Лунная радуга (№3) - Волшебный локон Ампары

Да ведь не прост Иван Николаевич, ох как не прост! Особое выражение умных, все понимающих глаз, твердая линия рта, манера поглядывать на собеседника благожелательно, с цепким вниманием… Основываясь на прошлых своих впечатлениях, Кир-Кор вполне допускал, что именно этот эварх, возглавляющий комент девидеры Камчатского экзархата, курировал вопросы основных общинных проблем в тот период, когда среди обитателей Белобережья метался в любовной горячке Сибур. Должно быть, авторитет комита оказал какое-то влияние на ход инициированных Амуром событий. Авторитет старейшин означает здесь многое.

— Очень рад видеть тебя, Кирилл, — сказал Полуянов, — но удивления своего скрывать не стану.

— Удивления чем? — осведомился Кир-Кор.

— Тем, что вижу тебя одного вдали от «Ампариума». Если не считать желторотого выводка айкидоков.

— Дело случая. Любознательность подтолкнула меня заглянуть в пятый цирхауз. Небольшая экскурсия. Кстати, фундатор в курсе.

— Кто еще в курсе этой экскурсии? — Эварх с беспокойством косился по сторонам.

— Полуяновы, — ответил Кир-Кор. — Старший и младший. Больше — никто, клянусь. Если опять-таки не считать айкидоков.

— Жаль, я не смогу быть твоим гидом — веду группу на Молодежный Двор…

— Понимаю, Не огорчайся, подземный этаж я сам как-нибудь осмотрю. Мне не нужен Вергилий внизу, мне он нужен в высших сферах томлений обуянного Эросом духа…

Комит был догадлив:

— Сибур?..

— Если не можешь или не хочешь — не говори.

— Понятно. — Иван Николаевич стал рыться в карманах комбинезона в поисках чего-то нужного. — Ты отец и… В общем, все это очень понятно.

— Мое беспокойство возрастает, эварх…

— А собственно… что тебе про это известно?

— Немного, но достаточно для мучительных опасений. Знаю, что прелестная девчушка возраста Джульетты питает к Сибуру нежные чувства, однако он влюблен не в нее. Видимо, здесь сложился какой-то опасно безвыходный треугольник с чрезмерно острым углом. Может быть, я представляю себе ситуацию в излишне драматических тонах?

— И да… и, к сожалению, нет. Потому что Сибур совершенно серьезно влюбился в маму этой девчушки.

Отец Сибура остолбенел.

Эварх наконец нашел и вынул из нагрудного кармана то, что искал, — пластиковый прямоугольничек карманного календаря:

— Я не слишком тебя удивил?

— Да как сказать… — пробормотал Кир-Кор. — Мне следовало бы догадаться. И что же Марина Викторовна?.. Этот роман всколыхнул, должно быть, всю девидеру!

— Роман в стихах и портретах. В том числе — и в портретах светопластических и стереокинематических. Комментировать я это не буду — здесь комментарии неуместны. Тем более что поведение Сибура было рыцарски безупречным. Не встретив понимания, он не разлюбил обожаемую Даму Сердца, но и не был чрезмерно навязчив. И в этом смысле тебе как отцу не надо терзаться. Вот… возьми на память.

Кир-Кор повертел в пальцах прямоугольничек календаря и вызвал над освещенной обложкой голосолнечный эффект — в воздухе затрепетало, как пламя, красочное изображение: женская головка в древнеегипетской царской тиаре. С первого взгляда было совершенно ясно, чья именно.

— Нефрет, — сказал он упрямо. — Нефрет, которая в мире искусства больше известна под именем Нефертити.

— Нефрет, которая в девидере нашего экзархата всем известна под именем Марины Секириновой, — отклонил комит его версию. — После отъезда Сибура этот шедевр светопластики использовали для украшения календарей принтдельцы Петропавловска.

— Без последствий, надеюсь?

— Без негативных, — уточнил Полуянов. — К новогодним праздникам на Марину обрушился небывалый шквал поздравлений — от знакомых и малознакомых людей. Как же — человек года! Женщина года!.. Затем — второй этап: многочисленные и весьма настойчивые приглашения участвовать в конкурсах красоты.

— Участвовала?

— Нет.

— Мне кажется, если она позволит себе улыбнуться, ей обеспечен успех.

— Верно подметил. Когда ее пригласили принять участие в заочном конкурсе красоты среди замужних на титул «Сударыня Ключевская Сопка», Марина весело рассмеялась, и десятисекундная видеофиксация этого рядового события принесла ей победу и приз — большую роскошную яхту-катамаран класса «золотой лев». Королевское судно.

— Спасибо за сувенир. — Кир-Кор опустил календарик в карман. — Приз, значит, ей приглянулся?

— Не знаю. Вряд ли ей довелось хотя бы раз подняться на борт «Новастры»…

— Такое название она дала своей яхте?

— Это был единственный акт проявления ее судовладельческой воли… Виноват, был и второй: акт дарственной передачи яхты «Новастра» объединенному клубу юнг Белобережья и Петропавловска.

Комит оглянулся на галдящую у заправочной станции молодежь, и Кир-Кор понял, что интервью пора закруглять.

— Большое спасибо, Иван Николаевич.

— За что?

— За скорую помощь. Все теперь ясно…

— По глазам вижу — не все, — твердо сказал Полуянов. — Выкладывай. Главное, чтобы на Большой Экседре ты был спокоен.

— Как я могу быть спокоен, если Сибур… пусть сам того не желая, нанес семье Секириновых моральный ущерб.

— Марина и ее муж — умные люди, и этим сказано все.

Помолчали. Эварх досадливо сморщил нос:

— Опять-таки вижу — не все. Значит — подробности?.. Ладно. Мой брат Леонид, опасаясь того же, побывал в семье Секириновых и доложил коменту девидеры, что инцидент исчерпан и никакой проблемы здесь нет. Кому-кому, а Леониду можешь поверить — он лукавить не станет, ты его знаешь. Муж Марины — специалист по диагностике церебральной патологии — при мне однажды сказал: «Борьба с избытком любви на Земле способствует процентному росту олигофрении».

— Специалистам виднее, — заметил Кир-Кор. — Скажи мне, эварх, со всей откровенностью… сам ты обо всем этом что думаешь? Чем все это может кончиться?

— Я не Юрмед Вертоградов, в психонавтике слаб, — поскромничал Полуянов. — Предполагаю: в следующий раз Сибур внезапно обнаружит, что Ирина стала очень похожа на свою мать, и… могут возникнуть совсем иные проблемы. Мое предположение с твоим случайно не совпадает?

— Нет. Извини… То есть я допускаю, конечно, вероятие смены вектора влюбленности у Сибура, но это, к сожалению, произойдет не в следующий раз. И если вообще произойдет, то не раньше, чем Ирина полностью повзрослеет. Такова природа Корнеевых… А где гарантия, что через пять, скажем, лет Ирина по-прежнему будет видеть в Сибуре своего Ромео?

— Да… такой гарантии нет, — согласился эварх и посмотрел себе под ноги. — Природу Секириновых мы оба знаем все-таки хуже, чем ты — природу Корнеевых.

Визуально комит нисколько не изменился, и все же Кир-Кор явственно ощутил перемену его настроения. Перемену в сторону сожаления и печали. Сожаления, умноженного на печаль… Редко бывало, когда грагал испытывал чувство растерянности перед землянином, но бывало. Непонимание, умноженное на некую разновидность неловкости… Можно даже назвать это робостью. Ощущение, что землянин в данный момент превосходит в чем-то гражданина Галактики, было острым, материально весомым и загадочным, странным. Потому странным, что подобное превосходство объяснению не поддавалось.

— Однажды, Иван Николаевич, на туристском привале ты нас всех позабавил шуточной песенкой ложкарей:

Санька Маньку полюбил,

Дров ей санный воз купил, -

Жги и грейся без конца,

Ломца-дрица-оп — ца-ца!

А дрова-то все — осина,

Не горят без керосина…

— Припоминаю. Сюжет этой песенки воспринимаешь как поучительный?

— Фатальный, — уточнил Кир-Кор. — Для нас, грагалов, фатальный. Поэтому я буду настоятельно советовать Сибуру избрать другой экзархат приписки. Очень настоятельно, по-отцовски.

— Властной, значит, рукой…

Комит вздохнул. Кир-Кор еще острее почувствовал: трещина непонимания расширилась, а ощущение необъяснимого превосходства Полуянова усугубилось.

— Странно, — признался он, — сейчас я чувствую себя перед тобой слепцом, сильно удивившим чем-то своего поводыря…

Иван Николаевич промолчал.

— Мне трудно предположить, что в моей отцовской позиции сплошные изъяны, — продолжил Кир-Кор. — Но я готов воспользоваться добрым советом. В самом деле, как поступить?..

— Прежде всего — не делать резких движений, — посоветовал Полуянов. — За годы у Сибура сложились со многими членами девидеры доверительные отношения, так неужели тебе не гнусно будет заботиться, чтобы их оборвать?

— Гнусно — нехорошее слово. Но точное. Я принимаю его. Точнее здесь, пожалуй, не скажешь… Начинаю думать, эварх, тебе удалось уберечь меня от ошибки.

— Скажем иначе, Кирилл: ты и я пытаемся оградить Сибура от наших ошибок. На земную жизнь он смотрит, конечно, глазами грагала, во многом — предвзято. Ну так пусть хотя бы его отношения с девидерой развиваются естественным и совестливым путем. Это — лучший путь, который мы с тобой знаем. — Комит, улыбнувшись, мягко добавил: — И лучшие помощники на этом пути — женщины.

«Девидера взяла Сибура под свое покровительство! — прозрел внезапно Кир-Кор. — И наверняка — по инициативе жены Полуянова, неутомимой защитницы страждущих и влюбленных». Спросил почтительно:

— Как поживает Мариула Яковлевна?

— Спасибо, неплохо. До сих пор помнишь ее по имени и отчеству… А ведь четыре годика миновало, однажды ты оказался гостем дома Полуяновых.

— Квартала Полуяновых, — снова уточнил Кир-Кор. — Как поживают ваши внучки Злата, Дашенька и Татьяна?

Иван Николаевич развел руками:

— Поверит ли Мариула, если я расскажу, что в памяти твоей мы все…

— Придется поверить. Память моя хранит имена и ваших правнучек: Алина, Вера, Надежда, Любовь…

Полуянов пристально всмотрелся в собеседника. На тонких его губах возник и тут же растаял намек на улыбку.

«А ведь он меня раскусил», — догадался Кир-Кор.

«Ничего хитрого, — отозвался внутренний голос. — На физиономии у тебя обычно написано все. Твое ребячье желание проявить хоть в чем-то свое превосходство он запросто уловил и, должно быть, подумал: „Тюфяк ты, парень!“ И поделом тебе. Не тягайся с эвархами».

— Феноменальная память, — сказал Полуянов. — Привыкнуть никак не могу. Практически абсолютная… До встречи?

— Ближайшая — на Большой Экседре. Приходи обязательно, будет занятно. Даю публичный сеанс ретропиктургии.

— Планар?

— Планар.

— Интротом из меня… В общем, прости старика, на сеанс не приду. Не буду увеличивать собой пси-балласт. Позже приду поддержать тебя на голосовании. Пока!.. Будь здоров и будь осторожен.

— Буду. Привет от меня и добрые пожелания твоим детям, братьям, внукам и правнукам, обаятельной твоей жене и ее сестрам Людмиле и Анне.

— Нет, ты уж как-нибудь лично… В квартале Полуяновых.

Эварх сделал шаг, собираясь уйти, и Кир-Кор решился наконец задать вопрос, который не давал ему покоя:

— Не знаешь случайно… звено «финистов» все еще на экваторе?

Полуянов вернулся в исходное положение.

— А ты как считаешь? — спросил с интересом.

— Думаю, все еще там. Надеюсь.

— Хороший ответ. — Иван Николаевич доброжелательно покивал. — Во-первых — думаешь. Во-вторых — думаешь правильно. А главное — встревожен… — Словно бы поймав себя на том, что разговаривает сам с собой, эварх встрепенулся и сообщил: — По просьбе фундатора сегодня ночью МАКОД откомандировал на экватор дополнительное звено поддержки. Звено аэромашин-дефендеров типа «альконост» стартовало на Финшелы с охранной базы Тамбовского экзархата.

— Добрая весть. — Кир-Кор мысленно пожелал функционерам МАКОДа успеха, покивал Полуянову. — Добрая… Встречи с тобой всегда подпитывали меня хорошей дозой оптимизма, огромное тебе спасибо.

Взойдя на площадку редана, Кир-Кор посмотрел с ее высоты. Эварх и комит, давний член Камчатского экзархата, декан, крупный авторитет комента экзархатовской девидеры, глава многочисленного славного рода и просто хороший, умный, совестливый человек Иван Николаевич Полуянов стоял на элезаправочной станции в окружении подростков, что-то им говорил, и было видно, как молодая толпа набухала энтузиазмом.

Палестра, в полном согласии с утверждением Полуянова-младшего, выглядела необитаемой. Безлюдный вестибюль, залитые солнцем безлюдные залы разного спортивного назначения, безлюдные эскалаторы… Заглянув в зал, где толстобрюхие автоматы-уборщики неторопливо оглаживали татами, Кир-Кор вдруг вспомнил, что так и не удосужился узнать код запора.

«Феноменальная память, маракас! Практически абсолютная».

6. ЭКСЕДРА ЧЕРНОГО ПОПУГАЯ

В коридорах подземного этажа было светло. Створки двери цирхауза номер пять раздвинулись от обычного нажатия кнопки — код не понадобился. За дверью — порог из нержавеющей стали и четыре ведущие вниз ступени из гранита. Ступени вели в просторное удлиненное помещение с двумя рядами квадратных в сечении колонн, облицованных сочно-розовым родонитом и светоносными люминелями. Кир-Кор спустился с порога на цветную мозаику пола — дверные створки за его спиной задвинулись, и что-то там мелодично щелкнуло. Автоматика запоров работала здесь почему-то наоборот. Он огляделся. Мозаика пола изображала ковер с красно-желтым орнаментом и черными фигурами грифонов. Будто воронья стая на фоне заката. Между рядами колонн в центре этого зала не было ничего, кроме света и воздуха.

А в промежутках между стенами и колоннами слева и справа лоснился полированным металлом чудовищный арсенал. Копья, мечи, щиты, алебарды, кольчуги, боевые топоры, булавы, арбалеты, ножи и кинжалы… Цирхауз номер пять представлял собой обширную музейную экспозицию холодного оружия и средств защиты от него.

Уже догадываясь, что прозвищем Спартак махариши обязан скорее всего лезвию какого-нибудь прозаического древнеримского гладиса, Кир-Кор побрел вперед с чувством легкого разочарования. «А чего, собственно, ожидал ты увидеть? — думал он. — Фотофиксацию махариши в майке форварда самой знаменитой в России футбольной команды?» Кир-Кор даже сквозь плотную пси-защитную «шубу» ощутил, что в зале он не один. Замедлил шаги и вопросил тишину:

— Тут есть кто-нибудь?

От стенда с алебардами донеслось:

— Не кто-нибудь, а лорд Олуэн из рода Гвенуйферов! Если я нужен кому-то — подойдите сюда.

«Кажется, ватагара наполовину можно поздравить», — подумал Кир-Кор. Обогнув колонну, а заодно и фигуру манекена, блистающую испанскими доспехами времен открытия обеих Америк, он столкнулся с магистром ордена артуридов нос к носу. Сказал:

— Имею честь снова приветствовать вас, Олуэн.

Артурид склонил голову в знак приветствия и молча отсалютовал закованной в латы рукой. На атлетическом торсе этого живого воплощения одного из героев давно отшумевших рыцарских войн неплохо смотрелась темно-синяя бархатная безрукавка с плечевыми напусками, схваченная в талии поясом из серебряных блях весьма недурной ювелирной работы. Левую сторону безрукавки украшал герб славного короля Артура — шлем, щит и три золотые короны на лазоревом фоне. Ситуация была глупейшей. По выражению глаз магистра Кир-Кор понял, что тот его совершенно не ожидал. В светло-серых с темными крапинками глазах не было ничего угрожающего. Был только вопрос пополам с досадой и кроткой печалью, что характерно, когда человеку мешают побыть одному. Это явно противоречило предостережениям ватагара.

— Извините, Олуэн, — добавил Кир-Кор, собираясь уйти, — сдается мне, я нарушил ваш тет-а-тет с древним железом.

— Древним, говорите? — Брови магистра поползли кверху.

— Во всяком случае — старым. Если это, конечно, не современные копии…

— А знаете ли, Кирилл, где мы с вами находимся? — осведомился магистр.

— Если доверять глазам — в театре холодного боевого оружия.

— Здесь есть и спортивное, но я не о том. Перед нами — уникальная-коллекция собственноручных изделий Григория Квашнина и его учеников. Вам говорит о чем-нибудь это имя?

— Еще бы! — оживился Кир-Кор, разглядывая алебарды, нагаты и бердыши. — Известный оружейных дел мастер прошлого века. Разве он камчадал?

— Да. Здешний Гефест… В своих изделиях он старался использовать и даже объединить достоинства лучших образцов холодного оружия Западного и Восточного полушарий. Секрет закалки его знаменитой бело-голубой оружейной стали — до сих пор тайна за семью печатями для современных мастеров, которые не камчадалы.

— Относительно закалки судить не берусь, но то, что изготовленная Квашниным рапира очень удобна в руке, могу засвидетельствовать лично.

— Фехтуете?

— Немного.

— Попробуем? — Металлическая рука магистра дернулась кверху, привычно согнулась в локте, в глазах заиграли отблески знаменитой стали. — Тут все для этого есть.

— Простите, Олуэн, я совершенно не в настроении. Как-нибудь в другой раз.

Стальной блеск в глазах артурида угас:

— Жаль… Я теперь тоже редко фехтую. Во всяком случае, реже, чем это подобает потомку славного рода Гвенуйферов. А ведь в недалеком прошлом лорд Олуэн, говоря между нами, был чемпионом Европы по фехтованию… Вы позволите мне задать вам нескромный вопрос?

— Ну… коли есть такая потребность… — Кир-Кор сделал неопределенный жест.

— Особой потребности нет — заурядное любопытство.

Экс-чемпион ловко высвободил алебарду из-под стендовых пружинных держателей, взвесил ее в бронированной руке, пробормотал: «В самый раз!» — и, склонив голову набок (не то к чему-то прислушиваясь, не то любуясь страшной секирой), ощупал пальцами левой руки острый край лезвия. В цирхаузе номер пять стояла гнетущая тишина. Тишину вдруг нарушил смех артурида.

— Прошу прощения, — извинился этот странный человек. — Я обратил внимание, Кирилл… вы подчеркнуто избегаете предварять мое имя обращением «милорд». Мне любопытно выяснить — почему?

— Я не являюсь вашим вассалом. Мой лен, знаете ли, находится в иной звездной ассоциации.

Магистр бросил на собеседника странный взгляд и, рассеянно оглаживая ладонью удлиненную «бородку» лезвия, пробормотал: «Западное и Восточное…» Одновременно он словно бы продолжал к чему-то прислушиваться. Было видно, как напряжены мускулы его шеи. «Одно неверное слово с моей стороны — и артурид развалит мне череп на два полушария — западное и восточное», — подумал Кир-Кор. Ему уже начинало казаться, что Олуэн слегка не в себе.

Чтобы не затягивать молчание, Кир-Кор сказал первое, что пришло в голову:

— Великолепное изделие. Работа Григория Квашнина?

— Судя по специальному клейму на «бородке», это работа его наиболее талантливого ученика — Виталия Шаркуна, — определил артурид. — Видите, соболь держит в лапе стрелу? А вот еще!.. — Водрузив алебарду на место, знаток острозаточенных раритетов взялся за древко соседнего бердыша.

«Пора уходить, — сделал вывод Кир-Кор. — Не могу позволить себе в завершение отпуска выслушивать лекции о боевых топорах».

— Случайно не знаете, Олуэн, связано ли как-то общеизвестное прозвище махариши Спартак с театром оружия?

Сверкающая рука артурида оставила бердыш в покое.

— Если вы так спросили, Кирилл, значит, вы не видели главной достопримечательности цирхауза! Буду рад первым показать вам ее, а заодно удовлетворю и свое тщеславие гида. Скорее следуйте, будьте любезны, за мной!

Излучая оживленную заинтересованность, магистр увлек жертву своего тщеславия к стенду с мечами.

Это был, пожалуй, самый протяженный стенд. Подходы к нему со стороны колоннады охраняли фигуры бронированных воинов в полном боевом вооружении: русский витязь, китайский латник, генуэзский и тевтонский рыцари. «Веселенькое местечко, — подумал Кир-Кор. — И компашка подобралась весьма добродушная. Сесиль кампанья — спаси маманя…» Однако гениальный (без преувеличения) дизайн смертоносных изделий, целесообразность, заложенная в каждой линий, в каждом изгибе доспехов, тщательность и красота художественной отделки надолго овладели его вниманием. Такого великолепия он не видел ни в Лувре, ни в Оружейной палате, ни тем более — в разворованном Эрмитаже. Отсветы бело-голубой зеркальной стали, жаркий блеск позолоты и кристаллически-радужный — драгоценных камней, изящество плюмажей, настоящий шелк разноцветных плащей — от чистого пурпура до сребротканого, а местами златотканого перелива; чеканка, роспись эмалями, кованые украшения на шлемах, нагрудных пластинах и пряжках, фибулы, талисманы, цепочки, сверкание кольчужных колечек, светлое серебро на ремнях поясов, портупей, бандельеров. Особенно импозантно выглядел генуэзский доспех, франтовато и грозно. «Красота — страшная сила», — подумал Кир-Кор и попытался представить себе это воинское роскошество на грязных улочках европейского городка раннего средневековья. Воображение отказывало. Да за один-единственный комплект такого вооружения какой-нибудь задрипанный монарх, не колеблясь, отдал бы половину своего нищего королевства! С надеждой, разумеется, вернуть ее потом обратно.

Перед стендом с мечами Кир-Кор застыл в немом восхищении. Мечи — от прямых калибуров до изогнутых, как скорпионьи жала, гиард, сочетали в себе хорошо продуманный дизайн с элементами художественной отделки Необычайно высокого, можно сказать, ювелирного качества. Глаза разбегались: любой из выставленных здесь мечей был достоин войти в каталог раритетов как оружие-драгоценность — каждый меч хотелось осмотреть, потрогать, подержать в руках. Но для этого их было слишком много. Классические мечи всех времен и народов — эспады, калибуры, гриды, бретты, шамширы; двуручные — эспадоны и биденхандеры; с укороченными клинками — скрамасаксы, акинаки, гладиусы, паразониумы; грозные палаши востока и севера — шиавоны, клэймы, кхопеши… По сравнению с роскошным этим оружием неплохой, в сущности, арсенал новастринского гладиатория выглядел просто складом грубо обработанного железа…

Добровольный гид пока не проронил ни слова. Сначала Кир-Кор склонен был объяснить сдержанность гида желанием не мешать подопечному упиваться редкостным зрелищем. Однако невеселое лицо магистра с неподвижным взглядом глубоко ушедшего в себя человека заставило в конце концов подумать иное. «Может, он прислушивается к какому-то своему внутреннему неблагополучию? — предположил Кир-Кор. — К болевым спазмам в желудке, к примеру».

— Вы плохо себя чувствуете, Олуэн?

— Я? — удивился бравый магистр. — Нисколько. Самочувствие обычное, девятьсот девяносто девятой пробы. Но вот… не могу никак вспомнить, с кем сюда летел. Вместо лица — мутно-желтый туман… Летел я не с вами?..

— Сюда? — осторожно переспросил Кир-Кор. — На Камчатку?

— К палестре! О черт! К палестре! От западной стоянки редетов у «Каравеллы» меня подбросили на открытый корт — это помню. Кто — не могу вспомнить. И смешно, и бесит! Впрочем, ладно… пустое. Вот что я вам покажу! — Олуэн вынул из ячейки оружейного кассетника под стендом темный, изрядно обглоданный коррозией меч и протянул его собеседнику двумя руками. — Догадываетесь, каких времен?

— Утро железного века. Археологическая находка?

— Склоните голову перед памятью тысячелетий. И присмотритесь. На лезвии до сих пор не стерлись изображения трезубца и рогов оленя. Видите? Это настоящий меч моих древних предков — кельтов. Можно сказать — ветеран межплеменных сражений. Кстати заметить, кельты родственны славянам. Так что мы с вами этнические родственники, и наши древние предки, по всей вероятности, общие.

— Это было бы очень приятно. — Кир-Кор покивал.

Осматривая ржавое лезвие ветерана межплеменных сражений, он думал не столько о древних предках, сколько о современном этническом родственнике, чтущем память тысячелетий, но не помнящем, кто подбросил его на реалете к палестре полчаса назад. Странный случай избирательной амнезии. «Похоже на искусственно вызванную амнезию, — думал Кир-Кор. — Но ведь это вполне может быть и тривиальным психическим недомоганием…»

Он вернул меч артуриду, и тот, не глядя, вбросил оружие дремучих времен в ячейку кассетника — в ту самую, откуда извлек его минуту назад. По крайней мере, с координацией движений проблем у магистра не было — бросок был точен.

— Я вижу, Олуэн, вы прекрасно ориентируетесь среди коллекционного изобилия. Так объясните мне наконец, с чем связан предмет нашего обоюдного интереса.

— Завидую вам, Кирилл. Сейчас вы увидите нечто невероятное и будете потрясены, как я когда-то… Чтобы понять, в чем дело, вам достаточно обернуться и посмотреть.

Кир-Кор обернулся и посмотрел. Действительно, это выглядело достаточно интересно, но потрясения он почему-то не испытал. Сзади была колонна, облицованная струящими мягкий свет люминелями, и принайтованный к ней спиной манекен в богато украшенных доспехах китайского латника. Правда, в отличие от застывшего у соседней колонны щегольски стройного генуэзского рыцаря, фигура латника-азиата казалась несколько тяжеловатой из-за модной по тогдашним временам изогнутости золоченых панцирных пластин — фигура напоминала взъерошенную сосновую шишку, обильно увешанную разнообразным рубяще-колюще-режущим и даже дробящим оружием. Голову узкоглазого воина венчал роскошный шлем замысловатой формы (очевидно, это была голова какого-нибудь очень богатого и воинственного феодала эпохи расцвета династии Цин).

— Желтолицый полковник к предмету нашего интереса отношения не имеет, — предупредил Олуэн. — Надо смотреть на то, что у него за спиной, — добавил он с заметным удовольствием.

— За спиной у него колонна, — сказал Кир-Кор.

— Да, — подтвердил магистр, — железобетонная колонна толщиной почти в полметра, покрытая, как банан, мягкой люминелевой «кожурой». И вот извольте убедиться воочию — такую колонну рука махариши насквозь проткнула мечом. Точнее — кавасой, но это дела ведь не меняет?

— Да, — согласился Кир-Кор, оторопело разглядывая торчащий из железобетонной колонны эфес арабской кавасы. — Не меняет…

— И еще согласитесь: прозвище Спартак за подобного рода феноменальный удар — минимальная награда. А в суфиатах герой этого происшествия больше известен теперь под именем Искандери Ксим Ибн-Фаттых аш-Пикчу.

Для удобства осмотра артурид согнул руку узкоглазого воина в локте, отвел к бронированной груди. Из эластичных пальцев, унизанных множеством перстней, вывалилось древко нагаты, и ее концевой нож, описав сверкающую дугу в воздухе, едва не попортил пышный султан из страусовых перьев на шлеме генуэзского щеголя — Олуэн подхватил древко в последний момент.

Кир-Кор дважды осмотрел колонну и с этой, и с другой стороны. Трудно было поверить глазам: здесь — эфес и часть лезвия, там — часть лезвия с острым концом. Отрицать невозможно, одну из опорных колонн цирхауза махариши чудесным ударом клинка превратил в колонну ростральную… Его «архитектурное» авторство подтверждает магистр.

Чтобы не выглядеть легковерным, Кир-Кор попробовал расшатать эфес. Рукоятка даже не шевельнулась — каваса засела в железобетоне прочно. Артурид бесстрастно ждал, пока собеседник переживет пароксизм недоверия.

— Будьте добры, Олуэн, постучите, пожалуйста, чем-нибудь металлическим по острию, которое вышло наружу.

Кир-Кор опустился на одно колено и готов был приложить ухо к гарде кавасы — по характеру звука проще всего убедиться в целости ее лезвия. Приложить не успел, но зато успел среагировать на едва уловимый свист рассекаемого воздуха — это его и спасло.

Скорее инстинктивно, чем сознательно, он моментальным нырком увел голову из-под удара — увел под рукояточную часть клинка, — и сталь нагаты оглушающе звонко столкнулась со сталью кавасы над головой, а кончик ножа больно ужалил в плечо.

Для нового удара магистру понадобилась секунда — на замах длинным древком. За эту секунду Кир-Кор совершил три естественных в такой ситуации действия: попытался опомниться от изумления (что, впрочем, плохо ему удалось), вскочил на ноги (что удалось ему значительно лучше), ушел из-под удара в броске за колонну. Острый, как бритва, нож нагаты шаркнул по ребру люминели, и срезанный кусок светоносного пластика отлетел на середину мозаичного псевдоковра искрящимся лунным серпом.

— Опомнитесь, Олуэн! Вы чуть не отрубили мне ухо!..

«Вместе с неглупой, но очень доверчивой головой», — добавил внутренний голос.

Предусмотрительно отпрыгнув к соседней колонне и мигом переметнувшись к следующей, Кир-Кор выставил перед собой отобранное у витязя копье. И подосадовал, что не догадался по пути одолжить у генуэзца алебарду; ее секира насажена на металлический шест. Чувствуя, как намокает левый рукав, он старался до подхода буйнопомешанного магистра остановить кровотечение и одновременно возбудить слой подкожной защиты. То, что этот несчастный рехнулся с оружием в руках, да еще в хорошо знакомом ему арсенале, наводило на исключительно неприятные размышления.

Этнический родственник гибко выскользнул из-за колонны с нагатой наперевес. На искаженном лице — звероподобная маска с жутким оскалом, в побелевших почти до оловянного блеска глазах — бессмысленное упорство. Стало ясно — любые слова увещевания бесполезны. Артурид зомбирован.

«Да, одно мое ухо его не устроит, — подумал Кир-Кор. — Когда незапертая дверь вдруг защелкивается за твоей спиной, речь, очевидно, идет не только об ухе».

Надо было как-то спасать свою жизнь. Остановить нацеленного на убийство зомби, не проломив ему голову, практически невозможно…

«Либо ты — ему, либо он — тебе, — обеспокоился внутренний голос. — Выбирай. Третьего не дано».

Кир-Кор воспротивился: «Он ни в чем не виновен. Он сам жертва пси-терроризма».

«Выбирай! — настаивал внутренний голос. — Не вынуждай Ледогорова поздравлять ватагара, а коммуникатора — петь „Эль кантар де мио Кирилл“!»

Взмах нагатой — рубящий удар наискось. Кир-Кор древком копья отбил опасное лезвие — копье осталось без наконечника, и он еще раз пожалел, что не догадался схватить по пути алебарду.

Нагатой артурид владел виртуозно: в несколько секунд изрубил половину копья буквально в лапшу. Это был изумительный фейерверк древесной щепы, светящейся стружки люминопластика, бетонной крошки и высекаемых сталью искр. Кир-Кор оборонялся на пределе своих бойцовских возможностей, зомби наседал всерьез, и огрызком палки невозможно было сдержать его натиск — приходилось полагаться больше на защитные свойства железобетонной колонны, нежели на фехтовальные навыки.