Моя подруга всегда против

 
      – Пэл, тебя ведь только-только повысили в должности, – сказала Урсула, когда я вошел в дверь в новой куртке. – Почему ты вдруг решил переквалифицироваться в рэперы? Джонатан! Питер! Идите сюда, посмотрите, папа надел на себя надувную лодку!
      Дети выскочили из столовой и замерли, с любопытством и замешательством разглядывая меня.
      – А что у тебя в пакете? – прищурилась Урсула.
      – Ничего.
      – Почему ты надел лодку? – спросил Питер.
      – Ох, Питер, это не настоящая лодка, просто дурацкая куртка, – вздохнул Джонатан.
      – Захотел и купил, чего такого? Я не поклонник расхожей моды, просто купил практичную вещь. Зачем поднимать столько шума?
      – Что значит «практичная»? – спросил Джонатан.
      – Это значит, что вещь не для красоты, а для пользы, – ответила Урсула. – И соображение пользы перевешивает все прочие. Пусть у папы глупый вид, зато он теперь непотопляем.
      Махнув рукой, я направился к лестнице.
      – Папа, почему ты надел лодку? – повторил вопрос Питер.
      Джонатан снова вздохнул и раздраженно пояснил:
      – Это не лодка, Питер, это – практичная вещь.
      В спальне я снял куртку и запихнул ее под кровать. Вынимать из нее деньги не имело смысла, но вешать ее на плечики в шкаф было опасно, учитывая популярность ограбления со взломом в нашем районе. Стимулятор мышц я тоже сунул под кровать и накрыл старыми журналами.
      Урсула с детьми ели шпецле – швабское лакомство, готовить которое надо так, чтобы по завершении кухня напоминала лабораторию для жутких медицинских экспериментов. Когда я сел за стол, Урсула пододвинула мне письмо:
      – В следующую среду у Джонатана в школе родительское собрание. Не попросишь свою маму присмотреть за детьми?
      – Она не сможет. Помнится, она говорила, что поедет к сестре в Девон.
      – Вот как? Что же делать?
      – Ничего. Можешь остаться дома. Поеду один.
      – Но я тоже хотела съездить.
      – Там не будет ничего важного. Это не специальное мероприятие, обычная рутина. Мне скажут, что все в порядке, и поинтересуются, есть ли у меня вопросы. Я скажу «нет». Всех дел – на десять минут.
      – Зато у меня есть вопросы.
      – Опять потребуешь, чтобы они предъявили учительские дипломы? Это неприлично.
      – В Германии учителя обязаны иметь соответствующее образование, а здесь на работу берут кого попало, лишь бы согласились. Я желаю знать, прошли ли учителя необходимую подготовку.
      – В Германии дети начинают учиться только с шести лет, а у нас с пяти. Возможно, здешних учителей не слишком тщательно готовят, зато у них больше времени, чтобы набраться педагогического опыта непосредственно на рабочем месте. Мы это уже обсуждали.
      – Ты обязан узнать все, что происходит в школе. Когда вернешься, потребую подробного отчета.
      – Не сомневайся, я замучаю миссис Битти вопросами.
      – Миссис Хэмпшир, – поправил Джонатан, не отрываясь от тарелки. – Мою учительницу зовут миссис Хэмпшир.
      – С каких это пор? А что случилось с миссис Битти?
      – Взлетела на воздух.
      – Джонатан, я серьезно спрашиваю.
      – Точно взлетела на воздух, – кивнула Урсула. – У нее в квартире была утечка газа.
      – Во дела!
      – Мой друг Луи сказал, что от нее одни тапочки остались.
      – Понятно. Весьма прискорбно.
      Джонатан пожал плечами, продолжая есть:
      – Всякое бывает.
      – Да, кстати, – вспомнила Урсула, – я позвонила брату. Он постарается взять отпуск, чтобы съездить с нами на лыжный курорт. Побудем сначала пару дней с родителями, потом с ним и Сильке поедем кататься на лыжах.
      – Ладно, как скажешь.
      – Ты ведь тоже сможешь взять отпуск?
      – Думаю, смогу.
      – Вот и хорошо. Потому что мне отпуск нужен позарез. Я тебе рассказывала, что Ванесса опять учудила?
      – Почти целые сутки не рассказывала. Я прямо-таки весь извелся от любопытства.
      – Тогда слушай…
 
      – Док, Простак, Чихун, Тихоня, Соня, Весельчак и Ворчун. – Я водрузил гамбургер на стол и протиснулся между столом и стулом на свое место. – Если бы вы были восьмым гномом, то как бы вас звали?
      – Ру звали бы Дрочун, – хихикнула Трейси. Ру ответил невыразительным эрзац-смешком:
      – Ха… А-ха-ха. Меня бы звали…
      – Лепила? – продолжала Трейси. – Страшила?
      – Привередой, я думаю… Меня часто называют привередливым. Я не обижаюсь, неразвитые люди всегда дают такие клички тем, кто предъявляет к жизни более высокие требования.
      – Точно.
      – Коли речь зашла о высоких жизненных требованиях, скажи на милость, Пэл, чего ради ты вырядился в эту куртку?
      – Гм. Куртка как куртка.
      – Ну нет. Это не просто куртка. Она родом из таких зловещих мест, куда нормальные куртки боятся нос показать. Что это? Может, новая курточная национальность?
      Я долго думал, не рассказать ли Ру и Трейси о триадах. От них я не боялся услышать совет «поступай правильно». Во-первых, они были мои друзья, то есть люди, не способные давать благоразумные советы, во-вторых, даже если бы они такой совет дали, я мог его проигнорировать. С Урсулой так не получится. Наконец скрепя сердце я решил ничего им не говорить. Информация была просто создана для сплетен, никто бы не удержался, чтобы не разболтать. Рассказать друзьям о триадах, а потом потребовать, чтобы молчали, – бесчеловечно и жестоко. Не платить же черной неблагодарностью Ру и Трейси, которые скрасили мне столько обеденных перерывов. Чем меньше людей будет знать о моих делах, тем лучше. Сам я умел хранить тайны и не раскололся бы даже на допросе. То есть я был уверен, что не расколюсь, пока Ру не начал издеваться над моей курткой и я не обнаружил, что мне стоит неимоверных усилий не разболтать историю всему кафе. Наверное, так и прокалывались шпионы в СССР во время холодной войны. Достаточно методично и язвительно осмеивать прикид агента, пока он не огрызнется: «Еще бы мои туфли не смахивали на клоунские, ведь в них тайник с микропленкой».
      – Обычная куртка. Мне нужна была куртка, вот я и купил на распродаже.
      – Она случайно не из парусины, уж больно на парусник похожа? – подначивала Трейси.
      – По вам обоим телевидение плачет. Выпуск вечерних новостей: «Найдены неопознанные тела», примерно в таком духе.
      – Извини, – Трейси не могла унять смех, – мы просто развлекаемся.
      – Что-то многовато развлечений стало в этом мире.
      – Вряд ли. Например, посмотри сюда… – она указала на Ру, – развлечение – это то, чего людям постоянно хочется. Взять хотя бы секс…
      – Браться за секс – самое милое дело.
      – В основе массовой культуры заложена аксиома, что секс – это развлечение. Полная лажа.
      – А я думаю, что секс должен быть развлечением, – убежденно заявила Трейси.
      – А я думаю, – включился Ру, – что секс должен продаваться в автоматах. Если бы я мог сделать так, чтобы секс всегда был развлечением и продавался в автоматах, мне, пожалуй, поручили бы сформировать правительство.
      – Вместе посмеяться в постели – это же здорово и… э-э… ну просто здорово, и все, – добавила Трейси.
      – Мы с Трейси в одной постели. Мы за секс как развлечение.
      – Нет, нет и нет. Секс не должен быть развлечением. Секс может быть разным – будоражащим, романтическим, жутким, бездумным, грязным, опасным, неистовым, запретным, извращенным, – но если он для вас всего лишь развлечение, вы на ложном пути.
      – Что-что я…
      – Помолчи, Трейси. Секс и смех несовместимы. Сексу все нипочем – чувство вины, суровый призрак неизбежной смерти, посторонний шум, неподходящие погодные условия, захламленный салон автомобиля. Мощные дозы алкоголя и наркотиков, совершенно лишающие человека способности выполнять элементарные осмысленные действия, не только не препятствуют сексу, но даже бесконечно увеличивают его вероятность. Единственное, что разит секс наповал, – смех. Теперь все на свете пытаются превратить в развлечение – «учитесь с удовольствием», «соблюдайте диету с радостью», «наслаждайтесь банковскими операциями». А вот хрен вам. В мире мало веселого. На восемьдесят процентов он состоит из убожества, страданий, несправедливости и гнетущей экзистенциальной серости. Еще на семнадцать – из откровенной удушающей скуки. Остаются несколько минут веселья в неделю, точка. Мое скромное пожелание: лучше не смешивайте эти веселые минуты с сексом, иначе хиханьки да хаханьки погасят эротический запал. Если вам нужен головокружительный водоворот страсти, пыл, безумие и экстаз – займитесь сексом, если хотите развлечься – сыграйте в карты, что ли.
      Повисла длинная пауза. Друзья молчали, уставившись на меня. Потом Трейси, чуть подавшись вперед, сказала:
      – У тебя салат застрял между зубов… Ага, вот здесь.
 
      К монитору моего компьютера прикрепили записку: «Тебя искали китайцы». Похоже, почерк Уэйна, но я бы не поручился. Мне редко приходилось видеть, чтобы Уэйн, Радж или Брайан писали от руки, обычно они предпочитали клавиатуру компьютера.
      – Давно она здесь? – спросил я, нервно переводя взгляд с Дэвида на Полин.
      – Один из ваших… сотрудниковоставил ее, уходя на обед, – обронил Дэвид.
      Я взбежал на верхний этаж со всей прытью, на которую был способен. Уэйна на месте не оказалось, Радж и Брайан, очевидно, играли друг против друга за компьютерами, потому что Брайан захихикал в тот самый момент, когда Радж застонал. Наверное, увидел на экране собственный обезглавленный труп и сообщение от Брайана «Сгинь, падла!». Заметив меня, они синхронно нажали по клавише и на экранах их компьютеров мгновенно открылись таблицы «эксель».
      – Ой, привет, Пэл, – пробормотал Радж.
      Я потряс рукой, давая понять, что хочу сказать нечто важное, но не могу отдышаться. Восполнив запасы кислорода, я начал:
      – В-ввы-ы-х…
      Рано, видимо, начал. Предательское дыхание опять меня подвело.
      – Чего? – спросил Радж.
      Я еще раз тряхнул рукой, потом достал из кармана записку и подал ему.
      – А-а, да. Какие-то китайцы хотели тебя видеть, – кивнул он.
      Я изобразил, будто сжимаю Раджу горло и откручиваю голову, что должно было означать: «Сам знаю, козел».
      – Погоди-ка… – Радж встал и выглянул в компьютерный зал. – Эти двое еще здесь. – И ткнул пальцем в двух человек, стоявших в дальнем конце компьютерного зала.
      Я показал ему большой палец, что означало «спасибо».
      Согнувшись, я несколько раз глубоко втянул воздух. Полдюжины вдохов-выдохов вернули мне дар членораздельной речи, после чего я выпрямился и направился к визитерам.
      – Здравствуйте, – раздался голос Бернарда.
      Неожиданно столкнувшись с Бернардом, я непроизвольно зарычал. Бернард отскочил назад и наступил на сумочку студентки, ожидавшей своей очереди пользоваться компьютером.
      – Эй! – возмутилась студентка.
      – О, не-е-ыт. Прошу прощения. Я ничего не сломал?
      Студентка вытащила из сумочки горсть раскрошенной пластмассы с болтающейся батарейкой.
      – Сирену раздавил, урод. Как я теперь буду хулиганов распугивать? Нет, вы только посмотрите. Надо же быть таким придурком! Знаете, как это называется? Угроза здоровью, вызванная халатностью. Ты подвергаешь меня повышенному риску нападения. Да я тебя, блин, насмерть засужу. Ей-богу.
      Студентка была явно с юрфака.
      – Ох, не-е-ыт. Мне ужасно жаль. Радж! Радж! Принесите девушке запасную сирену со склада. И как можно быстрее. Спасибо.
      На складе хранился запас сирен для каждого сотрудника, уж такой это был университет.
      – Пусть, блин, две принесет.
      – Радж! Принесите две сирены… Мне действительно очень-очень жаль.
      – Ладно, проехали.
      Пятясь, Бернард рассыпался в извинениях, а потом обратился ко мне:
      – Итак, Пэл, здравствуйте. Э-э… у вас новая куртка?
      – Да.
      – Вы мерзнете?
      – Нет.
      – Хорошо. Но такие куртки вообще-то положено оставлять в гардеробе.
      – Послушайте, мне очень жаль, но я страшно занят, Бернард. У меня срочная встреча.
      – Ничего. Все нормально. Я лишь хотел поговорить о Дне рационализатора. Спросить, какой план вы составили, и так далее.
      – А-а. Как я уже говорил, у меня все схвачено. Можете не волноваться.
      – Знаю. Просто я хотел обговорить план по пунктам.
      – Боюсь, прямо сейчас у меня абсолютно нет времени.
      – Конечно, конечно, какие проблемы. Не заглянете ли потом ко мне в кабинет?
      – Да, разумеется. Когда вам будет угодно. Но сейчас не могу…
      – Понимаю – нет покоя грешникам, ха-ха.
      – Ха-ха. Мне пора.
      – Хорошо, хорошо, идите. Увидимся позже.
      – Да, позже мы обязательно поболтаем.
      Бернард сунул руки в карманы и развернулся к выходу на лестницу, плавно переставив прямую ногу, будто ножку циркуля. Нацепив улыбку, я подскочил к китайцам.
      Они тихо переговаривались.
      – Привет, я Пэл, здешний мукзэпой. Вы, кажется, меня искали?
      – Ты – босс? – с серьезным видом спросил меня тот, что стоял ближе.
      – Да, я руковожу компьютерной группой.
      – Нам нужна эта, – китаец ткнул меня в грудь, – ты – помогать?
      Я похлопал по карману:
      – Кажется, у меня есть то, что вам нужно. Я… – До меня вдруг дошло, что нас окружали люди. – Или нам лучше обсуждать дела в туалете?
      По выражению лица можно много чего понять. Глядя на их реакцию, я вдруг сообразил, что они никак не могут быть людьми из триады. В мгновение ока я напустил на себя строгий вид:
      – Потому что, если у вас дело такого рода, меня оно не интересует. Университет старается покончить с практикой обсуждения делишек в туалетах, для дискуссий у нас имеются конференц-залы. А туалеты предназначены для… короче, вы сами знаете для чего. Так что вы хотели узнать? Поясните подробнее.
      – Мы не хотеть ходить с тобой в туалет, – сказал тот, что стоял дальше. Его приятель истово закивал.
      – Вот и хорошо. Я должен был убедиться, понимаете?
      Китайцы опять закивали.
      – Теперь, когда мы разобрались, чем я могу вам помочь?
      – Мы – студент. Нам нужна эта. Эта, кто печатать по-китайски на компьютере. Она есть?
      – Нет, такая услуга, если не ошибаюсь, предоставляется на факультете иностранных языков. В их компьютерном зале текст можно набирать китайскими иероглифами. Знаете, где находится лингвистический компьютерный зал?
      – Да.
      – Отлично. Что еще?
      – Ничего. Спасибо.
      – Не стоит благодарности.
      Вернувшись в офис компьютерной группы, я зашел в кладовку и прикрыл за собой дверь. Обхватил голову руками и взвыл:
      – А-а-э-э-и-и-и…

А не поручить ли в следующем году это дело Дэвиду?

      Оставаться на работе не было никаких сил, и я сказал Раджу и Брайану, что беру отгул.
      – В следующий раз, когда Уэйн будет писать мне записку, напомните ему, чтобы писал «китайские студенты», а не «китайцы».
      – А какие тут еще могут быть китайцы кроме студентов? – удивленно спросил Брайан.
      – Да какие угодно. Могут быть… короче, всякие разные. Университет работает не только для студентов, вы же знаете.
      Дома меня встретила неестественная тишина. Когда Урсулы с детьми нет дома, он становится иным, незнакомым местом, притихшим и безжизненным. Даже дребезжание чайника, в котором я кипятил воду для чая, звучало в окружающей пустоте чересчур громко.
      С чашкой чая я поднялся наверх и уселся на кровати. В тридцатый раз достал из кармана конверты и пересчитал деньги. В размеренном перебирании банкнот было что-то сюрреалистическое. Деньги на глазах теряли свою ценность. Так бывает, если повторять какое-нибудь слово снова и снова, пока оно не станет смешным и бессмысленным. В голове мелькнула шальная мысль – если потеряю деньги, просто скажу их хозяевам: «Чего вы волнуетесь? Ведь это обычная бумага, разве не правда? По сути говоря, в чем заключалась их ценность?» Мысль, однако, сменилась живой картинкой: меня расстреливают из автоматов в глухом лесу.
      Убедившись, что ни одна из банкнот не улизнула, я вернул конверты в карманы и положил куртку под кровать. Для верности задвинул ее подальше, и тут моя рука наткнулась на стимулятор мышц. На крышке коробки был изображен мускулистый красавец, каких можно видеть на соревнованиях по олимпийскому десятиборью или выставках гомосексуальной эротики. Электроды были прикреплены к его подозрительно лоснящемуся телу, пальцы покоились на кнопках управления, атлет улыбался, глядя куда-то вдаль – наверное, на свою идеально подтянутую жену. Разумеется, только круглый идиот мог поверить, что мужик накачал себе гору мышц исключительно с помощью стимулятора. Не иначе играет в теннис или что-нибудь еще. Меня это мало волновало – в стриптизе на девичниках я выступать не собирался. С меня хватило бы умеренных, не требующих физических усилий упражнений, избавляющих от живота.
      Я открыл коробку и прочел инструкцию. Она содержала несколько предостережений, которые меня не касались (например: «Избавление от лишнего веса возможно лишь в сочетании с низкокалорийной диетой» – с начала 70-х такие премудрости начали лепить на что угодно), и набор схем, показывающих, куда приставлять электроды, чтобы стимулировать определенные группы мышц. На одной из схем были изображены мышцы ног, и я подумал, нельзя ли насобачиться вместо утомительных, изматывающих прогулок пешком поочередно подавать импульсы то на левую, то на правую ногу. Однако этот проект я отложил на будущее – не будем забегать вперед. Вынул электроды из пластиковых кармашков, разноцветными проводами подсоединил их к блоку управления и включил устройство в розетку. Потом, быстро стянув рубаху, осторожно прикрепил электроды к телу, как было показано на схеме. Первое прикосновение оказалось холоднющим. «Стройная фигура требует жертв», – подумал я. Хотя у мужика на картинке не было живота, его пресс был явно пошире моего пуза. На мужике электроды располагались стройными рядами, на мне – как птичье гнездо, свитое из проводов. Ну да ладно. Инструкция советовала установить время на таймере (я выбрал получасовую «максимально эффективную тренировку») и постепенно прибавлять мощность, «пока не почувствуете покалывание». Инструктаж был, очевидно, рассчитан на тех, у кого куча свободного времени. Не мог же я сидеть и полчаса ждать, пока появится покалывание, поэтому решил взять быка за рога. Включив прибор, я передвинул все регуляторы на восемьдесят процентов мощности.
      – Хх-а! – вырвалось у меня, когда живот внезапно скрутил спазм, какой бывает при сильнейших запорах. Спазм длился несколько секунд и столь же внезапно прекратился, вернув мой живот в прежнее вялое состояние. Короткая передышка, и опять – хх-а!
      Очередность напряжения и расслабления вкупе с ожиданием следующего спазма на некоторое время поглотили мое внимание. Потом интерес к сокращениям мышц брюшного пресса с помощью электричества начал постепенно угасать. Даже без тягомотины физических нагрузок процедура, как и любая тренировка, нагоняла смертную скуку. Ничем другим я заняться не мог, потому что был подключен к сети, даже бродить по дому не мог. Я включил часы-радио, специально настроенные на волну бодрящей поп-радиостанции, лег на спину и стал слушать хит-парад мальчуковых групп, изредка перемежаемый выступлениями девчоночьих групп, предоставив животу трудиться самостоятельно.
      Минут через пятнадцать-двадцать легкое шуршание заставило меня открыть глаза. Уж не взломщик ли опять? Если бы. У кровати стояла Урсула, взирая на меня не просто с тревогой, а с благоговейным ужасом.
      – О боже, у тебя кризис среднего возраста!
      Признаться, я был задет, но совсем не по той причине, о какой вы подумали. Я мог бы с легкостью доказать, что еще слишком молод для кризиса среднего возраста. Более того, по моим понятиям, кризис среднего возраста вызывает чувство, что жизнь утекает сквозь пальцы, ничего еще не достигнуто, а смерть уже нетерпеливо царапается в дверь. Так вот, подобное ощущение мне знакомо с семи лет. У меня иммунитет к кризису среднего возраста, потому что я им заболел еще безусым пацаном.
      – Почему – хх-а! – ты так рано вернулась? Сейчас только – хх-а! – четыре часа.
      – Последний прием отменили, вот я и решила уйти пораньше. Сколько ты этим тут занимаешься? И… что… ты только этим и был занят после обеда?
      – Ой – хх-а! – не надо меня грузить. Я просто подумал – хх-а! – что не помешает поддержать физическую форму.
      – Почему бы тогда не купить велосипед? На велосипеде мигом обретешь форму.
      – Ерунда!
      – Что?
      – Езда – хх-а! – на велосипеде жутко выматывает.
      – Зато велосипед укрепляет сердце и легкие.
      – Фиг… – хх-а! – …ня. Их можно заменить донорскими. Лучше – хх-а! – тренировать те части тела, которые – хх-а! – нельзя пересадить.
      – У тебя точно кризис среднего возраста. Утраченный пресс пытаешься восстановить, самооценка ни к черту, куртец хип-хоповый прикупил… Черт, могу поспорить, что жалобы на маленький член из той же оперы. Ты прицепил этот механизм к своему концу, не иначе?
      – Вовсе – хх-а! – нет. Если уж пользоваться метафорами – хх-а! – то жить с тобой – все равно что прикрепить электроды – хх-а! – к гениталиям.
      – Сколько ты отдал за эту штуку?
      – Какая разница?
      – Сколько?
      – Я – хх-а! – купил ее на свои деньги.
      – Ну скажи сколько.
      – Пят… – хх-а! – …надцать фунтов сорок девять пенсов.
      – Покажи чек.
      – Я его выбросил. Хх-а!
      – Где покупал?
      – Уже не помню.
      – Врешь. Где покупал?
      Стимулятор мышц издал серию писклявых сигналов, сообщая, что закончил месить мой пресс. Я начал отцеплять электроды.
      – Конец тренировки.
      – Оно еще и попискивает – ух ты!
      – То есть на сегодня зарядка закончена. Но чтобы добиться желаемого эффекта, процедуру надо повторять каждый день в течение полутора месяцев.
      – Неужели? – Урсула с деланным восхищением указала на мой живот: – Значит, будет еще лучше?
      Я натянул рубашку.
      – Потребуется время, а ты как хотела? Чудес не бывает. Ну да ладно. Кто поедет к няне за детьми, ты или я?
      – Ловко придумал отвлечь меня, но я не забыла – где купил?
      – Разве я не ответил?
      – Нет.
      – Я ответил – не помню.
      – Послушай, ты, конечно, имеешь полное право отвечать подобным образом, но нельзя же всерьез рассчитывать, что этот номер пройдет.
      – Честное слово, не помню. Я купил его… в Интернете!
      «В Интернете» прозвучало почти как «что, съела!», я чуток перегнул палку. Дабы исправить оплошность, я потер живот, прикидываясь, будто почувствовал фантомные судороги, и повторил более непринужденным тоном:
      – В Интернете.
      – В Интернете?
      – Именно.
      – Где в Интернете?
      – В том-то и дело, что не помню. Там столько похожих адресов, что их просто невозможно запомнить.
      – Хор-р-рошо. Проверю список покупок по кредитной карточке.
      – Я наличными платил. У них не было онлайновой службы заказов, я послал перевод.
      – Ты послал перевод по адресу, который нашел в Интернете?
      – Да.
      – По адресу компании, название которой не можешь вспомнить?
      – Правильно. Так мне ехать за детьми?
      – Если это вранье, ты, конечно, представляешь, что тебя ждет?
      – Зачем мне врать? (Урсула не ответила, лишь посмотрела на меня.) Ладно. Поехал за детьми.
      Няня жила в паре минут езды на машине. Днем она забирала Питера из яслей (куда мы сдавали его на несколько часов), после школы – Джонатана и сидела с ними, пока мы не возвращались с работы. Забрав детей, я не без борьбы пристегнул их к сиденьям. Каждое утро они покидали дом с чистыми мордашками и в приличной одежке, но к ужину неизменно являлись растрепанными, липкими и замызганными. Я уже давно махнул на это рукой, поскольку твердо убежден, что пытаться контролировать поведение детей просто опасно. Попытки – замечу, чисто эгоистические – заставить их вести себя подобающим образом дурно сказываются на психике родителей. Нет уж, куда лучше, если припрут к стенке, сказать, что дети не твои и что тебя всего лишь попросили понянчиться с ними до вечера.
      Я втерся в поток машин, Джонатан и Питер трещали о чем-то своем на заднем сиденье.
      – Чем вы сегодня занимались в школе, Джонатан?
      – Ничем.
      – Да неужто? Опять? Вы что, тему такую проходите – ничегонеделание? А ты чем занимался, Питер?
      – Какал.
      – Вот как? Впечатляет.
      – Мы скоро переедем в новый дом? – спросил Джонатан.
      – Да, скоро. Ждем, пока юристы закончат работу, чтобы можно было переехать.
      – А что юристы делают?
      – В основном ничего не делают. Но за это им приходится платить большие деньги. Наверное, в школе вас учат, как стать юристом.
      – Не хочу быть юристом. Хочу быть джедаем.
      – Совмещать эти две профессии точно не получится.
      – Пап, держи…
      Питер достиг возраста, когда дети любят дарить подарки. Порой он влетал в комнату с криком: «Это тебе», а мне полагалось отвечать: «Прищепка? Ух ты, классно!»
      – Что? – Я протянул руку, держа другую на руле и не отрывая взгляда от дороги.
      Будь за рулем Урсула, она бы уставилась на Питера в зеркало заднего вида, а то и обернулась всем телом. Не исключено даже, что она подперла бы педаль газа палкой и перелезла на заднее сиденье посмотреть, что там ей предлагал Питер.
      – Вот. – Питер положил в мою ладонь некую субстанцию.
      Я плавно переместил руку назад, чтобы взглянуть на «подарок».
      – Фу! Ты где взял эту гадость?
      – В носу.
      Я долго стряхивал козявки с ладони на дорогу. Водитель двигавшейся следом машины, видимо, подумал, что я пытаюсь подать ему знак остановиться, и принялся яростно жестикулировать.
      – Включи радио, – попросил Джонатан.
      Я нажал на кнопку. Какая-то Дебби из Мэнсфилда жаловалась, что мусор не вывозят вовремя.
      – Только не разговоры. Разговоры надоели. Найди музыку.
      Еще один тычок пальцем – и я напарываюсь на канал, передающий классический рок в осовремененном виде. Об этих переделках с придыханием распространяется некий субъект, более всего жаждущий донести до слушателя, как он хорош в постели.
      – Скоро поедем в Германию, Джонатан. На лыжах покатаемся. А ты, Питер, на санках.
      – Я тоже хочу на лыжах.
      – Ты еще мал, Питер.
      – Не мал.
      – Нет, мал, – подхватил Джонатан. – Ты не умеешь на лыжах. Я умею, а ты нет.
      – И я умею.
      – Нет, не умеешь. Я умею, мама умеет, папа немного умеет, а ты не умеешь.
      – Что значит «немного умеет»?
      – Ну, ты же не очень хорошо катаешься, правда?
      – Неправда. Я хорошо катаюсь.
      – Не так хорошо, как мама.
      – У мамы больше опыта. Она выросла в Германии, на лыжах с детства стоит. Когда я был маленький, мне негде было кататься на лыжах.
      – А что ты делал вместо лыж, когда был маленький?
      – На велике гонял, наверное.
      – Мама и на велике умеет.
      – Нет, я на велике езжу лучше мамы.
      – Почему же ты сейчас никогда не ездишь?
      – Времени не хватает.
      – Я тоже умею на велике, – заявил Питер.
      – Не умеешь, – парировал Джонатан.
      – Нет, умею.
      – Только на четырех колесах, это не считается. Ой, слушай, Бритни Спирс поет. Пап, тебе нравится Бритни Спирс?
      – Нет, Джонатан, я презираю и ее саму, и всю ее систему ценностей. Питер, ты действительно умеешь ездить на велосипеде. Скоро мы снимем боковые колеса.
      – Если бы мама ехала на лыжах, а ты – на велосипеде, кто бы победил?
      – Я.
      И пусть никто не говорит, что я не стараюсь служить сыновьям хорошим образцом для подражания.
 
      Все смотрели на меня с омерзением, и я понял – случилось что-то неладное. Обычно меня просто не замечают, но в то утро коллеги вздумали утвердить меня на роль Иуды учебного центра. Я уже собрался мысленно послать их куда подальше и заняться своими делами – ведь библиотекари способны невзлюбить человека по самым неожиданным причинам, а помощники библиотекарей известны как крайне раздерганные личности, чьи поступки не поддаются логике. Кто знает, может, они глядели на меня исподлобья в знак солидарности с бедствующими детьми третьего мира? Но вскоре я подвернулся Бернарду и все прояснилось.
      – Пэл! Вот вы где. – Бернард жестом указал – где.
      – Доброе утро, Бернард.
      – Я уже начал беспокоиться, вы так и не зашли ко мне вчера.
      О боже. Я же обещал зайти к нему после разговора с китайскими студентами, которых я принял за членов триады. Совершенно из головы вылетело. Оставалось чистосердечно признать свою вину.
      – Извините, Бернард. У меня живот схватило.
      – О не-е-ыт. Но теперь прошло?
      – Спасибо, все в порядке. Наверное, это был один из новых вирусов, что вырубают человека на целые сутки.
      – Рад, что вы поправились. Кстати, я хотел обсудить с вами День рационализатора…
      – Как я уже сказал, не беспокойтесь. У меня все продумано.
      – Нет, вы не поняли. Обсудить я хотел вчера, а проводить мероприятие нужно уже сегодня, прямо сейчас.
      – Вот черт!
      – Ведь вы уверяли, что все организовано, не так ли? Я вас не раз спрашивал, и вы говорили…
      – Все готово.
      – Точно?
      – Да, а почему вы сомневаетесь?.. А-а, понял, потому что я сказал «вот черт». Это такой сетевой жаргон. Когда говорят «вот черт» (опасаясь, что восклицание прозвучало с беспросветным унынием, я подкрепил его жестом: оттопырил оба больших пальца), имеется в виду «полный вперед!». – Я снова показал большие пальцы.
      Бернард кивнул. По его лицу было видно, что он искренне старается поверить моим словам.
      – Вот черт! – повторил я для пущей убедительности.
      – Никогда раньше такого не слышал, – признался Бернард.
      – Новая мода.
      – Любопытно.
      Я понял, что он решил рискнуть и принять мои объяснения. На долю секунды меня окатила волна радости, но я тут же вспомнил, что ни черта, то есть ровным счетом ничегошеньки не подготовил ко Дню рационализатора. Мы с Бернардом наслаждались, каждый по-своему, повисшей паузой, за которой должно было последовать объяснение, как вдруг по громкой связи передали: