– Ошибаешься. «Сиськи» – секс в чистом виде. Речевой аппарат издает глухой свистящий звук – вкрадчивый, но отчетливый, который заканчивается коротким, решительным «ки».
– Ой, перестань, я возбуждаюсь.
– А «грудь», с другой стороны, всего лишь устройство, производящее молоко для грудных детей.
– Глупости. «Грудь» – это красота, а «сиськи» – то, что английские бабы вываливают наружу во время попоек.
– Ты не права. Разумеется, это твоя беда, не вина, но ты не права.
– Когда ты говоришь «ты не права», я это еще могу пережить. Но ты вставил гадкое, вальяжное «твоя беда, не вина» – а вот за это я буду лупить тебя по морде, пока не сдохнешь.
– Ты превосходно говоришь по-английски. Твое понимание языка поразительно, но все же иногда ты допускаешь ошибки…
– Какие ошибки?
– Ну, бывает…
– Какие именно?
– Э-э… так сразу в голову не приходит.
– Ы-ых!
– Ладно, ладно, ты никогда не делаешь ошибок. Господи! Но все же ты не можешь почувствовать язык на инстинктивном уровне.
– Мы оба предпочитаем говорить «дырка».
– Это правда. Но иногда ты нет-нет да вставишь «вагину». Это ужасно. Просто ужасно. Вагина – медицинский термин, его использование в решающий момент может пагубно на меня повлиять.
– А чего ж ты раньше молчал?
– Удобного момента не нашлось.
– Ладно. – Урсула закрыла книгу и положила ее на тумбочку. – На будущее запомню, что лучше не говорить «вагина». Спокойной ночи.
Она поцеловала меня в щеку и выключила свет.
– Погоди. А как же мой хер? – Я снова включил свет. – Ты не ответила. Пытаешься уйти от вопроса?
– От какого вопроса?
– Я тебя спросил, достаточно ли он большой.
– А-а. Нормальный. Давай уже спать, а? – Урсула опять выключила свет.
Тесно прижавшись, мы оба лежали на правом боку, так что я обнимал Урсулу и тыкался носом в ее ухо. Наше дыхание окатывало нас теплыми размеренными волнами.
– Ты так сказала, чтобы отделаться?
– Что? А-а, нет, конечно, нет. Правда, конец у тебя нормальный.
– Ну хорошо.
Я сжал руку Урсулы и несколько минут не тревожил ее, но, в конце концов, решил уточнить.
– А что значит «нормальный»?
– М-м-м?
– Я спросил, что значит «нормальный»?
– То и значит – нормальный. Что тут не ясно?
– Все ясно. Просто слово уж очень невыразительное. Нормальный? Так из вежливости говорят о невкусном супе. Другое дело – «классный», «фантастический» или «роскошный».
– А разве говорят «у тебя роскошный конец»?
– А разве говорят «у тебя нормальный конец»?
– Ой, какого черта! Ты меня спросил, достаточно ли он у тебя большой. Достаточно. Что еще я должна сказать? Достаточно – не слишком маленький, не слишком большой…
– Минуточку. Не слишком большой?
– Да, не слишком большой.
Я включил свет и сел на постели.
– Значит, ты говоришь – я просто хочу внести ясность, – что хер у меня небольшого размера?
– Да, и это хорошо.
Я молча буравил Урсулу взглядом, как мне показалось, целый миллион лет.
– Я что-то не врубаюсь.
– Зачем нужен большой? Мне только больно будет. Какой смысл во внушительном виде, если пользоваться неудобно?
– Значит, у моего вид не внушительный? Мой член тебя не впечатляет. Может, лучше добьешь меня, воткнув мне в грудь ножницы?
– Скоро так и сделаю… Я не говорила, что твой конец не впечатляет, я говорила, что он нормальный…
– Да. Нормальный. Понятно.
– Да, нормальный. Он даже роскошный, я могла бы смотреть на него и восхищаться им часами, честное слово, но главное, что его размер меня устраивает в физическом плане, вот и все. Я лично не хотела бы, чтобы он был больше.
– Вот здорово! Значит, ты все-таки думаешь, что он маленький, что на нем удобно сидеть. Потрясающе! Отлично! У меня удобный, карманный, ненавязчивый член, любая женщина в мире просто вне себя будет от восторга – смотри-ка, портативный член, незаменимая вещица в дороге!
– Эй, полегче! Какая, к черту, разница, что думают
другиеженщины? Что ты этим хочешь сказать?
– Ой, только не надо стрелки на меня переводить. Я тебе не позволю вывернуть мои слова наизнанку. Помнишь, как ты однажды пришла из парикмахерской вся в слезах, потому что получилось не так, как ты хотела? Ты меня тогда спросила: правда, ужасный вид? А я сказал, что я тебя буду любить даже некрасивой, а что подумают другие мужчины – никого не волнует. Помнишь? А ты взорвалась, как ручная граната.
– Какого… Да как это можно сравнивать? У тебя же конец не на голове растет, правильно? Господи, ведь речь шла о моей прическе! Ее все видят. Она влияет на мое самочувствие. Тебе не приходится показывать свой конец всем, с кем ты встречаешься в течение дня. Если только твоя новая работа не подразумевает обязанностей, о которых ты предпочел не распространяться.
– Но член значительно важнее для самочувствия, чем прическа. Действительно, какие могут быть сравнения! Члены не выбирают в журналах мод. Я не могу зайти в салон с фотографией Эррола Флинна и попросить: «Сделайте мне точно как у него, пожалуйста». Я не могу посмотреть на член и подумать: «Боже, какой короткий, плохо дело, ну да ладно, еще отрастет». Член определяет неизменную величину моего мужского достоинства, поэтому его так и называют: «мужское достоинство». Он чрезвычайно важен для самооценки. Я – это мой член!
– Тебе срочно нужно к психиатру. Ты несешь бог знает что. Сколько сейчас времени? Господи, ты на часы только посмотри! Завтра же на работу. Мне выспаться нужно, а я увязла в споре с душевнобольным пациентом, считающим, что он – его член. Давай забудем этот разговор, хорошо? Я спать хочу. Представь, что ты спросил меня про свой конец, я ответила: «Пэл, у тебя конец как у великана» – и мы оба спокойно заснули.
– Размечталась. Как я могу делать вид, что ты ничего такого не говорила? Мой маленький член выпущен из бутылки, обратно его уже не запихнешь. Придется жить с таким. Во веки вечные.
Я выключил свет, закутался в одеяло и повернулся к Урсуле спиной, свернувшись калачиком. Урсула громко вздохнула в темноте:
– Обиделся? Теперь несколько дней будешь дуться.
– Не обиделся.
– А то я не вижу.
– Не видишь.
Урсула чуть слышно присвистнула, придвинулась поближе и поцеловала меня в затылок.
– Спокойной ночи.
Ее дыхание постепенно выровнялось и обрело ритмичность, как у человека, погружающегося в сон.
Я лежал, не издавая ни звука (за исключением редких длинных прерывистых вздохов), безропотно влача свою тяжкую ношу. Ну и пусть. Буду страдать в гордом молчаливом одиночестве. Может, потом поймет.
Встречи в сортирах до добра не доводят
– Все еще дуешься?
– Нет.
Успешно закончив завтрак, я отправился на работу. Для поддержания боевого духа войск я решил устроить им смотр. Сосредоточившись на должности мукзэпоя, я совсем запустил обязанности диспетчера компьютерной группы, поэтому решил явиться в офис и показать сотрудникам, что о них еще помнят.
– Привет! Как дела? Без перебоев?
– Н-м-м-м.
– М-м-м-м.
– Г-м-м-м.
– Хорошо. Значит, без заморочек? Все блестит и сверкает? А? Уэйн? Никаких заморочек?
– Новая система сетевого кэширования на внешнем входе отображает по запросам серверов подписчиков, пользующихся ай-пишной проверкой доступа, только один адрес.
– Превосходно.
– Нет, это очень плохо.
– Разумеется, плохо. Превосходно, что ты мне об этом сказал. Да, трудная задачка. Мне в голову приходит не более трех-четырех решений. А ты что предложил бы, Уэйн?
– Я уже пофиксил. Переговорил с системными, теперь для проверки доступа мы используем маркеры в браузере.
– Я бы тоже отдал предпочтение этому варианту.
– А какие еще могут быть варианты?
– Теперь уже неважно.
– Просто интересно.
– Ну, чистая канитель, хакерские штучки на «Виндоусе».
– У нас «Виндоус» установлена только на локальных машинах, сервер работает под UNIX.
– Ладно, хватит болтать.
Уэйн пожал плечами.
– Главное – сосредоточиться.
– На чем?
– Не на чем, а просто сосредоточиться. Чтобы быть сосредоточенными, ясно? Значит, других проблем не возникало? Неисправностей «железа»? Неприятностей со студентами?
– В обычных пределах.
– Что в таблице соревнования на лучший менеджмент?
– Вчера поступили четыре жалобы от студентов на других студентов из-за пользования мобильными телефонами. Итого за месяц набирается семьдесят четыре жалобы, то есть больше, чем количество жалоб на нас из-за того, что мы не рекомендуем пользоваться мобильниками.
– Сколько раз нас обозвали фашистами?
– В пятидесяти шести случаях из ста. Налицо некоторое снижение. И всего три случая, когда студентов ловили в учебных помещениях во время секса.
– На видео попал кто-нибудь?
– Всего одна парочка.
Влез Радас.
– Кассета сейчас у Билла, парня из охраны, потом моя очередь. Если хочешь, я и тебя занесу в список.
– Спасибо, Радж Уэйн, как насчет порнографии?
– Сейчас онлайновый чат заметно популярнее порнухи. Наверное, сезонный фактор сказывается.
– Черт.
– Зато ты ведешь по очкам в графе «потеря диссертации из-за неисправности диска» благодаря числу студентов, у которых имелась резервная копия.
– Много таких?
– Ни одного.
– Я так и знал!
– Работники здравоохранения с краткосрочных курсов по-прежнему самые бестолковые, но Брайан считает, что эту графу нужно вообще убрать.
– Правильно, – насупился Брайан. – Во-первых, подход чисто субъективный. Кто сказал, что медсестры тупее других?
– Брайан, они не хотят обучаться и еще гордятся этим. Зря ты их защищаешь.
– Ладно, положим, ты прав, но все равно несправедливо получается. Я навскидку могу добавить сюда искусствоведов. Они не притрагиваются к компьютерам до последней недели обучения, не менее технически беспомощны, но такие же самодовольные тупицы, как медбратья, разница лишь в том, что мы реже с ними сталкиваемся. А статистика искажается!
– Резонное замечание. Пожалуй, в следующем семестре графу «беспросветная тупость» следует исключить.
Признаюсь, встреча с группой меня приободрила. Уэйн, Радж и Брайан прекрасно справились с повышенной ответственностью, легшей на их сутулые плечи в мое отсутствие. Отвечая, они даже несколько раз отрывались от экранов компьютеров. О чудо! Группа без посторонней помощи открыла для себя взаимное общение. Кроме того, я выиграл несколько очков в таблице соревнования, и если хотя бы еще один студент скажет: «А что, разве „Макинтош“ и ПК – это не одно и то же?» – по итогам учебного года мне достанется режиссерская версия «Бегущего по лезвию бритвы» на DVD.
Накачанный адреналином успеха, я позвонил подрядчикам, назначенным на строительство нового корпуса. Работы вот-вот должны были начаться, я решил поговорить с главным ответственным лицом – Биллом Актоном. Того не оказалось на месте, но секретарша дала номер мобильного телефона.
– Алло.
Голос Билла едва слышался за раздраженным ревом двигателя, к тому же связь была плохая. Заткнув пальцем ухо, я отсек фоновые шумы и прищурился. Зачем – понятия не имею. Когда связь плохая, люди всегда почему-то щурятся.
– Билл Актон?
– Да.
– Привет!
– Почему вы кричите?
– Потому что я плохо вас слышу.
– В таком случае кричать следовало бы мне, не так ли?
– Э-э… Наверное, так.
– Теперь лучше?
– Да, спасибо. Меня зовут Пэл, я из Университета Северо-Восточной Англии, назначен вместо Терри Стивена Рассела.
– А-а, поздравляю, сквайр! Значит, мы… Эй! Вали отсюда, идиот! Ослеп, что ли! Брысь. Вот кретин! Извините, Пэл. Мы очень скоро начнем работу на вашей площадке.
– Отлично. Я поэтому и звоню.
– Да?
– Я надеялся, что мы сможем встретиться до начала работ.
– Это еще зачем? Нет, я не против, сквайр, не подумайте чего. Просто незачем вроде.
– Хочу побыстрее войти в курс дела, пока не началось строительство. С назначением долго тянули.
– Но ведь TCP с вами говорил? То есть… Минутку, я сейчас под мостом.
Голос Билла утонул в шуме помех, но через несколько секунд снова появился:
– Вам, конечно, известно о нашей комбинации?
– Ну-у… Да, конечно. Я внимательно следил за проектом, дело только в мелких деталях, не более.
– В каких деталях?
– Нет-нет… Не по телефону… Потому что… мне нужно изобразить это на бумаге. Чтобы вы лучше поняли идею.
– Вы начальник, сквайр, вам виднее. Я вот что скажу… Эй! Смотри, куда прешься! Придурок! Да-да, и ты тоже. Извините. Вы – главный, вам виднее, Пэл. Вы ведь в учебном центре сидите?
– Да.
– Тогда я к вам заскочу на днях.
– Это было бы здорово. Здорово. Не буду вас больше отвлекать, еще в аварию попадете, пользоваться мобильным телефоном за рулем немного опасно.
– Я не за рулем, – удивленно ответил Билл.
Компьютерная группа не развалилась и назначена встреча с главным подрядчиком – два решенных вопроса за один день. Трудно припомнить, когда такое было в последний раз. Остаток недели я откровенно загорал.
На следующей неделе опять позвонил мистер Чанг Хо Ям. В параллельной вселенной, где уверенный в себе Пэл легко катил по жизни, разговор с Чангом, скорее всего, придал бы мне ускорения, но в реальном мире возникло такое ощущение, будто я пытался включить передачу в несуществующей муфте сцепления. Телефон сыграл группу аккордов внешнего вызова.
– Здравствуйте. Вы попали в Университет Северо-Восточной Англии. У телефона Пэл Далтон.
– Это я, Чанг Хо Ям, – произнес Чанг, тщательно выговаривая слова.
– Здравствуйте, мистер Чанг. Извините за прошлый раз. Я не разобрался, кто звонит. Боюсь, секретарша напутала.
– Теперь знаете? Чанг Хо Ям, член ДОПОЛа.
– Знаю-знаю. Вы занимаетесь набором студентов в Тихоокеанском регионе. Чем могу помочь?
– Я рад, что вы готовый помочь, мистер Пэл. Мы озабочено, что позиция не выполняется. Я – 415-й, мистер Пэл. Моя обязанность – следить за тем, чтобы позиции правильно выполнялись.
– Понятно, – сказал я, хотя ничего не понял.
– 14К очень старалась, чтобы вы получили в следующем году столько, сколько нужно. Бумаги у вас. Они ведь в порядке?
– Более или менее, – с готовностью согласился я. У меня не было ни малейшего представления, о чем он говорил, поэтому из вежливости я решил не перечить.
– Хорошо. Очень хорошо. Тогда почему деньги до сих пор не переведены? Я и мой начальство очень волнуется. Задержка становится очень тревожно.
– Я прекрасно понимаю причину вашей тревоги, мистер Чанг. (А как же: человек, то есть я, по идее должен быть в курсе, о чем речь, а на самом деле ни в зуб ногой – одно это способно вызвать тревогу.) Но позвольте вас заверить, у нас все под контролем. Просто возникли сбои в компьютерной системе. – К счастью, в наше время почти все можно свалить на неполадки с компьютерами, поэтому я валил уверенно, хотя и не знал, что именно. – Из-за них мы не смогли действовать в обычном режиме. Но теперь все вернулось в прежнее русло. Кстати, я как раз собирался обсудить кое с кем сложившееся положение. Уверен, что дела снова пойдут на лад.
– Я тоже надеюсь, мистер Пэл. Потому что наш 448-й в 14К, с которым я советовался, потребовал, чтобы я связался с нашими людьми в вашей стране. Их попросили лично прийти и разобраться.
– Рад буду встретиться. Вам известно, когда они подъедут?
– Нет, точное время я не знаю.
– Меня легко застать, я обычно целый день в учебном центре. Я к их услугам в любое время.
– Всем будет лучше, если вы быть на месте, мистер Пэл. Если они вас будут долго искать, у них сделается плохой настроение.
– Пожалуй, им стоит сначала позвонить и предупредить меня о приезде.
– Я передам. Уверен, что ваше предложений покажется им забавным.
– Как бы то ни было, я как раз собирался переговорить о возникшей ситуации с нужными людьми. Можете положиться на меня, хорошо?
– Спасибо.
– Мое почтение, рад был вас услышать.
Сердце у меня не то чтобы ушло в пятки, но болталось где-то внизу живота. При попытке разобраться с фондами обучения студентов, даже самыми незатейливыми, сам черт ногу свернет. А я даже не мог взять в толк, о каких фондах идет речь. Обучение иностранных студентов, особенно из Тихоокеанского региона, оплачивалось из частных источников. На них наше Ведомство домашнего образования, или ВДО, денег не выделяло, оно и своих-то студентов не баловало. Откуда же поступали средства на иностранных студентов? Если из их стран, то мистеру Чангу должно быть проще разобраться с этим вопросом на месте.
Пора было навести справки. Джордж Джонс, конечно, выдал бы исчерпывающий ответ, но я не мог придумать, каким образом задать вопрос, не выставив себя полным профаном и не испортив с таким трудом завоеванный имидж. К счастью, последующие события захлестнули меня с головой, избавив от необходимости что-то выдумывать.
Пока я сидел и предавался спокойным менеджерским размышлениям, в офис вошел Бернард.
– Привет, Пэл. Вот, проходил мимо и зашел спросить, что вы сделали в плане подготовки Дня рационализатора?
– О-о, много чего сделал. – Ведь знал же, знал, что обязательно случится какая-нибудь пакость.
– Это хорошо. Потому что я решил не откладывать его проведение. Что именно вы запланировали?
– Уф, даже не знаю, с чего начать… – ответил я, ничуть не покривив душой.
Бернард раскрыл было рот, но тут зазвонил телефон. Такое впечатление, что его рот и телефон были связаны: либо раскрытие рта вызывало телефонный звонок, либо Бернард сам издавал телефонные трели.
– Извините, Бернард, позвольте взять трубку… Алло, учебный центр, Пэл у телефона.
– Пэл! Здорово, дружище! Послушай, это Назим говорит. Джордж сказал, что ты наш новый мастер разговоры разговаривать и дела делать вместо пропавшего TCP.
– Верно. Я – новый мукзэпой.
– Чудненько. Слушай, не мог бы ты подскочить в конференц-зал в корпус имени Чемберлена?
– Что, прямо сейчас?
– Да, если успеешь. У нас тут совещание насчет нового корпуса учебного центра. Я еще на прошлой неделе назначил. Хотел тебе сказать, да забыл. Извини, дружище. Последнее совещание перед началом работ, соображаешь? Тебе не помешало бы поприсутствовать.
– Э-эм, да, конечно. Уже бегу.
– Молодчина. Стартовый свисток через десять минут, хорошо? Увидимся на месте.
– Да. Пока.
В радостном возбуждении пополам с нервной дрожью я вскочил с места:
– Мне очень-очень жаль, Бернард, но нужно бежать. Вот-вот начнется заседание по вопросу строительства нового корпуса.
– Ничего страшного. Обсудим подробности вашего плана проведения Дня рационализатора, когда вернетесь.
– Обсуждения не потребуется, Бернард. У меня все схвачено. – Я уже был за дверью. – Не беспокойтесь, – крикнул я, сбегая вниз по ступеням и закладывая вираж к выходу.
– Правда? Хорошо поработали, значит. – Бернард спешил по ступенькам вслед за мной. Для старшего библиотекаря он проявлял недюжинную прыть.
– Стараюсь как могу. – Я еще наподдал, перепрыгнул через последние четыре ступени и, скользя подошвами, повернул на следующий пролет.
– Я, знаете ли, впечатлен. – Бернард тоже увеличил скорость, стараясь догнать меня. Вместо гигантских прыжков по лестнице он перебирал ногами с чудовищной быстротой, его колени так и мелькали, а голос дребезжал от частых толчков.
– Спасибо. – Я пулей вылетел через двойные двери на стоянку машин.
– Не время, конечно, однако… – Бернард выскочил вслед за мной, но обнаружил, что говорит в пустоту. Он посмотрел вправо-влево, пытаясь сообразить, куда я мог подеваться, пожал плечами и вернулся в здание.
Я не торопился вставать с корточек, наблюдая за двойными дверями в зеркало заднего вида «форда-сьерры», за которым прятался. На раннем этапе своей карьеры я бы сразу встал, не опасаясь, что Бернард появится снова, но, заняв менеджерскую должность, я стал осмотрительнее в своих действиях. Спустя несколько секунд я решил, что опасность миновала, и высунул голову из-за машины. Бросив случайный взгляд через плечо, я заметил собственное отражение в стекле машины и застыл в недоумении: мое лицо странно изменилось, глаза смотрели спокойно и холодно. Только тут до меня дошло, что это не мои глаза, а глаза Дэвида Вульфа, вставленные в голову Дэвида Вульфа, приделанную к телу Дэвида Вульфа, сидящему в машине Дэвида Вульфа.
Стекло с тихим жужжанием опустилось.
– Что вы здесь делаете, Пэл?
Дэвид говорил почти без выражения, глядя бесстрастно, не мигая. В ушах поднялся такой шум, будто на меня подул встречный ветер. Он заполнил мои мозги и разметал остатки мыслей. Страшно подумать, сколько времени мы с Дэвидом вот так смотрели друг на друга. Ветер еще бушевал, заглушая мой слабый, невнятный шепот:
– Это… секрет.
В корпус имени Чемберлена я прибыл, совершенно запыхавшись. Корпус находился недалеко, но я бежал без остановок всю дорогу. Дверь в конференц-зал была распахнута настежь, внутри множество людей, которых я никогда раньше не видел, сидели за столами, пили чай и кофе из казенного вида чашек и с оживлением болтали, как всегда бывает перед совещаниями. Справа от двери стоял и смеялся в мобильник мужчина лет тридцати; синий костюм – чистый, новый, отутюженный и достаточно модный – сразу исключал его владельца из профессорско-преподавательского состава. Парень с мобилой выглядел подтянутым, но, пожалуй, несколько худощавым, словно поначалу его телу придали абсолютно правильные пропорции, а потом оно вытянулось еще сантиметров на двадцать. Аккуратно подстриженные короткие волосы ершились на голове, по щекам сбегали ровные баки – узкие треугольники с заостренными концами. Детей у него явно не было. Человеку с детьми совершенно невозможно тратить по утрам уйму времени на возню с бакенбардами. Если это не Назим Икбал, то ему следовало быть именно таким.
Я подошел и встал перед ним, чувствуя себя слегка неловко, поглядывая по сторонам – на потолок, собственные ногти, дверную ручку – и всем своим видом демонстрируя, что вовсе не намекаю, чтобы он побыстрее закончил телефонный разговор.
– Да… Да… Да-а? Ха-ха… Да… Классно. До скорого. Чао. – Парень захлопнул крышку телефона и, улыбаясь, поднес мобильник к лицу наборной панелью в мою сторону, будто рекламировал новую модель по телевизору. – Извини, дружище. День и ночь без выходных звонят со всего света. Ты и есть Пэл, мне правильно кажется?
– Верно. А вы – Назим?
– Круглосуточно и ежемесячно. – Назим пожал мою руку с ураганным энтузиазмом: – Заходи, Пэл, заходи, дружище.
– Насчет… Я пока еще не на сто процентов в курсе нового строительства.
– Не напрягайся. Напрягаться совершенно не стоит. Садись и сиди со скучающим видом – говорить буду я, хорошо? Здесь – одна видимость. Проводим совещания, чтобы люди потом не говорили, что с ними не советовались. На самом деле спектаклем заправляем ты да я, согласен? Назим сейчас поворожит, и мы сможем спокойно работать, чтобы никто не стоял за спиной.
– Как скажете. – Я был искренне благодарен за возможность отключить мозги и не думать.
– Отлично. Значит, заметано!
Мы вошли в зал. Назим всех обласкал взглядом, кому улыбнулся, кому подмигнул, кому помахал. Он напоминал кандидата в президенты США, явившегося толкать речь на встрече с потенциальными спонсорами, или владельца казино в Лас-Вегасе – «Эй, Джо! Принеси моему другу Ральфу выпить чего пожелает, все – за счет заведения». Назим сел во главе стола. Предложил ли он мне сесть рядом или усадил силком, я так и не успел понять.
– Отлично! Все в сборе?
– Аманда не смогла прийти, – ответила женщина в просторном цветастом платье. – Опять у нее лодыжки.
Лицо Назима немедленно исказилось печалью и озабоченностью:
– Какая жалость. Передайте ей от меня большой привет.
И лицо тут же разгладилось.
– Сегодня утром я говорил с Роуз Варчовски, – начал он, – она просила извинить ее отсутствие, после обеда у нее важная встреча в Кембридже. Но зато с нами Пэл Далтон, – Назим сделал жест в мою сторону, словно говоря: «Вуа-ля!» – Пэл – новый мукзэпой учебного центра.
На противоположном конце стола другая женщина в еще одном просторном цветастом платье нацелила на меня ухо.
– Вы сказали Мел?
– Нет, Пэ – Пэл, – поправил я.
– Пэл? Редкое имя.
– Неужели? Наверное, так и есть, если подумать. Но раньше мне никто этого не говорил.
Назим перебил меня, ему, видимо, не терпелось приступить к делу:
– Это я виноват, невнятно произнес. Теперь все слышат нормально? Все? Друзилла? (Присутствующие закивали.) Отлично. Сегодня – очень короткое последнее совещание. Я пришел доложить, что все путем, работы вот-вот начнутся. Пожелания заинтересованных лиц учтены, наши предложения, видимо, устроили всех и каждого…
– Простите, Назим, но, по-моему, я не видел ваших предложений. Когда их рассылали? – нервной скороговоркой выпалил болезненно худой мужчина средних лет в толстых очках с черной оправой.
– Их разместили в интрасети несколько недель назад, Дональд.
– Ах, вот как. Адрес не назовете?
– Наизусть не помню, Дональд, извините. Но вы сможете найти их через меню верхнего уровня – Факультеты, Собственность, Капитальное строительство, Текущее, Консультации, Документация, Факультеты, Учебная часть, Консультации, Текущее, Капитальное строительство, Учебный центр и… так далее.
– А-а. Спасибо.
– Всегда пожалуйста. Итак, консультации с заинтересованными лицами закончены. Я получил отчеты обеих целевых групп, всех шести оперативных групп и восемнадцати из девятнадцати отчетных групп.
– Какая отчетная группа не отчиталась? – опять подал голос Дональд.
– Ковролиновая. Это, конечно, настораживает, но, к счастью, мы можем начинать строительство, не дожидаясь их выводов.
– А как же отчетная группа вывесок?
Во мне зрела уверенность, что весь смысл жизни Дональда сводился к совещаниям.
– Они представили свой отчет несколько месяцев назад, Дональд.
– Я полагал, что отчиталась отчетная группа табличек?
– Прошу прощения, это я вас запутал. Отчетная группа табличек представила отчет в прошлом месяце по
табличкам,которые понадобятся в новом корпусе. Они бы не смогли этого сделать, если бы отчетная группа по вывескам не разработала четкие директивы по
вывескам.Теперь оба отчета поступили, отставание ликвидировано.
– А отчеты разослали?
– Они есть в интрасети.
Высший пилотаж! Я начал жалеть, что не захватил бумагу и карандаш, чтобы законспектировать методы Назима.
– Прекрасно, – продолжал он. – Как я уже сказал, докладывать особенно нечего. Остается только сделать так, чтобы подрядчики четко выполнили данные им инструкции, а я
уверен,что они выполнят… – Назим помахал руками в воздухе, выпучив глаза, зал залился веселым смехом, очевидно узнав знакомого персонажа. – Спасибо всем за великолепную работу ради общего блага. Без вашего опыта, преданности делу и – можете смеяться, но я все равно скажу – вашей дружеской поддержки я, наверное, возглавлял бы сейчас совершенно не тот проект. Успех, свидетелями которого мы с вами стали, – плод ваших усилий, каждого из вас. От себя лично позвольте сказать, что я горжусь, просто горжусь тем, сколь неутомимы мои коллеги в стремлении превратить наш УСВА в региональный университет наивысшего качества. Спасибо. Спа-а-асибо.
Назим закрыл глаза, глубоко вздохнул и взметнул руки в воздух.
– Хорошо! Замечательно! Понимаю, вы все страшно заняты, поэтому не буду донимать вас своей болтовней и отпускаю к делам насущным. Если что-либо понадобится, вы знаете, как со мной связаться. Еще раз спасибо, будьте здоровы. До свиданья.
Каким-то образом Назим оказался уже за дверью. Он встал с кресла, просочился через зал, словно жидкость, и пропал, будто не в двери вышел, но испарился. На секунду я просто обомлел, потом спохватился и ринулся следом.
Назим стоял рядом с туалетами для персонала. Он кивком указал на них и исчез внутри. Полсекунды спустя люди потянулись из конференц-зала, болтая на ходу и поглядывая на меня, замершего посреди коридора.
Я улыбался в ответ.
– Зайду-ка в туалет, – объявил я. Получилось в восемь раз громче, чем хотелось бы.
Все замолчали и уставились на меня.
Махнув рукой в сторону туалетов, я щелкнул зубами. Момент, чтобы незаметно нырнуть за дверь с надписью «М», был выбран, что называется, не самый подходящий.
– Вроде неплохо получилось, – произнес Назим, как только я вошел. Он стоял у писсуара и бормотал, глядя вниз, но я догадался, что он говорит о совещании.
– Да, – откликнулся я. – Я говорил с подрядчиками, они сказали, что все готово и скоро начнут.
– Так и сказали? Черт. Ну, ничего. Хорошо поработал, дружище.
– Я думал, вы в курсе, что скоро начнется. Судя по вашему выступлению…
Назим рассмеялся и стряхнул каплю с члена («А не всегда ли он так радостно смеется, отряхиваясь в сортире?» – мелькнула неприятная мысль).
– Нет. Я не говорил с подрядчиками целую вечность. Я это на ходу придумал. Если завязнуть в мелочевке, ничего не успеешь сделать. Как бы то ни было, дружище, теперь твой ход. Я и во сне не стал бы совать нос в твои дела. Моя обязанность – обеспечить паблисити, но в серьезных делах главный – ты.
– Какое паблисити?
– Ну, какое? Обычное. Захватывающие дух статьи в университетской газете, картинки для прессы, иногда небольшие врезки в местных новостях, когда что-нибудь придет в голову, – стандартная рутина.
– Ясно. Да, конечно. Э-э…
– Что? Что тебя тревожит, дружище?
– Ну…
У Назима зазвонил мобильник Быстрое арпеджио (звонок имитировал какую-то танцевальную мелодию) резануло по нервам в замкнутом пространстве туалета, гулкое эхо отскочило от кафельных стен. Назим глянул на телефон, удивленно фыркнул и, нажав пару кнопок, выключил звук.
