Поворот судьбы

— Может быть. А вы писали ему или пытались дозвониться?

— Много раз. Именно поэтому мы приехали сюда. Он не отвечает.

— Хорошо, — произнес Нэд Годин. — Полезайте в грузовик. Вам не помешает поспать и поесть, как следует.

Обычно в машине люди поддерживают хоть какую-то беседу, но Нэд Годин не произнес ни слова за все двадцать минут, пока мы ехали из города к вывеске (она и вправду оказалась размером с ладонь). На огромном деревянном почтовом ящике мы прочли:

«Хрустальная роща». Здесь же значилось: «Охота запрещена» и «Посторонним вход строго воспрещен», что, очевидно, должно было произвести большее впечатление, чем просто «Посторонним вход воспрещен».

— Я так полагаю, что должен оставить вас в машине, пока пойду и найду Индию, — нарушил молчание Нэд. — Потом она поговорит с вами.

Мы сидели в машине, наблюдая, как лобовое стекло заметает снегом. Мне показалось, что наше ожидание продлилось часов десять.

Наконец дверь со стороны пассажирского места открылась, и мы увидели маленькую старушку с яркими глазами, одетую во все лиловое (у нее даже сапоги «под замшу» были лилового цвета). Она сказала:

— Быстрее в большой дом. На вас стоит посмотреть со стороны. Короче говоря, она не стала нас слушать, пока мы не приняли душ и не переоделись. Потом нас накормили. Старушка дала нам джинсы, пальто, сапоги и свитера, которые взяла у седой женщины с молодым розовым лицом. Ее волосы были закреплены большим количеством ленточек и заколок. Она спросила, нужно ли нам что-нибудь постирать, и я ответил ей:

— Не стоит беспокоиться, мэм. Но она заметила:

— Я все равно иду стирать. Мне безразлично, сколько пар носков там будет.

Она попросила называть ее Джанет и подала нам две большие тарелки горохового супа. Я представляю, как взбрыкнула бы Каролина, если бы это сделала мама, но после двух дней голода (не считая съеденных батонов) она была настроена более чем миролюбиво. Мы съели все до крошки, а потом Джанет сказала:

— Теперь вы можете пройти к Индии в кабинет. Он наверху, поднимитесь по ступенькам.

«Ступеньки» оказались шириной со стену нашего дома. Они вели на балкон длиной около десяти футов. Под его крышей с деревянными колоннами носились птицы. Сбоку от балкона мы увидели настоящих маленьких детей, которые сидели в настоящей классной комнате. Далее шел ряд закрытых дверей. Наконец мы заметили массивные двойные двери из дуба, которые стояли распахнутыми. Их поддерживали две совы, отлитые из металла. Индия восседала за необъятным рабочим столом. Я видел довольно странные кабинеты, но кабинет Индии по странности мог переплюнуть все прочие. Для начала, там, где у нормальных людей стоят напольные вазы, у нее мы заметили птичьи гнезда. Штук тридцать. В кабинете имелось и чучело полярной совы, такой большой, что я чуть не умер со страху, хотя и знал, что птица-то неживая. Индия поспешно начала объяснять нам, что не убивала птицы. Она умерла естественной смертью, и сын Индии Приор нашел ее в лесу, давно, еще когда был мальчиком. Пачки бумаг в кабинете были придавлены камнями, на подоконниках стояли банки с подкрашенной водой, а в горшке росла береза. Но самое ужасное — это человеческий скелет, который служил Индии вместо вешалки. На черепе красовалась ее лиловая шляпа.

— Мой муж, — махнув рукой в сторону скелета, объявила Индия. — Доктор Гамильтон Холлвей. Таково было его собственное желание. Он хотел остаться здесь, и я решила, что не стану развеивать его прах. Лучше учить детей анатомии на наглядном пособии.

Я не стал спрашивать и надеялся, что ей не придет в голову объяснять, каким образом ее дорогой супруг Гамильтон Холлвей претерпел подобное превращение, после того как душа покинула его бренное тело.

— Он умер шесть лет назад. Ему было восемьдесят пять, но я думаю, что состояние костей демонстрирует его активность при жизни. Вы не находите?

Я не знал, что ответить. Вообще-то я думаю, что вряд ли хоть чей-то скелет можно описать как «прекрасно выглядящий». Каролина толкнула меня в спину.

— Более того, меня успокаивает его присутствие здесь. Мистер Холлвей был не единственным «обитателем» кабинета. Здесь присутствовали также и головы оленей, потом еще что-то маленькое, похожее на белку. В кабинете стоял такой запах, что мне показалось, будто нас втолкнули в ореховую скорлупу.

— Однако вы здесь из-за своего отца, — сказала Индия, жестом приглашая нас присесть на вполне нормальные с виду стулья. Сама она сидела на большом синем надувном мяче, который используют на спортивных тренировках. Мы застали ее за работой на компьютере. — Ваш отец был здесь несколько месяцев назад. Он оставался примерно месяц. Ему тут очень понравилось, и он произвел на нас весьма приятное впечатление, тем не менее, пришлось попросить его уехать.

— Неужели? — изумленно произнесла Кара.

— Да, но не потому, что он сделал что-нибудь постыдное. Хотя у нас здесь собственная система порицаний, должна признаться. Мы попросили Лео покинуть коммуну из-за того, что Собрание посчитало причины его переезда недостаточно серьезными. Скажем так, наши философские взгляды не совпали. Понимаете, мой муж предложил основать эту коммуну из двух семей, нашей собственной и семьи Годин. Они по-прежнему здесь, но теперь к нам присоединились еще семей двадцать, а также несколько холостых людей, друзей моего сына Приора. Я уверена, что если вы провели время в магазине Даниэля Барта, то наслушались рассказов об опасных преступниках. Это не соответствует истине. Они просто молодые люди, которые совершили серьезные ошибки в своей жизни, связанные либо с наркотиками, либо с воровством. — Честно говоря, я еще не слышал, чтобы кто-то мог поставить в один ряд то и другое. — Приор намерен доказать, что работа и жизнь в коммуне могут изменить ситуацию в корне. Он верит, что тюрьма не поставила их на путь исправления. Я не скажу, что все идет как по маслу, но мы не теряем надежды.

— Относительно нашего отца, — напомнила Каролина.

— О да, конечно, — извинилась Индия. — Я продолжаю работу, начатую мужем. Он изучал особенности жизни закрытого сообщества, нормы поведения, механизмы приспособления новичков к жизни в коммуне, причины и конфликты, которые заставляют людей искать убежища, изолируя себя от так называемого внешнего мира. Он интересовался тем, как люди понимают стресс и вознаграждение. Лео тоже проявил заинтересованность. Я бы сказала, что он чрезвычайно помог нам, потому что на его примере мы могли увидеть…

— Мне очень жаль вас прерывать, — перебила ее Каролина, — но наше дело не терпит отлагательства. Наша мама серьезно заболела, и поэтому мы просто обязаны найти отца. Почему он уехал от вас?

— Но я уже сказала, — ответила Индия, и в этот момент леди, которая называла себя Джанет, вошла с чайником и печеньем. — Мы не принимаем здесь людей, которые убегают от чего-то. Мы приветствуем в своих рядах тех, кто стремится к чему-то. Лео оставил семью, и мне не составило труда догадаться, что расставание было для нее очень нелегким. Я не говорю, что мы не принимаем разведенных людей. Но нам показалось, что Лео оставил семью не по тем причинам, которые можно было бы назвать уважительными. Он не использовал всех средств, для того чтобы окончательную разлуку можно было считать оправданной.

— Окончательную разлуку, — повторил я.

— Да, он намерен был остаться, — сказала Индия. — Он объявил, что привез с собой все необходимое и готов влиться в наш коллектив с соблюдением всех формальностей. Ему хотелось, чтобы мы приняли не только его самого, но и его близкого друга (о личности которого нам ничего неизвестно) из Нью-Йорка. У нас принято ждать три месяца испытательного срока. Он внес значительную сумму. Все здесь отнеслись к нему с симпатией, кроме, пожалуй, моего сына Приора, который считал себя звездой и воспринял Лео, с его блестящим образованием, как прямую угрозу своему положению. Однако все же мы не стали ждать конца испытательного срока, потому что знали — он не станет членом коммуны. Лео уехал через месяц. Когда он написал мне на прошлой неделе, то, кажется, говорил…

— Он написал вам на прошлой неделе? — выдохнула Каролина! — Да мы пытаемся связаться с ним уже несколько месяцев. Мы словно в аду. Я не шучу. Не выдумываю. Мама больна, и нам пришлось продавать дом…

— В том-то и проблема, — произнесла Индия. — Мы посчитали, что Лео не очень ответственно отнесся к тому, чего от него требовало прошлое.

Прошлое, подумал я. Вот мы сидим здесь с Каролиной — пятьдесят процентов его прошлого, и ноль процентов его будущего.

Я сказал:

— Спасибо вам. Думаю, что нам надо отправляться назад.

— Но идет снег, — улыбнулась в ответ Индия. — Наверное, вы и сами заметили. Если я отпущу вас в такую погоду, то не засну. Да еще и такое известие.

— А что он написал? — спросила Каролина.

— Что у него все в порядке. Что он нашел место по душе, что вспоминает нас с любовью, У меня здесь двое внуков — Мир и Пол, примерно вашего возраста, а еще Джессика Годин, Ива Свиини, Мегги и Эван Мейзи, мальчики Колдер, дочь Рамиреза Лилиана… Все они ваши ровесники. Хотите, оставайтесь с нами на пару дней. Вернете себе силы. Затем мы отвезем вас обратно к автобусу. Вам нужны деньги? Мы можем оплатить проезд до долины Гудзона.

— У нас есть деньги, — тихо проговорила Каролина.

— Тогда я попрошу Джанет отвезти вас к домику, который мы держим как раз для гостей. А может, вы хотите остаться с Собранием? Думаю, что вас не смутило бы соседство людей. В спальнях у нас есть перегородки.

— Нет, спасибо. Нам бы не хотелось нарушать ваш покой, — сказал я.

Мы сидели друг напротив друга в маленьком домике, и никто из нас не знал, с чего начать. Стояло тяжелое молчание. Наконец Кара тряхнула головой и вымолвила:

— Да что она знает? Может, он нашел место, где собираемся остаться на какое-то время. Теперь нам хотя бы точно известно, где его искать…

— Я за то, чтобы отправиться домой.

— Нет, Гейб. Мы сделали уже так много.

— Тогда я ложусь спать.

Я разложил откидную кровать. Как во сне, до меня донеслись слова Кары — она говорила с Кейси по телефону. Я услышал, как она трясет меня, пытаясь разбудить к ужину, как она уходит и возвращается. Затем в темноте комнаты я ощутил чужую руку на своем плече и сразу понял, что это не моя сестра. Вскочив, я едва не оторвал кровать от стены.

— Не бойся так! — засмеялась девушка.

Она была едва различима в комнате, но я сразу узнал ее. Это была та красотка с фотографии, которую я видел в электронных письмах отца. Джессика с длинными каштановыми волосами.

— Я пришла, потому что твоя сестра смотрит кино с другими ребятами, и я решила, что могу показать тебе водопад в снегу. Это что-то!

Не будь она такой хорошенькой, я, скорее всего, натянул бы одеяло на голову и снова заснул. Но она ждала меня, и я оделся, а потом направился за ней вдоль узкой петляющей тропинки. Она сказала, что это оленья тропа. Где-то поблизости шумела вода.

— Медленнее, — предупредила Джессика, положив мне ладонь на грудь.

У водопада стояли олень и два олененка. Они пили воду, и вся картинка казалась мне сказочной. Я стою посреди заснеженного леса и наблюдаю за оленями, словно призраками из ниоткуда.

— Видишь, они не хотят пить из пруда, а водопад любят. Она вышла на поляну.

— Привет, ребятки, — обратилась она к оленям, и взрослый самец посмотрел на нее грустными темно-золотистыми глазами. — Вам лучше отправляться по своим делам, потому что мы собираемся здесь поплавать.

Олени с королевской грацией не спеша поднялись на склон за водопадом и ушли.

«Ничего себе, — подумал я. — Эти коммунары уже до такой степени слились с природой, что не чувствуют холода».

— Давай же, — позвала меня Джессика, стаскивая пальто и снимая шапку и свитер. На ней был лишь спортивный купальник, и я немедленно ощутил сильнейшее возбуждение.

— Я думаю, что воздержусь. Не подумай ничего плохого, но я не любитель ледяной воды.

— Да и я тоже не любитель, — сказала Джессика и прыгнула в воду под всплеск и брызги, которые напомнили мне звук аплодисментов. — Давай же. Тебя ждет сюрприз.

Я вдруг ощутил запах серы и понял, что это горячий источник. Значит, водопад был от ручья, начинавшегося где-то высоко в горах. Я быстро разделся и скользнул в воду. Там было теплее, чем в ванной. Мои мышцы словно обдало горячей волной, и они начали таять.

— А ты боялся, — засмеялась Джессика. — Я-то думала, что в Висконсине живут крутые парни.

Другого выхода у меня не было. Я поцеловал ее, подумав, что это самое логичное, что можно было ожидать. Если девушка согласна поплавать с парнем среди ночи, то, скорее всего, она не против поцелуев. Я, конечно, вспомнил о Тиан и о своей клятве не целоваться с другой девушкой, но Джессика была такая красивая, и у меня создалось впечатление, что она не первый раз делает это. Я пробежал рукой по ее телу. Она не сопротивлялась, но, как только я попытался залезть ей под купальник, Джессика мягко отстранилась.

— Ты мне нравишься, — призналась она. — Однако я не готова к чему-то более серьезному. Мои родители доверяют мне.

— Твои родители знают, что ты отправилась сюда со мной

— Конечно.

Я представил ее отца, и его грозный образ вдруг заставил меня вспомнить свою клятву Тиан. Мысль о том, что можно хранить верность и на большом расстоянии, вдруг показалась мне вполне здравой. Более того, меня внезапно потянуло вернуться на свою складную кровать.

— Мне пора уходить, — сказал я ей.

— Хорошо, — легко согласилась Джессика. — Тебе здесь нравится?

— О да, но как ты выдерживаешь общество одних и тех же людей каждый день?

— А разве ты каждый день встречаешься с разными людьми?

— Нет, — ответил я. — Пожалуй, ты права. В любом случае ты обречен на общество одних и тех же людей.

— Вот видишь? — проговорила она и начала выходить из воды. — Отвернись, — попросила Джессика.

Мне было мучительно представлять себе, как она раздевается за моей спиной. Когда я обернулся, Джессика была уже в шапке, пальто и сапогах. Я тоже попросил ее отвернуться. Она была очень классной девчонкой, и я пожалел, что она не живет у нас в Шебойгане. Ее домик стоял в глубине лесной чащи. Она показала мне дорогу назад, и я заметил, что, уходя, не выключил свет.

Приблизившись к домику, который выделили нам, я услышал голоса. Слева от водопада бежала тропинка, и мне показалось, что они доносились оттуда. Голоса звучали приглушенно, но все равно было очевидно, что говорившие рассержены. Я остановился, заинтригованный. Снег прекратился. На полянке неподалеку от меня высился мощный дуб, возле которого я заметил двух людей. Они, то ли дурачились, то ли… дрались. Тот человек, который был снизу, казался совсем маленьким. Затем я разобрал слова.

— Ты, мерзавец, а ну-ка отпусти меня! Я закричу!

— Вперед, тебя все равно никто здесь не услышит! — различил я низкий мужской голос.

Я понял, что первый голос принадлежал Каролине. И она действительно закричала. Но ее крик быстро оборвался, словно кто-то заткнул ей рот. Я услышал, как разрывается ткань. Мне хотелось броситься на обидчика и стащить его. Но парень был около шести футов и двенадцати дюймов росту, а у меня в руках были только мокрые шорты. Прокравшись на цыпочках к нашему домику, я быстро перерыл содержимое рюкзака и вытащил револьвер. Я молился, чтобы тот парень каким-то образом не догадался, что оружие не заряжено. Я надеялся, что в темноте и на расстоянии смогу действовать без опаски. Сердце у меня в груди бешено колотилось, когда я приблизился к парню сзади и негромко произнес:

— Слезь с нее.

Этот здоровенный подлец перекатился на один бок, и Кара начала яростно отбиваться, но он легко удерживал ее одной рукой.

— Какого черта? Иди отсюда! Ты кто такой? — сказал он мне. Я сделал шаг вперед, стараясь вспомнить, как вел себя в фильмах Мэл Гибсон, и сохраняя на лице маску бешенства.

— Быстро слезай с нее, иначе я сделаю тебе дырку в голове.

— Не с этого расстояния, — дразнящим тоном парировал он.

— Хочешь заключить пари? — Я тяжело дышал. — Ты меня не видишь, а я тебя вижу, как на ладони. Ты, сукин сын, это моя сестра, которой всего четырнадцать.

— Ты же говорила, что тебе восемнадцать, — удивился парень, но не отпустил ее.

— Гейб, он мне рубашку разорвал и разбил губу.

— Супергерой! — бросил я.

Бог ты мой, что мы делали здесь? Купались в пруду и отбивались от сумасшедших насильников. Ничего не скажешь — тихий рай в Вермонте.

— Супергерой! — повторил я. — Одолел маленькую девочку! Быстро шевелись, — сказал я, взмахнув револьвером, чтобы луна осветила его.

— Ну, ладно, парень, остынь, — проговорил верзила, сначала поднимаясь на колени, а потом вставая. Кара в одной туфле, спотыкаясь, побежала ко мне.

— Опусти револьвер, — приказал он.

— Ты, наверное, окончательно сошел с ума в своем лесу, тупица. Я из нормального мира, и я смотрел намного больше серий «Закона и порядка», чем ты. Это револьвер 38-го калибра, и, если ты сделаешь, хоть один шаг, я продырявлю тебя с большим удовольствием. Ты пойдешь впереди нас до гаража и отдашь нам ключи от машины.

Он двинулся вперед, но Каролина успела сделать ему подножку, и парень тяжело рухнул на землю.

— Черт бы вас побрал, — закричал он. — Да вы знаете, кто был мой отец? Он владел здесь всем. Я Мир Холлвей.

— Даже если бы тебя звали Мохаммед Али, мне было бы наплевать, потому что револьвер у меня.

Он ворчал и спотыкался, но шел вперед, пока мы не заметили длинное помещение с железной крышей.

— Ключи там, — поворачиваясь, произнес он.

— Стой спокойно! — прикрикнул на него я, ощущая, что у меня подкашиваются ноги. — Кара, иди и проверь, не врет ли он.

Каролина, подпрыгивая на одной ноге, помчалась туда.

— Все верно! — закричала она.

— Возьми их!

— Гейб, но все наши вещи в домике, а моя туфля на поляне.

— У тебя есть кроссовки.

— Но деньги и телефон Кейси…

— Бегом за ними. Возьми наши сумки и быстро назад…

Да, тихая жизнь коммуны иногда нарушается всплесками бурных эмоций.

— Видишь, чего ты добился, неудачник, — сказал я в спину парню.

Я заметил, как мышцы у него на спине напряглись, натянув ткань рубашки. Наверное, ему и пальто без надобности, потому что он наверняка покрыт шерстью.

Он резко развернулся и ударил меня. Когда я встал, все еще удерживая в руках револьвер, он начал отходить назад.

Ни до этого, ни после мне не приходилось специально причинять физическую боль человеку. Но в этот раз я успел догнать его и со всего размаху ударил в челюсть рукояткой револьвера, а когда он дотронулся до раны рукой, нанес ему удар еще и по голове. Он рухнул на землю. Я опустился на колени рядом, и его пульс подсказал мне, что с ним все будет в порядке.

— О Гейб! Ты его застрелил? — закричала Каролина, бросая наши вещи в багажник машины. — Откуда у тебя пистолет?

— Быстрее в машину, дурочка, — велел ей я, заметив, что Мир уже начал шевелиться и постанывать. Мы помчались на четвертой скорости. Полчаса езды в южном направлении — и ни одного произнесенного слова.

— Что ты делала с ним?

— Он сказал, что покажет мне горячий источник. Должно быть, сегодня ночью всех тянуло туда.

— Ты разве не видела, что он идиот? — Впрочем, что можно было ожидать от девочки, которая шляется с такими, как ее подружки и Райан?

— Откуда у тебя пистолет?

— Он успел сделать свое дело? Он тебя изнасиловал?

— Нет, — ответила Каролина. — Я все время отбивалась. Откуда у тебя пистолет?

— Я взял его из дому. Нашел у отца в вещах.

— У папы был пистолет? — прошептала Каролина.

— Каролина, мы даже не знаем, кто такой наш отец.

Она начала плакать навзрыд, так что вскоре от изнеможения уснула.

Когда обстоятельства сбрасывают тебя в кювет, приходится делать открытия с гораздо большей скоростью, чем при рутинном течении событий. Я позвонил Кейси, сказав, что мы направляемся на автобусе в Нью-Йорк Стейт. Она передала трубку маме, и я послушно с ней поздоровался. Кейси сообщила, что мама практически два дня проспала. Я обрадовался: пусть уж лучше она ничего не знает о том, что произошло с нами.

Я вел машину, снова и снова прокручивая в голове, как я двинул парня пистолетом в челюсть. Это было жутко, но впечатляюще. Я хотел домой, но при этом понимал, что само понятие дома для меня изменилось. О доме я теперь сохраню лишь воспоминания.

Я вел машину до самого утра, пока свет не начал слепить мне глаза. Затем я заметил щит с названием городка Западный Спрингфилд, штат Массачусетс, и свернул на тихую стоянку, после чего закрыл все замки и провалился в сон.

Мы проснулись от какого-то барабанящего звука. Это полисмен настойчиво стучал в лобовое стекло.

Глава двадцатая

Дневник Гейба

Нас не отправили в приют в Массачусетс только благодаря изобретательности Каролины по части вранья. Она могла претендовать на звание олимпийской чемпионки, если бы такие соревнования проводились.

Может, я немного преувеличиваю.

Но для этого есть все основания.

Коп первым делом попросил показать ему документы на машину. Естественно, их не было ни в «бардачке», ни где-нибудь еще. На заднем сиденье лежал револьвер. Полисмен попросил меня предъявить права, а затем велел выбираться из машины и открыть ему заднюю дверь.

— Но вы не имеете права этого делать, сэр, — тихо сказал я, держа руки по швам.

— Отчего же? — Еще не было и семи часов, и парень выглядел ужасно. Он либо только что закончил смену, либо только приступи д к работе. У копа были покрасневшие глаза, а изо рта плохо пахло.

— Я не хочу показаться наглым, но это незаконно. У вас нет видимых причин для досмотра нашего авто. Там только одежда, и это прямое нарушение наших гражданских свобод… Здесь моя сестра, и мы направляемся к отцу, который живет через два города отсюда, поэтому мы ждем автобус.

— Зачем же вам автобус, если у вас есть машина? Я могу арестовать вас за сопротивление полиции.

— Но сначала я должен оказать сопротивление, а у меня и в мыслях нет такого. Мой отец — адвокат… — грустно произнес я.

Кара выскочила из машины и начала размахивать телефоном.

— Машина без документов, потому что мы должны были оставить ее здесь. Ее заберет Индия Холлвей, законная владелица. Она живет в Вермонте. Индия дала нам машину, а ее внук Мир приедет за ней. Позвоните ей и убедитесь сами.

Я онемел от изумления. Кара, как всегда, полагалась на свое обаяние. В прошлом оно выручало ее не один раз. Она победоносно улыбнулась и потерла глаза. Даже я поверил, что она милая и пушистая.

— У меня есть телефон, леди, — ответил офицер, но не стал больше настаивать на том, чтобы мы открыли двери.

В конце концов, мы были в Массачусетсе, где и зарождалась борьба за права человека. Он прошел к своей машине, связался по автомобильному телефону с кем-то и надвинул на глаза шляпу, словно собирался уснуть. Я стоял не шевелясь, не смея вздохнуть. К тому же мне ужасно хотелось в туалет. Наверное, в полиции их специально учат этому: они прикидываются очень расстроенными, чтобы человек признался во всем, даже в том, чего не совершал. Я вынужден был ждать, и он знал, что является хозяином положения. Мой отец однажды рассказал мне, что полицейские не обязаны носить черные кожаные перчатки, но они сами их покупают, чтобы поддерживать имидж. Я знал, что, если двинусь хоть на шаг в сторону, он выстрелит. И его оружие заряжено.

Наконец он словно проснулся, заметил нас, и прошел обратно к нашей машине.

— Я разговаривал с внуком миссис Холлвей. Это ваш счастливый день. Он подтвердил вашу историю. Но вы не можете оставить машину на стоянке, потому что они собираются забрать ее через день. Следуйте за мной, и я покажу вам стоянку у вокзала. Там и расстанемся.

— Простите, можно мне сначала воспользоваться туалетной комнатой? — спросил я.

— Нет, — отрезал офицер.

Мы ехали в город десять минут, и мой мочевой пузырь чуть не лопнул, а потом еще коп внимательно наблюдал, как мы вытаскиваем вещи из машины. Так получилось, что пистолет упал на пол, но я заметил край рукоятки, пока запихивал носки, книги и высохшие шорты в рюкзак. Я не знал, подобрать ли мне его. Но внутренний голос приказал оставить все как есть. Мир попадет в неприятности, если пистолет обнаружат, и я был не против. Коп отвез нас в кафе, подождал, пока мы съели сандвичи с ветчиной, а потом забрал нас на вокзал. Мы купили билеты в один конец до Пикскилла. Это было единственное название, которое нам пришло на ум.

Когда мы сели в автобус, я первым делом спросил у Каролины:

— Значит, они нам одолжили машину?

— Послушай, я понимала, что он не клюнет на это, — с набитым ртом произнесла Каролина, — но я представила, как Мир приходит на Собрание и рассказывает, что ты избил его и угнал машину… Однако его бабушка не идиотка. Когда мы уходили в тот вечер, она первая велела ему быть осторожным и взять фонарик, поэтому она не оставила бы его в покое, пока не выпытала бы правды.

— Каролина, все это было шито белыми нитками!

— А я и не говорю, что действовала блестяще, но мне так подсказывала интуиция. Мы должны были предпринять хоть что-то. Ты молодчина. Начал говорить о правах и законности. — Я стал возражать, но она остановила меня.

— Бог ты мой, если бы ты знал, как я благодарна тебе за то, что ты так повел себя тогда в лесу. А пистолет… Если он не заряжен, то это просто вещь, правда? Или он все-таки был заряжен? — спросила она меня.

— Нет, но я уверен, что они не сделали бы снисхождения.

— Ладно, не драматизируй, у тебя отец адвокат, как ты сказал. Нам повезло. Все, точка.

У меня так болела голова, что жить не хотелось.

— Ладно, Кара, пусть будет по-твоему, только теперь помолчи, чтобы я мог хоть немного поспать.

Мы добрались до Пикскилла и остановились в небольшом пансионе. Я проспал двенадцать часов, а Каролина за это время успела съесть два завтрака — и свой, и мой, но хозяйка оказалась очень милой леди и оставила мне еды.

Проблема была в том, что мы находились в долине Гудзона, однако она была настолько обширная, что для поисков отца требовались более точные ориентиры. В тот вечер мы дозвонились до Кейси, и она сразу заметила, что у нас уставшие голоса. Моя мама, которой стало намного лучше, вдруг произнесла в трубку:

— Что-то не похоже, что вам там очень весело. Ну-ка дайте Джейн трубку.

— Она пошла по магазинам, — соврал я. — У нее сегодня запланирован обед для друзей, у которых дети как раз нашего возраста.

Еще пара дней, и я буду такой же искусный лжец, как Каролина. Я не останавливался:

— Мам, мы все время спим.

— Но это хорошо, — откликнулась мама. — Вы еще дети. После такой долгой дороги это нормально. Поцелуйте Джейн от меня. Я рада была вас слышать.

— Мы скоро приедем, — пообещал я и почувствовал, что мой голос дрогнул, как будто мне снова двенадцать. — Мы тебя любим.

На следующее утро мы решили спросить хозяйку, где здесь автовокзал. Нам надо было проехать двенадцать кварталов, и она вызвалась нас проводить.

— Не обижайтесь на меня, — сказала она, — но вам не девятнадцать и восемнадцать. Раз вы решились на такое отчаянное путешествие, то у вас должны быть серьезные неприятности.

— Почему вы нам не верите? Я просто маленькая, — произнесла Каролина, и ее губы задрожали вполне правдоподобно. — У меня анорексия.

— Ничего подобного, — ответила женщина. — И потом, я ведь не сказала, что собираюсь выдать вас. Каролина начала плакать. — Мы приехали издалека.

Женщина не двинулась ни на шаг в сторону сестры. Она не пыталась ее обнять или утешить. Наверное, Кара почувствовала к ней уважение, за то, что та не поверила в этот спектакль. — Могу себе представить, — вздохнула женщина. — Куда вы направляетесь?

Каролина продолжала плакать, волосы сбились ей на лицо, отчего у нее был беспомощный и жалкий вид. — Нам надо найти кое-кого, а мы не знаем, где он, — объяснил я. — Вообще-то мы и понятия не имеем, куда ехать. Он написал в своих электронных письмах, что это место у реки. Мы и вправду доведены до отчаяния, потому что нам необходимо найти его. Там упоминалось что-то вроде холма, дороги или перекрестка. Санрайз… — Ткачи. Те, что джем продают, — задумчиво произнесла женщина.

— Он не упоминал этой фамилии.

— Это не фамилия. Они ткут. Шарфы, пончо, платки, а еще делают джем. Пользуется здесь большим спросом. Дайте подумать. Санрайз… Долина Санрайз, то есть «Долина восхода солнца».

— Благодарю вас, мэм, именно так.

— А как нам найти ее? — спросила Кара.

— Автобусом до Ирвингтона, а потом… Вам не удастся добраться туда самим. Я отвезу вас, только возьму кошелек.

— Это далеко отсюда?

— Два часа езды.

— Мы можем заплатить вам, — сказала Каролина. — Мы бы могли оплатить бензин, потому что на самом деле мне нельзя водить. Мне только четырнадцать.

— Тринадцать, четырнадцать, я так и догадывалась, — кивнула женщина. — Меня зовут Вирджиния. Я вас не обижу. Хотя, будь я на вашем месте, я никому не стала бы доверять.

— Знаете, это сейчас вопрос не первостепенной важности, — заметил я.

— Ну, мне деньги не нужны. Давайте будем считать это бонусом к завтраку. — Она намазала два толстых ломтя хлеба арахисовым маслом и джемом, а потом крикнула своему мужу, который был наверху: — Уоррен, я собираюсь в Ирвингтон. Что-нибудь понадобится?

— В два мы ждем посетителей. Я думаю, что их надо будет встретить, — раздался сердитый голос.

— Тебе придется позаботиться о них самому, дорогой, — ответила Вирджиния.

Мы вышли через заднюю дверь и сели в ее «додж».

Мы ехали через очень красивую местность. Прибрежные березки белели на фоне цветочных лиловых пятен, освещенных солнцем. Мы направлялись вдоль кленовых аллей, и несколько человек приветственно замахали Вирджинии из крошечных домиков, которые были словно нарисованными. Жизнь в таких домиках казалась идеальной, как на картинке. Наверное, там благоухали ароматы и царил порядок. В таком домике хотелось спрятаться. Мне особенно горько было думать, что наш собственный дом ассоциируется теперь с запахом испражнений.