Прозрачный Тамир

      В эту пору топят на масло собранные за лето пенки, гонят молочную водку, заготовляют на зиму аргал.
      В хотоне Итгэлта царило оживление. В Заяинский монастырь отправляли Хонгора и Бато, чтобы учить их на лам. Должин и Долгор уже несколько дней потихоньку проливали слезы. Плакала и Солонго - с кем она теперь будет играть?
      Должин и Долгор каждый день твердят сыновьям, чтобы они вели себя там хорошо, слушались бы лам-учителей, занимались бы усердно, не рвали бы одежду, не водились с монастырскими драчунами...
      Мальчикам все это надоело. Хоть бы поскорее наступил день отъезда, ведь в монастыре все будет по-другому, а значит, интересно. Правда, расставаться с насиженным местом, со своими родными и близкими грустно, но что поделаешь?
      Оба мальчика, надев одинаковые ватные дэлы с ламскими воротниками, с раннего утра пошли бродить по ближайшим айлам. Вместе с ними пошли Солонго и Сурэн. Девочки были грустные. Вот и уезжают от них товарищи их детских игр, с которыми они делили все радости и печали. А они остаются... И девочки то смеялись, то плакали.
      Итгэлт два дня пробыл у Павлова. Вернулся он только вечером. Утром пришел к нему Эрдэнэ, чтобы поздравить с благополучным возвращением.
      - А ты знаешь, этот балагур Петр убежал от Павлова, - сказал Итгэлт и внимательно посмотрел на Эрдэнэ.
      - Куда же он убежал? - как ни в чем не бывало спросил Эрдэнэ.
      - Куда, спрашиваешь? Павлов сам не знает. Ведь он же был ссыльный, бунтовщик. - Рассказал Итгэлт и о том, что Бадарчи за большие деньги приобрел нового хорошего коня. И откуда у этого Бадарчи столько скота нашлось? Ведь все его состояние в одной руке уместится. А туда же, за скакунами тянется.
      - Эрдэнэ, - вмешалась в разговор Должин, - ты скажи Бато, чтобы он присматривал за Хонгором, ведь наш-то совсем еще глупый.
      - Ну вот, нашла наставника для Хонгора, ему самому наставник нужен, засмеялся Итгэлт.
      - Долгор просила вашего заботиться о Бато, а Должин просит нашего заботиться о Хонгоре. Вот они и будут заботиться друг о друге. - Эрдэнэ рассмеялся.
      - Бабы, что с них взять, ведь верно говорят, что волос у них длинен, а ум короток, - сказал Итгэлт.
      До отъезда оставались считанные минуты. Долгор и Должин, обнимая и целуя ребят, в который уже раз говорили им, как надо себя вести в монастыре, чтобы из них получились хорошие ламы. А Солонго и Сурэн плакали. Солонго даже крикнула: "Не уезжай, Хонгор, оставайся дома", но мать цыкнула на нее.
      - Ты, Эрдэнэ, поторапливайся, а то на обратном пути тебя застанет ночь, - сказал Итгэлт.
      Наконец все уселись на коней и выехали со двора. Должин и Долгор стали брызгать им вслед молоком. Они желали счастливого пути.
      Эрдэнэ повел коней крупной рысью, и уже к одиннадцати часам они были в монастыре.
      - Смотри, "лепешки" приехали, - крикнул кто-то из монастырских лам, когда Эрдэнэ с ребятами соскочили с коней.
      Жители сельских кочевий монастырских послушников обзывают "сурками из деревянных домов" или "пожирателями водянистых каш". А те, в свою очередь, ребят из худона* дразнят "лепешками в овчинных дэлах". Вообще и те и другие мастера давать клички друг другу.
      ______________
      * Xудон - сельская местность.
      Чимиг и Цэцэг, следуя поговорке: "Чем сидеть без дела, лучше пасти верблюдов", пошли бродить по монастырю. У молитвенного цилиндра они остановились и стали отпускать шуточки по адресу каждого, кто проходил мимо. Если шутка получалась удачной, они громко смеялись. Но вот они увидели Эрдэнэ и двух мальчиков. Эрдэнэ сразу привлек их внимание. Ого, настоящий батор! Ростом высок, плечи широкие, лицо будто из бронзы вылито. Этот любую женщину заставит на себя посмотреть. И хоть дэл у него поношенный, а белый платок, которым он повязал голову, грязноват и черная коса слишком толстая, все равно он выглядит красавцем. Когда Эрдэнэ поравнялся с ними, Чимиг тоже решила привлечь его внимание шуткой.
      - Уважаемый, не видал ли ты в пути быка-производителя с двумя годовалыми телятами?
      Эрдэнэ понял смысл шутки и в тон девушке ответил:
      - Нет, не видел, а вот две кобылицы, которые лам обслуживают, повстречались.
      Цэцэг готова была провалиться сквозь землю. От стыда у нее на глаза навернулись слезы. Вот так каждый может их обидеть. А Чимиг как ни в чем не бывало смотрела Эрдэнэ вслед.
      - Красивый, дьявол.
      Эрдэнэ с ребятами остановился у хашана, построенного из жердей и обмазанного глиной, и потянул за ремешок, висевший у калитки. Зазвенел звонок, и они вошли во двор. Привязав коней, они направились к юрте, стоявшей в северной части двора, под большим навесом.
      Эрдэнэ постучал.
      - Входите, - раздался за дверью хриплый голос.
      У кровати сидел полный лама. Ноги у него были закутаны в меховой дэл. На кровати лежала раскрытая книга в желтом шелковом переплете.
      В юрте был спертый воздух. Пахло можжевельником, курительными свечами, сыростью и грязным тряпьем. Стекло киота, поставленного на два сундука в северной части юрты, холодно отражало падавший через дымовое отверстие свет. Вся обстановка была какой-то гнетущей, и ребята сразу приуныли.
      - Здравствуйте, уважаемый лама, - сказал Эрдэнэ.
      Лама исподлобья посмотрел на вошедших.
      - Здравствуйте! Это те два мальчика, о которых мне говорил Итгэлт? Садитесь, - сказал он, показывая на восточную часть юрты. Потом он встал, достал из-под кровати гутулы и, обращаясь к Бато, сказал: - А ну-ка, сбегай во двор, принеси из поленницы пять полен. Только не свали сложенные дрова! А из буфета возьмешь котелок и поставишь на плиту. Как твое имя?
      Эрдэнэ сказал имя сына.
      Бато вышел и принес дрова. Он хотел достать котелок, но лама проворчал:
      - Э, да ты еще совсем сырой. Сначала надо затопить печь, а потом уже ставить котел на плиту.
      Бато попытался растопить печь, но лама оттолкнул его и стал сам разводить огонь.
      Эрдэнэ понял, что на Бато тут будет возложена вся хозяйственная работа. "Ничего не поделаешь, мужчина должен учиться всему", - подумал он.
      Вскоре чай закипел. Хозяин перелил его в маленький латунный чайник, достал из шкафа, что стоял у кровати, три деревянные чашки и медную тарелку с круглыми лепешками и поставил на стол.
      - Ну, пейте чай и кушайте, - сказал лама и, сняв гутулы, сел на кровать, поджав под себя ноги.
      "Небогатое угощение", - подумал Эрдэнэ, хотя давно знал скаредность лам и за это всегда чувствовал к ним неприязнь.
      А этот лама отличался особенной скупостью. Уже тридцать лет он живет в Заяинском монастыре и считается одним из самых ученых. Он в совершенстве овладел всеми тонкостями ламской службы и поэтому имеет большие доходы. Но чем больше становилось его состояние, тем скупее становился он сам. Когда в гости к нему приезжает его единственный брат, он жарит ему два мясных пирожка и потом вздыхает несколько дней, что пришлось истратить лишние продукты.
      "Много есть вредно", - говорит он своим ученикам, но сам ест сытно, даже на ночь.
      Он все время твердит им, чтобы, они неукоснительно выполняли ламский обет, но сам его не соблюдает. Говорят, что он имеет большую руку, когда надо взять, и маленькую - когда надо дать. С учениками из состоятельных семей он ласков, а вот с бедными очень жесток. Только к одному послушнику он благоволит и ничего не жалеет для него. Это Цамба. Ему он все разрешает и мирволит во всем.
      Вытащив из-за пазухи два длинных хадака, Эрдэнэ преподнес их ламе.
      - Итгэлту скажи, чтоб еду для детей привез в первый зимний месяц, сказал лама и, выглянув на улицу, добавил: - Э, уже поздно.
      Эрдэнэ понял, что его выпроваживают, и встал. Мальчики поднялись было проводить его, но лама приказал им сидеть на месте. Эрдэнэ хотел на прощание поцеловать мальчиков, но лама и это запретил. Огорченный Эрдэнэ поклонился и вышел.
      Взволнованные и радостные, мальчики с интересом ждали новой жизни, но лама сразу остудил их пыл. Они чуть не плакали. В этой темной и душной юрте, казалось, было трудно даже дышать. А тут еще колокол, он зазвенел уже второй раз. Какой у него печальный звон!
      Лама, по-прежнему не двигаясь, сидел и читал книгу, мальчики стояли и, шмыгая носами, украдкой утирали рукавами дэлов катившиеся слезы.
      - Сейчас идите во двор и, если там есть лошадиный помет, соберите его, будете готовить аргал, - сказал лама.
      Мальчики мгновенно выбежали из юрты.
      Двор со всех сторон был огорожен высоким забором, таким высоким, что казалось, будто находишься на дне большого колодца, сверху закрытого синим куполом неба. Бато и Хонгору стало еще тоскливее.
      18
      Пурэв приехал в Ургу, во-первых, потому, что хотел получить звание вана или бэйла*, во-вторых, он был намерен занять освободившееся место заместителя правителя хошуна, на что нужно было согласие богдо, и, в-третьих, хотел в столице найти красивую девушку, чтобы взять ее в жены.
      ______________
      * Бэйл - третья степень княжеского достоинства.
      Звание бэйса Пурэва не устраивало, бэйсов за годы автономии расплодилось, что муравьев в лесу.
      Чтобы обделать свои дела, ему надо было прежде всего встретиться с сойвоном Данига - правой рукой богдо.
      И вот как-то вечером Пурэв отправился к Данига. Он не сразу нашел богатую юрту сойвона на окраине Восточного хурэна*. Он изрядно побродил, пока оказался у высоких ворот обширной усадьбы влиятельного чиновника.
      ______________
      * Восточный хурэн - один из монастырей в Урге.
      Когда Пурэв вошел в юрту, толстый Данига сидел на кровати и ел мясо.
      По шарику на головном уборе Пурэва Данига понял, что к нему пришел тайджи, но он даже не пошевелился, а только нахмурил брови.
      - Приветствую вас, многоуважаемый сойвон, - сказал, кланяясь, Пурэв.
      - Здравствуй, - пробормотал Данига, продолжая жевать. И, обращаясь к стоявшему рядом послушнику, сказал: - Дай полотенце.
      - Простите, что я так бесстрашно явился к высокопоставленному сойвону. Я тайджи Пурэв из Сайдванского хошуна. Мне бы хотелось получить аудиенцию у богдо. - С этими словами Пурэв достал из-за пазухи хадак, в котором был завернут слиток серебра в пятьдесят ланов.
      Хадак и тяжелый слиток сделали свое дело. Сойвон сразу подобрел. Он приказал послушнику угостить тайджи мясом и кумысом. Но что нужно этому седому тайджи с жидкой косой? Наверное, за званием явился. "Любопытно, что он попросит", - подумал Данига.
      Пурэв намекнул, что он один из самых богатых людей в Сайдванском хошуне и намерен в ближайшие дни внести в казну всемилостивейшего богдо Жавзандамбы свою скромную лепту.
      - Если такой богатый и знатный человек, как вы, сумеет проявить щедрость, он без труда будет удостоен звания бэйса, - сказал сойвон и уголком глаза стал наблюдать, какое впечатление произвели на Пурэва его слова.
      "Этот дьявол, кажется, не намерен мне дать звание бэйла. Или хочет набить цену?" - подумал Пурэв.
      - В Монголии уже так много достойных бэйсов, - сказал Пурэв и, прищурив глаза, улыбнулся.
      - Когда возникает новое государство, появляются и люди, которые, не жалея средств, щедро поддерживают казну. Иначе и быть не может, - ответил Данига и подумал: "Этот пес метит выше бэйса. Ну что ж, были бы у тебя средства, а сила дать тебе звание повыше у меня найдется". - Вот Шагдар, помню, внес в казну, - продолжал Данига, - пятьсот ланов и, кажется, был удостоен звания бейса. А Дорлиг за двести ланов и девять белых верблюдов взял, с благословения богдо, жену по своему выбору.
      "Сколько же стоит звание бэйла, если за бэйса надо давать пятьсот ланов? - подумал Пурэв. - Этот жадный черт живьем слопает. Но раз начал, отступать поздно". И он решил приступить к разговору без обиняков.
      - Заместитель правителя нашего хошуна отдал душу богам, - заискивающе начал Пурэв. - Кроме того, я в прошлом году развелся со своей старухой и хочу об этом довести до сведения богдо, чтобы найти себе достойную молодую жену. Я надеюсь, что многоуважаемый сойвон поможет мне в решении этих вопросов. А я постараюсь отблагодарить за помощь, - сказал Пурэв и угодливо засмеялся.
      - Не знаю, как все сразу получится, но постараюсь оказать вам помощь, ответил сойвон. "Эта старая лиса многого сразу захотела. Наверное, богат, дьявол. Ну что ж, попробуем согнать с тебя жир".
      - Если все выйдет, - вкрадчиво продолжал Пурэв, - нужные средства я готов доставить в указанное вами место, мой мудрый сойвон.
      Пурэва пока устраивало звание бэйла. Он считал, что звание вана он сможет получить уже за счет хошунной казны, когда станет заместителем правителя.
      - Если внесешь в великую казну пять тысяч ланов, то всемогущий богдо-гэгэн оценит твою щедрость и, видимо, исполнит твое желание. А деньги можешь принести мне, я передам кому нужно, - сказал Данига.
      В юрте на некоторое время воцарилась тишина. "Этот жирный волк хочет меня обглодать живьем. Сколько же из этих денег он возьмет себе?" - подумал Пурэв.
      А Данига в это время мысленно сокрушался, что, по-видимому, продешевил, надо было бы накинуть еще ланов пятьсот.
      Однако Пурэв думал иначе. Взяв со стола серебряную чашку и повертев ее в руках, он довольно твердо сказал:
      - Чашка не из дешевых.
      - А по низкой цене не получишь хорошего товара, - презрительно усмехнувшись, сказал Данига и, наклонившись к Пурэву, спросил: - У тебя есть на примете женщина, которую собираешься взять в жены?
      Пурэв понял намек. Ничего не поделаешь, придется платить пять тысяч ланов.
      От сойвона Пурэв вышел навеселе и в хорошем настроении, - кажется, все его желания исполнятся. Но где достать деньги? Утром он заехал к крупному торговцу Буянту и под большие проценты занял деньги у него, обещав расплатиться через три года. Проценты торговцу он обязался выплатить овцами. После этого он тотчас же отправился к Данига.
      В полночь в прохладные покои богдо вошли два человека. Это были уже знакомый нам сойвон Данига и Туя - жена Шарава, видного чиновника министерства финансов.
      Туе лишь недавно исполнилось двадцать лет. Это была красивая, стройная женщина с черными как смоль косами и синими глазами, так редко встречающимися у монголок.
      Данига увидел ее несколько дней назад. Он искал для своего повелителя очередную любовницу, и его выбор остановился на этой женщине. С тех пор каждую ночь она проводит во дворце.
      Туя глубоко верит в божественную силу полуслепого старца. Свою связь с богдо она рассматривает как благость, подаренную ей небом, и безропотно позволяет ему делать с собой все, что он хочет. Более того, после любовных утех она всегда с благодарностью возносит молитвы небу, которое ниспослало ей, простой смертной, такое счастье.
      Вот и сегодня она с трепетом переступила порог огромной спальни богдо. Сейчас ее повелитель обнимет ее, снимет с нее одежду и начнет целовать ее тугие груди. Но сперва он скажет Данига:
      "Верный мой слуга, иди спать, ты сегодня хорошо потрудился во славу Монголии. А завтра после обеда приходи". Так говорит он уже целую неделю.
      На другой день Данига пришел во дворец в полдень. В приемной в парадной форме уже сидели министр иностранных дел Чин-ван Ханддоржи и русский консул Коростовец. Они должны были доложить богдо о переговорах, которые велись между Монголией и Россией. Рано утром явились они сюда и ждут вот уже несколько часов.
      - Здравствуйте, сойвон, - приветствовал министр вошедшего Данига.
      - Здравствуйте, министр, - равнодушно ответил тот.
      - У нас важное сообщение для богдо. Может ли его светлость принять нас? - угодливо спросил министр.
      - Пойду узнаю, - пообещал Данига. С этими словами он беспрепятственно вошел в покои богдо.
      Богдо Жавзандамба сидел на постели в нижнем белье, свесив ноги, и громко икал. В комнату через окно, задернутое плотной занавеской, с трудом проникали солнечные лучи.
      - Это ты, Данига?.. Что-то не спится мне... Ты почему так рано? Ну-ка, помоги одеться, - сказал богдо, растягивая слова.
      Данига собрал беспорядочно валявшуюся одежду и облачил своего повелителя.
      - Послушай, а как звать эту женщину, которую ты приводишь ко мне? тяжело дыша, спросил богдо.
      - Туя, ваша светлость.
      - Туя, говоришь? А она действительно молодая?
      - И молодая и красивая, ваша светлость.
      - В самом деле, тело у нее, кажется, молодое. Однако постарайся все же найти мне непорочную деву.
      - Будет исполнено, ваша светлость, - сказал Данига. "Ишь, слепой черт, чего захотел!" - мысленно выругал он своего повелителя.
      - Чтобы завтра же привел! Понял?
      - Будет исполнено, но тогда, ваша светлость, придется Тую по вашему повелению выдать замуж за тайджи Пурэва, а то пойдут пересуды, ведь до них так охочи ургинские сплетницы, а его назначить заместителем управляющего хошуна и удостоить звания вана. Тогда все будет шито-крыто, - вкрадчиво проговорил сойвон и, вспомнив, что в приемной сидят министр и русский консул, добавил: - Там Чин-ван Ханддоржи пришел к вам с докладом.
      Богдо поморщился и, глубоко вздохнув, сказал:
      - Голова у меня трещит. Ты сам скажи что-нибудь им.
      Данига вышел в приемную. Чин-ван вопросительно посмотрел на него.
      - Сегодня его светлость занят и принять вас не может. Он повелел, чтобы вы пришли завтра, - сказал сойвон и важно прошел мимо.
      Чин-ван догадался без труда, чем занят богдо, и, проводив завистливым взором невежественного фаворита, сокрушенно покачал головой. И это глава государства! О, небо! Что же будет!
      Через несколько дней в столице прошел слух, что всемогущий богдо одарил сайдванского тайджи Пурэва тремя милостями: назначил его заместителем правителя хошуна, удостоил звания вана и повелел ему жениться на жене чиновника Шарава. Шарав попытался противиться последнему повелению богдо, но ему сказали, что если Туя останется с ним, то через месяц он погибнет ужасной смертью. Так начертано судьбой, которую великий богдо и желает предотвратить. "И повезло же этому провинциальному тайджи", - судачили ургинцы по поводу милостей, выпавших на долю Пурэва. А более знающие говорили: "Были бы деньги, а милости придут".
      19
      Наступила зима. Хотон Итгэлта перекочевал на новое место, где трава сохранилась лучше. До Заяинского монастыря стало теперь дальше, но Должин все равно решила навестить Хонгора и Бато. Итгэлт с радостью отпустил свою старую жену на несколько дней в монастырь. А на другой день после ее отъезда он услал и Эрдэнэ собирать долги в Жамьянванский хошун. Наступил вечер. Долгор в юрте Итгэлта приготовила ужин. За столом сидели хозяин и маленькая Солонго.
      - Не скучаешь еще по мужу? - с улыбкой спросил Итгэлт и, прищурившись, пристально посмотрел на Долгор.
      - Я не маленькая, несколько дней обойдусь и без него.
      - Придется мне сегодня его заменить, - сказал Итгэлт и громко рассмеялся.
      - Не надо так шутить, - серьезно сказала Долгор. Она молча убрала со стола остатки мяса, помыла посуду и, простившись с хозяином, хотела уже выйти из юрты.
      - Подожди, не уходи! Уложи сперва Солонго, потом пойдешь, - твердо сказал Итгэлт.
      Ничего не поделаешь, он хозяин, а она батрачка, придется остаться. Она раздела девочку, уложила ее в постель и стала рассказывать ей сказку. Но голова Долгор была занята другими мыслями. Вот она осталась, а вдруг Итгэлт начнет к ней приставать? Что делать? Ей не хотелось сердить Итгэлта, который в трудную минуту протянул им руку помощи, но и дарить ему свою любовь она тоже не хотела. Она любит только своего Эрдэнэ, хотя и Итгэлта считает очень достойным мужчиной.
      Итгэлт следил за каждым движением Долгор. Он твердо решил, что этой ночью Долгор будет принадлежать ему. И так слишком долго канителился с ней. Но с чего начать? Эта баба не такая, как все, с ней надо как-то по-другому. И самое главное, чтобы никто об этом не пронюхал, чтобы не узнал Эрдэнэ. Иначе этот медведь со злости натворит немало бед. Правда, сколько бы верблюд ни прыгал, до неба не допрыгнет, но все-таки надо сделать так, чтобы Эрдэнэ ничего не узнал.
      Итгэлт видел, что Долгор волнуется, - вон и сказку до конца рассказать не может. Что ж, это хорошо, холодное сердце труднее победить.
      Вскоре Солонго заснула. Долгор встала, чтобы уйти, но Итгэлт загородил ей дорогу и взял за руку.
      - Итгэлт-гуай, не надо, - сказала Долгор и выдернула руку.
      Тогда Итгэлт пошел напролом. Он обнял женщину сзади, поднял ее и понес к кровати. Но Долгор удалось выскользнуть. Итгэлт снова схватил ее. Долгор уперлась ему руками в подбородок и опять освободилась от его объятий. И вдруг Итгэлт оставил женщину в покое.
      - Ладно, хватит. Иди. До сих пор я думал о тебе хорошо, но теперь придется изменить мнение. Только не обижайся!
      Долгор стрелой выскочила из юрты.
      Вбежав к себе, она повалилась на кровать, закрыла лицо руками и заплакала. Что делать? Что делать? Как это он сказал? "До сих пор я думал о тебе хорошо, но теперь придется изменить мнение. Только не обижайся!" Что он хочет с ней сделать? Неужели он их выгонит? О, он все может сделать, даже засадить в тюрьму. И Долгор вся дрожала от страха, мысли у нее путались, и она ничего не могла придумать. Так, не раздеваясь, она и уснула тяжелым сном. Во сне ей привиделось страшное чудище, которое пыталось ее схватить. Она закричала и проснулась. Открыв глаза, она увидела у постели улыбающегося Итгэлта.
      - Что, страшный сон приснился?
      Долгор хотела подняться, но Итгэлт всем телом навалился на нее. Женщина, задыхаясь, рвалась из цепких мужских объятий, но Итгэлт решил на этот раз свою жертву не отпускать...
      Уходя, он тихо сказал:
      - Смотри, никому ни слова.
      Когда он шел к своей юрте, ему повстречалась Дулма, ходившая проверять овец.
      - Держи язык за зубами! Поняла? А то и тебе достанется! - пригрозил ей Итгэлт и прошел мимо.
      Дулма вспыхнула и от ревности и от обиды. Кобель проклятый! Ей хотелось отомстить Итгэлту. Но как это сделать? Она боялась и Итгэлта и Эрдэнэ. Тому скажи, так тоже попадет. Будет он разбираться, кто прав, кто виноват, как же! Нет уж, лучше смолчать.
      Молчать решила и Долгор. Ведь если все рассказать Эрдэнэ, еще не известно, чем это кончится. Одно только знала Долгор, что на ее голову свалится тогда непоправимая беда.
      Эрдэнэ вернулся через неделю. С собой он привел шесть коней, взятых в погашение долгов. За эту неделю все как-то улеглось в душе Долгор, а приезд мужа вновь растревожил ее, вновь угрызения совести стали терзать ее сердце.
      - Что случилось? - с беспокойством спросил Эрдэнэ, когда, увидев его, Долгор неожиданно расплакалась.
      Долгор не ответила. Она никогда не лгала мужу и боялась, что, если он будет приставать с расспросами, она во всем чистосердечно признается, а этого она боялась еще пуще.
      - Здоров ли Бато?
      - Здоров, все хорошо...
      - Тогда почему же ты плачешь? - Эрдэнэ ласково погладил жену по голове.
      И первый раз за их долгую совместную жизнь Долгор сказала мужу неправду.
      - Плохой сон про тебя видела.
      Эрдэнэ рассмеялся.
      - Голубка моя, что же ты из-за сна расстраиваешься? - И Эрдэнэ, успокоившись, сел к столу и налил себе чашку чаю.
      В юрту вошел Итгэлт.
      - Ну, как съездил, хорошо? - спросил он и сел рядом с Эрдэнэ.
      - Хорошо. В одном айле вместо стригунка взял двухлетку. Ничего конь, если потренировать, к лету можно будет и на скачки пускать. Думаю, он понравится вам, - ответил Эрдэнэ.
      Итгэлт сам налил себе чаю.
      - Я видел. Особенно гнедой хорош, таких мало в нашем табуне.
      - Я о нем и говорю.
      - Конь хорош, но жена что-то у тебя приуныла. Что с тобой, Долгор? Муж приехал, а ты стоишь, будто в деревянных штанах. Разве так можно?
      - Это она из-за сна расстроилась, про меня плохой сон видела, - сказал Эрдэнэ.
      - Жизнь - это не сновиденье. Во сне одно, а в жизни другое, назидательно сказал Итгэлт и стал расспрашивать Эрдэнэ о новостях, которые ему удалось услышать в дороге.
      Долгор вышла из юрты. Ей казалось, что весь свет окутала какая-то темная пелена.
      - Сегодня день непогожий. Ты к вечеру приходи ко мне. У меня есть две бутылки русской водки, выпьем за удачную поездку, - сказал Итгэлт Эрдэнэ и, попрощавшись, вышел.
      Через несколько дней Эрдэнэ поехал в монастырь проведать Бато. Возле большого молитвенного цилиндра на старых выделанных шкурах лежала старушка Буян. Эрдэнэ она узнала и, с трудом приподнявшись, проговорила:
      - В этой жизни ты лишил меня куска хлеба. Но в следующей - я тебе отомщу. Пусть же провалится земля там, где ступаешь, и да низвергнешься ты на дно горящего ада.
      А вечером она умерла. И никто не сокрушался об этом, но никто и не радовался, что одной нищенкой в хошуне стало меньше.
      20
      Дети быстро привыкают к новой обстановке. Привыкли и Бато с Хонгором к новой жизни, к новым порядкам, к новым обязанностям и поучениям своего наставника-ламы. Ходить за водой и выполнять другие тяжелые работы по дому приходилось Бато. Однажды, собираясь за водой, Бато попросил ламу разрешить Хонгору пойти с ним. Лама удивленными глазами посмотрел на мальчика.
      - Хонгору за учение присылают еду, а ты должен ее заработать. Понял? сказал лама. Бато понял и выбежал из юрты.
      Однако Хонгор сам помогал Бато. Он даже добился разрешения ламы вставать утром по очереди с Бато. Мальчики постоянно чувствовали голод. На завтрак и ужин им давали по два стакана чая без молока и по половине лепешки, а в обед - по две чашки жидкого супа. Как часто они теперь вспоминали привольное житье дома, сытную еду и своих маленьких друзей.
      Бато учился лучше, чем Хонгор, но в жизненных делах Хонгор был гораздо хитрее и смышленее своего друга.
      Когда к ним в гости приходил Цамба, любимый послушник ламы, их обоих заставляли готовить пирожки с мясом. Но как только пирожки были готовы, лама их выгонял из юрты во двор. Мальчики не любили сидеть дома, поэтому всегда с нетерпением ждали прихода Цамбы. У них часто спрашивали, зачем Цамба ходит к ним в гости, что там делает лама с Цамбой. "А мы не знаем, - отвечали мальчики, - мы готовим пирожки, а потом уходим".
      Ничего нет труднее, чем зимою вставать рано поутру в остывшей за ночь юрте. А тут еще этот всегда придирчивый учитель. Он привязывал к рукаву дэла шнурок и, не поднимаясь с постели, срывал дэл со спящего, если тот просыпал время подъема. Конечно, тут сразу вскочишь, чтобы поскорее затопить очаг.
      Перед Новым годом Хонгор долго возился у очага - готовил пельмени и пирожки. Чтобы утром подольше поспать, он схитрил - шнур, который лама привязывал к рукаву дэла, он привязал к ножке стола, на котором стояла глиняная статуэтка бога.
      Утром глиняный бог с грохотом упал на пол, и мальчики проснулись. Пока они протирали сонные глаза, лама избил и виноватого Хонгора, и невиновного Бато.
      Днем лама послал Хонгора к Цамбе, а Бато целый день чистил посуду и убирал юрту. Хонгор вернулся под вечер. Отведя Бато в сторону, он заговорщически прошептал:
      - Знаешь, Бато, к Цамбе приехал тот самый Бадарчи, который избил бандзой дядю Тумэра и зашил его в сырую шкуру. Давай мы отомстим ему?
      - А как?
      - О, это не трудно. Идем! - сказал Хонгор. Бато послушно пошел за приятелем, хотя не мог даже представить, какой вред они могут причинить взрослому сильному человеку.
      На окраине монастырского городка Хонгор остановился. Сюда приносили покойников. Хонгор отыскал человеческий череп и положил его за пазуху.
      - Бадарчи сегодня вечером должен уехать. Я привяжу этот череп к его седлу...
      Наступила ночь. Заяинский монастырь потонул в темноте. Бадарчи вышел от Цамбы, вскочил в седло и направил коня к юрте Чимиг. Вдруг он увидел, что к торокам что-то привязано. "Что там такое?" - подумал он и пощупал сверток. Там было что-то твердое, круглое. "Это, наверно, Цамба что-то на дорогу положил". Приехав к Чимиг, он снял седло и внес его в юрту. Ему не терпелось посмотреть, чем одарил его Цамба.
      - О, небо! Что же это такое! - в ужасе воскликнул Бадарчи. Лицо его побледнело, губы затряслись.
      - Что случилось? - спросила Чимиг спокойно, но, увидев "подарок", будто окаменела, не в силах сказать ни одного слова. Цэцэг выбежала во двор и разбудила соседей, рассказав, что оказалось в тороках у Бадарчи. Однако никто не захотел войти к ним в юрту. Ведь это злые духи послали Бадарчи зловещее предупреждение. Утром по этому поводу было устроено особое чтение молитв, и Бадарчи пришлось внести по совету гэгэна Зая выкуп богам.
      В богослужении и молебне приняли участие и Хонгор и Бато. Присутствовавшие на молебне люди считали, что это очень плохое предзнаменование, видно, скоро вспыхнет страшная эпидемия. И они несли в монастырь последние деньги в надежде, что боги заступятся за них и беда минует. А монастырским сплетницам это происшествие дало право говорить о любовных связях Бадарчи и Чимиг.
      После молебна Хонгор отвел Бато в сторону и вытащил из-за пазухи два длинных хадака.
      - Оказывается, во время молебна можно незаметно положить за пазуху хадаки, лежащие перед статуэтками богов, - сказал Хонгор. - Я думаю, они нам пригодятся. Пошли на базар!
      На базаре ребята продали хадаки и накупили пирожков. Давно они так сытно не завтракали. Что ж, если их учитель так жаден, они сами найдут средства полакомиться.
      Довольные, они направились домой. Во дворе они увидели знакомых лошадей. Это же кони Итгэлта, Эрдэнэ и Солонго!
      И они не ошиблись. В юрте они увидели своих близких. Мальчики были очень рады приезду родных, но вдруг в смущении остановились у двери. Солонго тоже стояла не двигаясь. Когда они ехали сюда, она так радовалась. Наконец-то она увидит товарищей своих детских игр! Но сейчас, увидев Хонгора и Бато в красных дамских дэлах с косыми воротниками, в синих рубашках, она смутилась и, покраснев, прижалась к отцу.
      - Мои ученики, кажется, будут хорошими ламами, - сказал лама-учитель.
      - Не озорничают?
      - Бывает. Но ничего... Ну, Бато, принеси дров и замороженные пельмени, что в желтом мешке. Будем угощать гостей.
      Ужин прошел оживленно, все были веселы, а когда наступило время расставаться, Хонгор и Бато чуть не расплакались. У каждого из них готово было сорваться с языка: "Возьмите нас с собой". И все же мальчики сдержались. Как-никак они теперь почти мужчины - нельзя поддаваться горю. Но их выдали слезы, они неудержимо текли по лицам.