Кембрийский период - все до 2 часть, 1 глава

Босые ноги перед каждым шагом проверют на прочность доски пола. Глаза... Глаза распахнуты настежь, с огромными, без каймы, зрачками, наполнены страхом и еще чем-то. Тем, что и толкает вперед. Немайн, стоящую в трех шагах, девица явно не видит. При том, что вечером точно была зрячей. Клирику стало жутко. Неужели вместо нормального средневековья он, несмотря на обещания Сущности, оказался в фэнтэзийном мире, очевидно недобром? Состряпанном, скажем, вокруг милейшего культа Великих Древних. Впрочем, непосредственной угрозы для жизни пока как будто не было, к потенциальной же, например, в виде неверно заложенных толовых шашек, Клирик и дома привык. Мысли это только подстегивало, поскольку в нештатных ситуациях на его стройках только быстрое и холодное соображение спасало жизни. Потому Клирик начал медленно, шаг в шаг, отступать - и старательно рационализировать ситуацию. Распялить глаза девицы вполне может какой-нибудь травный отвар. В конце концов, кто сказал, что друидические верования к седьмому веку полностью позабыты? Знания о друидах у Клирика ограничивались типовым ролевочным набором, да еще смутным воспоминанием о том, что римляне, одобряя гладиаторские бои и отправляя христиан ко львам, сочли друидические культы кровавой мерзостью. Что могло означать только одно: регулярные приношения человеческих жертв, не являющиеся ни казнями, ни кровавым спортом. Жертв невинных и беззащитных. Например, женщин и детей.
      С пришествием христианства устраивать резню открыто они, конечно, не могли. И запомнились хипповатым видом и уважением к природе. Но оставление Диведа монахами могло развязать руки затаившимся. Чтобы рискнуть возобновить рискованные практики, им нужен повод. Вспомнилось давешнее замечание возницы: "Для вас людей резали". Круглые глаза парня, когда тот услышал имя Немайн. И потом, у камина: "Та самая..."
      А девица продолжает ползти вперед. Странная походка, нарушение зрения, расширенные зрачки, неровное дыхание. Типичное отравление. Возможное и безо всяких друидов. И даже без злого умысла.
      Что ж. Ясно - жертва ничего не соображает. Первой помощи может сопротивляться. Поскольку, за неимением под рукой других рвотных, ею будет щекотание глотки. Не цапнула бы... Да и выше она на целую голову. Сидха перекрестилась - православно - и бросилась в спасательную атаку. Внезапность принесла успех, узенькая пятерня заскочила в глотку отравленной чуть не по локоть - и выскочила обратно раньше, чем рефлекс сработал до конца.
      - Пожар!
      Клирик применил самый надежный способ привлечь внимание хозяина. Прибежит быстро, и с водой, да и постояльцы поднимутся, а пригодится любая помощь. Ну вот, рядом гремят двери. Туллу выворачивает на пол. Суета, столкновения тел, междометия. Не затоптали бы... И не подумали худого.
      - Хозяйскую дочку отравили! - закричала сидха.
      - Что нужно? - невысокий, лысоватый постоялец с хода вник в дело.
      - Молоко, яйца сырые... Да позовите врача, лекаря, знахаря какого-нибудь! Я ж не знаю толком, как лечить...
      Но вменяемого уже сдвигает в сторону могучая рука. Сейчас Кейр не выглядит ни неуклюжим, ни добродушным. Бешеная гора. Зашибет - не заметит.
      - Что с ней? Что с Туллой?
      Отравленная между тем освободила желудок.
      - Кейр! Ты меня спасешь? Она...
      - Она!!! Демоница ушастая! Убью! - но парня уже держат, поймав на замахе. Вдруг вырвется?
      - Где горит?
      Дэффид с женой ухитряются даже на пожаре сохранять степенность! И странные они: днем, на пожар - с факелом. Стало ярко. Немайн прикрыла глаза рукой, заморгала, пытаясь прогнать заслонившие взор зеленые пятна.
      - Поймалась, коровища! - завопил трактирщик, едва разглядев немую сцену, - Я, значит, ей мужа нашел, так потерпеть месяцок-другой до свадьбы невтерпеж! Кобеля чернявого захотелось!
      - Молоко, яйца сырые, лекарь, - Клирик уже понял, что натворил что-то не то. Продолжал по инерции. Но жена трактирщика - Глэдис, кажется, - быстро кивнула и бросилась вниз. Видимо, за искомым.
      - Сидха говорит, Туллу опоили, - встрял "член клуба", напяливая на лысину слетевший в суматохе колпак.
      - Не опоили. А просто по сердцу мне Кейр, - рванулась к любимому белобрысая.
      - Точно опоили! - радостно подтвердил трактирщик, - Иначе с чего она так по этому бугаю сохнет, когда у отца на примете вполне приличные люди есть? Слышь, Кейр, если б не твой отец, голову б тебе я отвернул! И плевать на кровную месть! К дому я тебя теперь близко не подпущу, это ясно.
      - А это точно он приворот подсыпал? - спросил лысый.
      - А кто ж?
      - А кому хочется расстроить выгодную партию твоей дочери? Таких что, нет?
      - Есть, - задумался трактирщик, - а Кейра что, и не наказывать никак?
      - А если его тоже опоили? Видишь, как лютует!
      Клирик уже ничего не понимал. Но...
      - А ну-ка, леди сидха, взгляни на эту бесстыжую рожу! Не притворствует?
      Клирик понял: есть шанс, что агрессивную гору зафиксируют. Возможно, надолго. А потому выдал:
      - Зрачки расширены, дыхание прерывистое, нездоровый цвет лица, испарина... Отравлен! За знахарем послали?
      - А ну-ка засуньте ему два пальца! - скомандовал лысоватый. Кейр дергался и даже кусался, но с содержанием желудка ему пришлось расстаться.
      - Теплое молоко, сырые яйца, - вновь перечислила Немайн, причем Клирик с удивлением отметил в ее - своём - голосе явное злорадство, - лекаря... А я теперь могу только молиться.
      Юркнула в свою комнату, скрипнула засовом и была такова. Там можно было сесть на кровать и привести мысли в порядок.
      Факел в руках трактирщика, ночные рубашки, полуодетые постояльцы... Все это складывалось в стройную систему. Клирик снова высунулся в окно. И не нашел Полярную звезду на своей половине неба. Северный конец оси мира проворачивался с другой стороны постоялого двора. Это значило: окно выходит на юг. Солнца на ярком небе нет. Следовательно, на дворе - ночь.
      - Расовые преимущества эльфов, - сообщил окну Клирик, - видение в неполной темноте, обостренные зрение и слух. Со слухом ясно. А вот зрение мало того, что ночное, так еще и узкое. Вижу только прямо перед собой! Чуть что - головой ворочаю. Инстинктивное владение луком, мечом и шпагой - которыми мне пользоваться обеты не велят. Не так уж плохо. Ну что ж, девочка, поздравляю. Похоже, раса выбрана верно!
      Немайн пожала правой рукой левую. Мир перед ней сиял сквозь зелень тисовой рощи белеными стенами предместья. Наверху перемигивались звезды.
      Сидха зевнула. Спать все еще хотелось. Почему бы и нет? До утра-то далеко! Только не как в прошлый раз, а по-человечески. Чтобы снова этакий Ктулху фтхагн не приключился. Устроила двум любящим сердцам вместо свидания прочистку желудков... И вообще - леди не положено дрыхнуть, не раздеваясь. Для начала Клирик решил стянуть сапоги. Никаких потрясений это не обещало - и не принесло. Только ноги оказались размеров на десять меньше, чем были у него до встречи с Сущностью, и на два-три - чем полагалось бы нормальной даме его нынешнего роста. На ногах обнаружились чулки с подвязками, длиной по колено. Шитые из четырёх кусков. Вязание-то в Европе появится позже. Насколько - неясно.
      Клирик пожалел, что вязать не умеет. Была бы несложная и довольно заметная инновация. Но - увы. Что ж. Стащил чулки, полюбовался на полупрозрачные пальцы ног. Осмотрел ступни. С удовольствием отметил отсутствие мозолей. Раз такие нежные конечности легко перенесли несколько часов похода с тяжёлым грузом, значит, хотя бы одна - и пока единственная - пара походной обуви у него есть.
      Стянутая через голову ряса открыла серое суконное платье до пят. Узкие рукава, отделка черным кружевом, плотные ряды крошечных отверстий, стянутых шнуровкой - вдоль левого бока и по каждой руке до локтя, суровая строгость идеала. Формально это, может, и считалось нижним платьем. Но спать в таком... Клирик начал войну с завязками, стараясь не заглядывать в расширяющуюся брешь вдоль левого бока. Расстегнув до конца, дал платью упасть. Очень пожалел, что нельзя включить "свободную камеру" или хотя бы раздобыть зеркало в рост.
      И обнаружил себя в длинной, до пят, тунике плотного шелка без рукавов. Учитывая цену шелка в темные века - в несколько раз большее количество золота по весу, - выходило, что Сущность таким образом отыграла цену наряда в целых десять золотых. На этом Клирик решил, что разделся достаточно, и залез в постель.
      Сидха Немайн спала неспокойно, металась, как в бреду. А с ее маленьких узких губ слетало такое, что вызвало бы изрядное уважение самых отпетых наемников Европы. Если б, разумеется, они поняли русский мат. Немайн снились пьяные рабочие, неисправная техника, тупые прорабы и замминистра, "его невысокопревосходительство", подписавший акт о переносе срока сдачи объекта с декабря следующего года на январь нынешнего.
      По сравнению с ночным, утренний мир выглядел блеклым, словно землю посыпали пылью. Безжалостное белое светило, молочное небо... Бриллиантовые иголочки звёзд. Немайн сладко потянулась. Наступал второй день странной новой жизни в шкуре волшебного существа в неволшебном мире.
      Пока одни спали, другие работали. В Кер-Мирддине имелся врач. Не варварский знахарь, а именно врач старого, римского, типа - ученый и практик разом, способный на сущие чудеса в хирургии и неплохо владеющий общей практикой. Теории, на которых основывалась наука мэтра Амвросия, быть может, выглядели для обитателя иного века странными, но он лечил, а не калечил, счет спасенным жизням вел на сотни. И ночной подъем счел вполне житейским делом. Но лекарства от любви не знал. О чем и сообщил сидхе, поймав ее за умыванием.
      Клирик как раз разрешил задачу, как, сохранив пристойный внешний вид, не запачкать одежду. Другой-то не было. В результате он замотался в простыню, постаравшись полностью скрыть под ней платье. Мазаться маслом не хотелось, тереться пемзой - тем более, мыла не было. А осторожное плескание рук в подогретой воде, ни удовольствия, ни заметной пользы не приносило.
      - Бог ты мой, и правда, сидха! - возопил он с порога, - До этого мгновения я полагал тебя, леди, заезжей шарлатанкой! Сидхов - суеверием! Но я не прав, и это прекрасно! Уши можно сделать из воска, а рыжих в Уэльсе, как трески в океане. Но не подделать кисти рук! Женщина может стереть лицо и нарисовать другое, мужчина может зарасти бородой, заплыть жиром, покрыться шрамами, но череп не поменяет никогда! А кисти рук - истинное лицо!
      - Не замечала... - Немайн принялась рассматривать руки. Узенькие, гладенькие, хлесткие. Для пощечин, не для ласк. Но вот они-то нечеловеческими не казались. Клирику.
      Амвросий между тем обежал ее кругом.
      - По тебе анатомию можно изучать, - сообщил радостно, - И у тебя в шее девять позвонков! А не семь, как у людей. Это - прекрасно! А глаза... Прелесть! Кстати: палла, вообще-то, наматывается не так. О методах же лечения я просто не намерен спорить. Леди Немайн, отчего ты вообще решила, что эти двое отравлены?! По-моему, обычное взаимное влечение. По крайней мере, следов известных мне приворотных зелий, могущих хоть как-то повредить организму, я не обнаружил. Хотя и вреда от прописанного тобой лечения - тоже. Тем не менее, вынужден признать его неэффективным. Любовь вылечить нельзя.
      - Можно, - Немайн хихикнула, - лет пять семейной жизни, и - как рукой снимет. В половине случаев - точно. Собственно, именно такой вариант я намереваюсь предложить пострадавшим и их родне. А что такое палла?
      В дверь тихонько поскреблись. Младшие сестренки пострадавшей. Эйра и Сиан.
      - А это правда, что Кейра тоже опоили? А то отец говорит: "Если этот котяра в своем уме, убью". А мама...
      - А Тулла говорит, ты на нее вечером так смотрела, а зачем? А ей уже тогда подсыпали или нет? А я сразу поняла...
      Клирик оторопело отметил, что разбирает в хоровом девичьем щебете каждое слово. И понимает двух разом говорящих девочек. Ненаучная фантастика. Фэнтэзи!
      - Да, Кейра, безусловно, опоили, - громко и четко, чтобы мэтр Амвросий посреди гвалта разобрал, вынесла вердикт Немайн, - так что совсем не надо его убивать.
      - Опоили. Совершенно неоспоримо, - врач ложь во спасение поддержал.
      - А что с ними будет теперь? С Кейром и с Туллой? А то мама плачет, а папа молчит...
      - А ничего, - вдохновенно вещала Немайн,- страшного. Жить будут. Колдовство теперь неопасно, зря я половину ночи не спала? Кушать будут, что мэтр прикажет. Увы, отвар любовного напитка успел всосаться в стенки желудков, и лечение может не помочь. Тогда придется бедняжек поженить. А папа молчит, говорите?
      - Да, смотрит в окно и молчит, а с Туллой сидит Эйлет...
      - Мама и Гвен пытаются папу разговорить, но он молчит, как камень...
      Это поведение Клирик знал. Потому испытал острый приступ сочувствия. Сам он предпочитал переваривать неприятности в одиночестве - а лучше с другом. Но Дэффиду от семьи бежать некуда. Одно заведение в городе, и то его собственное. Как же спасти мужика?
      - Вашему отцу сейчас нужна другая забота, - Немайн наклонила голову к девочкам, и ее голос вдруг стал ниже и солиднее, - совсем другая... Отзовите маму и сестру, я сейчас выйду в зал, и мы все подробно обсудим. Вы ведь хотите помочь отцу?
      Для Дэффида Вилис-Кэдмана ночной кошмар все еще продолжался. Не выспавшийся, красноглазый, он стоял у окна и бессмысленно рассматривал пузырьки в мутном стекле. Сквозь окно пробивались последние знаки нового дня, утро уходило. Впереди маячили семейные разговоры. Опять разгонять птичий базар, стучать кулаком по столу, Глэдис снова начнет реветь в три ручья, дочки хором запоют, что он их совсем не понимает и не любит... Ну за что Бог не дал ему ни одного сына! Уж тот бы понял отца. Или нет?
      Хорошо, Глэдис и Гвен хоть ненадолго оставили его в покое. Но ведь вернутся. Снова восходящий к истерике тон, снова будут ходить вокруг да около, и пытаться разрушить решение, которого еще и в помине нет! Шаги за дверью. Может, сразу наорать? Обидятся, конечно, но зато - тишина. Благословенная тишина.
      Дверь тихо - и к кому она подкрадывается, к старому солдату - отворилась. Глэдис - эта плавная походка всегда сводила Дэффида с ума, даже теперь - лебедушкой подплыла к нему. Молча взяла за руку. И не стала ничего говорить! Молчащую жену оказалось терпеть рядом совсем нетрудно. Даже приятно. И решение всех проблем пришло само собой. В конце концов, на сторону можно выдать и младших. А ему, за отсутствием сына, очень пригодится зять. Кейр смышлен, и из него вполне может выйти смена - что за стойкой, что на пивоварне. А главное - второй мужчина в семье появится уже сейчас. А не тогда, когда он распихает длинноволосую и длинноязыкую девичью команду по хуторам. И станет не соперником, а товарищем по несчастью.
      - Глэдис, - сказал он жене, - а может, ну его, сидхово лечение? Кейр не самый плохой выбор. Из молодежи так и вообще... И уж этот от свадьбы не отвертится, и любить нашу Туллу точно будет.
      Парень, и правда, откручиваться не стал, он впал в самый щенячий восторг, и только отсутствие в городе священника помешало тут же приняться за свадебный пир. Кейр же - верхом, бросив фургон в городе, рванул в холмы, чтобы спуститься в город неделю спустя с благословениями отца и клановых старейшин, в которых никто и не сомневался. Еще бы! Породниться с хозяином заезжего дома в Камбрии было немногим менее почетно, чем с королём. Труд, дающий другим кров и пищу, считался достойным и крайне аристократическим. Ко всему хозяин заезжего дома был попросту богат: молочное стадо из полутора сотен коров, мясное - не меньше, сотни овец и свиней Дэффида ап Ллиувеллина Вилис-Кэдмана покрывали собой холмы вокруг столицы. А вблизи трактира пыхтел небольшой пивоваренный заводик.
      Кейр лучился от счастья, но все же перехватил Немайн у дверей кузницы Лорна ап Данхэма, где та заказывала кирку-молоток для геологических изысканий, и попытался выяснить, к чему была вся ночная история? Если он с самого начала был не против женитьбы? А свадьбы с Туллой просто жаждал, равно мешая плотские стремления, меркантильные интересы, и симпатию к той, с которой надеялся счастливо провести большую часть жизни. Так что позор Тулле не грозил, да и Кейра будущий тесть никак не убил бы до смерти - чтобы было за кого выдать дочку, сняв с клана позорное пятно и не развязав кровную вражду.
      - Ну, - объяснил Клирик, - я-то с Туллой случайно столкнулась. А вот все остальное послужило только к вашей с ней пользе. Теперь Тулле дорога только за тебя или в омут. Монастыря-то в Диведе сейчас нет. В конце концов, за непорочностью невесты не все гонятся, мог папаша и другого жениха найти. Гарантированные же рога - дело иное. Да и греха на вас нет. Этого тебе мало?
      Похоже, именно несовершение греха и удручало Кейра. Немножечко. Его же невесту - весьма и весьма. В сторону Немайн Тулла косилась, бычилась, кривилась, хмурилась, насупливалась.
      Потянулись спокойные дни. Клирик устроил себе нечто вроде отпуска - тем более, что в двадцать первом веке толком не отдыхал уже три года. Да и дела - спокойные, домашние, бытовые дела - никак не позволяли совсем уж заскучать.
      Первым стал, конечно, мешок. Что там должно было находиться по игре, Клирик знал. А вот о реальном содержимом только догадывался.
      На свитках "божественных заклинаний" обнаружились соответствующие молитвы - большинство о здравии. Вместо "вызова небесного медведя" был записан известный в Интернете "Evil overlord's list", список рекомендаций Темному Властелину, созданный на основе печального опыта многих литературных и кинематографических злодеев. Скляночки с зельями стали чернильницей и тушечницей, солонкой, и набором перечниц с красным и черным перцем, корицей. Нашелся и пучок гусиных перьев. Клирик хмыкнул. Перышком еще придется овладеть. Вместо открывающей замки волшебной штуковины - Вор был больше специалистом по ловушкам - тяжеленный набор чего-то, даже отдаленно не напоминающего отмычки. Видеть запоры седьмого века Клирику пока не доводилось, но сразу стало понятно, что привычные они напоминают не слишком.
      Особенно интересно было, во что превратились аптечки. И чем отличаются в зависимости от силы. Упаковки выглядели - почти как в игре. А вот что внутри...
      Внутри оказались именно аптечки. Раннесредневековые. Наборы трав, включая экзотические и безумно дорогие, например, женьшень. Всё тщательно обернуто в ткань, подписано. Знать бы, что от чего прописывать... Ещё - корпия, шовный и перевязочный материал. Лён и шёлк. И, вместо самой эффективной - хирургический набор. Скальпели, иглы, и другие острые закорючки непонятного назначения из удивительно хорошей стали.
      Инструменты Клирик немедленно разделил на две части - для собственного пользования и для передачи в руки медика. Предположительно мэтра Амвросия. Которому и вручил их пару дней спустя в качестве оплаты будущих услуг, не обнаружив в городе лучшего специалиста.
      Следующим вопросом стала одежда. Путешественник тем и отличается от бродяги, что имеет не одну смену белья. И хотя бы одну - верхней одежды. Разумеется, такие тонкости в компьютерной игре не отражались, так что пришлось ходить по лавкам. И знакомиться с местной модой.
      В Камбрии сложным кроем не заморачивались. Туника была и бельём, и нижним, и верхним платьем. Узкая, широкая, длинная, короткая, с рукавами или без - вот и весь выбор. Мужчинам ещё предлагались штаны - и рубахи, представлявшие собой укороченный вариант всё той же туники. Для защиты от непогоды - плед.
      Местные дамы отыгрывались вышивками, но их обычно делали сами. Вот уж чем Клирик заниматься не собирался!
      А дальше началась охота за вещами, без которых в поход лучше не ходить. Трут с огнивом. Зажигательная линза, по совместительству - лупа. Стекло мутноватое, но Клирик и такого не ожидал. Веревки. Страховочные крюки. Палатка. Одеяло...
      Так что дни проходили в суете подготовки похода. А по вечерам Немайн спускалась в трапезную залу, и прислушивалась к неторопливым разговорам городского общества. Научиться понимать людей седьмого века было жизненно важно. Встревать в праздные разговоры Клирик пока не решался.
      В тот день трактире было против обыкновения людно, но любимое кресло у огня, разумеется, было свободно, и сидха уже привычно в нем устроилась. Самым приятным было то, что в теперь в компании "Головы грифона" она не чужая. И греется не за осьмушку золотого, а как правильный, полезный человек. На коленях, укутанных пледом расцветки клана, к которому относился трактирщик, платой за спасение дочери от позора - еще одним веским доказательством того, что Немайн приняли в бюргерское сообщество Кер-Мирддина - лежала Библия, раскрытая на Евангелии от Луки, ее любимом. Все книги, от Бытия до Апокалипсиса, были уже наспех пролистаны и навек отпечатаны в цепкой памяти. Осмысление приходило только теперь - и очень понемногу.
      Но Клирику так и не удалось сосредоточиться на "прокачке персонажа", как он про себя называл усвоение священных текстов. И причиной была не кружка светлого пенящегося эля. Эта никогда не мешала, хотя в желудок сидхи никогда не помещалась полностью, даже целиком заменив ужин. На этот раз в "Голову грифона" заявился бард.
      Бродячий певец отлично владел арфой, но откровенно гнусавил. Публика терпела. То ли привыкла и к худшему, то ли считала, что так и надо. В довершение всего, пел он о "древних королях", коими с принятием христианства барды стали числить языческих богов. И то, не пропадать же славным балладам?
      - Любезный, - подала голос Немайн, - нельзя ли ограничиться только музыкой? Большинство здесь сидящих люди бывалые, видывали и не такое, так что голоса их сердец споют им куда лучше, чем ты можешь вообразить.
      - Короче, - уточнил Кейр, уже традиционно подпирающий камин, напротив сидхи, - заткнись, но играй.
      Роль переводчика с галантного на доходчивый он исполнял с большим удовольствием. Эту игру придумал Клирик. Ведь нехорошо благородной деве выражаться коротко и грубо. Ну а то, что до многих иначе не доходит, совсем не её вина.
      - Если кто-то считает, что поет лучше меня, я охотно приму вызов! - откликнулся бард, - Эй, девочка! Вставай! Попробуй меня перепеть!
      Судя по голосу, бард был или изумительно самонадеян, или имел в запасе пару грязных трюков. Связываться не хотелось.
      - Я приношу извинения, но я устала и не в голосе, - сообщила она, - а потому оставляю тебе долю героя в песнях этого вечера.
      - Лень вставать, - перевел Кейр, - Можешь скрипеть дальше. Если совести нет.
      У барда совести не было, только заунывные баллады. Тепло и выпитый эль вгоняли в сон, и монотонные речитативы барда вскоре начали скорее убаюкивать, чем раздражать Немайн. Слова проходили краем сознания, и устраивались в памяти - на грядущее. Писаной истории у Камбрии пока не было, и желающий узнать хоть что-то, помимо рассказов стариков, должен был отсеивать крупицы правды из триад, баллад и легенд. Прямо сейчас заниматься этим смысла не было. Оставалось плыть по течению слов, понемногу скатываясь в сон. Между тем бард покончил с древностью и решил спеть о делах более близких.
 
 
Три ворона в небе, ночною порой,
Был Морриган голос, как пение стрел:
"Два войска собрались над Юрой-рекой.
Назавтра вступить доведется им в бой.
Какой им положим удел?
 
 
Сильна и могуча камбрийская рать,
И воинов ярость крепка.
Коль строй щитоносцев сумеют прорвать,
До вечера саксов колоть им и гнать,
И их не ослабнет рука".
 
 
Три ворона. В небе - ни зги, ни звезды,
И Махи пел голос - волынкой навзрыд:
"Для воронов хватит надолго еды,
А крови прольется, что в Юре воды...
Но Камбрия не победит!
 
 
Король Кадуаллон умел обещать,
И родом поклялся своим!
Но старых богов не посмел он призвать,
Монахов привел, чтоб молились за рать,
И помощи мы не дадим".
 
 
Три ворона встретили алый рассвет,
Был голос Немайн, словно треск топоров:
"Король - обречен, нам он даст свой ответ.
Сегодня прервет вереницу побед,
С невзгодами встретившись вновь!
 
 
Сильна и могуча камбрийская рать,
И воинов ярость крепка.
Но алых щитов им ряды не прорвать,
И саксы их будут, тесня, убивать,
И их не ослабнет рука".
 
 
Три ворона в небе... За славой в поход
Король Кадуаллон камбрийцев ведет...
 
 
      Бард после такой песни мог ожидать разного. Осуждения за то, что назвал старыми богами сидхов, например. Но скорее - одобрения за оправдание страшного разгрома, случившегося с сильнейшим из королевств Камбрии лет двадцать назад. Предательство богов - достойная причина гибели героев! Но с последним аккордом арфы наступила мертвая тишина. Такая, что бард услышал собственное дыхание. А из-за спинки развернутого к огню кресла раздалось сонное:
      - Что-что он там про меня поет? Чем Немайн-то не угодила? В перепевки играть не стала? Раззадорить хочет? Не выйдет. Уважаемые мэтры, простите, охотно посидела бы с вами еще часок-другой. Но, поскольку дурноголосый певец решительно настроен испортить вечер, я смиренно вас покину.
      Бард еще успел снова удивиться тому, что какая-то девчонка сидит на стариковском месте у очага. Парня, принятого в круг солидных людей за вежество и интерес к былым походам, он еще себе представить мог. У девочек же обычно есть другие интересы, кроме как упорно затесываться в компанию стариков. А потом перед ним оказалась богиня.
      Задрапированная в полосатый плед поверх строгого серого платья, Немайн выглядела весьма величественно. Немудрено: она не накинула плед на плечи, как валлийки, а старательно завернулась, как в паллу - женский вариант тоги. Врач научил, на радостях от обнаруженного Немайн интереса к римской старине - а заодно от подаренных хирургических инструментов. Весьма, по его словам, хороших. Некоторых у него и вовсе не было. А уж если кто-нибудь и разбирался в помпезности, так это римские аристократы. Немайн оказалась между бардом и очагом, так что видел он в основном силуэт. И - уж бард-то, полуязычник по самому роду занятий, это знал - силуэт сидхи. Богини, которая назвала свое грозное имя. Сердитой богини. Немайн сделала шаг вперед...
      В "Голове грифона" такого не видывали ни до, ни после: на глазах у всех каштановые волосы барда стали седыми.
      Несколько мгновений он стоял, как истукан, потом рухнул на колени перед богиней, которая от растерянности дышать забыла и стояла себе столбом, как статуя Немезиды.
      - Немайн верх Дон, пощади...
      - Живи, - выдавила из легких последний воздух Немайн и быстрым шагом пошла наверх, в свою комнату. Как только она миновала барда, тот потерял сознание. И не слышала, как Кейр радостно возгласил:
      - Так что эта самая та самая не та самая, а наша Немайн - самая та!
      На что Лорн ап Данхэм, заглянувший в "Голову" послушать баллады и свежие сплетни, задумчиво протянул:
      - Ходящие по стране боги - знак перемен. Я-то надеялся на кого-нибудь попроще. Ну могла ведь она оказаться кем-нибудь из младшеньких, могла! Дочерью или сестрой того же Артура, например... Так нет! Кейр, ты все еще рад такому знакомству? Тулла, что с тобой?
      Нельзя сказать, что на старшей дочери Дэффида лица не было. Было. Белое, аж зелёное.
      - Она... Я... - пробормотала Тулла, - она меня убьёт. Я ей на пороге комнаты миску со сливками оставилааа...
      И заревела.
      - Ну оставила, что за беда, - удивлённый Кейр взял невесту за дрожащую руку, - Сидха, конечно, предпочитает пиво...
      - Ты не понимаешь! Это я с намёком, чтобы не воображала. Спасительница, видишь ли... Ну и говорили же все... Врач, кузнец... Да и сама... Что ни вещи оборачивать, ни хвори лечить не умеет! Вот я, дура, и поверила - слабая она сидха, волшбы не знает. А я, дура, поверила. Вот и думаю, покажу, что толку с неё, как с домового. А теперь она обидится, и меня сживет со свету...
      - Если это и правда Немайн, - утешил Лорн, - так просто песенку споёт. А если пожалеет город - то зарежет. И голову оставит себе на память...
      Впрочем, до утра ничего не произошло. А утром сидха ушла из трактира. Завернула, на прощание, к уже занявшему обычную позицию за стойкой Дэффиду:
      - Меня не будет некоторое время, Дэффид. Дела. Комнату оставьте за мной. И ещё. У вас тут какое домашнее животное - хорек, кошка, поросёнок? Впрочем, не важно. Вчера я его оставила без ужина. Миску кто-то поставил около моей двери, я её пнула случайно и всё разлила. Покормите существо, а?
      И вышла из трапезной, закинув за плечо кожаный дорожный мешок и посох с крестообразным навершием. Не заметив, как трактирщик украдкой перекрестился.
 
 

2. Год 1399 от основания Города

 
      Перемалывая скопившуюся в голове информацию, как корова жвачку, Немайн шастала по окрестностям Кер-Мирддина, осматривая следы деятельности ирландских монахов. По счастью, те не стали хлопать дверью, и полностью рушить возведенный ими монастырь. Очевидно, рассчитывали вернуться. Шансы на это были неплохие. В Камбрии белого духовенства не водилось искони, монастырь в Диведе оставался один, и его закрытие привело к неофициальному отлучению королевства от церкви. Во всяком случае, в королевстве не осталось ни одного рукоположенного священника. Пока народ терпел, ожидая, что мудрый король что-нибудь придумает, а на крайний случай - повинится перед ирландцем-аббатом, и все вернется на круги своя. Если король окажется недостаточно мудрым, против него могут, почтительнейше и никоим образом не нарушая присяги, устроить мятеж. А то и пригласить в короли другого принца. Обычаи дозволяли и не такое.
      Так что монастырь был хотя и пуст, но сохранен. Все самое ценное вывезли монахи. Все полезное в хозяйстве растащила их бывшая паства.
      Стоя в бывшей трапезной, Немайн не чувствовала ничего, кроме гудения в ногах. И даже доски, закрывающие сложенные безо всякого раствора из плоских булыжников стены, содержащие не жалкие выписки, а полностью вывешенный, для лучшего запоминания, монастырский устав, не радовали. А ведь именно ради подобных крох знания Клирик сюда и тащился!