Дестроер (№75) - Ярость небес

— Ну, я был неправ.

Римо зашел с другой стороны.

— Ты всегда неправ.

Римо понял, что лед вроде бы наконец тронулся.

— Да, я неправ. Это и вправду паровоз, представляешь?

— Я с самого начала об этом знал. И мне все равно, как это называют. Эту вещь использовали по-другому. Жестоко. Нечеловечески.

— Прости... я просто сдуру ляпнул, что ты ошибся. Это было нехорошо с моей стороны.

— Нехорошо, — кивнул Чиун, повернувшись к Римо. — И знаешь почему?

— Потому что это тебя обидело.

— Нет, — покачал головой старый кореец. — Потому что я действительно был неправ.

— Но откуда же ты мог знать...

— И как я объясню это все Императору Смиту?

— Что-нибудь придумаем.

— Знаю как, — неожиданно просияв, Чиун положил руку на плечо Римо. — Я скажу, что виноват во всем ты.

— Не думаю, что Смит этому поверит.

— Я же пообещал Императору, что ни один волос не упадет с голов его подданных — и вот смотри, сколько их лежит на улицах, подобно сломанным куклам...

— Вот если мы доберемся до тех, кто действительно устроил это все, тогда Смит будет доволен.

— Император — может быть, но не я. Я безутешен. Ни один из Мастеров Синанджу ни разу не ошибался за последнюю тысячу лет.

— Да брось, — махнул рукой Римо.

Чиун искоса взглянул на него.

— Ну, может быть, за последнюю сотню лет. — Чиун вздохнул. — Ну, что ты там собирался показать мне?

— ВВС прислали своих людей, чтобы они опознали эту штуковину... КРУ, я имею в виду.

Чиун досадливо поморщился.

— Что ж, лучше поздно...

— И они зачем-то приволокли с собой книжку про паровозы. Я понимаю, что это звучит по-дурацки, но...

— И вовсе нет. Разве я не говорил тебе, что это самое КРУ — всего-навсего паровая машина? И разве сам ты только что не признал, что я прав?

— Да, но почему паровоз?

— В нем-то и ключ к разгадке.

— К разгадке чего?

— Тайны нашего противника. Сдается мне, ему не хватает камней.

— Ты опять говоришь загадками.

— А не хватает потому... потому что их королевство лежит в пустыне. В пустыне! — провозгласил Чиун, решительным жестом одергивая кимоно и направляясь к развалинам. Римо, пожав плечами, последовал за ним.

Офицеры ВВС, как оказалось, тем временем успели прийти к заключению.

— Определенно “Ла Макиниста”, — кивал майор. Римо наконец разобрал на кармане его кителя фамилию — Чикс. Майор Чикс — так, значит, нужно к нему обращаться.

— А как вы узнали? — подивился Римо, сравнивая иллюстрацию в книге с грудой оплавленного металла, высящейся у бетонной стены.

— По колесам... ну, еще по форме пламегасителя, — небрежно отозвался майор, тыча пальцем в картинку. — Готов спорить — когда мы восстановим их форму, они окажутся именно вот такими.

— Ну вы даете, — Римо с уважением покачал головой.

— Конечно, нам придется провести дополнительные тесты, но думаю, наши выводы были правильными... Эй, а вы, собственно говоря, кто такие?

— Кейси Джонс и его друг Чу-Чу Чарли, — Римо сделал элегантный реверанс. — Не возражаете, если я у вас позаимствую?.. — едва заметным движением он вырвал из книги страницу с иллюстрацией и лучезарно улыбнулся майору.

— Да... да она нужна мне, черт вас возьми! Национальная безопасность...

— Рассказывайте! — махнул рукой Римо.

Через секунду оба исчезла, как будто их здесь и не было. Офицеры, кинувшиеся вдогонку, были атакованы за углом разрушенного здания облаком пыли, выбравшись из которого, долго кашляли, отплевывались и протирали глаза. Когда зрение наконец было восстановлено, оно пригодилось им лишь для того, чтобы увидеть далеко внизу странную пару, стремительно двигавшуюся в направлении набережной.

Глава 20

Генерал Мартин С. Лейбер был настойчив.

— Все обстоит не так уж плохо, — уверял он.

Генералу было не по себе от направленных на него в упор взглядов президента и членов Комитета начальников штабов, в полном составе рассевшихся вокруг громадного овального стола в Восточном зале Белого дома. Чуть поодаль восседал в горестной позе глава оборонного ведомства.

Генерал Лейбер водил указкой по двум огромным фотографиям, изображавшим соответственно локомотивы “Биг Бой” и прусский Г-12. Фотографии генералу сделали в частном ателье по пять долларов за штуку; Пентагону он их продал по полторы тысячи долларов за каждую, обозначив в описи как “фототренажеры”.

— Шесть кварталов в самом центре Манхэттена превращены в руины, — жестко произнес президент. — Около тысячи ньюйоркцев оставили этот мир через неделю после того, как я заверил нацию, что опасность миновала. И после этого вы утверждаете, что все обстоит не так плохо?!

— Все зависит от точки зрения, мистер президент, — твердо ответил генерал Лейбер. — Побочные потери — вещь неизбежная.

— Какие потери?!

— Побочные. Или, как выражаются военные специалисты, потери среди гражданского населения.

— Тысяча жизней — это, по-вашему, неизбежно?

— Конечно, каждая смерть — трагедия, — глубокомысленно закивал генерал, — но по сравнению с общей численностью населения США — это капля в море. В автокатастрофах ежемесячно гибнет гораздо больше людей.

Губы президента сжались в тонкую бледную полоску. Он резко обернулся к членам Комитета начальников штабов. Члены Комитета в свою очередь с каменными лицами взирали на президента. Им не хотелось спорить с генералом Лейбером, поскольку с его соображениями они были в общем согласны. Командующий корпусом морской пехоты пожевал губами, словно собираясь что-то сказать, но адмирал Блэкберд больно пнул его под столом в лодыжку.

— Но ведь этот тип — бывший интендант, — прошептал на ухо адмиралу главный морской пехотинец.

— Вы посмотрите на президента. Есть у вас желание доказывать ему что-либо в такой момент?

Взглянув на главу государства, командующий немедленно сник.

— Мне придется все объяснить американскому народу. — Тон президента становился между тем все мрачнее.

— Видите ли, господин президент, — осторожно подал голос адмирал Блэкберд, — мне кажется, объяснять пока ничего не следует.

— Это невозможно.

— Но подумайте о возможных политических последствиях, сэр. И потом — что вы скажете народу?

— Что мы снова были атакованы.

— Межконтинентальным баллистическим паровозом?

Выражение решимости медленно сходило с лица хозяина Овального кабинета.

— К тому же, как только об этом узнают русские — если, конечно, не они заварили все это, — мы окажемся в роли пресловутого бумажного тигра, сэр. Они однозначно воспримут это как проявление слабости — и уж их атака будет наверняка посерьезней.

— Но мне нужно что-то сказать!

— Можно, например, сообщить, что нас локировали, — предложил министр обороны.

— Блокировали?

— Да нет, локировали. От слова “локомотив”.

— Нет, не пойдет, — покачал головой адмирал Блэкберд. — Нужно придумать что-то более убедительное. Взрыв газа или что-нибудь в этом роде. Выбора у нас нет. Нация близка к панике. Неделю назад им сообщили о кризисе.

Теперь... Если только кто-то заподозрит нападение, подумайте, какая поднимется суматоха. Народ, лишенный уверенности в собственной безопасности...

— Все дело в том, — гробовым тоном произнес президент, — что они лишены именно самой безопасности. Какими средствами зашиты располагаем мы против этого... кинетического оружия?

— Наш ядерный арсенал бесполезен: нам неизвестна цель, — принялся рассуждать вслух командующий военно-воздушными силами. — И даже если она была бы известна, ядерный удар по враждебной стране — вопрос скорее политический, нежели военный. Они же не использовали первыми ядерное оружие. Прецедент не из лучших.

— Думаю, этот случай — исключительный, — твердо заявил министр обороны.

— На выборах я обещал народу не применять первым ядерное оружие, — мрачно возразил президент. — И я согласен с вами, генерал. Мы не можем ответить на паровоз ядерной ракетой. — В подтверждение своих слов он тяжело припечатал ладонью столешницу.

Генералу Лейберу наскучило стоять перед гигантскими фотографиями паровозов. Но, успокаивал он себя, нельзя не признать, что все идет в общем сносно. Под него подкопаться не удалось — все шишки падают на министра обороны. Однако сколько это продлится — неизвестно, и генерал Лейбер решился на следующий ход.

— Думаю, выход здесь только один, — произнес он громко. Все, как по команде, умолкли и повернулись в его сторону. — Позвольте мне продолжить поиски хозяев этих пар... э-э... КРУ. Думаю, в скором времени они будут обнаружены.

Некоторое время президент задумчиво молчал. Генерала Лейбера попеременно бросало то в жар, то в холод. Он прекрасно понимал: пока президент хотя бы на малую йоту доверяет ему, он не будет отдан на съедение Комитету.

Наконец глава государства заговорил:

— Скрепя сердце я соглашаюсь с тем, что американский народ не должен терять веру в свое правительство. Потому — продолжайте, генерал Лейбер. Надеюсь лишь на то что вы сможете установить противника до того, как на нас сбросят еще одно... межконтинентальное паровое устройство.

— Есть, господин президент. — Щелкнув каблуками, генерал Лейбер отдал президенту честь, удивляясь сам себе при мысли, что впервые в жизни вкладывает в этот жест всю душу.

— Ага, и лучше сожгите их, — посоветовал президент, глядя, как Лейбер скалывает со стены огромные фотографии. — Из соображений безопасности, конечно.

— Но, господин президент... — Генерал Лейбер сделал скорбное лицо. — Эти снимки обошлись правительству ровно в три тысячи!

* * *

Президент Соединенных Штатов Америки вошел в свой кабинет. На сердце у него лежал камень.

В этом кресле он провел всего неделю — ощущение же было такое, будто прошло как минимум десять лет. Хуже того — когда американский народ поймет, что между ним и неведомой смертью нет ничего, кроме нескольких тысяч миль неба над Атлантикой, к моменту следующего заявления он, возможно, уже не будет президентом Соединенных Штатов...

Выбора не было. Придется все, от начала и до конца, выложить Смиту. Он всеми силами старался избежать этого, но тогда Смиту так и не удастся вычислить неведомого врага. На генерала Лейбера, похоже, надеяться не стоило.

В руке президента сама собой оказалась трубка красного телефона. Нового, кнопочного. Президент поймал себя на мысли, что он уже ощущает этот кусок пластмассы как часть самого себя. Интересно, доходил ли до такого его предшественник...

На пятом гудке доктор Харолд В. Смит взял трубку. Голос его звучал странно — невнятный и какой-то отсутствующий.

— Надеюсь, Смит, у вас есть для меня хоть что-то?

— Пока еще ожидаем результатов, господин президент.

— Тогда у меня есть для вас кое-что новенькое.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Природу КРУ наконец определили.

— Чрезвычайно рад это слышать.

— Это старые паровозы, Смит.

— О, конечно, старые паровозы. — Тон Смита не изменился даже на толику. С таким же успехом президент мог объявить ему, что Америку обстреляли из луков папуасы.

— Первый — американская модель “Биг Бой”, построен в 1941 году. Второй — модель Г-12. Изготовлен в Пруссии. Над третьим сейчас работают специалисты.

— Вас понял, сэр. — Все тот же тон.

— Может быть, у вас есть ко мне вопросы? Или мне повторить что-нибудь?

— Не стоит, сэр. Я прекрасно вас понял. Модели двух паровозов уже определили. Третьего — еще нет. Я сверюсь с данными моего компьютера.

— Удачи вам.

Президент опустил трубку на рычаг. Удивительный все же тип этот Смит. Ничем не проймешь. Другой на его месте хотя бы поинтересовался, почему президент раньше не мог предоставить ему эту информацию.

А вдруг... Президент даже зажмурился. Вдруг этот самый Смит решит, что у президента не все в порядке с душевным здоровьем? Следующий ход легко предсказуем — Смит просто-напросто сместит его, и дело с концом. Задача КЮРЕ — оберегать конституционный строй, а не сумасшедшего хозяина Белого дома.

Если бы только Лейбер... Но нет, на это надеяться нечего.

* * *

В “Фолкрофт” Чиун и Римо ввалились к концу рабочего дня, покрытые пылью и смертельно усталые. Особенно это касалось Римо.

— Смитти, вы не поверите... — начал Римо.

— Не вмешивайся, — заворчал Чиун, — говорить буду я. О Император, я могу все-все объяснить!

— Что именно? — поднял брови Смит.

— Мою ошибку.

— Какой бы она ни была, уверен, что это больше не повторится.

Чиун и Римо переглянулись.

— Смитти, просыпайтесь, просыпайтесь. — Подойдя к столу, Римо потряс шефа за плечо.

— Ч... что? О, Римо. Мастер Чиун... право, и не знал, что вы уже прибыли.

— Однако только что говорили с нами, — хмыкнул Римо.

— О... В самом деле? Как странно! — Смит снова уткнулся в монитор.

Протянув руки через стол, Римо сжал ладонями голову шефа и повернул его лицо в свою сторону.

— Смотрите на меня, Смитти. И проснитесь, черт вас возьми!

— Кричать вовсе не обязательно.

— Вам придется выслушать меня, Смитти.

— К вашим услугам. Случилось что-нибудь?

— Люди из ВВС опознали эти самые устройства.

— Нет, это я их опознал! — вмешался Чиун.

— Ну да, разумеется. То есть в последнем случае Чиун действительно определил, что это за штука, раньше этих умников с “Эндрюса”. Правда, в общих чертах.

— У тебя бы и этого не получилось, — надулся Чиун, в душе радуясь, что Император вроде не собирается расспрашивать его об ошибке.

— У меня — нет. Зато парни из ВВС определили и модель, и год, и все прочее.

— Это детали, — презрительно махнул рукой Чиун.

— Вот как оно выглядело. — Римо протянул через стол страницу, вырванную из паровозного справочника.

Смит некоторое время глядел на рисунок.

— Не валяйте дурака, — произнес он наконец. — Это же... паровая машина.

— Вернее сказать, паровоз. Чудно, а?

— Мне на ум приходит скорее слово “абсурд”. С чего вы, собственно, взяли?..

— Подтверждается данными ВВС.

— Чепуха какая-то. — Смит озабочено сдвинул брови. — Я только что говорил с президентом — он тоже подтвердил, что первые два КРУ удалось опознать. Но про паровозы...

— А конкретнее что он сказал?

— Он сказал... — Смит наморщил лоб. — Одну минутку. — Он потянулся к клавиатуре. Римо вовремя успел схватить его за руку.

— К чему это? — поморщился Смит. — Мне нужно найти все эти...

— Без помощи компьютера вспомнить уже не можете?

— Информации приходит каждый час столько, что многое я просто не запоминаю, — признался Смит.

Вздохнув, Римо кивнул. После бурной атаки на клавиши Смит извлек из необъятных глубин машинной памяти нужный файл.

— Очень странно...

— Что именно?

Подойдя поближе, Римо увидел что. На экране черным по белому значилось, что в двух предыдущих ударах были задействованы прусский локомотив Г-12 и американская модель “Биг Бой”.

— И такое я мог забыть? — Смит недовольно прищурился.

— Спросите лучше, как вы могли запихнуть это к черту на кулички. Эти данные — наша единственная зацепка, вам не кажется?

— Да, верно. Видимо, я настолько увлекся расстановкой файлов, что определил и этот, гм... не совсем туда...

Римо покосился на увешанную елочными шариками башню “Квантума”.

— А почему у нее не спросите?

— А почему не спросите вы? — парировал нежный голос.

— О, Господи. Смитти...

— Э-э... Мисс Кванти, файл триста тридцать четыре содержит данные о так называемых КРУ. Обработайте информацию.

— Все готово, сэр.

— Однако...

— Информация была обработана мною в момент ввода.

— Тогда почему вы мне ничего не сообщили?

— Потому что вы меня ни о чем не спрашивали.

— С каких пор я обязан спрашивать?

— С самого начала, сэр. К сожалению, я не могу читать мысли.

— По-моему, молодожены начинают ссориться, — шепнул Римо, подойдя к Чиуну. Тот согласно кивнул.

— В таком случае прошу вас, — голос Смита напоминал наждак.

— Оба локомотива были недавно перепроданы новому владельцу. Последний пункт отправки — Люксембург. Координаты нового владельца неизвестны.

— Г-м-м... Однако наша задача как раз и состоит в том, чтобы их выяснить. Где именно их перепродавали — это неважно...

— Все операции производились через торгового агента.

— Какого именно?

— Компанию “Дружба интернэшнл”.

— Что мы знаем о ней?

— Компания “Дружба интернэшнл” — транснациональное предприятие, имеющее долю в ста двадцати двух корпорациях, фирмах и акционерных обществах. Текущий капитал — более пятидесяти миллиардов долларов США.

— Имя владельца?

— Не зафиксировано.

— Основных держателей акций?

— Тоже.

— Офисы?

— Центральный офис расположен в Швейцарии, Цюрих, Беггплац, пятьдесят пять. Реально по этому адресу находится пустой склад. Телефонный номер в действительности принадлежит местному отделению банка “Лонжин-Сюис”.

— Вот и зацепка, — присвистнул Римо.

— Отправляйтесь туда немедленно и узнайте, кто приобрел эти паровозы и куда они были оправлены.

— Похоже, на сей раз до кого-то мы доберемся.

— Я буду контролировать ваш маршрут. Передающие устройства с вами?

— Да, — кивнул Римо.

— Да, — повторил Чиун. — У Римо эта вещь до сих пор осталась.

— Прекрасно, — одобрил Смит, снова уткнувшись в экран; на лице его опять появилось отсутствующее выражение.

— Гм... Смитти, если мы вам понадобимся, найдете нас у памятника на горе Рашмор. Тедди Рузвельту не мешает подбрить усы, — ровным тоном произнес Римо.

— Счастливого пути, — глухо проронил Смит.

Римо вздохнул.

— До свидания, машина, — Чиун помахал поблескивающей башне компьютера.

— Всего доброго, Мастер Синанджу. Буду рада вновь с вами увидеться.

— Вот уж радость, — пробурчал Чиун, когда они с Римо оказались за дверью. — Римо, она мне не нравится.

— Она? Ты теперь тоже так ее именуешь?

— Ты же сам только что сказал “ее”.

— Когда вернемся, придется со Смитти серьезно поговорить, — резюмировал Римо.

Глава 21

Анри Ж. Арно был стар. Так стар, что все его друзья — давно или недавно — умерли. У него остались только локомотивы.

Среди них он и брел, мелко тряся острым подбородком, словно жалуясь самому себе на несправедливость жестокой судьбы.

Собственно, с ним самим судьба обошлась не так уж и плохо. Жить ему осталось всего ничего. Желание жить давно в нем угасло. Но паровозы... Анри надеялся, что они переживут его. Времена неумолимо меняются. Сто лет назад локомотив вызывал такое же уважение, как хороший автомобиль. Спустя полвека он будил ностальгические воспоминания. Но сейчас, в эпоху космических кораблей и “Конкордов”, он превратился в никому не нужный утиль.

Так что музей Арно был всего-навсего коллекцией металлолома. Все меньше людей с каждым годом приходило сюда. А последний экскурсовод уволился еще в семидесятом. Теперь Анри работал за всех — за экскурсовода, кассира, а зачастую — и сторожа.

И посетителя тоже.

Поглаживая сияющие бока четырехцилиндрового “Де Гленна” двадцать девятого года, Анри Арно вновь задумался о том, как причудливо распорядилась жизнь его состоянием.

Он без потерь пережил Депрессию и вторжение немцев, и самые неожиданные биржевые коллизии не смогли сколько-нибудь расшатать благополучие его семьи. Именно деньги семьи Арно и позволили Анри собрать его коллекцию: кое-что он покупал у разорившихся железнодорожных компаний, кое-что просто отыскивал на заводах, перерабатывавших металлолом. Его гордостью был “Пари-Орлеан” 1876 года. Это была единственная в мире сохравившаяся модель. Сокровищем был и “Авенир” восемьсот шестьдесят восьмого. Его он купил в сорок восьмом году. Целое крыло было отдано под американские модели — их он особенно любил за плавность линий и мощь.

Великолепное собрание, вполне способное конкурировать со многими музеями на континенте. Теперь его ждала незавидная судьба старой свалки.

Анри тихо вздохнул, в очередной раз пожалев, что не в его власти повернуть время назад. Ненадолго, на недельку. Чтобы в последний раз насладиться своей коллекцией. Последний солнечный уик-энд, чтобы в музее было полно туристов. Даже придурковатые американцы были бы желанными гостями в тот день. Но всю прошлую неделю шел дождь, и никто не постучался в ворота его музея. Тогда Анри еще надеялся, что выдастся все же в его жизни солнечный выходной...

В его жизни — может быть. Но не в жизни его музея.

Все его надежды были разрушены одним телефонным звонком.

— Ах, mon ami, весьма рад приветствовать вас, — оживился Анри, услышав в трубке знакомый голос.

Этого молодого человека с мягким голосом и поистине феноменальными возможностями Анри никогда не видел, но клиентом компании “Дружба интернэшнл”, в которой работал обладатель мягкого голоса, был уже много лет. Поэтому звонок молодого человека сильно поднял настроение Анри, несмотря на темные тучи в окне, низко нависшие над Пиренеями.

— У меня неважные новости, — прожурчал мягкий голос.

— Надеюсь, у вас все живы? — обеспокоился Анри.

— О, да, — уверил его собеседник. — Но мне чрезвычайно неприятно сообщать вам, что вы, пардон, обанкротились.

Анри сжал телефонную трубку.

— К-как это? — прохрипел он.

— Непредвиденные обстоятельства. Предприятия, в которые были вложены ваши бумаги, пошли с молотка. Сейчас, пока мы разговариваем с вами, распродают последние.

— Это... это просто ужасно. Я никак не ожидал...

— Мне очень жаль, — погрустнел мягкий голос. — Я сам, знаете, на этом крупно погорел.

— О-о... искренне вам сочувствую.

Анри действительно было жаль его. Ему что — он уже старик, а молодому человеку, судя по голосу, лет тридцать пять, не больше. Вся жизнь впереди — и вдруг такая история...

— Благодарю вас, — мягко ответил голос. — Ничего. Как-нибудь выкручусь.

— Надеюсь, что и я...

— Вам это будет несколько сложнее, — посуровел мягкий голос. — За вами числится долг. Семь миллионов франков.

— Долг?!

— Увидите сами — я пришлю вам счета. Но, по моим подсчетам, единственный шанс выкрутиться — ликвидировать ваш музей.

— Надеюсь, после продажи я смогу получить там место экскурсовода, — ответил Анри с достоинством. — Это все, о чем я осмеливаюсь вас просить.

— Я не сказал — продать музей. Я сказал — ликвидировать. Их придется продавать поодиночке, мсье Арно.

— Поодиночке?! Но это все, что у меня осталось! Я...

— Мне очень жаль, дорогой Арно. Но ваш почтенный возраст делает необходимым немедленное решение. Надень, что вы поймете всю необходимость этой вынужденной меры. Другое занятие вы наверняка сможете подыскать.

По натуре Анри Арно был человек упрямый, но в здравом смысле ему никто никогда не мог отказать. Не выпуская из рук трубки, он гордо выпрямился, хотя был совершенно один в своей уютной гостиной.

— Вы... отдадите их в хорошие руки? — тихо спросил он.

— В самые лучшие, — заверил мягкий голос. — Я знаю несколько состоятельных коллекционеров — таких же одержимых, как вы в молодости. Так что это не будет в полном смысле ликвидацией. Если угодно, это — ваш подарок потомкам.

— Похоже, у меня нет выбора, — дрогнувшим голосом после долгой паузы произнес Анри.

— Иначе говоря, вы высылаете мне доверенность?

— Да. А сейчас... простите, я нехорошо себя чувствую...

— В таком случае не смею задерживать вас. Всегда к вашим услугам.

Это случилось всего несколько дней назад. Но с тех пор он потерял сон, и старость, о которой благодаря работе он долгое время успешно забывал, взяла его костлявой рукой за горло.

Через час прибудет колонна огромных грузовиков. Его паровозы — его детей — погрузят и отвезут в Марсель, в порт, откуда они разъедутся поодиночке в неведомые страны. Куда — Анри не спросил ни разу. Об этом ему не хотелось знать.

Низко опустив седую голову, он в последний раз вошел в кабину “Де Гленна” и, взявшись за деревянную рукоять рычага, выглянул в окно. Память сразу унесла его в старые добрые времена, и обрезок рельсов под колесами “Де Гленна” превратился в стальные пути линии Париж — Лион, грузовики впереди — в величественное здание вокзала, а из трубы будто снова вырвался веселый дымок безвозвратно ушедших дней его молодости...

Ветерок с востока, ворвавшись в кабину, взъерошил седые волосы Анри.

* * *

Хищная улыбка не сходила с лица полковника Интифады, жадно просматривавшего первые полосы газет. Заголовки кричали: “Бойня в Нью-Йорке!”

— Вот. Об этом я и мечтал, — приговаривал он, похлопывая газетой по столешнице из черного дерева.

Петр Колдунов молчал. Думать о тысяче невинно погибших душ становилось все труднее. Не думать о них он не мог. Жертв могло быть больше, гораздо больше, но он сумел дотянуть до субботы, когда в офисах разрушенных зданий было гораздо меньше народа, чем в будние дни.

— Иными словами, товарищ полковник удовлетворен работой ускорителя? — с оттенком сарказма в голосе спросил Колдунов.

— Разумеется! Конечно, я бы с большим удовольствием не оставил камня на камне от Белого дома, но это, в общем, тоже сойдет.

— В таком случае, если ваша цель уже достигнута, мы можем начать постепенный демонтаж установки?

— Демонтаж?! Я сказал, что доволен, но не говорил, что прекращаю испытания! Мы нанесли первый серьезный удар. В последующие несколько недель их мощь будет увеличена!

Подавив гримасу, Колдунов хотел было что-то сказать, но в этот момент на столе полковника зазвонил телефон.

— Кто там, чтоб вас?! Я же велел не беспокоить меня... О, разумеется, разумеется. Всегда. Немедленно соединяйте.

К удивлению Колдунова, хищное выражение исчезло с лица полковника Интифады, уступив место чему-то напоминавшему умиление. На губах вождя лобинийской революции появилась довольная улыбка. Колдунов заподозрил было, что полковник ожидает звонка любовницы, но, припомнив оперативную информацию, отмел эту догадку. По данным КГБ, в приступах любовной горячки полковник Интифада отправлялся в пустыню, где ловил и насиловал диких коз. Это было, очевидно, наследственное: отец полковника был пастухом-бедуином. Кроме того, полковник именовал собеседника просто “друг”.

— Отлично, друг мой. Сколько, вы говорите? О, разумеется. Что?! Но это же гораздо больше того, что вы запрашивали. Мне наплевать, музейные это экспонаты или... Я не собиратель древностей! Да, я понимаю, трудности есть. Но мое условие — чтобы о заказчике никто не знал. Говорите, можете доставить еще? Отлично, трех пока будет достаточно. Да, я заплачу на ваших условиях, но только потому, что меня поджимает время. Да, благодарю вас. На ваш счет — и немедленно, как договорились.

Когда полковник Интифада повесил трубку, на его лице не осталось и следа прежнего умиления.

— Нам доставлены еще три... орудия мести. Они прибудут в столицу сегодня днем.

Колдунов кивнул.

— Но на подготовку ускорителя потребуется время.

— Я терпелив.

“С каких это пор?” — вертелось на языке у Колдунова, но, сочтя за лучшее сдержать шпильку, вслух он сказал:

— Я уже несколько дней не могу связаться с начальством. Мне необходимо сделать это сейчас.

— Это невозможно, — отрезал полковник. — При последнем запуске была прервана подача энергии на международную линию в нашей столице.

— Но вы только что пользовались ею.

— Я сам сказал вам об этом? — полковник Интифада холодно взглянул на ученого.

— Нет, но я слышал, что вы договаривались о поставках паровозов из-за рубежа.

— Хм... Когда линию починят, можете звонить сколько вам заблагорассудится.

Ах ты ублюдок, — устало подумал Колдунов. Но спорить сил уже не было.

В этот момент вошедший курьер с поклоном потянул полковнику очередную газету.

Взглянув на нее, полковник Интифада неожиданно затрясся от гнева. На щелчок пальцами в кабинет вбежали двое в зеленых мундирах.

Полковник указал на перепуганного курьера.

— Немедленно прикончить его!

Отчаянно упиравшегося курьера выволокли за дверь. Хлопнул выстрел, чавкнули двери лифта. Колдунов понял, что личный мусоропровод полковника только что принял очередную жертву.

— Вы видели?! — грохотал полковник. — Эти мерзавцы в Америке утверждают, что на Манхэттене случилась утечка газа! И только из-за этого там произошел взрыв!

— Им же нужно успокоить народ. Вот они и сочинили эту историю.

— Но мне нужно, чтобы мир знал — это был акт возмездия!

— Вы же не можете утверждать такое всерьез. — Колдунов пожал плечами. — Если только американцы узнают, кто именно пытался отомстить им подобным образом, Лобиния будет немедленно стерта с лица земли.

— Тогда они должны подозревать! Предполагать! Догадываться! Вспомнить бомбежку Даполи, шайтан их забери! Я не собираюсь предоставлять им улики! Я только хочу, чтобы их толстобрюхие лидеры ворочались по ночам от стыда и страха!

— Но лидеры, отдавшие приказ о бомбежке Даполи, уже давно ушли со своих постов.

— Мне наплевать! — заорал полковник. — Немедленно снаряжайте орудие! Оно должно быть готово, как только пар... орудия возмездия прибудут сюда! Мой гнев обрушится на Америку с такой силой, что им останется только молиться своему Богу и просить о помиловании!

— Есть, товарищ полковник, — устало ответил Колдунов.

Выходя из кабинета полковника, он думал только об одном: наверняка есть какой-то способ укротить этого маньяка. Еще несколько запусков — и американцы ответят, но Лобинию они будут рассматривать в качестве мишени в последнюю очередь.

А первый их удар будет по матушке-России.

Когда за Колдуновым закрылась зеленая дверь, полковник Интифада снова поднял трубку телефона. Набрав номер своего загадочного друга, он уверил его, что за ценой он отныне стоять не намерен. Он купит любой паровоз — будь то музейный экспонат или куча металлолома.