Diablo (№2) - Черная Дорога

Дэррик не отступил. Ему казалось, что в комнате слишком мало воздуха. Свистки за спиной не смолкали.

— Бросай оружие, — приказал вдруг спокойный женский голос, — Бросай немедленно.

Дэррик обернулся, описав саблей широкую дугу, намереваясь отогнать женщину. Но когда он попытался отразить удар ее посоха, тот вывернулся, ткнув моряка в грудь.

Сильный электрический разряд пронзил Дэррика, и он упал навзничь.

Лучи утреннего солнца проникали сквозь решетку маленького окошка над койкой, повешенной на цепях, вмурованных в каменную стену. Дэррик заморгал, открыл глаза и тут же зажмурился от света. Итак, он в темнице. Моряк был благодарен за это, хотя и весьма удивлен.

Чувствуя себя так, словно голова сейчас взорвется, Дэррик сел. Койка заскрипела под ним, качнувшись на цепях. Он поставил ноги на пол и огляделся, озирая решетчатые стены своей камеры, восемь на восемь шагов. Матрас, едва прикрывающий койку, был набит сырой соломой. На ткани виднелись омерзительные пятна — предыдущие «гости» облегчались здесь всеми мыслимыми способами.

Взбунтовавшийся желудок Дэррика перевернулся, тоже грозя опустошиться. Он бросился к помойному ведру в переднем углу своей камеры: Тошнота скрутила его, требуя выхода, затрясла в жестоких приступах рвоты и оставила висеть, обессиленного, на прутьях решетки.

Из темноты раздался лающий смех.

Опустившись на корточки, не уверенный, что рвотный позыв не повторится, Дэррик всмотрелся в темноту, преодолевая взглядом пространство, разделяющее его камеру и ту, что стояла с другой стороны.

Там, скрестив ноги, сидел на койке лохматый человек в кожаном солдатском панцире. Латунные нарукавные браслеты выдавали в нем нездешнего наемника — как и племенные татуировки, покрывающие лицо и руки.

— Ну и как ты себя чувствуешь поутру?

Дэррик не стал отвечать.

Человек встал и подошел к решетке своей камеры. Стиснув прутья, он сказал:

— Ты кто такой, моряк, что из-за тебя все тут на ушах стояли?

Дэррик опустил голову в вонючее ведро — его снова вырвало.

— Тебя приволокли сюда прошлой ночью, — продолжил лохматый боец, — и ты кинулся в драку с ними со всеми. Сумасшедший, решили они. И одна из миротворцев наградила тебя еще одним ударом шокового посоха.

Шоковый посох,- подумал Дэррик, понимая, отчего его голова так болит, а все мышцы напряжены. Он чувствовал себя так, будто его протащили под килем, а потом подняли по обросшему ракушками борту. Некоторые миротворцы носили посохи с магическими драгоценными камнями, усмиряющие самых непокорных пленников.

— Один из охранников предложил разбить тебе голову и покончить с проблемой, — сообщил воин. — Но другой сказал, что ты в некотором роде герой. Что ты недавно видел демона, которого теперь все в Западных Пределах боятся.

Дэррик вцепился в решетку, мелкими глотками втягивая в себя воздух.

— Это правда? — спросил боец. — Потому что я этой ночью видел лишь пьяного.

В замке тяжело заскрежетал ключ, отпирая тюрьму и вызывая проклятия мужчин и женщин, содержащихся в других камерах. Дверь, заскрипев, открылась.

Дэррик прислонился к решетчатой стене так, чтобы видеть узкий боковой проход.

Первым показался тюремщик в форме миротворца с сержантскими нашивками. За ним, в своем длинном плаще, следовал капитан Толлифер.

Несмотря на крутящую живот тошноту, Дэррик вскочил на ноги — годы тренировок взяли верх. Он отдал честь, надеясь, что желудок не решит сию секунду опорожниться снова.

— Капитан, — прохрипел Дэррик.

Тюремщик, крепко сбитый мужик с густыми баками и лысой головой, повернулся к моряку:

— А, вот он где, капитан. Я знал, что мы рядом.

Стальные глаза капитана Толлифера уперлись в Дэррика.

— Офицер Лэнг, я разочарован.

— Да, сэр, — ответил моряк, — Мне так неприятно, сэр.

— Надеюсь, — сказал капитан. — А в следующие несколько дней вам будет еще неприятнее. Никогда еще офицер с моего корабля не попадал в подобнуюситуацию.

— Да, сэр, — согласился Дэррик, хотя, по правде говоря, он удивился, ощутив, как мало его это волнует.

— Я не знаю, что ввергло вас в столь отчаянное положение, в котором вы оказались, — продолжил капитан, — хотя догадываюсь, что в ваших затруднениях немалую роль сыграла смерть господина Харинга.

— Приношу свои извинения, капитан, — ответил Дэррик, — но смерть Мэта не имеет к этому никакого отношения.

Он бы не вынес разговоров о Мэте.

— Тогда, возможно, офицер Лэнг, — проговорил капитан ледяным тоном, — вы предоставите другие оправдания тому прискорбному состоянию, в котором я нашел вас.

Колени Дэррика тряслись от слабости, но он стоял по стойке «смирно» перед своим капитаном.

— Нет, сэр.

— Тогда позвольте мне сказать, что я приведен в замешательство. Я не ожидал от вас ничего подобного.

— Да, сэр.

Не в состоянии больше сдерживаться, Дэррик согнулся пополам, и его опять вырвало в ведро.

— И знайте, офицер Лэнг, я не потерплю, чтобы подобное поведение повторялось регулярно.

— Да, сэр. — Дэррик сейчас просто не мог подняться с коленей.

— Что ж, тюремщик, — сказал капитан, — я забираю его отсюда.

Дэррика снова вывернуло.

— Может, через несколько минут? — предложил охранник. — У меня чайник горячий, не присоединитесь ли ко мне? А молодой человек пока оправится и приведет себя в порядок; возможно, тогда он станет более дружелюбным.

Смущенный, но обуреваемый гневом, разъедающим его контроль над собой, Дэррик прислушивался к удаляющимся шагам этих двоих. Мэт, по крайней мере, присоединился бы к нему в этой темнице, засмеял бы, конечно, зато не бросил бы.

После очередного приступа рвоты Дэррик опять увидел, как скелет сбрасывает Мэта с утеса. Только на этот раз над падающими стоял демон и хохотал, наблюдая, как они летят к текущей внизу черной реке.

— Вы не можете пока забрать его, — запротестовал лекарь. — Мне надо сделать еще, по крайней мере, три шва, чтобы зашить эту рану над глазом.

Дэррик мужественно сидел на низком стульчике в хирургической и здоровым глазом смотрел на Малдрина, застывшего в узком затененном дверном проеме.

Снаружи мимо проходили другие люди, все раненые или больные. Где-то дальше по коридору кричала женщина, клянясь, что она рожает демона.

Первый помощник выглядел не очень счастливым. Он встретился взглядом с Дэрриком лишь на миг и тут же отвел глаза.

Дэррик подумал, что, может быть, Малдрин просто сердится, но, кажется, он тоже чувствовал себя тут неловко. В последнее время Малдрину не раз приходилось отправляться на поиски шкипера.

В комнате лекаря по стенам тянулись полки, заставленные пузырьками со снадобьями и порошками, кувшинчиками с листьями, сушеными ягодами и корой и мешочками с камешками, обладающими целебными свойствами.

Пожилой лекарь обитал на Портовой улице — не одно поколение моряков и грузчиков обращалось к нему со своими хворями. Стойкие запахи целебных мазей и лекарств, которыми этот тощий старичок пользовал больных, висели в воздухе.

Продев в ушко гнутой иглы тонкую прочную нитку, лекарь наклонился и проткнул кожу над правым глазом Дэррика. Тот не пошевелился, даже не моргнул и не зажмурился.

— Ты уверен, что не хочешь никакого болеутоляющего? — спросил врач.

— Уверен.

Дэррик отстранился от боли, поместив ее в ту частью сознания, которую воздвигал все эти годы, чтобы удерживать в ней ад, через который провел его отец. Этот особый участок мозга мог вместить куда больше, чем простое неудобство, причиняемое иглой лекаря. Дэррик взглянул на Малдрина:

— Капитан знает?

Малдрин вздохнул:

— О том, что ты ввязался в очередную драку и разнес еще одну таверну? Да, он знает, шкипер. Карон уже побывал там, осмотрел повреждения и оценил ущерб. Видя, сколько ты платишь в последнее время за устроенные тобой разгромы, не знаю, откуда, ты вообще берешь деньги на выпивку.

— Не я первый начал драку, — сказал Дэррик, но острота этого возражения уже затупилась после недель использования.

— Это ты так говоришь, — согласился Малдрин. — Но капитан слышал от дюжины других людей, что ты не ушел, когда тебе выпала такая возможность.

Голос Дэррика окреп:

— Я не ушел, Малдрин. И будь я проклят, если буду бегать от злоключений.

— А надо бы.

— Ты видел, чтобы я когда-нибудь уклонялся от боя?

Дэррик знал, что пытается объяснить все случившееся ночью хотя бы самому себе. Он искал что-то разумное в жестокости, постоянно накатывающей на него и усиливавшейся от пребывания на берегу.

— От боя? — Малдрин скрестил свои сильные руки на широкой груди. — Нет. Я никогда не видел, чтобы ты отступал в перепалках, через которые мы прошли вместе. Но ты должен научиться сдерживать себя. То, что рассказывают люди из тех мест, которые ты перевернул кверху дном, это ж ничего общего не имеет с боем. Ты не хуже меня знаешь, как сражается моряк. Но ты же — о, благословенный Свет, шкипер, — ты же дерешься только ради драки.

Дэррик закрыл здоровый глаз. Другой заплыл и налился кровью. Матрос, с которым он схватился в «Жирном угре», дрался магическим оружием и действовал куда сноровистее, чем ожидал от него Дэррик.

— Сколько раз ты дрался за последние два месяца, шкипер? — спросил Малдрин чуть мягче.

Дэррик помедлил:

— Не знаю.

— Семнадцать. — Малдрин ответил сам. — Семнадцать драк. И все они частично спровоцированы тобой.

Дэррик почувствовал, как дернулся затянутый лекарем свежий стежок.

— Свет, должно быть, хранит тебя, вот и все, что я могу сказать, — проворчал Малдрин. — Другого бы на твоем месте давно уже прибили. Но ты все еще жив и можешь все рассказать сам.

— Я очень осторожен, — сказал Дэррик и сразу пожалел, что попытался оправдаться.

— Осторожный человек, шкипер, — сказал Малдрин, — никогда не влезет туда, куда влезаешь ты. Черт побери, большинство твоих неприятностей ты навлекаешь на себя сам, а человек, у которого еще на месте его треклятая голова, подумал бы, а может, не надо ему бывать во всех этих местах.

Дэррик безмолвно согласился. Но тянули его в такие места именно поджидающие там беды. Когда он дрался, он ни о чем не думал; и когда он напивался и ждал, пока кто-нибудь затеет с ним ссору, ему не грозила опасность задуматься о чем-то. Лекарь готовил очередной стежок.

— Так что капитан? — спросил Дэррик.

— Шкипер, — тихо сказал Малдрин, — капитан Толлифер ценит все, что ты сделал. Он никогда этого не забудет. Но он человек гордый, а ему приходится иметь дело с членом своей команды, вечно дерущимся в порту в самое неподходящее время, и это ему совсем не нравится. Проклятие, зачем я тебе это говорю, ты и сам все отлично знаешь.

Дэррик знал.

Лекарь опять вонзил свою иголку.

— Тебе нужна помощь, шкипер, — сказал Малдрин. — Капитан это знает. Я знаю. Экипаж знает. Ты, кажется, один убеждаешь себя, что помощь тебе не нужна.

Взяв полотенце, лекарь промокнул кровь, натекшую на глаз Дэррика, промыл рану прохладной соленой водой и приступил к последнему шву.

— Ты не единственный, кто терял друга, — угрюмо прокаркал Малдрин.

— Я этого не говорил.

— Вот я, — Малдрин словно бы не слышал Дэррика, — я близок к тому, чтобы потерять двоих. — Я не хочу увидеть, как ты покидаешь «Одинокую звезду», шкипер. Только не тогда, когда, быть может, есть способ тебе помочь.

— Не стоит из-за меня переживать, Малдрин, — сказал Дэррик безжизненным голосом.

Больше всего его пугало то, что он именно это и чувствовал — он не стоит того, чтобы кто-то терял из-за него покой и сон, — но он знал, что это лишь слова его отца. Они никогда не покинут его сознание. Он обнаружил, что может сбежать от отцовских кулаков, но от грубых слов этого человека ему не спастись. Только Мэт заставлял его чувствовать себя по-другому. Дружба других здесь не поможет, как и воспоминания о любой из женщин, с которыми он был за эти годы. Даже Малдрину не растормошить его.

Но он знал почему. Все, к чему прикасался Дэррик, неизменно превращалось в дерьмо. Его отец часто твердил ему это, и вот — это оказалось правдой. Он потерял Мэта, а теперь теряет «Одинокую звезду» и карьеру на флоте Западных Пределов.

— Может, и не стоит, — пробормотал Малдрин. — Может, и нет.

Дэррик бежал; сердце колотилось так, что рану недельной давности — глаз, в который все же попала какая-то инфекция, — болезненно дергало. Он задыхался, короткими глотками хватая воздух. С саблей в руке Дэррик мчался по переулкам Торгового Квартала. Добравшись до Портовой улицы, он повернул к Флотской и понесся по ней к Военному Району — к гавани.

Вдалеке уже маячили фрегаты, пронзившие высокими мачтами густой туман, нависший над берегом. Несколько кораблей, поймав попутный ветер, отходили, стремясь к изгибу мира — горизонту.

До сих пор пираты Райтена не представляли собой реальной угрозы городу, сейчас они, возможно, и вообще рассеялись, но прочие морские разбойники собирались в группы, охотясь вдоль оживленных океанских трасс, по которым Западные Пределы перевозили все больше товаров для поддержки армии, флота и наемников. Прошло почти два с половиной месяца. Кабраксис не появлялся, и король начал сомневаться в информации, доставленной «Одинокой звездой». Даже сейчас основными проблемами Западных Пределов были беспокойство наемников, слоняющихся без цели и не ведущих никаких настоящих действий, и убывающие запасы продовольствия, которые город не имел возможности пополнить со времен выступления против Тристрама.

Дэррик проклинал туман, окутавший город серой пеленой. Он очнулся в тупике, не зная, сам ли уснул там, или его вышвырнули из одной из ближайших таверн. Он бы и не проснулся, если бы не закукарекал по соседству петух; этим утром «Одинокая звезда» отправлялась в новое плавание.

Он проклинал и себя за дурость — знал же, что надо было остаться на борту корабля. Но он не смог. Никто, включая капитана и Малдрина, больше не разговаривал с ним. Он стал затруднением, помехой, как часто называл его отец.

На последнем дыхании он подбежал к Треугольному мосту, одному из последних контрольных пунктов, на котором заворачивали не принадлежащих к флоту личностей перед входом в Военный район. Моряк на ходу шарил под рубахой, разыскивая документы.

Четыре охранника шагнули вперед, преградив путь. Все четверо с каменными лицами, все четверо с оружием наготове. Один из них поднял руку.

Дэррик, тяжело дыша, остановился, раненый глаз неприятно пульсировал.

— Морской офицер второго ранга Лэнг, — выпалил он на одном дыхании.

Главный стражник с сомнением взглянул на Дэррика, но протянутые бумаги взял и внимательно изучил их, отметив оттиснутую на листах капитанскую печать.

— Тут говорится, что ты с «Одинокой звезды», — сказал охранник, возвращая документы.

— Да.

Здоровый глаз Дэррика обшаривал море. Он не узнавал ни одного корабля, выходящего из залива. Возможно, ему повезло.

— «Одинокая звезда» отчалила несколько часов назад.

Сердце Дэррика упало.

— Нет, — прошептал он.

— По правилам, тех, кто, как ты, упустил свой корабль, — сообщил стражник, — я должен арестовать, чтобы с ними разбирался комендант. Но, судя по твоему виду, тебя избили и ограбили, а это неплохое оправдание. Я занесу это в свой вахтенный журнал. До расследования можешь подыскать себе какое-нибудь занятие.

Это не простая любезность, — подумал Дэррик.Любой человек, опоздавший на свое судно без уважительной причины, должен был быть повешен за дезертирство и нарушение долга. Он повернулся и снова посмотрел на море, на чаек, которые охотились за качающимися на волнах прилива объедками. Крики птиц, сливаясь с рокотом прибоя, звучали скорбно и глухо.

Если капитан Толлифер выступил без него, значит, на борту «Одинокой звезды» для него больше нет койки, и Дэррик знал это. Его карьера на флоте окончена, и он понятия не имел, что ждет его впереди.

Он не хотел ничего, разве что умереть, но не мог и этого — и не стал бы никогда обрывать свою жизнь собственной рукой, ведь это означало бы, что отец победил, даже после стольких лет. И Дэррик, как всегда, отгородился от боли и потери, отвернулся от моря и зашагал по улице обратно в Западные Пределы. Денег у него не было. Возможность голода не тревожила его, но он знал, что сегодня ночью ему снова захочется напиться. Видит Свет, он хотел напиться прямо сейчас.

Глава 13

— Господин.

Баярд Чолик, лежащий на мягкой софе, занимающей целую стену кареты, в которой он путешествовал, поднял глаза. Экипаж, запряженный шестеркой лошадей, по две в ряд, обладал всеми удобствами дома. На встроенных полках хранились жреческие снадобья, одежда, личные вещи. К стенам были привинчены лампы с тянущимися от них желобками для отвода дыма — света было достаточно, чтобы читать. Покинув развалины порта Таурук и Рансима три месяца назад, Чолик начал изучать секретные тексты, которые Кабраксис предоставил ему, и стал практиковаться в колдовстве под руководством демона.

— В чем дело? — спросил Чолик.

Говорящий стоял снаружи на платформе, прикрепленной к днищу экипажа. Чолик даже не пошевелился, чтобы распахнуть одно из закрытых ставнями окошек и увидеть человека. С тех пор как Кабраксис избрал его, изменив разум и тело — да еще и сделав моложе на несколько десятков лет, — Чолик ощущал свое полное отличие от людей, выживших после прибытия демона и нападения пиратов Райтена, и ни с кем не сближался. Некоторые слуги были новыми, их набрали в маленьких городах, по которым проходил караван на пути к месту назначения.

— Мы приближаемся к Бромвелу, господин, — сказал человек. — Я подумал, вы, возможно, пожелаете узнать.

— Да, — отозвался Чолик.

По тому, как ровно двигалась карета, он и сам мог сказать, что длинный, занявший много часов, извилистый переход по горам завершается.

Чолик заложил страницу в книге, которую читал, тонкой косицей из человеческих языков, за годы превратившейся в обычную кожаную полоску. Иногда, если произнести нужное заклинание, эти языки читали вслух нечестивые отрывки. Книга была написана кровью на листах из человеческой кожи, скрепленных детскими зубами. Большинство книг, врученных ему Кабраксисом за последние несколько месяцев, в своей прошлой жизни бывший жрец Церкви Захарума счел бы ужасающими — и по содержанию, и по внешнему виду.

Закладка из языков прошепелявила протест — зачем ее прячут? — вселяя в Чолика легкое чувство вины. Впрочем, Кабраксис наверняка дал заколдованной коже такую задачу. Он читает целые дни напролет, но и этого, кажется, никогда не будет достаточно.

Двигаясь с изяществом человека, едва вступившего в средний возраст, Чолик открыл дверь кареты, шагнул на платформу, а затем взобрался по небольшой резной лесенке ручной работы, ведущей к остроконечной, крытой соломой крыше кареты. Маленький выступ походил скорее на карниз, по которому гуляют в самых богатых домах Западных Пределов жены капитанов торговых судов, высматривая, не вернулся ли муж из-за моря.

Карета была первой вещью, купленной Чоликом на золото и драгоценности, которые он и его новообращенные жрецы с благословения Кабраксиса вывезли на тележках из пещеры. В прошлом экипаж этот принадлежал знатному магнату, занимавшемуся торговлей на суше. Всего за два дня до сделки на магната обрушились неисчислимые потери и загадочный недуг, сведшие его в могилу за пару часов. Столкнувшийся с очевидным банкротством душеприказчик купца быстро продал карету агентам Чолика.

Стоя на нешироком карнизе, озирая бесконечный лес вокруг, Чолик бросил взгляд на полдюжины телег, едущих перед каретой. Еще полдюжины повозок, нагруженных доверху вещами, которые Кабраксис приказал вывезти из порта Таурук, следовали за экипажем Чолика.

Дорога петляла по густой чаще. Чолик не мог припомнить название этого леса, но он никогда и не видел его прежде. В путешествия из Западных Пределов он всегда отправлялся на корабле, и в Бромвел таким молодым, как сейчас, тоже не заезжал.

В конце этой извилистой дороги лежал Бромвел, северо-западная окраина Западных Пределов. Много веков назад расположенный в горной местности город вполне мог соперничать с Западными Пределами. Бромвел стоял достаточно далеко от столицы, чтобы иметь собственную экономику. В крошечном городке жили фермеры и рыбаки, потомки семей, обитавших тут многие поколения, плавающие на тех же кораблях и пашущие те же земли, что и их предки. В старые времена моряки Бромвела охотились на китов и продавали ворвань. Теперь же китобойную флотилию составляла горстка твердолобых упрямцев, цепляющихся за свое существование больше из гордости и глубокого нежелания что-то менять, чем по необходимости.

Бромвел можно было бы назвать древним; его двух или трехэтажные здания были построены из камня, добытого в ближайших горах. Остроконечные, крытые соломой крыши дюжины оттенков зеленого подражали лесу, окружающему город с трех сторон. Четвертая сторона граничила с Западным Заливом, где стояли волнорезы из больших валунов, защищая гавань от свирепых сезонных штормов.

С крыши кареты и с вершины горы Чолик уже видел город, который станет ему домом на время первого завоевания Кабраксиса. Империя, говорил себе Чолик, глядя на ничего не подозревающий городок, начнется отсюда. Он продолжал ехать на платформе, покачивающейся взад-вперед на мощных рессорах, которые смягчали неровности дороги, и наблюдал, как приближается к нему город.

Несколько часов спустя Чолик стоял у Сладководной реки, протекающей по Бромвелу. Река, глубокая и широкая, бежала между облицованных камнем берегов. Поток этот не только снабжал город пресной водою, но и обеспечивал пространством для стоянки маленькие суда, которые вели торговлю с внутренними территориями страны и перевозили ремесленников, украшающих окрестные земли множеством колодцев и выстраивающих вне городских стен оросительные сооружения в рациональном шахматном порядке, помогая тем самым фермерам с системой полива.

В восточной части города, где собирались лесорубы и мастеровые и где процветали лавки и рынки, Чолик остановил караван в палаточном лагере, открытом для каждого, кто собирался торговать с населением Бромвела.

К карете и повозкам немедленно сбежались дети, надеясь на представление бродячего цирка. И Чолик не разочаровал их, предложив труппу комедиантов, которую нанял, когда караван проходил земли к северу от порта Таурук. Они избрали сухопутный маршрут, долгий и не менее трудный, чем путешествие морем, зато позволяющий избежать встречи с флотом Западных Пределов. Чолик сомневался, что кто-то из тех, с кем он был когда-то знаком, узнал бы бывшего жреца сейчас, когда молодость вернулась к нему, но он не хотел рисковать, а Кабраксис был терпелив.

Актеры прыгали и паясничали, демонстрируя поразительную ловкость, показывая забавные трюки и читая остроумные стишки в обмен на радостный рев и смех собравшейся толпы. Жонглеры и акробаты, кувыркаясь под звучащую на заднем плане музыку свирелей и барабанов, удостоились восхищенных комментариев зрителей.

Чолик наблюдал за представлением из кареты, глядя в приоткрытое окошко. Атмосфера праздника совершенно не соответствовала тому, что он привык думать о религиозных обычаях. Новообращенные Церкви Захарума не развлекались и не поклонялись так, хотя некоторые церкви не отвергали веселье.

— Все еще не одобряешь, а? — спросил густой бас.

Узнав голос Кабраксиса, Чолик повернулся. Он знал, что демон не зашел в карету обычным манером, но бывший жрец не подозревал, где Кабраксис путешествовал до того, как шагнул в экипаж.

— От старых привычек трудно избавиться, — сказал Чолик.

— Как и поменять веру? — поинтересовался демон.

— Нет.

Перед Чоликом стоял Кабраксис, натянувший на себя тело мертвеца. Решив затеряться среди людей и поискать город, годный для начала кампании, Кабраксис убил торговца, принеся душу человека в жертву неумолимой Тьме. А после того как останки мужчины стали просто пустой оболочкой, Кабраксис три дня и три ночи трудился, призывая чернейшие тайные заклятия, и наконец ему удалось вселиться в человеческое тело.

Хотя Чолик никогда раньше не был свидетелем подобного, Кабраксис заверил его, что такое иногда делается, хотя и не без опасности для себя. Месяц назад тело было взято у молодого человека, которому еще не исполнилось и тридцати. Сейчас же он выглядел человеком весьма преклонных лет, куда старше Чолика. Плоть его мешковато висела, морщины и крестообразные шрамы избороздили лицо. Черные волосы обесцветились до мышиной серости, карие глаза потускнели, как остывающая зола.

— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил Чолик.

Старик улыбнулся с узнаваемым выражением Кабраксиса:

— Я слишком много требовал от этого тела. Пользы от него уже почти нет. — Он шагнул мимо Чолика и выглянул в окно.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел поглядеть, как ты любуешься на веселье людей, явившихся посмотреть на тебя, — хмыкнул Кабраксис. — Я знаю, когда вокруг тебя так много счастливых людей, жаждущих развлечений, ты теряешь присутствие духа. Жизнь была бы для тебя куда проще, если бы ты мог сохранять угрюмую бдительность.

— Эти люди будут знать нас как комедиантов, — проворчал Чолик, — а не как проводников новой религии, которая поможет им жить.

— Ох, — заметил Кабраксис, — я уж им помогу. Честно говоря, я хочу обсудить с тобой сегодняшнее вечернее собрание.

Возбуждение охватило Чолика. После двух месяцев, проведенных в дороге и в планах основать церковь, заложив фундамент власти, которая, несомненно, оттянет верующих от Церкви Захарума, он несказанно обрадовался, узнав, что демон готов начать.

— Значит, Бромвел — то самое место?

— Да, — ответил Кабраксис. — Здесь, в городе, скрыты древние силы. Силы, которые я могу откупорить и придать им форму твоей судьбы и моей победы. Сегодня ночью ты заложишь первый камень церкви, о которой мы говорили. Но будет она не из кирпичей и извести, как ты, возможно, думаешь. Скорее, она воздвигнется из веры.

От такого комментария Чолик похолодел. Он хотел видеть здание, собор, который умалял бы своим величием Церковь Захарума в Западных Пределах.

— Нам нужна церковь.

— У нас будет церковь, — заверил Кабраксис. — Но церковь во плоти привяжет тебя к одной точке. Я пытался объяснить тебе это, но ты так и не понял. А вера — слышишь, Баярд Чолик, Первый Избранник Черной Дороги, — вера переступает все физические границы, оставляя свои метины на века. Этого-то мы и хотим.

Чолик ничего не сказал, но образ прекрасной церкви продолжал плясать в его голове.

— Я продлил тебе жизнь, — заявил демон. — Не многие люди достигают твоих лет без моего дара. Неужели ты хочешь провести все последующие годы на одном месте, любуясь своим триумфом?

— Ты же сам говорил о необходимости терпения.

— Говорил и буду говорить, но ты не станешь деревом моей религии, Баярд Чолик. Мне не нужно дерево. Мне нужна пчела. Пчела, перелетающая с места на место, собирая для нас веру. — Он улыбнулся и похлопал Чолика по плечу. — Ладно, иди. Мы начнем здесь, в Бромвеле, с этих людей.

— Что я должен сделать? — спросил Чолик.

— Вечером, — сказал Кабраксис, — мы. покажем этим людям силу Черной Дороги. Мы покажем им, что все, о чем они только могли мечтать, возможно.

Чолик вышел из кареты и направился к народу. На нем был его лучший балахон, но столь скромный, что не оттолкнул бы и тех, кто беден.

По крайней мере, три сотни людей окружили поляну, на которой остановился караван. Еще одно кольцо вокруг Чолика образовали телеги, груженные соломой, яблоками, скотом. Под раскидистыми деревьями стояли пустые повозки, на которых расселись зрители.

— О, — прошептал кто-то, — вот идет проповедник. Ручаюсь, шутки и игры кончились.

— Если он начнет читать лекции и учить меня, как я должен жить и сколько платить религии, которую он представляет, — зашипел другой, — я сматываюсь. Я и так уже два часа глазел на актеров, терять еще больше времени неохота.

— У меня там поле осталось без присмотра.

— А у меня коровы еще не доены.

Опасаясь, что потеряет часть зрителей, собранных для него комедиантами, зная, что нет смысла говорить им что-либо об ответственности или денежных пожертвованиях, Чолик вышел в центр поляны и вытащил железное ведерко с черной золой, которую дал ему Кабраксис. Произнеся одно-единственное Слово Силы, которое никто не услышал, он перевернул ведро.

Пепел полетел, мигом обернувшись плотной черной тучей, остановившейся в воздухе. Нескончаемый поток золы извивался подобно змее на горячей дороге, покачиваясь на кротком ветерке, струящемся по просеке. Внезапно облако рванулось вперед, осыпая землю пепельными завитками и петлями. Местами одни узоры из золы пересекались с другими. Но не смешивались, напротив, один слой завитушек зависал над другим в десяти футах, так что под ним мог свободно пройти человек.

Необычное зрелище тонких линий пепла, застывших в воздухе, привлекло внимание собравшихся. Возможно, тот, кто сотворил такое, не обычный жрец, а маг. Так что заинтригованные зеваки решили остаться и посмотреть, что сделает Чолик дальше.

Когда струйка золы остановила свой бег, она засветилась темным фиолетовым огнем, заспорившим на миг с сумеречным восточным небом и догорающим за заливом закатом.

Чолик повернулся к зрителям, и глаза его встретились с множеством взглядов.

— Я принес вам силу, — сказал он. — Я дам вам путь, который унесет вас к мечтам, никогда не оставлявшим вас, но которым мешали сбыться неудачи и устаревшие догмы.

Народ принялся перешептываться, рождая приглушенный гул. Раздалось несколько гневных голосов. Население Бромвела придерживалось веры в Захарума.

— Существует иной путь к Свету, — продолжил Чолик. — Дорога, лежащая вдоль Пути Мечты. Дьен-ап-Стен, Пророк Света, создал его для своих детей, чтобы они могли удовлетворить свои потребности и исполнить тайные желания.

— Что-то я никогда не слышал о твоем пророке, — крикнул ему в ответ раздраженный пожилой рыбак из первых рядов. — И мы сюда пришли не для того, чтобы слушать, как порочат путь Света.