Ravenloft (№2) - Рыцарь черной розы

Жара кузни, удары тяжелым молотом, запах пота и раскаленного железа пришлись Азраэлю не по нутру с самого начала. Его руки были недостаточно крепкими, для того чтобы долгое время наносить одинаковые по силе удары молотом, придавая металлической заготовке требуемую форму. Ему не хватало ни выносливости, ни терпения, чтобы следить за колосниками горна и таскать тяжелые грузы целыми днями. Отец его, напротив, отличался великим терпением; он решил позволить Азраэлю оставаться в учениках на протяжении десяти лет, чтобы он успел как следует привыкнуть к этой работе.

Для гнома из Бригалура, который мог рассчитывать прожить пятьсот или больше лет, десятилетие было не слишком долгим периодом, в течение которого, однако, можно было овладеть ремеслом кузнеца, однако юному гному все это надоело хуже смерти всего за десять месяцев. Каждый рабочий день он проводил как бы в полудреме, постоянно греза об исследовании огромного мира, который лежал высоко над городом, на поверхности земли. В легендах рассказывалось о том, что верхний мир населен огромными ящерами – каждый был намного больше лебедок, при помощи которых гномы перемещали тяжелые каменные блоки, – и ящеры эти набрасывались на любого, кто оказывался на их пути. Именно по этой причине гномы в свое время и вынуждены были уйти под землю, а произошло это за многие тысячелетия до того, как появился на свет отец Азраэля.

Отец позволял сыну грезить и спать на ходу довольно долго, не обращая внимания на жалобы своих подмастерьев, однако в конце концов небрежность Азраэля привела к пожару. То, что кузня сгорела чуть ли не дотла, нисколько не взволновало Азраэля. Еще меньше беспокоило его тяжелое состояние одного из учеников, который чуть не задохнулся в дыму и сильно обгорел. Он был даже рад – этот юный гном часто дразнил его за лень.

Родители Азраэля хранили молчание о действительных причинах происшествия, однако им было ясно, что Азраэль в кузнице работать не может. Так Азраэль оказался в маленькой комнатке, где работала его мать.

К своему удивлению, Азраэль обнаружил, что здесь ему нравится еще меньше, чем в кузнице у отца. Это произошло совсем не потому, что он внезапно обнаружил, что огранка драгоценных камней ему тоже не подходит – это он знал с самого начала. Дело было в другом – в кузнице всегда было полторы дюжины подмастерьев и учеников, и мало кто обращал внимание, если он вдруг исчезал на час или больше. Теперь же в маленькой мастерской были только он и его мать, а уж она то постаралась, чтобы все его время было заполнено всевозможными делами и мелкими поручениями. Таким образом бедняжка надеялась научить его любить свое новое ремесло.

Азраэль полировал готовые камни, собирал осколки рубинов и алмазов и толок их, даже точил резцы – все эти дела требовали от него сосредоточенности и внимания. Мать первой поняла, что у него ничего не выйдет; это произошло еще до того, как Азраэль окончательно убедился в этом.

Довольно скоро стало ясно, что Азраэль совершенный бездарь. Его короткие толстые пальцы отказывались слушаться его, а работа огранщика требовала чутких, деликатных прикосновений. Кроме всего прочего, Азраэль не пожелал отказываться от своих грез даже тогда, когда работал с самыми большими и дорогими камнями. В конце концов это и привело его к катастрофе. Он уронил редкий и очень хрупкий кристалл, который раскололся словно стеклянный. Разозлившись на его неловкость и опечаленная тем, что теперь ей придется выплачивать стоимость уничтоженной драгоценности, мать изгнала его из своей мастерской.

Для гномов Бригалура ремесло означало положение в обществе, и неудачные попытки Азраэля овладеть ремеслом родителей сделали его изгоем, отщепенцем. Без ремесла он не мог считаться взрослым. Он не мог ни заработать денег, ни Занять место в обществе, ни добиться уважения. Никто не захочет взять его к себе даже учеником, особенно после того, как распространятся слухи о пожаре в кузнице отца и о разбитой драгоценности. Стоя у дверей мастерской матери, он все еще слышал ее гневную тираду и понимал, что он потерпел сокрушительную неудачу и что теперь ему совершенно некуда пойти. В Бригалуре, во всяком случае, ему не на что было надеяться.

Вечером того же дня он упаковал свои скудные пожитки, не имен ни малейшего представления о том, куда ему теперь податься. Отец вошел в его комнатку и принялся требовать, чтобы он заплатил за разбитый камень, и тогда багровая пелена гнева заволокла взор Азраэля. В тот момент, когда отец на мгновение отвернулся, юный гном пробил ему голову молотком.

Следующей его жертвой стала мать, за ней последовали братья и сестры. Их Азраэль приканчивал голыми руками, отшвырнув окровавленный молоток в угол. Его пальцы, слишком короткие и толстые для занятий ремеслом, оказались достаточно сильными для убийства.

Одна из его сестер успела крикнуть перед смертью, и в дверь их дома постучался полицкара, местный констебль. Эти общественные надзиратели обычно следили за порядком и разбирали шумные ссоры на тему, кто умеет лучше выковать наконечник стрелы, поэтому полицкара оказался совершенно не подготовлен к кровавому зрелищу, которое ожидало его в доме Азраэля. Азраэль чуть было не спасся, однако в последний момент констебль настолько пришел в себя, что сумел собрать толпу. Сбежавшиеся каменотесы и кузнецы-стрелоделы были столь многочисленны, что надеждам убийцы на спасение не суждено было сбыться.

То, что произошло дальше, сохранилось в памяти гнома не очень ясно. Ему в руку вонзилась стрела, выпущенная из толпы, и к тому времени, когда его догнали и окружили, он уже потерял сознание. Очнулся он в темном тоннеле глубоко под землей. Его оставили там без огня и еды, и он даже не надеялся найти обратную дорогу в Бригалур. Однако у его сограждан не хватило духу прикончить его, и это было их трагической ошибкой.

Из темноты внезапно окликнул его чей-то голос. Азраэль утверждал, что он доносился как бы со всех сторон и даже звучал прямо у него в голове. Голос предложил ему жизнь и могущество при условии, что он воспользуется этими дарами для того, чтобы уничтожить прекрасный город Бригалур. И лишь только с губ Азраэля сорвались слова согласия, как своды тоннеля затряслись от страшного хохота, а страшная резь в живете заставила его согнуться пополам и упасть на холодный каменный пол. Некоторое время он корчился на полу, чувствуя, как кости выворачиваются из суставов, спину жжет огнем, а в голове страшно стучит кровь. Тогда он закричал от невыносимой боли, и крик его был похож на вопль раненого зверя.

Так он превратился в оборотня, адскую помесь гнома и гигантского барсука. Его зрение и обоняние обрели небывалую остроту, и он без труда отыскал следы тех, кто принес его сюда. Так он нашел обратный путь к Бригалуру. Поселившись в старых пещерах в окрестностях города, он начал творить свои черные дела.

Больше пятидесяти лет он охотился в окрестностях некогда родного города, уничтожая лавки и магазины, забираясь в дома и убивая тех, кого заставал в одиночестве. Постепенно он осмелел и стал проникать все глубже в город, отыскивая новые жертвы. Сотни гномов пали от его зубов и когтей. Несколько раз жители Бригалура пытались устроить облаву и поймать его, но он легко уходил от погони.

– Я нашел свое призвание и свое ремесло, – с гордостью заключил гном, снова облокачиваясь спиной о белый мраморный столб. – Ив нем я достиг успехов гораздо больших, чем те, кто пытался меня остановить.

Вопреки своему страху и отвращению, Магда была захвачена кровавым повествованием гнома. Она сидела на земле прямо напротив него, но, даже наклонившись вперед, она не могла разглядеть его лица в наступившей темноте.

– Я как раз вел за собой очередную партию загонщиков, – продолжал рассказывать гном. – Мы петляли по лабиринту мрачных тоннелей и заброшенных копей, которые я называл своим домом. Хотя кто на кого охотился, сказать было уже нельзя. Мне как раз посчастливилось отбить от остальных самого толстого из преследователей – я, видите ли, несколько дней не ел, – когда откуда ни возьмись появился этот проклятый Туман. Я блуждал в. нем не больше минуты, – в следующее мгновение я оказался на берегу огромного озера.

– В Баровии? – перебил Сот. Это были первые слова Рыцаря Смерти, с тех пор как Азраэль начал свой рассказ.

Гном покачал головой:

– Нет. Это было гиблое место под названием Форлорн. Край сей лежит к югу от Баровии. Я всегда считал, что я не робкого десятка, однако и у меня мурашки забегали по коже. Ни людей, ни животных – один только огромный замок. Нет нужды говорить, что я старался держаться от него как можно дальше.

Гном порылся в своей корзинке в поисках куска хлеба, но ничего не нашел. Прожорливое создание прикончило свои припасы еще днем.

– Гм-м, Магда, нет ли у тебя чего-нибудь, что бы я мог съесть? Похоже, у меня неожиданно кончилось продовольствие.

Магда кинула ему румяное яблоко. Гном повертел его перед носом, понюхал, словно это было что-то несъедобное, затем пожал плечами и с треском откусил кусок.

– Естественно, я вынужден был перебраться в Гундарак, – продолжил он. – Здесь я пробыл всего два или три месяца. Что толку охотиться на крестьян, у которых нечего украсть? Да и сами они – кожа да кости! – гном в негодовании сплюнул и снова куснул яблоко.

Магда прикрыла глаза и отвернулась. Сот, казалось, был, напротив, весьма заинтересован рассказом Азраэля.

– Тебе приходилось сталкиваться с герцогом? – быстро спросил он, и его оранжевые глаза вспыхнули под забралом шлема.

– Я видел замок Гунадору, но я никогда не был внутри, – ответил гном. – Должен сказать, что я считаю это большим везением. Буквально в нескольких шагах от замка я едва спасся от дюжины его стражников, прыгнув в ров с водой. Они застали меня спящим в лесу и пытались доставить к герцогу для того, чтобы он задал мне несколько „вопросов“. Так они это называли. Во всех остальных краях, насколько я знаю, это означает допрос с пристрастием.

По требованию Сота гном принялся описывать внешний вид замка, однако его познания в этом вопросе сводились в основном к жалобам на то, насколько холодной и вонючей была вода во рве.

– К счастью, я могу надолго задерживать дыхание, – похвастался он. – Иначе я мог бы задохнуться от вони. Вряд ли можно оказать, чего в том рве больше – воды или нечистот, которые стекают туда из замка и из темниц этого выродка Медрота – сына Гундара. Он там экспериментирует, а честный гном…

Над поляной раздался громкий, булькающий смех.

– Ты был прав, Фей, – сказал кто-то басом. – Это гном поднять тревогу. Ты читать магические сигналы лучше всех!

Из-за валунов донесся резкий звук стали, ударяющей о кремень, и в темноте вспыхнули два факела. Факелы горели на противоположных сторонах их лагеря, и рыцари-скелеты быстро заняли круговую оборону. Магда вскочила на ноги быстрее, чем кто-либо из них успел вытащить меч, и теперь стояла с дубинкой наготове. Когда она увидела гротескные фигуры, освещенные огнями факелов, она не смогла сдержать удивленного восклицания.

Это были гиганты, ростом выше лорда Сота раза в два. Черты их лиц были устрашающими, а тела – деформированы. У одного из гигантов был огромный левый глаз, размером чуть ли не втрое больше правого. Оба глаза располагались под низким, морщинистым лбом. Шишковатый нос нависал над раскрытым ртом, который чернел словно старая рана, забитая землей. На нижней челюсти гиганта не было никаких зубов, и десна была расцарапана до кости зазубренными верхними клыками. Одна из рук чудовища росла не из плеча, а торчала прямо из туловища, едва прикрытого изодранной рубахой. В руке великан держал длинную тяжелую цепь, заканчивающуюся тяжелым шаром, утыканным шипами.

Второй великан был под стать первому. Черты его лица больше напоминали бы человеческие, если бы вместо носа его не украшал слюнявый свиной пятачок гигантского размера. Все тело его с ног до головы было покрыто огромными водянистыми пузырями, как от ожогов, из которых торчали пучки жестких, огненно-рыжих волос. Гигант был горбат, однако ухитрился нацепить на себя целую коллекцию самых разных доспехов, которые прикрывали большую часть его груди. Никакого оружия у него не было, однако руки у него были в три раза больше, чем полагалось бы иметь существу столь чудовищных размеров. Ступив на поляну, гигант сжал кулак размером с бочонок.

– Ага, людишки, – с трудом проговорил первый. Его нижняя челюсть едва двигалась. – Все пойти с нами. Если вы сдаться, мы вас не повредить… много.

Шутка была жалкая, но оба гиганта расхохотались.

Магда почувствовала, как ее голова пошла кругом. Как великанам удалось неслышно подкрасться к ним? Оба казались совершенно неприспособленными к скрытному передвижению. Что за тревогу поднял Азраэль? Бросив взгляд на гнома, она обратила внимание на столб, к которому Азраэль весь вечер прижимался спиной. Подозрения и догадки о коварстве гнома снова заполнили ее разум, однако ей некогда было раздумывать.

Битва началась.

На расстоянии вытянутой руки от Магды лорд Сот принялся плести в воздухе сложную паутину колдовских символов. Воздух перед горбатым великаном неожиданно наполнился летящими снежинками, затем в промежутке между двумя валунами появилась высокая ледяная стена, преградившая путь чудовищу. Гигант уперся в нее всем телом и заревел злобно и яростно.

Второй гигант наступал на лорда Сота, прищурив свой огромный глаз. Он размахивал своим грубым цепом с такой силой, что цепь свистела в воздухе, как лезвие косы. Тяжелый шар задел двух воинов, и раздробленные кости разлетелись в разные стороны, словно черепки разбитой глиняной посуды.

Магда в отчаянии посмотрела на Сота и Азраэля. Гигант был слишком близко, так что Сот вряд ли успел бы прочесть еще одно заклятье. Рыцарь выхватил свой меч. Рыцари повторили его движение. Азраэль пятился к ледяной стене, и вистани громко выругалась. У нее больше не осталось сомнений, что гном – предатель.

Стиснув свою дубинку, Магда встала рядом с Сотом, готовясь отразить нападение великана с цепью. Тот как раз взмахнул своим оружием, чтобы нанести еще один сокрушительный удар, но Сот сделал выпад и поразил его мечом в колено. Нога его подогнулась, и он повалился вниз лицом, выпустив цеп. Это, однако, не помешало ему раздробить еще одного бессмертного рыцаря при помощи факела. Могучий удар подбросил скелет высоко в воздух, затем он обрушился на камни. Падение сопровождалось тошнотворным хрустом ломающихся костей и лязгом доспехов.

В тот же самый миг страшный кулак пробил в ледяной стене огромную дыру. Второй великан протянул руку и схватил Азраэля. Застигнутый как раз посередине своей трансформации, которая должна была превратить его в получеловека-полубарсука, оборотень был бессилен что-либо предпринять. Он только дрыгал короткими ногами и рычал от бессильной злобы.

Гигант зашевелил своим свиным рылом, громко хрюкнул и швырнул Азраэля через плечо с такой легкостью, словно это была тряпичная кукла.

– Эй, Фей! – крикнул ему гигант с большим глазом. – Дай мне руку! Моя никак не встать.

Он стоял на коленях и отмахивался от пятерых рыцарей своим тяжелым факелом. Руки его покрылись глубокими, кровоточащими порезами от мечей бессмертных воинов, а рубашка свисала с его массивной туши длинными полосками.

– Иду, Билгаар! – крикнул ему Фей. – Ты только не плачь!

Горбатый великан как раз протискивался сквозь дыру, которую он пробил в ледяной стене. Выскользнув из дыры, он ринулся вперед.

Сот отдал короткий приказ, и уцелевшие рыцари оставили одноглазого. Выстроившись в цепь, они ощетинились мечами и разделили двух великанов.

Билгаар – гигант, который атаковал Сота и Магду, обхватил раненое колено рукой и с трудом поднялся. Как только он попытался выпрямиться, Магда нанесла ему удар своей палицей. Великан попытался парировать удар факелом, однако эта попытка стоила ему двух сломанных пальцев.

– Аа-ууу!!! – взвыл он. Факел вывалился из его руки и откатился к подножью столба.

Магда снова взмахнула палицей, но великан оттолкнул ее в сторону. Вистани не удержалась на ногах и упала. Это движение, однако, обошлось гиганту очень дорого. Сот воспользовался тем, что внимание чудовища было отвлечено. Он шагнул вперед и нанес сильнейший рубящий удар по вытянутой руке Билгаара. Раздался мокрый чавкающий звук, и кисть руки великана отделилась от тела. Из перерезанной артерии хлынула кровь, и гигант снова опустился на землю, зажимая здоровой рукой кровоточащий обрубок. Лорд Сот подскочил к нему сзади и вонзил свой меч в основание черепа великана. Билгаар всхлипнул, его распахнутый рот закрылся, а разнокалиберные глаза потускнели.

Фей между тем сражался со скелетами. Один из рыцарей уже недвижим валялся у его ног, а семеро оставшихся с трудом сдерживали его натиск, используя любую щель в доспехах горбатого великана, чтобы нанести удар мечом. Еще один бессмертный опрометчиво приблизился к великану, и тот ударом кулака свалил его на землю.

Великан захихикал, но радость его была недолгой. Раздался пронзительный и страшный вопль, и прежде чем Фей успел оглянуться, Азраэль прыгнул на него с гранитного утеса и вцепился в горб на спине. Оборотень успел закончить свою трансформацию, и выглядел теперь гораздо более грозным противником, чем в самом начале битвы. Его похожие на кривые кинжалы когти и клыки вонзились в глотку великана.

Гигант выронил факел и попытался схватить оборотня. Он вскрикнул только раз, а в следующий момент клыки оборотня уже разорвали его голосовые связки. Скелеты бросились в атаку.

Из тени между двумя крутобокими валунами Магда смотрела, как рыцари и гном приканчивают горбатого великана, разрывая его на куски. Сот стоял к ней спиной, оглядывая свой меч и тщательно вытирая его куском ткани, отрезанной от туники Билгаара. „Азраэль вступил в битву, – язвительно подумала она, – но только тогда, когда понял, что наша берег!“ Она больше не сомневалась – гном вызвал великанов при помощи мраморного столба. Не важно, старался ли он для Гундара или для Страда, – он был составной частью ловушки, в которую они угодили.

„Это может быть последней возможностью бежать, – подумала она. – Все они слишком заняты убийством и не заметят меня. Пока же они спохватятся, я постараюсь убраться как можно дальше“.

И Магда стала на цыпочках отступать в темноту.

– Осталось шесть рыцарей, – мрачно заметил Сот, сосчитав уцелевших воинов. – А мы все еще на расстоянии нескольких дней пути от замка герцога.

Азраэль, с ног до головы перемазанный кровью, наконец оторвался от трупа великана. Оглядев поляну, он воскликнул:

– Она сбежала! Эта мерзкая цыганка сбежала!

Рыцарь Смерти быстро оглянулся по сторонам, всматриваясь в темноту ночи своим немигающим взглядом. Азраэль был прав, Магда воспользовалась подходящим моментом и скрылась.

– Ты сможешь ее найти? – спросил он, и в его голосе прозвучало нечто похожее на разочарование и легкую печаль.

Хищно усмехаясь, гном упал на четвереньки и понюхал воздух.

– Не стоит посылать бессмертных, мой господин, – заметил он. – У вистани есть медальон, который делает ее невидимой для таких, как они.

Сказав это, он исчез между валунов, низко опустив голову и принюхиваясь.

К тому времени, когда Азраэль вернулся, луна уже зашла, однако Сот стоял возле мраморного обелиска в точно такой же позе, в какой Азраэль его оставил. Оборотень снова вернулся в обличье гнома, однако вид у него был жалкий. Вся правая сторона его лица была расцарапана и в крови, а глаз закрылся громадной лиловой опухолью.

– Она обманула меня, могущественный лорд, – униженно сказал гном. – Провела как последнего дурака. Я шел за ней по следу, который привел меня в узкое ущелье, но там оказалась только ее одежда. Она специально оставила ее там, чтобы заманить в теснину. Прежде чем я успел развернуться, она прыгнула на меня сверху и треснула по голове своей дубиной. Я даже потерял сознание…

И Азраэль опустил взгляд.

– Не думай об этом, – сказал Рыцарь Смерти, поразмыслив. – Она заслужила свою свободу. Кроме того, она знает немногое из того, что может быть полезно нашим врагам.

Азраэль осторожно потрогал свое распухшее лицо.

– Она может предупредить герцога о наших планах.

Сот отвлекся от своих раздумий.

– Может, но не станет. Это совсем на нее не похоже. Кроме того, попытавшись сообщить что-то Гундару, она подвергнет себя большой опасности, если, конечно, герцог действительно столь безумен, каким он нам всем кажется. Это будет глупым поступком, а Магда не глупа. – Он помолчал, раздумывая о ее исчезновении. – Кроме того, в этих краях одному путешествовать небезопасно. Скорее всего она будет мертва еще до того, как луна снова взойдет.

Сот посмотрел на раненого гнома и неожиданно улыбнулся. Указав на его заплывший глаз, он сказал:

– Хотелось бы знать, однако, найдется ли в Гундараке такой зверь, который сумеет ее одолеть.

ГЛАВА 14

Негромкое, печальное всхлипывание напомнило Соту воркование голубей. Он поднял голову от бухгалтерских книг и бросил на свою супругу быстрый взгляд.

– Если не можешь сдерживаться, ступай в другую комнату, Изольда.

Эльфийка перестала плакать и встала с кровати. Каждое движение давалось ей с трудом – она была на последних сроках беременности, – однако Сот знал, что слезы ее были вызваны отнюдь не тяготами ее положения. На безупречной щеке нежной эльфийки красовался лилово-синий кровоподтек. Увидев его снова, Сот внутренне вздрогнул, но тут же одернул себя. Она заслуживала наказания за свое упорство, каковым она извела его вконец. Возможно, он просто ударил ее чересчур сильно, однако что-то непременно нужно было предпринять.

– Я не знаю, сколь долго ты сумеешь выносить самого себя, Сот, – сказала она, подходя к двери.

Лорд Дааргардский вскочил, кипя от бешенства. Слабое раскаяние, которое окрашивало его мысли минуту назад, сменилось неистовой яростью.

С проклятьем он схватил со стола чернильницу и швырнул в свою высокородную супругу. Она успела выскользнуть за дверь, и стеклянный чернильный прибор с силой ударился в резное дерево. Чернила расплескались по свежевыбеленным стенам, и на пол посыпался дождь мелких стеклянных осколков.

Резкий звук напомнил Соту хриплый смех проституток, которые занимали соседнюю с ним камеру в палантасской городской тюрьме.

Он попытался успокоиться, однако оказалось, что ни о чем, кроме убийства, он думать не может. Карадок помог ему избавиться от леди Гадрии. Возможно, он сможет проделать то же самое и с Изольдой…

– Боги!… – простонал Сот громко, почувствовав отвращение к себе и к своим кровожадным мыслям. – Неужто я пал так низко?

Ответ на этот вопрос он увидел на противоположной стороне комнаты. Ухмыляющееся отражение поглядело на него из высокого, в человеческий рост зеркала, подаренного ему к свадьбе жрецом и его супругой. Опальный рыцарь почувствовал, как его притягивает к этому отражению, он был словно загипнотизирован человеком, который стоял, казалось ему, по другую сторону толстого стекла.

Лицо его за последнее время исхудало и вытянулось, вокруг голубых глаз залегли темные круги. Нечесаные волосы падали на широкие плечи. Усы были давно не стрижены, они обрамляли рот, однако не в силах были прикрыть разбитой губы лорда. Эту рану он получил вчера, и отнюдь не в битве. Как и остальные защитники осажденного замка, Сот в последние два месяца пил более обычного, тем более что вина оставалось гораздо больше, чем питьевой воды. После очередной попойки с друзьями и соратниками он поскользнулся на обледеневших ступенях лестницы и сильно ударился лицом о каменные плиты пола.

Во всяком случае, так ему рассказали наутро друзья-рыцари. Сам он почему-то не помнил этого момента.

Плечи Сота поникли от усталости. Когда он не пил, он обходил дозором стены и проверял посты. Не то чтобы рыцари Соламнии могли добраться до внешних стен замка – ущелье надежно преграждало им путь, а всех, кто пытался наводить мосты, без труда удавалось отогнать стрелами, – однако каждую ночь они обстреливали Дааргардский замок горшками с зажигательной смесью. Чтобы потушить пожар, требовалось немало времени и еще больше драгоценной воды, но все равно каждую ночь огонь уничтожал одно или два деревянных складских помещения.

Лорд Сот понимал, что усталость, голод и скука были самыми главными союзниками осаждавших. Рыцари под командованием сэра Рэтлифа стояли под стенами замка уже несколько недель, однако они почти ничего не достигли, если, конечно, принимать во внимание материальный урон. Холода сковали землю, и казалось, что замок сумеет пережить осаду, однако праведные рыцари установили блокаду замка, и припасы стали таять не по дням, а по часам.

Разочарованный и встревоженный лорд Сот потянулся за куском ткани, чтобы прикрыть зеркало, однако, когда его рука приблизилась к стеклу, он увидел нечто такое, отчего его ярость разгорелась с новой силой.

Все пальцы правой руки оказались покрыты крошечными чернильными пятнышками, словно предвозвестниками какой-то страшной болезни. Любитель опасностей и приключений, Сот никогда не думал, что ему придется вести бухгалтерские и амбарные книги. Это была работа, за которую он платил жалованье Карадоку и остальным. Однако в последние дни им овладело навязчивое стремление самому вести учет их скудных запасов еды и питья, которых становилось все меньше.

Сот с отвращением потер измазанные чернилами руки, однако черные пятна никуда не исчезли.

– Из-за них я превратился в презренного писца, счетовода в собственном замке! – прорычал Сот, швыряя скомканный платок под ноги и набрасывая на зеркало тяжелую, плотную ткань.

Он снова посмотрел на свои руки. В последний месяц эти пальцы гораздо чаще сжимали кубок с вином или тростниковое перо, нежели рукоять меча. Мерилом каждому рыцарю Соламнии предписывались ежедневные упражнения с оружием, однако после суда над ним в Палантасе Сот почти забросил свои тренировки. Впрочем, это был не единственный ритуал, который он перестал отправлять. Например, рыцари Ордена Меча должны были поститься один день в неделю, а Сот даже не мог припомнить, когда в последний раз он добровольно пропускал трапезу. Перестал он следовать и правилам Ордена, регламентирующим употребление вина, ограничивающим азартные игры и предписывающим рыцарское обращение с женщинами.

Однако все это было мелочью по сравнению с тем, что Сот перестал возносить молитвы богам – могущественным властелинам, которые покровительствовали всем рыцарям Соламнии. Хабакук, Кирилит и Паладин почитались хранителями Ордена. Идеалы, воплощенные в каждом из трех божеств, вдохновляли рыцарей на новые и новые подвиги во славу добра. Сот же не посещал замковой часовни с самого начала осады. Паладину – покровителю рыцарей Розы, он перестал молиться с того дня, когда вступил в тайную связь с Изольдой. Даже священные клятвы, которыми он обменялся со своей суженой в день бракосочетания, были произнесены им лишь ради соблюдения приличий. Если Паладин и услышал их, то это произошло совсем не потому, что Сот этого желал.

Первым побуждением впавшего в немилость рыцаря было обвинить Изольду в постигших его несчастиях. Возможно, она каким-то образом околдовала его, заставив преступить Кодекс Чести и отринуть Мерило. Однако в глубине души он понимал, что это не так. С самого начала осады она принялась упрекать его, моля обратиться к богам и испросить у них знак, предписывающий паломничество или аскезу. Только после этого можно было молиться об отпущении совершенных грехов.

– Изольда! – вскричал Сот, выбежав из комнаты. Эхо его голоса пронеслось по анфиладе пустых комнат и вернулось к нему, однако никто не откликнулся. Слишком часто за последнее время Сот проносился по залам своей твердыни в поисках супруги, пьяный, грязный, в развевающемся плаще, и слуги хорошо усвоили, что в эти минуты лучше не попадаться ему на глаза.

Он обнаружил Изольду в детской, где она механически перекладывала с места на место приданое для неродившегося еще младенца. При его появлении она вздрогнула, и лорд устыдился страха, который он вызвал в душе прекрасной эльфийки. Изольда боялась своего мужа.

– Изольда, прошу тебя, – воскликнул Сот, падая на колени. – Идем со мной в часовню, мы будем молиться богам. Я хочу избавиться от бремени своих грехов.

Она подошла к нему и обняла. Он взглянул в ее лицо и увидел катящиеся по щекам слезы. На фоне расплывшегося по ее щеке темного кровоподтека они казались каплями чистейшего серебра.

– Помоги мне вернуть мою честь, – прошептал он, – и мы вернем нам нашу жизнь, вернем нам наше счастье.

Прошло несколько часов, а Сот все еще был в часовне. Запах полированного дерева и пылающего в светильниках масла слегка кружил ему голову. Он сосредоточился на этих запахах и очистил свое сознание от всего остального: от пятен света, что медленно плыли перед его закрытыми глазами, от звука дыхания Изольды, которая стояла на коленях подле него, от шороха гобеленов с изображениями священных знаков, от горького привкуса во рту. Гораздо сложнее оказалось отрешиться от боли в коленях и в спине, от голодного урчания в пустом желудке, однако вскоре и эти чувства погасли в его мозгу.

„Боюсь ли я обратиться к своему божеству после столь долгого перерыва, проведенного в нечестии, боюсь ли открыть ему душу, покрытую черными пятнами греха?“ – спросил себя Сот и понял, что это правда. Осознав это, он прочел молитву и призвал Паладина в свое сердце.

Огромный метеор величиной с гору падал с голубого неба. Сот почувствовал, как его опаляет небесный огонь, как его кожа обугливается и превращается в хрустящий пепел. Он хотел дышать, но дым опалил его легкие, и боль раскаленной иглой вонзилась в его горло и грудь. Метеор стремительно приближался, и жар становился все нестерпимее. Перед глазами Сота все поплыло, как в тумане. Затем глаза его вскипели в глазницах, лопнули и потекли по обожженным щекам.