Восход тьмы

      — Очень немногим, — горько произнес Странник.
      — Если ты отпустишь меня, я закрою глаза.
      — Тьфу! — сплюнул старик.
      — У тебя есть второй Знак. Отдай его мне.
      Наступила тишина. Уилл почувствовал, как руки старика отцепились от него, но продолжал стоять на месте и не оборачивался.
      — Послушай, Странник, у меня уже есть первый Знак, — сообщил он. — Ты сам знаешь, что он у меня. Посмотри, я распахну куртку, и ты увидишь первый круг на моем ремне.
      Не оборачиваясь, Уилл расстегнул куртку. Краем глаза он увидел сгорбленную фигуру старика, стоявшую теперь сбоку от него. Старик набрал в легкие воздух и со свистом выдохнул его. Неожиданно он вышел вперед и посмотрел на Уилла прямо и открыто. В желтом свете, идущем от горящей ровным пламенем ветки, мальчик увидел лицо, на котором боролись противоречивые эмоции: страх и надежда на избавление переплелись в мучительной нерешительности.
      Затем старик заговорил; его голос срывался, а интонация была простодушной, как у обиженного ребенка.
      — Он такой тяжелый, — начал он жалобно. — И я так долго его носил. Я даже не помню почему. Всего боялся, всегда убегал. Если бы я только мог избавиться от него, если бы я мог отдохнуть. Ох, если бы он исчез. Но я боялся отдать его не тому человеку. Если бы я сделал это, со мной произошло бы нечто ужасное, не могу даже думать об этом. Носители Света могут быть жестокими, очень жестокими… Я думаю, ты тот, кто мне нужен, приятель. Я искал тебя очень долго, искал, для того, чтобы отдать тебе этот Знак. Но как я могу быть уверен до конца? Как я могу быть уверен в том, что ты не посланник Тьмы?
      «Старик долгое время жил в страхе, — подумал Уилл, — и теперь не знает, как перестать бояться. Как это ужасно — быть таким одиноким. Он не знает, как довериться мне. Прошло много времени с тех пор, как старик кому-либо доверял, и он попросту забыл, как это делается».
      — Послушай, — сказал мальчик, — ты должен знать, что я не посланник Тьмы. Подумай сам. Ты же видел, как Всадник пытался уничтожить меня.
      Но старик только страдальчески покачал головой, и Уилл вспомнил, как громко он кричал, спасаясь бегством при виде Всадника.
      — Ну раз это не помогает, — продолжал Уилл, — неужели даже огонь ни о чем тебе не говорит?
      — Огонь говорит о многом, — пробормотал Странник. Он смотрел на горящую ветку без всякой надежды, затем его лицо исказилось от ужаса. — Огонь приведет их сюда, ты знаешь это. Грачи уже показывают им путь. И как я узнаю, зажег ли ты этот огонь, потому что ты недавно проснувшийся Носитель Света, который забавляется играми, или этот огонь — сигнал для тех, кто меня преследует?
      Он продолжал что-то уныло ворчать себе под нос, обхватив руками свои плечи. «Как он несчастен», — с жалостью подумал Уилл. Но он должен был найти способ повлиять на Странника.
      Уилл посмотрел вверх. Еще больше грачей лениво кружили теперь над его головой, и он мог слышать, как они резко переговаривались друг с другом. Неужели старик был прав и грачи приведут сюда Тьму?
      — Странник, ради всего святого, — нетерпеливо сказал он, — ты должен поверить мне. Если ты однажды не поверишь кому-то настолько, чтобы отдать ему Знак, тебе придется носить его всегда. Разве ты этого хочешь?
      Старый бродяга стонал и бормотал что-то, уставившись на мальчика своими маленькими безумными глазками; казалось, он завяз в своей многовековой подозрительности, как муха в сетях паука. Но у мухи все же остаются крылья, которые могут порвать сеть, если у нее появится сила, чтобы взмахнуть ими хоть раз… Находясь под властью какой-то неведомой части своего сознания и не вполне понимая, что делает, Уилл сжал рукой железный круг на своем ремне, вытянулся во весь рост и, гладя прямо в глаза Страннику, призвал:
      — Последний из Носителей Света пришел, Странник, и пробил час. Настало время отдать Знак — сейчас или никогда. Подумай о том, что другого шанса у тебя не будет. Сейчас, Странник. Иначе ты будешь носить его всегда. Покорись Носителю Света сейчас. Сейчас!
      И его слова как будто освободили источник. В тот же миг все страхи и подозрения исчезли с искаженного старческого лица, уступив место детской покорности. Глупо улыбаясь и демонстрируя невиданное рвение, Странник ощупал руками широкую кожаную ленту, которую носил через плечо, и извлек из нее круг с перекрестьем внутри, почти такой же, как на ремне Уилла. Этот Знак излучал тусклое золотисто-коричневое сияние бронзы. Он передал его мальчику в руки и издал высокий смешок восхищенного ликования.
      Охваченная желтым огнем ветка на снегу перед ними внезапно вспыхнула еще ярче, а затем огонь погас.
      Ветка, оставшаяся лежать на снегу, выглядела точно так же, как в тот момент, когда Уилл впервые увидел ее на аллее: серая, ничуть не обгоревшая и холодная, как будто ее никогда не касались языки пламени. Сжимая в руке бронзовый круг, Уилл смотрел на ветку дерева с ободранной корой, лежащую на нетронутом снеге. Теперь, когда огонь исчез, окружающий мир стал более мрачным, полным теней, и мальчик с ужасом осознал, что день уже почти на исходе. Было очень поздно. И вдруг он услышал чистый голос, доносящийся откуда-то из тени впереди него:
      — Привет, Уилл Стэнтон.
      Странник в ужасе взвизгнул. Уилл быстро опустил бронзовый круг в карман и твердым шагом направился вперед. Он испытал сильное облегчение и почти опустился на снег, увидев, что с ним поздоровалась Мэгги Барнс, доярка с фермы Доусонов. Встреча с Мэгги, розовощекой поклонницей Макса, не предвещала ничего дурного. Ее пышную фигуру полностью скрывали пальто и шаль; она направлялась к главной дороге и несла накрытую корзину. Мэгги широко улыбнулась Уиллу и недоверчиво посмотрела на Странника.
      — Почему этот старый бродяга, — спросила она своим бархатистым голоском, — слоняется по нашей округе вот уже две недели? Фермер сказал, что ты должен избавить всех нас от своего присутствия, старик. Он приставал к тебе, юный Уилл? Готова поспорить, что это так.
      Она пристально смотрела на Странника, который угрюмо кутался в свое грязное пальто, напоминающее накидку.
      — Нет-нет, — ответил Уилл. — Я просто приехал из Слау и шел от автобусной остановки домой, а тут наткнулся на него. Правда, я прямо врезался в него на бегу. Уронил все свои рождественские покупки, — поспешно добавил он и наклонился, чтобы собрать пакеты, разбросанные по снегу.
      Странник засопел, еще плотнее закутался в пальто и шаркающей походкой двинулся вверх по дороге. Но, поравнявшись с Мэгги, он вдруг остановился и отпрянул назад, как будто натолкнулся на какой-то невидимый барьер. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Уилл медленно выпрямился и смотрел на старика, держа в руках пакеты. Недоброе предчувствие закралось в его душу, словно озноб от холодного ветра.
      Мэгги Барнс доброжелательно произнесла:
      — Автобус из Слау прибыл очень давно, юный Уилл. И я иду на остановку, чтобы застать следующий. У тебя всегда уходит полчаса, чтобы проделать пятиминутный путь от автобусной остановки, Уилл Стэнтон?
      — Не пойму, а вам-то какая вам разница, сколько времени у меня уходит на дорогу? — спросил Уилл. Он по-прежнему смотрел на застывшего на месте Странника, и тревожные мысли начали возникать в его голове.
      — Где же твои хорошие манеры, Уилл? — удивилась Мэгги. — А еще воспитанный мальчик.
      Ее глаза на прикрытом шалью лице ярко горели и, не отрываясь, смотрели на Уилла.
      — Что ж, до свидания, Мэгги, — сказал Уилл. — Мне нужно домой. Чай, наверное, уже готов.
      — Возможно, этот отвратительный грязный бродяга, в которого ты врезался, и вправду не навредил тебе, — мягко произнесла Мэгги, не двигаясь с места, — но проблема в том, что эти бродяги крадут вещи. И этот тоже украл кое-что на днях на ферме, юный Уилл. Он украл вещь, которая принадлежала мне. Украшение. Довольно крупное, красивое, золотисто-коричневое, в форме круга, — я носила его на цепочке на шее. И я хочу получить украшение обратно. Немедленно! — последнее слово прозвучало очень агрессивно, а затем Мэгги снова заговорила своим сладким нежным голосом, словно он никогда и не менялся: — Мне очень нужно это украшение, правда. Я думаю, старик мог засунуть вещицу в твой карман, когда ты наткнулся на него. А ты ничего не заметил. Наверное, при свете того маленького костерка, который горел, бродяга увидел меня и перепугался. Это вполне могло случиться, не так ли, юный Уилл?
      Уилл занервничал. Мурашки побежали по его коже, когда он слушал Мэгги. Она стояла прямо перед ним и выглядела совсем как обычно — простая розовощекая девушка с фермы Доусонов, которая управляла доильной машиной и выращивала телят. Но источником тех слов, которые она произносила, могли быть внушены только разумом Тьмы. Мэгги похищена служителями Тьмы? Или она одна из них? Если это так, что она способна предпринять?
      Уилл стоял, внимательно глядя в лицо девушки. В одной руке он держал пакеты, а другую осторожно засунул в карман. Бронзовый Знак был очень холодным на ощупь. Уилл сконцентрировал всю свою внутреннюю энергию, чтобы устранить Мэгги, но она по-прежнему стояла перед ним, невозмутимо улыбаясь. Он заклинал ее удалиться, обращаясь к помощи всех имен силы, которые, как он помнил, употреблял Мерримен: имен леди, Круга, Знаков. Но он хорошо понимал, что не знает нужных заклинаний. А Мэгги громко хохотала и неторопливо продвигалась вперед, глядя ему в лицо. Вскоре Уилл обнаружил, что не может пошевелить ни одним мускулом.
      Он был пойман в ловушку и обездвижен, так же как и Странник. Мальчику никак не удавалось поменять то положение тела, в котором он застыл, словно замороженный. Он яростно смотрел на Мэгги Барнс, девушку как казалось еще совсем недавно, простую, в скромном черном пальто и гладкой шали; видел, как она хладнокровно засунула руку в карман его куртки и вытащила оттуда Бронзовый Знак. Она помахала им перед лицом мальчика, а затем вдруг быстро расстегнула его куртку, выдернула из его брюк ремень и надела на него Бронзовый круг, присоединив к железному.
      — Держи свои штаны, Уилл Стэнтон, — сказала она с издевкой. — Ах, милый, да ты же не можешь двигаться! Но ведь на самом деле ты носишь ремень не для того, что он поддерживал твои брюки, правда? Ты носишь его, чтобы держать… эти маленькие украшения… в сохранности…
      Уилл заметил, что Мэгги старалась не дотрагиваться до Знаков и вздрагивала каждый раз, когда они случайно касались ее рук. Было совершенно очевидно, что холод, идущий от них, обжигал ее кожу.
      Мальчик потерял последнюю надежду. Все его усилия пошли прахом, а задание провалилось еще до того, как он приступил к его выполнению. И с этим ничего нельзя было поделать. Уиллу хотелось одновременно кричать от ярости и рыдать. Но затем где-то в глубине его существа ожили воспоминания. Они были смутными, и поначалу он никак не мог сосредоточиться на них. И все же ему удалось вспомнить то, что он, казалось, забыл, и произошло это в тот самый момент, когда румяная Мэгги Барнс держала перед ним ремень, на который были нанизаны два Знака: блестящее железо и тусклая бронза висели бок о бок. Жадно уставившись на эти два круга, Мэгги разразилась низким, булькающим, глумливым смехом, который звучал поистине дьявольски, контрастируя с ее румяным лицом. Именно тогда Уилл вспомнил.
 
…когда его Знак будет на твоем ремне рядом с первым, я приду…
 
      В тот же миг пламя взметнулось вверх от лежавшей на снегу ветки вяза, той самой, которую Уилл недавно поджигал. Непонятно откуда взявшись, огонь вспыхнул с сильным треском и перекинулся на Мэгги Барнс, которая оказалась в кольце слепящего белого света. Столб пламени вырос выше ее головы. Она пригнулась к земле, прямо к холодному снегу, ее рот искривился от страха. Ремень с двумя связанными вместе Знаками выпал из ее ослабевших рук.
      И появился Мерримен, высокий, в длинном темном плаще, на его лицо падала тень от капюшона. Он стоял на дорожке, за пылающим огнем, позади съежившейся девушки.
      — Убери ее с дороги, — сказал он громко и четко.
      Пламенеющее кольцо света медленно двинулось в сторону, и Мэгги послушно ползла вслед за ним. Через некоторое время огненное кольцо неподвижно повисло в воздухе посреди сугробов рядом с дорожкой. Затем раздался треск и пламя исчезло, но в следующий же миг Уилл увидел, как по обе стороны от дорожки быстро выросли высокие стены из света, оградив ее танцующим огнем. Этот световой тоннель тянулся очень далеко в обоих направлениях — он был гораздо длиннее, чем сама Прогулочная аллея. Уилл немного испуганно наблюдал за происходящим. Он смутно видел Мэгги Барнс: поверженная, она лежала на снегу и пыталась руками защитить глаза от слепящего света. А Уилл, Мерримен и Странник стояли в бесконечно длинном огненном тоннеле.
      Уилл нагнулся и поднял с земли свой ремень. Он облегченно вздохнул облегчение, бережно взяв Знаки в руки: Железный — в левую, а Бронзовый — в правую. Мерримен подошел к нему, вытянул правую руку, отчего рукав его плаща раскрылся, как крыло огромной птицы, и указал длинным пальцем на девушку. Он произнес странное длинное имя, которое Уилл никогда раньше не слышал и не смог запомнить, и Мэгги громко завыла.
      Мерримен проговорил с холодным презрением в голосе:
      — Убирайся и передай им, что Знаки вне их досягаемости. И если останешься цела, никогда больше не пытайся проявлять свою волю, если стоишь на одном из наших путей. Потому что старые дороги пробудились и их сила снова жива. И на этот раз им неведомы жалость и сострадание.
      Он снова произнес странное имя, и пламя, ограждавшее дорогу, взметнулось еще выше. Девушка пронзительно вскрикнула и завизжала, как будто испытывая резкую боль. Затем, еле волоча ноги, пошла через заснеженное поле, словно маленький съежившийся зверек.
      Мерримен посмотрел на Уилла.
      — Запомни две вещи, которые спасли тебя, — сказал он. Свет падал сейчас на его лицо под темным капюшоном, и были видны его орлиный нос и глубоко посаженные глаза. — Во-первых, я знал ее настоящее имя. Единственный способ разоружить служителя Тьмы — это назвать его или ее настоящим именем. Они держат свои имена в тайне. Но кроме имени есть еще и дорога. Ты знаешь название этой дороги?
      — Прогулочная аллея, — по привычке отчеканил Уилл.
      — Это не настоящее имя, — недовольно возразил Мерримен.
      — Да… Моя мама никогда не ходит по этой дороге и нам не позволяет, говорит, что она опасная. Насколько я знаю, никто не называет ее настоящим именем. И я чувствовал бы себя очень глупо, если бы называл ее Старая дорога… — Уилл внезапно замолчал, как будто вслушиваясь в это название впервые за всю свою жизнь. Он медленно продолжил: — Глупо было бы называть ее настоящим именем — Старая дорога.
      — Глупо, говоришь? — сурово спросил Мерримен. — Но имя, которое заставляет тебя почувствовать себя глупо, помогло спасти твою жизнь. Старая дорога. Да. И она не была названа в честь какого-нибудь мистера. Имя говорит тебе об истинном ее назначении. Названия дорог и местностей в старых землях очень часто несут в себе такую информацию, и людям стоило бы внимательнее относиться к этому. Тебе очень повезло, Уилл Стэнтон, что ты затеял свою маленькую игру с огнем, стоя на одной из Старых дорог, по которой около трех тысяч лет ходили Носители Света. Ты еще недостаточно владеешь своей силой, и если бы ты находился где-то в другом месте, то был бы очень уязвим и все сущности Тьмы могли бы атаковать тебя. Ведь и эту ведьму притянуло к тебе благодаря птицам. Посмотри внимательно на эту дорогу, мальчик, и никогда больше не называй ее общепринятым именем.
      Уилл взглянул на дорогу, уходившую через огненный тоннель в неведомую даль. Она сияла, словно царственная тропа солнца, и, повинуясь безотчетному желанию, мальчик поклонился ей, неловко согнувшись от талии, насколько ему позволяли пакеты, которые он держал в руках. Пламя снова взметнулось вверх, и его языки изогнулись внутрь тоннеля. Оно как будто кланялось в ответ мальчику. Затем огонь исчез.
      — Очень хорошо, — сказал Мерримен немного удивленно, но все же с некоторым облегчением в голосе. Он был явно доволен Уиллом.
      — Я больше никогда-никогда не стану использовать… силу, если только на это не будет причины. Я обещаю. Клянусь именем леди и именем Старого мира, — пообещал Уилл. Однако он не мог удержаться, чтобы не задать вопрос: — Мерримен, но ведь именно пламя привело ко мне Странника, а у него был Знак.
      — Странник ждал тебя, глупый мальчишка, — уже раздраженно ответил Мерримен. — Я предупреждал тебя, что он найдет тебя, а ты не запомнил этого. Запомни сейчас: в нашей магии каждое слово имеет вес и значение. Каждое слово, которое говорю тебе я или другой Носитель Света, не пустой звук. Что касается Странника, то он ждал, пока ты родишься, и будешь стоять рядом с ним, и прикажешь ему отдать тебе Знак, с незапамятных времен. Хотя тебе и трудно это представить. Ты действовал правильно: я знаю, что было нелегко сдвинуть дело с мертвой точки и заставить Странника отдать Знак, когда время наконец пришло. Однажды он предал Носителей Света, это было очень давно, и это был его злой рок. Несчастная душа…— Голос Мерримена стал немного мягче:— Ему пришлось долгое время хранить второй Знак, и это были тяжелые времена для него. Он должен исполнить еще одну роль в нашем деле, прежде чем сможет уйти на покой, если захочет. Но время для этого еще не настало.
      Они посмотрели на застывшую фигуру Странника, до сих пор стоявшего на краю дороги, там, где его обездвижила Мэгги Барнс.
      — Он стоит в ужасно неудобном положении, — сказал Уилл.
      — Он ничего не чувствует, — ответил Мерримен. — Ни одна часть его тела не онемеет. Некоторые способности у Носителей Света и служителей Тьмы одинаковы, и одна из них — поймать человека за пределами Времени и держать его в неподвижном и бессознательном состоянии столько, сколько потребуется. Или, если это касается людей Тьмы, так долго, пока их это забавляет.
      Он направил палец на обездвиженную, потерявшую форму фигуру старика, быстро и тихо произнес несколько слов, которые Уилл не расслышал, — и Странник вернулся к жизни. Это было похоже на кинокадры, которые на время остановили, а потом изображение снова ожило. Широко раскрыв глаза, старик уставился на Мерримена, потом открыл рот, но вместо слов оттуда вырвалось удивленное сипение.
      — Уходи, — сказал Мерримен.
      Старик съежился и поплелся прочь, на ходу подбирая разлетавшиеся полы своего пальто. Вскоре он прибавил шагу и почти побежал по узкой тропке. Наблюдая за удалявшейся фигурой, Уилл вдруг прищурился, потом стал внимательно вглядываться вдаль и даже потер глаза, не веря тому, что видел: фигура Странника становилась все более блеклой и прозрачной. Она постепенно растворялась, и сквозь ее смутные очертания уже можно было видеть деревья. Затем Странник и вовсе исчез, как звезда, которую заслонило облако.
      — Это сделал я, а не сам Странник, — объяснил Мерримен. — Думаю, он заслужил немного покоя и не здесь, а в другом месте. Такова сила Старых дорог, Уилл. Ты мог бы использовать этот прием и запросто сбежать от ведьмы, если бы знал, как. Тебе еще предстоит этому научиться, ты узнаешь и правильные имена, и многое другое. Это произойдет совсем скоро.
      — А как ваше настоящее имя? — с любопытством спросил Уилл.
      Темные глаза сверкнули под капюшоном:
      — Мерримен Лайон. Я говорил тебе при встрече.
      — Я думал, что вы как Носитель Света не назвали бы мне своего настоящего имени, по крайней мере не так громко.
      — Ты уже учишься, — весело проговорил Мерримен. — Пойдем, уже темнеет.
      Вместе они пошли вниз по дороге. Прижимая к себе пакеты, Уилл еле успевал за широко шагавшим человеком в плаще. Говорили они мало, но Мерримен всегда умудрялся подхватывать Уилла, если тот, оступившись, попадал в яму или застревал в сугробе. Когда, миновав очередной поворот дорожки, они вышли на широкий проезд Охотничьей лощины, Уилл увидел своего брата Макса, который быстро шел им навстречу.
      — Смотрите, это же Макс!
      — Да, — ответил Мерримен.
      Макс окликнул брата, весело помахав рукой, и через минуту был уже совсем близко.
      — А я иду встречать тебя с автобуса, — сказал он. — Мама разнервничалась из-за того, что ее маленький мальчик задерживается.
      — Ох, ради всего святого! — воскликнул Уилл.
      — Почему ты пошел по этой дороге? — Макс махнул в сторону Прогулочной аллеи.
      — Мы просто… — начал Уилл, повернув голову в сторону Мерримена, но тут же остановился, да так резко, что чуть не прикусил язык.
      Мерримен исчез. На снегу, где он стоял минуту назад, не было ни единого следа. Уилл оглянулся и посмотрел туда, где они только что шли вдвоем по проезду Охотничьей лощины, и туда, где они спускались к повороту по узкой дорожке: везде он видел только один след — свой собственный.
      Ему показалось, что его слух улавливает тихое чистое звучание музыки где-то в воздухе, он даже поднял голову, чтобы лучше расслышать ее, но музыка тотчас исчезла.

II ОБУЧЕНИЕ

КАНУН РОЖДЕСТВА

      В канун Рождества вся семья Стэнтонов жила предвкушением праздника. И хотя предрождественское возбуждение охватило дом уже несколько недель назад, именно в этот день надежды на волшебство, таинственные обещания и намеки слились в непрерывном радостном ожидании чуда. Дом наполнился восхитительными запахами, которые шли из кухни. Гвен заканчивала украшать глазурью рождественский пирог, который мама испекла еще три недели назад, а традиционный рождественский пудинг был приготовлен три месяца назад. Хорошо знакомая рождественская музыка наполняла дом, ее транслировали все радиостанции. Телевизор не включали — в это время он казался неуместным. С раннего утра этот день был особенным для Уилла. Сразу после завтрака, который в канун Рождества обычно проходил несколько сумбурно, пришла пора отправляться за рождественским поленом, которое традиционно сжигается в камине в сочельник, и рождественской елкой.
      Мистер Стэнтон ел тост, а Уилл и Джеймс уже стояли у стола по обе стороны от него в крайнем нетерпении. Отец к тому же просматривал спортивную страницу в газете. Уилл тоже был страстным болельщиком футбольного клуба «Челси», но только не в канун Рождества.
      — Пап, ты хочешь еще тост? — спросил он громко.
      — Гм-м-м, — протянул мистер Стэнтон, — да.
      — Чая достаточно, пап? — поинтересовался Джеймс.
      Мистер Стэнтон оторвал взгляд от газеты, спокойно посмотрел сначала на одного сына, потом на другого и засмеялся. Он отложил газету, допил чай и отправил в рот последний кусочек тоста.
      — Ну хорошо, пойдемте, — пробормотал он, потрепав каждого из них по щеке. Мальчики радостно закричали и побежали за куртками, ботинками и шарфами. Вскоре все вместе они спускались по дороге, толкая ручную тележку: — Уилл, Джеймс, мистер Стэнтон и высоченный Макс, который был крупнее всех и чьи длинные темные волосы смешно торчали из-под повидавшей виды старой кепки. «Как это понравится Мэгги Барнс, — с улыбкой думал Уилл, — когда она украдкой выглянет из-за кухонной занавески, чтобы поймать взгляд Макса?» В ту же секунду он вспомнил, кем оказалась Мэгги Барнс, и с тревогой подумал: «Фермер Доусон — один из Носителей Света, и его нужно предупредить относительно нее». Уилл даже огорчился, что эта мысль не пришла ему в голову раньше. Они остановились во дворе Доусонов, и старый Джордж Смит вышел им навстречу, широко улыбаясь. Этим утром было гораздо легче идти по дороге, потому что на ней уже поработали снегоочистители. Но на полях снег продолжал лежать неподвижным сероватым покровом, а морозный воздух словно застыл.
      — Для вас приготовлено самое лучшее дерево, — радостно сообщил Старый Джордж. — Прямое, как мачта, точно такое же, как у фермера. Оба дерева — королевские, я полагаю.
      — Самые что ни на есть королевские, — согласился мистер Доусон, выходя из дома и запахивая свою куртку. Это было сказано буквально, и Уилл знал об этом; каждый год продавались несколько елок с королевских лесопосадок вокруг Виндзорского замка, и некоторые из них привозили в деревню на грузовичке фермы Доусонов.
      — Доброе утро, Фрэнк, — поздоровался мистер Стэнтон.
      — Доброе утро, Роджер, — ответил фермер Доусон и улыбнулся мальчикам. — Привет, парни… — Он бросил беглый взгляд на Уилла, ничем, однако, не выдав причастности их обоих к таинственным событиям. Но Уилл специально оставил свою куртку распахнутой, и фермер мог видеть, что теперь два Знака висят на ремне мальчика, а не один, как раньше.
      — Приятно видеть вас такими оживленными, — непринужденно сказал мистер Доусон всем им, когда они перекатывали тележку к сараю. Но между делом он все же положил руку на плечо Уилла и слегка сжал его, как бы давая понять, что прекрасно осведомлен обо всем, что случилось за последние несколько дней. Уилл, вспомнив о Мэгги Барнс, лихорадочно старался подобрать слова, чтобы предупредить фермера.
      — Где твоя подружка, Макс? — мальчик намеренно произнес эти слова громко и четко.
      — Подружка? — возмущенно переспросил Макс. На самом деле он был влюблен в свою однокурсницу из Лондонской школы искусств, блондинку с длинными косами, от которой ему ежедневно приходили письма в голубых конвертах, и его абсолютно не интересовали местные девушки.
      — О-о-о, — дразнил его Уилл, — ты знаешь, о ком я.
      К счастью, Джеймс любил такие шутки и с энтузиазмом присоединился к Уиллу.
      — Мэгги-Мэгги-Мэгги, — пропел он заливисто. — О, Мэгги, доярка, влюбилась в Макси, великого художника, о-о-о…
      Макс ткнул Джеймса в бок, но тот не мог остановиться и продолжал хихикать.
      — Юной Мэгги пришлось нас покинуть, — спокойно сказал мистер Доусон. — Заболел кто-то из ее родственников, и ее вызвали домой. Она собрала вещи и уехала сегодня рано утром. Извини, если расстроил тебя, Макс.
      — Я не расстроен, — сказал Макс, густо покраснев, — это все глупые маленькие…
      — О-о-о-о-о… — пропел Джеймс, танцуя на расстоянии вытянутой руки от Макса. — О, бедный Макс, потерял свою Мэгги…
      Уилл не сказал ничего. Он все понял.
      Высокая елка с перевязанными ворсистой веревкой ветвями была погружена на тележку, а вместе в ней и старый сучковатый корень бука, который фермер Доусон спилил заранее и разрубил на две части, чтобы сделать из него рождественские поленья для своей семьи и для Стэнтонов. Уилл знал, что это должен быть именно корень, а не ветка дерева, хотя никто не объяснял, почему. Сегодня вечером они положат полено в огонь большого кирпичного камина в гостиной, и оно будет медленно гореть, пока не придет время ложиться спать. Где-то в доме был припрятан обгоревший кусок прошлогоднего полена, который сохранили специально, чтобы с его помощью разжечь камин для его последователя.
      — Вот возьми, — сказал Старый Джордж, неожиданно появившись рядом с Уиллом, когда они выкатывали тележку за ворота, — у вас обязательно должно быть это. — Он протянул мальчику большую связку веток падуба, тяжелую от костянок.
      — Это замечательно, Джордж, — сказал мистер Стэнтон, — но у нас у входной двери растет большой падуб, ты же помнишь… Если ты знаешь кого-то, у кого нет…
      — Нет-нет, это для вас. — Старый Джордж покачал головой. — На вашем кусте нет даже половины костянок, которые есть здесь. Это особенный падуб.
      Он аккуратно положил связку на тележку, затем отломил один побег и пропустил его через верхнюю петлю для пуговицы на куртке Уилла.
      — И это хорошая защита от сил Тьмы, — тихо произнес старый голос прямо над ухом мальчика. — Нужно приколоть ветки над окнами и дверью.
      Его смуглое морщинистое лицо снова расплылось в широкой улыбке, он по-стариковски засмеялся — снова перед ним был не Носитель Света, а Старый Джордж. Он махал рукой им вслед:
      — Счастливого Рождества!
      — Счастливого Рождества, Джордж!
      Они торжественно пронесли дерево в дом, а близнецы соорудили из двух брусков крестовину. В углу гостиной Мэри и Барбара шелестели цветной бумагой, разрезая ее на ленточки — красные, желтые, голубые, зеленые, затем склеивали, соединяя между собой, так что получались бумажные цепочки.
      — Вам надо было заняться этим вчера, — сказал Уилл, — они ведь должны еще высохнуть.
      — Ты должен был заняться этим вчера, — возмущенно сказала Мэри, откидывая назад длинные волосы. — Это работа для самых младших.
      — На днях я нарезал очень много ленточек, — возразил Уилл.
      — Те ленточки мы уже давно использовали наверху.
      — И все же их нарезал я.
      — А кроме того, — миролюбиво сказала Барбара, — он вчера ездил за рождественскими подарками. Так что, Мэри, тебе лучше помолчать, а то Уилл решит вернуть твой подарок обратно в магазин.
      Мэри пролепетала что-то, но потом все же затихла, и Уилл без большого энтузиазма смастерил несколько бумажных цепей вместе с сестрами. Но он все же внимательно следил за дверью и, когда увидел, как появились отец и Джеймс, неся в руках старые картонные коробки, тут же тихонько скользнул за ними. Он не мог не участвовать в украшении рождественской елки.
      Из коробок были извлечены все семейные украшения, которые превратят жизнь Стэнтонов в настоящий праздник на двенадцать дней и ночей. Фигурка с золотистыми волосами для украшения верхушки дерева, гирлянда разноцветных лампочек, елочные шары из хрупкого стекла, которые с любовью хранились в семье годами. Красные и золотисто-зеленые полусферы, изогнутые, как морские раковины, тонкие стеклянные пики, паутинки из серебристых полупрозрачных нитей и бисера — свисая с темных веток елки, они вращались и мерцали.
      Были там и другие сокровища: маленькие золотые звездочки, колечки, венки, сплетенные из соломы, блестящие колокольчики из фольги. И, конечно же, самые разнообразные украшения, сделанные детьми семейства Стэнтонов, начиная с детской поделки Уилла — северного оленя, ершика для чистки трубки, и заканчивая крестом филигранной работы, который Макс смастерил из медной проволоки на первом курсе школы искусств. А когда вытащили гирлянды из мишуры и блесток, которыми украшалось пространство комнат, коробка оказалась пустой.
      Но все же, как выяснилось, не совсем пустой. Осторожно просунув пальцы под слой истершейся упаковочной бумаги в старой картонной коробке, которая была почти с него ростом, Уилл обнаружил маленькую плоскую коробочку размером не больше его ладони. Она слегка дребезжала.