Ловушка для дураков

      Если разобраться, ей тоже нелегко. Чего только с ней не было за это время! Морду били, однажды клок волос выдрали, грозились глаза кислотой выжечь, только руки коротки. Держать своих мужиков крепче надо, чтобы по бабам не шлялись.
      А каких только любовников у нее не перебывало! Разочарование, как правило, подкарауливало там, где она меньше всего ожидала.
      Как-то раз нарвалась на гомосексуалиста, которому почему-то было нужно, чтобы его считали человеком с нормальной сексуальной ориентацией. Он ей платил за то, чтобы она появлялась с ним в среде банкиров и промышленников. Это еще можно понять: надо, так надо. Но особенно ее удивляли мужики, у которых хозяйство нужно было под микроскопом рассматривать, пописать нечем, а бабу красивую норовит завалить. Однажды она не удержалась и высмеяла такого клиента, который изображал сексуального маньяка. Она на него сдуру клюнула. "Ну, чем тебе блядовать, чем?" - искренне спросила она и тут же схлопотала по морде.
      Она ни к кому не привязывалась, никого не любила.
      Юрий Петрович Яковлев как появился в ее жизни, так и ушел. Загремел по статье. А она здесь при чем? Она, что ли, его учила подпись в накладных подделывать? Глупо погорел, а мужик с головой был, все говорили. Она связалась с ним от скуки, а он подумал, что всерьез. Где здесь ее вина? Кое-кто из конторы, после того, как его посадили, перестал с ней здороваться. Чистоплюи чертовы!
      Она и думать забыла про недотепу Петровича, жила своей развеселой жизнью. Мужиков много, а она одна. Переживать обо всех - жизни не хватит.
      Яковлев напомнил о себе неожиданно. Она слышала от сотрудников, что он вернулся, и морщилась. Она ему ничего не должна. Пусть только попробует к ней сунуться, она ему покажет.
      Петрович поступил по-другому. Он отомстил. Видно, проклятия чьей-то разгневанной жены возымели действие. Она издевалась над страшными посулами и вот - доигралась. Обманутый любовник отплатил ей за всех.
      ...Элка не помнила, как добралась домой в тот вечер. Некоторые куски из происшедшего напрочь провалились в темноту. И с тех пор жизнь превратилась для нее в непрерывный кошмар.
      Она с открытыми и закрытыми глазами видела перед собой возбужденные, в поту, лица парней, непрерывно насилующих ее. Она боялась оставаться одна, боялась ложиться спать - во сне ее лапали, щипали, заставляли проделывать немыслимое. Во сне за ней гнались, догоняли и, навалившись всей кодлой, опять насиловали, втроем, впятером... В нее извергались, сливали, как в унитаз отработанные отходы.
      Она отчетливо и ярко, как на большом цветном экране, видела все, что с ней происходит. Она была и зрительницей, и участницей одновременно. Позы, которые заставляли принимать... Стоя, сидя, лежа... От нее требовали непрерывного возбуждения и активности. Ее пускали по кругу, потом насиловали все одновременно. Каждый урывал для себя кусок ее тела и делал с ним все, что приходило в одурманенную алкоголем и наркотиками голову.
      Ей тоже вливали в горло водку, она захлебывалась и хрипела от удушья. Сопротивляться было нельзя. За непослушание... Она видела поднесенный к самым глазам нож. Сверкающее лезвие завораживало и лишало последних сил.
      Один из снов был особенно страшным своей реальностью.
      Снился здоровый голый негр, развалившийся в кресле. Громадная, как бревно, плоть торчала между ног. Элку мороз продрал по коже, когда она увидела эту обезьяну. Негр находился в комнате, которая Элке была хорошо знакома. Сюда, в подмосковный дом отдыха, принадлежащий Моссовету, ее привозил много раз скупой чиновник. Она узнала посуду на столе, старый ореховый буфет, возможный свидетель оргий Лаврентия Павловича Берии, и кушетки по углам. Тогда она являлась хозяйкой положения и принуждала любовника исполнять ее желания. Сейчас она была игрушкой в ненасытных руках.
      Негр сильными, как у гориллы, руками потянулся к ней, схватил и заставил сесть к себе на колени. Элка завопила, почувствовав, как что-то мощное, необъятных размеров пронзило ее изнутри. Негр, крепко держа ее за плечи, с каменным лицом начал совершать телодвижения, не обращая никакого внимания на ее крики. Он двигался все быстрее и быстрее. Ее вопли не останавливали его, а лишь возбуждали еще сильнее. Она уже не чувствовала боли, только толчки внутри себя. Это продолжалось целую вечность. Она потеряла сознание во сне.
      Но страшный сон на этом не закончился. Очнулась, почувствовав, что партнер отпустил ее. Она ощутила толчок в спину - с ней не церемонились - и, шатаясь, поднялась. И тут же увидела другого негра, который ждал очереди и точно так же, развалившись, голый сидел в кресле, выставив на обозрение свое хозяйство. Для наглядности он взял в руки свой огромный член и стал поигрывать им, глядя на Элку. К горлу подкатила тошнота, но она, как зачарованная смотрела на его игру.
      - Карош русский баба. - Негр улыбался. - Трахаться будем. До-олго-о! - Он прищелкнул языком.
      Потом, облапив ее грудь черными пальцами, он стал равномерно качаться в кресле вместе с ней, повторяя в точности движения своего предшественника. Элка видела себя и темного партнера в громадном зеркале, занимающем стену напротив. Мерзкая гримаса исказила его лицо. Он в сладострастной истоме закрыл глаза, продолжая двигаться, как автомат. В том же зеркале она увидела еще несколько клиентов, ожидающих очереди.
      ... На ней уже не было живого места, она была вся липкая от спермы, но ненасытные клиенты продолжали насиловать ее, пользоваться много раз женским телом. Она, голая, лежала на полу в комнате отдыха, широко раскинув руки и ноги, а вокруг стояли волосатые мужики.
      Наконец она с криком проснулась, потная, дрожащая, и стала ощупывать онемевшие от напряжения ноги. Тело сводила долгая судорога. То, что происходило во сне, было слишком реальным. Она чувствовала себя, как выхолощенная.
      Вдруг она услышала звук, от которого по телу побежали мурашки. Кто-то стонал совсем рядом.
      - У-у-у... а-а-а... ы-ы... - раздалось в ночи протяжное животное мычание.
      Элка замерла и обезумевшими, широко открытыми глазами вглядывалась в темноту. Что это? Выходит, она еще не проснулась... С трудом сообразила, что лежит в собственной постели и рядом с ней никого нет.
      Звук повторился, к нему прибавились другие. Донесся визгливый скрип рассохшейся мебели и равномерное глухое буханье: ух-ух-ух-ха! в убыстряющемся темпе колотилось рядом что-то тяжелое.
      Вдруг завопили достаточно громко:
      - О-о-о!
      Элка опомнилась.
      - Скоты! - Она грязно выругалась, сообразив, наконец, в чем дело.
      Этажом выше, прямо над ней, жила толстая баба мерзкого характера и с большими претензиями. Она была молодая, но веса в свои годы набрала достаточно и выглядела на добрый десяток лет старше своего возраста. Никто в доме толком не знал, замужем эта красавица или нет. Сама она темнила, плетя невесть что. Какой-то мужик время от времени к ней заглядывал, и тогда дамочка страстными воплями будоражила всех вокруг. Жильцы расположенных рядом квартир были в курсе ее сексуальных утех. Толстую телку это нимало не смущало, она даже гордилась этим, выставляя напоказ свою полноценную личную жизнь. "Идиот мужик, брезгливо морщилась Элка, - думает, чем громче эта телка орет, тем круче. Нашел секс-бомбу! Подыгрывает ему, кретину, африканскую страсть изображает. Развалила перед ним свое хозяйство, а он и рад стараться. Это сколько же раз за ночь он ее отодрал?" - прислушивалась Элка к крикам. Однажды на верхнем этаже что-то рухнуло среди ночи, видно, мебелишка была не приспособлена для такой активной сексуальной жизни, и страстные мычания на какое-то время прекратились, но вскоре возобновились вновь.
      Раньше Элка просто потешалась над этим, теперь не могла слышать криков и стонов. Она зажала уши руками и нырнула головой под подушку.
      Сны мучили ее несколько ночей подряд. Она боялась, что сойдет с ума. Днем наступало некоторое облегчение.
      Надо идти к психотерапевту, решила Элка, так недолго и в психушку загреметь. О Яковлеве, который ей все это устроил, она старалась не думать, чтобы окончательно не свихнуться. У нее не осталось сил для злости и ярости, она боялась.
      А вдруг они ее чем-то заразили? От этих мыслей мутилось сознание.
      Сейчас она сидела в кресле и бездумно смотрела на светящийся экран. Работающий телевизор воспринимался как яркое немое пятно. Включала, чтобы не оставаться одной.
      Вдруг она заметила на экране что-то знакомое и невольно подалась вперед.
      Бирюзовый дом с колоннами, вывеска на фасаде, весело перемигивающиеся огоньки... Ухоженные клумбы с осенними цветами и чугунная решетка. Сколько раз во сне она видела эти затейливо переплетенные узоры на ограде!
      Она очнулась и услышала громкий голос диктора:
      - Приглашаем вас заглянуть в казино "Белый жасмин". Посетителям предоставлено...
      У Элки мороз пробежал по коже. Сюда ее заманили эти скоты, а потом, натешившись, выгнали на улицу. Там она увидела Яковлева, который наблюдал за ней, стоя за решеткой сада. Или она действительно сходит с ума, или...
      Элка застонала и закрыла глаза. Диктор продолжал что-то говорить, а она сидела, сжавшись в комочек. Вдруг услышала знакомую фамилию.
      -...Юрий Петрович Яковлев, - произнес четкий голос диктора, депутат в Государственную Думу. Сегодня мы показываем телезрителям фильм, рассказывающий...
      Элка широко раскрыла глаза. Эту сволочь в депутаты?!..
      - Не-ет! - заорала она во все горло.
      А с экрана на нее смотрело знакомое лицо бывшего любовника. Он что-то рассказывал, улыбался, был респектабелен и интеллигентен. Ангел, крыльев только не хватает. Как значительно, весомо звучало каждое слово, сказанное им. И сам он тоже выглядел умницей, будущий слуга народа. Он словно издевался над ней.
      Элка заскрежетала зубами. Злость и ярость вернулись к ней. "Я тебе, сука, устрою депутатство. Мало не покажется. Сам себе яму выкопал. Теперь ты от меня так просто не отделаешься".
      Она стала лихорадочно соображать, как лучше провернуть это дело. Помощи и защиты ждать неоткуда. Разве что...
      В доме на одной лестничной площадке с ней жил парень, на которого она положила глаз. Он поселился здесь недавно, купил пустующую квартиру, раньше она его не видела. Элка строила глазки при встрече с ним и кокетничала. Парень тоже обратил внимание на бойкую привлекательную дамочку, но держался спокойно. Накачанный, высокого роста, со спортивной фигурой и приятным лицом, он знал себе цену и не торопился свести более близкое знакомство. Видно, придерживался заповеди: где живешь, там лучше не гадить. Позиция соседа вызывала уважение. Элка не привыкла навязываться со своими услугами. Она видела, что время от времени он выходил с какими-то телками.
      Сейчас она подумала о том, что с парнем следует свести знакомство покороче. Прикрытие такого сильного мужика пригодится. Ради этого придется приложить кое-какие усилия. Она не сомневалась, что сумеет найти с ним общий язык.
      Соседом Элки Семеновой был Вадим Сидельников.
      На другом конце Москвы этот же фильм смотрел герой передачи, Юрий Петрович Яковлев.
      Артем выполнил свое обещание: фильм сделали очень быстро и качественно. Но Петровича это не радовало. Сердце сжималось от нехорошего предчувствия. Поторопился он отомстить Элке. О том, что теперь будет, думать не хотелось. Он попал в собственный капкан. А, ей-Богу, ничем не хуже других претендентов. Режиссер толковый мужик, знает, как товар предложить зрителю. "Выпукло покажем ваши достоинства..." Удалось, что и говорить. Он сегодня сам себе понравился. Правда, и уплачено за эти несколько минут целое состояние. Показ тоже немалых денег стоит. Третий раз крутят. Артем в таких случаях не скупится.
      Да-а, сморщился Петрович, знать бы, где упасть, соломки бы подстелил.
      Раздался звонок в дверь. Яковлев нервно вздрогнул. Кого там черт принес? Ничего хорошего ожидать не приходилось.
      Он посмотрел в дверной глазок и обмер.
      - Раиса?
      На пороге стояла его бывшая жена.
      - Какими судьбами?
      Он, не скрывая удивления, смотрел на перекошенное лицо бывшей супружницы. А этой что нужно, едва успел подумать он, как женщина кинулась к нему и заголосила.
      - Сын, Олежек...
      У Петровича упало сердце.
      - Что с ним? - Он грубо встряхнул рыдающую Раису.
      - Мальчик попал в компанию. Они... - Она, захлебываясь от слез, не смогла говорить дальше.
      - Ну? - прикрикнул Яковлев.
      - ...изнасиловали вчетвером девицу. Родители грозятся подать в суд. Умоляю, помоги...
      Она схватила Петровича за руку и стала трясти его.
      - Та-ак! - Яковлев злобно отпихнул ее. - Как же вы мне все надоели! Ваша семейка... Из Олега подонка воспитали. Ведь я говорил тебе, предупреждал...
      Он, прищурясь, смотрел на Раису. Вид у нее был жалкий.
      - Не понимаю, почему ты ко мне пришла. Помнишь, что сказала, когда вернулся оттуда? Чтобы я близко к Олегу не подходил. Теперь, значит, в качестве родителя понадобился? А что сказал бы твой покойный папаша, если бы дожил до этого светлого дня? Помнишь, как вы меня поедом ели?
      Раиса перестала плакать.
      - У тебя есть связи, помоги ребенку.
      - Связи? С каких это пор у тебя такое хорошее мнение обо мне?
      - С тех самых, как стал бизнесменом и тебя выдвинули в депутаты.
      Яковлев удивленно посмотрел на бывшую жену. Не думал, что она в такой степени осведомлена о его делах.
      - Вашу семейку это не касается.
      - Касается, дорогой мой муженек. - Раиса презрительно скривилась. - У Олежки твоя фамилия, и я постараюсь, чтобы об этом родстве узнали твои избиратели. Не думаю, чтобы они после этого захотели иметь такого депутата. Что ты на это скажешь?
      Петрович побледнел.
      - Стерва! - невольно сорвалось у него. Какие же бабы стервы! От этих так называемых порядочных женщин неприятностей не оберешься. Как хорошо и без хлопот он стал жить, имея дело лишь с проститутками.
      Раиса, догадываясь, какие мысли бродят в голове бывшего муженька, ждала. Она не сомневалась, что победа останется за ней. Идиот! Думает, если удалось пробиться в жизни, отхватить кусок пирога с чьей-то помощью, так стал качественно другим человеком. Нет. Как был мякишем, слабовольным кретином, так и остался. Нажмешь посильнее, уступит. Она его неплохо знала.
      - Хорошо, - устало сказал Яковлев. - Я сделаю, что смогу. Давай подробно: что, где, когда... Будем думать.
      Глава 14
      Ашот Мирзоян, приехав ранним утром в Москву на Савеловский вокзал, остановился в задумчивости возле одного из закрытых киосков. Всю дорогу не спал, размышлял, что делать дальше. Он был нерешительным человеком, и сейчас ему было особенно трудно.
      В подмосковном городе Мытищи жил его дядя Сурен Мирзоян. Семья Ашота практически не поддерживала с ним отношений из-за давней распри. Ашот делал вид, что его это не касается. Изредка бывая в Моске, заезжал к родичу. Дядя племяннику сильно не радовался, но и гнать не гнал.
      Сегодня ночью, беспокойно крутясь на жесткой полке, Ашот решил, что без дяди ему не обойтись.
      Сурен был стар и с чудинкой, временами с ним невозможно разговаривать. Ашот сейчас слишком взволнован, чтобы спокойно выслушивать очередные претензии выжившего из ума старика, но что делать? То, что он задумал, осуществить без помощи Сурена было невозможно. Если клад действительно существует и он сумеет его взять, куда он с ним денется - без связей, без подготовки?.. В комиссионный понесет сдавать? Ага, и на другой день загремит по статье. Тут хитро действовать надо, с умом. А дядя - человек со связями, захочет поможет. Сколько раз он, выговариваясь перед парнем, будил в его голове несбыточные мечты. "Уехать... на Кипре есть дальние родственники и знакомые, помогут. Да только деньги нужны на раскрутку. А где их взять? Все ушло, как в песок..." - бубнил старый Сурен и смертельная тоска появлялась в его глазах.
      Ашот, в который раз прокручивая про себя ситуацию, решил так: к дяде он поедет, но выкладывать ему все сразу не станет, сначала надо разобраться что к чему.
      Может, тот старик, что умер у него на руках, не в себе был? Какую буйную фантазию надо иметь, чтобы придумать все это! А он поверил в предсмертные бредни больного...
      Ашот всю дорогу терзал себя этими мыслями. Там, в поселке, слова умирающего казались значительными и весомыми, сейчас, чем больше он размышлял об этом, тем нереальнее виделось все происходящее.
      А чем он, собственно, рискует? Отпуск ему и так и этак полагается. Купил билет, прокатился в Москву. Невелика потеря.
      Утренний ветерок обдувал голову. Люди вокруг спешили по делам, а он стоял, как неприкаянный.
      - Парень, похмелиться хочешь? - услышал он хриплый голос сзади.
      Ашот обернулся. Рядом стоял мужичонка со всклокоченными волосами и красными то ли от недосыпу, то ли от пьянства глазами.
      - Будь человеком, помоги на стакан... - Абориген злачных мест безошибочным чутьем определил мятущееся состояние пассажира и не собирался отставать. - Выручи, - кривился он, рассматривая вместительную сумку Ашота. - Денег кинешь, ночевать к себе пущу, вижу, ты издалека.
      Мирзоян очнулся.
      - Какие деньги, папаша, зарплату полгода не получал! - зло огрызнулся он и, подхватив вещи, быстро зашагал к метро. Не хватало ему только в историю залететь из-за этого непохмеленного паразита.
      Ярославский вокзал встретил его шумными толпами людей. Москвичи спешили на работу. Ашот не любил столицы и боялся ее. Он чувствовал себя здесь никому не нужным провинциалом.
      Купил билет и стал изучать расписание, высвеченное на громадном табло. В Мытищах останавливались все электрички. Он, редко здесь бывая, плохо знал ярославское направление и каждый раз путался в названиях станций.
      Ашот зевнул и уже повернулся было, чтобы следовать на нужный путь, как его словно в сердце что толкнуло.
      На одном из табло появилось знакомое слово: станция Тайнинская... Та самая, о которой твердил умирающий Тихарев. Ашота прошиб холодный пот, появилась слабость в ногах. Верно, старик хрипел: с Ярославского вокзала, Тайнинская, поселок Дружба...
      Мирзоян, не чувствуя толчков спешащих пассажиров, застыл на месте. Ехать, немедленно ехать! Молнией пронеслось в голове, но Ашот осадил себя. Нет, сейчас отправится к дяде в Мытищи, как решил. Он должен вести себя осмотрительно и не рисковать понапрасну. У него слишком яркая внешность, да и вообще в Москве Мирзоян - лицо кавказской национальности, на которых все обращают повышенное внимание, особенно милиция.
      Ашот вспомнил про обещание, данное покойнику. Надо позвонить какому-то Артему Беглову. Он поморщился: успеет.
      Дядя Сурен, проживающий в старом районе города в однокомнатной, давно не ремонтированной квартире, к появлению племянника отнесся равнодушно.
      - Приехал, живи, - вяло отреагировал он.
      Старый Сурен после смерти жены мало к чему в жизни проявлял повышенный интерес, хотя раньше считался очень даже деловым человеком.
      - Связи остались, - говорил он, вздыхая, - только мне уже немного нужно. Это вам, молодым, все не терпиться. Только без денег что сделаешь? - Старик, как всегда, при встрече завел свою обычную песню, но сегодня Ашот не прерывал его.
      - А если с деньгами? - вкрадчиво спросил он.
      - С деньгами все можно, - пожал плечами Сурен.
      - Паспорт заграничный получить, - начал осторожный Ашот.
      Старик вытаращил глаза.
      - Паспорт? - протянул он и с интересом уставился на племянника. Зачем? В Армению и так слетать можно, а за границей валюта нужна, золото.
      - Дядя Сурен, - Ашот постарался придать голосу как можно больше твердости, - ты мне про Кипр раньше красиво рассказывал...
      - И что? - не понял старик.
      - У тебя там на самом деле верные люди есть, или так говорил, для красного словца?
      Старый Мирзоян презрительно хмыкнул:
      - Дорогой мой...
      Ашот поднял руки, сдаваясь.
      - Зачем тебе Кипр? - дядя не пытался скрыть удивления.
      - Улететь туда хочу, поможешь?
      - Куда? - еще больше удивился Мирзоян, но, поймав взгляд Ашота, умолк.
      Он поднялся со скрипучего дивана и беспокойно заходил по комнате. Лицо племянника не предвещало ничего доброго.
      Сурен молчал, а потом насмешливо посмотрел на парня:
      - Помогу. И с визой, и с паспортом, и адреса дам, сделаю по-родственному, только... - Он недоверчиво покачал головой: - Значит, сумел разбогатеть. Ничего не знаю и спрашивать не хочу, сам смотри, не промахнись. Ты парень хлипкий, тебе в опасные игры играть ловкости не хватит.
      Он выжидательно смолк. В его глазах зажглись молодые огоньки, но, верный своему слову, вопросов задавать не стал.
      Ашот испугался и не открылся старику. Удивился, как тот верно определил его состояние, будто в душу заглянул.
      После обеда, перед наступлением быстрых осенних сумерек, Ашот поехал на Дружбу. Как добраться до поселка, спросил у дяди. И опять не удивился старый Сурен, лишь головой покачал.
      - Рядом это здесь: Мытищи, Тайнинская, поселок Дружба. До станции Тайнинская на автобусе доберешься, "двойка" туда ходит, только редко, пешком, бывает, быстрей дойдешь, а дальше...
      О том, что делать дальше, Ашот знал сам.
      Он все рассчитал. В темноте улицу и дом старика отыскать будет трудно, да и опасно в незнакомом месте ночью шастать, значит, выехать туда надо засветло, найти дом, а потом затаиться поблизости до ночи. Он предусмотрительно захватил с собой мощный фонарик.
      Ашот без труда отыскал улицу, она начиналась сразу возле станции, а, пройдя полчаса, нашел и дом. Все правильно, так его старик и описывал. Балкончик с зеленой решеткой нависал над терраской.
      Он шатался до темноты по поселку, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимания. Все опасения были напрасны, им никто не интересовался. Лишь собаки перебрехивались за оградами, да случайный прохожий, завидя одинокую мужскую фигуру, старался побыстрее убраться восвояси. Кто его знает, чего шляется?! Добрый человек в такую пору по темноте гулять не будет.
      Дождавшись, когда прохожие на улице совсем исчезли, Ашот снова подошел к дому.
      Он с трудом открыл замок, висящий на калитке, ключ поворачивался тяжело, и у него сразу задрожали руки. Дверь на крыльце подалась быстрее.
      Старый дом встретил чужака неприветливо.
      Ашот водил туда-сюда фонариком. Со стены на него взирали старые фотографии. Лица у всех были замкнутые и строгие. Им принадлежало здесь все. Казалось, они спрашивали сейчас ночного гостя: зачем пришел?
      Ашот затаил дыхание. Как на кладбище... Он с трудом справился с собой и решил не отвлекаться на всякую ерунду.
      Лаз на кухне заметил сразу. Все так, как хрипел старик, умирая.
      Вдруг он услышал под ногами слабый писк и отпрянул к стене.
      Два маленьких мышонка, выхваченные светом фонарика, брызнули в укрытие.
      - Тьфу ты, черт!
      На душе стало тревожно. Плохая примета. Рубашка прилипла к телу. Было страшно. Лезть в подвал не хотелось.
      А зарплату не получать по четыре - пять месяцев хотется? Раздался внутри издевательский голос. А с высшим образованием жить хуже нищего?.. И возиться со стариками в бедной поселковой больнице, где нет никаких лекарств и старое изношенное оборудование? Он не пошутил, когда сказал, что в их лаборатории пациенту можно только клизму нормально поставить, другой врачебной помощи они оказать не могут. Можно, конечно, уехать на родину, в Армению, где никому не нужен. Ему прочили в институте блестящее будущее, а он... Скоро с голоду подыхать будет.
      Эти мысли подхлестнули Ашота. Клад покойника открывал для него новые возможности, и упустить их может только полный идиот.
      Ашот сбил ногой половик и откинул люк. Он уже не обращал внимания на спертый воздух подвала, на темноту. Все это ерунда, для слабонервных. Повседневная безысходность и реальная возможность медленно зачахнуть от бедности - вот действительно страшные вещи. Он-то знает, насмотрелся. По горло сыт этим раем.
      Бочку в подвале отодвинул легко и стал копать. Засмеялся про себя: прямо как граф Монте-Кристо.
      Скоро лопата стукнулась обо что-то твердое. Он стал бережно отгребать землю и увидел крышку деревянного ящика.
      Ашот попытался приподнять его, но ящик словно врос в землю. Тогда он приналег на крышку. После некоторых усилий она отскочила в сторону.
      В ящике стоял сундучок, какие теперь можно увидеть только в музее. С трудом ему удалось извлечь сундучок из ящика.
      Он открыл его и потерял дар речи.
      Не может быть!
      То, что много лет назад ошеломило Тихаря, привело нового владельца клада в трепет.
      Он запустил руку в ларец и тут же вскрикнул от боли. Палец до крови разодрала острая булавка брошки.
      Золотые монеты с двухглавым орлом, кольца с чудными камнями, длинные блестящие ожерелья змеились между пальцами. Откуда, откуда все это?!..
      Ашот закрыл глаза. Ему не хватало воздуха. Не помня как, он выбрался из подвала.
      А другая наследница, которой старик завещал вторую половину? Эта мысль отрезвила, как ушат холодной воды. Отдать? Отдать кому-то такое богатство?.. Он даже замычал, подумав об этом.
      Старик еще говорил о картинах, вспомнил он, как в бреду. К черту картины! Тут столько всего, в этом сундучке, что за всю жизнь не потратить.
      Ашоту приходилось в музеях и на выставках, где изредка бывал, видеть произведения искусства, но то было чужое, которое нельзя ни потрогать, ни взять в руки. Недоступное. Потому он никогда не интересовался такими вещами.
      Сейчас его будто подменили. Драгоценности лежали рядом, он, он один мог видеть и распоряжаться ими. И это были не современные примитивные цацки, здесь упрятаны вещи старинной работы. Его колотило от одного вида украшений. Сколько же стоит все это, что попало ему в руки?.. Экспроприированное достояние господ бывших. Сколько лет драгоценности пролежали здесь? Ай да дед!
      Ашот уже собрался уходить, как услышал со стороны улицы насторожившие его звуки. Кто-то крадучись направлялся к дому по вымощенной гравием дорожке.
      У Ашота волосы встали дыбом, а по спине пробежал противный холодок.
      Он замер, затаив дыхание и, не включая фонарик и не выпуская из рук тяжелой ноши, осторожно приблизился к двери.
      Кто-то топтался на крыльце. Ашоту показалось, что он даже сопение услышал.
      Неизвестный нашарил ручку и с силой толкнул дверь.
      В воспаленном сознании Ашота мелькнула чудовищная мысль, что это умерший хозяин дома пришел присмотреть за оставленным добром. Старик разгадал его и притащился с того света, потому что увидел: Ашот не собирается выполнять его посмертную волю и поделить клад поровну с другой наследницей.
      У парня подкосились ноги. Его спину подпирала стена, иначе грохнулся бы на пол, до того явственно привиделся ему умирающий старик, сверлящий его глазами.
      На крыльце кто-то продолжал сопеть и возиться возле двери.
      Это был не покойник.
      Обливаясь потом, Ашот не сразу сообразил, что, войдя в дом, накинул на дверь крючок. Это его спасло от нежданного посетителя. Мертвых бояться нечего, цинично подумал он, живых опасаться надо. С живыми он готов вступить в схватку, потягаться, кто кого перехитрит. Просто так он богатство из рук не выпустит.
      Мирзоян еще долго стоял и прислушивался к звукам, доносящимся с улицы.
      Вот опять раздались шаги по гравию и скрипнула калитка. Похоже, незнакомец ушел.
      Прикрывая фонарик рукой, Ашот посмотрел на часы: начало двенадцатого ночи.
      Все рассчитав по времени, он не предвидел этого посещения и оказался загнанным в угол.
      Выходить сейчас из дома с драгоценностями было опасно. А вдруг неизвестный подкарауливает его возле калитки? Оставалось одно - ждать. Он должен застраховать себя от любых случайностей. Значит, до утра придется остаться здесь. Как ни ужасала его эта мысль, другого выхода не было. Ашот поежился, свыкаясь с неизбежным.
      С улицы не доносилось ни одного звука, и его страх прошел.
      Он вспомнил про картины.
      Тихарев сказал, что они спрятаны в кладовке.
      Выплыла луна, и ее мертвый свет разогнал темноту в доме. Где-то в углу тихонько попискивали мыши, но Ашот их не боялся. Он попытался сориентироваться.
      Кладовка находилась за второй комнатой. Ашот толкнул дверь, и она пронзительно заскрипела. Тусклый свет луны сюда не проникал. Пришлось включить фонарик.
      Довольно вместительная комната без окон была завалена разнообразным хламом. На веревке, протянутой поперек и как бы перегораживающей кладовку надвое, висели старые тряпки. Казалось, прежний хозяин, чтобы отпугнуть незваных гостей, специально завалил помещение всевозможным тряпьем, чтобы с порога было видно: ничего путного и пригодного для дела здесь быть не может.
      Резко пахло пылью, мышами и какой-то дрянью.
      Расчет старика оказался верен, если бы Ашот точно не знал, что здесь искать, он ни на минуту не задержался бы в затхлом помещении.
      Отодвинув загораживающие проход тряпки, он оказался во второй части своеобразного хранилища.
      Здесь тоже было не лучше: сваленная в кучу старая обувь, тюк с торчащей из него ветхой дрянью. На кой черт все это здесь лежит? - зло подумал Ашот, споткнувшись в темноте обо что-то и больно ударившись головой.
      В углу громоздились поломанные ящики, с которых свисало широкое, в безобразных пятнах покрывало. Ашот шагнул именно туда.
      И не ошибся.
      С брезгливостью сдернув покрывало на пол, он увидел за ним небольшое, чисто выметенное пространство. Здесь в багетовых рамах на полу и у стены стояли картины.
      Ашот насчитал семь разных по размеру полотен. Все они были бережно укрыты тонкой чистой тканью. Он, одно за другим откидывая покрывала, стал с интересом рассматривать картины.
      Странный вкус был у старика!
      В живописи Ашот разбирался, как пошутил бы в другое время, на уровне медицинского работника.
      Здесь было три пейзажа, два портрета и натюрморт, при виде которого у парня обильно потекла слюна, до того аппетитно красовалась на столе разложенная снедь.
      Румяные тушки крупной и мелкой дичи, украшенные пучками зелени, казалось, уже готовы были захрустеть на зубах.