Великое переселение (№1) - Солдат Кристалла

– А ты не помнишь, – не успокаивался Джела, – имя продавца или название компании, которая тебе их продала?

По правде говоря, она помнила, поскольку директора оказали им всем услугу, проводя селекцию для получения сверхэффективной памяти. Но она не собиралась делиться с ним этими сведениями.

– Я тебе скажу, а ты сообщишь о торговле с врагом и отправишь кого-то их арестовать? – огрызнулась она. – Нет смысла. Масса странного наплывает из Глубин и застревает на Краю. Можешь быть уверен: кто-то просто купил где-то ящик или часть контейнера, а там оказались те игрушки. На Краю масса штучек шериксов: люди торгуют ими как диковинами или коллекционируют их.

– Как Дядя? – поинтересовался Джела. Кантра рассмеялась.

– Дядя не коллекционирует, он их использует. Решил, что сможет победить врага, освоив его машины и настроив их против их создателей.

– Значит, он глупец, – заявил Джела с той же суровой мрачностью, с какой он разговаривал с Дядей, – и активно опасен для населения Спиральной Ветви.

Кантра нахмурилась.

– Опасен – возможно. Однако надо признать, что Дядя все же не глуп, и все его люди – тоже. Серийники, которым удается добраться до Дяди, люди крепкие и сообразительные. Сдается мне, что если кто-то и может понять, как использовать вражеское оборудование против врага, то это именно они. – Она всмотрелась в лицо Джелы и добавила: – Учти, я не лучшая подруга Дяди, как ни считать.

Это вызвало к жизни искреннюю, хотя и мимолетную, улыбку и пожатие широких плеч.

– Я не сомневаюсь, что они сообразительные, – медленно проговорил Джела. – Но они не первые, кому пришло в голову повернуть оружие шериксов против них самих – и кто плохо кончил. Я видел, как боевые роботы, построенные по захваченным чертежам шериксов, сходили с ума и превращали в руины миры, для защиты которых они создавались. Это был изъян в конструкции – или же они выполнили именно то, что шериксам было от них нужно?

Он подался вперед, поставив локти на колени, увлекшись спором.

– Еще один случай – он был в секторе Тиарин. Там изготавливали боевую технику по схемам, захваченным во время прошлой войны: флотилии кораблей-роботов под командованием разумных полководцев-роботов, в которых ввели все великие сражения, проведенные всеми великими генералами. Их отпустили на свободу, как я слышал, чтобы они улетели в Запределье и начали воевать с шериксами.

Кантра наклонила голову.

– Ну и что? Они сразу переходят на сторону врага?

– Возможно, – ответил Джела, садясь прямо. – По тем докладам, которые я видел, они превратились в пиратов и захватили целые миры, чтобы пользоваться их ресурсами.

– И ты считаешь, что это тоже соответствовало плану? – не сдавалась она. – Забросить нам технику и прототипы машин, которые начнут нападать на нас изнутри, а пожиратели миров будут откусывать от Края?

– Что-то в этом роде, – подтвердил он и адресовал ей одну из своих неискренних полуулыбок. – У старых солдат есть свои пунктики. Конечно же, Дядя совершенно безобиден.

Кантра засмеялась.

– Никто этого не говорил. И та штука, которая поджарила мой комбинезон, не была безобидной. – Она поколебалась, пытаясь решить, хочется ли ей узнать… Но, конечно же, ей хотелось. – Очень было хреново?

Он отвел взгляд.

– Достаточно, – признал он со вздохом. – Ничего уже не помогло бы, кроме исцеляющего ящика шериксов – и я не был уверен, что его хватит.

Вот как. Она закрыла глаза, потом снова их открыла.

– А мой комбинезон?

– Запечатан в стерильный пакет, – ответил он. – То, что от него осталось.

Она вздрогнула, глубоко вздохнула…

– Я у тебя в долгу, – сказала она голосом, который стал чуть более высоким, чем ей хотелось бы. Она откашлялась. – Я у тебя дважды в долгу.

Его брови взметнулись вверх, но он ничего не сказал – только сделал рукой знак: «Продолжай».

– Ладно. Ты их прошел – я видела тебя на сходнях. У тебя не было причин возвращаться: ты мог уйти без риска.

Он фыркнул:

– Хорош бы я был второй пилот, если бы оставил своего первого в такой каше!

Она отвела взгляд.

– Да, насчет этого…

Она резко вдохнула и заставила себя встретиться с ним взглядом.

– Дело в том, что я туда шла с мыслью о том, что Дяде бы очень ко двору пришелся солдат, а я, продав тебя, могу очень неплохо наварить.

Что-то шевельнулось глубоко в бездонно-черных глазах, но его лицо сохранило выражение спокойного внимания.

– Скажи что-нибудь! – рявкнула Кантра.

Он медленно приподнял руки и снова уронил их на колени.

– Я бы сказал, что не виню тебя за желание удалить меня со своего корабля, – проговорил он. – И каковы бы ни были твои намерения, ты меня Дяде все-таки не продала.

Он пожал плечами, не отрывая их от спинки кресла.

– Никаких претензий с моей стороны, пилот, – сказал он.

Кантра должна была признать, что это было великодушно и очень характерно для Джелы. Она подумала, не связано ли это с тем, что он солдат – эта готовность придавать больше веса поступкам, а меньше – намерениям, которые за ними кроются.

Что до нее, то ее очень смущали как ее намерения, так и поступки. Она знала – ей ли было не знать, – что Джела ей отнюдь не напарник и что она не связана с ним как со вторым пилотом никакими обязательствами, поскольку он самовольно пробился и в кресло, и на корабль.

Однако когда пришло время выбирать, как действовать…

«Мозги размякли! » – мысленно рявкнула она на себя.

– Я все хотел спросить, – сказал Джела, – почему директора решили убрать твой Артикул? Если это не секрет.

Онаморгнула: у нее на языке вертелся ответ, что это секрет. Но, черт подери, она у него в долгу…

– Плиний… – сказала она и откашлялась, – … можно сказать, мой единоутробный брат, Плиний вернулся домойс задания, явился к инструктору Малис с докладом – и ударил ее…

Она замолчала, почувствовав, как рука Гарен крепко сжимает ее локоть, рывком переводя на бег…

– Ну что ж, – тихо сказал Джела, – он ударил старшего по званию. У военных этого бы хватило, чтобы расстрелять его – но не весь его взвод.

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом.

– Он задержался с возвращением, – сказала она нейтральным тоном, – и к моменту возвращения ему уже оченьнужно было пройти процесс доклада и разгрузки. Добавьеще, что инструктору Малис… нравилось слышать, как мы умоляем о снадобье. Короче, он ее убил – а директора не собирались держать линию, готовую кусать руку, которая ее кормила, растила, одевала и учила.

Онапомолчала, задумавшись, а потом пожала плечами. Ничего страшного не случится, если он услышит историю всю целиком.

– Дядя тут замешан потому, что некоторые типы серийников управляются путем связывания – в основном веществ счастья – с определенными рецепторами. Примерно так директора удерживали в повиновении элантаз, только директора не собирались тратить вещества счастья. Техники из Дядиных лабораторий придумали процесс освобождения, о чем Гарен знала – и она решила, что стоит к нему слетать и посмотреть, не подействует ли.

– Ясно.

Наступило молчание. Джела обернулся к своему проклятому дереву, торчащему в этой кадке, неподвижному и зеленому.

– Значит, линию уничтожили за проявление независимости и самодостаточности, – сказал он. – И ты – единственная, кто остался в живых.

– По счастливой случайности, – буркнула Кантра. «И благодаря Гарен».

Джела улыбнулся ей – совершенно искренне.

– Такое каждый из нас может сказать, – заметил он и встал.

Собрав пустую посуду, он потянулся за ее кружкой.

– У меня есть одно предложение, – сказал он, с серьезным лицом глядя на нее с высоты своего роста, – если ты согласишься, пилот. Оно состоит в том, чтобы лететь на Гимлины. У меня там есть неплохой шанс установить контакт, что позволит мне убраться с твоего корабля и из твоей жизни.

Это был один из немногих моментов в ее свободной жизни, когда у нее разлетелись все мысли. Она воззрилась на него, не зная, что сказать.

– И я прошу прощения, – продолжал Джела, – что навлек на тебя опасности. Я солдат. Риску, приемлемому для меня, не должно подвергать гражданских лиц.

Она чуть было не расхохоталась, пытаясь понять, какой же он представляет себе ее жизнь, но он уже вышел и дверь за ним закрылась. Кантра осталась сидеть в кресле пилота – и впервые со времени смерти Гарен смаргивала с ресниц слезы.

29

«Танец Спирали»

Смена вахты

Джела вытащил свой вахтенный журнал, собираясь его заполнить. Спустя час он сидел все также – с открытой на колене тетрадью и готовым стилом, – но не смог написать ничего, кроме даты.

Оказалось, что дата имела для него определенный интерес, так как прошло чуть больше сорока четырех лет с тех пор, как квартирмейстер отправил Джелу Артикула М в ясли Гвардейцев Грантора, несмотря на то, что будущий солдат был меньше стандарта. То, что он оказался единственным выжившим после нападения противника на лабораторию, при котором все остальные плоды в натальном отделении погибли, повлияло на квартирмейстера, и он сделал в личном деле пометку, что везение для солдата лишним никогда не бывает.

И ему действительно везло – настолько, насколько может везти солдату. Вопреки определенному бесшабашному равнодушию к собственной жизни и характеру, который некоторые назвали бы своевольным и несговорчивым, ему удалось пережить соясельников и товарищей, командиров и целые планеты.

И вот теперь он стар.

Хуже того: он стар, а враг продолжает наступление, и дурацкие решения сыплются сверху, и задание почти провалено, и…

Это последнее его задевало. Нет, ранило.

То, что это задание будет его последним – с этим он смирился: против фактов не попрешь. Но с неудачей… Почему-то мысль о неудаче ему и в голову не приходила, хотя, конечно же, в жизни он достаточно часто терпел неудачи, чтобы эта мысль не была для него новой. Однако задача, поставленная конкретным командиром…

Он был так уверен в успехе!

Но была одна вещь еще похуже.

Он обещал – лично обещал – дереву, что позаботится о его благополучии, чего ему ни в коем случае не следовало делать, поскольку жизнь и честь солдата принадлежат его командованию.

Оно угнетало его, это обещание, потому что он давал его искренне, как солдат солдату. Дерево было таким же его товарищем по оружию, как и все, с кем ему приходилось сражаться рядом за все эти годы.

Джела сказал себе, что дерево понимает реальности солдатского обещания, что дерево – товарищ и герой – не винит его в том, что он ставит долг выше обещаний.

Но он сам винил себя за то, что жизнь его все больше казалась бесполезной и напрасной. Да, он выполнял приказы – более или менее, – а большего от солдата и не требовалось, в конце концов.

А сейчас долг требовал, чтобы он попытался добиться оптимального исхода своего задания, раз уж успех оказывается недостижимым.

Вздохнув, он поудобнее привалился к стене, запечатал стило, закрыл журнал – и отправил и то, и другое на койку, рядом с коленом. А потом закрыл глаза.

Итак, Гимлины.

Гимлины – это риск. Не исключено даже, что неприемлемо высокий риск. Оценить этого он не может, пока не знает, свяжется ли он по комму с некоторым человеком или нет, и будет ли у того правильная последовательность кодов отзыва – или не будет.

На Гимлинах должны находиться войска, преданные объединенному командованию. Так было какое-то время тому назад, и он первым готов был признать, что эти сведения давние. Но в постоянно сужающемся диапазоне вариантов его главной надеждой было, что эти войска по-прежнему там. Второй, меньшей, но более реалистичной надеждой – что войска отбыли выполнять свой долг, оставив на месте связного для отставших.

Если на Гимлинах не окажется ни войск, ни связного, тогда придется…

Непонятно, что придется. И эта неуютная мысль привела за собой другую. Он пообещал Кантре освободить ее корабль от своего присутствия, и это обещание он был твердо намерен исполнить. Долг мог потребовать найти способ уйти из-под обстрела, но долг не может потребовать, чтобы он продолжал навязывать ей свою волю – именносвою – после того, как она его вывезла.

Он мог бы выбрать корабль в любом из портов, в которые они заходили по маршруту к Дяде. Если быть честным, он решил этого не делать. Решил вместо этого взять на себя роль сопровождающего Далей к убежищу, заставив Кантру следовать курсом, который она для себя никогда не избрала бы – и за такую наглость она решила продать его безжалостному человеку, который, как у нее были все основания считать, займет Джелу достаточно надолго, что она успеет взлететь, вернув себе свободу и возможность жить своей жизнью.

Джела понимал ее мотивы – и не осуждал ее намерение. Полностью самодостаточная женщина, Кантра йос-Фелиум, и хозяйка своему слову – когда она его дает. Ему понравилось быть ее напарником. И он узнал от нее такие приемы пилотирования, которые раньше счел бы невозможными.

Он чуть улыбнулся, вспомнив, как она зевнула, когда Х-Артикул демонстрировал свою удаль, – но улыбка погасла, когда он вспомнил более недавнюю картину: он смотрит вниз, на причал, где ее окружили, от ее комбинезона валит дым, и крик…

Он не думал когда-нибудь услышать крик Кантры йос-Фелиум – и надеялся больше никогда не услышать. Звук ее смеха – вот это воспоминание солдату стоит унести с собой и лелеять…

Воспоминания… Ну что ж, солдат имеет право на воспоминания, но при нормальном ходе вещей они не должны мешать его планам и его долгу.

Он со вздохом подвинулся вдоль стены, удобнее пристраивая плечи, и стал делать упражнения на сосредоточенность.

Эту сосредоточенность нарушил шум воздуха, разрезаемого крыльями. На едва созданный им мысленный экран задач странным узором легли блики солнечного света – и экран начал таять, преобразуясь в широкую голубую ленту, соединившую «никогда» и «всегда», выгнувшись аркой над могучими древесными кронами.

Снова послышался шум крыльев – и высоко на небесном своде заплясали крыло к крылу два силуэта, сплетающихся шеями.

– Это вряд ли, – проворчал Джела и начал упражнение сначала, прогнав танцующую пару из своего разума.

Упражнение пошло своим ходом, экран задач сформировался – и снова был захвачен волей дерева.

На этот раз Джела увидел уже ставшую знакомой зеленую землю, ласково окруженную огромными корнями деревьев. Около одного громадного ствола чуть косо лежало гнездо, окруженное обломками и кусочками, словно упавшее с высокой ветки – возможно, сброшенное ветром.

В гнезде сидел детеныш дракона с еще даже не обсохшими крылышками и плакал, как любой младенец, требующий пищи и ласки.

Джела увидел, как в гнездо упал плод – и малыш с аппетитом за него принялся. Еще один плод был подарен и съеден, и третий тоже, а потом младенец свернулся в своем потрепанном гнезде, сонно щуря глаза…

Листья плавно падали вниз, мягко выстилая гнездо. Дракончик вздохнул и спрятал голову под крыло, соскальзывая в сон.

Тут экран задач вспыхнул – и сменил картинку на унылую, пыльную пустыню, которую сжигало безжалостное солнце. А внизу, угнездившись в песке, сидело другое создание, мягкое и бежевое, с короткой мордочкой и задумчивыми глазами…

Удобно привалившись к стене, Джела коротко рассмеялся.

– И до чего я красиво выглядел! – сказал он вслух. Дерево продолжало показ, словно его не прерывали: оно показало теперь незнакомую зеленую землю, тронутую мягкими тенями, и там, свернувшись у ствола, в котором Джела почему-то узнал свое собственное дерево, хотя оно стало гораздо толще, мирно спало маленькое и мягкое бежевое создание.

Здесь и сейчас, на корабле Кантры, Джела нахмурился.

– Это на самом деле? – спросил он у дерева, но ответом ему было только мелькание теней и шум ветра.

Кантра проверила местоположение корабля – и отдала должное Джеле, который сумел выбраться из Глубин к относительно безопасным Отмелям.

По старой привычке она запросила доклады от вооружения и главного мозга, открыла журнал связи, прочла Дядину записку, посмеялась – и просмотрела длинный список отправленных сообщений, оставшихся без ответа.

Она снова прошлась по списку, хмуро выискивая адреса вызовов, которые были ей знакомы по прошлым проверкам работы Джелы на связи, а потом стала разбираться со сложной цепочкой незнакомых – и все более непривычных адресов.

«Он обеспокоен», – подумала она и поймала себя на том, что готова в третий раз начать просматривать список.

«Мозги размякли», – проворчала она и одним движением пальца отключила журнал.

Она подумала, что ей следовало бы одеться, вызвать карты и заняться вычислениями, проверяя заложенный Джелой курс на Гимлины.

«Чем скорее ты туда попадешь… – сказала она себе, заметив, что продолжает сидеть неподвижно, – чем скорее ты попадешь на эти Гимлины, тем скорее ты получишь обратно свой корабль».

И действительно, именно о таком положении дел она мечтала с тех самых пор, как стряхнула с обшивки «Танца» прах Фалдайзы.

Несмотря на это, она осталась сидеть в кресле пилота, подобрав ноги под себя и обхватив колени руками. Шелковый халат прохладно скользил по коже.

Малая Пустота была на переднем экране, и немногочисленные точки света ярко сияли на фоне бесконечной ночи. Она откинулась в кресле…

«Не смотри в Глубины, малышка, – пробормотала Гарен из ее воспоминаний. – Пустота наполнит тебе голову и сделает такой же сумасшедшей, как эту твою мамку».

И бесполезно было говорить, что Кантра знает свою родословную вплоть до далеких прапрабабок, и что Гарен йос-Фелиум нигде не значилась в списке доноров. Гарен считала Кантру своей дочерью – той самой дочерью, которая была уничтожена пожирателем миров вместе с остальными родственниками Гарен, ее знакомыми и всей планетой. И произошло это за много лет до того, как директора института Танджалира заказали рождение Кантры.

Гарен рассказывала ей эту историю: как ее корабль вернулся домой из рейса, и никакого дома не было. Рассказывала, как они проверили координаты, ушли и попытались вернуться снова. Как они сделали это дюжину раз, с самых разных точек перехода, пока наконец капитан не высадила их на Боргене, где распустила экипаж и продала корабль.

Она часто рассказывала эту историю, Гарен – и, насколько могла понять Кантра, не видела никакого противоречия в том, что признает свою дочь погибшей и уничтоженной и в то же время считает Кантру именно этой дочерью. Это было не самым крупным помешательством Гарен, и против него Кантре не следовало бы ничего иметь, поскольку именно оно спасло ей жизнь.

«Теперь вопрос в том, – думала Кантра, забившись в кресло пилота, которому она не могла полностью доверять, и глядя в Глубины, – для чего оно меня спасло?»

«Жизнь хочет жить, малышка. Это так естественно».

Верно, в какой-то степени. Но жизнь… жизнь хочет к тому же и достигать чего-то, устанавливать связи, доверять, хоть изредка испытывать покой и безмятежность…

«Ты получила сильный дар, малышка. Это – оружие и сокровище. Ты можешь получить все, что захочешь, просто улыбнувшись и хорошенько попросив».

Скорее, это было проклятием – и опасностью для нее самой и для тех, кто попадал под ее влияние. Самым лучшим курсом – и самым безопасным – было оставаться одной и делаться как можно капризнее и угрюмее, когда контакт с другими становится необходимым.

На экранах танцевали редкие звезды. Она закрыла глаза – но это не отгородило ее от пустоты.

Пять лет прошло после смерти Гарен. Пять лет одиночных полетов, пять лет маскировки, пять лет, когда ее единственным собеседником была она сама.

И ради чего?

– Привычка, – прошептала она – и в Глубинах за своими веками увидела Далей: ее флегматичное лицо оживляется, когда она говорит о Дяде и его свободном и равном сообществе серийников. И Джелу: с радостным предвкушением драчки во взгляде он стоит перед противником, вдвое большим его по весу.

… и другие картины. Джела, наполовину поднявшийся по сходням; Джела, раскидывающий вокруг нее толпу убийц, лицо Джелы, на котором отражаются одновременно облегчение и настороженность – первое, что она видит, когда открывается крышка устройства первой помощи.

Джела, у которого есть задача и есть причина жить так, как он живет, и который пообещал убраться со своим деревом на Гимлинах, чего, черт подери, она и хочет!

Хочет?

«Надо было продать его Дяде, и дело с концом», – сказала она себе и рассмеялась.

Продажа Джелы решила бы сразу несколько проблем, насколько Кантра теперь могла понять.

«Ладно, ты у него в долгу», – сказала она про себя. Но ведь не только это. Она привыклак нему, привыкла к его помощи и благоразумию. Что еще хуже, она привыкла к его присутствию на корабле, его участию в ее каждодневных делах. Привыкла регулярно высыпаться и не балансировать на грани нервного истощения. Не касалась палочки «Темпа» уже…

Ладно, ей будет его не хватать, только и всего.

«Ничего сверх того, что ты заказывала».

Верно.

Она медленно спустила ноги на холодную палубу и встала с кресла.

У нее за спиной открылась дверь.

Она повернулась и посмотрела на Джелу: облегающий корабельный костюм удачно подчеркивал ширину его плеч.

Он остановился у двери. Лицо у него было открытое и слегка неуверенное, кисти рук висели неподвижно.

– Мне пришло в голову, – проговорил он медленно и, насколько она успела узнать его, с полной серьезностью, – что я на Фалдайзе сбил тебя не только с одного курса. Я не рыжий, но могу попытаться загладить свою вину перед тобой. – Он адресовал Кантре улыбку искреннего смущения, от которой у нее дрогнуло сердце. – Если ты заинтересована.

Так. Да, по правде говоря, она была заинтересована.

Потому она улыбнулась и пошла ему навстречу, прекрасно сознавая, что об этом она тоже пожалеет на Гимлинах.

Он наклонил голову, его черные глаза смотрели на нее с теплым восхищением. Ее улыбка стала еще приветливей, и она протянула руку.

Он ответно протянул свою. Пальцы у него были теплые, ладонь – мозолистая, а хватка – нелепо слабая для мужчины, который способен расплющить кулак противника.

– Моя каюта больше, – тихо сказала она, и они вышли из рубки вместе.

30

«Танец Спирали»

На подлете к Гимлинам

Гимлины висели на втором экране, пока Джела перебирал адреса связи. На его лице медленно застывало выражение мрачной терпеливости, а все его тело буквально испускало волны напряженности.

Кантра занималась навигационной стороной дел, принимая поступающие данные, в шестой раз проверяя направления и включая сканеры на большую мощность, чем было строго необходимо.

Напряженность второго пилота продолжала усиливаться – до такой степени, что первый пилот ощутила явный зуд. Вздохнув, она отстегнула сеть безопасности и встала.

– Я пойду готовить чай, – сообщила она профилю Джелы. – Хочешь?

Он даже не моргнул в знак того, что ее слышит. Его пальцы начали двигаться по клавиатуре коммуникатора. Приостановились – и снова пришли в движение.

«Перестань! – мысленно приказала она ему. – От того, кто так усиленно прячется, ничего хорошего ждать не приходится».

– Еще одна цепочка, – сказал Джела. Его голос был таким же отчужденным, как и его профиль. – Чай был бы кстати, спасибо.

– Ладно.

Она ушла на камбуз, поставила чай завариваться и привалилась к шкафчикам, скрестив руки на груди. У нее самой настроение было довольно мрачным.

– Кантра йос-Фелиум, – произнесла она вслух, – ты дура.

Хуже, чем дура, если начинает сама с собой разговаривать, когда на борту по-прежнему есть еще пара ушей, способных это услышать.

Она шумно вздохнула и закрыла глаза.

«Этот человек сходит на Гимлинах, – сказала она себе, перечисляя все по порядку. – Он забирает свое дерево и уходит. Это – то, чего он хочет и, будь у тебя в голове хоть капля мозгов, которых там нет, ты тоже этого хотела бы. Да, ты у него в долгу: он делал все, что положено второму пилоту, и даже больше, чтобы его пилот была здорова и работоспособна. Так что расплатись с ним и высади там, где он скажет. Он ведь вполне способен о себе позаботиться. И о своем проклятом дереве тоже».

Чайник заквохтал, заставив ее вздрогнуть. Недовольно ворча, она открыла шкафчик, достала кружки, прихватила заодно пару калорийных плиток и отправилась обратно на мостик.

Джела встретил ее стоя. Теперь лицо его было неестественно вежливым, а напряженность ощущалась по-прежнему, хотя стала другой.

Кантра выгнула бровь – намеренно хладнокровно.

– Контакт, – сказал он. – Мы летим.

– Отлично, – ответила она так, будто это действительно было отлично, и, продемонстрировав улыбку, вручила ему кружку.

Он оделся в кожаный костюм торговца, сложил свои пожитки – и секунду стоял, глядя на них: среднего размера сумка, из прочного вевета, но исцарапанная и потертая. Такой груз не может быть на спине у торговца, идущего на деловую встречу.

Придется это оставить.

Тихо вздохнув, он наклонился, покопался в содержимом, вытащил вахтенный журнал и спрятал его во внутренний карман куртки, а потом снова уложил сумку и закрепил на стене. В ней не было ничего невосстановимого – и, может быть, кое-какие мелочи Кантре пригодятся. В конце концов, ему не в первый раз приходится бросать свое имущество, выполняя приказы. И не в последний.

Не совсем в последний.

Дереву тоже придется остаться и положиться на то, что Кантра о нем позаботится. Он попытался передать это и свои резоны, но не понял, удалось ли. Он надеялся, что удалось и что дерево все поняло – хотя если и нет, это ничего не меняет.

Голос в коммуникаторе говорил поспешно и довольно туманно, хотя последовательность паролей была дана без помех. И хотя это еще ничего не гарантировало, это было лучше, чем отсутствие ответа. Джела предположил, что голос в коммуникаторе принадлежал кому-то из местных, которому заплатили, чтобы он слушал старый канал без особой надежды, что вызов когда-нибудь придет. Единственное, на что можно было рассчитывать, – это что об этом передадут вверх по цепочке, как только удастся установить контакт.

Джела закрыл глаза, пытаясь почувствовать дерево, но в дальнем уголке сознания обнаружил только прохладную и далекую зелень.

Так.

Пора было прощаться с пилотом – и эта мысль не была особенно утешительной.

Она прикрывала ему спину и терпела вмешательство в свою жизнь, не пристрелив его и не продав. Она была более чем щедра в постели – и он будет по ней скучать: по ее мерзкому характеру, сарказму и вообще.

Так.

Он еще раз одернул куртку – в чем не было необходимости – и поправил ремень на брюках, удостоверившись, что виброклинок на месте и легко извлекается. Гибкое керамическое лезвие прохладой прошлось по пальцам, и он улыбнулся. Все в порядке.

И пошел на мостик прощаться со своим пилотом.

– Со мной? – переспросила Кантра, оглядываясь на дерево, спокойно стоящее в своей кадке. – А мне казалось вы с ним напарники.

– Это правда, – ответил Джела, стараясь, чтобы это прозвучало так, будто все стороны со всем согласны. – Но нам пора разойтись. Я не могу взять его с собой на встречу и…

Он замолчал, потому что она подняла руку, повернув ладонью к его носу.

– Ты рисковал своей жизнью – и моей тоже, – чтобы увезти это дерево с Фалдайзы. Ты взял его с собой, когда я высадила тебя на Талиофи. Оно прикрывало тебе спину, пока мы встречались с Дядей. И теперь ты оставляешь его со мной?

Она бросила еще один взгляд себе за спину.

– Почему?

Хороший вопрос. И Кантра не могла его не задать. Он передернул плечами, избавляясь от небольшой доли напряжения.

– Контакт, который я установил… зарыт глубоко. Скорее всего единственное, что там смогут сделать, – это направить меня дальше по цепочке. Мне надо будет передвигаться быстро и налегке.

Он и сам бросил взгляд на дерево, нелепо радуясь тому, каким высоким и пышным оно стало.

Переведя взгляд на Кантру, он увидел, что она рассматривает его куртку.

– Без комбинезона? – спросила она и снова предостерегающе подняла руку. – Я знаю, что они не защищают от всех бед, но они немного лучше кожаного костюма торговца.

– Мне не стоит привлекать к себе внимание, – сказал он. – Встреча назначена в городе, и я не хочу компрометировать связного.

Кантра закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Джела, – произнесла она спокойно и невыразительно, что означало: его ждет серьезная выволочка.

– Да, пилот?

Она открыла глаза и обожгла его взглядом.

– По мне – это дурно пахнет. И попробуй только сказать, что ты этой вони не чуешь.

По правде говоря, его нюх на неприятности обнаруживал в этом деле явный душок. С другой стороны, он не становится моложе, а никто из обычных контактов – ни один – не отозвался.

– У них были верные отзывы, – мягко сообщил он, встречая гневный взгляд Кантры.

Она вздохнула.

– А у недавно в бозе почившего пилота Мурана не было именно этих отзывов?

У этой женщины была поразительная хватка в отношении мелочей. Подумав об этом, Джела чуть было сам не вздохнул.

– Да, – ответил он, оставаясь в диапазоне спокойного дружелюбия. – У Мурана были бы именно эти отзывы. И если они пользуются сведениями Мурана, тогда я должен знать и это тоже. Мой приказ совершенно ясен.

– И на этот раз у тебя есть настроение его выполнить.

На это невозможно было дать ответа, так что он просто остался стоять, выдерживая ее пристальный взгляд. Наконец она снова вздохнула и подняла руку, отбрасывая упавшие на глаза волосы.