Дестроер (№105) - Опаленная земля

— Это точно.

— Пока он не сказал ничего, что нельзя было бы найти в пособии по астрономии.

И тут доктор Паган наконец произнес то, что стало гвоздем вечерних новостей:

— Разумеется, в данном случае нельзя целиком исключить версии о могущественных пришельцах из космоса. Особенно теперь, когда нам известно, что телескоп «Хаббл» каждую неделю открывает все новые и новые планеты. Известно ли вам, что огненные метеориты с Марса уже много десятилетий атакуют Землю, увлекаемые в нашу сторону загадочной силой? В тысяча девятьсот одиннадцатом году один из таких метеоритов упал в Египте, убив при этом собаку. Вдумайтесь, какая ирония заложена в том факте, что Марс — если это действительно так — нанес удар по тому месту Земли, которое должно было стать плацдармом для завоевания человеком Красной планеты! Ведь после этого случая самый смысл термина «упреждающий удар» приобретает новый смысл.

Паган задумчиво затянулся от незажженной трубки и добавил:

— Я все же лелею надежду, что «Биобаббл», невзирая на его непростое прошлое, будет воссоздан как предтеча первой базы, которую человек построит на Красной планете.

На этом все кончилось. Пресса принялась разбирать оборудование и укладывать камеры. Вертолеты приземлились, повинуясь командам, полученным по рациям, и после непродолжительной погрузки вновь поднялись в воздух, похожие на саранчу.

Доктор Паган, как и пресса, внезапно утратив всякий интерес к «Биобабблу», вскочил в свой «Сатурн» и укатил.

— Невероятно! — воскликнул Булла.

— Что?

— Никому нет дела.

Том Палс оглянулся на остекленевший могильник «Биобаббла» и лаконично подытожил:

— Не хватает трупов.

— Что-что?

— Трупов. Если бы из стекла торчали трупы, пресса кормилась бы здесь до первого апреля.

Булла пожал плечами:

— Только трупов мне и не хватало. Единственное, о чем я мечтаю, так это о том, чтобы пресса оставила меня в покое.

— Вам осталось разобраться с федералами. А они вряд ли клюнут на историю с молнией.

— В гробу я их видел.

Том Палс почесал затылок и сдвинул набок свой стетсон.

— Вы, разумеется, вольны относиться к ним как вам угодно. Однако история учит нас, что с федеральным правительством шутки плохи. Я бы на вашем месте готовился к худшему.

Вдруг Амос Булла почувствовал, как кто-то сзади похлопал его по плечу. Вслед за этим холодный, безучастный голос, от которого мороз по коже подирал, шепнул ему на ухо:

— Римо Кобялко, Агентство по охране окружающей среды.

— Откуда вы взялись? — пробормотал Булла, испуганно оборачиваясь.

— От налогоплательщиков. У них есть кое-какие вопросы, на которые им хотелось бы получить ответы.

— Жаль, вы не застали доктора Космо Пагана — он только что уехал, — сказал Булла, решив полностью сменить тактику. — Он утверждает, что это пришельцы.

— И вы в это верите? — спросил Римо Кобялко, который, в своей белой спортивной рубашке с короткими рукавами и бежевых слаксах, был так же похож на эксперта-эколога, как Том Палс, в стетсоне и сапогах, — на научного консультанта по землетрясениям, вулканам и прочим природным катаклизмам.

— Я всего лишь специалист в области паблик рилейшнз, — сказал Булла. — А доктор Паган — ученый с мировым именем.

— Который однажды предсказал, что пожар на старых нефтяных скважинах в Кувейте приведет к тому, что вся Африка превратится в зимнюю сказку — рай для Санта-Клаусов?

— Это был не его профиль. Что касается космоса, тут Пагану нет равных.

— А вы сами какой гипотезы придерживаетесь? — спросил Кобялко.

— Молния.

Стоявший у Буллы за спиной Том Палс покачал головой.

Римо, протянув руку, поднял его, словно это был манекен в модном салоне, и поставил рядом с собой.

— Я хочу поговорить с вами.

— Это невозможно, — возразил Булла. — Это платный консультант. Он отвечает только перед «Биобаббл Инк.».

— Сколько вам платят за час? — спросил Римо.

— Сто пятьдесят.

— Неплохо. Плачу пятьсот. Авансом.

— Заметано.

Не обращая внимания на возмущенные возгласы Амоса Буллы, они отошли в сторону.

— Итак, есть у вас какая-нибудь идея? — спросил Римо, подводя Палса ближе к руинам «Биобаббла».

— Одно могу сказать наверняка — это не молния. И не падение метеорита. Ничего подобного. Откуда-то сверху на комплекс «Биобаббла» был направлен луч — или какая-то иная сила, — что-то, что имело колоссальную температуру.

— Какую именно?

— Где-нибудь в районе между тысячью четырьмястами и тысячью шестьюстами градусов.

— Откуда вы взяли эти цифры? — спросил Римо.

— Сталь плавится между тысячью четырьмястами и тысячью пятьюстами. Чтобы песок превратился в стекло — как это произошло в данном случае, — требуется температура от тысячи четырехсот до тысячи шестисот градусов. Стекло и сталь являлись главными составными компонентами комплекса. Разумеется, температура могла быть и выше.

Римо обвел руины хмурым взглядом.

— А при чем здесь, собственно, ваше агентство? — полюбопытствовал Палс.

— Эта штуковина была напичкана живыми существами, — сказал Римо.

— Да, но...

— Агентство контролирует состояние окружающей среды. В данном случае было уничтожено примерно шестнадцать искусственных очагов обитания. Именно на эти цели мы и расходуем деньги налогоплательщиков.

— В самом деле?

— По крайней мере в настоящее время это именно так. Возможно, завтра нам придется делать искусственное дыхание колючей акуле или проводить другие, не менее важные спасательные акции.

Эксперт-геолог смерил Римо недоверчивым взглядом, отметив необыкновенно массивные кулаки, и уже хотел было намекнуть, что экипировка последнего не очень-то подходит для климатических условий аризонской пустыни, как вдруг внимание его привлек другой, не менее живописный персонаж, внезапно появившийся из-за остекленевшей груды. Это был древний как сфинкс азиат с лицом ожившей мумии.

— Ого, — пробормотал Палс. — Прямо живой пример теории гармоничной конвергенции. А я все думал, когда здесь появятся местные чокнутые.

— Это Чиун, — пояснил Римо.

— Вы его знаете?

— Консультант.

— Какая же у него специализация?

— Разбираться с тем, что мне не под силу, — ответил Римо, направляясь к миниатюрному корейцу.

В отличие от Римо Чиун, когда одевался, видимо, имел в виду какое-то совсем другое время года. На нем было парчовое кимоно, полы которого тяжело колыхались при ходьбе. Палс с удивлением отметил, что ни тот, ни другой, казалось, совершенно не потеют.

— Нашел что-нибудь? — спросил Римо.

— Да. Расплавленное стекло и сталь.

— Любопытно. Я имел в виду — что помимо этого? Чиун прищурился — так, что наконец остались видны лишь черные зрачки, — и посмотрел вокруг.

— Римо, страшная сила сделала это, — сказал он.

— На это мне нечего возразить.

— Сила, пришедшая не с этой земли.

На лице Римо отразился живой интерес.

— Да...

— Это могло быть только одно...

— И что же? — спросил Римо.

— Солнечный дракон.

— Солнечный дракон?

— Да. Весь этот хаос, несомненно, произвел солнечный дракон.

— Про драконов я еще слышал, а вот про солнечных что-то не припомню.

— Это редкие птицы, но они появляются на небесах в трудные времена, предшествующие катастрофам. Одного я видел дважды еще на заре моей жизни, а другого — не так давно.

— Ты видел дракона?

— Солнечного дракона. Он отличается от того, что ползает по земле.

Том Палс слушал, всем своим видом давая понять, что ему все это крайне интересно.

— Погоди, — сказал Римо. — Так что же такое солнечный дракон?

— На Западе его обозначают другим словом. Естественно, позаимствованным у греков.

— Ну-ну?

— Это слово «комета».

— Так это была комета?

— Да. Это они изрыгают пламя — как делают и некоторые земные драконы. Только солнечные драконы изрыгают пламя из хвоста, а не из пасти.

Римо недоверчиво покосился на корейца.

— У них что — такой способ пукать?

На лице Чиуна появилось обиженное выражение.

— Даже теперь где-то в небесах затаился один из них, — сказал он.

Римо недоуменно пожал плечами:

— Ни разу не слышал — провалиться мне на этом месте.

— Он говорит о комете Хейла-Боппа, — включился в разговор Том Палс.

— В самом деле?

— Комету Хейла-Боппа можно было наблюдать большую часть года. Сейчас она зашла за Солнце. Говорят, когда ее снова будет видно с Земли, это будет потрясающее зрелище. Ее хвост будет намного ярче, чем у кометы Хайакута-2.

— Она не прячется за Солнцем, — возразил Чиун. — Это она налетела на это место, расплавив его своим горячим дыханием. Так она хотела предупредить людей западного мира, чтобы они задумались о своем поведении.

— Чем же они разгневали комету? — спросил Римо.

Чиун сосредоточенно сдвинул брови. При этом зрачки его светло-карих глаз удивительным образом сузились.

— Они плохо обращаются с корейцами — вот чем, — ответил он.

Римо воздел руки к небу:

— Но я бы заметил ее приближение.

— Не стоит огорчаться, Римо. Комета даже не подозревает о твоем существовании. Так что ты в безопасности. Особенно пока находишься на моей стороне.

— Кометы пролетают на расстоянии многих миллионов миль от Земли.

— Если это так, то почему же их видно с Земли? — парировал Чиун. — Если бы они летали так далеко, обнаружить их мог бы только самый зоркий глаз.

— Они очень большие — к тому же они светятся. Здесь нет никакой загадки.

— Рассадник разврата под названием Лас-Вегас тоже светится. Однако я не вижу его. А ты видишь?

— Нет, — признал Римо, слегка обескураженный.

— Не вижу я и небоскребов Бостона, до которого каких-нибудь три тысячи миль, — продолжал Чиун.

— Это потому, что Земля неровная.

— Выдумки. В какую сторону ни посмотришь, всюду видно, что Земля плоская. Я смотрю в небо и сейчас не вижу на нем так называемой кометы, хотя многие совсем недавно наблюдали ее огненный хвост. Следовательно, она опустилась на Землю.

— Если комета приближается слишком близко к Солнцу, ее бывает трудно увидеть, — стоял на своем Римо.

— Это драконы, которые обитают на Солнце и спускаются на Землю, чтобы покарать зло. Один из них побывал здесь. Он восстановил справедливость и навел порядок.

— Он убил тридцать человек.

— Он освободил их, — не унимался Чиун. — Разве не находились они здесь в заточении?

— Послушай, давай отложим этот спор до другого раза, — сказал Римо, который начинал терять терпение. — Пока что ты не можешь предложить ничего лучшего, чем версия о комете, верно?

— Да. В этом не может быть ни малейших сомнений.

— Отлично. Занеси это в свой отчет. Я намерен провести осмотр этого места.

Однако не успел Римо приступить к делу, сухой воздух пустыни прорезал дикий крик, доносившийся с противоположной стороны того силиконового чудища, которое теперь являл собой «Биобаббл».

— Кажется, это Булла, — глухо промолвил Том Палс.

Глава 6

В кабинете генерал-майора Ионы Станкевича очумело зазвонил телефон. Генерал моментально схватил трубку.

Это был желтый, как сливочное масло, аппарат прямой связи с Кремлем, последние дни не умолкавший. Вызвано это было многочисленными слухами о готовящихся переворотах и путчах. Слухи то и дело оказывались ложными. В конце концов, кому охота взваливать на себя ответственность за Россию, когда в стране такой хаос?

— Да? — сказал генерал-майор Станкевич.

— Генерал, поступило донесение о том, что в Соединенных Штатах уничтожен исследовательский космический центр. Сообщают, что за одну ночь он превратился в груду расплавленного стекла и стали.

— Вот как?

— Поговаривают о молнии. Однако, если верить нашим лучшим умам, никакая молния не могла бы вызвать таких разрушений.

— Вот как? — усталым голосом повторил генерал. Плевать ему было на Штаты, когда за окном трещала по швам матушка Русь.

— Здесь существуют две различные точки зрения. Согласно первой из них, американцы испытали новое сверхмощное оружие на собственной территории с тем, чтобы свалить всю вину на нас.

— Зачем им это нужно?

— Таковы исторические реалии отношений между двумя сверхдержавами.

Генерал уже открыл рот, чтобы сказать, что Россия — он не любил сочетание Содружество Независимых Государств — больше не является сверхдержавой, по вовремя спохватился. Если руководству нравится тешить себя иллюзиями, бывший шеф КГБ, а ныне директор Федеральной службы безопасности, не собирался их развеивать.

— Понимаю, — сказал генерал.

— Этот кретин Жириновский все время твердит по НТВ, что на американцев обрушился этот страшный Элиптикон.

— Нет никакого Элиптикона. Жириновский все это выдумал, чтобы напугать доверчивый Запад.

— Л теперь он пытается запугать Восток разговорами о том, что ястребы Пентагона используют его мощь в своих целях.

Станкевич вздохнул. Он ненавидел затасканные шаблонные фразы, считая, что тот, кто их произносит, не в состоянии адекватно оценить новые геополитические реалии.

— Что от меня требуется? — спросил он.

— Поройтесь в ваших папках. Попробуйте установить, что это за оружие и в чьих оно руках.

— Порыться в папках?

— Это первое. Когда я получу ваш отчет, мы разработаем план действий.

Генерал пожал плечами и положил трубку. Вслед за этим он нажал кнопку интеркома, соединявшего его с секретаршей.

— Подключите всех свободных сотрудников к поискам дел, касающихся оружия массового уничтожения, — приказал он.

— Мы не ведем дел по оружию, — каменным голосом изрекла тупица секретарша.

— Я имею в виду разведданные, — сквозь зубы процедил генерал Станкевич.

Секретарша раздраженно фыркнула:

— Так бы и сказали.

На этом разговор оборвался.

Откинувшись на спинку кресла, генерал-майор Станкевич смежил свои зеленые славянские очи. Как низко он пал! Если бы только можно было повернуть время вспять, с каким бы наслаждением он поставил эту заносчивую сучку перед расстрельным взводом! Да, в те времена он получил бы ответы на все свои вопросы раньше, чем ее бездыханное, окровавленное тело рухнуло бы на булыжник мостовой.

Однако это была Россия конца XX века; бывшие страны-сателлиты не видели ее в упор; НАТО наступало на горло, а славный Черноморский флот был низведен до положения жалкой военно-морской базы на территории чужого государства. В крупнейших городах правили бал бандиты и капиталисты, а несчастные старушки, чтобы свести концы с концами, вынуждены были продавать на улицах свои собственные лекарства. Праздные юнцы лениво потягивали кока-колу — вместо исчезнувшего в одночасье отечественного кваса — и жирели на проклятых гамбургерах, меж тем как средняя продолжительность жизни мужского населения упала до уровня стран «третьего мира».

Генерал попытался вздремнуть, чтобы скоротать мучительно медленно тянувшееся время. За окном на бывшей площади Дзержинского — ныне Лубянке — монотонно гудели и сигналили автомобили. Хоть что-то осталось прежним. Успокаивающие московские звуки.

Ответ пришел к середине дня в виде папки с грифом «космическая секретность» и указанием «хранить вечно».

Генерал-майор Станкевич поморщился. Гриф «космическая секретность» в прежние времена присваивался документам высшей степени секретности.

Развязав потускневшие красные ленточки, которые должны были скрывать содержимое папки от всех, за исключением самых высокопоставленных и посвященных, генерал извлек какие-то бумаги.

Когда взгляд генерала наткнулся на фамилию Земятин, выражение усталости и скуки моментально исчезло с его лица.

Кто же в бывшей Республике Советов не знал маршала Алексея Земятина? Это был человек заслуженный. Он знавал самого Ленина. Его любил Сталин. Ему доверял Хрущев. Брежнев. Андропов. Ему доверяли при всех режимах, вплоть до Черненко.

Это был военный гений, около одиннадцати лет назад исчезнувший с лица Земли при обстоятельствах, которые наводили на мысль о причастности ЦРУ, хотя последнее никогда не осмелилось бы ликвидировать его. Сам Станкевич усматривал в этом чудовищном злодеянии преступную руку Горби.

В докладе содержались сведения об инциденте, имевшем место в те времена, когда Станкевич был всего лишь неприметным капитаном КГБ. Тогда до него доходили лишь смутные слухи. Что-то о советской ракетной батарее, уничтоженной никому не известной организацией. Все это хранилось в строжайшей тайне, и слухи появились лишь позднее.

Теперь он держал в руках служебную записку о том давнишнем инциденте.

Американское сверхмощное оружие, способное концентрировать и выделять чудовищную энергию, вывело из строя электронные системы наведения советских ракет. Инцидент сопровождался многочисленными жертвами в результате направленного потока радиации неизвестного происхождения.

Мир тогда оказался на грани третьей мировой войны. Только совместными усилиями США и СССР — при виде этих знакомых четырех букв сердце у Станкевича защемило от ностальгии — удалось избежать глобальной катастрофы.

Записка заканчивалась следующей директивой:

«В случае повторного применения подобного оружия против Советского Союза должен быть незамедлительно и без всяких консультаций нанесен удар возмездия».

От этих слов повеяло давно забытым смертельным ужасом.

По действующим инструкциям генерал должен был доложить о записке в Кремль.

Однако генерал опасался, что, сообщи он об этом в Кремль, какой-нибудь болван может истолковать это как руководство к действию и издать приказ о нанесении ответного удара — или ответного удара на ответный удар? — по территории США. При подобном развитии событий обескровленная, лишившаяся значительной части своей территории Россия едва ли долго протянет.

Генерал-майор Станкевич тяжело вздохнул и задумался о том, что же им больше движет: долг перед родиной или желание спокойно прожить отпущенный ему срок.

В конце концов чувство самосохранения взяло верх. В директиве ясно оговаривалось, что удар должен быть нанесен в случае применения этого оружия против СССР. В данном случае имело место обратное. Оружие оказалось направлено против США. Вот и вся разница, мрачно усмехнулся генерал Станкевич. Поменяй местами два сокращения, и веселый зеленый шарик превратится в обугленный кусок дерьма.

«А что, если американцы задумали вслед за этим испытать это оружие на нас?» — промелькнуло у него в голове.

Через пять минут ответ был готов.

В директиве четко говорилось — СССР. СССР больше не существовало. Только СНГ. Генерал-майору начинало нравиться это неуклюжее сочетание.

— Я гражданин СНГ, — сказал он вслух. — Мне нравится быть гражданином СНГ. Американцы никогда не нападут на СНГ. Для чего им это? У нас больше ничего нет.

Он повторил эти слова несколько раз, словно заклинание. Наконец, почувствовав, что магические слова подействовали и что кровь уже не так сильно стучит в висках, он поднял заветную желтую трубку и нажал кнопку, отмеченную буквой К.

— Докладывайте, — произнес сухой голос на другом конце.

— Мы ничего не нашли.

— Неудачно.

— Наверное, — осторожно ответил Станкевич.

— Может, интересующие нас дела КГБ были проданы тому, кто больше предложил в ходе перетряски?

— Не думаю, — сказал генерал Станкевич, тыльной стороной ладони вытирая капли холодного пота со лба. Он лично продал некоторые дела. Тем же самым занимались и многие из его подчиненных. Впрочем, это были всего лишь фотокопии. В его возрасте ему вовсе не улыбалась перспектива быть расстрелянным в качестве изменника родины.

— Чтобы об этом ни гугу — сказал голос из Кремля.

— Да, — сказал генерал и положил трубку.

С чувством облегчения он сложил бумаги обратно в папку и уже принялся завязывать на ней красные тесемочки, как вдруг обратил внимание на те их части, которые от времени потускнели сильнее других. Ленточка выцвела в том месте, где ее развязывали до него. Развязывали и завязывали.

Кто-то имел доступ к папке с грифом «космическая секретность» и — более того — открывал ее до него, хотя предполагалось, что она должна храниться в неприкосновенности. Можно было предположить, что с документов этой папки в свое время некто сделал копию — и этим некто был не генерал Станкевич. Он всегда специально проверял, что содержится в документе, с которого он делал копию, — потому что одному Богу было известно, кого представляли темные личности, скупавшие документацию КГБ.

С тревожным чувством старый аппаратчик генерал-майор Станкевич нажал кнопку интеркома, чтобы поручить тупице секретарше вернуть папку на место — в старые архивы КГБ.

В голове его шевелилась неприятная мысль — кто мог иметь копию документа? А если имел, грозило ли это чем-нибудь лично ему, генералу Станкевичу, и его ведомству?

Тревога не оставляла его до конца рабочего дня, до тех пор, пока он не вернулся в свою квартиру — в доме, расположенном прямо за Лубянской тюрьмой, — набитую импортной, производившейся в Германии, водкой «Горбачев». Водка эта выгодно отличалась от продававшегося повсеместно в столице загнивающей империи отвратительного пойла. Оказавшись у себя дома, генерал утопил свою тревогу в спиртном.

Глава 7

Они обнаружили Амоса Буллу сидящим на корточках в красно-бурой пыли. Он отчаянно тер ладонями глаза и что-то невнятно бормотал.

Римо схватил его за шиворот, поднял на ноги и энергично встряхнул.

Булла продолжал причитать дурным голосом. Тогда Чиун наступил ему на ногу — сделал он это с такой силой, что Булла высунул язык и едва не откусил его. Мастер Синанджу убрал ногу. Только тут Булла замолчал.

— Что с тобой произошло, шумный наш? — спросил Чиун.

— Я ослеп! Ослеп! — визгливо пожаловался Булла.

— А что произошло? — поинтересовался Римо.

— Я ничего не вижу, идиот!

— А до этого?

— Это все пришелец! — верещал Булла. — Он выжег мне глаза.

— Твои глаза на месте.

— Но я ничего не вижу!

— Успокойся, — приказал ему Римо и наступил ему на другую ступню — да так, что послышался хруп костей. — Что ты видел?

— Он выглядел как марсианин, — едва не задохнувшись от боли, пролепетал Булла. — Стоял ко мне спиной. Я подошел, и тут он повернулся. В руке у него было что-то вроде жезла. И из этой проклятой штуковины полыхнуло пламя. Словно тысячи иголок вонзились мне в глаза. Я даже пальцев своих не вижу. — Словно в подтверждение своих слов Булла поднес ладони к глазам. Белки глаз были такие красные, что на их фоне синие зрачки казались лиловыми.

Римо и эксперт-геолог Том Палс многозначительно переглянулись.

Палс беспомощно развел руками:

— Что я могу сказать? Мы только сегодня с ним познакомились.

Римо заглянул в невидящие глаза Буллы и сказал:

— Попробуй их закрыть.

— Они и так закрыты, — пробормотал тот, хотя факты свидетельствовали об обратном.

— Тогда открой и снова закрой.

Булла послушно заморгал. Римо показалось, что белки глаз покраснели еще больше — если только это было возможно.

— Чувствуешь какие-нибудь перемены?

— Нет. Ни черта не вижу — ни с закрытыми, ни с открытыми.

— Тогда не открывай совсем. И постарайся расслабиться. Мы все выясним.

Булла принялся бесцельно кружиться на одном месте. При этом он стонал и все время что-то бормотал.

Римо усадил его на землю и сам опустился на колени рядом.

— Ты сказал — марсианин? — спросил он.

— Да. Это был марсианин.

— А с чего ты взял, что это марсианин?

— Да потому, что он был похож на марсианина.

— А ты знаешь, как выглядят марсиане?

— Нет, конечно. Но по форме он напоминал человека. В стеганом космическом скафандре. На шлеме черный квадратный иллюминатор. В перчатках и сапогах. Он так озирался вокруг, как — помните? — астронавты «Аполлона» на Луне. Так настороженно и неуклюже.

— Из этого еще не следует, что он марсианин, — заявил Римо.

Римо выпрямился и обратился к мастеру Синанджу:

— Папочка, давай-ка сходим на разведку.

— Мы выясним, кто этот грязный злодей, — тонким голосом воскликнул Чиун.

— Последи за ним, — сказал Римо Тому Палсу.

— Разумеется, — ответил тот.

Отойдя чуть поодаль, Римо шепнул Чиуну:

— Может, он все это выдумал?

— Для чего?

— Чтобы вывести из-под удара проект.

Мастер Синанджу покосился на еще дымящиеся под аризонским солнцем руины «Биобаббла»:

— Если это так, то, по-моему, он уже опоздал.

— Да я имею в виду удар другого рода, — пояснил Римо. — Ты заметил всю эту свору журналистов?

— Да. Хорошо, что мы предпочли держаться в стороне от этой буйной толпы. В противном случае они наверняка проявили бы варварскую неразборчивость и взяли бы интервью у тебя, а не у куда более достойной особы.

— Не верю я в пришельцев с Марса, — сказал Римо, ступавший с такой осторожностью, что его итальянские мокасины не оставляли следов на красноватом аризонском песке. Не оставалось следов и от сандалий Чиуна.

— Разве Марс не похож на эту землю?

— Да, но на Марсе нет воздуха, — ответил Римо. — Там невозможна жизнь. Это просто красная пустыня — вроде этой.

— Если ни один человек никогда не был на Марсе, откуда тебе это известно? — спросил Чиун.

— Спутники брали пробы марсианского грунта и снимали на видео.

— Вроде телевизионных проб?

— Вот-вот.

Чиун почесал подбородок. Жидкая бородка под его нижней губой завивалась, как колечко дыма.

— А что, если Марс обитаем, и его жители ввели землян в заблуждение, нарочно подсунув им картинки, на которых запечатлена выжженная пустыня, чтобы последние решили, будто планета необитаема?

Римо нахмурился:

— Вряд ли такое возможно.

Тут они заметили следы. Следы располагались на песчаном грунте без всякого видимого порядка и логики. Следы были оставлены подошвами без каблуков, рифленными на манер тех, какие делают у кроссовок, чтобы обеспечить лучшее сцепление с грунтом.

Чиун нефритовым наперстком, который крепился у него на правом указательном пальце, указал на эти разбросанные в беспорядке следы.

— Посмотри, Римо. Доказательство!

— Доказательство чего?

— Того, что человек с Марса ступал по этому самому месту.

— Единственное, что я вижу, — это отпечатки обуви.

— Смотри внимательнее. Разве ты не видишь на пятках греческую букву Мю?

Римо вгляделся пристальнее.

— Ну, положим, есть там буква М. Ну и что из того?

— "Мю" значит люди с Марса. Наверняка марсиане носят обувь марсианского производства.

— Брось. Марсиане не стали бы выдавать своего присутствия, рекламируя отечественную обувь. Кроме того, марсиане вряд ли используют английский алфавит.

— Значит, ты все-таки допускаешь существование марсиан? — снисходительно спросил Чиун.

— Нет, не допускаю.

— Даже имея доказательства, впечатанные в красный песок у твоих ног?

— Слушай, давай поймаем этого типа и спросим у него, марсианин он или нет.

— Согласен. Пусть сам марсианин нас рассудит.

— Отлично. Пошли.

Некоторое время отпечатки вели их среди съеденных эрозией красноватых скал. Потом след оборвался.

Римо остановился и принялся недоуменно озираться.

— Где же они?

Чиун насупил брови:

— Исчезли.

— Я и сам вижу, что исчезли. Но куда они делись?

— Все просто. На этом месте марсианин взошел на борт своей космической колесницы и умчался на свою родную пустынную планету.

— Что-то здесь не вяжется. Нет следов посадки.

— Очередное доказательство! — вскричал Чиун.

— Чего?

— Что марсиане существуют.

— Где же доказательство?

Чиун усмехнулся:

— Ты бы не искал следов, оставленных космической колесницей, если бы втайне не верил в их существование.

Римо уже собирался всплеснуть руками, как вдруг что-то привлекло его внимание, и он опустился на колени.

— Что-то неладно, — пробормотал он.

— Это уж точно, — с нескрываемым сарказмом подтвердил Чиун.

— Да я не о том. Поставь-ка ногу вот сюда.

Чиун осторожно ткнул носком сандалии в песок.

— Песок неподвижен, — сдавленно, одними тонкими губами, произнес он.

— Во-во. Как будто приклеенный, — сказал Римо.

Ощупав подозрительный участок руками, Римо обнаружил, что песок на нем напоминает наждачную бумагу, а за его пределами вновь становится обычной сыпучей субстанцией.

— Здесь что-то не то, — промолвил он, и тут пальцы его наткнулись на замаскированное камнем медное кольцо — скорее даже браслет. Римо отступил на шаг и, потянув кольцо на себя, открыл прямоугольной формы крышку люка. Крышка упала на землю — за ней оказался бетонированный колодец. Римо заглянул вниз.

— Похоже на потайной ход, — сказал он. — Вот тебе и марсиане.

— Я поверю только в доказательства, — сухо заявил Чиун.

— Пошли, — сказал Римо, забираясь в лаз.

Это был настоящий туннель. Ярдов на двенадцать в него еще проникали солнечные лучи, потом наступила кромешная тьма, как в тех туннелях во вьетнамских джунглях, в которые Римо отправляли лазутчиком.

Когда они вступили в неосвещенную зону, в сетчатке их глаз вновь произошел синтез зрительного пурпура, что дало им возможность различать контуры туннеля, как если бы его заливали сумерки, — иными словами, глаза их привыкли к темноте.

Их ноздри начали щекотать различные запахи.

— Чем-то пахнет, — сказал Римо.

— Едой, — подсказал Чиун.

— Едой тоже. Но еще какой-то химией.

— Затаившимися марсианами, — предположил Чиун.

— Понятия не имею, как пахнет марсианин, — так что спорить не стану.

— Значит, я выиграл, — сказал Чиун.

Туннель круто забрал вправо, потом еще раз.

Таким образом они неуклонно приближались к тому месту, над которым прежде горделиво возвышался купол «Биобаббла».

После второго поворота туннель стал заметно шире, и в нос им ударили отчетливые запахи картофеля, салата и других знакомых продуктов. Откуда-то доносился шум холодильных установок, от которого вибрировал воздух.