Кембрийский период - все до 2 часть, 1 глава

      - Да с чего ты взяла, что тебя канонизировали бы! Глупости. В Риме не дураки сидят. Подтвердили б ещё одно чудо святого Давида. Да ему из-за одного имени поддержать слабого в праведном бою положено. И я не желаю звать тебя, тем более в церкви, языческой кличкой. Августина - хорошее христианское имя. Твоё имя.
      - Пусть будет моё... - про инквизицию Клирик рассказывать не стал. А то вдруг сразу учредят, - Но я и не говорю об официальной канонизации. Репутация святой... Или хотя бы официальной праведницы, приводимой в пример. Я к такому не готова. А святому Давиду хватит и своей славы. Опять же, получится ложь. Знаешь, преосвященный, я ведь сидха. А сидхи и правда не лгут. Не потому что не могут. А вот пошла за этим народом такая слава, которую лучше сохранить. И если ею рисковать, то ради чего-то очень большого. Кстати, не скажешь, для чего были все подковырки?
      - Надо же проверить душу той, что взялась переводить Писание.
      - Возможно и надо, но стоило ли это делать, когда она дрожит за свою голову?
      - Конечно. Тогда это проще всего. Позволь и ответный вопрос - а для чего была та девочка. Похожая на тебя.
      - Не знаю. Кажется, кто-то третий решил сыграть - то ли за меня, то ли против. Зависит от глубины замысла. Но свидетелей это могло как настроить в мою пользу, так и разозлить... Кстати, преосвященный, обрати внимание - эта базилика построена всего столетие назад. Через полтораста лет после того, как ушли легионы. До этого здесь стояла деревянная церковь. Но скажи - что-нибудь отличает её от церквей римской постройки?
      Немайн обвела пространство рукой. Расписной - не мозаичный - купол. Но фрески получше, чем в Помпеях. Витражи - собственного стекла. Оставшиеся от старой церкви статуи святых. Дерево, не мрамор. Но резьба искусная. А вот Анна стоит перед крестом с огамическими надписями.
      - Этот воздвигнут до Христа, - сообщает Анна, - на нём написано: под сим крестом лежит великий друид и пророк Амхэйргин. Князь Испании, победитель богов. И год. Раньше основания Рима! Наверное, это первый из кельтских крестов.
      - Великий друид и пророк? Возможно, он знал. Многие пророки предсказывали приход мессии, - епископ пожал плечами. У каждого народа есть свои древности. И пусть они служат Церкви.
      - Огама... А я про неё и забыла... - Немайн заговорила достаточно громко, но ни к кому не обращаясь, - Да это же основа ТРИЗа - возложить на систему функции другой системы! Спрашивается: зачем нам лесопилка, если уже есть ткацкие станки? Сколько у нас букв? И цифр... Значит, шестнадцать разрядов...
      - Дочь моя, ты можешь объясняться понятно? Видишь ли, в светских науках я преуспел много менее тебя.
      - Не обращайте внимания, преосвященный, я говорю вслух, не обращаясь к тебе, а формализуя мысли... Кстати, вот так и выглядит "сила сидхов" при самом зарождении. Впрочем, попробую понятно. У нас тут проблема с бумагой. Пергамента уже не хватает. Мне. На торговые документы. А я хочу книги издавать. Писцы работают медленно. Но - взгляни на огамический шрифт! Длинные и короткие зарубки, и больше ничего! Это удобно для высекания на дереве. И на камне. Дерево и камень материалы хорошие. Долговечные. Но объёмные и тяжёлые, и работать с ними нелегко. Недавно я видела ткацкий станок Элейн. И тогда подумала - а почему не выткать? Обычные буквы выткать трудно, но что есть вообще буква? Знак! Знак можно и поменять! Если мы возьмём нити двух цветов, мы можем легко выткать огаму. И можно придумать ещё более простые знаки. Вот идёт уток. Два утка: один с цветной нитью, другой с белой. И каждая нить основы может быть перехвачена либо цветной нитью, либо белой. Как это сделать технически - ещё подумаю. Главное - получаем двоичный код. Это, преосвященный, как бы "да" и "нет". А иначе и нельзя, прочее от лукавого, так? И только из этих "да" и "нет" мы можем составить любые смыслы. Скажем, все латинские буквы. И оставим знаки для восьми чисел. Меньше неудобно.
      - Почему меньше неудобно? - неожиданно подыграл Дионисий.
      - Смотри владыка: в римской записи есть палка для единицы, галка для пяти, косой крест для десяти, есть знаки для пятидесяти, ста, пятисот, тысячи... И посмотри на громоздкость записи! Чем меньше условных знаков, тем больше писать. Шутка в том, что мы любые наши знаки передадим через два! И сами знаки тоже будут понятны! Числовые, по крайней мере.
      Дионисию стало казаться, что либо Августина-Немайн настоящая ведьма, либо Ираклий с Мартиной породили существо, полностью соответствующее императорскому титулу. Могущественное, вечное, святое. И очень не хотящее быть царицей!
      - Итак, - Клирика несло, - всего шестьдесят четыре нити основы. Это мало! Получится узкая лента. Значит, буквы пойдут одна за другой, а не друг под другом. И всё это будет очень мелко. Ну и хорошо, это минимальный кегль, остальные будут кратные: на сто двадцать восемь нитей основы, на двести пятьдесят шесть - и так каждый раз умножая на два. Получится, кстати, ещё и очень красивый орнамент. Вроде белорусского. Это в верховьях Борисфена такие славяне живут, - пояснил, увидев угасание смысла в глазах Дионисия, - вот. Как тебе понравится, если здешние девицы начнут украшать себя не изображениями животных, кстати, непохожими, а цитатами из Писания?
      - Особенно на срамных местах, - буркнул Дионисий.
      - Там воспретим, или вставим тексты попроще, - Немайн зашлась смехом-кашлем-карканьем. Вот и всего оборотничества в ворону! - Теперь как поставить на поток. Нужно, чтоб разом работало несколько станков, и каждый повторял нужные движения. Или один - но по программе. Без ткача. Стоп. А ведь это возможно! Движения ткача повторяющиеся, даже сложные, можно задать как в музыкальной шкатулке. Помнишь орган Герона Александрийского?
      Епископ смотрел куда-то внутрь себя.
      - Ладно, - сказал Клирик, - механика тебе не интересна, да? А вот Анне, кажется, интересна. В общем, я с ней ещё побеседую. Слушатели очень помогают мышлению, знаешь ли. Заодно слазим на колокольню. Кер-Мирддин с высоты, ночью... Должно быть красиво.
      Анна позволила себя увлечь наверх. Чего ждать - не знала. Было уже всё равно. Жизнь не удалась, последний шанс убит. С тем, что сидха сильнее, и бороться смысла нет - Анна смирилась.
      Внизу пестрел огнями город. Шум. Военно-весёлый.
      - Не дошло б до пожара, - в голосе Немайн сквозила искренняя озабоченность, - насчёт же моей силы. Ты то - поняла?
      Анна марионеточно кивнула. К чему вообще этот разговор? Поиздеваться? Вороны любят выклёвывать раненым глаза. Ещё живым. Да и росомахи немногим лучше. Анне захотелось сразу шагнуть через парапет. Вниз. В ад - а куда ж ещё отправляются ведьмы? Но - ответила.
      - Ты создала проход. Я так и не поняла, как.
      - Значит, не поняла, - фыркнула богиня, - Проход там ещё от римлян.
      - Вот именно, - согласилась Анна, - вот именно. Не появился - был всегда... Это и есть - сила богини. Я унижена. Я склоняюсь перед тобой, древняя. Но скажи - что же мне делать теперь?! Руки на себя наложить? Решила ж тебе, мерзавке, помочь, затяла игру с церковным судом. Ведьма! Всё ради того, чтоб ты поскорей своего добилась. Вы ж, боги, кто принял христианство, хотите стать святыми?! Так пожалуйста! Становись! Если бы Церковь вчера признала, что вся твоя сила исходит от Бога... Из колдовства получилось бы чудо! И мне, убогой, было б хорошо. Святая-то чудотворица ведьме хоть и конкурент, да всё ж не прямой. И ученицы твои монашками стали б, не знахарками. Но ты ж безумная сидха. Отреклась от приподнесённой святости. Ведьмой предпочла оказаться! Радуйся, древняя! А мне жить больше незачем...
      Клирик сперва обалдел. Потом - не знал, что сказать. И, только уловив начало движения - к падению и смерти, влепил ведьме пощёчину. Чуть кисть не вывернул - но Анну отшвырнуло внутрь, к колоколу. А как припомнил, что Немайн тоже женщина - и второй раз припечатал. Наружной стороной. Рубиновой камеей.
      - Первая - от истерики. Вторая - за Альму. Твоя работа, крыса охоты, больная страхом тела рек?
      Клирик, того не заметив, воспроизвёл манеру кораблестроителя ругаться кеннингами. Сам оторопел. А ведьме пришлось расшифровывать...
      - Ну и пусть сука бешеная, - сказала она тускло, - а ты добренькая? Спасла... Ну, не спрыгну вниз. Так повешусь в уголке. Или утоплюсь. А хочешь - грудь себе отрежу и на трофей подарю? А голову пусть муж отрубит. Я б и сама, так не успею. Только горло перережу... А детей моих сама дави. Я их многому уже научила, подрастут - мстить будут... Хотя раньше с голоду подохнут...
      Клирик с неожиданным удовольствием влепил ей ещё одну плюху. Тыльной стороной, по носу. А вот кольцо повернул камнем внутрь. Хорошо, первым ударом лицо в кровь не разорвал.
      - Встать, - прошипел, - быстро. Насрать мне на твоих детей, ясно? Личинки, семечки людей... Я таких как жертву не принимала, ягнятами не питалась... Но - хочешь в семью ведьму сидховой школы? Да или нет?
      И - ещё пощёчину. Не слишком сильно. Для концентрации внимания. Старый, вполне средневековый приём. Когда свидетелей-простолюдинов нещадно пороли - чтобы запомнили, что нужно. Анну пороть нельзя - ведьма и воительница. А вот когда богиня последней целой рукой в морды, это даже почётно. Анна почему-то рухнула наземь.
      - Даа... - почти воет.
      - Тогда - даю тебе неделю. С мужем побаловаться, детишек поголубить. Потом - ко мне в ученицы. Не как Тристан, мелкий он ещё, а как к ткачихе. На три года. Мои наука, одёжка и стол, твоё - полное послушание. Раз в полгода буду отпускать к семье на неделю-другую. А трофеи, - не удержался, созорничал - подкинул на ладони тяжёлый и мягкий "трофей", - оставь себе. Жаль резать,ей-ей. Рука не поднимется. Слишком красивые. Мне б такие...
      - Правда? - заглотила. И хорошо...
      - Ну почти. При моём росте да узких плечах именно твои, боюсь, большеваты будут. А вот чтоб ровно настолько поменьше, насколько я мельче тебя - точно не отказалась бы.
      Анна подняла руку к лицу, отняла...
      - Била зачем?
      - А не понравилось? Добренькая я тебе не нравлюсь, - улыбнулась Немайн, - Хотя годика через три - такой же будешь. Если доживёшь, конечно. Сразу, как ученице, говорю - могла по-добренькому. Вот бросилась бы к тебе на грудь, утнулась между шейкой и плечом, и ну реветь! Хотя нет. Ты высокая, ткнулась бы я в твои роскошные, как грудничок. А ты бы рыдала мне в макушку! Куда б делась? Волосы во рту, слёзы, сопли. Я-то добренькая, мне бы даже понравилось. А потом я бы сказала: "Поплачь"...
      - Поплачь, - шептала богиня, гладя Анну по голове, ткнувшуюся в её маленькие, - поплачь. Отдохни. Успокойся. Мы всё решим. Всем будет хорошо. Всегда были сидхи. Всегда были ведьмы. И никогда не мешали друг другу. А убивать себя грех. Ты же веришь, веришь как я... У тебя даже имени языческого нет...
      Анна успокоилась. Пришлось ей носовой платок одолжить - при рабочем платье не носила, а сморкалась, видимо, в рукав.
      - Я тебя не слишком сильно? Нос не своротила. Крови нет, царапин, значит, тоже. А синяк пройдёт. Пошли.
      Ведьму Клирик пропустил вперёд. На всякий случай, и чтоб не видела, как сидха тихонько отплёвывает белокурые волосы. Внизу всё оставалось по-прежнему. Епископ то ли молился, то ли просто размышлял у древнего креста.
      - Постой, дочь моя, - сказал он, когда Немайн проходила мимо, - я ничего не понимаю в ткачестве, но Господь напомнил мне, что я тоже книжник. Уток же ходит в две стороны? Возможно, тебе будет удобнее ткать книги ходом пахаря. Когда-то мы, греки, писали именно так. А панегирики императорам так пишем и посейчас... А с тобой что? - прелат заметил состояние лекарки, прижимавшей к лицу платок.
      - Помолодела, - буркнула Анна, - лет на пятнадцать.
      - Это как?
      - А так... Была замужняя после вдовства баба с полдесятком детей, стала ученица Немайн. Будешь предавать мечу - не забудь убить обеих.
      Дионисий смолчал и повернулся к кресту, показывая всем видом, что не желает дальнейшего разговора. Но разве он мало сказал? Как сложно всё начинается. Это совсем чужая страна, очень странная. Нужно - врастать, медленно, упорно, сродняясь и с местными людьми, и с их странной, но всё-таки не еретической церковью. А тут... Качаются весы, на них два долга - и каждый тяжелее горы. Епископ вспоминал толпы, побивавшие "колдунов" - знахарей, шарлатанов, книжников... Толпы, так похожие на ту, что кричали - распни его! Сиракузы, Неаполь, самый Рим! И вот - девочка-августа. Вышла, по проклятой здешней традиции, допускающих женщин к воинскому делу, на поединок с вражеским богатырём. Победила. В протоколах допроса пленных - ни слова о волшбе! Отвага. Везение. Может быть, даже чудо! Но - ни пленный, ни дружинник не могли свидетельствовать в пользу. А на стенах видели колдовство. Видимо, из-за уродства девицы. Неправильные уши. Люди не понимают, что тело ничего не решает! Вон, святой Христофор - вообще псоглавец. И ничего, сподобился благодати... А у этой только уши звериные. Такой талант дал Господь. Пометил за непристойное рождение. Так это крещением снимается. И что теперь? Хорошо, хоть не нужно бросать её толпе ради Церкви. Наоборот, местные её любят. И это тоже плохо. Потому, что ей нравится быть холмовой-сидхой, а Церкви нужна католическая православная царица! Ну и что делать с Давидом в юбке?
      Достойные истинного бенедиктинца смиренные амбиции кружились смерчем, хотя лицо оставалось доброжелательно бесстрастным. И именно сквозь пелену честолюбивых замыслов рождался образ, очень сильно отличающийся от того, что изначально виделось через рубиновый дым. Может быть, и правда, крещёная богиня куда полезнее ещё одной претендентки на высшую власть? В конце концов, тот же патрикий Григорий твёрд в истинной вере, и является достаточно близким родственником великого Ираклия...
      Гулидиен Мак-Десси, король Диведа, не спал. Сидел за резным столом в казначейской комнате, и писал письмо. Вокруг топтались шестеро рыцарей. Валлийский король всё-таки немного друид. А потому, вместо споров с комендантом, попросту засел с личной охраной в точке, овладение которой означало победу в битве за город. Алчные-то викинги пришли за деньгами! В конце концов, в отличие от тех же нортумбрийцев, они были варварами и язычниками, и резня не была для них самоцелью.
      Письмо же писал, чтобы скоротать время. Рыцари недовольно косились на выбегающие из-под гусиного пера штрихи ирландской огамы. Они значили - король снова пишет письмо соседской гордячке. Жениться, ему конечно, пора. Но надменная девка заявила, что её устраивает только брак при главенстве жены. И мало того: она ещё и ирландка! Мак-Десси всегда помнили своё происхождение, и старались жениться на камбрийках. Чтоб не обидеть подданных. А этот вот влюбился... Угораздило! Может, пройдет?
      Король уже притерпелся к осуждающим взглядам. Пока он пишет письма, дальше взглядов не зайдёт. Но стоит принять условия прекрасной Кейндрих, как жди несчастного случая. Открыто убивать не рискнут, памятуя о хороших отношениях с братьями.
      Какая надежда вспыхнула в нём, когда ему сообщили о появлении в городе сидхи! Потом выяснилось, что в любовной магии сидха слаба, травного зелья не смогла перешибить, да и вовсе по другому делу. А ведь ему многого не надо - всего только, чтобы Кейндрих на равный брак согласилась. Пусть Брихейниог меньше Диведа, и состоит из леса да горных торфяников, но это приращение. Общие дети унаследуют оба королевства! А храбрые горцы охладят пыл северных соседей. Уж больно недобро те присматриваются к его, Гулидиена, землям.
      Увы, Бригита и Бранвен, богини домашнего очага и любви, уже промелькнули над землёй, в святости вознеслись на небо. А ему досталась богиня паники и ужаса. Несущая страх. Женщина-ворон. Ворон на знамени испокон веков означал - "пленных не берём". Ещё бы Морриган явилась!
      Немайн означала и ещё кое-что. Король помнил недавние легенды. Легенды о последнем веке богов. Крещёных богов. Веке Артура. Маленькая, трогательно похожая на озёрную деву - только в её прозвище из артуровской легенды слова стояли наоборот - Дева Озера должна означать скорое появление Меча. А значит, и истинного короля Британии. Это означало походы, битвы и осады. Возможно, победу. Возможно, славную смерть. Чего вот прямо сейчас королю совсем не хотелось.
      Надежда воскресала понемногу. На этот раз богиня пришла с крестом. Жила тихо и смирно. Отреклась от былой родни, от былой славы. Демонстрировала силу своей новой веры. Веры в Бога, который есть Любовь. И король решился. Проверить богиню на искренность. И если епископ признает её доброй христианкой - просить о помощи. А если нет - гори, Британия, синим пламенем. Казнить не посмеют, зато изгнать неудобную гостью из королевства будет славный повод!
      - Мой король, мы атакованы, сообщил от дверей часовой, - противник просит тебя на переговоры.
      Гулидиен кивнул и вышел на крыльцо.
      Несколько подростков. За главных - две девки. Разумеется, на них цвета Вилис-Кэдманов!
      - Вы блокированы, - Эйра старалась говорить важно и торжественно, - Мой король, сейчас мы подтянем силы, достаточные, чтобы сломать сопротивление твоих рыцарей. Только гарнизоны башен вырежем... Поэтому предлагаю сразу согласиться на достойный выкуп.
      Кровожадные слова совершенно не вязались с застенчивым тоном. Загнать улыбку внутрь стоило королю немалого труда.
      - И какой выкуп ты хочешь?
      - Леди Немайн говорит, что по серебрушке на воина будет в самый раз. Всего тридцать два. Она также полагает, что этот расход должно отнести к судебным издержкам.
      - Дороговато мне ваша леди обходится, - пробурчал счастливый король. Немайн ещё раз доказала силу. Осталось, чтобы епископ подтвердил её праведность, - А где леди Немайн? И ярл Тристан?
      - Ярл на себя самое трудное взял, башни штурмует. А леди сидха говорит, не женское дело - города грабить, развлекайтесь. Будет чего нужно, позовёте. Осталась с греком в церкви - вести скучные беседы. Ну, да для ворот и Альма сошла. В темноте не видно, что она толще! Зато рыжая! А стоило ей сделать вид, что запеть собирается, все так и порскнули... Знали, что уговор, что пугать насмерть не будут, но кому охота прилюдно штаны испачкать?
      Кому скучные беседы, кому добрый знак.
      - Ладно, - на радостях согласился король, - велю с утра выдать ярлу Тристану тридцать один милиарисий. Слово короля. Ну что, бой окончен?
      - Не-а. В городе ещё много богатых домов. Будем грабить. Серебра не дадут, но чего-нибудь вкусненького... С вечера к празднику напекли-нажарили. Ей-ей ополовиним!
      Дальнейшее напоминало святки. Группы детей стучались в каждый дом по очереди и решительно заявляли:
      - Мы грозные и ужасные северные варвары! Мы всё сожжём и разорим дотла. Если нам не дадут достойный выкуп...
      Настоящие "варвары" быстро обросли малолетними коллаборационистами. Ярл на это смотрел спустя рукава. Неужели жалко куска пирога малышне, когда его воины получат по серебряной монете? Куда подевалась сидха проводница и почему не участвует в веселье - не задумывались. Сидхи, они вообще странные и непредсказуемые...
      А Клирик завалился домой, в "Голову". Глаза слипались, задор иссяк, и остаток ночи хотелось проспать. Не получилось. Только сомкнулись веки, раздался голос в голове.
      - Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют двадцать три сотых доли процента от необходимого для обратного переноса. Следующее сообщение - через месяц.
      Ну и какой тут сон?!
      Рядом вскочила Эйлет.
      - Что случилось, сестра?!
      Стиснуть зубы. Помотать головой.
      - Ничего. Пока ничего. Немного волнуюсь перед приговором.
      - Тебя приголубить?
      - Не надо. Спи.
      А потом вжать голову в подушку. И стараться плакать тихо. Впервые с раннего детства пришлось вот так реветь - горько, безнадёжно, бессильно. Одна десятая доля процента - вот и всё, что насчитала ему Сущность за второй месяц в Камбрии. За все подвиги и всю торговлю! Этак тут можно прожить до эльфийской старости. И сделать ничего нельзя. Даже поспорить. Даже пожаловаться - некому. Через полчаса слёзы закончились. Немайн перевернулась на спину, сухие глаза из-под покрасневших век изучали неровности побелки на потолке. Клирик был себе весьма и весьма противен. Развёл хляби морские. Сохранил бы хоть проблеск сознания - сам себя по щекам нахлестал, да хоть башку стену разбил, а такого позорища не допустил бы. Так нет, даже с Эйлет пообниматься не захотел. А ведь полегчало бы. Неужели и правда женщинам так нужно реветь?
      - Разберёмся, почему всё так, - Немайн закинула руки за голову, губы неслышно шевелились в такт мыслям, - Допустим, Сущность играет честно. Допустим. И рассмотрим мои достижения непредвзято. Корнер организовал Дэффид, без него и без Элейн у меня бы просто отобрали товар по суду - и с убытком. Византийцы и их спрос на амуницию - вообще добряк... Да и контракт пока не подписан. Технологии, которые и не прижились толком? Саксы и норманны снесут... Зайдём с другой стороны - а с чего это я Сущность оправдываю? Комплекс заложника? Шутка подсознания в стиле: террорист меня не убьет, потому, что хороший? Или вот ещё: я слабак, мне так и надо? Мазохизм какой-то. И вообще, что-то я непоследовательно себя веду. С одной стороны, окапываюсь в Камбрии, как сурок. С другой - жду, что мне засчитают свершения и отпустят домой. Противоречие... Ну и наконец - с коих это пор я пляшу под чужую дудку? Если это игра, так мастер всегда прав, и не о чем спорить. А если жизнь - так пошли они, генераторы вводных, полем, лесом да болотом! И без них проживу. Так, как захочу. Так, как смогу. Осталось выбрать: игра, пусть на голову, или жизнь? Ладно, после суда разберёмся. Спи, леди Немайн.
      Сидха перевернулась на бочок, поёрзала немного - и заснула. Без картинок и видений. Утром вскочила бодрая и весёлая. Не снова - по-новому! Пора идти слушать приговор. В компании сестёр, ученика, очень хмурой Анны и... И почти всех детей Кер-Мирддина, поджидающих за воротами вместо стражи!
 
      Небо над городом просквозила свинцовая тяжесть. Смолкли слова приговора. Запахло сыростью. И на город упали струи тёплого дождя... Того, что называется грибным. Сквозь на Немайн обрушились сёстры. Дионисий осторожно высунул руку под дождь. Ласковый, никак не походящий на дурное предзнаменование. О таком молятся. Кроме как когда...
      - Урожай уже убрали?
      Комендант крутанул ус.
      - О, да. Сегодня праздник последнего снопа, преосвященный. По этому поводу должны были состояться рыцарские ристалища, но в дождь тетивы отсыреют. Да и паства твоя отсыпается. Похоже, у нас появилась новая традиция. Не могу сказать, что не полезная. По крайней мере, новые двери и замки на тайном ходе скоро будут готовы, а пост выставлен уже сейчас. И я с нетерпением жду следующего года - очень хочется узнать, что новенького вытворит сидха, чтобы снова взять город! Но отчего ты наложил на Немайн такую суровую епитимью? Сто поклонов перед образом Спасителя, каждый день, три месяца...
      - Она очень гордится книжной мудростью, сэр Эдгар. И ей не помешает вспомнить, что есть нечто выше траченных молью страниц.
      Чёрная темень перетекает по небу с востока на запад. Хмурятся лики на своде, поигрывает языческими знаками старинный крест. Раба божия Августина бьёт поклоны. Земные, не вставая с колен. Первую сотню из девяти тысяч двухсот. Мысли - вне тела, и даже хорошо, что тело - занято. Чтоб не отвлекало. Пора делать выбор. Играем - или живём? Увы, уши поклонами не заняты, и ловят рядом тихий шелест одежды. Кто-то встал на колени рядом.
      - Сицилиец глуп, но прав. Он хотел тебя слегка унизить, но разве может унизить человека поклонение Богу? - голос короля.
      Сидха молчит. А как давать ответы, если не решено главное?
      - Я могу убавить это наказание. Призвать тебя, как подданную, на воинскую службу на шесть недель, - голос короля.
      Сидха молчит. Только сгибается и разгибается.
      Король молится рядом. Вздыхает.
      - И я в любом случае призываю тебя на службу с завтрашнего дня. Вне зависимости от твоего желания. Нужно разбить банду фэйри на юго-восточном тракте. Доложишься сэру Эдгару, отряд формирует он.
      Гулидиен поднялся с колен, и затопал по каменному полу к выходу. У королей так мало времени на молитву...
 
 

6. День Неметоны. Август 1399 года от основания Города.

 
      Анна шла в Кер-Мирддин в странно приподнятом настроении. Верный валлийский дождь, полосатый, как оса - то морось, то ливень - ничуть этому не мешал. Словно и верно, полтора десятка лет сбросила. Такой свободы она давно не испытывала. А то и никогда. Всегда кто-то стоял рядом - впереди, рядом, за спиной - родители, муж, дети... Но петух в священной роще правильно истёк кровью, подтверждая - на три года не будет у Анны ни роду, ни племени. Только ушастая сидха, ждущая в столице. И та - пока! - не имела над бывшей ведьмой никакой власти. Наоборот, сама несла обязательство выполнить уговор и принять великовозрастную ученицу. А впрочем, бывших ведьм не бывает. Чувство было пьянящее, и, как любой дурман, не совсем приятное. Сладкое до гнильцы. Свежее до морозного ожога. Солёное до трещиноватой корки.
      Впрочем, на большее, чем просто вдохнуть это чувство, распробовать, насладиться - и выпустить из себя - Анна не претендовала. Просто радовалась, что случился в жизни такой удивительный момент, и старалась не думать о цене. Может, поэтому и шла пешком - как бедная будущая ученица ведьмы. И как шла Неметона. Или Немайн, как сидха предпочитала называть себя, зачем-то напоминая, что, как и король Гулидиен, ирландка. А впрочем, за невообразимо длинную жизнь сидха накопила столько имён, что и правда, впору цепляться за самое первое в надежде хоть как-то связать себя нынешнюю и себя минувшую.
      Поля слева убраны, ёжатся остатками срезанных стеблей, луга же белеют пятнышками овец. Ближе к городу по правую руку пошло мокроземье. Ещё не болото, но и не добрая земля. При римлянах, Анна слышала, тут тоже колосилось и паслось. Но империя ушла, и болота понемногу возвращаются. Вместе с камышом и цаплями, что поселились на обвалившихся склонах старых римских канав. Зарастание и осыпание ирригаций - такой диагноз поставил Клирик - но Анна пока об этом не знала. Впрочем, кустарниковые изгороди, разделявшие прежние поля, ещё держались.
      Вот из изгороди и раздавались мычащие крики цапель и карканье - чуть хриплое, чуть саркастическое. На секунду показалось - Немайн смеётся. Но оказалось - ворона. Обычная, чёрная. Очень похожая на грача, только без белой оторочки вокруг клюва, а ещё - не по грачиному хищная и нахальная. По крайней мере, достаточно наглая, чтобы схватиться с рыжей цаплей - птицей сильной и вдвое более тяжёлой.
      Кусты всколыхнулись, и Анна восхитилась чёрной злодейкой. Цапель было две. Ворона дралась в гордом одиночестве. На Анну птицы внимания не обращали: цапли явно махнули на неё крылом и спустили по категории "прочих опасностей", ворона либо слишком оголодала, либо справедливо сочла себя невкусной целью номер три. Учесть, что иногда среди людей встречаются романтики, способные помочь цаплям отстоять от неё гнездо, ворона никак не могла.
      Вряд ли разбойница догадывалась, что присутствие в большом человеческом гнезде в римской миле от места схватки особы с вызывающими у птиц инстинктивную ненависть ушами лесного хищника делает её положение совершенно безопасным. Ну не будет же ученица оборотня бить птиц, настолько похожих на птичью ипостась учителя? Получится что-то между невежливостью и оскорблением.
      Ворона выглядела истинной представительницей тьмы - расчётливо махала иссиня-чёрными крыльями, громко и немелодично орала, показывая красный язык.
      Анна скорее сочувствовала цаплям, защищающим птенцов, чем голодной вороне. Но храбростью - и ловкостью - не восхититься не могла. Пропусти ворона всего один удар длинного мощного клюва - и ей будет не до поисков пропитания. И если бы цапли разделились, чтобы атаковать с разных сторон... Вместо этого рыжие лезли в драку по очереди - и огребали тоже по-очереди.
      Ворона двигалась в прибрежных кустах очень ловко, и цапли каждый раз оказывались в невыгодной позиции. Наконец, вороне удалось точным клевком сбить одну из птиц в падение спиной вперёд по тонким веткам, проскочить под носом у другой, и метнуться к гнезду. Один точный удар - и в клюве у вороны бездыханное тельце... Цапли бросились в погоню. Но до кустов ворона добраться успела, и драка пошла по-прежнему. Если не считать изменившейся задачи - прежде вороне нужно было прорваться, теперь - смыться с добычей. Цапли от ярости совсем потеряли соображение. Их большие крылья очень мешали в кустах. А ворона скакала поверху, и чтобы на неё напасть, цаплям приходилось подвзлетать. Обычно за этим следовал короткий встречный клевок в крыло, и потерявшая равновесие птица летела вниз. Продолжалось это довольно долго. Пока вороне не повезло. То ли удачный клевок, то ли, скорее, неудачное падение обернулось для одной из нападающих сломанным крылом...
      Уцелевшая цапля заметалась вокруг искалеченной пары, а усталая, но предвкушающая пиршество ворона с добычей тяжело перелетела через дорогу. Склонила голову, серые бусинки глаз задорно блеснули. Птица поняла, что перед ней ведьма, и удостоила разговора. Басовито похвасталась: "Кра-аа." Гордо поворочала головой, ухватила своё мясо и тяжело поднялась в воздух.
      Если бы не разговорчивость птицы, Анна запомнила б занимательную сценку. Ненадолго. Потом или позабыла, или сделала из неё сказку для детишек. Но прямое обращение к человеку означало, что Анна имеет дело с оборотнем. Сидхи ведь хоть и не лгут, но и прямо и понятно изъясняться не любят. Предпочитают намёки и загадки. Немайн с её относительной понятностью - редкое исключение.
      Но не по достоинству Немайн в ворону обращаться. Её форма - ворон, птица крупнее, чернее и внушительнее. А норманны говорили, что она росомаха - и тому, что сидха переросла и ворона, легко верилось. В легендах же предпочитала оставаться женщиной, меняя внешность и возраст. Что несколько раз и проделала уже в Кер-Мирддине.
      Это полностью касалось и старшей сестры Немайн, огненной Морриган. Божественная воительница могла превратиться в кого и во что угодно, предпочитая для боя форму животных. Но ворона для неё, тем более, мелковата. Уж скорее Морриган превратилась бы в волчицу.