Поворот судьбы

— Но именно этим я и занимаюсь, да и твоя мама тоже.

— Думаю, что ты в большей степени, потому что люди выходят от тебя, чувствуя себя явно лучше.

— Ведь я тоже этого хочу, — настаивала на своем Кейси.

— Но разве ты не ощущаешь себя так, словно из тебя выкачали весь воздух?

— Может, ты и прав.

— Я хотел сказать, что работа над этой рубрикой заставляет меня чувствовать себя именно так. Я не желаю разбираться в их проблемах. Все время одно и то же. Люди редко не повторяют своих ошибок.

— Так часто говорила твоя мама.

— От нее я это и услышал, — признался я.

— Почему ты сделал резерв для нескольких выпусков?

— На всякий случай, вдруг мама почувствует себя хуже? Или нам будет трудно убедить Лео?

— Может быть, — задумчиво проговорила Кейси, касаясь моей щеки, — вероятно, ты это чувствуешь, потому что ты ее сын. Больше ее, чем… Наверное, никто из знакомых мне детей не пошел бы на такие жертвы. Я думаю, что ты и не должен этого делать, но это тебе по силам.

Она провела по длинным волосам Эбби Сан, и ее тонкие изящные пальцы скользили, подобно гребню.

— Тебе надо взять мобильный телефон. Я сегодня же куплю еще один, на свое имя. У тебя будет номер. Моей маме в любом случае нужен телефон. Так, прояви мудрость и не возражай. Будешь звонить мне каждый день. В одно и то же время. Если точнее, то по восточному времени. Прихвати с собой еще денег на тот случай, если придется покупать билеты на самолет. Если хоть что-нибудь пойдет не по плану, вылетайте домой. Если деньги не понадобятся, ты мне их вернешь. Разве ты не подумал о том, что мама наверняка захочет позвонить вам, пока вы якобы будете гостить у Джейн?

— Мы собирались сказать, что страшно виноваты, но не нашли возможности, и все такое прочее.

— Нет, это отговорка не годится, Гейб, — возразила Кейси. — Вот что мы сделаем. Я позволю ей поговорить с тобой пару раз. Ты скажешь то, что положено в таких случаях: «Привет», «Все в порядке», «Целую». Она и половины не запомнит: после укола ей будет не до того, и скорее всего она запомнит лишь сам факт разговора…

— Кейси, как ты полагаешь, Лео приедет, когда мы найдем его?

— Думаю, что приедет, Гейб, — произнесла она, взяв мою большую руку в свои крошечные ладони. Будь это не Кейси, я воспринял бы жест как странный и неприятный, но для нее я с радостью делал исключение. — Однако я не думаю, что он останется.

— Там было еще одно письмо. Парень закрутил роман, и женщина интересовалась, как спасти их брак ради детей.

Кейси отклонилась назад и попыталась усадить Эбби себе на колено, но у девочки были свои планы, и она побежала за игрушечным бубном, украшенным золотыми рыбками.

— Ты посоветовал отправиться к семейному психологу, но это…

— Не поможет. Обычно это не срабатывает.

— Правда, но зато дает некий бонус по времени для детей, — со вздохом произнесла Кейси. — О, я не должна была позволять тебе делать это, но Лео обязан вернуться. Ему надо тоже немного поучаствовать в жизни семьи и взять на себя хоть какую-то ответственность. Во всяком случае, пусть убедится, что не имеет права пускать все на самотек. Джули ведь не в безопасности. Лео должен проявить хотя бы минимум заботы.

— Она все равно ощутит себя одинокой. Не имеющей ничего. Словно квартирант.

Мы помолчали.

— Кстати, у Джули может появиться квартирант, — заметила Кейси.

— Она пустит жильцов? По-моему, это не очень уместно.

— Я говорила о себе, Гейб. Твоя мама сказала, что теперь, когда я сама стала мамой, я не могу продолжать жить с собственной матерью. Конни считает, что для нее одной дом слишком большой. Она хотела бы жить в небольшом доме с хорошими соседями. Джулиана и я обсудили этот момент. Мы бы помогали друг другу.

— Я понимаю, чем бы ты ей помогала, но не вижу, как она тебе сможет помочь.

— Дело не в деньгах, Гейб. Дело в том, что одно ее общество дает мне многое. Джули помогает мне своей готовностью выслушать меня. — Кейси ткнула в меня пальцем. — Ну же, Гейб. Мы тоже организуем свою собственную коммуну, а тебе выделим священную комнату Лео и никому не позволим нарушать твой покой.

— Именно этого и хотел папа. Послушала бы ты о тех коммунах, откуда он получал письма. Кара взломала почту отца и теперь может прочитать любое послание.

— Она расшифровала его пароль?

— Ага.

— Какое-то из ваших имен?

— Угу. Аврора.

— Понятно. Но, Гейб, относительно тех коммун, о которых ты упомянул. Не все они напоминают сумасшедшие дома. Они становятся все более популярными. И там не обязательно поселяются умалишенные. Просто есть люди, которые время ценят больше, чем деньги. Сейчас не такая уж редкость, когда муж и жена вместе работают или переселяются в дом поменьше специально…

— Я этого не понимаю. Дом, где у тебя нет даже минуты для себя. Слышала бы ты о тех маленьких домиках, где стоят только кровать и стул. А родительская спальня — это единственная комната со стенами.

— Я слышала об этом. Мы с Сарен даже обсуждали…

— О, Бог ты мой, Кейси, уж ты-то точно не сумасшедшая.

— Конечно, нет. Но в этом много очевидных плюсов. Не надо беспокоиться о содержании дома, и ты знаешь, что люди вокруг тебя разделяют твои взгляды на жизнь.

— Тогда тебе надо поехать вместо нас, — с отвращением произнес я. — У вас бы с Лео появилась общая тема для разговора.

— Подожди, Гейб, но разве не это раздражает тебя больше всего в школе? Я имею в виду количество придурков на один квадратный метр. Представь, что ты ходишь в школу, где не все такие, как ты, но где тебя принимают таким, какой ты есть. — Она порылась в сумочке и вытащила телефон и зарядное устройство. — Вот, бери. Покрытие по всей стране. Это на случай, если я еду на конференцию, на которые выбираюсь раз в тысячу лет. Через пару дней я куплю себе новый телефон. — Она остановилась. — Гейб, ты очень плохо выглядишь.

— У меня, наверное, грипп.

— Тогда вам надо отложить поездку на несколько дней.

— Я бы с радостью, но только сейчас и можно уехать. Мне и так придется умолять маму, чтобы она разрешила. Я скажу, что чувствую себя лучше. Она может что-нибудь заподозрить. Бабушки и дедушки не будет пару недель. Они завтра уезжают — хотят продать дом в графстве Дор.

— Как грустно, — проговорила Кейси. — Но Штейнеры относятся к числу тридцати семи праведников.

— Что?

— Гейб, ты ведь у нас еврей. Это притча. Говорят, что на земле живут тридцать семь праведников. Так я тебе скажу, что Хана и Гейб из их числа.

Я пошел домой и начал упаковывать вещи: джинсы, брюки на случай дождя, дождевик, футболки, шелковую рубашку с драконом, в которой я всегда потел, шесть пар теплых носков, шорты, плавки, если вдруг придется принимать душ с безумными «коммунарами». Картридж для бритвенного станка (розовый — он был единственный в шкафчике у Кары) и мыло, которым можно вымыть и голову. Две зубные щетки, потому что это был мой пунктик, альбом «Битлз» и еще несколько саундтреков. Я выбежал из комнаты, размышляя, будем ли мы с Карой ругаться из-за проигрывателя компакт-дисков. Я позвонил Люку.

— Привет, — сказал я.

— Ты пижон, — ответил он мне.

— Я уезжаю на восток. К Джейн.

— Смотреть, как она бегает?

— Смотреть, как она играет в гольф.

— Ты зачем это делаешь? У тебя ведь права! Весенние каникулы, а ты… Мы могли бы отправиться с тобой хоть на край света.

— Так бы я и отправился с тобой на край света! Четыре месяца ты общался только со своими волосатыми дружками, а теперь вдруг вспомнил обо мне? Я, между прочим, закончил задание по музыке сам.

— Правда?

— Я его даже сдал.

— Ой, герой. Я у тебя в долгу.

— Я тебе сувенир привезу, не плачь. Я не был у тети с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.

— Ты там заболел, что ли? — лениво проговорил он.

Я подумал, что по телефону это было бы трудно определить. — Нет.

— Что-то ты темнишь.

Я держал в руке пистолет отца. Телефон и зарядное устройство я оставил у Кары в комнате. Пистолет я собирался положить на дно рюкзака. Поискав в Интернете информацию о том, что он собой представляет, я выяснил, что это старый «кольт», 38-го калибра. В нем не было пуль, но даже если бы они у меня имелись, все равно я не умел их заряжать. Я понятия не имел, проверяют ли сумки при посадке в автобус, но если нам надо будет проходить досмотр багажа перед вылетом, мне придется выбросить пистолет в ближайшую урну для мусора. Я не имел ни малейшего представления, зачем он потребовался моему отцу. Единственное, что я помнил, — в переписке упоминалась дама, которая умела стрелять. Может, он пытался научиться стрелять… для общего развития. Или делал это в целях самозащиты. Возможно, он планировал убить нас во сне. Может, мы начали казаться ему ненужным балластом или глупыми овцами.

Я не знал, зачем беру револьвер с собой. Самое большее, на что я мог рассчитывать, это швырнуть его в кого-нибудь. Он лежал у меня на ладони ощутимым грузом.

— Со мной все в порядке, — сказал я Люку. — Аста ла виста, бейби.

— Пижон, — откликнулся Люк.

— Ну да.

— Моя мама говорит, что Джулиана серьезно заболела. Ужас.

— Спасибо за сочувствие.

— Джулиана хорошая.

— Да.

— Даже мой отец говорит, что чертов Лео должен вернуться. — Он не знает. Он у нас записался в отшельники.

— Черт бы его побрал. Это ему зачтется. — Ну, хотя бы Кейси помогает.

— Могу подстричь траву, пока тебя нет. Я все-таки тебе должен, за то, что ты сдал тот проект по английскому.

— Апрель на дворе. Снег только сошел. Стричь нечего.

— Ну, тогда я могу убрать во дворе. Или отвести Аори на занятия кружка. Я могу попросить маму, чтобы она отвезла нас. Ты же у нас единственный старшеклассник, у которого есть разрешение пользоваться машиной.

— Хорошо, — дрожащим голосом ответил я, не понимая, то ли это оттого, что я заболел, то ли потому, что врал.

Я положил трубку и написал записку: «Люк, если я не вернусь, сообщи Тиан и отошли ей те сережки, которые я купил ей ко дню рождения. Он будет в июле. Можешь взять себе мои гавайские рубашки. Пижон». Все это звучало, словно в плохом кино, но я не хотел показывать Люку, что ценю его как своего единственного друга, даже если обращаюсь к нему в последний раз. Я подумал и дописал: «Ты был мне хорошим приятелем. Меня нет, Гейб». Я оставил записку на следующем листке календаря, решив, что, когда закончится апрель и старая страница будет перевернута, ее точно заметят. Только спустя два дня я понял, какой я глупый. Если я действительно умру, то никто не удосужится переворачивать страницы календаря в моей комнате.

Так случилось, что я сам не дотронулся до календаря, пока не наступил июнь.

Глава восемнадцатая

Изречения 24

Излишек багажа

От Джей А. Джиллис

«Шебойган Ньюс-Кларион»

«Дорогая Джей,

За последние несколько месяцев из наших отношений исчезла искорка. Я начинаю думать, что мой муж устал от меня. Он делает мне замечания, постоянно сравнивает то, как я готовлю, с тем, как готовила его мама. А по пятницам предпочитает исчезать из дому и проводить время в обществе друзей. Я думаю, что пришло время подумать о ребенке. Это даст нам общую почву под ногами. У нас появятся общие заботы и общие радости. Мы сможем почувствовать себя более взрослыми. Нам обоим по девятнадцать лет.

Одинокая из Лебартона».

«Дорогая Одинокая,

Конечно, у вас появится общая почва с рождением ребенка. Я бы сказала — размером с большой материк. Парень, который не хочет оставаться дома по вечерам, фактически говорит вам: «ЭЙ! ДОРОГАЯ! Я НЕ ЖЕЛАЮ СЕБЯ ГРУЗИТЬ!» А вы хотите, чтобы он ощутил ответственность сразу за двоих. Возможно, вы втайне собираетесь, стать одинокой матерью, которая живет на пособие. Я бы советовала вам подумать о том, чтобы найти себе хобби, на время, забыв о беременности. Станьте участником марафона. Позируйте в стиле «ню». Грустно, но факт: внимание уделяют, как правило, тем, кому плевать, уделяют ли ему внимание, потому что он уделяет внимание массе других вещей. Главным остается вопрос: а вы хотите его внимания?

Джей».

«Дорогая Джей,

Мне только четырнадцать лет, а ему, моему самому любимому человеку на земле, — девятнадцать. Если вы думаете, что разница в возрасте сказывается на наших отношениях, то я вам твердо отвечу: нет. Мне кажется, что он мой ровесник. Мы — как двое детей, играющих на солнце. Нам нравятся одни и те же вещи, начиная от закатов и заканчивая сортом оливок! Проблема заключается лишь в том, что он хочет секса — как, впрочем, и я, — но я этого очень боюсь. Если мои родители узнают, они сровняют меня с землей. Я больше никогда не увижу его. Помогите мне, Джей. У нас идеальные отношения, и мой любимый говорит, что есть только один способ сделать нашу любовь совершенной.

Мечтательница из Делавана».

«Дорогая Мечтательница,

Если вас беспокоит, достаточно ли вы взрослая для секса, то я вам скажу прямо: вы еще недостаточно взрослая, даже чтобы об этом спрашивать. Я не знаю о вас ничего, но уверена только в одном: если ваш парень действительно отстает в своем развитии, что для той стороны вашего романа, о которой мы говорим, было бы благословением, тогда он просто не может разделять интересы школьницы средних классов. Единственное, что способно превратить вашу иллюзию в несчастье, — это секс. И ваш любимый человек должен стать первым, кто скажет вам об этом. Не могу не согласиться, что спустя десять лет эта разница в возрасте не будет иметь никакого значения, но не сейчас.

Джей».

* * *

— Когда следует оплатить счета? — спросила меня Кейси спустя несколько недель.

Мне только что сделали очередной укол интерферона, но времена, когда меня немилосердно трясло и тошнило сразу после уколов, почти прошли. Я научилась сама делать себе уколы, тренируясь на апельсинах. Мне казалось, что получается довольно хорошо. Если уж мне суждено было пойти на это, то придется довести дело до конца. После уколов я чувствовала слабость, напоминая сама себе надувную куклу, из которой выпустили воздух. Мне хотелось поговорить о том, что дела потихоньку идут на лад, но Кейси в этот день была какая-то необычайно хмурая. Она перескакивала с темы на тему, пока готовила чай со льдом, и старательно избегала встречаться со мной глазами. Обычно Кейси открыто смотрела на собеседника, но тогда я была слишком утомлена, чтобы заподозрить неладное.

— Как ты думаешь, что Джейн будет делать с детьми восемь дней? — спросила я Кейси. — Она не смогла бы занять их и восемь часов, не говоря уже о восьми днях.

— Наверное, она закупила билеты на все представления на Бродвее и, скорее всего, купит им целый летний гардероб, который окажется… хорошим. — Кейси говорила как-то туманно. В этот раз она не стремилась анализировать чужое поведение. — Надеюсь, что они не будут слишком скучать, — проговорила я.

— О, я думаю, что смена обстановки им не повредит, — отозвалась Кейси. Она разбирала вещи для шкафа, складывая рубашки по цвету. — А ты сможешь провести время с Аори. Мы отправимся с девочками в зоопарк или еще куда-нибудь. Кстати, Джулиана, я должна убегать. Надеюсь, у тебя все хорошо? Я перезвоню.

— Да, конечно, — озадаченно ответила я.

Обычно Кейси стремилась побыть со мной подольше, зная, насколько плохо мне бывает после уколов.

Кейси не умела врать.

В тот вечер, как всегда после очередного укола, меня словно окутало туманом. Я хотела спать. Но дети вели себя великолепно. На удивление великолепно. Они принесли мне имбирного эля и оставались со мной в комнате, пока я лежала трупом на кровати, слишком уставшая, чтобы держать в руках книгу. Я была укрыта кучей одеял. Гейб сам искупал Аори и почитал ей.

— Что ты хочешь, мама? — поинтересовалась Кара. — Включить телевизор? Или, может, принести какой-нибудь фильм?

— Я не смогу смотреть кино, — сказала я. — Вы и так сегодня уделили мне столько внимания, сколько я и не рассчитывала получить. Если хотите, можете пойти погулять с друзьями.

— Нет, мы не хотим оставлять тебя в таком состоянии, — ответила мне Кара, и в тот момент я ей верила. — Давай поиграем.

Я едва не присела от изумления.

Получив разрешение пойти погулять, Кара им не воспользовалась. .. Вместо этого сама предложила поиграть?

— Знаешь, как мы играли в машине, — продолжала Кара, — по дороге в загородный дом бабушки и дедушки?

— Хорошо, — задумчиво протянула я. Я была очень осторожна, так как не знала, какую игру затевает сама Кара.

В эту минуту вернулся Гейб, чтобы сообщить, что Аори уже спит.

— Так, Гейб, ты начинаешь. Мама, я хочу загонять тебя, чтобы ты заснула, — объявила Каролина, укладываясь рядом со мной на большой кровати.

Оглядываясь назад, я понимаю, что в тот вечер она действительно грустила. Она поняла всю грандиозность того, что затеяла. Очевидно, неосознанно ей хотелось, чтобы мама защитила ее. Ей захотелось снова стать обычным ребенком, хотя бы в оставшиеся несколько часов. Возможно, я ошибаюсь. Но она прильнула ко мне, стирая свои блестящие тени для глаз о мою руку.

— Так, хорошо. Лучший футболист, — начал Гейб.

— Не годится, — сказала я. — Я не могу уследить за игрой.

— Из ныне живущих, из ныне играющих или всех времен и народов? — уточнила Каролина, и Гейб начал поддразнивать ее.

Единственный футболист, которого она знала по имени, — Брэд Фавр. В этот момент меня озарило.

— Джонни Унитас, — произнесла я.

Я полагала, что это имя не может принадлежать реальному персонажу, так как оно звучало, как имя супергероя из комиксов.

— Выиграла, — объявил Гейб. — Твоя очередь.

— Президенты, которые оставались на второй срок, — пробормотала я, думая, что им не удастся ответить.

— Джефферсон, Клинтон, Джонсон, Рейган, — перечислила Каролина.

Мы замолчали от изумления. Я пришла в себя.

— А как же Рузвельт?

— Не многовато ли? — съязвила моя дочь.

— Нет, как раз.

— Он ведь умер во время четвертого срока, — миролюбиво сказала Кара.

— Твоя очередь, — заявила я.

— Имя победителя забега «Тройная корона», — произнесла Кара. — Я имею в виду лошадь, которая выиграла дерби в Кентукки…

— Я знаю, что означает «победитель забега „Тройная корона“», — бросил Гейб раздраженно.

Прикрыв глаза, я наблюдала, как Гейб присел у моего компьютера и что-то напряженно ищет.

— Секретариат, — выпалила Кара.

— Он был самым быстрым, — заметила я. — Но я бы не назвала его великим победителем.

— Адмирал, — назвал Гейб.

— Вояка, — добавила Кара. Я признала ее победу.

— Хорошо. Твоя очередь выбирать.

— Величайшая пьеса.

— Современная или на все времена? — спросила я.

— Классика, — ответила она.

Мне показалось, что, задумавшись, я заснула, а передо мной шли, как на параде, знакомые названия: «Прошлое лето», «Сон в летнюю ночь», «Убить пересмешника». Я остановилась на последней. Гейб произнес:

— «Иметь и не иметь».

— Кино на букву «Т», — сказала я.

Каролина оставила нас далеко позади, назвав «Трамвай „Желание“».

— Лучшая песня, выигравшая «Оскара», — продолжила Кара. Она сама требовала, чтобы мы признали лучшей песенку из мультфильма «Русалочка». Каролина до сих пор полагала, что «Спящая красавица» — это великая история любви. Я вдруг запаниковала, говоря себе: «Я не имею права подвергать опасности свою дочь. Я ведь уже подумала, что она стала взрослой, но теперь вижу, что она лишь маленькая девочка. Может, не надо мне делать эти уколы и терять время, выпадая из жизни на несколько дней. О Лео, твоя дочь сейчас нуждается в тебе как никогда». Но мы продолжали играть. Я вспомнила, как моя мама всегда повторяла, что ей по душе «Беглец», а не «Три монетки в фонтане». Гейб ответил:

— «Мария».

Я подняла вверх указательный палец и кивнула в знак согласия.

Я заметила, как они посмотрели на меня. Наверное, подумали, что мама наконец-то заснула. Мне было любопытно, что они собираются делать. Кара прикрыла мне плечи и поцеловала. У меня по щеке скользнула слеза, но она не заметила этого, так как поправляла шнур от прикроватной лампы. У меня все болело, и спина, и шея. Хотелось принять болеутоляющее, но я прислушивалась, как они уходят из комнаты.

Гейб спросил:

— Как так вышло, что ты знала всю эту ерунду? Ты все время выигрывала.

— Гейб, потому что я большой специалист по всякой ерунде. Так-то. Я все знаю — вот тебе и ответ.

— Ты раньше не тянула в моих глазах на девушку, знакомую с историей президентов, — признался Гейб.

— Конечно, ты думал, что я простушка без мозгов, но это не так. Я опаснее, чем кажусь на самом деле.

Я не успела напомнить им о том, чтобы они не забыли взять крем против угревой сыпи и открытки-благодарности за подарки ко дню рождения. Я их не поцеловала на ночь. Даже если бы я их поцеловала, то не думала бы, что целую их перед разлукой. Я не спросила, что они планируют делать у Джейн. Не напомнила о том, чтобы они взяли с собой не только джинсы. Им необходим перерыв. Я знала, что даже серое небо над Манхэттеном будет благословением. В тот же момент мне показалось, что поднялась большая волна, огромная, мутная, и я нырнула в нее. Я заснула, а когда проснулась, то мне не суждено было увидеть детей до тех пор, пока Лео не вошел в ту самую дверь, через которую они только что вышли.

Глава девятнадцатая

Дневник Гейба

Первые два дня в автобусе я фактически проспал. Когда я проснулся, мы въезжали в городок Питт в Вермонте. У меня был с собой пакет, на случай если мне станет плохо, настолько больным я себя чувствовал.

Кара не стала делать из моего состояния трагедии и сказала Кейси, которая приехала за нами в шесть утра, что я «всегда такой в это время». Но проведя рядом со мной тридцать часов в дороге, когда от меня шел жар, как от тостера, Кара предложила поехать в какой-нибудь большой город, например в Манчестер, и обратиться в больницу за помощью.

Однако когда я проснулся, то был уже совершенно здоров. Очень хотелось есть. Я съел все, что было в наших двух рюкзаках. Водитель остановился, и я как мог вымылся в какой-то забегаловке с помощью бумажных полотенец и жидкого мыла. Затем купил шесть упаковок апельсинового сока и три длинных батона, игнорируя вечное напоминание дедушки Штейнера о том, что такие батоны выглядят подозрительно и неестественно. Как оказалось, я проспал так долго, что моя сестра успела прочитать «Андерсонвиль» (позже она презрительно заметила: «Я ненавижу литературу!»). Кара схватила два батона и сок.

— Мы почти на месте. Слушай, ты разве что наши носки не съел! — сказала она. — Ты уже решил, что мы скажем людям? О нас.

— Я полагаю, — спокойным голосом произнес я, — что если наш отец там, то он заберет нас в свою хижину и нам не придется сталкиваться с проблемами до конца жизни.

— Ты уже придумал, как добраться до этой «Хрустальной рощи» или «Пещеры», или как там она называется? — Она сверилась с дорожной картой, которую нам насильно вручила Кейси вместе с мобильным телефоном. — Как нам теперь ехать?

— Мы будем добираться автостопом, — сообщил я.

— Это равносильно самоубийству, — ответила Кара. — Мы окажемся изнасилованными и брошенными в придорожную канаву.

— Такое может произойти только в Калифорнии. В Вермонте никто не имеет права убивать голосующего на дороге. Это закон штата, — постарался развеселить ее я.

Я вспомнил о револьвере в рюкзаке, и эта мысль согрела меня. Мы не окажемся в придорожной канаве.

Но, как мы вскоре поняли, никто не спешил нас подбирать.

Пару часов мы просидели, храня молчание и наблюдая за проезжающими мимо минивэнами. Водители вели себя как люди, которые заметили инвалида, но любой ценой хотят дать понять, что они его не видят. Я лишний раз ощутил, как я вспотел и как мне неудобно в своей одежде. Этот вирус меня едва не доконал. Мне хотелось поскорее принять горячий душ, переодеться в чистое. Я натянул шелковый капюшон плотнее на голову, но от этого, наверное, наш вид внушал водителям еще большее подозрение. Очевидно, им казалось, что мы какие-то больные или опасные. Я захватил с собой пару книг в мягких переплетах из маминого стола. Мне хотелось почитать, однако я не мог сосредоточиться. Я вообще старался не думать о том, что скажет папа, если узнает, какой путь нам пришлось преодолеть, или что мы скажем ему. Может, и не стоит делать особой проблемы из такой ситуации, но, согласитесь, обстоятельства сложились самые странные, и наш неожиданный визит обещал стать для него сюрпризом. Я начал выстраивать слова в красивые предложения, как отец, когда готовился к выступлению в суде. Я знал, что главная цель — это произвести впечатление и найти отклик в душе слушателя, но вот незадача, я не знал, какие слова надо подобрать, чтобы умолять собственного отца вернуться домой и позаботиться о своих детях. В конце концов, разве это не его прямая обязанность? Он должен быть рядом, чтобы нам не приходилось переживать, окажемся ли мы в придорожной канаве или нет. Меня начало тошнить, но уже не из-за болезни, а на нервной почве. Я не мог себе представить, что почувствую, увидев Лео после такого перерыва, хотя догадывался, что восторга у меня это не вызовет. Я вспомнил, как мама лежала на кровати и шептала: «Убить… пересмешника». Я так надеялся, что эти чертовы уколы, которые применяют при лечении рака, помогут ей.

Через какое-то время мы решили пройти немного пешком.

В Машфилде мы увидели такой магазин, как в старых телешоу. Там была полка с сухими завтраками двух видов, овсянка в большой емкости и шесть пачек стирального порошка.

Каролина спросила, есть ли у них лаваш. Мне хотелось ее придушить.

Я перебил ее:

— Простите, вы могли бы нам подсказать, где находится «Хрустальная роща»?

Старик за прилавком переспросил:

— Чья роща?

— Это… Я не знаю, как объяснить. Там все живут большой коммуной, и у каждого есть крошечный домик.

— А, лагерь этих хиппи. Вообще-то они хорошие ребята. Только принимают бывших заключенных. Хотят направить их на путь истинный. Я не против того, что все имеют право на еще один шанс, но мне кажется странным, что они не боятся их принимать. Все-таки там полно детей. А эти парни выросли в Нью-Йорке и в Чикаго. Вряд ли они приспособятся…

Кара начала нетерпеливо постукивать ногой.

— Нам надо туда поехать, — сказала она. — Причем срочно.

— Ну, вам придется пройти миль семь до перекрестка. Затем на развилке повернете налево, и еще миль семь-восемь. У них там вывеска размером с мою ладонь, но вы не пропустите ее, потому что там много яблонь. Разных, есть даже «Гарланд»

— Мы можем заказать такси? — поинтересовалась Кара.

— Такси?

— Возможно, нас кто-нибудь подвезет? Мы не сумеем пройти столько пешком. Мой брат болен, а мы только что проделали долгий путь из Висконсина.

— Но здесь вы не найдете ни одного такси.

— О! — воскликнула Кара.

— Нэд Годин. Он тут скоро появится. Нэд живет неподалеку, столярничает. Сделал мне крыльцо. Очень хорошее. Порядочный работник, скажу я вам.

— Ну и? — спросил я. Мне хотелось ответить более грубо.

— Он может вас подбросить, потому что везет им гвозди и все такое, — произнес старик. — Ха-ха, они там выращивают все, кроме гвоздей. Такое никому не под силу.

«Охо-хо, — подумал я. — Они тут соображают еще медленнее, чем в Шебойгане».

— И он будет… — с надеждой в голосе подсказал я.

— Дайте подумать. Сейчас у нас десять. Самое позднее, — в двенадцать. У них там один телефон. Я не понимаю, почему они так живут. Разве удобно разговаривать, когда тебе в спину дышат двадцать человек…

— Даниэль! — раздался голос из-за занавески. — Сколько ты будешь надоедать своими разговорами этим детям?

Вслед за этим появилась высокая пожилая женщина. У нее была осанка, которой могла бы позавидовать молодая девушка.

— Вы можете подождать его прямо здесь. У окна есть два стула. Да, там, возле шахматной доски…

Мы решили, что должны что-нибудь купить, раз уж будем сидеть здесь так долго, поэтому запаслись пакетом с пончиками и начали самую долгую из запомнившихся мне партию в шахматы. Наконец тренькнул звоночек, и большой тяжеловесный мужчина с бородой прошествовал внутрь. На плечах у него было по объемистому деревянному ящику.

— Будет еще идти снег, Даниэль, как думаешь? — спросил он.

— Да, может быть. Там сейчас сыпет мелкой крупой, так что он не залежится.

— Мне нужно пятнадцать фунтов гвоздей по шестнадцать центов, Даниэль.

Старик повторил полученный заказ, и это прозвучало довольно странно.

— А еще мне понадобятся тридцатифунтовый мешок пшеничной муки и два мешка картофеля, — продолжал мужчина.

Вся эта сцена напоминала мне эпизод из кино о жизни маленького города в предыдущем столетии. Чтобы увезти все это, парню потребуется большая тележка. Я думал, что у меня душа с телом расстанется, пока они продолжали вести неспешную беседу о сиропе, урожае и прочей ерунде. Здоровяк переносил в машину около семидесяти фунтов всякой всячины, пока Даниэль записывал все на бумажке. Никто о нас, даже словом не обмолвился. Каролина все время била меня ногой в голень.

Наконец я встал и произнес:

— Позвольте мне помочь вам перенести покупки в машину.

— А, Нэд. Тут молодежь хочет отправиться с тобой. Сможешь их подбросить?

— А какое у вас дело в «Хрустальной роще»? — спросил меня великан, как будто я был агентом ЦРУ

— Мы думаем, что там наш отец. Во всяком случае, мы знаем, что он там был, — сказала Каролина. — Его имя Лео Штейнер.

— Мне это имя неизвестно. Я не знаю никакого Лео Штейнера.

— Ну, он переписывался с Индией Холлвей. Это мы знаем точно. Они были друзьями.