Ловушка для дураков

      Старым авторитетам и не снилось такое. Раньше все было проще: одни по ту сторону закона, другие - по эту. Один сыщик, другой вор. Хотя стукачи были всегда.
      Серые глаза Беглова приобрели стальной оттенок. Он давно уже подумывал о том, что у него в бригаде не все чисто. Кто вывел Хоря на машину с оружием? Место, время... Ясное дело, ребят ждали. Артем сузил глаза: придет время, он все узнает.
      О том, кто напал на фуру чеха с обувью, никаких сведений пока не было. Груз исчез, но Артема это не беспокоило. Что такое для него сто пятьдесят тысяч долларов? Булавочный укол. Груз не деньги, где-нибудь да всплывет, и тогда он посчитается. Мало не покажется.
      Все это - рабочий момент, важно не упускать инициативу из своих рук. Условие жизни есть борьба, жизнь оканчивается, когда борьба затихает. Примерно так звучало высказывание кого-то из классиков. Он запомнил его с тех пор, когда ему урывками удавалось посещать школу. Услужливая память могла выхватывать целые страницы из учебников, но большинство этих знаний ему не пригодилось. А вот цитата запомнилась, наверное потому, что как нельзя лучше соответствовала его образу жизни.
      Артем встал и заходил по просторной комнате. Сейчас его мысли потекли совсем в другом направлении.
      Он оказался прав в отношении Тихаря, верно просчитал ситуацию. Вадим с Гребнем нашли в Мытищах дядю Мирзояна, вышли на лекаря. След вел в Рыбинск. Артем отправил туда Ракиту с помощником. Пригодились сведения Гнуса. Ребята будут искать бывшую сожительницу Креста, ту самую женщину, фамилия которой начиналась на букву К. Найдут, Рыбинск не Москва. Женщина Артему не нужна, ему нужен Ашот Мирзоян. Он найдет этого парня!
      Поездка к Гнусу оказалась полезной и еще в одном отношении. Гнус подсказал, что у Креста был дом в районе станции Тайнинская. Вадим и Гребень этот дом нашли. Пришлось покапаться в старых домовых книгах. Архив был цел, и справку получили довольно быстро. Пришлось, конечно, покрутиться, но это не шло ни в какое сравнение с поисками дяди Мирзояна. Ребята управились молниеносно.
      Все оказалось очень простым. В поселке Дружба, расположенном недалеко от станции Тайнинская, Павлу Крестовскому принадлежал частный дом. Артем смотрел на выписку: домовладение, постройка... Первоначально дом принадлежал некоему Злотникову. Крест приобрел его после того как освободился, перед самой войной. Формально права на покупку дома он не имел. Операция эта была не вполне законной, но в то время чиновники тоже брали взятки. Осесть в Московской области было легче, чем в столице, к тому же частный дом - не государственная квартира, где все на виду. В 1946 году Крест переписал дом на Тихарева Алексея Ивановича, который им владеет до сих пор, как следует из документов.
      Ребята, толкаясь в округе, познакомились с соседом Тихаря, живущим в доме напротив. Любопытный мужик. Вадиму с Гребнем удалось разговорить его. Оказывается, после того, как Ашот Мирзоян приехал из Рыбинска к дяде и интересовался, где находится поселок Дружба, в ту же ночь кто-то побывал в доме Тихаря.
      - Сказал, сам видел, какой-то мужик калитку открывал, пересказывал разговор с соседом Гребень. - Потом в дом зашел. Сосед из любопытства двинул за ним следом, дверь толкнул, закрыта изнутри, свет в доме не зажигался. Он поторчал во дворе какое-то время и лег спать. Но, говорит, почему-то не мог заснуть, все прислушивался, что у Тихарева делается. Рано утром, еще не рассвело, собака залаяла, он - к окну. Видит, из соседского дома человек осторожно выходит. Мужик мигом собрался - и на улицу. За деревьями спрятался, все видел.
      - Зачем ему это, не говорил?
      - Я спросил, - вмешался в разговор Вадим, - а он в ответ: не спалось. Дескать, все равно на пенсии, заняться нечем.
      - Любопытный дядька.
      - Не то словечко.
      - Что еще сказал, куда незваный гость из Тихарева дома подался, не видел?
      - Видел, к станции пошел.
      - Что-то он не договаривает.
      - Мне тоже так показалось. - Гребень смотрел на Артема. - Не понравился мне этот мужичок. Мы его попробовали раскрутить, бутылку выставили, то, се. Он коньяк вылакал, но на своем уперся, ничего не знаю. Осторожный, слово скажет и ждет, что мы ему выложим. Ясное дело, выпытать что-то хотел. Я так про него думаю, дядька себе на уме. Увидал чужака, который в дом Тихаря ночью входил, выследил его, решил, видно, ситуацией воспользоваться. Выжидал, но испугался чего-то и на попятную. Тут мы подвалили. Он ведь не сразу все рассказал. Припугнули его с Вадимом как следует. Задергался.
      Вадим с Гребнем сегодня ночью собирались посетить дом на Дружбе.
      - Сосед не сунется? - спросил Артем.
      - Нет, - уверенно ответил Гребень. - Мы ему намекнули, чтобы сидел тихо.
      - Он что?
      - Принял к сведению. Целее, говорю, дед, будешь, дольше проживешь.
      Артем смотрел на ребят. Ему нравилась слаженность их действий.
      - Внешность Ашота Мирзояна соседу описали? Узнал он его в ночном посетителе?
      - Нет. Говорит, темно было. Роста вроде невысокого. И вот еще что, - добавил Гребень. - Тот, который в доме побывал, вышел с сумкой. Дед сказал, не пустая сумка была, тяжело нес.
      - Поздновато мы хватились, - поморщился Артем. - Но да ничего, разыщем, никуда теперь не денется.
      - Может, в доме и нет ничего, - предположил Вадим.
      - Может, и нет, но посмотреть надо. Погоди-ка, - вскинул голову Артем. - Кроме сумки у этого искателя приключений ничего в руках не было?
      - Нет, - дружно ответили парни в один голос и уставились на своего шефа.
      - Багетовые рамки к картинам, которые Тихарь заказывал... негромко произнес Артем.
      Гребень хлопнул себя ладонью по лбу.
      - Точно! - воскликнул он. - То-то меня прямо крутит все, думаю, что пропустил.
      - Тихарь зря делать ничего не будет, - задумчиво продолжал Артем. - Заказывал багет, значит, есть и картины. А если имеются картины, должен быть и дом, где они находятся.
      Он подумал о том, что предположение, появившееся после разговора с Гнусом, приобретает реальные черты. Видно, в доме были упрятаны настолько ценные вещи, что парень, когда их увидел, просто обалдел. Он не захотел возиться с художественными полотнами и взял только то, что легче унести. Поведение армянина больше не занимало Беглова, он разгадал его. Казалось бы, чего проще, исполни поручение Тихаря, передай его последние слова Артему и гуляй себе спокойно. Его бы пальцем никто не тронул. Парень не стал этого делать и добавил всем работы. Ну что ж, Артему приходилось решать вопросы и посложнее. Теперь у него, кроме первоначального интереса - отыскать казну, был и другой: найти то, что долгие годы хранил в тайнике Тихарь - клад Павла Крестовского.
      - Все понятно, ребята? Повнимательнее в доме смотрите. Тихарь мужик с секретом был.
      Выпроводив Гребня с Вадимом, Артем опять стал размышлять о том, что удалось разузнать про банду Хоря.
      Через день после того, как было совершено нападение на машину с контрабандным оружием, в нескольких километрах от места происшествия милиция обнаружила по этому же шоссе два трупа, наскоро присыпанных осенней листвой. Трупы были свежие и еще не начали разлагаться. Зарыли их совсем недавно. Гаишник, дежуривший на посту, узнал в покойниках пассажира и водителя легковушки, которую он видел на дороге. Это было поздно вечером, в день перестрелки. Машина шла к Москве, но сидело в ней не двое, а трое молодых парней. Один был вроде пьяный, так сказал водитель гаишнику. Третьего трупа обнаружить не удалось - "пьяный" пассажир бесследно исчез. Двое парней были расстреляны в упор из ТТ. Криминальный след за ними не тянулся, это были законопослушные граждане. Возбудили уголовное дело. Милиция начала разыскивать третьего, исчезнувшего, пассажира.
      Артем предполагал, что им был Хорь.
      Значит, думал Беглов, он участвовал в налете, и ему удалось уйти. Каким образом он оказался в машине этих молодых ребят, непонятно. Легковушку пока нигде обнаружить не удалось.
      Артем не знал, где логово Хоря. Он принял меры к тому, чтобы обнаружить его, но пока это не принесло результатов.
      Глава 23
      Лена Калинина, закинув сумку на плечо, бодрым шагом вышла из дома и направилась к метро.
      Холодный осенний ветер мгновенно растрепал волосы. Лена поежилась и достала перчатки. У нее было прекрасное настроение. Редактор не стал сокращать очерк о проведенном обыске в арбатском особняке и изъятии оружия и наркотиков, почти на полосу расщедрился. Редкий случай. Давай, говорит, подробностей побольше, распиши все "покрасивше", про камин с изразцами, про наборный паркет с пальмами и про все, что там нагребли: АК, АКМ, про все эти "Борзы" и "Глоки".
      - Эх, сюда бы еще парочку фотографий, - сокрушался он.
      Но с фотографиями было напряженно. Лена объяснила ему это популярно.
      - Ладно, тогда своими словами, - расстроился он, всем своим видом говоря, что вот другие как-то исхитряются иллюстративный материал добывать, а мы...
      На прошлой неделе удалось сделать еще один неплохой репортаж с места событий, в которых Калинина тоже принимала участие. Главный был доволен ее работой, на последней летучке тоже похвалили.
      В криминальном отделе работали молодые шустрые ребята, она была единственной женщиной. Сотрудницы из других отделов относились к Елене настороженно, не принимали ее как равную, потому что она была самой молодой из пишущих дам и проработала в издании меньше, чем они. А зарплата у нее была даже чуть больше. В криминальном отделе зарплаты всегда устанавливались выше. Так было всегда, и не всем нравилось. Умудренные опытом творческие дамы считали это дискриминацией.
      Сначала Лена не понимала, почему "старухи", так называли ребята из криминального пожилых сотрудниц, на нее чертом смотрят, потом, когда ей объяснили, возмутилась.
      Писали бы сами о бандитских разборках, о взрывах и изнасилованиях. А то одна рассусоливает на целую полосу, какие сны видеть полезно, а какие нет. Другая в сотый раз чьи-то кости, мытые-перемытые, полощет. И попробуй сократи строчку, сразу в крик. Газетные однодневки гонят с таким видом, словно нетленку создают. Да ну их к черту! Одно дело - сироп лить о том, о сем, а другое гоняться за жареным материалом.
      Лена помнит страшный взрыв на Котляковском кладбище. Примчалась туда, как сумасшедшая. Пробираться приходилось по забрызганной кровью земле. Она потом долго не могла прийти в себя и страшилась прикоснуться к ботиночкам, которые были надеты на ней в тот день. Отмывала их от бурых пятен и еще от чего-то, а перед глазами стояла страшная картина.
      Конечно, о любовницах актера или кинозвезды писать веселее и проще, особенно когда герой готов выплескивать себя и обнажаться перед публикой. Она не хочет быть злобной и завистливой, но должна быть какая-то справедливость.
      И все равно у нее сегодня, несмотря ни на что, отличное настроение, и даже прошлые мелкие уколы редакционных матрон, немало попортившие крови в свое время, не могут его изменить.
      Она никому ничего не собирается доказывать. Каждый занимается своим делом, и у всех свои сложности. Одни материалы пишутся легко, другие даются с трудом, это тоже в порядке вещей. Но есть среди них такие, которые она помнит до сих пор, хотя прошло немало времени. Один из них - репортаж из женской колонии для несовершеннолетних, расположенной под Рязанью.
      Лена подошла к заданию добросовестно. Больших трудов стоило уговорить милицейское начальство, чтобы ее взяли с собой в поездку и разрешили поговорить с отбывающей срок осужденной. Плановых мероприятий в министерстве проводилось немало, для отписки достаточно было принять участие в выездном брифинге. Она, как последняя идиотка, решила проявить личную инициативу.
      - Поближе к лету, - неопределенно пообещал ей милицейский чин.
      Она стала ждать, изредка напоминая о себе.
      В тот день у нее была назначена встреча с оперативником, которого давно окучивала. Сыщики - народ занятой, а этот оказался еще к тому же капризным парнем.
      - Мне некогда, - несколько раз говорил он. - Будет время, позвоню.
      Время нашлось с трудом и не без нажима. Ладно, готовясь к разговору, решила Лена, получится, так получится, а нет, так нет.
      Когда она собиралась выходить из дома, зазвонил телефон.
      - Елена Владимировна, - раздался в трубке голос милицейского начальника, того самого, который еще два месяца назад обещал ей устроить поездку в Рязанскую колонию, - сегодня вечером от министерства будет машина, в 18.00 подходите к главному входу.
      - Как сегодня? - растерялась Лена.
      - Если вы не сможете...
      - Смогу, смогу, - испугалась она, что ее не возьмут. - Номер машины какой?
      Она уже судорожно соображала, как быть. Сейчас надо ехать в редакцию, пришли гранки номера, где идет ее материал, потом предстоит разговор с сыщиком, перенести который было нельзя.
      Лена критически посмотрела на себя со стороны: платье годится для встречи с опером, но в колонию нужно ехать в чем-то другом, более строгом. Она заметалась по квартире. Мигом переоделась в летний брючный костюм спокойных тонов, вытащила из шкафа небольшую дорожную сумку, с которой ездила в командировки, покидала туда все, что могло пригодиться. Она одной рукой застегивала молнию на брюках, другой стала трясти записную книжку, отыскивая телефон автора, живущего в Рязани. Привезти-то ее привезут, но устраиваться с ночевкой придется самой.
      Уже в прихожей она взглянула на себя в зеркало. Волосы! Сердце упало. На сегодняшний день прическа сохранится, а завтра, да еще после длительной поездки в машине, она будет, как ..ер обсосанный. Лена в сердцах выругалась, что делала очень редко, готовая заплакать. Она не любила выглядеть хуже, чем есть на самом деле.
      - Чего стоило позвонить мне вчера, - упрекнула она невидимого собеседника и скукожила лицо...
      Скоро опять забегала по квартире. Мыть и укладывать голову было некогда. Она влетела в ванную комнату, схватила фен и кинула его в сумку. Вечером вымоет волосы в редакции.
      Застыла на минуту, чтобы припомнить, не забыла ли чего. Вроде порядок, прикинула она и помчалась с дорожной сумкой на работу. Опаздывать со сдачей гранок не рекомендовалось никому.
      Разговор с сыщиком, как ни странно, состоялся. Она сумела найти к нему подход, на что вовсе не надеялась. Оказалось, у парня проблемы с начальством, а тут ему то же начальство сватает для интервью журналистку. Оперативник вспылил. Понять его тоже можно.
      После встречи с сыщиком Лена потащилась в редакцию. И только тут вспомнила, что у нее маковой росинки сегодня во рту не было. На голодный желудок особенно чувствительно проходить мимо летних кафе, где столики вынесены прямо на улицу и запах разносится такой, что слюнки текут.
      Она вздохнула. На то, чтобы перехватить чего-нибудь в кафешке, посидеть спокойно, как человек, времени не оставалось. С очередным номером творилась обычная свистопляска, гранок с утра не было, они должны появиться сейчас, после обеда. Лена заспешила в редакцию.
      Ладно, не впервой, махнула она рукой, успев запихнуть в сумку купленные пирожки и парочку апельсин. Иногда у нее так складывалось, что есть доводилось первый раз в день только к вечеру.
      Поправив гранки, она взглянула на часы и ахнула. Схватила фен, кинулась в туалет, чтобы успеть вымыть волосы под раковиной. Под неодобрительные взгляды возившейся там уборщицы она проделала эту процедуру.
      - Дома, что ли, своего нету? - бурчала сердитая тетка, косясь на молодую журналистку.
      На Житную, к зданию министерства, Лена успела вовремя. Ей нашлось место на заднем сиденье машины.
      Она не была знакома ни с кем из милицейских чинов, ехавших в Рязань, и после того, как ее представили, тихо, как мышь, думала просидеть всю дорогу. Но не тут-то было.
      Один из мужиков начал донимать ее разговорами и, видно, чтобы сделать ей приятное, повторял время от времени:
      - Нет, не думаю, чтобы вам разрешили беседу с осужденной. Здесь свое руководство, там - свое.
      Он многозначительно покачивал головой и так надоел Лене, что она едва сдерживалась, чтобы не ответить ему какой-нибудь резкостью.
      "Да замолчишь ты или нет, скотина!" - с тоской думала голодная и усталая Лена, медленно закипая.
      Мужик заткнулся только в Коломне, когда им пришлось пересаживаться из одной машины в другую. Лена не понимала смысла этой процедуры, да это было и не ее дело. Заметила лишь, что до Коломны ехали в обычной "Волге", а поджидала их роскошная иномарка с рязанским номером.
      Так только больших начальников встречают. Представительный мужчина в штатском, сидевший на переднем сиденье возле водителя, оказался генералом и очень влиятельным человеком в системе.
      Один из встречающих, невысокий шустрый мужичок, увидев Лену, удивился:
      - А ты не сказал, - обратился он к генералу, - что с тобой женщина.
      - Она в Рязанскую колонию едет.
      - А-а, - мужчина почему-то слегка задумался.
      Когда до Рязани оставалось совсем немного, иномарка свернула с шоссе и въехала на красивую поляну.
      - Остановка? - спросила Лена, выглядывая из машины.
      - Да, выходите. - Шустрый мужичок хлопотал возле багажника. - У нас такой обычай, на рязанскую землю въезжаем, делаем остановку, чтобы перекусить.
      Стол устроили на капоте машины. Чего там только не было! Лену поразили не разнообразные закуски: ветчина, колбаса, икра красная и черная, а кастрюлька с горячей отварной картошкой, бережно укутанная в старенькое одеяло.
      - Ого! Пар валит, - открыв крышку, с удовлетворением сказал один из присутствующих.
      Калинина восхищенными глазами смотрела на эту роскошь.
      - Подходите, Леночка, не стесняйтесь, - генерал поставил ей стаканчик рядом со своим.
      - Предупредил бы, что дама будет, я бы... - Шустрый мужичок огорченно пожал плечами и поставил на капот бутылку. - Только водка, к сожалению, дамских напитков нет.
      - Вот и хорошо, лучше водки выпить, чем всякой дребедени. - Лена подняла наполненный стаканчик.
      - Свои люди, - сделал вывод генерал.
      - Рязанских маслят попробуйте, - пододвинули ей банку с грибами.
      Голодная журналистка, так и не успевшая сжевать в редакции свои холодные пирожки, растаяла.
      Денек сегодня выдался насыщенный. Обращаться к знакомому автору насчет ночевки не пришлось, ее поселили в гостинице в отдельном номере.
      Утром она была возле рязанского УВД, откуда на стареньком "козле" поехала в колонию для несовершеннолетних.
      Несмотря на прогноз болтливого мужика, который предсказывал, что с ней не будут разговаривать, ее приняли хорошо.
      Начальница колонии, подполковник внутренней службы, начала с того, что заговорила о гуманизации и о вставших на путь исправления, но Лена остановила ее.
      - Мне нужно совсем не это. Я хотела бы написать о девчонке, совершившей тяжкое преступление.
      Светлана из Чебоксар. Через неделю исполнится восемнадцать лет. Срок наказания - пять лет лишения свободы. Три с половиной года провела в рязанской воспитательной колонии.
      - После совершеннолетия вы переведете ее во взрослую? - спросила Лена.
      - Нет, - покачала головой начальница. - Если теперь перевести ее во взрослую колонию, то выйдет она оттуда неизвестно кем. В таких случаях разрешается держать воспитанницу до конца срока в детской ВТК.
      Лена все время чувствовала себя неловко, как будто нарушает какие-то законы, не понимает чего-то. Сама себе сказала спасибо, что хватило ума не ехать сюда в легкомысленном платье, которое смотрелось бы нелепо, а переодеться в брючный костюм. Ей казалось, что все, с кем она сталкивается здесь, изучают ее, просвечивают насквозь.
      Знакомясь с уголовным делом, она разглядывала фотографию осужденной: фас, профиль. Детское припухлое лицо. Когда осудили, ей было четырнадцать с половиной лет, сейчас восемнадцать.
      - Ее история похожа на другие, разве что в деталях отличается, сказала подполковник.
      Казалось, она и не смотрела в сторону журналистки, но ее слова предвосхитили вопрос Калининой. Профессионалы, куда ей с ними тягаться, здесь такая психология, что никакому экстрасенсу не снилась.
      - Сейчас ее приведут, за ней пошли. Я могу оставить вас наедине.
      - Не надо, - вырвалось у Лены.
      Как потом оказалось, она интуитивно сделала верный ход.
      Начальница удивилась.
      - Первый раз такое слышу. Обычно бывает наоборот, журналисты обязательно хотят побеседовать с осужденной один на один, думают, услышат что-то такое, особенное, а ведь этих девочек не так просто разговорить.
      Светлану осудили за изнасилование. Ее подружка гуляла с парнем, потом этот парень стал ухаживать за другой. Девчонки решили отомстить сопернице. Инициатором была Светлана, она всегда верховодила.
      Девчонку, отбившую парня, заманили в лес на прогулку. Та пошла с ними, ни о чем не подозревая. Перед этим Светлана и ее приятельница подбили трех знакомых парней подойти в условленное место, обещая хорошее развлечение.
      А дальше... Когда обманутая девчонка поняла, что попала в западню, она стала плакать и просить, чтобы ее отпустили, но у ребят уже загорелись глаза. Они сорвали с нее одежду, а потом стали насиловать по очереди.
      Светлана, махнув водки, держала ее за волосы и смеялась. Издевательства над обезумевшей от страха девчонкой продолжались долго. Ее щипали, пинали, заставляли совершать половой акт в извращенной форме. Когда вся кодла притомилась, ее отпустили. Она лежала голая на холодной земле, а они пили водку и хохотали, глядя на беспомощное тело.
      - Что бы еще такое с ней сделать? - пьяно икнул один из парней.
      - Шишек ей надо в ..изду натолкать, - заржал другой.
      В результате изнасилования психика потерпевшей была нарушена.
      Лена читала дело, переворачивала страницы, и у нее волосы вставали дыбом. Одно дело, когда пробегаешь короткие сообщения в газетах: убили, изнасиловали, - и другое, когда перед тобой том уголовного дела, где конкретно перечислено: что, как, когда. Где все подробно зафиксировано и названо своими именами. А через несколько минут человек, который все это совершил, появится перед тобой.
      Все, хватит, решила журналистка, пора заниматься чем-то другим. Нервы ни к черту.
      Она взглянула на женщину-подполковника, которая наблюдала за ней.
      - Вы не устаете от своей работы? - вырвалось у Калининой.
      Та спросила вместо ответа:
      - Вы впервые приехали в колонию?
      - Нет, была в Можайской на выездном брифинге. Организованное мероприятие, нас, журналистов, и близко не подпустили к отбывающим наказание.
      - Понятно. С делом ознакомились, думаете, наверное, как можно с такими, как Светлана, проводить какую-то работу, они - нелюди, их надо уничтожать.
      Лена смутилась.
      - Я так не думаю.
      - Думаете, я по вашим глазам вижу. Вы поговорите с ней, ее сейчас приведут. Некоторые из тех, кто оказался здесь, при другой жизненной ситуации могли бы стать вполне нормальными членами общества. Воспитанницы наши разные, и судьбы есть такие, что врагу не пожелаешь. Ее сюда привезли, девчонка взрослая, а она о личной гигиене, извините, только здесь и узнала. Добра ни от кого не видела. Малолетка, таскали ее по подвалам и чердакам, да мать-пьяница, как подросла, стала своему сожителю подкладывать. Мы удивляемся, как же так, девушка, а помогала ребятам свою ровесницу насиловать. Знаете, бывают совершенно дикие случаи. Ее самою в такой извращенной форме пытали и насиловали, что и представить себе страшно. Она озлобляется, происходит психологический надлом, пусть, думает, и другим достанется.
      Начальница замолчала, а потом заговорила опять:
      - Недавно был дикий случай. В живом уголке, - там у нас птицы, рыбки, цветов много, - завели петуха. Сначала невзрачный, тощий был Петя, а потом отъелся, подрос, по утрам всех будил. И красивый стал, хвост распушит, хоть на выставку. Девчонки к нему привыкли, он к ним тоже, доверчивый, из рук корм брал. Так вот, нашлась одна... подполковник поморщилась, как от боли, - садистка. Воткнула уму кол в задний проход. - Она помедлила и закончила, не дожидаясь Лениного вопроса. - Ее перевели в другую колонию, иначе бы здесь растерзали.
      Калинина молчала.
      - Многие из тех, кто побывал у вас, возвращаются обратно?
      - Рецидив есть. Некоторые, не скрывая, говорят, что, как только выйдут отсюда, сразу подадутся на заработки. Не наелись еще досыта легкой жизни. У тех дорожка известная.
      - А Светлана?
      - У нее нелегкая судьба, но, думаю, что она не вернется сюда никогда.
      Беседа со Светланой давалась Лене с трудом. Вопрос - короткий ответ. Обо всем более подробно изложено в деле. Разговорить девушку было невозможно. Помогла присутствующая здесь начальница, без ее участия разговор вообще не получился бы. Контролер, надзиратель, сама начальница колонии были для отбывающих наказание своими, теми людьми, которые хорошо знают и понимают их нужды. Их можно любить, ненавидеть, но они все равно были своими. Их объединяла воспитательно-трудовая колония. Лена была чужой, как и любой человек, появившийся оттуда, с воли. Только теперь она поняла, что имела в виду подполковник, когда говорила, как нелегко найти общий язык с осужденной за преступление.
      Лене вдруг стало неудобно. Какое она имеет право ковыряться в чужой беде? Потому что профессия такая?.. А этой Светлане плевать на ее профессию. Если бы она дерзила, задиралась, было бы легче. Но она лишь односложно отвечала на вопросы журналистки, и на лице ее было написано: слушай, что ты в душу лезешь, приехала, фря этакая, и смотришь на меня, как на нечисть, которую надо уничтожать. Ты по одну сторону, я по другую. И не суйся ко мне ни с сочувствием, ни с советами, ни с жалостью. А злости у меня и своей на семерых хватит. И лучше бы ты меня не трогала, не мутила душу.
      В конце беседы Лена спросила:
      - Вас никто не обижает?
      - Меня? - изумилась Светлана. - Меня - нет. Обижают слабых, а я сильная.
      Неподвижные и отстраненные от всего глаза девушки вспыхнули огнем. В них отразилась боль и еще что-то, что было не понять. У дверей она остановилась и, взглянув на Лену, сказала:
      - Выйду, сюда больше не вернусь.
      Неслышно в комнату вошла надзирательница.
      - Она сначала наотрез отказалась беседовать. Уперлась и ни в какую, твердит одно: журналист из Москвы приехал, будет во всем этом ковыряться... Лишь когда я сказала, что это не мужчина, а женщина, женщина-журналистка, она согласилась.
      В Москву Лена возвращалась в той же компании, с которой приехала в Рязань.
      - Леночка, что такая грустная? - весело спросил у нее один из попутчиков.
      - Место невеселое, - пробормотала Лена, забиваясь на заднее сиденье.
      Говорить ни с кем не хотелось. Сколько боли и несчастья вокруг... Сегодня она близко-близко подошла к чужой беде и заглянула ей в глаза.
      - Место, говорят, красивое, где ВТК расположена, на самом берегу Оки.
      - Да? А я и не заметила, - ответила Лена.
      Перед глазами встала женщина-часовой на контрольном пункте и табличка: "Входить не более 3-х человек".
      На душе сделалось тяжело и муторно, как будто это не Светлану, а ее, Лену Калинину, повела по коридорам контролер. От тюрьмы и от сумы не зарекайся... Сегодня она очень остро почувствовала значение этих слов. Собственные беды и неприятности показались ей пустяками, через которые легко перешагнуть.
      Она продолжала думать о том, что увидела. И о том, чего не увидела, - тоже. Большой процент осужденных в воспитательно-трудовых колониях потенциальные клиенты психиатрических лечебниц. Многие из тех, кто отбывает срок, - дебилы. О порядках и законах, которые существуют в среде воспитанниц, не принято говорить вслух. Многие из девчонок образуют "семейные" пары и живут друг с другом, как муж с женой. Контролер, интересная тридцатилетняя женщина с жестким волевым лицом, сказала, что она, стоит войти в автобус, по глазам может определить, кто имел срок.
      - Почему? - пыталась выяснить Лена, но та в ответ лишь пожала плечами.
      - Это невозможно объяснить.
      Лена, находясь под впечатлением увиденного, безразлично смотрела на дорогу.
      - Нет, Леночка, - начал опять донимать ее неугомонный мужик, который доставал по дороге в Рязань, - вам надо нервную систему закалять. Очерк-то хоть получится, а то, может, мы вас зря возили?
      - Получится.
      - Вот и хорошо. Советую принять. - Он вытащил бутылку и щелкнул по ней пальцем. - Годится? Как рукой снимет.
      - Годится. - Лена глотала водку и думала о том, какой нелегкий у нее хлеб.
      Прошло много времени, но и теперь она вспоминала иногда выражение глаз Светланы и пугливые взгляды других девчонок, которых видела, когда ее водили по территории.
      Профессия сталкивала с людьми, встречи с которыми запоминались надолго и оставляли след в душе.
      Завотделом Игнат, прочитав материал про колонию, скроил недовольное лицо.
      - Могла бы покруче, подробностей про изнасилование побольше, чтоб обыватель вздрогнул, - повторил он любимое выражение главного.
      - Покруче с изнасилованием - поезжай сам, - взбеленилась Лена.
      - Да я ничего, нормально все, - тут же пошел на попятную завотделом.
      - А действительно, - стала подковыривать его Лена. - Ты у нас парень видный, тебе любая не то что душу, все, что попросишь, обнажит. Поезжай, Игнаша.
      - Ага, - ухмыльнулся Игнат. - Как же, разбежались. Они, говорят, мужиков терпеть не могут.
      - Ну тогда, извини, - развела руками Лена и прищурилась: - А ты закоси под лесбиянца.
      - Ну и шутки у тебя, - мгновенно обиделся Игнат.
      Главному очерк понравился, а редакционные матроны скривились: психологии много.
      Игнат заступился за Лену и свой отдел:
      - То вам крови много, то психологии, - зло буркнул он. - Не умеешь сам - научи другого.
      Началась обычная редакционная свара, и Лена успокоилась: жизнь продолжается.
      Новое задание было интересным. Сделать очерк или целую серию о проститутках-малолетках.
      - С предыдущей твоей темой перекликается, - напутствовал ее главный.
      И Лена впряглась в работу.
      Сегодня она договорилась встретиться с одной из своих будущих героинь в зале ожидания Ярославского вокзала.