили корпус лайнера в горизонтальное положение. Неприятный запах горячего технического масла усилился. Кир-Кор взглянул на лопнувший цилиндр амортизатора медленно всплывающего в переднем ряду кресла и надолго задержал дыхание. До выхода на перрон.

Зал перрона был узкий и длинный, ослепительно белый, искристый. Как разрез в мраморной каменоломне. Там, дальше, за черно-белыми в шашечку турникетами, зал переходил в двухъярусное фойе. Кир-Кор, пропустив вперед возбужденных, разнообразно пахнущих пассажиров, побрел следом, не сомневаясь, что за турникетами его непременно будут встречать.

В центре фойе стоял одетый в серебристо-лиловый блузон юнец, голубые глаза которого показались Кир-Кору знакомыми — крупные и круглые, как у лемура, глаза… На сгибе руки голубоглазый держал что-то вроде блестящей колбы. Толпа прибывших и встречающих обтекала голубоглазого слева и справа, его взгляд панически метался по сторонам. Метания продолжались даже тогда, когда Кир-Кор подошел к молодому человеку почти вплотную, — голубые глаза реагировали только на быстро движущиеся фигуры. На вид юноше было лет восемнадцать, не больше.

— Лирий?..

— Кирилл Всеволодович, здравствуйте! — Взгляд юноши прояснился, лицо озарила улыбка. Блестящие шарики, подвешенные на груди блузона, забавно высверкивали розовыми огоньками. Действительно — Лирий Голубь, собственной персоной. — Я тут все глаза проглядел — боялся вас пропустить. Совестно мне перед вами.

— За что? — с интересом спросил Кир-Кор.

— Ну как же! Вы заметили меня первый.

— А, да… Это было очень не просто. За последние два года вы, голубь мой, совершенно классически возмужали.

— О, неужели в этом году мы с вами выглядим одногодками?!

Охота шутить у Кир-Кора сразу пропала.

— Между прочим, — проговорил он, — у меня двадцатилетний сын.

— Знаю, Кирилл Всеволодович. Вы стали отцом в моем возрасте…

— Но о чем-то еще этот факт говорит?

— О том, очевидно, что я должен извиниться перед вами за неуместную шутку.

— Будем считать, здесь мы внезапно достигли полного единомыслия. Остальное — нюансы.

— Спасибо, сударь. — Лирий Голубь обезоруживающе улыбнулся. Протянул единомышленнику блеснувшую колбу: — Экзарх вам передал.

Две молодые пары, из тех, кто в этот момент проходил мимо, обернулись при слове «экзарх». Кир-Кор видел, как они, уходя, еще несколько раз оборачивались.

Колба оказалась полужестким пакетом из блескучего пластика. Прозрачным был только верхний торец. Не вскрывая пакета, Кир-Кор обнаружил внутри роскошную синюю розу, посмотрел на ювена.

— Символ мудрости, — пояснил тот.

— Благодарю. — Кир-Кор пошарил в кармане. — Символ послушания, — сказал он, вручая представителю экзархата жетон-вадемекум.

— Зачем же так горько? — Лирий Голубь спрятал жетон в специальный футляр. — Не мы это придумали. И не Ледогоров. Марсианскую Конвенцию Двух заключили между собой наши предки, и нам с вами остается лишь склонить голову перед законом.

— Совершенно верно. Теперь моя очередь извиняться?..

— Кирилл Всеволодович!.. — Лирий Голубь покраснел, как девица. — Давайте лучше пойдем потихонечку, а?..

— Не смущайтесь, юноша, — ободрил его Кир-Кор на ходу. — Склоняя голову, я почему-то припомнил статью восьмую, параграф второй. Там сказано: представитель экзархата, изъявший на время жетон-вадемекум… ну и так далее. Припоминаете? Иными словами, де-юре на какое-то время вы мой властелин.

— Сопровождающий, — тихо возразил Лирий Голубь. — Всего только сопровождающий. Грум. — Он прислушался к писку карманного справочника. Бросил взгляд на часовое табло: — Если мы прибавим шагу — успеем вскочить в вагон метранса белобережного направления.

«Юный грум выбрал зачем-то слишком большой экипаж», — подумал Кир-Кор, однако шагу, согласно статье номер восемь, послушно прибавил. Свое убеждение в том, что добираться отсюда до Белого Берега проще на реалете, он оставил невысказанным. Сопровождающий как-то по-особенному внимательно, цепко взглянул на него, улыбнулся грустно, сказал:

— На реалете не проще.

— Отчего же? — спросил Кир-Кор машинально.

— Ваш костюм… У нас вторые сутки льет дождь. Впрочем, здесь где-то было открыто экспресс-ателье…

— О, нет-нет, вы правы, метранс в настоящих метеоусловиях вне конкуренции.

Кир-Кор вскочил в вагон первым и придержал створку готовой захлопнуться двери — сопровождающий успел протиснуться боком. Дверные створки, отзвенев музыкальной капелью, сомкнулись, Лирий Голубь в полный голос торжественно произнес:

— Грагал, примите мое присутствие в вашей жизни!

Оба салона в вагоне были безлюдны. Кир-Кор выбрал кресло, кивнул на соседнее:

— Садитесь рядом, землянин.

— С удовольствием. Редкий случай — вокруг никого, и можно разговаривать без оглядки.

Вагон, роняя нотки-капельки стартового музыкального наигрыша, набирал скорость. «Случайный случай», — мысленно скаламбурил Кир-Кор.

— Случайность, но не совсем, — произнес Лирий Голубь. — Это последний вагон белобережного направления. Время позднее, и практически все пассажиры метранса в такое время едут в город на другой берег Авачинской бухты петропавловским полукольцом.

Тронув кнопку на подлокотнике, Кир-Кор развернул кресло вполоборота к собеседнику, заглянул в голубые глаза:

— Вы с кем-нибудь из грагалов в родственных отношениях, случаем, не состоите?

— В родственных? Нет. — Ресницы юноши затрепетали. — Насколько мне известно, нет. В дружеских — да, состою. Вы хорошо его знаете. Его имя — Сибур. Подружились мы с вашим сыном в прошлом году.

— Превосходная новость, но ведь не Сибуру вы обязаны тем, что способны интротомировать пси-информацию. Или эта ваша способность мне просто мерещится?

— Нет, не Сибуру. Скорее — генетическим мутациям в поколениях моих предков.

— Вы, значит, интротом наследственный…

— Последственный, точнее будет сказать. Семейное предание связывает этот наш родовой феномен с последствиями Чернобыльской катастрофы. Той… которая в самом конце прошлого тысячелетия, если вам доводилось…