Сен-Жермен - Укрощение строптивых

Но только ли это? Вглядываясь в нежный профиль, Хью вынужден был признать, что есть нечто бесконечно волнующее в изгибе ее губ, разомлевших ото сна, в прелестных округлостях ее тела, которые говорили о страсти, страсти еще неразбуженной...

Глядя на девушку, Хью вдруг отчетливо представил, как Иден Гамильтон стоит перед ним с распущенными волосами, как золотые локоны волнами спадают у нее с плеч и ласкают нежную кремовую кожу.

Раздосадованный сам на себя, граф отвернулся и закрыл глаза. Гораздо мудрее поспать, решил он, принимая во внимание жару и нелепые мысли, вызванные ею.

Когда граф проснулся, отдохнувший и посвежевший, он заторопился продолжить путь. Тени деревьев уже вытянулись, солнце опускалось в алую полоску за Дели. Скрип колес, оживленные голоса, ржание осликов – все говорило о том, что Большой колесный путь, скрытый от графа зарослями колючего кустарника, ожил.

Он потянулся и заговорил с Иден, но ответа не последовало. Граф повернул голову и увидел, что Иден нет. На мгновение он ощутил безотчетную злость. Господи, вдруг она одна в самое пекло отправилась в Дели, когда полуденная жара достигла вершины? Вдруг на нее напали грабители, которых полно на дороге и которые только и ждут подходящую жертву?..

– Клянусь, я сломаю ей шею! – процедил сквозь зубы Хью и в следующее мгновение услышал знакомое ржание своей лошади и ответное – лошади Иден, которую она взяла в конюшне полковника Портера. Граф обернулся и увидел, как они щиплют траву неподалеку. И тут сквозь колючие заросли он разглядел голубое пятно: это Иден наклонилась над родником, чтобы умыться, а потом подставила влажное лицо освежающему ветерку. На золотисто-зеленом фоне качающегося тростника четко выделялись ее нежный профиль, тонкая шея, грудь. Хью почувствовал, как сладко екнуло сердце. Он медленно поднялся.

Услышав его шаги, Иден выпрямилась и повернулась к нему; руки ее бессильно повисли... Они молча смотрели друг на друга, разделенные узкой полоской травы, и странное оцепенение охватило обоих. Иден почувствовала комок в горле, у нее перехватило дыхание, ей казалось, что Хью слышит оглушительные удары ее сердца. Девушка бессознательно потянулась к нему, но в следующее мгновение вскрикнула и застыла, в ужасе зажав рот руками. Хью посмотрел туда, куда устремила взгляд Иден, и сам замер от ужаса: извивающаяся серая кобра медленно подползала по траве к Иден...

– Это кобра, Иден, не двигайтесь!

Через мгновение он уже держал в руках ружье, а кобра, свернувшись в кольцо, шипела и раскачивалась в ярде от застывшей в ужасе девушки. У Хью остановилось сердце.

– Не двигайтесь! – прохрипел граф, снимая предохранитель. Страх комком встал у него в горле, когда он сменил положение, выбирая более удобную для выстрела позицию. К счастью, это движение отвлекло змею. Когда Хью присел на корточки в нескольких шагах от девушки, кобра повернула голову, и ее мелькающий язычок нацелился на него, а не на Иден. Из этого положения стрелять было удобнее, голова змеи раскачивалась прямо перед ним, но рядом с ней, всего на расстоянии ярда, стояла Иден, и Хью прекрасно понимал, что случится, если он промахнется... Он почувствовал, как пересохло у него в горле, как задрожали руки, чего с ним раньше не случалось. Но тем не менее он прицелился, успокаивая себя, что тысячу раз поражал движущиеся цели с гораздо больших расстояний, и все же... все же...

Выстрел растревожил стайку ярко-зеленых попугаев, которые с шумом взлетели с деревьев, а пуля, раздробив голову змеи и врезавшись далее в землю, подняла облачко пыли.

Хью отбросил ружье и даже не взглянул на извивающееся в агонии тело кобры. Он неуверенно шагнул вперед и подхватил Иден, которая наугад протягивала к нему руки, ничего не видя. Голова девушки ткнулась ему в грудь. Хью обнял Иден, и незнакомая боль охватила его. Он прижался щекой к ее волосам, глубоко вдохнул их запах и усилием воли унял сердце.

– Я не видела ее... – прошептала Иден. – Я думала...

– Тише, chabeli, – также шепотом ответил Хью, лаская губами ее волосы.

Иден вздохнула, Хью еще крепче обнял ее. Его сильные пальцы медленно спускались с затылка на шею. И хотя Иден все еще дрожала от страха, сковавший ее ужас медленно уступал место другому чувству, не менее сильному, но не столь страшному.

Граф медленно наклонил голову, его губы уже ласкали не волосы, а щеку, прикосновение рук тоже изменилось. Они не были нежными, как раньше, а ласкали уверенно и настойчиво-требовательно, как руки любовника.

Иден замерла. Восхитительное ощущение заполнило ее, она забыла о страхе и отвращении, стала податливой как воск в его руках. Девушка подняла голову для поцелуя, и вдруг он резко, без всякого на то объяснения оттолкнул ее. Она споткнулась и едва не упала, а короткий шлейф ее голубого платья запутался в камышах.

Иден посмотрела на него широко раскрытыми, непонимающими глазами и увидела, как он плотно сжал губы и едва сдерживает ярость.

– Черт побери, – прохрипел он, – не смотрите на меня так! Будь я проклят, если я... если мы... после того как я поклялся... – Он не договорил и схватил ружье. – Пора ехать. Если повезет, успеем в Дели засветло.

Но им не повезло: все окна в доме Портеров были освещены, слуги сновали взад и вперед. Суматоха явно была вызвана пропажей Иден. Вся семья бросилась встречать ее. Полковник Портер молча глянул на побелевшее, осунувшееся лицо девушки, подхватил ее с седла и резко приказал жене прекратить причитания.

– Еще напричитаетесь, мадам! – бросил он тоном, которым никогда не говорил с женой раньше. – Разве вы не видите, что бедное дитя вконец измучено?

Пораженная миссис Портер тотчас замолчала.

Пока Иден в сопровождении миссис Портер и ее дочерей, старающихся выказать бедной девушке свое сочувствие, добиралась до спальни, граф Роксбери остался один на один с кипящим от гнева полковником Портером. Исчезновение Иден всех изрядно напугало: в Индии британские девушки не исчезают так просто из дома, если, конечно, как отметила вся в слезах миссис Портер, это не было вызвано ужасным недоразумением или чьей-то нечестной игрой.

Бедный полковник примчался утром домой из части по вызову жены, которая в истерике поведала ему об исчезновении Иден. Ему пришлось пережить ужасный день и выслушать лавину несправедливых обвинений в свой адрес – естественно, в исчезновении девушки виноват был он. Поэтому неудивительно, что, когда Иден вернулась, нервы у него были напряжены до предела. И когда он узнал, что девушка провела весь день в компании графа, это не улучшило его состояния. А ведь полковник так доверял графу!

– Хью, это уже слишком! – укорил он графа у себя в кабинете несколько минут спустя. – Я перевернул весь город в поисках девушки, какие только ужасы не приходили мне в голову! Миссис Портер была убеждена, что Иден похитил какой-нибудь обезумевший раджа или убила бродячая банда. Неужели было трудно через слугу передать, что она с вами?! Какое неуважение! – ворчливо добавил он. – Будь на вашем месте кто-то другой, я бы ему показал, где раки зимуют, клянусь Богом!

Хью не обижался на резкость полковника, он хорошо понимал, что она вызвана неподдельной тревогой за Иден. Но что он мог сказать в свою защиту? Он не собирался рассказывать о Мируте и о том, что побудило Иден отправиться туда. Это останется между ними, если только она сама не сочтет нужным рассказать полковнику о поездке. Граф на ходу сочинил какое-то нелепое извинение и, сухо откланявшись, ушел.

На обратном пути в город граф чувствовал себя прескверно, он ехал, мрачно сжав губы и пытаясь хоть как-то себя утешить. В конце концов он снял с себя ответственность за Иден, вверив ее заботам полковника. Какого черта он продолжает вмешиваться в ее дела? Пусть появится на следующем балу в Доме правительства хоть в одежде Чото Бая, ему-то что?

«Я веду себя как последний дурак, – сердито подумал Хью, – и только потому, что, если посмотреть правде в глаза, хочу ее!»

Но это откровенное признание ничуть не умерило его злости или презрения к самому себе. Когда Хью наконец остановил коня у залитой лунным светом конюшни Генри Паскаля, он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Бага Лал! – прорычал он, входя в тускло освещенную переднюю. Слуги в испуге разбежались, как стайка потревоженной дичи.

– Господин? – почтительно обратился к нему Бага Лал, спускаясь сверху.

– Быстро собери мои вещи, да и свои заодно! Утром мы уезжаем в Гуджранвалу!

– Господин едет туда по делу? – Бага Лал ничем не выдал своего удивления.

– Охотиться на антилоп, – прорычал граф, теряя терпение. – Вычисти и смажь все мои ружья, чтобы не осталось ни одной пылинки, ясно?

– Господин всегда говорит очень ясно, – пробормотал Бага Лал и поспешил выполнять приказание хозяина. Он был доволен, что они уезжают из Дели на вольную природу в пограничные края. Несколько дней походной жизни на границе неизменно улучшали настроение Хазрат-саиба, особенно если охота была удачной.

«Hai mai, не думаю, что в этот раз хватит нескольких дней, – решил Бага Лал, очень точно догадываясь, чем вызвана такая вспышка гнева. – Тут несколько дней не спасут, придется задержать хозяина хотя бы на неделю!»

Бага Лал был бы очень доволен, если бы имя мисс-саиб больше не упоминалось до их отъезда, но когда солнце было еще далеко за горизонтом, к дверям большого белого дома подъехал обессиленный от быстрой скачки курьер, покрытый толстым слоем пыли. Он хотел видеть Гордона-саиба.

Это был сержант Бенгальского пехотного полка. Служащие этого чина обычно не выполняли курьерские поручения. Но как он объяснил после приветствия, когда они остались вдвоем в кабинете Паскаля, он сделал это в память о полковнике Гамильтон-саибе, человеке редкого мужества и сострадания, до смерти которого сержант преданно служил ему в Лакнау.

– У нас в полку известно, что дочь Гамильтон-саиба разыскивает своих родственников. Чиновники из Оудха и из Дома правительства здесь, в Дели, последнее время задают много вопросов. К сожалению, нам мало известно о семье полковник-саиба. Вот почему, когда к нам в Лакнау вчера прибыл этот пакет на имя мисс-саиб, мы решили немедля доставить его в Дели. Это поручили мне, я передаю вам пакет, господин, потому что Коттингтон-саиб говорил, что вы взяли на себя ответственность за судьбу девушки.

Говоря все это, он вынул из кожаной сумки толстый пакет, перевязанный бечевкой, и почтительно вручил его Хью. Граф торжественно поблагодарил его, покрутил пакет и начал с интересом рассматривать почтовую печать Эдинбурга. Видимо, это тот самый ответ, которого все давно ждут. Хью решил не относить его в Дом правительства, где он может проваляться не один день на столе у не очень прилежного чиновника.

Граф проводил сержанта и отправил недовольного Бага Лала в конюшню за лошадью. Спустя несколько минут он уже несся галопом в предрассветных сумерках к дому полковника Портера с пакетом, прикрепленным к седлу.

Равнины, деревья и высокие белые стены военного городка уже озарились нежным жемчужным светом восходящего солнца, когда Хью наконец свернул на длинную пустынную дорожку, ведущую к дому Портеров. Его конь поднял голову и негромко заржал. Прищурившись, Хью вдруг разглядел в предрассветном сумраке неожиданно появившуюся всадницу – стройную женщину в синей амазонке. При виде графа она резко выпрямилась. Дорожка была слишком узка, чтобы разъехаться. Поэтому Иден остановила лошадь и спокойно дожидалась, когда граф приблизится к ней.

Выражение лица у Хью было далеко не радостное, когда он остановился около нее настолько близко, что зацепил шпорой юбку.

– Вы рано выехали, мисс Гамильтон.

– Как и вы, ваше сиятельство.

– Очень похвально с вашей стороны, что вы даете возможность вашей лошади размяться, пока не стало слишком жарко, – заметил он, слегка наклонившись вперед, – особенно если принять во внимание, сколько времени вы вчера провели в седле. Среди моих знакомых немногие молодые леди решились бы на столь раннюю верховую прогулку исключительно ради здоровья своей лошади.

Увидев, что Иден залилась румянцем, он насмешливо поднял бровь:

– Дорогая мисс Гамильтон, уверен, именно в этом заключается цель вашей прогулки, не так ли? Надеюсь, вчерашнее приключение послужило вам хорошим уроком? – Он увидел, как девушка поджала губки и крепче сжала поводья. Она ничего не ответила, гордо вскинула голову и холодно посмотрела ему в глаза. – Ну же, мисс Гамильтон, – сухо произнес граф, отбирая поводья у Иден, – будет лучше, если вы вернетесь домой.

– Я не понимаю, – резко отозвалась Иден, выхватывая у него поводья, – почему вы продолжаете вмешиваться в мои дела, сэр? Я прекрасно могу позаботиться о себе без вашего вмешательства.

– Разве? – спросил Хью. Что-то появилось у него в лице, что вывело Иден из себя. Она не догадывалась, думает ли он о кобре, которую убил накануне, или вспоминает страх, который пережил за нее.

– Почему вы никак не оставите меня в покое? – прошептала девушка, оскорбленная выражением его лица, выражением, которое она приняла за презрение.

– Потому что так себя не ведут, черт побери! Молодые девушки не могут ездить, когда и где им вздумается, в одиночку, подвергая себя всевозможным опасностям ради Бог знает каких глупостей! – У Иден побелело лицо, она сжалась от его сердитой тирады, как от удара. – С какой целью вы это делаете? – еще строже спросил Хью. – Почему вы упорно стараетесь все сделать сами? Вам же всего восемнадцать лет, ради Бога!

– Потому что мне некому помочь, – прошептала Иден, и в ее глазах граф прочел всю меру одиночества девушки.

Злость сразу же утихла. Беззащитное выражение на юном лице Иден вдруг подсказало ему, как он ошибается, думая, что она всего-навсего испорченный и капризный ребенок, который подчиняется исключительно своим порывам и прихотям. Графу вдруг стало очень стыдно.

– Простите, – сказал он угрюмо, – я не имел права говорить с вами в таком тоне, но разве я не сказал вам уже однажды, что помогу, если будет нужно? Вам достаточно только попросить, вы же знаете.

Иден в изумлении смотрела на графа, приоткрыв рот:

– Я думала, вы говорили это несерьезно.

– Но почему? – с обидой спросил граф.

– Значит, вами двигало не просто любопытство?

– Дорогая юная леди, я вообще нелюбопытен и уж если предлагаю помощь, то слово держу.

Румянец проступил у Иден на щеках, она задумчиво посмотрела ему в лицо.

– Значит, вы очень добрый, – прошептала она.

Граф внезапно ощутил, как щемяще сжалось его сердце, на какое-то мгновение его переполнило невыразимое изумление. Это очень удивило его. Нет-нет, невозможно! Не может быть! Вот так – просто!.. Его конь нетерпеливо переступил, когда граф неожиданно натянул поводья.

– Полагаю, вам не придется больше никуда нестись сломя голову, после того как вы прочтете вот это, – заговорил Хью. Голос его снова звучал резко, и кровь отхлынула от лица девушки. С этими словами он протянул ей пакет. – Этот пакет доставили мне сегодня рано утром с курьером из Лакнау.

Иден взяла пакет непослушными пальцами, избегая смотреть на графа. Она не понимала, почему он так злится.

– Я сразу же передам это полковнику...

– Боже правый, это не для полковника!

Иден непонимающе смотрела на пакет и вдруг вздрогнула, прочитав свое имя и несколько адресов, которые были зачеркнуты, кроме адреса в Лакнау. Пакет, видимо, шел очень долго.

– Что... что это? – испуганно спросила Иден, хотя уже догадалась.

– По-моему, ответ от ваших родственников из Шотландии.

– Да, – неслышно сказала она, – возможно, вы правы...

Она подняла глаза на графа. Виду девушки был до боли юный и беззащитный, и Хью охватило необъяснимое желание вырвать пакет у нее из рук. Он вдруг подумал, что там внутри распоряжение пожилого равнодушного родственника немедленно уложить чемоданы и отправиться в серый промозглый Эдинбург. Впервые со времени их возвращения из Маяра он задумался, насколько справедливо с его стороны так настаивать на ее отъезде из Индии. Но признаться себе в ошибке граф не мог, особенно после того, как ощутил такое странное щемящее чувство, когда ему вдруг захотелось защитить девушку.

– Полагаю, вам хочется прочесть это наедине, – произнес он недобрым голосом и натянул поводья, показывая, что разговор окончен. – Надеюсь, новости хорошие, и вас ждет приятное путешествие в Шотландию. До свидания, мисс Гамильтон. Сомневаюсь, что мы еще увидимся.

– О! – невольно вырвалось у Иден, голос ее дрогнул. – Вы говорите так, будто собираетесь уехать из Дели!

– Да, хочу несколько дней поохотиться со слугой. Когда мы вернемся, вас скорее всего здесь уже не будет.

Граф энергично пришпорил коня, и тот с места пошел галопом, подняв облако пыли. Иден окаменела, прижав пакет к груди. Сквозь густую пыль она молча смотрела ему вслед. Через мгновение девушка тоже неожиданно сильно пришпорила лошадь. Испугавшись, бедное животное понеслось, и Иден не стала сдерживать его.

Глава 9

– Иден Гамильтон? Такая добрая, милая девушка, такая приятная попутчица, лучше и желать нельзя. Должна признать, она не очень разговорчива, но, справедливости ради, нельзя забывать о том, что она воспитывалась в Индии, – заявила миссис Харриет Траубридж, мелькая спицами. – И потом, мне доставляет огромное удовольствие поговорить серьезно с кем-то, кто не слишком критикует или идеализирует Индию.

– Рыбак рыбака... Разве я вам не говорила? – полушепотом сказала миссис Амелия Лоутон своей попутчице. – Хетти провела последние восемнадцать лет своей жизни в Индии, сразу видно, она не может судить беспристрастно.

– А я, кажется, никогда так и не привыкну к Индии, – призналась дама, пожав плечами. – Не привыкну к жаре, к холере, к этим ужасным туземцам. Слава Богу, Колин согласился отвезти меня домой на лето.

– Да, подумать только, – отозвалась миссис Лоутон довольно, – еще несколько недель, и мы в Англии!

Пароход под названием «Остров Уайт» дымил трубой по Красному морю в двух днях пути от строящегося Суэцкого канала. Миссис Траубридж со своими попутчицами сидела на обычном месте под цветным навесом, натянутым над прогулочной палубой. Разговор крутился вокруг мисс Иден Гамильтон, которая накануне шокировала общество страстной речью в защиту туземцев. Выступить в их защиту ее побудили пьяные замечания полковника пехоты, который возвращался в Англию после тридцати двух лет действительной службы.

Хотя высказывания полковника Ферклота носили явно предвзятый характер, они не так удивили публику, собравшуюся в салоне, как неуважительные ответы мисс Гамильтон. До этого случая никто не подозревал о столь либеральных взглядах девушки. Дамы не скрывали своего неодобрения, джентльмены в возрасте бросали на Иден испепеляющие взгляды, а молодые офицеры, которые не жаловали напыщенность полковника, скрывали улыбки, кривя губы.

Возмущенный полковник потребовал незамедлительных извинений, но мисс Гамильтон молча удалилась из салона, чем еще больше навредила своей репутации. В конце концов миссис Траубридж, присматривающая за Иден во время плавания и не принимавшая участия в споре, не выдержала и вступилась за девушку, даже если это было и не совсем разумно с ее стороны. Она во всеуслышание объявила, что Иден провела детство в гареме индийского раджи, и, стало быть, ее нельзя обвинять за столь необычные взгляды. Это сообщение вызвало весьма бурную реакцию.

– Но это же просто неприлично, Харриет! – воскликнула Амелия Лоусон. – Вы должны попросить капитана предоставить вам отдельную каюту немедленно!

– Чепуха, – энергично ответила миссис Траубридж, уже сожалея, что не сдержалась. – Мне очень нравится мисс Гамильтон, я с удовольствием провожу с ней время. И я очень надеюсь, – она многозначительно обвела взглядом присутствующих, – что все вы проявите великодушие и терпимость по отношению к мисс Гамильтон.

Естественно, многие не собирались этого делать, и, как только утром следующего дня миссис Траубридж появилась на палубе, ее тут же окружили плотным кольцом любопытные матроны, ожидавшие подробностей.

– Я знаю о прошлом мисс Гамильтон только то, что рассказал мне Фредерик Портер, – заявила она, с интересом оглядывая собравшихся живыми карими глазами. – Если вы хотите знать больше, думаю, вам лучше обратиться к самой мисс Гамильтон.

Но на это никто не решился. Дамы шептались и сплетничали, пока наконец прошлое девушки не разрослось до невероятности. Когда чуть позже Иден появилась на палубе, она сразу же почувствовала на себе любопытные взгляды, но, как обычно, не придала им значения.

«Как только мы придем в Суэц, я навсегда распрощаюсь с ними, – рассудила девушка. – Мне наплевать на то, что они думают обо мне!»

– Надеюсь, дорогая, вас не трогает вся эта шумиха? – спросила миссис Траубридж чуть позже. – Скандалы на борту – самое распространенное средство скрасить длинное и скучное плавание. – Глаза ее блеснули. – И потом, боюсь, ваши высказывания для них слишком непривычны.

Иден не удержалась и рассмеялась. Она успела привыкнуть к пожилой даме и была искренне рада, что Портеры попросили именно миссис Траубридж сопровождать ее в путешествии. За двадцать лет миссис Траубридж полюбила Индию, стала терпимее, что редко случалось с ее соотечественниками. Иден подозревала, что миссис Траубридж в целом отнеслась к ее вспышке предыдущим вечером не столь уж неодобрительно.

– Вы абсолютно правы, что не дали спуску этому Джону Фэрклоту, – продолжила миссис Траубридж, будто угадывая мысли девушки. – Я знаю его уже тринадцать лет, и, клянусь, мне никогда не нравились его взгляды.

– Однако остальные, кажется, эти взгляды разделяют, – сухо заметила Иден.

– Дорогая, на вашем месте я бы не стала тревожиться из-за этого, – посоветовала миссис Траубридж. – Уже через два дня мы направимся из Каира на север и забудем о них.

Каир! Иден не скрывала радости. Она увидит красоты этого города, а главное – наконец встретится с Изабел, которая дожидается ее в далеком Эдинбурге.

Иден до сих пор не могла поверить, что Изабел осталась в живых. Глядя в морские глубины, Иден постаралась представить лицо кузины. Изабел всегда была застенчивой, иногда она просто приходила в ужас от выходок Иден, и тем не менее Иден не могла вспомнить ни одного случая, когда бы Изабел отказалась принять участие в шумных играх, предложенных кузиной. Они были близки, как сестры, и только то, что Изабел с отцом жили на Цейлоне, омрачало детство Иден. Ее отец, Донан Гамильтон, выращивал там рис и владел копями, где добывали драгоценные камни. Ему редко удавалось привезти дочку, росшую без матери, в Лакнау погостить у брата с кузиной.

Сердце у Иден болезненно сжалось при воспоминании о тех счастливых временах, когда они с Изабел посещали многолюдные городские базары или играли в прохладных садах вместе с местными ровесниками. Взгляд ее затуманился, бегущие зеленые волны слились с жарким голубым небом и завертелись у нее в глазах, наполненных слезами. Именно эти дорогие сердцу воспоминания подстегнули Иден покинуть Индию. Только ради Изабел Иден собрала чемоданы и отправилась в Калькутту с Харриет Траубридж. Иден собралась так быстро, что плохо помнила, как молча, сухими глазами смотрела на удаляющийся индийский берег, когда их корабль медленно выходил в открытое море. Быстро промелькнули окрестные пейзажи, и короткие изумительные сумерки мгновенно сгустились в кромешную тьму.

– Я обязательно вернусь, – пообещала себе Иден. Эти произнесенные шепотом слова неожиданно успокоили ее мятущееся сердце. – Я вернусь вместе с Изабел, как только смогу, мы будем жить в Лакнау и никогда больше не покинем Индию.

Иден рассудила, что скорее всего Изабел несчастлива в Эдинбурге, хотя в письме кузина сообщила, что живет с престарелой теткой недалеко от Старого города – центральной части Эдинбурга, известной под названием «Королевская миля». Как и Иден, Изабел родилась в Лакнау, неподалеку от стен королевского дворца, и она не могла забыть этот сказочный пестрый город, что бы ни пришлось ей пережить в тот страшный день. Они обязательно поселятся где-нибудь неподалеку от дворца, который примыкал к базару, решила Иден. Изабел говорила на хиндустани почти так же свободно, как Иден, и они вполне могли бы заработать на жизнь, давая уроки английского детям индийских вельмож. Граф Роксбери сказал ей как-то, что на толковых репетиторов очень большой спрос среди индийской знати. Принцы и раджи стремятся улучшить свое положение, а для этого необходим хороший английский.

Вдруг радостное ожидание померкло. Иден не хотела больше думать о графе, потому что, когда это случалось, она всегда вспоминала странную боль, которую испытала при их коротком прощании на крыльце особняка Портеров несколько недель назад. А ведь вполне возможно, что они могут опять встретиться, когда Иден вернется в Индию с Изабел и если граф примет предложенный пост и поселится в Дели. Но Иден утешала себя тем, что Лакнау все же не так близко от Дели, чтобы они могли случайно встретиться, а кроме того, что такого ужасного, если встреча произойдет? Он ничего для нее не значит, да и она для него тоже.

Но следующее воспоминание целиком выдало Иден, и она ужаснулась тому, что хорошо помнит, как Хью обнял ее после того, как застрелил кобру, как прижал к себе и назвал любимой на хинди. Легкий румянец проступил у нее на щеках. Неужели он в самом деле назвал ее так? Тогда у нее голова кружилась от счастья, но теперь она не была уверена, что это ей не показалось.

С сердитым видом она отошла от поручней. Не считая того мгновения и еще нескольких минут, когда ей, как ни странно, было хорошо в его присутствии, Иден испытывала к графу острую неприязнь. А уж что касается тех случаев, когда Иден казалось, что земля уходит из-под ног...

Внезапная ярость охватила девушку, и она, сердито шурша оборками, скрылась в своей каюте.

Жаркие лучи египетского солнца раскалили палубы. Расположившись под большим навесом, женская часть корабельного общества без устали обмахивалась веерами, пытаясь хоть немного облегчить страдания. Только Иден не пыталась укрыться под навесом прогулочной палубы. В легком платье цвета слоновой кости, отделанном зелеными рюшами, привыкшая к летней жаре Раджастана, она стояла у входного трапа и с интересом разглядывала берег. Сам Суэц был виден мало, разве что песчаные улочки у причала и дома, построенные из дробленого камня, уложенного в деревянные рамы, с навесами над окнами для укрытия от нещадно палящего солнца. Чайки бесшумно ныряли в грязную воду, которая бурлила вокруг деревянных опор причала, а сухой горячий ветер разносил запахи сточных вод.

Громко крикнули что-то по-арабски, и Иден поняла, что пароход пришвартовался. Мгновенно палуба заполнилась арабами-кули, сонную тишину нарушил звук сбрасываемых в трюм мешков и скрип досок изношенного настила под ногами.

Внезапно среди потока кули с тяжелыми мешками появилась миссис Траубридж. На ней была огромная соломенная шляпа, завязанная под подбородком разноцветными лентами.

– О Господи, я совсем забыла про пыль и жару! – воскликнула она. – А ведь еще только начало июня! Слава Богу, мы скоро будем в Каире. Присматривай за багажом, детка. Скоро его начнут грузить вон в те фургоны, я по собственному печальному опыту знаю – им нельзя доверять!

Иден ужасно хотелось сойти на берег и осмотреть Суэц поближе, но миссис Траубридж, услышав эту просьбу, категорически запретила ей покидать пароход. Со знающим видом она заявила, что Суэц кишит воришками и заразными нищими и что Иден ни в коем случае не должна общаться с ними. А кроме того, в городе нет ничего интересного. Иден очень неохотно согласилась с доводами миссис Траубридж и провела длинный жаркий день за чтением в душной каюте.

Только когда первые звезды зажглись на небе и с ближайшей мечети эхом отозвался голос муэдзина, было наконец объявлено, что фургоны уложены и готовы отправиться в путь. Поначалу Иден с нетерпением ожидала путешествия через пустыню в Каир. Ей казалось, что после ограниченного пространства корабля будет очень приятно оказаться на берегу, увидеть пустыню. Однако после нескольких часов тряски в темном и душном фургоне, наполненном пылью из-под копыт лошадей, Иден уже мечтала как можно скорей добраться до Каира.

Миссис Траубридж, проявив завидное спокойствие, уснула на сиденье рядом с Иден, а поскольку пара, расположившаяся напротив, не проявляла склонности к общению, девушке оставалось только смотреть в окно. Но картина была на редкость однообразная: бескрайнее небо да песчаные дюны, и вскоре девушке надоело разглядывать одно и то же.

Она откинула голову на жесткую спинку и закрыла глаза. Воспоминания об Индии охватили ее. Незадолго до отъезда Иден отправила письмо Джаджи, у нее сжалось сердце при мысли о нем. Уже не в первый раз ее охватывала странная тоска по дворцу и всем, кого она там оставила. Теперь Иден казалось, что Маяр находится где-то на самом краю земли и дальше уже ничего нет. Безнадежное отчаяние охватило девушку, и возвращение в Эдинбург вдруг представилось ей не радостным воссоединением с Изабел, а холодной одиночной ссылкой, из которой не возвращаются.

Однако в Каире Иден быстро развеялась. Утопающий в зелени город, красные пески пустыни, подступающие к пологим желтым берегам Нила, обезьяньи крики, гнезда аистов на минаретах – все это очаровало девушку. Здесь было прохладнее, чем в Суэце. Высокие белые стены домов и рощи платанов, тянущиеся к небу, укрывали тенью лабиринты бесчисленных улочек.

Этой ночью они спали на удобных гостиничных постелях с сетчатым пологом от комаров. Иден проснулась на рассвете хорошо отдохнувшая, ей не терпелось осмотреть самый диковинный город Египта. Миссис Траубридж в юности много путешествовала по Африке, хорошо знала Каир и заявила, что она уже пришла в себя после утомительного переезда и готова сопровождать Иден.