Шань

      - Прежде чем вы и я возьмемся за это дело, мне бы хотелось прояснить кое-какие вопросы. Блустоун недоуменно пожал плечами.
      - У вас было более чем достаточно времени на яхте.
      Байрон окинул его холодным, оценивающим взглядом.
      - Я не хотел говорить в присутствии узкоглазых. Пусть это останется только между нами.
      И Белоглазым Гао, - добавил про себя Блустоун, - которого ты считаешь частью мебели.
      - Я хочу знать, насколько опасна наша затея на самом деле.
      - Риск, - без малейшего промедления отозвался Блустоун, - действительно велик. Я не стану этого отрицать. - Он знал, что любое иное заявление заставило бы сэра Байрона немедленно подняться, выйти за дверь и поставить крест на своем участии в операции. - Нам противостоят умные тай-пэни. Однако я верю, что их силы уже идут на убыль. Ши Чжилинь мертв. Его сын... его сын исчез.
      - Как это исчез?
      - Где бы он ни был, можно сказать наверняка одно: его нет в Гонконге. Кто же в таком случае окажется у руля "Общеазиатской"? Сойер? Он уже дряхлый старик или близок к тому. Цунь Три Клятвы? Он знает толк в морских дедах - там ему нет равных. На суше же он предпочитает уповать на других.
      Сейчас они испытывают острую нехватку денег. У нас появился шанс замахнуться на Камсанг. Если разработки по опреснению воды попадут к нам в руки, весь Гонконг окажется в нашей власти. Думаю, нет смысла убеждать вас в том, что в Гонконге вода является страшным дефицитом. Овладев Камсангом, мы тем самым станем у вентиля и сможем по сути начать диктовать цену на воду.
      В наступившей паузе сэр Байрон переваривал все только что услышанное. Наконец он кивнул.
      - Я удовлетворен, - промолвил он, - и передам свои рекомендации другим.
      - Отлично, - Блустоун поднялся, поскольку было очевидно, что тема разговора исчерпана.
      Тай-пэни пожали друг другу руки, и Нолин-Келли вышел из комнаты. Когда дверь за ним затворилась, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
      - Как ты полагаешь, он поверил мне?
      - О Будда, конечно. Потому что именно в это ему и хотелось поверить. То же самое касается и остальных. В их собственных интересах поверить вам. Откуда им знать, что мы стремимся овладеть Камсангом ради чего-то большего, чем какое-то опреснение воды. - Белоглазый Гао фыркнул, - Стоит лишь заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он уже ослеплен мечтой о том, как вы выложите ему на блюдечке деньги и власть.
      Блустоун, усевшись в кресло, развернул его так, что ваза оказалась перед его глазами.
      - Интересно, - пробормотал он, - что сказал бы наш добрый друг сэр Байрон, если бы узнал, что своими капиталами оказывает финансовую поддержку укреплению позиций Советского Союза в Гонконге?
      С серого неба над Москвой вместо снега сыпал мелкий дождь. Впрочем, это вносило в жизнь советской столицы хоть какое-то разнообразие, а заодно означало приближение конца опостылевшей зимы. Даниэла Воркута и Михаил Карелин сидели в планетарии, куда приехали вместе с делегацией высокопоставленных гостей из-за рубежа. Во время сеанса у них возникло ощущение, что они частички космической пыли, плывущей в безвоздушном пространстве. Расстояние, отделявшее их от голубой планеты, сонно ползущей по своей орбите вокруг Солнца, было настолько велико, что на нем не чувствовалось ни напряжения, ни боли, ни тревог - вечных спутников жизни на земле. Вечному и бесконечному космосу неизвестно, что такое беспокойство.
      Спустившись, однако, на грешную землю, Даниэла вспомнила про не дававшего ей покоя ни днем, ни ночью Малюту. Время, отпущенное им ей, подходило к концу. Она предпринимала отчаянные усилия, делая за его спиной все возможное и невозможное. Больше всего Даниэлу страшила мысль, что он пронюхает об операции с участием Блустоуна и возьмет ее под свой контроль. Теперь, узнав наконец подлинный размах йуань-хуаня, она поняла, почему Ши Чжилинь шел на все, стараясь утаить от нее масштабы своей деятельности.
      Митра, он же Блустоун, сумел-таки пробиться сквозь, казалось, непроницаемую завесу. Больше не оставалось сомнений: между группами в Пекине и Гонконге существует такая связь. Сама мысль о размерах политического и экономического колосса, созданного трудами чуть ли не одной пары рук, поражала воображение. Теперь Даниэла отчетливо сознавала, что мало просто внедриться в йуань-хуань. Ей следовало либо установить над ним полный контроль, либо уничтожить.
      Она знала, что стоит только Малюте добраться до информации, сообщенной Митрой в последних донесениях, как тут же оправдаются ее худшие опасения: руководство всей китайской операцией перейдет к нему. Этого Даниэла допустить не могла. Но как было одолеть человека, внушавшего ей такой ужас? Его досье было чистым, как девственный снег.
      - Откуда они взялись? - спросил Карелин, проводя пальцем вдоль глубоких складок, залегших у ее переносицы. - Из-за Малюты?
      Она кивнула.
      - Я боюсь, что он уничтожит нас, Михаил, Мы оба попались в его капкан. Ты не можешь обратиться к Геначеву. Принимая во внимание его щепетильность в вопросах личной морали, это закончится для нас катастрофой. Что если Малюта станет угрожать тем, что сообщит ему все?
      Карелин беспокойно поежился.
      - Но ведь он еще не пытался это сделать, не так ли?
      - Да, - согласилась Даниэла. - Но только потому, что я ему пока нужна. Кто знает, может, у него найдется дело и для тебя.
      Комета с огненным красно-зеленым хвостом, описав дугу в черном космосе, скрылась где-то слева от Даниэлы. Яркая вспышка на мгновение выхватила из полумрака ее щеку. У Карелина вдруг екнуло сердце. Он не мог отвести глаз от Даниэлы. Когда она была рядом с ним, он ощущал страстное желание обладать ею, которое никогда не пропадало.
      - Может быть, ты мне чего-то не рассказываешь, Данюшка?
      - Он сделал из меня козла отпущения, - хрипло прошептала она. - Я должна выполнять все его указания, действуя от своего имени. Если что-нибудь выйдет не так, отдуваться придется мне, а он окажется в стороне.
      - Чего конкретно он хочет от тебя?
      Они добрались до опасной черты, вдоль которой Даниэла мысленно бродила весь день, будучи не в силах переступить ее. Теперь, когда Карелин сам задал вопрос, она не знала, что предпринять. Несомненно, проще всего было рассказать ему обо всем. Даниэла ужасно устала от раскинутых Малютой сетей, в которых она окончательно запуталась. Каждая новая ложь обессиливала ее еще больше. Она походила на человека с прогрессирующей болезнью, удаляющегося с каждым днем все дальше и дальше от окружающего мира. Даниэла была больна и не знала, существует ли средство, способное исцелить ее от недуга.
      Она продолжала колебаться и молчать. Глядя на нее, Карелин вновь вспомнил Цирцею: он чувствовал, что эта необычная, удивительная женщина, сидящая рядом с ним, совершенно околдовала его, словно напоив каким-то волшебным зельем. С самого начала он сознавал, что их связь безрассудна и, хуже того, опасна. Но тем не менее он не уклонился от нее. Его душа, его сознание раскололись на две половины. Одна из них благоразумно выступала против романа с Даниэлой, а другая же, презрев все тревоги и страхи, была за.
      Бледный, синеватый свет Юпитера падал на лицо Даниэлы. Карелин подумал, что такую картину можно наблюдать лишь на лесной поляне в ясную летнюю ночь, когда лунный свет мягко струится сквозь густую листву. Он вдруг вспомнил, как полгода назад, получив торопливую радиограмму, он почувствовал, что пропал. В депеше стояло всего одно лишь слово: Селена. Это был сигнал бедствия. Селена. Богиня луны. Не потому ли сейчас ему пришла в голову мысль о лунной поляне?
      - Речь идет... об операции, проводящейся в Гонконге, - выдавала наконец из себя Даниэла. В глубине души она со вздохом признала, что и на сей раз придется ограничиться в лучшем случае полуправдой, по сути ничем не отличавшейся от лжи. Ее болезнь продолжала набирать обороты. - Малюта посягнул на Митру, моего лучшего агента в Азии. Он постепенно прибирает к рукам всю операцию.
      Она вовремя спохватилась. Еще чуть-чуть - и она проговорилась бы о Камсанге! Это разом перечеркнуло бы все еще остававшиеся у нее надежды. Карелин, а в этом она и не сомневалась, тут же отправился бы к Геначеву и сообщил ему имя некого Джейка Мэрока, единственного хранителя тайны грандиозного проекта Китая. Результатом этого опять-таки могла быть только смерть - если не физическая, то уж политическая точно - и Даниэлы, и самого Карелина.
      Так или иначе, информация о таком разговоре обязательно достигла бы ушей вездесущего Малюты, и тогда на поверхность всплыли бы и пистолет, и фотографии...
      Время. Именно оно было сейчас нужней всего Даниэле. Время, достаточное для того, чтобы собраться с силами и свалить Малюту. Однако он не давал ей опомниться, требуя немедленного устранения Джейка Мэрока.
      Заметив, что Карелин смотрит на нее, она было отвернулась, но он крепко взял ее за руку и притянул к себе, вглядываясь в ее лицо.
      Матерь Божья, - в смятении подумала она. - Дай мне сил не проболтаться. Ее ум метался в поисках пути к спасению. Спасению их обоих.
      Боясь, что, даже несмотря на тусклое освещение, Карелин сумеет прочитать правду в ее глазах, она прижалась лбом к его груди.
      - Михаил, он хочет отобрать у меня все. Всю мою власть. Я не могу допустить этого. Иначе я погибну.
      - У тебя ведь еще есть Химера, - заметил он. Даниэла кивнула.
      - Да, и я никогда не подозревала, что он сумеет забраться так высоко. Но даже агент такого калибра не спасет меня в нынешней ситуации. Дело дойдет до того, что я просто пристрелю Малюту и разом покончу со всем.
      - Пиф-паф! Прямо как в детективном романе, да?
      - Прекрати смеяться надо мной! - воскликнула она в сердцах.
      - Хорошо, но сначала ты перестань вести себя как ребенок. С помощью оружия проблемы не решаются. Кому-кому, а тебе-то следовало это знать.
      Даниэла подняла голову и посмотрела на него.
      - Что мне еще остается? У меня нет на него никакого компромата. В его прошлом нет ничего, к чему можно было бы прицепиться.
      Волна отчаяния захлестнула ее. Что толку, - думала она, припав к его груди, - жаловаться на то, как тяжело жить под колпаком у Малюты? Чем мне поможет его понимание?
      Карелин обнял ее обеими руками, зарывшись лицом в благоухающую массу волос. Никогда и никого не любил он с такой силой, как эту женщину.
      - Быть может, я сумею найти способ взять тебя с собой через месяц в Женеву, когда мы поедем туда с Геначевым, - промолвил он.
      - Почему ты вдруг заговорил о Женеве?
      - Не знаю, - он пожал плечами и огляделся по сторонам. - Должно быть, эта мысль пришла мне в голову оттого, что я сейчас нахожусь здесь. Это особенное место. Тут даже забываешь про то, что ты в Москве. Наверное, поэтому я и решил, что тебе стоит хоть ненадолго уехать из страны подальше от любопытных глаз и завуалированных угроз Малюты. Уехать и забыть хоть на время про все свои тревоги.
      Столь непосредственное проявление чуткости со стороны ее возлюбленного так потрясло Даниэлу, измученную вконец чудовищными, запутанными интригами Малюты, что она чуть было не расплакалась. Тем более что, как ни печально было ей сознавать это, она сама являлась их соучастницей. Она не хотела обманывать Карелина, но что ей оставалось делать?
      - Глядя на все эти звезды и планеты, - продолжал он, не подозревая, что творится в душе его подруги, - мне подумалось, что в Женеве мы будем чувствовать себя, словно на другом конце земли.
      Вначале Даниэла не могла понять, что с ней. Она почувствовала себя только что проснувшимся человеком, который видел множество снов, но не сохранил в памяти ничего, кроме смутного ощущения. Странное эхо блуждало в ее голове. Откуда оно взялось?
      ...другом конце земли.
      Вдруг в ее сознании отчетливо зазвучал другой, столь ненавистный ей, высокомерный, саркастический голос:
      Подумать только, они были готовы ради тебя отправиться на другой конец земли. Они продавали свои души из-за тебя, склоняли перед тобой головы и, стоя на коленях, отдавали тебе все, что составляло их могущество и власть. И все вот за эти цацки и за эту вот хреновину. Ей показалось, что она вновь ощутила на себе грубые прикосновения его ледяных рук.
      Как ни странно, в необычайной атмосфере планетария, позволившей Даниэле на время отстраниться от мирской суеты, слова Малюты приобретали новый смысл. Склоняли перед тобой головы... стоя на коленях... Почему он употребил подобные выражения? Уж не держал ли он их в тайниках своего подсознания?
      Даниэле очень хотелось знать, было ли в жизни Малюты нечто такое, ради чего он согласился бы отправиться на другой конец земли. Склоняли перед тобой головы...стоя на коленях. " Точно перед богиней или чародейкой вроде карелинской Цирцеи. Коли так, то разве не означало это, что Малюта уже в некоторой степени признал власть Даниэлы над собой? Что он на самом-то деле тоже испытывает страх перед ней? И что именно в этом следует искать источник его ненависти и презрения к ней?
      В самом деле, какой она представлялась Малюте? Какие силы, воображаемые или реальные, сосредоточены, по его мнению, в ее душе? И, наконец, каким образом эти силы могут быть направлены против него?
      Еще раз припомнив до мельчайших подробностей их разговор на берегу реки, Даниэла торжественно поклялась, что найдет ответ на все свои вопросы, даже если ей понадобится для этого сделать то, чего она боялась больше всего на свете: броситься с головой во мрак, клубившийся вокруг темной звезды, которая жадно высасывала соки и энергию из всего живого вокруг, оскверняя при этом жизнь своим фактом своего существования. Звезду по имени Олег Алексеевич Малюта.
      Желтый, точно осенний лист, глаз рыбины тупо уставился на него. Огромный красный тунец лежал на боку. У самой головы его, прямо поверх чешуи, был прилеплен аккуратный бумажный квадратик с указанием веса и размера.
      Этот тунец, как и множество его собратьев, попался в рыбацкие сети и теперь был выставлен на продажу на громадном токийском рыбном рынке, раскинувшемся на берегах реки Сумидо.
      Стрелки часов указывали на без четверти пять. Легкий ветерок весело резвился в небе, окрашенном в устричный цвет. Значительная часть города еще не пробудилась ото сна и пряталась под сенью предрассветных сумерек. Издалека казалось, будто в районе Синьдзюку высоченные башни из стекла и металла впивались в хмурое небо. Серебристые верхушки некоторых из них скрывались за низкими облаками.
      На Цукиджи тунца привозили не только на всевозможных судах, но и на специально оборудованных грузовиках, ибо, как ни странно, часть его доставлялась по воздуху через Северный полюс из Монтаука. Лонг-Айленд.
      Джейк помнил, как однажды летом он с причала на восточной оконечности острова наблюдал, как японские торговые представители неистово торговались с моряками глубоководных траулеров, пристававших к берегу под вечер.
      Джейк с безразличным любопытством глазел на продавцов. Одни из них, в основном те, кто помоложе, с короткими баграми в руках расхаживали среди валявшихся на бетонных плитах тунцов и вертели здоровенные туши так и сяк, подцепив их крючком за жабры. Другие медленно бродили вдоль разложенных рядами рыбин и поливали их водой.
      Без пяти минут пять вокруг поднялась суета. Продавцы стали поспешно складывать штабелями розовые и белые сасими, блестящие и исключительно свежие, ожидавшие среди прочей рыбы начала распродажи.
      Рынок стал постепенно наполняться народом: покупателями, сонными зеваками и разным шатающимся людом, избравшим рыбный базар конечным пунктом долгого хмельного путешествия по ночному городу.
      - Мэрок-сан.
      Обернувшись, Джейк увидел маленького японца, вынырнувшего из-за высоченной горы моллюсков.
      - Качикачи-сан!
      Они поклонились друг другу, исполняя стандартный ритуал приветствия, принятый в якудзе.
      - Последний раз я видел вас связанным по рукам и ногам.
      - И, кстати, связанным вами лично, Мэрок-сан.
      - Тысяча извинений, обстоятельства... Качикачи кивнул.
      - Впоследствии Комото-сан мне все объяснил.
      - Из-за него я и приехал сюда, - поспешил перейти к делу Джейк. - Он здесь?
      - Давайте позавтракаем, - вместо ответа предложил Качикачи. Они пересекли бетонный сток, в котором смешались морская вода и рыбья кровь, и двинулись к маленькой закусочной, состоявшей из стойки и полосатого тента.
      Запивая куски сасими пивом "Кирин", Качикачи как бы невзначай заметил:
      - Комото-сан шлет вам свои приветствия.
      Джейк в ответ промолчал.
      - Он просит у вас прощения за неудобства, причиненные вам. Как вы сами изволили сказать, - обстоятельства...
      - Война.
      - Вы приехали в момент самых тяжелых испытаний, которые только можно представить, - промолвил Качикачи, вгрызаясь в толстый ломоть морского ужа, хитроумно завернутый в форме бабочки.
      - Я знаю.
      - Ходят разговоры об усилении войны. Будда всемогущий! - пронеслось в голове Джейка. - Тут и так уже идет настоящая бойня.
      - Настали очень тяжелые времена, Мэрок-сан. Прежде чем подойти к вам, я провел четверть часа на рынке, чтобы убедиться, что за вами не следят.
      - Кто за мной может следить?
      - В наши дни, - заметил Качикачи, макая моллюска в блюдце с соевым соусом, - вокруг много врагов. - Джейк подумал о том, что сам находится в схожей ситуации.
      - Я боялся, что Комото-сан погиб, - признался он. - Сколько раз я пытался дозвониться до него, но безрезультатно.
      - Безопасность превыше всего, Мэрок-сан, - Качикачи еще заказал каждому по порции сасими. - К тому же Комото-сан не хотел подвергать вас исключительной опасности.
      Теперь слишком поздно, - возразил Джейк. - Я уже здесь.
      Лицо Качикачи потемнело.
      - Боюсь, что лучше всего будет, если вы уедете.
      -Уеду?
      Качикачи вручил ему небольшой пакет.
      - Да, и немедленно.
      Вскрыв пакет, Джейк обнаружил в нем билет до Гонконга в один конец.
      - Что это?
      В глазах Качикачи появилось грустное выражение.
      - Это воля моего оябуна.
      - Комото-сан не мог прислать мне это. - Он положил пакет на стойку между собой и собеседником.
      - Мне очень жаль, Мэрок-сан, но у вас нет выбора. - Качикачи опустил глаза. - Я знаю, что так не следует говорить с друзьями, но я получил однозначные указания. - Вытащив из кармана несколько банкнот, он положил их на стойку. - Пожалуйста, улетайте этим рейсом.
      Он поднялся.
      - Я хочу увидеться с Комото-сан.
      - До свидания, Мэрок-сан.
      - Я увижусь с ним, Качикачи-сан. Мне это необходимо.
      Последние слова Джейка были обращены в пустоту, ибо Качикачи уже скрылся в утреннем тумане. Сунув билет в карман, Джейк вышел из-под тента и направился вдоль торговых рядов, внимательно оглядываясь по сторонам и стараясь затеряться в толпе. Последнее сделать было нетрудно, ибо уже перевалило за половину шестого. Покупателей с каждой минутой становилось все больше, и торговля шла уже довольно бойко.
      Заметив Качикачи, Джейк тут же стал проталкиваться к нему, постоянно меняя направление, поскольку японец и так был настороже.
      Добравшись до конца Цукиджи, Качикачи остановился и огляделся вокруг. Не заметив ничего подозрительного, он свернул вправо и торопливо зашагал по улице, поднимавшейся вверх. Джейк следовал за ним на приличном удалении, несколько раз переходил с одной стороны улицы на другую, используя для наблюдения за маленьким японцем витрины, а где была возможность - и зеркала. Вместе с тем он нет-нет да и оглядывался назад, проверяя, нет ли там хвоста, который он или Качикачи могли подхватить на рынке. Насколько он мог судить, сзади все было чисто.
      Качикачи углубился в Агасико. Он направился прямо к дверям "Хиоаку", знаменитого ресторана, где посетители, как в былые времена, могли за обедом или ужином наблюдать выступления гейш, возраст которых, впрочем, был ближе скорее к шестидесяти годам, нежели к двадцати. Молодые представительницы древнейшей профессии предпочитали торговать своим телом на Гиндзе.
      Покатая черепичная крыша и старинный облик делали ресторан похожим на храм. Однако архитектурные особенности здания, по всей видимости, мало волновали Качикачи, который, приблизившись к нему вплотную, нырнул в тень под нависшим карнизом.
      Джейк остановился и внимательно огляделся вокруг. Вдоль тротуара тянулся ряд припаркованных машин, в одной из которых он признал "Мерседес", принадлежащий компании Микио. Стекла автомобиля были матовыми, и понять, есть ли кто-нибудь в салоне или нет, не представлялось возможным. Зато в холодном и прозрачном утреннем воздухе Джейку удалось разглядеть тоненькую струйку, поднимавшуюся из выхлопной трубы "Мерседеса".
      Не спуская глаз с "Хисаку", за дверью которого исчез Качикачи, Джейк вышел на проезжую часть и остановил такси. Стекло со стороны водителя опустилось, и Джейк, просунув голову в салон, быстро произнес несколько фраз на японском, сопроводив их достаточным количеством купюр крупного достоинства.
      Водитель, кивнув, сунул деньги в карман. Джейк собрался было вернуться на свой наблюдательный пост, как дверь ресторана отворилась. Из нее показался Качикачи, а следом за ним здоровенный японец. Оставшись у входа, они стали озираться по сторонам. Вовремя заметив это, Джейк тут же отвернулся и пригнулся, навалившись на открытую дверцу такси.
      Глядя в отражение на стекле машины, он увидел, что из двери ресторана вышел еще один человек. Он присоединился к Качикачи и его напарнику, и все трое направились в сторону "Мерседеса".
      Джейк забрался в такси и бесшумно закрыл дверь. Он выключил миниатюрный телевизор, оставшийся включенным предыдущим пассажиром, ни на мгновение не выпуская из виду троицу, быстро шагавшую по тротуару. Взгляд Джейка был прикован к человеку, последним покинувшему ресторан. За массивной фигурой напарника Качикачи совершенно нельзя было рассмотреть лицо, но Джейку это и не понадобилось. Широкий размах плеч, узкая талия, аккуратный, короткий ежик на затылке не оставляли сомнений в том, кто это.
      Микио!
      Стало быть, он все же был жив и здоров.
      Джейку лишь показалась немного странной его походка. Последствие раны? Джейк уже собрался было вылезти из такси, как вдруг его слуха достиг кашляющий звук просыпающегося мотора, долетевший с противоположной стороны улицы. Повернув голову, он увидел облачко дыма из выхлопной трубы голубого "Ниссана".
      - За "Мерседесом", - бросил он водителю. Тот молча кивнул.
      Микио и его люди уже сидели в машине. Через мгновение "Мерседес" отъехал от тротуара.
      - Подождите, пока проедет голубой "Ниссан", - попросил Джейк водителя и спокойно встретил его внимательный взгляд в зеркале заднего обзора.
      Процессия тронулась в путь по забитым транспортом улицам утреннего Токио: Микио, Джейк и неизвестный враг, каким-то образом узнавший о незапланированной встрече старых друзей.
      Из головы Джейка не выходили слова, сказанные Качикачи в закусочной: Ходят разговоры об усилении войны.
      Тони Симбал не спеша вел свой "Сааб" по извилистой ленте дороги, ведущей к вилле Грейсток.
      Стекла в его автомобиле были опущены, а откидной верх открыт. Тони уже успел отвыкнуть от теплой погоды и теперь с наслаждением грелся в золотистых лучах солнца. В дуновении легкого ветерка, о чем-то тихо шептавшегося с кронами высоких сикомор и сосен, не ощущалось ни малейших признаков зимней стужи.
      Вокруг раздавался неугомонный щебет птиц, перепархивавших с ветки на ветку, точно радуясь долгожданному возвращению на родину. Солнце золотило пушистое облако, сонно висевшее в ярко-голубом небе. То и дело Симбалу попадались на глаза зайцы и фазаны, прятавшиеся в кусты при приближении автомобиля. Один раз ему даже удалось заметить грациозного оленя, промелькнувшего и скрывшегося в густых зарослях.
      Однако чем ближе Симбал подъезжал к роскошной вилле девятнадцатого века, принадлежавшей Куорри, тем все больше и больше его радужное настроение уступало место глубокой задумчивости. Он вспоминал Бирму, территории Шань и размышлял о таинственных убийствах Питера Каррена и Алана Тюна. Впрочем, раздумья его были не слишком продолжительными, и вскоре он увидел перед собой великолепный особняк с остроконечной крышей и башенками, стоявший посреди широкой долины, окруженной изумрудными холмами, затерявшейся в глубине штата Вирджиния.
      Вилла по-прежнему несла на себе печать присутствия Энтони Беридиена, первого директора Куорри, совсем недавно погибшего в результате покушения, подготовленного (если верить слухам) генералом Даниэлой Воркутой и ее агентом внутри Куорри Химерой, он же Генри Вундерман.
      Беридиен был страстным коллекционером антиквариата, поэтому в комнатах и коридорах Грейстока попадались реликвии времен Гражданской войны, Чиппендейла, Луи XV и еще бог знает каких, давно ушедших в прошлое, эпох.
      Когда гул двигателя "Сааба" затих, Симбал заметил Донована, копавшегося в моторе своей "Корветты", чему совершенно не удивился. Донован еженедельно залезал в капот своей машины, постоянно что-то регулируя и улучшая. Это давно переросло у него в маниакальную страсть.
      Высунув голову из утробы автомобиля, он улыбнулся Симбалу и помахал рукой, сжимавшей гаечный ключ. По случаю выходного дня он был в старых, выцветших рабочих брюках, рубашке столь же неопределенного цвета и кроссовках, одетых на бесу ногу. Рядом с ним стоял зеленый металлический ящик с инструментами и поднос с кувшином лимонада, ведерком со льдом, в котором охлаждалось несколько бутылок пива, и набором стаканов.
      - Угощайся, Тони, - промолвил Донован, продолжая ковыряться в двигателе "Корветты".
      Вытащив из ведерка бутылку пива, Симбал откупорил ее и, сделав большой глоток, без особого интереса стал наблюдать за работой своего шефа. Он знал практически все, что можно было знать о двигателях любого типа. Годы, проведенные в джунглях, сделали эти знания необходимостью, но никак не увлечением. Ему было чем занять себя помимо этого.
      Он огляделся по сторонам. В саду кто-то из обслуживающего персонала аккуратно обрезал кусты роз. Скоро они должны будут зацвести, распространяя томный, восхитительный аромат по всей округе.
      - Итак, чем же ты занимался? - осведомился Донован, не вылезая из-под капота.
      Симбал отставил в сторону пустую бутылку и прислонился к теплому крылу автомобиля.
      - Помнишь некую Монику Старр?
      - М-м-м, что-то знакомое. У тебя с ней роман или дела?
      - Вообще-то и то, и другое, - Симбал скрестил на груди руки. - У нас был роман, когда я еще работал в УБРН. Недавно я опять наткнулся на нее.
      - Правда? Где же?
      - На вечеринке.
      - Уж не у Макса ли Треноди дома?
      - Именно там, - признался Симбал. - А что?
      - Да, собственно, ничего. Просто хочу знать, в какие дыры суют нос мои агенты.
      - Ты ведь не любишь Макса, Роджер, верно?
      - Люблю? Гм. Я никогда не задумывался о таком варианте. Скажем так, я не одобряю деятельности УБРН, вот и все. На мой вкус, они слишком глубоко увязли в бюрократической возне и цепляются за Конгресс, как за юбку матери. Не думаю, что ублажение этих идиотов, засевших на Капитолийском холме, может пойти кому-нибудь на пользу. Особенно людям нашей профессии. Для того, чтобы мы могли работать нормально, политики должны оставить нас в покое. Только действуя в автономном режиме, можно добиться каких-то результатов.
      Из-под капота "Корветты" донеслось какое-то лязганье, и Донован закряхтел.
      - По правде говоря, я не понимаю, как у тебя хватило сил продержаться там так долго. По сравнению с нами, УБРН на удивление буржуазная организация.
      - Может, и так, но только их компьютер содержит ключ к загадке странного поведения дицуй, который мы силились отыскать.
      При этих словах Донован наконец-то прервал свое занятие и выпрямился.
      - В самом деле? - Он вытер масленые руки о тряпку и налил себе лимонаду. Рассказывай все по порядку.
      Симбал поведал Доновану о своей беседе с Моникой, выделив особо, как она смутилась при упоминании Питера Каррена. Когда речь зашла о смерти Каррена, Симбал рассказал все без утайки, но из его слов странным образом (по крайней мере ему так казалось) складывалось впечатление, что он получил секретную информацию не от Макса Треноди, а прямиком из компьютерной сети УБРН.
      - Как ты получил доступ к этой информации? - поинтересовался Донован и, не дожидаясь ответа, добавил, пристально глядя на собеседника. - Через девушку, да?
      Симбал молча кивнул.
      - Гоняешься за юбками? - задумчиво, точно жуя что-то, протянул Донован. Помнится, в колледже мы только и делали, что занимались этим на пару.
      - Да уж, мы давали шороху. - Симбал ухмыльнулся.
      - Как хорошо было тогда. Никакой ответственности.
      - Равно, как и власти.
      Донован взглянул на приятеля. Голубые глаза и красивые черты лица делали его похожим на персонаж рекламы Кельвина Клейна.
      - Ты ошибаешься, Тони, - возразил он. - Мы обладали властью. Самой что ни на есть настоящей властью над женщинами. Они все до единой хотели спать с нами. Ты помнишь?
      - Да, - Симбал пожал плечами. - Но, говоря по правде, я не знаю, насколько это было правдой, а насколько это нашей собственной выдумкой.
      - Что ты этим хочешь сказать? - чуть резковато осведомился Донован. - Мы имели их всех... всех, кого хотели.
      - Всех, кроме Лесли.
      Донован поставил стакан на поднос и сказал:
      - Полезай за руль и заводи машину, когда я подам сигнал. - Он немного поковырялся в моторе и скомандовал: - Давай!
      Симбал включил зажигание, и машина заурчала, как довольный кот, которого чешут за ухом.
      - Превосходно! - Донован поправил еще что-то и, захлопнув крышку капота, предложил: - Прокатимся?
      Он занял водительское место и, дождавшись, когда Симбал, обойдя автомобиль, усядется рядом, тронулся. Он ловко и быстро развернул машину на небольшой площадке перед виллой, отчего мелкий гравий так и брызнул из-под колес красавицы "Корветты".
      - Они знают об этом? - поинтересовался Симбал, не без оснований полагавший, что деревья чересчур быстро несутся им навстречу.