Непобедимый эллин

      — А что… — хохотнул Геракл, — он описывал себя в письмах двухметровым красавцем атлетом с длинными вьющимися волосами?
      — Ну… примерно так, — подтвердил Копрей. — Мой хозяин не скоро оправился после внезапного разрыва с царицей, он сильно болел, его тут же свалил приступ хронический диареи, а затем началось тотальное выпадение волос.
      — М-да-а-а-а… — задумчиво протянул Софоклюс. — Вижу, душевная травма была просто сокрушительной.
      — Под стать габаритам возлюбленной! — подхватил сын Зевса.
      — Именно поэтому Эврисфей и пожелал иметь у себя в Микенах часть гардероба любимой, — скорбно вздохнул посланец.
      — Секундочку! — Геракл неистово почесал под шлемом кудрявый затылок. — Почему Эврисфею понадобился именно пояс Целлюлиты, а не, скажем… ну… ее меховой сапог? Ведь сапог царицы было бы достать намного легче и, главное, быстрее.
      Копрей снова вздохнул:
      — Эврисфей желал иметь такую вещь любимой, которая наиболее близка к ее столь недоступному, желанному телу…
      «Так-так, — ехидно прищурился Софоклюс, — интересно, что по этому поводу сказал бы наш старый знакомый Зигмундис Фрейдиус? Наверное, накатал бы очередную сумасбродную монографию о любовном влечении к женским вещам!»
      — Ладно, — махнул рукой сын Зевса, — кончай трепаться, давай следующий подвиг!
      — Я заучил его наизусть! — радостно похвастался посланец и нараспев прочел: — Великий Эврисфей повелевает Гераклу Олимпийскому привезти в Микены дочерей царя Гериона, что правит плодородными землями на западном крае Греции, там, где сходит на закате с неба лучезарный бог солнца Гелиос.
      — Да на фиг мне этот Гелиос, — возмутился Геракл. — Лучше скажи, что за дочери такие и на кой сатир они понадобились нашему недоделку?
      — Отвечаю. — Копрей торжественно кивнул. — Дочерей ровно двенадцать: Пиропа, Мирона, Тэратос, Мегафона, Гэфира…
      Сын Зевса предупреждающе показал посланцу кулак, и тот благоразумно перешел к ответу на второй поставленный вопрос.
      — Эврисфей всё еще никак не может оправиться после трагического разрыва с Целлюлитой, и поэтому дочери царя Гериона нужны ему для его… э… э… гарема!
      — Что?!
      — Вот так!
      — И много там у недоношенного сейчас женщин? — усмехнулся Геракл.
      — Ни одной, — честно ответил Копрей, — точнее, лишь хромой горбатый слуга.
      — Как? — выдохнул Софоклюс.
      — В качестве кого? — вытаращил глаза сын Зевса.
      — В качестве евнуха! — разъяснил посланец.
      — А… — разочарованно покачал головой Геракл. — Жаль, что эта должность в гареме Эврисфея уже занята, а то я думал порекомендовать ему Софоклюса.
      — Кого? Меня? — взвизгнул историк. — Да тысячи, тысячи гречанок в разных концах Аттики клятвенно тебе подтвердят, что никакой я не евнух!
      — Хорош врать! — строго осадил личного хрониста могучий герой. — У меня от твоих припадочных воплей уже голова разболелась.
      Копрей тем временем жадно пялился на великолепного жеребца царя Лаомедонта.
      — А можно назад в Микены я поеду на твоем коне, Геракл? — робко спросил посланец. — Ведь всё равно у тебя есть прекрасная боевая колесница, зачем же тебе еще и этот превосходный скакун?
      — Поедешь в Микены на пони Софоклюса! — бескомпромиссно отрезал Геракл. — Либо потопаешь пешком…
      На том они и расстались.
      Проводив взглядом нелепо скачущего на хромой лошадке Копрея, сын Зевса позвонил на Олимп и попросил Гефеста переправить себя вместе с колесницей и хронистом в западные края Греции. Чудесного же жеребца Геракл подарил своему эгидодержавному папане, и лошадь была незамедлительно телепортирована на Олимп.

* * *

      — Почему ты больше не придумываешь мне героические подвиги? — обиженно спросил Софоклюса великий герой, когда они мчались по дорогам западной Греции.
      — А не надо было меня по голове часто бить! — не менее обиженно отозвался Софоклюс. — Вон, я до сих пор весь в шишках и синяках. Меня даже люди пугаются, не только муза.
      — Муза?
      — Ну да, та самая ветреная фемина, что дарит славу бездарным дуракам и обходит стороной непризнанных гениев!
      — Вроде тебя!
      — Вроде меня, — кичливо подтвердил скромняга Софоклюс. — Допридумываю тебе подвиги потом, я же говорил. Да и старые нужно переделывать. Главное, что есть уже черновик, самая необходимая для любого грандиозного труда закваска.
      — Так и быть, — кивнул сын Зевса, — оставим эпос на потом. Ну а хотя бы название ты своему труду наконец придумал?
      — Еще нет…
      — Хреново…
      — Так и я о том же!
      Через несколько часов, казалось, бесцельной скачки по запыленным дорогам греки с горем пополам выяснили у одного встречного циклопа, что царь Герион живет не на материке, а на острове Эрифейя.
      — Ну а его дочери? — полюбопытствовал у великана Геракл.
      — Что его дочери? — не понял циклоп, прикладываясь к чудовищной вместимости кувшину.
      — Ну как они там?
      — Фундомэнос оморфос! — на старогреческом ответил великан, при этом с восхищением цокая языком.
      — Пышные красавицы! — с готовностью перевел Софоклюс.
      — Опять толстухи! — горестно вздохнул сын Зевса. — А всё эти проклятые скульпторы да художники, приучающие Грецию к пышным натурам. И ведь мало кто знает, что пышных женщин они ваяют с голодухи. Художники-то все как один нищие.
      — Сразу пропивают все свои гонорары! — хрипло подтвердил циклоп и громко икнул. — У меня вот брат скульптор, так день и ночь не просыхает. Изваял для нового храма в Дельфах статую Афродиты. Так она, статуя в смысле, даже в ворота храма не вошла, такая вышла толстозадая. Пришлось моему брату кое-что там у этой статуи переделывать, самую малость: груди отбил, бородку приделал и вышел у него весьма разжиревший Арес для священной рощи в Спарте.
      — А разве заказчики статуи не удивились габаритам зада воинственного бога? — решил уточнить хихикающий Софоклюс.
      — Не-а, — мотнул головой циклоп. — Мой брат предупредил их, что изваял Ареса на старости лет…
      — А что еще ты можешь поведать нам об этих дочерях Гериона? — продолжал допытываться у великана Геракл.
      — Фундомэнос оморфос!
      — Ну, это мы от тебя уже слышали.
      — А что вам еще надо? — огорчился циклоп. — Это всё, что я о них знаю. Пышные формы нынче в цене, поэтому царь ужасно дорожит своими дочерьми. Хочет выдать их замуж за самых могучих и знаменитых правителей Греции.
      — А вот это, что называется, проблема, — пробормотал сын Зевса, понимая, что украсть девиц с острова Эрифейя будет ой как не просто. Да и куда их потом девать, этих «фундомэнос оморфос»? В колесницу ты их всех не запихнешь, за пазуху не засунешь.
      Вот так проблема.
      Попрощавшись с говорливым циклопом, греки поехали в сторону моря, где вдалеке виднелся живописный остров Эрифейя.
      Рыбацких лодок на берегу не наблюдалось, да и сам Геракл не особо горел желанием прокатиться в утлом суденышке по морю. Морское путешествие в Трою он еще кое-как перетерпел, не желая сражаться с сумасшедшими амазонками, но тут…
      — Есть у меня одна идея, — вслух произнес могучий герой и зорко вгляделся в горизонт.
      Зрение у сына Зевса было не в пример лучше, чем у любого из смертных, и потому он довольно быстро разглядел блестящую небесную колею, по которой в течение дня проходила светоносная повозка бога Гелиоса.
      Дело шло к закату, стало быть, владыка солнца вскоре должен был появиться в небе над западной Грецией. Появиться, дабы спустить свою огненную колесницу на землю, ну а затем, затушив ее пламя, отогнать повозку в ночное стойло на Олимп.
      Всю эту полезную информацию Геракл почерпнул у полусонного Зевса, позвонив папане прямо в спальные покои. Тучегонитель заплетающимся (со сна, что ли?) языком выдал сынуле также тайное расположение временной стоянки огненной колесницы, так что теперь дело было за малым — захватить божественный механизм и использовать его в своих героических целях.
      А всё потому, что по совершенно непонятным причинам прозрачная колея колесницы бога солнца проходила в нескольких местах прямо по поверхности острова Эрифейи.
      Таким образом, план похищения царских дочерей был практически готов.
      А если еще небесная повозка Гелиоса окажется достаточной вместимости, то и совсем хорошо.

* * *

      Тихонько посмеиваясь, чахоточный Херакл весьма резво греб к далекому острову.
      Всё пока у самозванца складывалось как нельзя лучше.
      Во-первых, его здорово подлечили на Крите, где всё еще шли общегреческие Олимпийские игры. Там саданувшегося о каменный диск грека за несколько дней поставили на ноги, делая ему частые промывания желудка и кровопускания. Понятно, критские эскулапы желали поскорее избавится от докучливого пациента, и, не выдержав очередного клистира, самозванец благоразумно сбежал, очень сильно этим своим поступком всех осчастливив. Врачи даже праздник небольшой устроили, когда воняющий псиной больной в одно прекрасное утро тихо исчез.
      Но это была не единственная удача Херакла.
      Ведь хоть и немного, но он всё-таки насолил во время соревнований Гераклу. Кроме того, после побега из олимпийского лазарета (где лежали преимущественно боксеры и павшие жертвой метателей копья зрители) его тут же отыскал посланец Эврисфея Копрей, сообщивший самозванцу место и цель десятого подвига сына Зевса.
      Удачи сыпались на лысую ненормальную голову Херакла как из волшебного рога изобилия.
      И вот он уже на полпути к вожделенному острову, где проживают чудесные дочери царя Гериона.
      Единственное, что немного омрачало настроение, так это кружившие рядом с храбрым пловцом белые акулы. Однако хищники не спешили нападать, пребывая в некотором замешательстве, ибо никак не могли понять, что там плывет. По всему выходила крупная худая собака. Это если верить распространяемым невиданным пловцом запахам. Но глаза зубастых рыбок сигнализировали совсем о другом, глаза видели странного лысого человека с безумно вытаращенными буркалами.
      Акулы посовещались и есть Херакла передумали. Мало ли как там оно потом обернется. А что, если к утру они уже все будут дружно плавать на поверхности моря кверху брюхом?
      То-то!

* * *

      По расчетам сына Зевса прозрачная колея медленно опускалась с неба к острову Эрифейя, проходила через всю его южную часть, затем снова поднималась в небо и резко снижалась уже у самой тормозной платформы, которая располагалась на материке аккурат рядом с тем местом, где греки встретили такого доброжелательного пьяного циклопа.
      Тормозная платформа огненной колесницы была очень искусно замаскирована под священную рощу самого Зевса, куда вход простым смертным был строго воспрещен.
      — Ха-ха! — рассмеялся Геракл, ногой вышибая позолоченную калитку святилища.
      Оставив боевую колесницу у ворот, авантюрные эллины беспрепятственно прошли насквозь зеленую аллею и оказались у тормозной платформы Гелиоса.
      Растительность вокруг была столь буйная, что заметить платформу можно было разве что с высоты птичьего полета.
      — Экая хренотень! — удивился Геракл, с интересом разглядывая железное возвышение с множеством непонятных штуковин.
      Прозрачная небесная колея, опускаясь вниз, упиралась в огромный деревянный брус, выкрашенный в чередующиеся красные и белые полоски.
      «Ага! — подумал сын Зевса. — Вот эта полосатая штука и тормозит колесницу!»
      Еще на платформе были странные железные конструкции, похожие на дырчатые раскрывшиеся подсолнухи. Тут уж античный разум Геракла слегка спасовал.
      — Темнеет. — Могучий герой оценивающе поглядел на небо.
      — Предлагаю спрятаться в кустах, — отозвался по обыкновению слегка нервничавший Софоклюс.
      — Великий сын Зевса никогда ни от кого не прячется! — раскатисто прогудел Геракл, с порицанием глядя на историка.
      — Геракл, не дури! — Хронист указал на прозрачные рельсы, которые слегка вибрировали. — Небесная колесница уже спускается. Если Гелиос нас увидит, то, чего доброго, пойдет прямо на Олимп.
      — И пожжет там всё к сатировой матери, — усмехнулся герой.
      — Тем более, — проворчал Софоклюс. — Ты хочешь стать причиной божественного пожара?
      Сын Зевса тут же представил себе пылающий в небе Летающий остров, содрогнулся и живо полез в ближайшие заросли.
      Прозрачная колея уже не просто вибрировала, она гудела!
      — Угол наклона путей здесь слишком сильный, — пояснил Софоклюсу Геракл. — Колесница идет в режиме торможения, используя особые тормозные колодки.
      — И откуда ты всё знаешь?
      — Да мне Гефест как-то по пьянке рассказывал. Хвастался, ведь это его изобретение.
      Огненная колесница снижалась.
      Сверху пахнуло жаром, затем что-то слегка рвануло, и прямо с неба на землю плавно спустился бог Гелиос в дымящейся, слегка тлеющей по краям накидке. Спускался олимпиец на очень странном приспособлении, больше всего напоминавшем женскую грудь.
      — Парашютис-нейлонус! — прошептал на ухо открывшему рот Софоклюсу всезнающий Геракл.
      Опустившись на землю, Гелиос снял дымящуюся накидку, после чего принялся сворачивать зацепившийся за ближайшее дерево парашютис.
      Огненная повозка продолжала спуск, но уже без бога солнца. Жутко грохоча и источая жар, она медленно сошла с неба и, остановившись на платформе, звонко лязгнула запорными механизмами. Тут же, как по команде, ожили железные дырчатые «подсолнухи», исторгнув из себя фонтанирующие потоки холодной воды. Чудо-повозка зашипела, вверх повалили клубы горячего пара.
      — Режим охлаждения! — прокомментировал Геракл. — Пора действовать, пока пар окончательно не рассеялся.
      Выбравшись из укрытия, сын Зевса на полусогнутых подкрался к Гелиосу, который нещадно тряс несчастное дерево. Таким макаром бог солнца вполне мог и порвать свой верный парашютис.
      — Ку-ку… — Геракл похлопал Гелиоса по плечу.
      — А-а-а-а… — от неожиданности заголосил бог солнца и… грохнулся в обморок.
      Из кустов вышел озадаченный Софоклюс.
      — Эй, Геракл, ты что ему там сказал? Сымитировал рык голодного Цербера?
      Сын Зевса усмехнулся и, обрезав мечом веревки парашютиса, связал ими вырубившегося олимпийца.
      — Из чего же ему сделать кляп?
      — А зачем ему кляп? — полюбопытствовал историк
      — Гелиос первый матерщинник на Олимпе! — торжественно (не без восхищения) сообщил Геракл и, тут же спохватившись, быстро добавил: — Разумеется, после Зевса.
      Изготовить кляп было решительно не из чего, ну разве что из длинной бороды Софоклюса. Могучий герой уже примеривался, как бы половчее оттяпать у хрониста его мужское достоинство, дабы тот не сразу всё понял, но тут историк предложил сунуть в зубы Гелиосу восковую дощечку.
      — Просто отличная мысль! — обрадовался сын Зевса. — Смоченный слюной, воск быстро застынет, и челюсти Гелиос вряд ли скоро разожмет.
      Так и поступили.
      Софоклюс передал Гераклу небольшую дощечку, которая незамедлительно была вставлена между зубами лежавшего ничком бога солнца. Затем пленного погрузили в остывшую колесницу, и сын Зевса, звякнув на Олимп в кузницу Гефеста, быстро выяснил, как управлять чудо-повозкой.
      Оказалось, нужно было всего-навсего сдвинуть маленький красный рычаг.
      Веселящийся Геракл так и поступил.

* * *

      Небесная колесница оправдала все мыслимые ожидания, оказавшись весьма просторной и (что немаловажно!) быстроходной.
      На подъеме она, правда, шла с натугой, но затем разогналась до скорости хорошего конного экипажа.
      Под покровом легкой темноты (высоко в небе уже катила ясноликая Селена в серебряной повозке) Геракл с Софоклюсом спокойно добрались до острова Эрифейя, где могучий герой легко остановил божественное изделие, потянув вниз толстый зеленый рычаг.
      Пришедшего в себя злобно мычащего Гелиоса оставили в огненной колеснице.
      Отойдя подальше от проложенной прямо по земле прозрачной колеи, эллины залегли за небольшим холмом.
      — Думаю, царские дочки хорошо охраняются, — вполне резонно заметил Геракл и тут же звякнул вестнику богов Гермесу.
      Гермес, как ни странно, не спал и ночному вопросу сына Зевса вовсе не удивился.
      — Спрашиваешь, охраняются ли дочери царя Гериона? — усмехнулся в сотиусе Гермес. — Тебя что, там внизу ночные эротические фантазии терзают?
      — Вестник, не бузи! — предупредил Геракл. — У меня времени в обрез.
      — Эк тебя разобрало! Ну да ладно. Значит, так: во-первых, где-то в окрестностях острова бродит жуткий двухголовый пес Орф. Не Цербер, конечно, но тоже не шибко приятно…
      Залегший рядом с Гераклом Софоклюс слегка побледнел.
      — Во-вторых, — спокойно продолжал Гермес, — спальни красавиц стережет могучий евнух, великан по имени Эвритион.
      — Евнух-великан?
      — Да-да, бывают и такие психи! В-третьих… хотя нет, это уже перебор. Хватит с тебя и двухголового пса с могучим евнухом.
      И вестник богов отключился.
      — О пустоты Тартара! — жалобно простонал историк.
      — Значит, пес и великан… — задумчиво проговорил Геракл, пряча сотиус в нагрудный карман под доспехами.
      — Мама, помогите-е-е-е! — донеслось откуда-то слева, и вслед за криком послышался душераздирающий вой.
      Слегка привстав, сын Зевса выглянул из-за холма.
      По освещенной ровным холодным светом луны равнине бежал дико визжащий Херакл, преследуемый (кто бы мог подумать?!) чудовищным двухголовым Орфом весьма необычной породы.
      Удовлетворенно кивнув, Геракл снова спрятался за холм и сказал до смерти перепуганному гиганту исторической мысли:
      — Наш сумасшедший друг оказал нам поистине неоценимую услугу.
      — Кт-т-то ок-к-казал?
      — Херакл, кто же еще. Он отвлек на себя этого блохастого Орфа. Вот так удача! Надеюсь, чудовище сожрет самозванца.
      — Ох, сомневаюсь, — скептически заметил несколько приободрившийся хронист.
      Встав во весь рост, сын Зевса решительно оглядел равнину.
      Истошные вопли Херакла и злобные завывания Орфа затихли вдали. Судя по всему, сладкая парочка устремилась к близкому морю. Чуть севернее виднелся некий подсвеченный луной симпатичный парк и белоснежное здание, расположенное на небольшой живописной возвышенности.
      — Спальни дочерей Гериона! — с ходу определил Геракл, и они с Софоклюсом поспешили навстречу очередным опасным приключениям.

* * *

      В ночном парке эллины действовали без излишней спешки.
      Сын Зевса изучил все подходы к белоснежному мраморному зданию, оценил высоту окон, крепость крыши и колонн центрального входа. Не исключено, что при отступлении всё это придется разрушить.
      — Значит, так. — Геракл ободряюще хлопнул по плечу вздрогнувшего Софоклюса. — Я захожу с черного хода, а ты отвлекаешь великана!
      — Что-о-о-о?!
      — Я так и думал, что ты согласишься! — быстро кивнул могучий герой. — Знай же, Софоклюс, ты был для меня настоящим другом.
      Историк в очередной раз мертвенно побледнел.
      — Н-н-н-надеюсь, эт-т-то шутка?
      — Конечно, шутка! — рассмеялся Геракл. — Разве есть в Греции более жизнерадостное существо, чем великий сын Зевса?
      — Гм… — Хронист сглотнул слюну. — В подобных обстоятельствах шутки, по-моему, неуместны.
      — Уместны-уместны. — Герой снова хлопнул историка по тщедушному плечику. — Давай, Софоклюс, покажи всё, на что ты способен. Ступай, отвлеки великана!
      — Но…
      — А ну пошел, засранец… я кому сказал! — И Геракл слегка наподдал хронисту коленом. — Неужели ты думаешь, что я тебя не спасу?
      Тихонько всхлипывая, историк вошел в темное мраморное здание.
      Сын Зевса для приличия немного подождал, а затем во всю глотку заорал:
      — Пожа-а-а-а-ар!
      В спальном комплексе раздался оглушительный грохот, и через секунду из темного арочного входа стрелой вылетел Софоклюс, что-то сдавленно крича. Следом за историком из недр спален появился огромный великан, таща красное ведро, из которого сыпался песок.
      Эвритион бежал чуть сутулясь, видно, давно привык к низким для него потолкам.
      Пропустив бьющего все мыслимые рекорды по марафонскому бегу Софоклюса, Геракл решительно преградил могучему великану дорогу.
      Эвритион растерянно остановился, тупо таращась на уперевшего руки в бока героя.
      — Ты кто такой? — тоненьким детским голоском спросил могучий сторож.
      — Теперь мне ясно, ты тот самый евнух, телохранитель дочерей царя Гериона! — рассмеялся сын Зевса.
      — Ну да, это я! — пропищал великан. — А где пожар?
      — Сейчас будут искры! — пообещал Геракл и, выхватив у оторопевшего Эвритиона ведро с песком, ударил этим самым ведром евнуха по голове.
      Великан с грохотом повалился на землю.
      Сын Зевса зевнул и, сняв с пояса заранее припасенный хлыст, устремился в спальни пышных красавиц.
      Через некоторое время Геракл уже гнал по зеленой равнине острова дюжину полуголых визжащих девиц, гнал прямо к тому месту, где их ждала вместительная повозка бога Гелиоса.

Глава восемнадцатая
ПОДВИГ ОДИННАДЦАТЫЙ: ЦЕРБЕР

      Громовержец тяжело вздохнул:
      — Введите его сюда!
      Присутствовавшие в тронном зале Олимпа боги с интересом уставились на бесшумно ушедшую вверх дверь. Послышалось радостное ржание, но нахмурившийся Зевс быстро пресек вспышки веселья.
      В сопровождении на редкость озабоченного Асклепия в тронный зал вошел красный как рак Гелиос, крепко сжимавший в зубах небольшую восковую дощечку.
      — Что, приятель, — сочувственно покивал Тучегонитель, — неудобно, наверное, так расхаживать?
      — Ыу-ыу-ы-ы-ы… — согласно промычал бог солнца.
      — Воск, полагаю, застыл намертво?
      — Ы-гу…
      — Это Геракл с тобой такое сделал?
      — Ы-гу, ы-гу!
      — М-да, весьма находчиво, весьма.
      — М-мр, Гер-р-р-р… скот-т-т-т-ин-н-на… — яростно затряс головой Гелиос.
      Громовержец повернулся к скорбно поджавшему губы Асклепию:
      — Ну что, ты его уже осмотрел?
      — Осмотрел.
      — Твои выводы?
      — Застыло намертво.
      — Но что же делать?
      — Ы-ы-ы-ы… грм… — запрыгал на месте Гелиос, жутко тараща слезящиеся глаза.
      — Это не ко мне, это к Гефесту, — отрезал Асклепий.
      — Гефест! — позвал Зевс.
      — Я здесь, отец. — Из толпы олимпийцев выступил улыбающийся кузнец.
      — Что скажешь?
      Гефест придирчиво осмотрел Гелиоса, зачем-то проверил у бога солнца пульс, заглянул в уши, потянул за нос, подергал торчавшую изо рта дощечку.
      — Я бы воспользовался молотом! — задумчиво пощипывая бороду, предложил кузнец.
      — Ы-ы-ы… — громко взвыл Гелиос и бросился бежать.
      — Стой, куда?! — подскочил на троне Громовержец.
      Но выскочить из главного зала Олимпа Гелиосу не удалось. Слегка ухмыляющийся Арес очень ловко поставил богу солнца подножку. Гелиос нелепо взмахнул руками и с грохотом распластался на мраморном полу.
      Восковая дощечка отлетела к ногам тихонько хихикающего Гермеса.
      — Ну вот, — облегченно вздохнул Зевс, — проблема решилась сама собой.
      Богу солнца помогли подняться. Ощупав свой слегка расквашенный нос, Гелиос сокрушенно прошепелявил:
      — Два зюба, целых два зюба выбил! Я этого так не оштавлю, я буду шаловаться!
      — Это, интересно, кому? — хохотнул на троне Громовержец. — Может быть, томящемуся в Тартаре Крону?
      Гелиос не ответил.
      — А с зубами, — добавил Тучегонитель, — это у нас к Асклепию, он живо тебе новые вставит, лучше чем были, так ведь?
      — Ну конечно же, — радостно подхватил врачеватель и, бережно взяв бога солнца под локоть, вывел из тронного зала.
      — Вот, Зевс, — Гермес протянул Эгидодержавному роковую дощечку, —думаю, тебе будет любопытно взглянуть.
      Помимо мощных месяцеобразных отпечатков, оставленных челюстями Гелиоса, на застывшем воске присутствовал и некий текст. Задумчиво нахмурив брови, Зевс с интересом изучил дощечку.
      Похоже, это был фрагмент какого-то колоссального эпического труда.
       …После охоты на быстроногую лань, — слегка неровным почерком было выведено на дощечке, — продолжавшейся чуть больше года, Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку…
      — Что там написано? — полюбопытствовал Эрот. — Что-нибудь стоящее?
      — Юмористическая фантастика! — отозвался Зевс и, прочтя про трех поросят, оглушительно рассмеялся.

* * *

      Дочерей царя Гериона гнали небольшим табуном.
      Ловко орудуя длинным хлыстом, Геракл не позволял пышнотелым феминам отбиваться от общей недовольно ругающейся компании.
      Идти в Тиринф пришлось пешком, но недалеко, благо огненная повозка бога Гелиоса опускалась на землю невдалеке от Микен, где находилась старая аварийная, давно не использовавшаяся тормозная платформа. После остановки бога солнца развязали, а пышнотелых девиц погнали в близкий Тиринф.
      Могучий сын Зевса произвел на дочерей царя Гериона должное впечатление, и многие из них специально подставляли свои аппетитные телеса под беспощадный хлыст героя, сладострастно при этом стеная. То-то порадовался бы при виде этой идиллической картины знаменитый Зигмундис Фрейдиус, узрев на практике осуществление своей сексуально-сумасбродной теории Великого Либидо со всеми вытекающими отсюда последствиями.
      Пыль на дороге стояла столбом.
      Фемины нещадно потели и несколько плотоядно поглядывали на бесстрастно погоняющего их атлета. Геракл же был невозмутим, как каменная статуя Ареса в священной роще Колхиды.
      — Скажи-ка мне одну вещь, — бурчал Софоклюс, едва поспевая за размашисто шагающим героем. — Какой был смысл в этом моем отвлекающем маневре?
      — Каком таком маневре? — переспросил сын Зевса, ловко охаживая хлыстом слегка отставшую от своих сестер рыжую девицу.
      Девида похотливо взвизгнула и многозначительно зыркнула на хмурого Геракла.
      — Ну, когда ты попросил меня отвлечь того кастрированного великана! — обиженно пояснил историк. — Ума не приложу, зачем ты послал меня внутрь здания… когда тут же истошно прокричал «Пожар!» и тем самым выманил сумасшедшего врага наружу.
      — Так вот ты о чем! — догадался могучий герой. — Гм… знаешь что… борись-ка ты со своей патологической трусостью, Софоклюс, пока не стало поздно.
      — И именно из-за этого ты послал меня на верную гибель? — возмущенно заголосил хронист.
      — Именно! — торжественно подтвердил сын Зевса. — Я решил помочь тебе побороть свои жалкие страхи… Эй, куда, коровища, прешь?..
      Хлыст с шипением рассек воздух, оставив на розовой попке одной из девиц длинный алеющий след. Фемина была в восторге.
      — Сатир побери эти подвиги! — с чувством выругался Геракл. — А моя колесница-то осталась на западе Греции!
      И, сокрушенно качая героической головушкой, могучий герой позвонил божественному Гефесту.

* * *

      — О боги, и что же я с ними со всеми буду делать? — с искренним ужасом воскликнул Копрей, опасливо глядя на сбившихся в кучу пышнотелых девиц.
      — Доставишь их в Микены к Эврисфею, — безразлично бросил Геракл.
      Тут у героя зазвонил сотиус.
      Сын Зевса поспешно приложил трубку к уху.
      — Стань чуть левее, — раздался в трубке хрипловатый голос Гефеста.
      Могучий герой послушно отошел к обочине дороги, и тут же на том месте, где он только что стоял, возникла золотая колесница.
      Перепуганные лошади безумно водили глазами по сторонам и нервно стригли ушами.
      — Ну как? — поинтересовался в сотиусе Гефест.
      — Порядок! — подтвердил Геракл. — Вот только Софоклюсу, по-моему, хана.
      — Найди себе другого хрониста! — посоветовал Гефест, и связь прервалась.
      Наклонившись, сын Зевса осторожно заглянул под колесницу:
      — Софоклюс, ты там?
      Из-под повозки на четвереньках медленно выбрался испачканный в пыли историк.
      — Неужели так трудно было сказать, чтобы и я отошел? —склочно осведомился он, отряхивая порванный в нескольких местах хитон.
      — Знаешь, — удивленно проговорил Геракл, — я в тот момент об этом как-то не подумал.
      — Что, хочешь от меня избавиться?
      — Да Зевс тебя упаси, как ты мог обо мне такое подумать? — полный праведного гнева возмутился герой.
      — Лучше еще раз попасть под колесницу, чем спорить с тобой, — недовольно пробурчал хронист.
      — Эй вы! — продолжал возмущаться Копрей. — На чем же я их повезу?
      Геракл поглядел на столпившихся у перекрестка фемин.
      М-да, проблема.
      — На, держи! — Сын Зевса вложил в руку посланца крепкий пастуший хлыст. — Когда-то с его помощью я пас на живописных холмах Киферона овец.
      — И что мне с ним делать?
      — Погонишь девок в Микены пешком! Не захотят идти, тогда ты их по ляжкам, по ляжкам…
      — Какое изуверство! — вспыхнул Копрей и, перейдя на шепот, тихо добавил: — Да они меня живо придушат или растопчут, когда вы уйдете. Глядите, какие они все здоровые, кровь с молоком.
      — Да мужик ты, в конце концов, или не мужик? — гневно спросил сын Зевса. — Женщина всегда должна знать свое место! Вот я своей жене Мегере после свадьбы так и сказал: выбирай, мол, хочешь быть женой великого героя или его вдовой?
      — И что же она выбрала?
      — Дала мне пифосом в ухо! — продолжал нагло врать Геракл.
      — Какого сатира? — подпрыгнул на месте Копрей. — К чему ты мне тут завиваешь баки?
      — Что завиваю?
      — Бакенбарды! Ну, в смысле, чушь несешь. Я не желаю сам вести этих сексуально озабоченных бабенок в Микены.
      — А придется. — Могучий герой порылся в золотой колеснице и выдал Софоклюсу новый хитон.
      — О боги, ну зачем я во всё это ввязался? — застонал Копрей, разматывая тяжелый бычий хлыст.
      Дочери царя Гериона глядели на коротышку весьма враждебно. И в том, что они попытаются при первой же возможности на него напасть, а затем сбежать, не было ни малейших сомнений.
      Впрочем, это всё проблемы Копрея, а не Геракла. Пусть сам потом с любвеобильным Эврисфеем объясняется.