Вдруг происходит неожиданная перемена: Гитлер успокоился, полон миролюбия.
– Постоянные разговоры о войне – это глупость. О чем, в сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе. Для получения зерна мне нужна территория на востоке, а леса – колония, только одна колония. Все остальное ерунда.
– Я не стремлюсь к господству, – продолжал он. – Я ничего не требую от Запада ни сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда: ничего. Все, что мне приписывают, – выдумки. Но мне нужна свобода рук на востоке. Повторяю еще раз – вопрос идет только о зерне и лесе. Я готов вести переговоры. (Именно этих слов и ожидал с нетерпением Буркхарт!) Когда же мне угрожают ультиматумами, меня лишают этой возможности!
Гитлер выводит собеседника на террасу, нависшую над обрывом. Монолог должен завершиться широким «пиано» на фоне гор, залитых лучами заходящего солнца.
– Как я счастлив, когда бываю здесь! – заявляет «фюрер». – Довольно я поработал, пора и отдохнуть. С каким удовольствием я остался бы здесь и занялся живописью. Ведь я художник!
Буркхарт прощается. Провожая гостя, Гитлер вдруг с теплотой вспоминает Галифакса:
– Я надеюсь с ним еще когда-нибудь встретиться… Я хочу жить в мире с Англией, заключить с ней пакт об окончательном урегулировании; я готов гарантировать ее владения во всем мире и сотрудничать с Лондоном.
– Не лучше ли тогда побеседовать непосредственно с кем-либо из англичан? – осторожно выбирает леску Буркхарт.
– Язык является слишком большим препятствием… (В действительности Гитлер в переговорах не заинтересован – только связали бы ему руки. Но поманить англичан соглашением, прощупать, как далеко они готовы пойти, – другое дело!) Может быть, найти кого-нибудь из англичан, говорящих по-немецки? Мне сказали, что бегло по-немецки изъясняется генерал Айронсайд?
У Буркхарта перехватило дыхание. Наконец-то он получил от Гитлера намек, который с нетерпением ожидают в Лондоне и Париже!
– Могу я передать, что у вас есть такое желание?
– Да, – подтверждает «фюрер». – Не могли бы вы сами направиться в Лондон? Если мы хотим избежать катастрофы, нельзя терять времени!
Где-то в конце беседы Гитлер сделал заявление, которое, по-видимому, являлось главной целью встречи со швейцарским дипломатом. К сожалению, публикуя текст, представленный в свое время Буркхартом, Форин оффис, надо полагать, из «скромности» опустил это место. Или, может быть, в разгар «холодной войны» – данный том английской дипломатической переписки вышел в свет в 1953 г. – издатели не хотели «компрометировать» Гитлера? Вот эта фраза, ставшая известной лишь через 15 лет после окончания войны, когда появились мемуары Буркхарта:
«Все, что я предпринимаю, – заявил напрямик Гитлер, – направлено против России; если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден договориться с русскими, разгромить Запад и тогда, после его поражения, направить все мои силы против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас не морили голодом, как в прошлую мировую войну».
Итак, снова затасканная антисоветская карта, которую на сей раз Гитлер не просто выложил на стол, а швырнул в лицо своим западным партнерам. Этой фразой он как бы «объяснял» резкую антибританскую кампанию, которую вела германская пресса на протяжении всего лета: третий рейх стремится выполнить свою «историческую миссию» – уничтожить большевизм, тогда как Великобритания предоставила гарантии Польше, тем самым мешая Гитлеру двигаться дальше на восток! Как же тут было не возмущаться «глупостью» Запада! Далеко идущие предложения, высказанные близкими к Чемберлену лицами в доверительных переговорах с представителями рейха, давали «фюреру» основание полагать, что подобное заявление воспримут на Западе не только с «пониманием», но и с радостью. Как показали последующие события, он не ошибся.
Не надо обладать особой проницательностью для того, чтобы понять, почему свой демарш нацистская дипломатия приурочила именно к этому моменту. Дело в том, что 10 августа в Советский Союз прибыли английская и французская военные делегации для переговоров о пакте. Гитлеровцы всеми средствами старались помешать его заключению. С той же целью «фюрер» угрожал «договориться с русскими». Его заявление было чистым блефом, поскольку Советское правительство продолжало настойчиво добиваться эффективной договоренности с западными державами и в своих отношениях с Германией, несмотря на ее настойчивые усилия завязать политический диалог, тщательно избегало шагов, которые стали бы помехой для заключения пакта с Англией и Францией.
Выраженное Гитлером желание вступить в переговоры с кем-либо из авторитетных англичан Буркхарт воспринял как поворотный пункт в развитии европейского кризиса. Он спешит в Базель, где в обстановке строжайшей секретности принял в своем доме Р. Макинса и П. Арналя. Он изложил этим дипломатам для передачи Галифаксу и Бонне подробности своей встречи с Гитлером. Собеседники уже рисовали себе картину нового Мюнхена.
Неожиданно расчеты использовать визит Буркхарта для подготовки сделки с Гитлером рассыпались в прах. Один из французских журналистов в Данциге сумел узнать, что верховный комиссар вместе с Форстером вылетел в Берхтесгаден. На следующий день сенсационную новость опубликовала французская «Пари суар», затем ее подхватила мировая пресса. При этом высказывалась догадка, что «фюрер» вручил Буркхарту для передачи Чемберлену письмо с предложением присоединиться к походу против СССР. Закулисные контакты англо-французской дипломатии с Гитлером, когда в Москве шли переговоры о заключении трехстороннего пакта, вызвали бурное возмущение общественности. Поездка Айронсайда к «фюреру» не состоялась.
Как выяснилось после войны, описанная встреча Гитлера с Буркхартом происходила на фоне еще более засекреченных переговоров Геринга с тайными эмиссарами английского правительства.
«Дипломатическая кукла» вступает в игру
Древний замок Рокельштадт, четко выделяясь на бледном северном небе, застыл, словно погруженный в воспоминания. Его высокие башни, объятые лучами августовского солнца, отражаются в неподвижной глади озера. В Швецию осень приходит рано и приносит с собой тишину.
Замок расположен вдали от больших дорог истории, и мало кому могло прийти в голову, что именно здесь будут решаться судьбы Европы, а возможно, и целого мира, – Рокельштадт был намечен как место секретных англо-германских переговоров в начале августа 1939 г.
Над каменной громадой возвышаются две башни – греха и добродетели. Башня греха представляет собой высокое просторное помещение с многочисленными изваяниями, запечатлевшими мифы Востока. На стенах – таинственные иероглифы, изображения чертей и злых духов, а в воздухе–запах ладана. Мрачные лики, темные краски – все создает атмосферу средневековой мистики. Чем не подходящее место для закулисной политической сделки? И не мистикой ли являлась сама попытка повернуть ход истории вспять?
Затея была связана с именем Геринга. По сей день на Западе бытует версия, согласно которой он якобы был «против войны». Войны против кого? Этого буржуазные авторы стараются не уточнять. Летом 1939 г., когда тень войны уже надвигалась на Европу, Геринг, как пишет один из его английских биографов в опубликованной в 1974 г. книге, «отчаянно отыскивал какой-либо путь для того, чтобы переиграть Риббентропа, стремившегося к войне с Англией». Тучный рейхсмаршал даже разработал свою «стратегию сдерживания». Кого? Это тоже не уточняется. Обратимся, однако, к фактам.
В соответствии с этой «стратегией» Боденшатц, адъютант Геринга, установил тесный контакт с французским военно-воздушным атташе в Берлине полковником Стэленом. Отношения вскоре приобрели столь «близкий» и «доверительный» характер, что Боденшатц, к немалому удивлению Стэлена, нередко сообщал ему «сверхсекретную» информацию, касавшуюся военных планов рейха. Лейтмотивом речей «откровенного» адъютанта было утверждение, что на западе Германия останется в обороне и все свои силы сосредоточит против Польши, на востоке. Боденшатц не скупился на комплименты в адрес премьера Даладье и заверял, что рейх намерен жить с Францией в доброй дружбе. «Нашей целью, – говорил он, – была и остается Юго-Восточная Европа, которая является естественной сферой нашей экономической экспансии». При этом он не упускал возможности добавить: если Франция и Англия попытаются воспрепятствовать действиям Германии на востоке, то на них обрушится устрашающий удар германской авиации. Что касается Франции, то ее запугивали еще и угрозой создания «третьего фронта» – на Пиринеях в результате нападения франкистской Испании.
Для большей убедительности подобных «откровений» гитлеровцы организовали летом 1939 г. военную игру. Отрабатывался вариант: война «возникла» между рейхом и Польшей; Англия и Франция выступили ей на помощь; Люксембург, Венгрия и Италия заняли позицию дружественного нейтралитета в отношении Германии; Голландия и Бельгия заявили о нейтралитете. Главные действия развернулись на востоке. «На западном фронте, – так описывает эту игру Стэлен в своих мемуарах, – германское командование приняло решение занять на суше оборонительную позицию и одновременно предпринять наступательные операции против Франции и Англии своими воздушными силами». Намек был прозрачным: не мешайте нам разгромить Польшу, и мы вас не тронем!
Любопытная деталь. 6 мая Риббентроп в беседе с Чиано в Милане лишь обсуждал вопрос о желательности и возможных путях достижения разрядки во взаимоотношениях между Германией и СССР. А за несколько дней до этого, 30 апреля, Боденшатц (обозначенный в сообщении Кулондра в Париж как некий господин «X») по поручению Геринга заявил Стэлену: если Англия и Франция не сочтут обоснованными требования рейха к Польше, то он будет вынужден «договориться с русскими». 29 мая аналогичная «утечка информации» произошла в отношении Польши.
Итак, картина проясняется. Геринг был против войны в том смысле, чтобы западные державы не оказывали помощи, обещанной Польше. Его концепция «сдерживания» имела в виду не противодействие агрессивным планам Гитлера, а, наоборот, ставила целью «сдержать» Англию и Францию от заключения договора с Советским Союзом и тем самым изолировать Польшу. О том, что после ее разгрома наступит очередь западных держав, Боденшатц в своих откровенных излияниях, разумеется, не говорил французскому собеседнику. Что касается намеков в отношении СССР, то делались они гитлеровской дипломатией с целью помешать заключению западными державами договора с ним.
Настойчивые предложения Англии вступить в переговоры с рейхом породили у гитлеровцев желание, поморочив голову, использовать антисоветские настроения ее правящих кругов для изоляции Польши.
Главная роль в затеянном спектакле отводилась Герингу. Он должен был выдать себя за человека, стремящегося «во что бы то ни стало» избежать англо-германского конфликта и обсудить возникшие в отношениях между двумя странами вопросы «в спокойной обстановке». Разумеется, все это должно делаться с соблюдением абсолютной секретности.
Для осуществления интриги потребовалась какая-то нейтральная фигура, которая могла бы стать тайным посредником при подготовке переговоров между Лондоном и Берлином. Геринг нашел такую дипломатическую «куклу» в лице хорошо знакомого ему шведского промышленника Биргера Далеруса, имевшего собственность в Германии и лично заинтересованного в том, чтобы его капиталы не только не пострадали от войны, но, наоборот, приносили прибыль. Кроме того, он был женат на немке, что тоже сыграло свою роль.
Еще в первых числах июля Далерус прибыл в Лондон, где имел обширные контакты в деловом мире, а также с лицами, связанными с Форин оффисом. Он поделился с друзьями сфабрикованной в Берлине легендой о Геринге и утверждал, что рейхсмаршал сможет «повлиять» на Гитлера, если получит возможность составить «ясное представление» о позиции Англии. С этой целью Далерус предложил организовать негласную встречу Геринга с группой английских деятелей.
Запись беседы была доставлена в Форин оффис, и Галифакс немедленно ухватился за новую возможность, как он рассчитывал, договориться с рейхом. Английская сторона заявила о своем согласии на неофициальную встречу с Герингом. Далерус срочно направился в Берлин, а за ним, «соблюдая дистанцию», британские промышленники поспешили в Копенгаген. Получив там от Далеруса сигнал по телефону, они тоже прибыли в Берлин и разместились в отеле «Эспланада».
Реакция Лондона снова убедила гитлеровцев в том, что, как и в случае с Чехословакией, Великобритания не намерена воевать из-за Польши. До намеченного срока агрессии оставалось почти два месяца, и гитлеровская режиссура решила не спешить с появлением Геринга на сцене. Через Далеруса рейхсмаршал подтвердил, что он «полностью за мир», согласен на переговоры, но в данный момент уезжает отдыхать с супругой на остров Силт, где у него вилла. Встречу же предложил провести в конце июля – начале августа. Английским бизнесменам на этот раз пришлось ограничиться экскурсиями…
Что за гости в Сонке Ниссен Коог?
Трудно найти более подходящее место для доверительной беседы солидных бизнесменов, чем на борту яхты в открытом море.
Никто не видит и не слышит, вода и ветер не хранят следов сказанного. Так и было решено – встреча группы видных английских промышленников во главе со Спенсером, одним из ведущих членов консервативной партии, с Герингом состоится 2 августа на яхте близ побережья Дании. Но вдруг спохватились: без матросов не обойтись. Не проболтаются ли они? Может быть, пригласить всех в Рокельштадт? Блестящая идея! Ведь Герингу это место хорошо знакомо: его первая жена принадлежала к семье владельцев замка и когда-то в молодые годы именно тут он и познакомился с ней. Рейхсмаршал выразил готовность побывать в Рокельштадте. И опять опасение: за истекшие годы Геринг изрядно прибавил в весе и обрюзг. Попади его тучная фигура в объектив фоторепортера, и весь замысел потерпит неудачу.
Тайное свидание в конечном счете состоялось в доме жены Далеруса в Сонке Ниссен Коог, в Шлезвиге, близ границы с Данией. Здесь «безопасность» от посторонних глаз могла быть полностью обеспечена.
Как видно из опубликованной Форин оффисом в 1953 г. записи беседы в Сонке Ниссен Коог, в основу ее был положен подготовленный английской стороной меморандум. Отбирая документы, издатели, видимо, сочли, что его текст не украсит историю дипломатии Альбиона, и по сей день он так и не опубликован.
Имеющаяся запись позволяет представить атмосферу беседы. Геринг вел себя как хозяин, задавал вопросы и ставил условия. С самого начала заявил о желании разобраться в причинах того «недоразумения», которое возникло во взаимоотношениях Германии и Англии. Следуя ранее разработанной гитлеровской дипломатией тактике, высказал упреки в адрес Великобритании, ее политики «окружения» рейха и т.п.
Британская сторона оправдывалась. Как явствует из документа, бизнесменам Англии пришлось извиняться, в частности, за начатые переговоры с Советским Союзом.
– Германия призвала под ружье около двух миллионов человек, – пояснил некий господин Раусон, участвовавший в переговорах. В связи с этим правительство Англии должно было принять меры на случай возникновения угрозы, особенно учитывая неподготовленность ее обороны [!]. Переговоры е Россией велись с учетом этой цели и «не должны быть истолкованы как свидетельство какой-либо симпатии по отношению к существующей там системе правления». Правда, в Англии имелось некоторое количество сторонников установления политических связей с Россией, но они, хотя и являются шумными, немногочисленны и «не пользуются влиянием». Достаточно откровенное признание, что Чемберлен и другие влиятельные лица, стало быть, не были сторонниками заключения соглашения с СССР!
Геринг пожурил англичан; обращение западных держав к СССР было, по его словам, «унизительным». Сейчас на пути в Москву, заметил он, находится военная миссия Англии и Франции; но в ее составе нет ни одного человека, обладающего крупным военным авторитетом. Ничего решающего, очевидно, не будет достигнуто. Это заявление рейхсмаршала было пробным шаром – не последуют ли с английской стороны какие-либо решительные заверения о намерении заключить эффективное соглашение с Советским Союзом? Их не последовало.
Затем Геринг дал ответ на вопрос, который особенно интересовал дипломатов от бизнеса: об условиях соглашения между двумя странами. Если Великобритания станет проводить «чисто британскую политику», то достижение договоренности с Германией возможно. В качестве дополнительного условия он выдвинул требование: каждая сторона должна получить от такого соглашения «выгоду». Эту «выгоду» для Германии он видел в предоставлении свободы рук на востоке Европы; что касается Польши, то предупредил, что теперь условия соглашения с рейхом будут для нее значительно более тяжелыми.
Рейхсмаршал высказывал не личное мнение. Упомянутый выше документ позволяет сделать вывод, что германская позиция была тщательно разработана, причем в качестве «главного козыря» снова использовалась антисоветская карта.
– Возможные итоги войны для двух стран были бы неравноценны, – отметил Геринг. – Поражение в войне означало бы конец Великобритании как имперской державы. Для Германии поражение может означать лишь второй Версаль, утрату части территории. Однако теперь рейхс-банк не обладает золотом для уплаты репараций или ценностями для перевода их за границу. В результате неизбежна революция. Опасность поражения Германии для всего мира заключается в распространении коммунизма…
Напомним, что в тот день, когда Далерус принимал в Сонке Ниссен Коог столь необычных гостей, британская и французская военные миссии уже качались на волнах Северного моря, направляясь на переговоры в Москву. Английское правительство с нетерпением ожидало сигнала из Берлина о готовности Германии разрешить возникший кризис путем новой сделки. Гитлеровцы стремились использовать эти соглашательские настроения для срыва англо-франко-советской договоренности и изоляции Польши. Лондон услышал от Геринга именно то, что хотел. В записке, датированной 8 августа и направленной Далер-сом Галифаксу, говорилось, что предложение о созыве конференции четырех держав по образцу мюнхенской Геринг счел «хорошей идеей». Этому, считает он, должен предшествовать доверительный обмен мнениями между Англией и Германией. Для передачи подобной информации может быть использован Далерус. Созыв конференции, однако, станет невозможным, если западные державы заключат пакт с Советским Союзом. (Гвоздь вопроса!) Окончательный ответ на английское предложение остается за «фюрером», которого Геринг намеревается увидеть 15 августа.
Итак, морковка для ослика протянута – на расстоянии недели. К этому времени гитлеровцы планировали в основном завершить скрытую мобилизацию.
Риббентроп предлагает пари
11 августа. Покинув «Орлиное гнездо», Буркхарт мчится на машине в Базель. В то же самое время Риббентроп в своем замке Фушль, расположенном в получасе езды от виллы «фюрера», дает завтрак в честь только что прибывшего из Рима министра иностранных дел Чиано, За окнами – роскошный парк, залитый горячими лучами солнца. А за столом – ледяное молчание.
– У нас дело едва не дошло до драки! – сердитым шепотом говорит Чиано сидящему рядом советнику итальянского посольства в Берлине Магистратти.
Риббентроп, упрямо уставившись в тарелку, произносит несколько фраз о вальдшнепах и бекасах – в свое время замок был построен специально для высокопоставленных персон, любивших побродить с ружьем по окрестным угодьям. Разговор явно не клеился.
Давно ли в дни «торжеств» по случаю подписания «Стального пакта» Чиано, облаченный в военную форму, с лихо сдвинутой фуражкой, украшенной хищным орлом, чуть не в обнимку с Риббентропом проезжал в открытой двухместной машине по улицам Берлина? И его одутловатое лицо едва не лопалось от распиравшего самодовольства. Что же теперь произошло в отношениях между партнерами по «оси»?
Появление Чиано в Зальцбурге было связано с усиливавшимся в Риме беспокойством – не окажется ли Италия вовлеченной в результате германской агрессии против Польши в вооруженный конфликт с западными державами? Не говоря о том, что подобная война была чужда интересам народа, даже сторонники фашистского режима сознавали неподготовленность Италии к такому испытанию. Экономика была истощена агрессивными авантюрами в Эфиопии и Испании, армия находилась в жалком состоянии. Достаточно сказать, что артиллерия имела на вооружении орудия эпохи первой мировой войны с дальностью боя 6 км. Что касается финансов, то «дуче» всерьез рассчитывал их поправить за счет организации в Италии международной выставки в 1942 г.
О чем же думал Муссолини, подписывая «Стальной пакт»? Он явно находился под впечатлением позорной капитуляции западных держав в Мюнхене. Шантаж, решил он, – вот средство, которое приносит легкие победы с минимальным риском! Полагая, что Гитлер намерен и дальше применять метод «переговоров», «дуче» поспешил связать судьбу Италии с фашистским рейхом, оговорив при этом, что для участия в войне она будет готова не ранее 1943 г. Муссолини опасался, что разъяснений, сделанных по данному вопросу Чиано при подписании пакта, было недостаточно. Поэтому 30 мая 1939 г. он направил генерала Кавальеро с секретным письмом Гитлеру, где снова оговорил сроки готовности к войне. Тот поспешил успокоить, заявив, что до 1942—1943 гг. ее не будет.
Поверив своему партнеру, Муссолини и Чиано долгое время не обращали внимания на донесения итальянского посла в Берлине Аттолико, сообщавшего о военных приготовлениях Германии. Но в середине июля он прислал алармистское письмо: война у порога, гитлеровцы не намерены ожидать разрешения Италии напасть на Польшу; предполагаемое время нанесения удара – конец августа. Кроме того, информация, которой располагал Рим, давала основание полагать, что западные державы выступят в поддержку Польши. Сыграла свою роль, в частности, и упоминавшаяся выше телеграмма из Лондона английскому послу в Риме Лорену, выкраденная итальянской разведкой. В итоге Чиано договорился с Риббентропом о визите в Германию, имея поручение Муссолини убедить Гитлера, что война в таких условиях «была бы глупостью». «Дуче более чем когда-либо убежден в необходимости оттянуть конфликт», – записал итальянский министр в своем дневнике.
С первых же слов при встрече с Риббентропом Чиано понял, что Гитлер и его окружение уже приняли решение о вторжении в Польшу, не посоветовавшись со своим союзником. На все доводы Чиано Риббентроп отвечал: западные державы станут «бесстрастно наблюдать, как Польша будет раздавлена Германией».
Разговор происходил во время прогулки перед завтраком.
–Все же, Риббентроп, чего вы хотите, Данциг или коридор? – спросил Чиано.
–Уже не то и не другое, – холодно возразил собеседник. – Мы хотим войны!
На следующий день Чиано направился в «Бергхоф». Войдя в залу, он к своему удивлению увидел, что Гитлер вместе с большой группой генералов, среди которых были Кейтель, Редер, Гальдер, погружен в изучение многочисленных военных карт, разложенных на длинном столе. «Фюрер» принял гостя с изысканной любезностью, не забыв подчеркнуть свое высокое мнение о Муссолини и высказать ряд лестных замечаний в его адрес. Поразив Чиано, не подготовленного к такому спектаклю, своей «военной эрудицией», Гитлер стал пространно доказывать ему «неуязвимость» Германии на западе, «полную бесперспективность» каких-либо военных акций Англии и Франции на Рейне, а затем без обиняков заявил о намерении в самое ближайшее время «разрешить» вопрос с Польшей. Как бы между прочим он высказал мысль, что Италии тоже следовало бы ликвидировать другого «ненадежного» нейтрала на востоке – Югославию.
Дождавшись конца монолога, Чиано изложил соображения Муссолини о желательности отсрочки войны и предложил проект совместного коммюнике. Там предусматривалась возможность мирного разрешения кризиса, «дуче» явно тянул к организации нового Мюнхена. Однако «фюрер» был категоричен: твердо решил «действовать быстро». Франция и Англия, несомненно, предпримут театральные жесты против Германии, но на войну не пойдут. Он абсолютно уверен, что конфликт будет локализован и поэтому у Италии нет основания беспокоиться, что она будет втянута в него. Сославшись на поздний час, Гитлер прервал на этом беседу.
Чиано вернулся в гостиницу обиженный и растерянный. «Наша судьба их не интересует, – записал он в дневнике, вспоминая беседы с Гитлером и Риббентропом. – Они знают, что исход войны будет решен ими, а не нами… Завтра наступит очередь Венгрии, а затем и наша». Чиано забыл, что еще недавно был горячим поклонником нацистской Германии, – не случайно в Италии поговаривали, что, находясь в Риме, он открывал свой зонтик, если шел дождь в Берлине…
Вечером Чиано совещался с Аттолико. Не без основания опасаясь, что повсюду установлены замаскированные микрофоны, они заперлись в ванной и говорили вполголоса под шум льющейся из кранов воды.
– Мы больше не обязаны сохранять верность «Стальному пакту», – заявил Чиано. – Немцы нас обманули!
Отношения недоверия и неприязни ощущались так остро, что итальянский министр не на шутку был встревожен: удастся ли благополучно вернуться домой? Экипаж его самолета круглосуточно находился на борту, опасаясь диверсии со стороны гитлеровской агентуры.
Переговоры были завершены на следующее утро. Как отмечает присутствовавший в «Бергхофе» П. Шмидт, переводчик Гитлера, Чиано на этот раз капитулировал по всей линии. Когда «фюрер» вновь заявил о своей «железной уверенности» в том, что западные державы не выступят, итальянский дипломат уклонился от возражений. «Вы столько раз оказывались правыми, когда мы думали иначе, что, возможно, вы будете правы и на этот раз», – заявил он. Не была ли такая позиция результатом мрачных мыслей и опасений, которые не покидали его ночью? Весьма возможно.
–Когда следует ожидать начала событий? – поинтересовался Чиано в конце беседы.
–Как считает германский генеральный штаб, операция потребует от четырех до шести недель; поскольку с середины октября дожди и туманы делают невозможным использование польских дорог и аэродромов, последний срок начала операции – конец августа.
Затем последовало любезное прощание. Гитлер выразил пожелание принять «дуче» в качестве гостя на музыкальных вечерах в Байрете. При этом он явно не имел в виду обсуждения каких-либо политических вопросов…
В чем состоял замысел разыгранного нацистской дипломатией спектакля? Совершенно очевидно, одной из целей было стремление «вдохнуть энергию» в итальянского союзника, о чьих слабостях и колебаниях в Берлине хорошо знали. Вне поля зрения буржуазных исследователей часто остается другая сторона дела. Гитлеровцам были известны доверительные отношения между итальянцами и англичанами. «Каждый меморандум, который я направлял дуче, – заявил Гитлер своим приспешникам, вспоминая связанные с началом войны события, – немедленно передавался в Лондон. Поэтому я писал ему только то, что желал сделать известным в Англии».
Таким образом, «неприступные» блиндажи «линии Зигфрида», крупным планом изображенные на картах, около которых Гитлер более часа продержал Чиано, разглагольствования о военных преимуществах Германии в отношении западных держав – все это было призвано повлиять на воображение политических лидеров Англии, удержать их от какого-либо вмешательства в германо-польский конфликт. Отметим, что англичанам был сообщен и намеченный срок вторжения в Польшу – конец августа.
Записку об итогах поездки в Зальцбург Чиано набросал в самолете по пути домой. В дневнике он сделал в тот день следующую запись: «Я возвращаюсь в Рим, разочарованный в Германии, в ее руководителях, в их образе действий. Они нас обманули, и они нам лгали…»
Сообщив Муссолини результаты переговоров, Чиано предложил заявить Гитлеру, что в случае возникновения вооруженного конфликта Италия не будет участвовать в нем.
«Дуче» озабочен. Он нервно потирает мясистый подбородок, кивая головой в знак согласия.
– А что Гитлер сказал обо мне? – вдруг спросил он.
– Высказался в очень лестных выражениях…
Муссолини неожиданно поднимается и, крепко упершись обеими руками в тяжелый письменный стол, словно подчеркивая твердость своего решения, говорит:
– Честь заставляет меня выступить вместе с Германией… Кроме того, мы должны получить после победы свою долю добычи.
На протяжении последующих дней, остававшихся до начала войны, итальянский диктатор, выдававший себя за «волевую личность», метался от одного решения к другому. То мечтал о походах и сражениях, рассчитывая утвердить знамена «нового Рима» на Балканах, то кипел от возмущения, вспоминая унижения, которые терпел от партнера по «оси». Временами его охватывал страх: ведь при захвате Австрии в руки нацистов попала его переписка с Дольфусом и Шушнигом – не станет ли Гитлер мстить за его интриги в Вене, которые явно были направлены против рейха? По свидетельству маршала Бадольо, «дуче» даже подумывал об укреплении границы с Германией.
Визит Чиано в Зальцбург в августе 1939 г. имел своеобразный финал. Дискуссия между двумя министрами превратилась в азартный спор: выступят ли западные державы в поддержку Польши или нет? Риббентроп предложил пари: коллекцию старого немецкого оружия на картину итальянского мастера.
Позже никто из участников столь необычного пари не возвращался к данному вопросу. Чиано вспомнил о нем более четырех лет спустя уже при совсем других обстоятельствах. В декабре 1943 г., ожидая в тюремной камере исполнения смертного приговора
, он с горькой иронией отметил в дневнике, что Риббентроп проиграл пари, но не покрыл своего долга, если не считать оружия в руках солдат, которые должны расстрелять его.
Но пари дорого стоило народам Европы и всего мира. Что касается Италии, то ее позиция способствовала развязыванию войны.
Война начнется 26 августа…
Выпустив Чиано, словно почтового голубя для доставки в Лондон легенды, рассчитанной на психологию британских «умиротворителей», Гитлер снова принялся размышлять над секретным и неожиданным предложением, недавно, полученным со стороны Англии.
«Чего Букхарт не знал, – пишет уже упоминавшийся американский исследователь Толанд, излагая итоги переговоров верховного комиссара Лиги наций в Данциге с германским рейхсканцлером, – так это то, что незадолго до этого англичане через посредство одного из высших советников Чемберлена сделали секретное предложение Гитлеру.
