Прозрачный Тамир

      Караван этот шел из Нарванского шабинского ведомства и вез кожи китайской торговой фирме.
      Утром снова двинулись в дорогу. В пути Бато помогал караванщикам, и на мальчика никто не жаловался. Через два дня караван уже входил в Ургу.
      Урга показалась Бато по размерам куда больше Заяинского монастыря, но он не заметил, чтобы она чем-нибудь особенным от него отличалась.
      Тут тоже было много златоглавых храмов, по улицам важно шествовали ламы в красных и желтых дэлах, сновали китайские торговцы в черной и синей одежде, проезжали конные, тарахтели телеги и повозки, запряженные мулами и лошадьми, и толпами, особенно у храмов, стояли нищие. Как и в Заяинском монастыре, на улицах было много бродячих собак.
      Бато казалось, что Урга не имеет конца.
      - Скажите, сколько дней надо идти, чтобы дойти до другого конца города? - спросил Бато у Балдана.
      - Не знаю, дорогой, никогда там не был, - ответил караванщик.
      "Вот это здорово! Значит, очень далеко до другого конца, раз и он туда не добирался. А он уж тут много раз бывал", - подумал Бато.
      Балдан договорился с ламой-земляком, что Бато поживет у него. Этот лама сам в молодости пешком пришел сюда из Нарванчинского монастыря, учился в Гандане и несколько лет назад получил ламское знание. Звали его Эрэнчином. Каждый день с раннего утра к нему приходят ученики и делают всю домашнюю работу, и на долю Бато первое время ничего не оставалось.
      Эрэнчин отдал Бато в монастырь Дашчоймбол, чтобы он там проходил практику. Эрэнчин не бил своих учеников, но уж учить уроки заставлял!
      Поужинав и закрыв дымник юрты, Эрэнчин садился, кутал ноги меховым дэлом, ставил перед собой толстую книгу и, приказав зажечь плошку, с улыбкой говорил:
      - Ну, дружок, садись и читай!
      Бато доставал свою книгу в дощатом переплете, садился по другую сторону от огня и, тоже закутав себя овчинным дэлом, начинал читать. Примерно в полночь учитель, потягиваясь, говорил:
      - Ну, дружок, хватит, ложись спать.
      А когда Бато, проснувшись утром, вставал, лама уже снова сидел за книгой. На восходе солнца приходила первая смена его учеников, с которыми он занимался до обеда. После обеда он выходил на прогулку и брал с собой Бато. Часто им подавали то мясо, то спички, то творог, и тогда лама говорил: "Вот видишь, собака, которая бегает, всегда найдет себе кость".
      Когда лама брал подношения, он произносил благословения и учил этому Бато.
      Эрэнчин ставил Бато в пример своим ученикам, хваля его за прилежание.
      - Если ничего не случится, Бато будет хорошим ламой, - говорил он.
      Бато делал уже несколько попыток найти отца, но безуспешно. И вот, отчаявшись, он как-то рассказал об отце своему учителю.
      - Что ж ты раньше мне этого не сказал, может быть, мы уже и нашли бы его... Ну да ладно, я попрошу учеников заняться поисками, и тогда, может быть, мы получим вести о твоем отце.
      Не знал Бато, что, живя в Урге, отец переменил имя. Вот почему розыски ничего не дали. Бато приуныл.
      - Ничего, потерпи, - говорил учитель, - если он жив, то найдется. Кто ищет, тот найдет, кто смотрит, тот увидит. И мы найдем, если будем искать.
      И Бато смирился - ведь все равно идти ему больше некуда. Да и у Эрэнчина ему было пока хорошо.
      Однажды Эрэнчин на несколько дней выехал в худон. Бато он взял с собой. Там он часто уходил с мальчиком в предгорье и рассказывал ему о Монголии.
      Монголы - скотоводы, весь уклад их жизни приспособлен к занятию скотоводством. Возьмем, например, седло. Когда монгол ночует в степи, седло служит ему подушкой, потник - подстилкой, а дэл - одеялом. Гутулы его удобны, когда нога находится в стремени, да и надеть их можно очень быстро.
      В юрте он объяснял любознательному мальчику, чем для монгола удобна юрта и из каких материалов можно ее сделать.
      Мягкий характер учителя, его светлый ум нравились Бато, и с каждым днем он все больше проникался к нему любовью и уважением.
      Когда они вернулись в Ургу, послушники рассказали Эрэнчину, что в городе появился лама, который учился в Тибете, и что самые знающие ламы из монастыря Дашчоймбола не могут состязаться с ним в знаниях. Они просили учителя, чтобы он устроил спор с тибетцем.
      - Ладно, подумаю, - сказал учитель и отпустил послушников. Бато вскипятил чай, но учитель к чаю не притронулся. Он даже не сменил запылившуюся в дороге одежду. Опустив голову на грудь, он о чем-то думал.
      В это время пришел один из учеников и сказал, что тибетский лама ждет Эрэнчина.
      Два дня шел спор между Эрэнчином и тибетским ламой. Бато восторженно смотрел на своего учителя. Эрэнчин словно преобразился и помолодел: говорил громко, глаза у него горели. Храм, где происходил диспут, был заполнен до отказа. Люди с большим вниманием слушали спорящих.
      На исходе второго дня тибетец стал чаще становиться в тупик, не в состоянии что-либо противопоставить доводам Эрэнчина. Более того, по многим вопросам о строении вселенной он вынужден был соглашаться с Эрэнчином. Итак, победу одержал учитель Бато. Но, несмотря на это, он сказал послушникам:
      - Дети мои, этот лама очень многое знает. Постарайтесь попасть к нему в ученики.
      Бато он дал большой хадак и направил к тибетцу.
      Однако из этого ничего не получилось. Тибетец сам стал проситься в ученики к Эрэнчину.
      Бато сдал все экзамены в монастырскую школу отменно. Радостный он пришел к учителю и рассказал о своих успехах.
      - Молодец, Бато, теперь учись еще прилежнее, и из тебя выйдет прекрасный лама.
      Осенью в Ургу опять приехал Балдан с караваном. Он остановился, как обычно, у Эрэнчина.
      Эрэнчин и Балдан росли в одном хотоне, в детстве вместе пасли овец, вместе играли, вместе участвовали в скачках. Потом Эрэнчин стал ламой, а Балдан остался в миру. Хотя пути их разошлись, но дружили они по-прежнему. Каждая встреча была для них праздником. И с тех пор как Эрэнчин стал жить в Гандане, Балдан всегда, оказываясь в Урге, останавливался у него и находил самый радушный прием.
      Эрэнчин с большим вниманием и интересом слушал рассказы своего друга о всех новостях в родном кочевье.
      Вот и сейчас Балдан заговорил о житье аратов своего хотона. Невеселое это житье. Вдруг, что-то вспомнив, он умолк и полез за пазуху.
      - Это тебе от Жавзан, - сказал он, вытащив из-за пазухи завернутый в бумагу хадак.
      - О, Жавзан! - От волнения Эрэнчин даже встал. Они были знакомы с детства. Одно время все думали, что они поженятся. Однако Эрэнчина послали учиться в монастырь. Затем он уехал в Ургу.
      - Прощай, Жавзан, - сказал Эрэнчин девушке перед отъездом. - Судьба разлучает нас, я уезжаю. Желаю тебе всего самого хорошего.
      Жавзан разрыдалась, но удержать Эрэнчина не смогла.
      Воспоминания чередой проносились в голове седого ламы. Бережно взяв хадак, он долго смотрел на него.
      - Как ее здоровье? - наконец спросил он.
      - Совсем старенькая стала, да и не мудрено, одни дети состарить могут, ведь у нее их девять.
      Эрэнчин встал, аккуратно сложил хадак и спрятал его в шкафчик, висевший у изголовья.
      Некоторое время друзья ужинали молча.
      - Завтра хочу помолиться богдо, очистить свою грешную душу, - прервал молчание Балдан.
      Эрэнчин усмехнулся.
      - Эх, богдо, богдо. Грош ему цена. Его и тибетец за пояс заткнет, сказал он.
      Балдан широко раскрыл глаза и молитвенно сложил ладони.
      - О, небо! Что ты говоришь? Да за такое богохульство я бы, наверное, сразу попал в ад.
      - А что греха таить? Этот живой бог только и знает, что тянуть водку да развратничать. А знаний у него ни на грош, - резко сказал Эрэнчин.
      Балдан в испуге шептал молитву. Что стало с его набожным другом?
      2
      Восемь дней Эрдэнэ добирался до Урги. Обида на жену не проходила. Его Долгор, которую он считал самым близким и верным человеком, унизила и оскорбила его, растоптав его горячую любовь. Теперь Эрдэнэ ненавидел всех. Этот мир можно только ненавидеть. Здесь каждый старается обмануть другого, сильный поедает слабого, стремясь разбогатеть за его счет.
      Все эти мысли вызвали у Эрдэнэ желание перевернуть мир вверх дном. Но что он может сделать? И от бессилия Эрдэнэ только скрипел зубами. Снова вспомнились слова Петра, что Итгэлт относится к нему хорошо не потому, что он щедрый и человечный, а потому, что он получает от него больше, чем ему дает. Какой все же он глупец! Как ребенка пряником, заманил его в свои сети сладкими речами и подачками Итгэлт, а потом так жестоко надругался над его доверием. Но где ему жить в Урге, у кого остановиться? Как заработать на жизнь? Эти мысли сверлили мозг.
      Задумавшись, он ехал по главной улице столицы. И вдруг услышал:
      - Эрдэнэ-гуай!
      Вздрогнув от неожиданности, Эрдэнэ обернулся. В нескольких шагах от себя он увидел молодую женщину в нарядном шелковом дэле. Это была Гэрэл. Не раздумывая, Эрдэнэ остановил коня.
      Гэрэл была не одна. Рядом с ней стоял Довчин, а чуть в стороне слуга держал за повод коней.
      - Эрдэнэ-гуай, вы когда приехали? - спросила Гэрэл, радостно улыбаясь.
      - Сегодня.
      - Почему же вы не зашли к нам?
      - Времени не было.
      После встречи у Юндэна Гэрэл никак не могла забыть молодого красивого монгола. Всякий раз при воспоминании о нем ее строптивость проходила. И даже Довчин, когда ему нужно было утихомирить жену, переводил разговор на Эрдэнэ, хвалил его голос, и разгневанная супруга утихала.
      Конечно, Довчину было не особенно приятно, что его молодая жена так часто вспоминает какого-то итгэлтовского служащего и восторженно отзывается о нем. Ему даже лезли в голову разные подозрения, но он буквально трепетал перед своей своенравной супругой. Вот и сейчас он делал вид, что ему тоже очень приятна эта встреча.
      Про Довчина ходит много шуток и анекдотов. "Довчин не мужчина, а тряпка. Ведь он за женой ночной горшок выносит, - говорили злые языки, - в этом он сам как-то признался..."
      Не зная, что сказать еще, Гэрэл обратилась к мужу:
      - Что же ты молчишь? Пригласи его в гости.
      Довчин приосанился и кашлянул.
      - Уважаемый, не смогли бы вы сейчас пожаловать в нашу скромную юрту, пообедать? Мы были бы очень рады.
      Эрдэнэ облегченно вздохнул, - кажется, сама судьба послала ему этих людей. Он с радостью принял приглашение, и они пешком направились к дому Довчина. Своего коня вел в поводу сам Эрдэнэ, а коней Гэрэл и Довчина слуга.
      Гэрэл была довольна. Она мечтала хотя бы еще один раз увидеть Эрдэнэ. И вот ее желание исполнилось, Эрдэнэ - рядом с ней. Ей казалось, что даже город стал красивее и приветливее. За обедом Эрдэнэ сказал, что он приехал в Ургу надолго и еще не знает, где ему снять квартиру.
      - А вы живите у нас, - предложила Гэрэл. - Правда, Довчин, у нас свободно и Эрдэнэ никому не помешает?
      Предложение жены пришлось Довчину не по душе, но он знал, что его отказ рассердит Гэрэл, и поэтому поддержал ее.
      - Конечно, Эрдэнэ, оставайтесь у нас, если вам это подходит.
      После тяжелой дороги Эрдэнэ потянуло ко сну, а водка совсем разморила его. Ему постелили, и вскоре он крепко уснул.
      Проснувшись утром, он с удивлением огляделся. Где это он? Что с ним произошло? Но вот сон окончательно прошел, и он все вспомнил.
      У постели сидела Гэрэл и влюбленными глазами смотрела на Эрдэнэ.
      - Однако вы крепко спали.
      - Я очень устал.
      - Вы что-то во сне говорили.
      - Наверное, ерунду какую-нибудь.
      - А знаете, Довчин настоятельно просит вас остаться пожить у нас, сказала Гэрэл, и ее щеки покрылись румянцем.
      "Придется остаться, - подумал Эрдэнэ, - все равно идти некуда".
      - Если мое присутствие вам не помешает и не вызовет лишних хлопот, я с радостью останусь у вас на несколько дней.
      Так Эрдэнэ начал новую жизнь.
      И Довчин и слуги только пожимали плечами - Гэрэл как будто подменили. От капризов не осталось и следа. Она стала мягкой, доброй, ласковой.
      "Надо б этому Эрдэнэ поселиться у нас навсегда. Тогда всем хорошо будет", - говорили слуги и во всем старались угодить Эрдэнэ.
      Когда Довчин уходил на службу, Гэрэл подсаживалась к спящему Эрдэнэ, гладила его голову и тихонько целовала. В эти минуты она забывала обо всем на свете и была по-настоящему счастлива.
      Однажды поцелуи Гэрэл затянулись и Эрдэнэ проснулся. Этого он ждал каждый день, но не думал, что Гэрэл будет действовать так смело.
      - Что это вы? Ведь у вас есть супруг, - с упреком сказал он.
      У Гэрэл задрожали губы.
      - Супруг? Это только кажется. Мне было шестнадцать лет, когда старый Довчин купил меня, купил, как покупают скотину. Но ведь я человек! Неужели я не могу любить того, кого хочу? - со слезами в голосе выкрикнула Гэрэл.
      Эрдэнэ осуждал поведение этой женщины, однако сейчас он невольно пожалел ее. Конечно, разница в летах между Довчином и Гэрэл была слишком велика.
      - Но все же у вас есть законный супруг, и вы не должны так себя вести, - как можно мягче сказал Эрдэнэ.
      - Какой он мне законный супруг? Ведь это была торговая сделка, ответила Гэрэл и расплакалась.
      - Не надо плакать. Недаром же говорят: "Жив будешь, и из золотой чаши напьешься".
      С этого дня между Эрдэнэ и Гэрэл установились хорошие, дружеские отношения. Они подолгу беседовали, рассказывая друг другу о своей жизни. Эрдэнэ рассказал ей, почему он оказался в Урге. Гэрэл выслушала его с большим вниманием.
      - Если бы у меня был такой муж, как вы, я без разговоров пошла бы с ним на край света.
      - Это так только кажется, а в жизни все иначе, - заметил Эрдэнэ.
      Однажды Довчин пришел со службы очень взволнованный. Он сказал жене, что Эрдэнэ беглый, он ограбил Итгэлта, скрылся и должен быть арестован и доставлен в канцелярию Луу-гунского хошуна.
      - Оставаться ему у нас больше нельзя. Если об этом узнают, будут большие неприятности, - решительно сказал Довчин.
      Гэрэл уже знала от Эрдэнэ, что произошло между ним и Итгэлтом.
      - Я знаю, что люди способны на все. Если надо, они и бога чертом сделают. Эрдэнэ ни в чем не виноват. Надо ему переменить имя и отправить его в худон, в наше кочевье. Никто этого и не узнает. А если он будет арестован, я наложу на себя руки, - не менее решительно ответила Гэрэл.
      Что касается Довчина, то он был готов хоть сейчас передать Эрдэнэ властям. Однако на это он не решился. Слишком хорошо он знал Гэрэл, она слов на ветер не бросает. Если Эрдэнэ арестуют, она и впрямь что-нибудь с собой сделает.
      И вот Эрдэнэ, сменив имя, выехал в кочевье Довчина.
      Но недаром говорят, одна беда тянет за собой другую. Пытаясь заарканить коня, Эрдэнэ упал на всем скаку и сломал ногу. Узнав об этом, Гэрэл уже на другой день прискакала в кочевье.
      Она поставила для Эрдэнэ отдельную юрту и сама стала ухаживать за ним.
      - Уедем куда-нибудь вместе, далеко-далеко, чтоб никто не мог нас найти, - умоляла она Эрдэнэ.
      - Не дело ты говоришь!
      Эрдэнэ понимал Гэрэл. Жизнь обидела ее, и он искренне жалел эту женщину. Однако ответить на ее любовь он не мог.
      - Я сочувствую тебе, мне очень тебя жаль, - говорил Эрдэнэ.
      - Мне не нужна твоя жалость, я не милости прошу, - с обидой в голосе отвечала оскорбленная женщина.
      Гэрэл просила Эрдэнэ взять ее с собой отнюдь не потому, что она не могла сама убежать от нелюбимого мужа. До сих пор она не шла на это по очень простой причине: не хотела, во-первых, подвергать себя опасности. Ведь Довчин стал бы ее преследовать, стал бы мстить. А во-вторых, ей не хотелось лишаться богатства мужа. Ведь она была его полноправной хозяйкой. Гэрэл знала, что все придворные дамы завидуют ее нарядам и драгоценностям, ее благополучию, и ей было приятно, что она всегда находилась в центре внимания.
      Но вот она встретилась с Эрдэнэ и поняла, что для счастья, кроме богатства, нужно еще что-то. Она полюбила, и ее любовь росла изо дня в день. Теперь ей казалось, что лучше жить в бедности, но вместе с Эрдэнэ, чем жить в довольстве, но с нелюбимым мужем. И чтобы завладеть любимым, она шла на все. А в жалости она не нуждалась и хотела, чтобы Эрдэнэ ответил на ее чувство.
      - Вы невольно заставили меня возненавидеть мое прежнее счастье и отшвырнуть его. Но взамен ничего не дали мне. Это жестоко. Мне трудно вас понять. Или вы ничтожный человек, или терзаете меня напрасно, - говорила Гэрэл.
      - Человеку во хмелю все представляется в радужном свете, но вот приходит похмелье, голова трещит, и он уже проклинает час, когда тянул хмельной напиток. Так будет и с тобой. Когда твой желудок будет пуст, когда твои плечи будет покрывать дырявый дэл, ты проклянешь час, когда решила связаться со мной, - спокойно отвечал Эрдэнэ.
      - Зачем я вас только повстречала? Не будь этого, я, возможно, жила бы спокойно. За какие только грехи боги столкнули меня с вами? - На глазах у Гэрэл показывались слезы.
      И все же Эрдэнэ не верил ее словам. Эта женщина просто опьянена любовью и не может рассуждать спокойно. "Достаточно ей несколько дней прожить в бедности, чтобы вспомнить о богатстве Довчина. И в ту минуту, когда она вспомнит об этом, я буду для нее самым ненавистным человеком", - думал Эрдэнэ.
      А Гэрэл не сдавалась. Чем равнодушнее был с ней Эрдэнэ, тем больше ей хотелось добиться его любви.
      Эрдэнэ порою грустил. В эти минуты он ни о чем не хотел говорить.
      - О чем вы думаете? - с затаенной надеждой спрашивала его Гэрэл.
      - О жене и сыне, - безжалостно отвечал Эрдэнэ. И Гэрэл, бледнея, кусала губы.
      Эрдэнэ часто вспоминал о жене. Иногда он думал, что слишком сурово поступил с ней, и даже корил себя за то, что так, без объяснений, бросил ее в чужом кочевье. Но когда он рисовал себе картины любовных утех жены с ненавистным Итгэлтом, ему казалось, что простить жену он теперь уже никогда не сможет.
      То ему казалось, что Гэрэл послана ему самим дьяволом, и он не хотел даже видеть ее. А порой побеждало другое чувство, и тогда он подолгу беседовал с Гэрэл и нежно сжимал ее руку в своей. В эти минуты Гэрэл задыхалась от счастья, и надежда вновь согревала ее. И она сидела, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть такие мгновения.
      3
      Наступил 1917 год. Много времени прошло с тех пор, как хотон Итгэлта раскинулся в Тамирской долине. Дети стали юношами, юноши - взрослыми, кто-то женился, кто-то развелся, кто-то умер. А жизнь шла вперед и вперед, не останавливаясь.
      Тамирская долина накинула на себя зимнее покрывало. Деревья, осыпанные изморозью, походили на одиноких сторожей, одетых в овчинные тулупы. Тамир сковало льдом, и только от стремнины поднимался голубоватый пар.
      Хотон Итгэлта чернел в верховьях широкой пади к северу от реки. Со стороны он казался таким же, как прежде. Когда смотришь на степь, покрытую снегом, - она вся кажется гладкой. А на самом деле - нет, не такая уж она гладкая и ровная. Так и хотон Итгэлта, в нем тоже было не все как прежде.
      Через месяц после отъезда Эрдэнэ исчезла Дулма, даже не пригнав с пастбища овец. Сперва все взволновались. Куда она делась? Что могло с ней случиться? Потом волноваться перестали и вскоре забыли - жизнь брала свое.
      Галсан поначалу горевал, хотя знал, что Дулма его не любила. Зато теперь он понял, что он-то любил ее всегда.
      - Что ты, дурень, хнычешь? Будто бесценное сокровище потерял, - сердито бросил ему однажды Итгэлт.
      - Не выходит она у меня из головы, - печально ответил Галсан.
      - Ничего, найдешь другую, за такого мужчину, как ты, всякая пойдет.
      Шли дни, стал забывать Дулму и Галсан. И только ставшая неуютной юрта порой напоминала ему о ней.
      В юрте Эрдэнэ ютилось свое горе. Правда, тут было чисто и прибрано, но тоже сиротливо. И хотя все вещи Эрдэнэ были на месте, чувствовалось, что хозяина дома нет.
      Долгор не могла забыть мужа. Часто она упрекала себя, что позволила Эрдэнэ уехать, не объяснив ему, как все произошло. Но как она могла уступить Итгэлту? Ведь не хотела она этого. Она любила только своего мужа, с которым делила и радость и горе. Ох, не придала она случившемуся особого значения и вот теперь за это расплачивается. Видно, кроме еды и постели, есть еще любовь, которая не может мириться с такими поступками.
      "Нет, не жить мне, бесчестной, на этом свете", - думала Долгор.
      Однако человек всегда пытается найти оправдание своим поступкам. Она же уступила насилию, думала Долгор. А Эрдэнэ, даже не пожелав ничего выслушать, бросил ее на произвол судьбы в чужом кочевье. И она надеялась, что Эрдэнэ почувствует раскаяние и вернется.
      Трудно жить одинокой женщине. Всяк старается ее обидеть. Трудно стало и Долгор. И чем труднее ей было, тем больше обижалась она на Эрдэнэ, а по ночам рыдала, уткнувшись в подушку. Но разве слезы могут помочь? Летом Долгор навестила сына, но и он ничего не знал об отце.
      Осенью Итгэлт вместе с Павловым ездил по айлам закупать скот. Несколько дней его не было. Он вернулся и в тот же день зашел к Долгор.
      - Чего ты убиваешься? Хватит слезы лить! Из одного полена костра не получится. Сходись с Галсаном и живи себе на здоровье. А что касается меня, не беспокойся, я тебя не брошу.
      - Из-за тебя я уже потеряла мужа, и если не хочешь, чтобы я наложила на себя руки, оставь меня в покое. Хватит, - ответила Долгор.
      - Ничего, время все излечит, еще сама попросишь прийти, - сказал Итгэлт и холодно улыбнулся, как бы подчеркивая свое превосходство над батрачкой.
      Итгэлт не раз намекал Долгор о свадьбе с Галсаном, но пока не заставлял ее идти на это. И не потому, что жалел или боялся ее. Зачем торопиться, никуда она от него не уйдет все равно, а придет время, горе притупится и станет Долгор кроткой, как овечка.
      Только Няма и Хишиг понимали Долгор, сочувствовали ее горю и пытались утешить бедную женщину.
      - Не кручинься ты так, вернется твой Эрдэнэ, помяни мое слово, говорил Няма.
      - А может, тебе лучше уехать в родное кочевье? Все-таки со своими легче, - предложила однажды Хишиг.
      - А что я буду делать там? Кто меня возьмет?
      - Вот проклятая бабья доля! - сокрушалась Хишиг и ласково обнимала плачущую Долгор.
      Иногда Няма гадал на монетах или на овечьей лопатке.
      - Жив и здоров твой Эрдэнэ, - говорил он, - и вернется обязательно. Какие-то пустяки его задерживают. Скоро получишь весточку о нем.
      - А ведь иногда его гадания точно сбываются, - поддерживала мужа Хишиг, - может, и вправду Эрдэнэ скоро вернется.
      Слушая их, Долгор улыбалась и несколько дней ходила веселой.
      Все жалели Долгор, и лишь Должин была довольна, что у Итгэлта стало на одну любовницу меньше. Но радовалась она про себя, боясь рассердить мужа.
      Тем временем пришла зима. Как-то к Долгор зашел Итгэлт.
      - Ты не отвезешь продукты ребятам в монастырь? - спросил он.
      Долгор охотно согласилась, и уже в полдень телега с продуктами, запряженная хайнаком, тронулась со двора.
      Долгор ехала мимо того места, где некогда, раскинув свою маленькую старую палатку, они расположились на ночлег и где у них украли единственного коня. И все же как им было тогда хорошо! Если их совместная жизнь была счастьем, то здесь был его последний день. При этой мысли по ее щекам покатились слезы.
      "За какие грехи мне суждено так страдать? Почему не отвели от меня эти страдания святые ламы?" - подумала Долгор и еще сильнее заплакала.
      Хайнак, мотая головой, шагал равномерно, как бы подтверждая, что теперь эти страдания будут продолжаться вечно.
      Над телегой, громко каркая, пролетели два ворона. Покрытая снегом Тамирская долина, казалось, была глуха и слепа. Никто не видел и не слышал рыданий Долгор.
      - Эрдэнэ, пожалей меня! Я совсем не питаю к тебе злобы! - крикнула Долгор, воздев руки. Но никто не отозвался на ее крик. Внизу лежала безмолвная земля, вверху простиралось немое небо. Лишь хайнак от крика хозяйки рванулся было рысью, но потом снова зашагал равномерно.
      На следующий день в полдень Долгор была в монастыре.
      Дверь ей открыл Хонгор. Он видел, как она подъезжала к юрте.
      - Тетя Долгор! - радостно воскликнул мальчик и вдруг осекся.
      "Почему не встречает сын? - подумала Долгор и вошла в юрту. - Неужели заболел?"
      - А где Бато? - встревоженно спросила Долгор, оглядывая юрту.
      - Его нет.
      - Что с ним случилось?
      - Он ушел в Ургу, чтобы учиться там. Только он просил об этом не говорить учителю, - тихо ответил Хонгор и опустил глаза.
      - Когда он ушел?
      Не дожидаясь ответа, Долгор повернулась, вышла из юрты и, точно пьяная, пошла по улице. Хонгор хотел было пойти за ней, но остановился. Он уже раскаивался, что отпустил Бато одного в далекий путь, и боялся сказать об этом Долгор. Потом он все-таки решил рассказать все без утайки и вышел на улицу. Телега стояла во дворе, хайнак был привязан за железное колечко у ворот.
      - Тетя Долгор! - крикнул Хонгор и огляделся по сторонам. Но Долгор нигде не было.
      А в это время Долгор подходила к окраине городка. Прохожие уступали ей дорогу, думая, что она пьяная, а она шла, не сознавая, куда идет, ничего не видя перед собой. Меховая шапка упала с ее головы, но она даже не подняла ее. Волосы от ветра растрепались, но она не поправляла их. Только одна мысль сверлила голову - от нее ушел и сын. Она вышла в степь и спустилась в долину, где протекал Тамир, уже покрытый льдом. Дойдя до берега, она не остановилась, а пошла по замерзшей реке. Тонкий лед потрескивал под ее ногами, но она ничего не слышала. Вот она дошла до быстрины, над которой поднимался пар, но и это не остановило ее. Вот она сделала еще шаг и мгновенно погрузилась в воду. Дважды показались над водой ее руки, потом вода сомкнулась над ней навсегда.
      Вот и еще раз восторжествовала несправедливость. Не слишком ли часто?
      4
      Кочевья Элётского бэйса завалил снег, скоту грозила бескормица, и тогда несколько айлов снялись с места и перекочевали на окраину Луу-гунского хошуна.
      Бросая по дороге павший скот, араты подошли к Тамиру и расположились вдоль берега, укрываясь в ивняке. В этом году в Луу-гунском хошуне зима была мягче и не такая снежная, кормов было здесь еще много, и скот был упитанный.
      - Видали, какие уже курдюки здесь у годовалых овец! - говорили араты и горько вздыхали, глядя на свой отощавший скот.
      На другой день к элётским аратам на взмыленных конях подскакали Итгэлт и Бадарчи. Оба были пьяные.
      - Здравствуйте! Хорошо ли живете? - заискивающе приветствовал их пожилой арат, поднимавший на ноги свою обессилевшую корову.
      Из юрт стали выходить люди. Всадников сразу обступила толпа. Все понимали, что эти люди приехали неспроста. Ведь перекочевку они сделали в чужой хошун без разрешения властей.
      - Эй, вы! Из каких мест сюда пожаловали? И почему, как джейраны, самовольно бродите по чужой земле? - нарочито строго спросил Бадарчи.
      - Мы элётские, нет у нас совсем корма, вот и перекочевали сюда, ответила слабым голосом старушка.
      - Просим пожаловать в наши юрты, отведать нашего вина, - сказал один мужчина и, обращаясь к мальчикам, приказал: - А ну, привяжите коней наших гостей.
      - Ну что ж, зайдем, - сказал Итгэлт Бадарчи. Тот нехотя спешился.
      Итгэлта и Бадарчи угостили бараниной и молочной водкой.
      - Мы почти все стадо свое потеряли, вот и пришлось сняться с насиженных мест. Завалило нас снегом, еле юрты разобрали. Уж не гневайтесь, помогите нам, ведь мы одного племени, - сказал хозяин юрты, подавая Итгэлту серебряную чашку с подогретой водкой.
      - Мы-то вас не прогоним. Только вот как другие? Ведь в нашем хошуне не мы одни. А среди людей бывают и хорошие и плохие. Вот этот человек, продолжал Бадарчи, показывая на Итгэлта, - пользуется здесь большим почетом, его слово имеет вес. - И Бадарчи выразительно посмотрел на хозяина юрты.
      Тот сразу смекнул, в чем дело: кажется, придется расстаться с последним серебром, и он, посопев, повернулся к Итгэлту.
      - Ваше имя мы слышали, но вот встречаться не доводилось. Благодарение небу, что оно послало вас нам. Разрешите в знак нашего знакомства поднести вам скромный подарок.
      С этими словами хозяин юрты открыл сундук, достал оттуда хадак и слиток серебра и протянул Итгэлту.
      Итгэлт равнодушно взял слиток, завернул его в хадак и спрятал за пазуху. Бадарчи получил тоже хадак, но без серебра.
      Дав взятки, элётские араты успокоились. Теперь они могут безбоязненно провести недели две на землях Луу-гунского хошуна.
      Итгэлт и Бадарчи уехали. Бадарчи очень хотелось получить свою долю серебра.
      - А ведь поговорка гласит: "Находку делят пополам", - сказал он и фальшиво засмеялся.
      - Чего там делить! Не слиток, а овечья лодыжка. Так и быть, я дам тебе овцу, - сказал Итгэлт.
      "Черт с ним, овца тоже пригодится", - подумал Бадарчи, понимая, что большего от Итгэлта не получишь.
      - А знаешь, Бадарчи, тут можно поживиться еще, - неожиданно сказал Итгэлт.
      - Как это?
      - Нагрянуть сюда ватагой, да и пощипать незваных гостей.
      На прыщавом лице Бадарчи появилась догадливая улыбка.
      - У тебя не голова, а прямо родник - всегда попить можно, подобострастно сказал он и с гиком пустил коня в галоп. Ему уже мерещилась богатая добыча, которую они захватят при набеге.
      На следующий день к вечеру из хотона Итгэлта выехало более двадцати всадников с тяжелыми плетьми. Всадников возглавляли Итгэлт и Бадарчи.
      - Нехорошо мы поступаем, - протестовал Няма, - ведь и у нас может такое случиться.
      - Будешь слишком щедрым, с сумой пойдешь, - сказал Итгэлт.
      - Ведь это же наши братья монголы. Зачем же их гнать? Да и убытку нам они не принесут, - не унимался Няма.
      - Да знаешь ли ты, что все подданные элётского бэйса - это потомки предателя Галдана, который когда-то хотел нас истребить? - раздраженно сказал Итгэлт.
      - А говорят, он был умным человеком, - вступила в разговор Хишиг.
      - Гляди-ка, баба тоже свой нос сует в разговор, теперь добра не жди.
      - Ну, вы как хотите, а я в это дело вмешиваться не буду. Я лучше войлок пойду валять, - сказал Няма.