Риджент-стрит (№2) - Безжалостный обольститель

Редборн был не одинок. Филипп монополизировал ее на весь вечер, вызвав у Джулиана несвойственную ему зависть.

– Это было давно, – сказал он и кивнул в сторону стола: – Я подумал, что ты могла проголодаться. Не поужинать ли нам?

Клодия взглянула на расставленные на столе блюда.

– О, – произнесла она и, оттолкнувшись от стены, медленно подошла к стулу и села на краешек. – Я... я не знаю, что ты любишь, – пробормотала она, поднимая крышки.

– Не имеет значения, – ответил Джулиан и занял место за столом. Потянувшись к бутылке, он наполнил сначала ее бокал, потом свой. Клодия не смотрела на него, взяв с блюда ростбиф и немного вареного картофеля и застенчиво взглянув на Джулиана из-под ресниц, она передала ему тарелку. Затем положила на свою тарелку пару картофелин и поставила ее на стол.

– Я не могу.

Джулиан замер, опуская бокал, из которого только что собирался отпить вина.

– Ты не голодна?

– Нет, я не могу делать вот это! – воскликнула она, указывая на стол и комнату. – Не могу притворяться, Джулиан!

– Никто и не просит тебя притворяться. – Он поставил бокал на стол.

Она опустила глаза.

– Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь от меня?

Чего он хочет? Посмотреть на нее однажды и не чувствовать такого безумного желания.

– Признаю, наш брак не идеален, но едва ли его можно назвать адом, Клодия. Я понимаю, насколько тебя расстроила сегодняшняя церемония...

– Унизила, – перебила она его, вскочив. – Ты даже представить себе не можешь, как это было унизительно!

Напротив, он вполне способен себе это представить, подумал Джулиан, наблюдая, как она мечется по комнате.

– Сожалею, но не в моих силах было тебе помочь.

– Да, ты это уже говорил. Поверь, ты ясно дал понять, насколько все это тяжело для тебя.

Он понятия не имел, что она имеет в виду, да и ее тон ему не понравился.

– Мне это нравится не больше, чем тебе...

– Но ты – совсем другое дело. Тебя не принуждали к браку, как меня! Я теперь твоя собственность. С таким же успехом я могла быть старой толстой коровой.

– Не говори чепухи! – вспылил Джулиан и резко встал, проведя рукой по волосам. – Ты не моя собственность, Клодия... А, к черту! Послушай, что сделано, то сделано, и я не собираюсь обсуждать это.

– То есть? – спросила она.

– Я хочу сказать, что мы теперь женаты и тебе лучше принять этот факт, потому что, видит Бог, так будет легче.

– О, я уже смирилась, милорд, – тихо произнесла она. – Как сказал мой отец, что посеешь, то и пожнешь. Вот я и пожинаю. Как еще я могу смириться со своей глупостью?

– Я сказал бы, что ваша нетерпимость, мадам, никоим образом не помогает делу, – раздраженно пробормотал он.

– Моя нетерпимость? – негодующе воскликнула она. – А что, скажи на милость, ты хотел? Чтобы я делала вид, будто все замечательно? Что именно этого я и ждала?

Он вполне мог бы обойтись без еще одного напоминания о том, как она презирает его.

– Окажи нам обоим большую услугу и не делай ситуацию хуже, чем она уже есть! – горячо воскликнул он.

– Да хуже просто быть не может! – воскликнула она. – И не рассчитывай, что я облегчу ее для тебя.

Мгновенно вспыхнув, Джулиан схватил ее за локоть и дернул к себе.

– Не провоцируй меня, Клодия, – предупредил он. – Нас было двое в той оранжерее, и, насколько я помню, ты наслаждалась так же, как и я.

Ее глаза яростно полыхнули.

– Как ты смеешь! Отпусти меня, – сердито пробормотала она, пытаясь вырваться.

– Только тогда, когда сочту нужным, – прошипел он сквозь зубы, сжимая ее в объятиях. Его губы приникли к ее губам. Клодия яростно сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его. И вдруг он почувствовал в ней перемену. Сопротивление сменилось яростным желанием. Губы Клодии раскрылись навстречу его губам, и его язык проник во влажные глубины ее рта. Он слегка сжал зубами ее губу, и Клодия обвила руками его шею, прижавшись к нему, ощутив его возбужденную плоть. Такой пылкой страсти он не испытывал уже много месяцев, даже лет.

Потом она вдруг замерла, попыталась отвернуться, и он ощутил ее слезы на своей щеке. Он слизнул их и прижался лбом к ее лбу.

– Это не так уж тяжко, милая, – сказал он. – Не... не осложняй ситуацию. Сегодня – день нашей свадьбы, и я хочу любить тебя. Хочу погрузиться в твое лоно и почувствовать, как ты сжимаешь меня. Хочу доставить тебе такое наслаждение, о котором ты и мечтать не смела, и уверен, что ты тоже этого хочешь. Позволь мне любить тебя, Клодия. Тихо всхлипнув, Клодия закрыла глаза.

– Нет, – прошептала она. – В конце концов это причинит нам обоим боль. Неужели ты не понимаешь?

– Я не допущу, чтобы это причинило нам боль, – возразил он. – Только позволь мне любить тебя. – Он наклонился и, прежде чем она успела возразить, снова обвел ее губы кончиком языка. Он отпустил ее руки, и его пальцы заскользили по ее спине и крошечным пуговкам на платье. Клодия не мешала ему, она ухватилась обеими руками за лацканы его сюртука и прижималась к нему. И когда его руки скользнули под ее платье и прикоснулись к спине, губы раскрылись с тихим вздохом и язык без стеснения рванулся навстречу его языку.

Матерь Божья!

Ее язык был словно пламя, дразня и мучая его, сводя с ума. Этот шквал огня прокатился по его телу, превращаясь в нестерпимый жар. Он торопливо стянул платье с ее плеч, пальцы заскользили по бархатной коже к талии.

Когда он внезапно поднял голову, ее глаза, потемневшие от желания, сверкнули, словно ярко-синие сапфиры. Он опустил взгляд на ее грудь и судорожно вздохнул: набухшие соски отчетливо вырисовывались сквозь бархат платья. Проведя по ним кончиками больших пальцев, он почувствовал, как они еще больше напряглись, при этом ее пальцы впились в его руки, и он стал молиться, чтобы у него хватило сил сдержаться до тех пор, пока она не получит наслаждение.

– У меня нет сил противиться тебе, – прошептала она. – Я чувствую себя совершенно беспомощной. – Клодия, по сути, была наивна и невинна. Но ее глаза... в них бушевала страсть, и Джулиана бросило в жар, огонь желания разгорался все сильнее и сильнее.

– Я тоже ничего не могу с собой поделать, Клодия. Я так хочу любить тебя!.. – хрипло пробормотал он, прижимаясь лицом к ее шее, обхватив губами каплевидную жемчужную сережку в ухе. В этот момент он забыл о ее невинности, забыл обо всем на свете, намереваясь остановиться. И когда Клодия поцеловала его, пылко, самозабвенно, подхватил ее на руки и понес в спальню.

Он не помнил, когда и как снял с нее платье. Не отрывая жадного взгляда от ее тела, Джулиан сорвал с себя шейный платок и рубашку. Дернул за тесемки ее нижних юбок, и те упали к ее ногам. Она была великолепна, неотразима. Джулиан медленно опустился на корточки, гладя ее бедра. Осторожно приподнял одну ее ногу, потом другую, освободив Клодию от юбок. На ней остались лишь легкая шелковая рубашка и тонкие панталоны.

Снимая эту последнюю преграду, он твердил себе, что должен показать ей не торопясь, как мужчина может любить женщину. Он так давно желал ее, вот такой, в его объятиях... Для него было пыткой не овладеть ею стремительно, поддавшись пожиравшему его пламени желания. Но Джулиан заставил себя подняться, провел руками по груди, едва прикрытой тонкой нижней рубашкой.

– Ты прекрасна, – прошептал он, вытаскивая шпильки из ее волос, освобождая прядь за прядью. Богиня, подумал он и слегка прикоснулся губами к ее губам, дразня их, а руки в это время уже снимали с нее рубашку.

Рубашка соскользнула, обнажив изумительную грудь. Джулиан лизнул один сосок. Его плоть, пульсирующая болезненным желанием, нетерпеливо рвалась наружу. Джулиан осторожно, почти благоговейно обхватил ладонями ее грудь и почувствовал, как она затрепетала в его руках, когда Клодия судорожно вздохнула.

– Клодия, – прошептал он, поцеловал ее в лоб и, отступив, сел на кровать.

Под его восторженным взглядом она засмущалась и закрыла руками живот. Он всегда восхищался ею, но не знал, насколько она прекрасна. Ее тело было неземной красоты – ноги длинные, стройные, талия тонкая, бедра округлые. Он не заслужил такой красоты.

Клодия под его жадным взглядом еще крепче обхватила себя за талию, невольно приподняв грудь.

– Иди сюда, милая, – мягко позвал он, протягивая ей руку.

И когда она вложила руку в его ладонь, Джулиан усадил ее к себе на колени и заключил в объятия, скользя губами по шее, щеке, губам. Клодия положила руки ему на грудь. Он медленно откинулся назад, увлекая ее за собой, потом перевернул на спину.

– Ни о чем не думай, – прошептал он. – Ничего не делай, только позволь мне любить тебя. – Он ласкал ее соски, пока они не затвердели, и услышал ее полустон-полувскрик. Рука Джулиана заскользила вниз по ее телу.

Клодия снова застонала. Ее глаза сверкали в сгустившихся сумерках – она не произносила ни слова, только смотрела на него.

Боже милостивый, еще немного – и он не выдержит, взорвется. Он жадно поцеловал Клодию, проглотив ее легкий вздох. Пальцы заскользили по внутренней стороне ее бедер, проникли в лоно.

Клодия начала извиваться под ним. Джулиан, крепясь из последних сил, проникал в лоно все глубже и глубже, пока не почувствовал тонкую преграду, защищавшую ее девственность.

Джулиан крепко поцеловал ее, отстранился, снял брюки и снова накрыл ее своим телом, придя в восторг, когда ее бархатная кожа коснулась его возбужденной плоти. Клодия вздрагивала всем телом, когда он дотрагивался до нее.

Он просунул колено между ее ног, и Клодия громко ахнула, вцепившись в его запястье.

– Успокойся, – прошептал он скорее себе, нежели ей, и вошел в тугое, влажное лоно. Клодия тяжело дышала, в глазах ее плескался страх. – Держись за меня, милая, – прошептал Джулиан. Ее руки послушно обхватили его шею, Джулиан поцеловал ее и одновременно резким толчком бедер разорвал преграду. И остановился.

Ее тело напряглось, она замерла в его руках, потом издала долгий вздох. Постепенно успокаиваясь, она робко отвечала на его поцелуи.

Желая, чтобы Клодия испытала ту же страсть, которая захлестывала его, он все глубже и глубже проникал в ее лоно. Его тело, так долго остававшееся в спячке, сейчас готово было взорваться. Клодия закинула руку за голову и вцепилась в подушку, когда ее бедра стали подниматься навстречу ему. Джулиан застонал – ему было уже не до нежной, неторопливой ласки, водоворот желания затягивал его все глубже и глубже. Клодия поднималась навстречу каждому толчку, вращая бедрами в древнем как мир танце любви. Джулиан, потеряв над собой контроль, ласкал ее плоть, пока не услышал, что она плачет.

Этот звук ворвался в его сознание в тот самый момент, когда для нее наступило высвобождение. Но он и сам уже был близок к нему. Ее лоно конвульсивно сжималось вокруг его плоти, подталкивая его к краю бездны. Он буквально взорвался, казалось, жизнь вытекает из него, как вода через прорыв в плотине.

В этот момент в душе Джулиана появились первые проблески любви.

Последний толчок, и вот он уже опустился на нее, прижавшись лбом к ее плечу, пытаясь отдышаться. Она дрожала под ним. Его пальцы коснулись ее влажных щек, и сердце болезненно сжалось.

Он причинил ей боль.

А она окончательно погубила его.

Поднявшийся на улице ветер завывал и сотрясал оконные рамы. Клодия лежала в объятиях заснувшего Джулиана и отчаянно не хотела признавать того, что свершилось между ними.

И все же это свершилось... самый поразительный опыт в ее жизни, самое яркое и сильное физическое высвобождение, начавшееся с сильнейшей боли и закончившееся сладостным наслаждением. Джулиан был прав – это было наслаждение, о котором она и не мечтала. Она даже не считала возможной подобную свободу духа для женщины. Близость была поразительной. Самое невероятное чувство, которое могут испытать мужчина и женщина. Каким-то образом благодаря Джулиану ее душа воспарила к небесам.

Но при этом он все-таки забрал себе часть ее сердца.

Пережитые ощущения были такими многообразными, так тронули ее душу, что она не смогла сдержать слез. Радость, отчаяние, страх, удивление – все, что она пережила за последние две недели, словно взорвалось в ней в один момент, и при этом она отдала ему часть себя.

Так скоро!

Они не сказали ни слова, когда все закончилось. Джулиан лишь нежно поцеловал ее заплаканные глаза, потом выскользнул из ее лона и перевернулся на спину. Он больше не прикоснулся к ней, пока сон не сморил его. Тогда он инстинктивно привлек ее к себе, и она сразу почувствовала себя защищенной и желанной.

Клодия осторожно убрала его руку со своего живота и отодвинулась на край постели. Обернув вокруг себя тонкое покрывало, она осторожно встала, стараясь не разбудить Джулиана. Комнату освещал лишь догоравший в соседней комнате огонь в камине, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть его обнаженное тело, широкую мускулистую грудь, покрытую густой порослью завитков, спускавшихся к паху. Она вздрогнула, плотнее закуталась в покрывало и продолжала жадно изучать его тело. Оно завораживало ее – Клодия склонила голову набок, рассматривая его плоть и недоумевая, как при таких размерах он мог ходить или ездить верхом. И как эта плоть могла втиснуться в ее лоно...

Лицо ее вспыхнуло. В этот момент Джулиан перевернулся во сне на живот, и глаза Клодии расширились при виде крепких, мускулистых ягодиц – краска на ее лице стремительно заливала шею, и она быстро отвернулась, почти убежденная в том, что не следует таращиться на мужчину, пусть даже и спящего.

Пусть даже это ее муж.

Клодия торопливо вышла в соседнюю комнату и тяжело опустилась на стул, мрачно уставившись на нетронутый ужин. Бокал, налитый Джулианом, по-прежнему был полон, она поднесла его к губам и жадно выпила вино, надеясь, что все ее ощущения утратят свою остроту. Тело все еще трепетало и болело от произошедшего.

Как она могла допустить это?

Конечно, она знала, что ей придется спать с ним, но ей и в голову не приходило, что это будет так прекрасно! Как мог он творить с ее телом такие чудеса?

Стоило ей подумать об этом, как в животе появлялось какое-то странное чувство. Дрожа, Клодия опустила бокал и закрыла руками лицо. Должно быть, в ее характере есть какой-то изъян – как еще можно объяснить физическое влечение... и страсть... которые она испытывала к повесе? Неужели каждый раз, как он взглянет на нее, ей придется вспоминать все его прегрешения? Это катастрофа! Она отдаст ему сердце, это несомненно, а он раздавит его и отбросит за ненадобностью, когда найдет новое увлечение. Именно так он поступал с другими женщинами. Она не первая.

А Филипп?

Она подняла голову и уставилась на огонь.

Филипп с такой же легкостью бросал женщин? Вознес бы он ее до небес, как это сделал сегодня Джулиан? Смог бы он...

– Тебе не спится?

Испуганно ахнув, Клодия посмотрела через плечо. В дверях стоял Джулиан, на нем были лишь брюки, почти свисавшие на бедрах. Клодия плотнее закуталась в покрывало.

– Э... нет. Да. – Слегка поморщившись, она добавила: – Я была голодна.

Джулиан улыбнулся, прошел к столу и поцеловал ее в макушку, прежде чем растянуться в соседнем кресле. Потянувшись, он положил руку на ее бедро, бессознательно, как подумалось ей, и скривился при виде еды.

– Боже милостивый! Надеюсь, ты не ела все это.

Покачав головой, Клодия опять взяла свой бокал. Джулиан снова развалился в кресле, глядя на нее из-под полуопущенных век.

– Ты сейчас ужасно соблазнительна, – произнес он наконец. – С распущенными волосами, укутанная покрывалом.

Лицо Клодии запылало.

Джулиан резко подался вперед и, взяв прядь ее волос, стал неторопливо перебирать пальцами.

– Я не хотел причинить тебе боль, – тихо сказал он. – Я скорее лишу себя жизни, чем сознательно причиню тебе боль.

Клодия беспокойно заерзала на стуле.

– На самом деле было не так уж и больно, – солгала она.

– Вернись со мной в постель, Клодия. Я больше не сделаю тебе больно, клянусь.

Она настороженно взглянула в его красивое лицо, вспоминая яростное выражение, когда он входил в нее.

– Сейчас? – задала Клодия дурацкий вопрос.

Он смотрел на нее несколько мгновений, потом отпустил прядь ее волос и откинулся на спинку кресла.

– Хочешь, чтобы я удалился в свои покои?

– Да, да. Я... я думаю, да, – сказала она и отвернулась к огню, чтобы он не увидел ее лжи. – Я... мне нужно побыть одной.

Джулиан ничего не сказал, но Клодия чувствовала, как пытливо он смотрит на нее, стараясь угадать мысли. Он поднялся с кресла и, проходя мимо нее, нежно провел рукой по волосам.

– Мне жаль, что я причинил тебе боль, – снова сказал он и коснулся губами ее волос. – Все будет хорошо, Клодия, все наладится. – С этими словами он исчез в соседней спальне.

Едва дверь за ним закрылась, Клодия уронила голову на руки и разразилась рыданиями.

Глава 13

Три дня спустя Джулиан даже испытал облегчение, когда неожиданно заехал Артур Кристиан, рассыпаясь в извинениях за то, что беспокоит его так скоро после свадьбы. Однако дело у него было безотлагательное, требовалась подпись Джулиана на документах, имеющих отношение к фабрике, которая была в совместном владении у повес. Визит Артура был весьма своевременным, потому что Джулиан стал впадать в панику, что было ему несвойственно.

Джулиан стал сам не свой после всепоглощающих, перевернувших всю его душу мгновений в их первую брачную ночь. Превратился в страдающего от любви глупца, терзающегося мыслью о том, как сделать, чтобы Клодия привыкла к нему и смирилась с тем, что они теперь связаны узами брака.

Но к несчастью, по крайней мере для него, все его добрые намерения пошли прахом, и прошлой ночью он снова отправился в ее спальню, прижался возбужденной плотью к ее бедрам, ласкал ее грудь. Клодия не издала ни слова, только жалобно вздохнула, когда его рука скользнула под одеяло и прикоснулась к ее жаркому лону. Бедра Клодии тут же чувственно прижались к его плоти, и Джулиан не выдержал. Он проник в ее лоно, вонзаясь все глубже и глубже, пока Клодия не вскрикнула от наслаждения.

Тяжело дыша, они лежали, прижавшись друг к другу. Рука Джулиана покоилась на ее животе. Вскоре его сморил глубокий, спокойный сон. Но потом что-то разбудило его, и он обнаружил, что снова один в постели.

Клодия сидела в комнате, прилегавшей к спальне, уставившись на тлеющие угли в камине. Что-то в ее облике, в том, как напряженно она держала спину, в крепко сжатых губах подсказывало ему, что она еще более беззащитна, чем он предполагал. Она казалась такой печальной, такой одинокой – это была не та Клодия, которую он знал. Внезапно Джулиан со страхом понял, что все идет совсем не так, как ему хотелось бы. Он попятился, выскользнув из ее комнаты так же тихо, как и вошел. И потом до самого утра метался в постели, гадая, о чем она думает, что заставило ее подняться среди ночи и смотреть с такой печалью на тлеющие угли. Неужели она так сильно презирает его? Неужели думает о Филиппе?

Именно этот вопрос сводил его с ума. Он мог бы справиться с чем угодно, но призрак Филиппа постоянно преследовал Джулиана. Это было нелепо, даже граничило с помешательством! Но Джулиан ничего не мог с этим поделать.

Тем не менее Джулиан закрывался в кабинете на целый день, пытался работать над средневековым манускриптом, готовясь к лекции, которую вскоре должен был читать в Кембридже. Он старался делать все, что угодно, лишь бы не думать о ней, или о Филиппе, или о своем странном браке.

В середине дня он все же спросил Тинли о Клодии. Старик надолго задумался, потом заявил, что почти уверен в том, что она сегодня не появлялась. После этого Джулиан с деланной непринужденностью прошел на кухню, где бывал всего два или три раза с того времени, как унаследовал этот дом, и спросил совершенно потрясенную кухарку, посылала ли ее сиятельство за чем-нибудь.

Нет, не посылала.

Джулиан вернулся в кабинет, борясь с желанием подняться наверх и повидать ее. Он как раз слегка запаниковал, испугавшись, что может подняться и сделать бог знает что, когда, к счастью, Тинли объявил о прибытии Артура.

Уже по тому, как Артур смотрел на него, Джулиан мог с уверенностью сказать, ничто не ускользнет от всевидящего ока друга. Он поправил очки и попытался изобразить полную непринужденность, но уже через минуту Артур вздохнул и покачал головой, опустошая рюмку бренди, которую вручил ему Джулиан с настоятельной просьбой остаться.

– Я знал, что все так и будет.

– Что?

– Что! – фыркнул Артур. – Посмотри на себя. Прошло всего три дня после свадьбы, а тебе уже не терпится вырваться из дома.

Джулиан тут же ухватился за эту спасительную мысль – да, ему нужно куда-нибудь отправиться. Все равно куда, лишь бы прочь из этой комнаты. Это возможно? Может ли он оставить молодую жену одну? Да! Ведь именно этого ей и хочется – быть от него подальше, разве нет? Вот он и удалится, хотя бы на время. Он посмотрел на бумаги, принесенные Артуром, и сложил их в аккуратную стопку.

– Что ж, теперь, когда ты узнал мой секрет, – произнес он, – скажи, у тебя есть конкретные предложения?

Артур рассмеялся.

– Тебе бы этого хотелось, не так ли? – спросил он, учтиво кивнув Тинли, внесшему серебряный чайный сервиз. Джулиан не посылал за чаем – уже близилось время ужина. Тинли явно терял остатки памяти. – Признаюсь, Кеттеринг, не уверен, безопасно ли разгуливать по городу с молодоженом, – весело продолжил Артур. – Это делает затруднительным выполнение моих планов относительно мадам Фарантино.

Джулиан фыркнул.

– Я вовсе не предлагал провести ночь в городе, Кристиан, – сказал он, наблюдая, как Тинли шаркающей походкой подошел к двери и, опершись о ручку, остановился, чтобы перевести дух. – Я лишь хотел сказать, что бокал хорошего портвейна поможет привыканию к семейному блаженству.

– Неужели? – заинтересовался Артур.

– Ты ведь не откажешь старому другу в отдушине? Усмехнувшись, Артур покачал головой и снова опустошил рюмку. Отставив ее, он встал.

– Меня как последнего свободного повесу долг обязывает помочь тебе. – Он направился к двери и, обернувшись, посмотрел на Джулиана, ожидая, когда тот сунет очки в карман сюртука и последует за ним. – А как же твоя молодая жена?

Джулиан пожал плечами, избегая пристального взгляда Артура.

– Ей следует привыкать к этому, не так ли? – пробормотал он.

Скептически покачав головой, Артур вышел из комнаты.

– Так я и знал, – снова произнес он.

Клодия стояла перед зеркалом в своей гардеробной, медленно поворачиваясь из стороны в сторону и придирчиво рассматривая платье, которое решила надеть к ужину. Оно было сшито из парчи цвета темной сливы, с низким квадратным вырезом, и сидело очень мило, даже без нижних юбок. Она немного волновалась из-за прически – волосы не были уложены. Но потом махнула рукой, оставив их распущенными. Бренда, находившаяся с ней в комнате, одобрительно сказала:

– Прелестно, мэм, – и подала Клодии аметистовые серьги.

Клодия вдела одну в ухо, вспомнив с некоторым трепетом в желудке, как в их первую ночь Джулиан обхватил губами жемчужную сережку. Потом вдела вторую и еще раз взглянула на себя в зеркало.

Что она делает?

Старается примириться с этим браком, вот что. Сколько раз нужно это себе повторять? Это единственный разумный выход. Главное – не поступиться своей свободой. Нет, она пока не сдается, так что нечего ныть... хотя она почти дошла до совершенства в этом искусстве за последние несколько дней.

Довольно! Он сказал, что они сумеют мирно сосуществовать. И это вполне возможно, ведь он джентльмен. А она леди. Они, безусловно, смогут жить в одном доме и быть учтивыми друг с другом. Может, им даже удастся стать друзьями! Ведь Джулиан так безжалостно очарователен! Что плохого, если время от времени они поужинают вместе? Это ничего не значит.

И тот факт, что она достала новое платье для ужина, означает еще меньше. Это была часть ее свадебного гардероба, и ей полагается носить его. И конечно же, она вовсе не стремится произвести впечатление на мужа. Ах, какая же она жалкая лгунья! Клодия хмуро посмотрела на свое отражение. Правда, если быть честной – а честной ей совершенно не хотелось быть, – состояла в том, что он прикасался к ней так, как она и представить себе не могла. Прошлая ночь была просто волшебной, наслаждение, которое он доставил ей, погрузило ее в сон наяву. Это было волшебно, необычно, нежно и настойчиво... Он вознес ее до самых высот чувственности, а потом позволил медленно опуститься на землю.

Это было так естественно, что испугало ее. Настолько, что она вновь выскользнула из его объятий, уверенная, что все ее чувства – это слабость, которой Джулиан в конце концов воспользуется. Однако в утреннем свете эти суждения показались ей слишком суровыми, если не ребячливыми. Он лишь доставлял ей удовольствие, стремясь подарить невероятное высвобождение, прежде чем сам испытает наслаждение. Не было ничего, что позволило бы сказать, что он неискренен или что он просто использует ее. Господи, она замужем три дня и еще ни разу не вышла из своих покоев! Она дулась словно избалованный ребенок! Но ведь она не ребенок, а взрослая женщина, и пора вести себя подобающим образом.

Клодия застала Тинли в парадной гостиной, он натирал суконкой верхушку медного торшера. Ей это показалось странным, учитывая то, который сейчас час.

– Добрый вечер, Тинли, – весело произнесла она.

– Добрый вечер, – ответил он несколько рассеянно, продолжая рассматривать торшер.

Клодия прошла в гостиную, восхищаясь картинами и убранством. Толстые восточные ковры, мебель из английского лесного ореха и мрамора, две большие картины с сельскими пейзажами Ханса Хольбейна Младшего среди нескольких менее крупных и позолоченный потолок. Точную копию такого же потолка она видела в Сент-Джеймсском дворце. Да, нужно признать, что у Кеттеринга хороший вкус, и, судя по всему, слухи о его богатстве не преувеличены.

– Милорд Кеттеринг дома? – спросила она, проводя пальцем по краю вазы из тонкого китайского фарфора.

– Нет, миледи. Он ушел.

Клодия взглянула на дряхлого дворецкого:

– Ушел?

– Да, миледи, – ответил старик, приникнув почти к самому торшеру и полируя какое-то пятнышко. Торшер был уже так начищен, что и без свечей ярко сиял.

– Он проведет вечер вне дома? – снова спросила она. Тинли остановился, посмотрел куда-то через плечо и снова возобновил работу.

– Не могу припомнить.

Слегка нахмурившись, Клодия спросила:

– Ты знаешь, куда он отправился?

– Да, миледи. К мадам Фарантино, – спокойно ответил он. У Клодии перехватило дыхание.

– К мадам Фарантино? – с трудом выдавила она. Тинли кивнул, даже не подняв головы.

– Да, немного развлечений помогут привыкнуть к семейному блаженству, – беспечно сообщил он.

Клодия уставилась на старого дворецкого, не веря собственным ушам. Миллион мыслей вихрем пронеслись в ее головке, и не последней среди них была мысль о том, что Джулиан Дейн – распутник, лишенный стыда и совести.

Она отвернулась от Тинли и невидящим взглядом обвела роскошную гостиную. Ладно, пусть она и не рассчитывала, что он будет верен ей – она даже на минуту не допускала подобной мысли, – но через три дня? Как он может предаваться любви с ней, а потом искать удовольствия с другой женщиной?! Господи, неужели она что-то делает не так?

Нет! Она не возьмет на себя ответственность за то, что у него нет характера! Но какой же он презренный, несносный тип! Человек, лишенный совести. Она должна всегда об этом помнить, чтобы привыкнуть к тому аду, который сама себе устроила.

Клодия вдруг стремительно покинула гостиную, не сказав Тинли ни слова, чувствуя, как вокруг ее глупого сердца вырастает стена отчуждения. А ведь она едва не отдала это сердце ему! Что ж, повеса может пользоваться ее телом, это его право, но ему никогда не получить ее душу и сердце. Она однажды уже стала жертвой его чар... нет, дважды, но больше это не повторится.

И она ни за что не станет наряжаться для него в новое платье!

Они выпили только по бокалу портвейна, когда Джулиан вдруг вскочил, набросил накидку и похлопал себя по карманам в поисках очков. Сидя в удобном кожаном кресле, Артур с усмешкой наблюдал за этими манипуляциями.

– Так быстро уходишь, Кеттеринг? А я думал, тебе хотелось отдохнуть от семейного блаженства.

Джулиан наконец выудил очки из кармана и водрузил на нос.

– Ты заслуживаешь похвалы за свои усилия, Кристиан. Это, должно быть, твой конек.

– Прошу прощения, сэр, но мой конек – это предсказание будущего. Занимаюсь этим всю жизнь, – добавил Артур и поднял бокал с портвейном, насмешливо салютуя самому себе.

– Неужели? – улыбнулся Джулиан, натягивая перчатки.

– Хочешь узнать мое последнее предсказание? Джулиан, принимая шляпу у лакея, засмеялся:

– Давай, повесели меня. Ореховые глаза Артура смеялись.

– Так вот, – начал он, выдержав драматическую паузу, – ты безумно влюбишься в свою жену.

Джулиан внутренне вздрогнул, но спохватился и заставил себя рассмеяться.

– Ты всегда был сентиментален и глуп, Артур, – произнес он и, продолжая смеяться, отвернулся, внезапно почувствовав непреодолимое желание уйти.

– Только сам не будь глупцом, Кеттеринг! – крикнул ему вдогонку Артур, и Джулиану вдруг стало очень не по себе.

На Сент-Джеймс-сквер он торопливо взбежал по ступеням своего дома и, буквально ворвавшись в прихожую, бросил накидку и перчатки оторопевшему лакею как раз в тот момент, когда появился Тинли, едва передвигавший ноги.

– А, Тинли. Где я могу найти леди Кеттеринг? – спросил он, уверенный в том, что она так и не выходила из своих покоев.

– Не могу сказать, милорд, – сообщил Тинли. Старый дворецкий не заметил странного взгляда лакея и так же неторопливо прошаркал мимо них, скрывшись в коридоре.