Шань

      - Как поживает сэр Джон Блустоун?
      - Он весьма любезный и остроумный человек.
      - Возможно. Однако он по совместительству также и коммунистический шпион, - сухо заметил Джейк.
      - Ты ожидал, что он признается мне в этом в первый же вечер?
      - Я ожидал хоть какого-нибудь прогресса.
      - Шлюхи не принимают участия в прогрессе, - возразила Неон Чоу. - Они лишь погружаются все глубже и глубже в пучину порока. - Ослепительная улыбка вновь вспыхнула на ее лице. - Да-да, Чжуань. Благодаря твоему распоряжению я превратилась в настоящую шлюху.
      - Вот уж никогда бы не подумал. Я и не предполагал, что Блустоун способен на такое.
      - Негодяй! - Неон Чоу с размаху влепила ему пощечину. - Ты знаешь, как тяжело это отразилось на твоем дяде?
      Джейк не шелохнулся. Лишь его карие глаза сверкали из-под полуопущенных век.
      - Ну же, давай, - продолжала она. - Ты можешь напутать кого угодно, Чжуань. - Она буквально выплюнула последние слова, точно они жгли ей язык. Да только не меня. Я не боюсь тебя.
      - Все, о чем я прошу, так это делать то, что тебе поручили, - спокойно ответил он. - Если тебе кажется, что это чересчур, так и скажи. В конце концов, ты подруга моего дяди, а не моя. Я думаю, ты найдешь, чем занять себя.
      - Ты действительно негодяй.
      - Я думаю, тебе следует перестать видеться с Блустоуном, - внезапно заявил Джейк. Ее глаза широко открылись.
      - Почему?
      - Твое поручение было ошибкой. Считай, что ты уже свободна от него.
      - Но я не хочу этого. Или ты запрещаешь мне продолжать?
      - Я сказал тебе, что это было ошибкой, вот и все. Кроме того, ты сама говорила, как сильно переживает Цунь Три Клятвы. Я не хочу причинять ему, горе.
      - Но ты хочешь добыть секреты Блустоуна. Не так ли?
      - Всегда можно найти другие способы.
      Он вовсе не собирался сообщать ей, что на самом деле другого пути у него не было. В противном случае она могла предъявить ему непомерные требования.
      - Какие же? Расскажи хоть об одном, - настаивала она. - Я по-прежнему думаю, что у меня наилучшие шансы. Рано или поздно, но он уронит что-нибудь на мою подушку или, быть может, мне удастся подслушать ночную беседу.
      Джейк, казалось, глубоко ушел в свои мысли.
      - Ладно, - согласился он в конце концов. - Я согласен на еще одну попытку. Но, - предостерег он ее, - если через неделю ты не принесешь мне информацию, мы ставим крест на этой затее.
      На лице Неон Чоу появилось неуверенное выражение.
      - Неделя - очень маленький срок, - заметила она.
      - Это все, на что ты можешь рассчитывать. - Джейк взглянул на часы. - И на твоем месте я постарался бы извлечь из этого времени максимум пользы.
      Неон Чоу молча кивнула. Она тут же спустилась в свою каюту и, быстро собравшись, исчезла с джонки.
      Джейк проследил за ней глазами. Неон Чоу выделялась в любой, самой пестрой толпе. Блисс перехватила его взгляд.
      - Джейк... - начала было она, но он знаком призвал се к молчанию.
      Увидев, что Цунь поднялся на палубу, Джейк направился к нему.
      - Все сделано, - буркнул старик. Он даже не пытался скрыть своего унылого настроения. - Если это хоть что-то значит для тебя, то могу сообщить, что реакция Сойера оказалась точь-в-точь такой, как и моя. Однако он выполнил твое распоряжение. Облигации поступили на биржу.
      - Хорошо, - отозвался Джейк, собравшись уходить.
      - Чжуань!
      - Да, дядя.
      - Блисс рассказала мне, что произошло в доме Маккены, и, признаюсь честно, меня это встревожило.
      - Мы все встревожены, дядя.
      - Нет, я говорю не о ситуации, а лично о тебе.
      Джейк молча наблюдал за ним.
      - Она поведала мне, что ты сделал с Белоглазым Гао.
      - Я не должен...
      - Она признала и свою вину. Пытка...
      - Мы сделали то, что было необходимо сделать, - грубовато отрезал Джейк. Не более того.
      - Насколько я понял, игра идет на очень крупные ставки.
      - Боюсь, даже более крупные, чем мы думаем.
      Цунь изо всех сил старался понять намек, заключенный в словах племянника. Да, - опять подумал он. - Джейк сильно изменился. Его дух блуждает во мраке где-то вдали от нас. Неужели это неотъемлемая часть поста Чжуаня? Коли так, то я не желаю подобной участи ни для одного из своих сыновей.
      - Правда ли, что Чень Чжу жив? - промолвил он наконец.
      - Во всяком случае, это было похоже на правду, дядя.
      - И вы с Блисс намереваетесь отыскать его?
      -Да.
      Цунь Три Клятвы тяжело вздохнул. - Там, в Шань, на каждом шагу подстерегает смертельная опасность. - Знаю.
      - Если ты прав насчет Чень Чжу, то теперь это его владения. Там находится центр могущества нашего врага.
      Джейк серьезно взглянул в глаза собеседнику. - Дядя, если я не сделаю этого, то нам всем придет конец в самом ближайшем времени.
      - Тогда, разумеется, тебе следует отправиться туда, Чжуань.
      - Я хорошо позабочусь о ней, дядя. У меня нет никого ближе, чем твоя боу-сек.
      - Моя жемчужинка. - Слезы заблестели в глазах старика. - Да, ты прав. Времена меняются. И причем гораздо больше, чем мне приходило в голову. Ши Чжилиня уже нет с нами. Ты стал Чжуанем. Моя боу-сек больше не ребенок. Однако нелегко понять и признать все это.
      Интересно, что он в первую очередь подразумевает под словом "это"? подумал Джейк.
      Безумие росло, точно снежный ком. Находиться рядом с ней было все равно что стоять рядом с бушующим пламенем, вырвавшимся из-под контроля. Неудивительно, - думал Хуайшань Хан, - что полковника Ху больше нет в живых. Сидя в роскошной хижине генерала Куо, он походил на бесформенную груду свиного жира. Никогда прежде он не переживал так сильно из-за того, что одно его плечо было выше другого. Это обстоятельство служило ему физически ощутимым напоминанием о колодце. Хотя, возможно, еще большим напоминанием о том злоключении, перевернувшем всю его жизнь, была Ци Линь. Ее глаза горели, как раскаленные угли. Однажды, давным-давно, Хуайшань Хану уже довелось увидеть нечто подобное. Он отправился на север Китая охотиться на уссурийских тигров. И вот однажды ночью один из этих огромных, кровожадных зверей забрел на стоянку, устроенную Ханом и сопровождавшими его охотниками. Он до сих пор явственно помнил, эти огромные, совершенно круглые желтые глаза, излучавшие свет в непроглядном мраке ночи. Они так долго светились в кромешной тьме, что Хуайшань Хану в конце концов стало казаться, что весь мир исчез и остались лишь он сам и страшный ночной хищник.
      В какой-то момент Хан вдруг понял, что в течение следующей минуты решится вопрос его жизни и смерти. Решится без его участия. Стоило ему сделать хоть малейшее движение, и тигр, не раздумывая, прыгнул бы на него.
      Его судьба всецело зависела от этого зверя. Или, возможно, от Будды, обитавшего во всех живых существах.
      Он не удивился, когда тигр отвернулся и два желтых огня погасли. Ему показалось, что одновременно пропал, растворился во мраке необычный мир, полный дикой, необузданной мощи и неистощимой энергии, открывшийся ему в глазах зверя. Ужасная, созданная самой природой разрушительная машина снова стала частью ночи.
      В течение многих лет Хуайшань Хан не раз проводил бессонные ночи, пытаясь расшифровать послание, адресованное ему Буддой посредством этих глаз. В конце концов он решил, что суть этого послания такова; воплощение звериной жестокости - тигр не убивает всех подряд, а если убивает, то не испытывает ни малейшего раскаяния.
      И вот теперь, сидя в грязном плетеном кресле, предложенном ему генералом Куо, Хуайшань Хан всматривался в угольно-черные глаза Ци Линь и чувствовал, что перед ним та же самая жуткая разрушительная машина из его прошлого.
      Он принудил себя взять ее руку. Перевернув ладонь Ци Линь, он стал разглядывать ее, точно хиромант, пытающийся по переплетениям линий отгадать прошлое и будущее человека. Однако Хуайшань Хана занимало совсем иное. Рука, которую он видел перед собой, была такой хрупкой, такой белой, такой изысканно прекрасной. И именно эта рука, он знал, поставила точку в конце жизненного пути полковника Ху. В ней было что-то от завораживающей красоты того зверя, продолжавшего каким-то образом сохранять странную власть над его душой, Он вспомнил, как тогда в его груди вдруг вспыхнуло непреодолимое желание ласково прижаться к бархатным глазам тигра. Ему захотелось подобраться вплотную к источнику этой странной власти, действие которой он остро ощущал на себе. И разве эта девушка, внучка его заклятого врага, не обладает той же обманчивой притягательностью?
      Было безумием думать так, верить в подобную власть. Однако безумие давно стало постоянным спутником Хуайшань Хана. Частица зияющей черноты колодца продолжала жить в его душе долгие годы после того, как генерал Куо вытащил его из кошмарной дыры, навсегда ставшей его миром.
      Он закрыл глаза и содрогнулся. О, тот колодец! Мир, обреченный на вечное проклятие. Генерал Куо спас его, но Хуайшань Хан чувствовал, что продолжает обитать в том мире. В мире колодца. Целую вечность он провел там, дожидаясь помощи, и с тех пор страшная, мучительная боль навсегда поселилась в его сердце. Всмотревшись в глаза Ци Линь, Хуайшань Хан с ужасом понял, что на самом деле он уже давным-давно мертв. Его жизнь оборвалась в беспросветном мраке бездонной дыры.
      И еще он понял, что никогда не был более живым, чем в те мгновения, когда завороженно смотрел в желтые, беспощадные глаза, вспыхнувшие перед ним во тьме ночи. Теперь он сознавал, сколь многим обязан той встречей со свирепым хищником. Протянув трясущиеся морщинистые руки к Ци Линь, он приблизил очаровательную головку девушки к своему лицу. Ее щеки пылали, словно согретые таинственным солнцем, горевшим во тьме, а кожа ее была такой же бархатной, какой являлась ему во снах шкура уссурийского тигра.
      Он окунулся в поток энергии, струившейся от Ци Линь, чувствуя, что, если она сейчас попытается сломать ему шею так же, как проделала это с полковником Ху, он не станет препятствовать ей. Однако подобная мысль не могла прийти ей в голову. Хуайшань Хан твердо верил в это и был прав.
      Нет, она не станет причинять ему никакого вреда. Зато эта внучка его смертельного врага охотно прикончит того, кого он укажет ей. Даже если это будет ее отец, Джейк Мэрок Ши.
      В порыве почти религиозного благоговения Хуайшань Хан прижался губами к ее горячему лбу и на мгновение - увы, всего лишь на одно мгновение - почувствовал себя свободным от ужаса перед черной дырой колодца.
      Огненные цветы распускались в ночном небе. - Кто-то понимает толк в фейерверках, - заметил Треноди, глядя на них. До него и Симбала доносились приглушенные звуки хлопков и шипение искр, несмотря на довольно приличное расстояние.
      - Когда мальчик появится, мне придется уйти, - промолвил Симбал. Угроза, притаившаяся в его словах, не ускользнула от внимания Треноди. Они находились на площадке открытого кафе. По-прежнему было так жарко, что Макс прямо-таки обливался потом. У него уже сложилось твердое мнение о здешнем климате как о совершенно неприятном, и он искренне удивлялся про себя, как это Симбалу может нравиться здесь.
      - Я приехал сюда не для того, чтобы толковать с тобой про Питера Каррена, - отозвался он. - Такую информацию я мог бы отправить телексом или прислать с Моникой.
      Неподалеку от них стояла довольно большая статуя Будды, одна из тех, что попадаются в Бирме на каждом шагу. Будда сидел, скрестив ноги, слегка вытянув вперед левую руку и положив на колено правую, так что пальцы ее касались земли.
      - И уж коли так дело пошло, - продолжал Треноди, - я рад, Тони, что ты сердишься на меня. Это доказывает, что ты находишься в нужной форме. - Он глотнул пива из запотевшего стакана. - Мне не хотелось бы, зайдя так далеко, вдруг обнаружить, что я ошибся в тебе.
      Треноди внешне держался очень самоуверенно, и это обстоятельство весьма заинтересовало Симбала. В настоящий момент Макс находился на чужой для себя территории, а, насколько мог судить Тони, он не относился к числу любителей дальних путешествий и переездов. У него был слабый желудок, предрасположенный подхватывать местных паразитов или всевозможные кишечные инфекции. По крайней мере, в УБРН всегда ходили слухи на это счет, когда Симбал работал там.
      - Послушай, Макс. Скажи мне честно, ты знал, что Питер Каррен жив? осведомился он.
      - Откуда мне было знать?
      - Ты видишь вон того Будду? Он появился на свет много веков назад. В основание статуи вставлены самые настоящие бриллианты. - Симбал налил себе еще пива.
      - Это Бхумиспара мудра. Он взывает к Васумдари, богине земли.
      - Я не знал, что Будда нуждался в чьей-либо помощи, - сухо заметил Треноди.
      - Согласно легенде, - продолжал Тони, не обращая внимания на его слова, Мара, бог разрушения, вначале хотел уничтожить Будду, выпустив на него рой злобных, свирепых демонов. Потерпев неудачу, он послал трех своих дочерей: Желание, Удовлетворение и Страсть, чтобы те поколебали добродетели Будды. Будда прикоснулся к земле и призвал Васумдари стать свидетельницей того, что он обнаружил совершенные знания. С его согласия земля вздыбилась и качнулась с такой силой, что Мару и его дочерей отнесло далеко прочь от Будды.
      Допив пиво, Треноди поставил стакан в центр стола, словно воздвигнув своеобразный барьер между собой и Симбалом.
      - Вот, значит, кем ты считаешь меня, Тони. Марой, богом разрушения, стремящимся расправиться с тобой. Да?
      Симбал промолчал в ответ. Он слишком хорошо помнил предупреждение Роджера Донована относительно Макса.
      - Сегодня я всего лишь посланец. Гонец, доставивший худые вести. Ты станешь слушать то, что я буду рассказывать?
      - Ладно.
      Треноди наклонился вперед. Отблески фейерверка окрашивали его лицо в розоватые и золотистые тона. Разноцветные пятна ползли по его щекам, точно намокший грим.
      - Я имел в виду слушать всерьез, Тони, до конца, пусть и весьма горького. Слушать, даже если кое-что из этого ты предпочел бы не слышать никогда. Вспомни, ведь я был твоим начальником и не раз помогал тебе выпутываться из какой-нибудь заварушки. Мне всегда удавалось сохранить твою шкуру в неприкосновенности. И это относится не только к тебе, но и к другим моим ребятам: я всегда делаю все, чтобы спасти их шкуры.
      - Но не душу, - возразил Симбал, сознававший, однако, правоту Треноди. Тот действительно всегда ставил на первое место своих людей. Ему не раз доставалось от самодовольных тупиц и пройдох, занимавших высокие кресла, однако его подчиненные зачастую даже не узнавали об этом. Подобный подход был редкостью. Большинство начальников всевозможных спецслужб думало лишь об успехе операций, мало заботясь о своих людях. - Ты забыл, что теперь я работаю на Роджера Донована?
      - Верно. На Донована. Твоего старого приятеля со времен колледжа.
      - Ты полагаешь, что он предложил мне работу только из-за нашей былой дружбы? - Симбал внимательно взглянул на собеседника.
      - Господи, нет, конечно. Однако это обстоятельство наверняка сыграло свою роль. И, возможно, ключевую. Я думаю, Донован верит, что в трудные моменты ты всегда окажешься на его стороне, что бы ни случилось.
      - Только потому, что мы вместе росли и учились?
      - Не стоит недооценивать личную связь, Тони. Вы вместе выполняли все обряды и ритуалы юности. Такие вещи всегда остаются в памяти, и через них бывает трудно перешагнуть.
      - До сих пор ты еще ни словом не обмолвился о Каррене и Беннетте.
      - Я благодарен тебе, Тони. Благодаря тебе нам удалось найти их. Ты ведь настоящий рыцарь. Я знал, как ты воспримешь известие о смерти Каррена.
      - И тебе было наплевать, как оно подействует на Монику?
      - Поверь, Тони, для нее самой гораздо лучше думать, что Каррен мертв, нежели знать истинное положение вещей.
      - Тебе доставляет удовольствие изображать из себя Господа Бога?
      Треноди пропустил это замечание мимо ушей.
      - Я знал, что стоит мне заинтересовать тебя, как ты с головой уйдешь в дело. Ты почти тотчас же вышел на Беннетта, чему, по правде сказать, я даже не очень удивился. Ведь ты всегда был лучшим из моих бульдогов, Тони. Мне нередко приходилось оттаскивать тебя от жертвы.
      - Я не только нашел их обоих, Макс, - сказал Симбал. - Я знаю, что Каррен с Беннеттом участвуют в деле, слишком крутом не только для УБРН, но даже и для Куорри. Мне попали в руки некоторые факты, но пока из них нельзя сделать конкретных выводов. Перед смертью Бегунок Йи успел поделиться со мной кое-какой информацией. Он заявил, что дицуй занялась переброской оружия по всему земному шару. Причем не с целью перепродажи, а для создания запасов. Йи утверждал, будто эти противопехотные гранатометы будут в состоянии уничтожить весь мир. И еще он назвал Беннетта джинном, который отворяет дверь. Ты не знаешь, что он хотел этим сказать, Макс?
      - Все, что я знаю, ты уже слышал от меня, - ответил Треноди. - Мне пришлось серьезно попотеть, прежде чем я получил добро на этот разговор с тобой. Черт знает сколько...
      - Значит, Каррен и Беннетт тут ни при чем, - перебил его Симбал. - С самого начала речь шла не о них.
      - Да нет, сначала речь шла именно о них. Однако Каррен и Беннетт - одно дело, а Роджер Донован - совсем другое.
      - Кто должен был дать тебе добро на этот разговор? - поинтересовался Симбал.
      - Президент.
      - Президент чего?
      - Соединенных Штатов, - со вздохом ответил Треноди. - Инициатива исходила с самого верха, Тони.
      Симбал с изумлением уставился на своего прежнего шефа.
      - Что тебя связывает с президентом Соединенных Штатов, за исключением тех случаев, когда ты на закрытых церемониях получаешь из его рук медали для своих агентов?
      - Теперь я работаю на него. На полставки. Вот почему я могу распоряжаться людьми из АНОГ вроде Мартина. Я как бы частично уволен из УБРН.
      - Когда это случилось? - скептически осведомился Симбал.
      - Примерно месяц спустя после смерти Генри Вундермана. Неужели ты полагаешь, что подобное событие могло не повлечь за собой определенных последствий? Каких, нетрудно догадаться.
      - А как же УБРН?
      - Я по-прежнему контролирую своих людей и операции, в которых они участвуют. Впрочем, я не скрываю от них тот факт, что готовлю себе на смену Боксера.
      - Дэвида Боксера?
      - Да. Ты его знаешь, конечно же.
      - Он осведомлен обо всем?
      - Он знает, что мои враги порекомендовали мне вести более спокойную жизнь и поменьше работать. Он исключительно заботлив по отношению ко мне. Да и вообще он хороший парень. Так что я спокоен, передавая ему в руки свое хозяйство.
      Симбал наблюдал за игрой цветных пятен света на лице Треноди. Ему всегда было интересно посмотреть на то, как будет выглядеть мир, перевернувшись вверх тормашками. То, что сейчас творилось у него на глазах, совершенно не напоминало картины, которые он рисовал в своем воображении.
      - Послушай, Макс, что происходит? Зачем ты явился сюда?
      - Погоди, не спеши, Тони. Сейчас я все расскажу. Только я думаю, что тебе прежде надо узнать, что президент не проявил особой радости, когда я предложил твою кандидатуру для этого дела.
      - Почему?
      - Все потому же. Ты и Донован, как я уже говорил, старые друзья. Вас водой не разольешь.
      - Стало быть, дело касается Донована?
      - Я возразил президенту, что в данном случае этот фактор может сыграть в нашу пользу. Я сказал ему, что готов поставить на тебя, Тони. На твой ум, на твою честность, твое чувство справедливости. Ты всегда казался мне паладином, который верхом на белом коне вступает в схватку не ради денег или удовольствия. Я не знаю человека, который мог бы лучше тебя справиться с врагом. - Он сделал многозначительную паузу. - Все зависит оттого, кто он такой.
      - Я вижу, тебе удалось убедить его.
      - Я лучше президента разбираюсь в этих вопросах. Кроме того, ответственность за успех дела целиком лежит на мне.
      Внизу, у подножия холма, расстилалась квадратная площадка, освещенная по периметру. На ней голые по пояс подростки играли в циньлонь. Эта национальная бирманская игра пользовалась огромной популярностью среди подрастающего поколения. Ребята перебрасывались мячом, сплетенным из листьев сахарного тростника. Согласно правилам игры удары разрешалось наносить лишь ступнями и коленями.
      - К чему, черт побери, ты клонишь, Макс?
      - Я полагаю, что твой шеф, Роджер Донован, работает на другую сторону.
      На площадке один из ребят, владевший мячом, совершил ошибку, выйдя за пределы шестиметрового круга, начерченного на земле, и потеряв тем самым драгоценные очки. Очки также снимались в том случае, если игрок позволял мячу коснуться земли. Начислялись же они в зависимости от сложности ударов, выполняемых играющими.
      Симбалу стало жалко паренька, допустившего ошибку. Игра была близка к завершению, и, совершив промах, мальчик вряд ли мог претендовать на победу. Вдруг Тони понял, что на самом деле ему жаль не мальчика, а самого себя.
      - Что-то я не услышал от тебя чего-нибудь вроде: "Ты сошел с ума", ровным голосом заметил Треноди.
      Мальчик, выбитый из колеи своей ошибкой, совершил новую. Мяч, соскользнув с его ноги, ударился о землю под громкие крики соперников. Теперь у бедолаги вовсе не осталось ни единого шанса.
      - И тем не менее что заставляет тебя подозревать Роджера в измене?
      - Дело просто в одной картине, - ответил Треноди. - Хотя, впрочем, все совсем не просто.
      - Ничего не понимаю.
      - Ты помнишь картину, которую Донован повесил в своем кабинете, став директором Куорри?
      - Помню. Автор, если не ошибаюсь, Сера. - Давнишний разговор с Донованом всплыл в его памяти. - Впрочем, это всего лишь копия.
      - Кто тебе это сказал?
      - Донован.
      - Значит, он соврал. У него в кабинете висит подлинник.
      - Ради всего святого, надеюсь, ты не подозреваешь его только потому, что этот шедевр слишком дорогая вещь для государственного служащего. Донован выходец из очень богатой семьи.
      Треноди помахал рукой, отметая это предположение.
      - Конечно, нет. Дело вовсе не в деньгах. Вся штука в том, что мне уже приходилось видеть этот этюд раньше. Много лет назад я наткнулся на него в Париже. Уже тогда я был помешан на импрессионистах. Я рыскал в поисках новых впечатлений по галереям и музеям. И, конечно же, по аукционам! Боже, я готов был продать свою бессмертную душу дьяволу за один такой визит. Пожалуй, единственный раз в жизни я позволял себе время от времени пренебрегать своими служебными обязанностями. В самый разгар рабочего дня я готов был сорваться с рабочего места, прослышав про открывшийся где-то художественный аукцион. На одном из них я и увидел этого Сера. Его приобрела очаровательная женщина с чудесными серыми глазами и густыми каштановыми локонами. Я хорошо запомнил ее. Я хотел бы, разумеется, сам купить Сера, но ведь я-не твой Друг Донован. Моя семья никогда не отличалась особым богатством, и я учился не в тех школах, где полагается.
      Он рассмеялся, однако в его смехе проскользнула горечь, вызванная, быть может, запоздалым сожалением.
      - Я родился не на той стороне дороги. Я помню, как горящими глазами смотрел на дочерей бостонских браминов и пытался понять, откуда берется их превосходство надо мной и моими стариками. Разумеется, те, кто живут на вершине холма, не приходят домой с работы с лицом, черным от угольной пыли, и руками, жесткими от мозолей, как шкура носорога. Однако к тому времени, когда я окончил колледж, я уже неплохо разбирался в живописи и ужасно любил Сера. Я мечтал о его работах, хотя они и были мне явно не по карману. Поэтому в тот день, чтобы не расстраивать себя зря, я переключил все свое внимание на покупательницу.
      - На блондинку?
      - Да, на блондинку, - подтвердил Треноди. - Она заинтересовала меня вот еще по какой причине. Приглядевшись к ее лицу, я узнал ее. В то время я занимался расследованием причин странных происшествий в ходе одной из наших операций. Исходя из имевшихся сведений, можно было не сомневаться, что здесь не обошлось без участия русских. Точнее сказать, КГБ. И вот в процессе расследования я наткнулся на эту очаровательную женщину, купившую Сера. Звали ее Даниэла Воркута, и она являлась сотрудником КГБ в звании лейтенанта.
      Внизу, на освещенной площадке, ребята уже охрипли от крика. Однако их энергия казалась неистощимой. Симбал увидел, что мальчик, совершивший две ошибки, вновь с головой ушел в игру и уже опережал своих товарищей. Тони вдруг ужасно захотелось снова стать таким же юным и жизнерадостным, как этот паренек.
      - И это все, что у тебя есть на Роджера? - спросил он чуть погодя. - Ты основываешь свои подозрения лишь на том факте, что у него есть картина, которую много лет назад в Париже купила лейтенант КГБ?
      - Не забывай, что Роджер тогда тоже был именно там. Я занялся дальнейшей проверкой и выяснил, что Даниэла Воркута прибыла в Париж с заданием по вербовке новых агентов. Она занимала официальный статус помощника посла по вопросам культуры и имела возможность вращаться в самых влиятельных кругах.
      - При чем здесь Сера?
      Треноди пожал плечами.
      - Людям нравится, когда их вербуют в романтической обстановке. Это часть игры, подчас имеющая очень важное значение. Им всем вначале хочется получить осязаемое подтверждение интереса к себе. Так человек, собираясь искупаться, пробует воду ногой на ощупь: достаточно ли она тепла? Сера, очевидно, был получен Донованом в подарок.
      - Ничего себе подарок!
      - По нему можно судить о том, какую ценность Донован представлял для них. - Треноди извлек из кармана покрытый сальными пятнами конверт. - И поверь, Тони, он целиком оправдал их надежды. В этом конверте все: описание провалившихся операций, свидетельства об утечке исключительно секретной информации и так далее. Разумеется, все делалось очень тонко и умело.
      Симбал посмотрел на конверт, положенный Максом на стол.
      - Почему его не раскрыли раньше? Треноди снова пожал плечами.
      - Что я могу сказать, Тони? Всему виной наша собственная глупость. Она свойственна так или иначе каждому из нас, какой бы пост он ни занимал. Мы слепо тычемся то сюда, то туда, спотыкаясь на каждом шагу. То, что относится к любой бюрократической работе, справедливо и в отношении нас - мы очень часто ведем себя как идиоты. Я готов признать, что споткнулся в этом деле. Без Сера у нас не возникло бы и малейших подозрений, по крайней мере, в отношении Донована.
      - Чего же ты хочешь от меня?
      Игра на площадке внизу заканчивалась, и мальчишка, за которым следил Симбал, тремя последними ударами окончательно снял вопрос о том, кто стал победителем. Молодец, - мысленно похвалил его Тони.
      - Он совершенно не дает нам жизни, Тони. Он сосет нашу кровь, точно вампир. Мы задыхаемся в его тисках. Так больше не может продолжаться. Его надо убрать. Быстро, тихо и надежно.
      Паренек, которого дожидался Симбал, наконец появился. Ловко пробираясь между столиками и улыбаясь на ходу, он приблизился к Тони. Он принадлежал к одному из горных племен, обитавших неподалеку от Могока, где добывались драгоценные камни, которыми заслуженно славилась Бирма. Заглянув в лицо Симбала, он улыбнулся еще шире. Его передние зубы были украшены каким-то образом вставленными в них кроваво-красным рубином, вырезанным в форме сердечка, и ромбовидным кусочком королевского нефрита.
      - Они тронулись в путь, - заявил Симбал, поднимаясь. Мальчишка по его поручению наблюдал за убежищем Каррена и Беннетта. - Мне надо идти.
      - В Шань, - задумчиво заметил Треноди.
      - Да, они направляются туда. На сей счет сомнений нет.
      Треноди взглянул на него. Затем подобрал со стола конверт и протянул его Симбалу, промолвив:
      - Тони, он негодяй. Худший из них всех.
      Симбал, которого настойчиво тянул за рукав мальчик, взял конверт.
      - Я посмотрю, что здесь есть.
      - Времени осталось мало.
      - Что это значит?
      - Да так, ничего, Тони. Давай вперед. Шань зовет тебя. Земля, где обитает Бог.
      - И где даже не пахнет Роджером Донованом.
      - Я не успел сказать тебе последнюю вещь, - промолвил Треноди. - Мои люди, ведущие наблюдение за Донованом, сообщили, что он прибудет сюда в течение ближайших часов.
      - Зачем?
      - Этого я не знаю. Да, по правде говоря, меня это и не особенно интересует. Самое главное, Тони, чтобы ты действовал без промедления.
      - Я еще пока не давал тебе своего согласия, - возразил Симбал. - Я здесь из-за Беннетта и Каррена. Ты хочешь, чтобы я еще раз повторил, что я больше не работаю на тебя?
      - Все здесь. - Треноди постучал пальцем по запечатанному конверту. Роджер Донован грязный предатель, Тони. По его вине погибло немало людей. Взгляд Треноди вдруг стал жестким. Симбалу было хорошо известно это выражение глаз Макса. - Прикончи Беннетта и Каррена. Бог свидетель, они это заслужили. Однако сейчас меня и президента в первую очередь волнует Донован. Мы хотим, чтобы его не стало.
      Выражение, застывшее в глазах Треноди, было таким, каким оно бывало всегда, когда, отстегнув поводок своего бульдога, он отдавал ему хлесткую, отрывистую команду: Взять!
      Кожа старика имела золотистый оттенок. Солнце и ветер на высокогорном плато Шань отполировали ее, подобно тому как он сам полировал свои изделия.
      Он был мастером старой школы, традиции которой быстро угасали даже в отдаленных уголках Бирмы. Он занимался лаковыми покрытиями. Он родился в Пагане, на родине этого искусства, откуда оно в первом столетии нашей эры распространилось по Поднебесной Империи и достигло Бирмы. С тех пор это древнее ремесло пережило свой расцвет в этой стране и теперь постепенно приходило в упадок. Однако этот старик по-прежнему работал так, как работал когда-то его прадед.
      Джейк сидел рядом с ним на корточках и наблюдал за уверенными и точными движениями его рук. Он молчал, лишь изредка задавая вопросы, зато старик говорил почти все время. Между ног его стояли две бутылки "Джонни Уокера" и четыре блока американских сигарет, привезенных Джейком.