ИнтерКыся - ИнтерКыся. Дорога к «звездам»

      — Да, пожалуй, вы правы, Франц, — согласился с ним Фридрих. — А раз так, то будьте любезны, Франц, поищите какое-нибудь солидное бюро путешествий и закажите, пожалуйста, нам с Кысей поездку в Петербург, Москву и обратно.
      У меня чуть сердце не остановилось! Вот оно!!! Вот ради чего я... Мне даже просить не пришлось!..
      Я даже не унизился ни разу, хотя ведь был... был готов и к унижениям, только бы!.. Ах, Боже мой!.. Да неужели?!
      От неожиданности я очень невежливо отпихнул Дженни, которая не могла прекратить своего благодарного облизывания моей морды и уже начала было даже опять так ЭРОТИЧЕСКИ ДЫШАТЬ, что на мгновением подумал: наверное, в каждой самой утонченной аристократке, где-то на дне сознания, гнездится примитивная потаскуха...
      Но тут же я напрочь забыл о Дженни и аж весь напружинился, когда услышал дальнейший разговор.
      — Папа, ты все-таки решил посетить Россию?, — спросила Моника.
      — А почему бы и нет — под защитой Кыси?.. — улыбнулся Фридрих и погладил меня. — Вы же с Гельмутом были там совсем недавно. И кажется, даже брали с собой Дженни? И вернулись живые, здоровые.
      — Но у Гельмута там были какие-то дела с русскими...
      — Тем более! Говорят, что сейчас иметь дела с Россией опасно. И то у вас все прошло благополучно. А мы с Кысей просто совершим экскурсию. — И тут Фридрих сказал до боли знакомое словосочетание, которое я сотни раз слышал по телевизору: — По местам его бывшей боевой славы... Мне действительно очень хотелось бы посмотреть, во что превратился этот гигантский, чудовищный монстр с огромной атомной дубиной в руках после того, как он распался на враждующие между собой куски...

* * *

      Конечно, если бы я не узнал, что мы с Фридрихом поедем в Россию, я бы так описал этот Кошачье-Собачий магазин, что читающие эти строки русские Кошки и Собаки рыдали бы в три ручья от зависти и сознания того, что, оказывается, можно прожить жизнь, состариться и умереть, даже не подозревая того, что только существует для западных Котов, Кошек и Собак, да и для любой домашне-животной твари в этих специальных мюнхенских магазинах!!!
      «В голову не влазит!» — как говорил один знакомый мне киевский Кот последней волны эмиграции.
      Но моя голова была доверху переполнена известием о поездке в Петербург, и ничто другое в ней уже действительно не умещалось...
      Помню только, что Моника приобрела для Дженни меховую шубку с капюшоном и рукавами и новую пластмассовую косточку, пахнущую (чтоб мне провалиться!..) настоящим мясом. И что-то еще, в большом пакете, сильно витаминизированное и яркое. Что — понятия не имею.
      Заплатила Моника за все это, как мне потом объяснил Фридрих, примерно стоимость небольшого подержанного автомобиля. Но расплатилась не живыми деньгами, а карточкой, похожей на календарик. Мало того, эту карточку ей вернули обратно!
      Что бы ни предлагал мне Фридрих, я от всего отказывался самым решительным образом. Мне не нужны были ненастоящие кости, аляповатые игрушки для Котов-идиотов, особая многоярусная мебель для Кошек, обтянутая волокнистыми веревками или ковровым материалом для драпания когтями... И тому подобные всякие ихние примочки, которым я даже названий не ведал.
      Отказывался я от всего по двум причинам. Во-первых, мне не хотелось менять образ жизни. Как говорят сегодня, терять свой менталитет и при помощи всех этих наверняка замечательных штук-дрюк насильственным образом становиться этакой западной «штучкой»! Это раз. А во-вторых...
      Вот во-вторых — было самым болезненным.
      Моя благодарность Фридриху — границ не знала! И от этого было еще страшнее то, что я собирался совершить в Петербурге. Я же в любом случае должен буду его покинуть. Потому что существуют Шура Плоткин, Водила, Кот-Бродяга... Я уже говорил об этом.
      Так какого же рожна я, как сволочь, буду заставлять Фридриха тратить на меня деньги в этом очень недешевом магазине, чтобы потом совершить предательство и уйти от него, как только мы пересечем границу Петербурга?!
      Единственное, на что я согласился, — это на покупку сбруйки с поводком для Котов и Кошек. Тут Фридрих достаточно жестко настоял на этой покупке.
      — Как я с тобой выйду из самолета в Петербурге? Как ты себе это представляешь? — строго спросил он. — Тащить тебя на руках у меня нет достаточных сил, поручить кому-нибудь нести тебя в клетке — унизит тебя как Личность. А так ты в последний момент перед посадкой надеваешь эту системку — видишь, она вся подшита мягким материалом и не будет врезаться тебе ни в живот, ни в подмышки, — и мы с тобой нормально, как два уважаемых джентльмена, выходим на трап в твоем родном Петербурге. Так что — никаких возражений. Изволь примерить!
      Но выяснилось, что в Кошачьем отделе на меня ни одна такая сбруйка не лезла. Перемерили штук пятнадцать! Чуть ли не все служащие магазина собрались поглазеть на самого Фридриха фон Тифенбаха и на его Русского Кота. Очень многие узнали меня по телевизионному объявлению. Да здравствуют Хельга и Эрих Шрёдер и примкнувший к ним Руджеро Манфреди!..
      После получаса безуспешных примерок и восторгов по поводу моих размеров нас с Фридрихом перевели в Собачий отдел. И там обнаружили подходящую мне сбрую, а к ней был еще прикуплен и поводок с автоматически регулируемой длиной.
      Дженни была в восторге от моей популярности и старалась всем показать, что она со мной в достаточно близких отношениях. Главный Человек этого роскошного магазина сам тащил наши покупки до «роллс-ройса» и бормотал, что в следующий раз герру фон Тифенбаху достаточно будет только позвонить; и он сам привезет этому Котику все необходимое!..
      Уже в машине я только было собирался снова настроиться на нашу с Фридрихом Волну и спросить его, когда же мы полетим в Россию, как Франц Мозер проговорил, не отрывая глаз от дороги:
      — Что мне сказать в бюро путешествий — когда вы хотели бы улететь в Россию?
      Фридрих посмотрел на меня, на секунду задумался и ответил:
      — Наверное, в первых числах января. Дома, как и полагается, отметим Рождество... Надеюсь, Моника, вы придете с Гельмутом? Я приглашу еще фон Дейна с Таней и закажу фрау Розенмайер омаров. Хорошо?
      — Очень, папочка! Очень хорошо!.. — совершенно искренне воскликнула Моника.
      — Затем мы устроим фейерверк... — продолжил Фридрих.
      Тут я увидел, как напрягся затылок Франца Мозера. Гадина!..
      — Потом мы с Кысей на несколько дней съездим к нам в замок на озеро, к Новому году вернемся в Мюнхен, а уже числа третьего января могли бы вылететь в Петербург, — закончил свои расчеты Фридрих. — Да, Кыся?..
      Я промолчал... Как же я, здоровый жлобяра, мог позабыть про «фейерверк»?! Оглушенный известием о поездке в Россию, я совершенно упустил из виду, что ни Фридрих, ни я — грешный дурак — можем никуда и не вылететь! Разве только на тот свет...
      Я тут же перестроился на Животную Волну и спросил у Дженни:
      — Ты искала эту «Бабушку-матрешку»?
      — Искала, Мартынчик, искала!.. Все облазила. Нигде! Остатки ее запаха были в гараже, а сама она как под землю провалилась! Зато я нашла этот пультик управления взрывом. Он у Гельмута...
      — Это меня уже не колышет! — прервал я ее. — Пусть этот пульт у твоего Гельмута хоть из задницы торчит!.. Главное, ты к нему ни под каким видом не прикасайся! Важно найти матрешку!..
      Значит, Рэкс был прав... Эта штука, которая должна разорвать нас в клочья, уже в нашем доме. Осталось только в подходящий момент нажать кнопку!..
      Так когда же все-таки запускают эти фейерверочные ракеты — в рождественскую ночь или в новогоднюю?! Мне необходимо знать это абсолютно точно!
      Я совершенно не уверен, что за такой короткий срок полиция сумеет что-либо предпринять.
      Во всех американских фильмах по телевизору я видел, что полиция с воем сирен всегда приезжает тогда, когда главный герой уже все сделал и всех победил...
      В таком случае мне остался пустячок — тоже все сделать и всех победить. А уже потом и примчится Рэкс со своей полицией. Ничего себе задачка! Ах, как мне сейчас не хватает моего корешка Кота-Бродяги...
      Я плюнул на все условности и спросил Фридриха напрямую:
      — Скажи, пожалуйста, а в какую ночь ты обычно запускаешь свои ракеты — в новогоднюю или в рождественскую?
      — А почему ты об этом спрашиваешь? — насторожился Фридрих.
      — Последнее время я просто побаиваюсь стрельбы, — скромненько ответил я.
      — А-а-а... Я обычно устраиваю фейерверки в Рождество. Я привык к этому с детства, и мне не хотелось бы менять привычки. Иногда я это делаю и в Новый год тоже, но самое главное для меня — это все-таки Рождество!

* * *

      После обеда мы пошли с Фридрихом прошвырнуться по Грюнвальду — опробовать новый поводок и эту систему удобных лаковых ремешочков, заменяющих неприятный и жесткий ошейник.
      Первые метров двести я чувствовал себя невероятно скованным, а пртом пообвыкся, и не скажу, что ношение этой сбруйки доставляло мне удовольствие, но и не приносило невероятного желания немедленно сорвать ее с себя. Если недолго, то вполне приемлемо...
      Однако когда я нашел подходящий непроницаемо-густой кустик и захотел сделать под ним свои послеобеденные дела, я все же попросил Фридриха снять с меня эту конструкцию. Ужжжасно не люблю, когда кто-нибудь видит, как я ЭТО делаю! У меня, не к столу будь сказано (выражение Водилы...), от постороннего взгляда — желудок отказывается работать!
      ... Когда я уже зарывал в землю все, что совершил, то услышал посторонний голос:
      — Добрый день, repp фон Тифенбах! — и сразу же почувствовал резкий Собачий запах.
      — Добрый день, — ответил Фридрих, и по его интонации я понял, что он не знаком с этим Человеком.
      Я тут же вылетел из кустов, готовый ко всему! Но перед моими глазами предстала вполне мирная картинка: немолодой Человек на трех поводках держал трех тихих Фокстерьеров. Один — такой крупненький, почти как я, второй — среднего роста, третий — вообще недомерок.
      Все три Фоксика попервости шарахнулись от меня, а потом стали меня разглядывать с каким-то странным интересом. А один из них — средний — даже стал осторожно заходить сзади, с явным желанием понюхать меня под хвостом!..
      Видимо, желая польстить Хозяину Фоксиков, интеллигентный Фридрих вежливо сказал:
      — Какая идиллическая, трогательная картинка — папа, мама и дитя. Просто прелесть!
      — Да что вы, герр фон Тифенбах! — воскликнул Фоксиковый Хозяин. — Ах, если бы... А то ведь перед вами — три самых отъявленных гомосексуалиста! Три нормальных педика, которых водой не разольешь. Вы бы лучше придержали своего котика, а то, я смотрю, они уже им заинтересовались!
      — Боже мой, какой ужас!.. — ошарашенно пробормотал Фридрих. — Впервые слышу... Неужели и такое бывает?!
      — Бывает, бывает, — сказал я ему по-шелдрейсовски. — Я в Петербурге даже у Котов такое видел. Особенно среди молодежи... А Хозяину Фоксиков скажи, что если они ко мне полезут, я им всем троим яйца поотрываю! А заодно и их Хозяину.
      Но такое Фридрих постеснялся сказать, а просто распрощался с Хозяином педерастической семейки, и мы пошли прочь, ни разу не оглянувшись на эту странноватую компашку...

* * *

      Весь оставшийся день я был как на иголках! Мне не терпелось начать поиски этой смертоносной матрешки... Почему немцы называют ее «Бабушкой»?!
      Но к сожалению, я все время был на глазах у Фридриха, а посему решил дождаться ночи и пошуровать как следует. Чтобы сузить круг поисков, необходимо было выяснить, где Фридрих хранит свои рождественские ракеты. Как говорил Шура Плоткин, «если пораскинуть мозгами логически», то наверняка там и эта матрешка!
      — А где у тебя эти рождественские штуки, которые ты запускаешь в небо? — спросил я у Фридриха, стараясь придать своему вопросу самую невинную форму праздного любопытства.
      — В гараже, — тут же ответил Фридрих. — У задней стенки есть такой продолговатый ящик, и когда repp Мозер по моей просьбе закупает для меня эти достаточно опасные игрушки, я обычно прошу его складывать их туда. А что?
      — Ничего, — сказал я. — Давай посмотрим телевизор? Сейчас как раз «Битте, лехельн!» по восьмому каналу...
      «Бите, лехельн!» — по-нашему «Улыбнитесь, пожалуйста!» или «Пожалуйста, усмехнитесь!». Это такая ежедневная передача, где показывают разные сюжетики, снятые любительскими видеокамерами, а потом присланные на конкурс в эту программу.
      — Без меня, — коротко сказал Фридрих. — Эту пошлятину я не могу смотреть! Это апофеоз безвкусицы. Если хочешь, смотри. Твое дело.
      Но в эту секунду позвонил профессор фон Дейн и попросил разрешения заехать к нам на десять минут. Фридрих с радостью пригласил его.
      Фон Дейн приехал один, к сожалению, без Тани, но зато передал мне от нее привет, а Фридриху сказал:
      — Мне сегодня звонила Моника по поводу своих головных болей и заодно сказала мне, что вы собираетесь в Россию? Это так?
      — Да. Хотели бы. Недельки на две, — ответил Фридрих. — У вас есть к нам какие-нибудь поручения?
      — Нет, нет! — рассмеялся фон Дейн. — Мне ничего не нужно. Рассказываю по порядку; сегодня по отделению дежурит Таня. Я недавно позвонил в клинику — узнать, как там у нас дела, и насплетничал ей про ваш российский вояж. Она тут же закричала, что у нее для вас есть одна роскошная новость. Каждую неделю она ездит на Хауптбанхофф и в «Интернэшнл-пресс» накупает дикое количество русских газет! Сегодня на дежурстве она наткнулась на замечательное по своей сенсационности объявление. Она тут же его перевела и факсом прислала мне домой дословный перевод. Вот он!
      И фон Дейн вынул из кармана куртки длинный лист бумаги.
      — Читаю: «Лавка жизни» предлагает «Царские таблетки» — препарат «Алисат» — лекарство номер один в мире, повышающее иммунитет, созданное по древнерусским рецептам!..»
      — Что за чушь?! — удивился Фридрих. — Вы сами когда-нибудь слышали про такое?
      — Впервые в жизни. Читать дальше?
      — Читайте...
      — «Изучая факты невероятной живучести и сексуальной силы знаменитого Григория Распутина, ученые узнали: великий распутник пил отвар, приготовленный по древнерусским рецептам. Это средство много раз описывалось в летописях Древней Руси как „Царское снадобье“, употреблявшееся в пишу славянскими дружинами...» Дальше, бля-бля-бля, ерунда собачья... И наконец! «От результата испытания „Царских таблеток“ — торговая марка „Алисат“ — захватывает дух! Двухнедельный прием препарата уникально повышает потенцию!..» Слышите, Фридрих?! «Резко снижает заболеваемость, улучшает самочувствие. „Эффект омоложения“ организма на пять-десять лет... Проконсультироваться и приобрести препарат можно...» Адреса, телефоны, факсы...
      — Напрасно, Фолькмар, вы так откровенны с Таней по поводу моих недомоганий, — огорченно заметил Фридрих.
      — Ни о каких ваших недомоганиях я с Таней не говорил, — разозлился фон Дейн. — И подозревать меня в этом по меньшей мере глупо. Прошу прощения... Таня — достаточно хорошо образованный врач и отлично понимает, что Человеку после шестидесяти лет вполне могут понадобиться любые укрепляющие и поддерживающие средства!
      — Все, все, все!.. — замахал руками Фридрих. — Простите меня, Фолькмар... Простите меня, ради Бога! Я что-то раздражен последнее время, чем-то взвинчен, и поэтому... Сам не знаю почему. Давайте лучше выпьем и чего-нибудь перекусим! Мои все ушли, и мы могли бы устроить с вами маленький мужской ужин. Вы, Кыся и я. Моя кухарка сегодня купила в «Дальмайере» фантастический ростбиф!
      Бедный, бедный Фридрих... Он, словно старый и мудрый Кот, чувствует приближение опасности, но не понимает, что это такое. Отсюда — и раздражение, и нервы на пределе, и страх смерти... Какое счастье, что я оказался в этой ситуации рядом!

* * *

      Уже к полуночи мы с Фридрихом провожали через весь сад Фолькмара фон Дейна к его «ягуару», которой он оставил на улице, за нашими воротами. Распрощались и пошли с Фридрихом обратно в дом.
      — Ты не будешь возражать, если я еще немного пошляюсь? — осторожно спросил я у Фридриха. — Здесь днем прогуливалась одна вполне симпатичная Кошечка, и я был бы не прочь с ней познакомиться...
      — Причина абсолютно уважительная, — сказал Фридрих. — Шляйся, сколько тебе угодно. Кланяйся Кошечке!.. А я пойду спать. Что-то я сегодня себя неважно чувствую...
      Я пожелал Фридриху спокойной ночи, напомнил ему, что он должен принять на ночь полтаблетки лекарства, регулирующего давление крови, и таблетку «Бромазанила» — чтобы лучше спать. Об этом меня еще в «Тантрисе» попросила Таня — напоминать, напоминать и напоминать Фридриху об этих вещах. Потому что за своим здоровьем он не следит совершенно...
      Фридрих поблагодарил меня и ушел в дом. А я остался в саду.
      Наверное, впервые в моей долгой и путаной жизни все Кошки мира мне были сейчас до фонаря, до лампочки, как говорили Шура с Водилой. И про дневную симпатичную Кошечку я наплел Фридриху самым бесстыдным образом! Кому, как не мне, было отлично знать, что немецкие Кошки по ночам не разгуливают вроде наших, а так же, как и их добродетельные Хозяева укладываются на боковую уже к девяти часам вечера!..
      Мне просто нужно было остаться одному, чтобы спокойно и вдумчиво, без торопливости и боязни, что кто то мне может помешать, поискать бомбу в виде нашей обычной российской деревянной дурацкой матрешки, на которые даже у самых зачуханных иностранцев мода прошла. Как на балалайки. Как, впрочем, и на всех нас — русских.
      Но прежде чем начать планомерный поиск этой жуткой матрехи, я не без тщеславия подумал о том, насколько мы, Коты, созданы совершеннее, чем Люди!
      Ведь возьмись за подобный поиск любой Человек даже полицейский, он должен был бы включить освещение, пользоваться разными приборами — от миноискателя до газоанализатора (это я все по телевизору из криминальной хроники знаю...), короче, наделать столько шума, что свидетелями его «тайных» действий станет по меньшей мере добрая сотня любопытствующих зевак...
      Мне же, нормальному Коту, да еще выросшему в интеллигентной среде, ни хрена этого не нужно — ни освещения, ни приборов! У меня все приборы — в моих глазах, в моей голове, в моих ушах, носу, даже в кончиках моих усов!.. Уже не говоря об удивительном и таинственном Котово-Кошачьем даре ПРЕДВИДЕНИЯ, умения ЧУВСТВОВАТЬ и ВИДЕТЬ через необозримые расстояния...
      Например, если эта проклятущая бомба в нашем доме, то путем тех же логических умозаключений, помноженных на наше ПРЕДВИДЕНИЕ, я просто ВИДЕЛ, где она может лежать!
      Но помчаться сразу туда и обнаружить эту дрянь я не имел права. Кто поручится, что эта матрешка не продублирована и что еще какая-нибудь взрывоопасная мерзость не лежит где-нибудь в ворохе грязного белья в прачечном отделении подвала или в отопительном отсеке, где стоит фантастическая машина с автоматикой, доведенной до уровня сказки! Она сама, эта железная тварь, повышает или понижает температуру во всем доме в зависимости от понижения или повышения температуры на улице. Мало того, она в разных комнатах поддерживает разные режимы обогрева: в библиотеке — один, в кабинете — другой, в столовой — третий, в гостиной — четвертый, в спальнях — пятый... И это лишь малая часть того, что может это подвальное чудо. Я уж не говорю, что она управляет бассейнами, сауной, уборными, ванными... Короче, что там говорить?! Фантастика!
      Вот я все эти помещения и облазил. Облазил и обыскал. Ушло на это часа полтора-два.
      Слава Господу, что у этих подонков — Гельмута Хартманна и Франца Мозера — не хватило мозгов продублировать свою бомбу! А то я бы совсем запарился...
      Нашел я эту страшную Матрешку там, где и ожидал. Где невольно подсказал мне Фридрих — в гараже, у задней стенки, в деревянном ящике, под ворохом очень красиво и ярко упакованных рождественских ракет.
      Матрешка лежала в обычном полиэтиленовом пакете российского производства, с нашим родным Адмиралтейством с одной стороны и с надписью «Русский сувенир» — с другой стороны.
      Я попробовал осторожно ее приподнять за этот пакет и убедился, что при необходимости смогу перетащить ее туда, куда мне это будет нужно. Она была, конечно, тяжелее любой такой матрешки, набитой своими родственницами мал мала меньше, но все же для меня это был не рекордный вес...
      Но сейчас трогать этот «Русский сувенир» не имело ни малейшего смысла. В оставшиеся до Рождества дни Мозер может проверить, на месте ли эта матрешка с мордой президента России и взрывчаткой внутри, и если ее там не окажется, эти гады могут придумать что-нибудь другое. О чем мы и знать не будем!..
      Пусть пока полежит. А там, может быть, наконец объявится Рэкс со своей полицией и...
      Я вылез из гаража в сад и побрел по мокрым, холодным остаткам уже по-зимнему жухлой травы, в самый конец ограды, где герр Лемке отвел мне участочек на все мои туалетные дела.
      Ростбиф, которым мы ужинали вместе с Фридрихом и Фолькмаром фон Дейном, показался мне солоноват, с вечера я выхлебал чуть ли не целую миску воды и теперь, на сон грядущий, решил хорошенько прописаться, чтобы не вскакивать каждые полчаса ночью.
      Только я добрел до «своего» места, как вдруг почувствовал неуловимо-знакомый запах, явное присутствие чего-то живого, и неожиданно услышал тихое, осторожное, призывное тявканье!..
      Боком, боком, на всякий случай, чтобы всегда имет возможность отпрыгнуть в сторону, я пошел на это жалобное тявканье и увидел под оградой дыру, ведущую из нашего сада прямо на дорогу. Рядом со сквозной дырой была вырыта и еще одна дыра, но «слепая», всего на полтуловища Лисицы. А между этими двумя дырками — одна для воли, другая — для наслаждения, сидела моя распрекрасная рыжая соседка по оттобрунновскому дому Шрёдеров — Лисичка и улыбалась мне всеми своими страшненькими зубками!..
      — Елки-палки! — потрясенно сказал я по-нашему, по-Животному. — Ты-то откуда здесь взялась, подруга?!
      — Потом, потом... — нетерпеливо проговорила Лисица. — Потом я тебе все объясню, расскажу... Все — потом!!! А сейчас... Давай!!!
      И она мгновенно нырнула мордой в «слепую» дыру, вырытую специально для того, чтобы я мог ее безбоязненно трахать.
      Мне, честно говоря, было совершенно не до ЭТИХ ДЕЛ, но когда я увидел ее задранный хвост с беленьким кончиком, широко расставленные задние лапки, нежный, бело-золотистый пушок вокруг ЭТОГО САМОГО места, я не смог побороть искушения и...

* * *

      Выспаться мне, конечно, не удалось. В дом я вернулся только под утро, на дрожащих лапах, с висящим хвостом и невероятным головокружением.
      А уже через два часа почувствовал Баськину руку у себя и промежности и, еще не открывая слипающихся глаз, услышал ее голос:
      — Ой, нагулялся, видать, парень! Ой, нагулялся!.. Ну-ка, просыпайся, кавалер чертов! Мне тут пылесосить нужно. А потом, сейчас мастера из «Телекома» приедут — какую-то Новую телефонную систему нужно проверять — по всему дому будут шастать. Вставай, Кыся, вставай!..
      ...От этих мастеров «Телекома» полицией пахло, по-моему, километра за три! Хотя они все делали очень квалифицированно и ни у кого из наших домашних подозрений не вызвали...
      А я за всем этим чувствовал лапу Рэкса и руку Клауса и был одновременно и обрадован, и огорчен. Сейчас я попытаюсь объяснить мое странное состояние.
      Появление полиции в нашем доме уже само по себе создавало некую иллюзию безопасности и успокоения. И это меня радовало. Хотя, вслушиваясь в их якобы веселую якобы болтовню с Баськой, с фрау Розенмайер, с герром Лемке, я понимал, что они невероятно скованы своими ролями и попросту обыскать дом и обезвредить бомбу пока ни за что не могут. А вот упустить момент взрыва — это запросто! Что меня очень огорчало.
      А еще меня огорчало то, что даже если полиция вовремя перехватит все дело в свои руки и арестует Мозера и Хартманна, то начнется долгое следствие, всякие там суды, защитники и прочая хреновина, которую я сотни раз видел во всех телевизионных фильмах.
      С моей же, Котовой точки зрения, эти два типа, Хартманн и Мозер, заслуживали совершенно другого. Вы жаждете чьей-то смерти?! Так понюхайте сами — чем это пахнет!..
      На какое-то время я даже слегка пожалел, что посвятил Рэкса во все подробности. Но тут же отмел эту мысль как несостоятельную и неблагодарную. В конце концов, если бы не Рэкс со своей профессиональной полицейской выучкой, я мог бы и по сей день не найти эту матрешку.
      Теперь же я просто обязан взять дело в свои лапы и, не дожидаясь разных полицейских вывертов с обязательным соблюдением ихнего законодательства, сочинить для Мозера и Хартманна что-нибудь свое. Отвечающее моим Котовым представлениям о законах чести и справедливости!

* * *

      — Послушай, друг мой Кыся, — спустя три дня сказал мне Фридрих. — Для нашей с тобой поездки в Россию все уже готово. Мы получили подтверждение русских, и сегодня я уже звонил в банк, чтобы они перевели кому следует деньги за эту поездку — билеты на «Люфтганзу» экстра-классом, превосходный отель в Петербурге с отменным, как они утверждают, пансионом для путешествующих Котов и Собак, переводчики, автомобили с шоферами... Короче, целая программа.
      — Пансион-то зачем? — недовольно спросил я. — Только деньги на ветер...
      — А вдруг я тебе ужасно надоем и ты захочешь побыть в одиночестве?
      — Ну что ты, Фридрих... — фальшиво проговорил я и подумал, что у меня нет сил сказать ему, что я не вернусь вместе с ним в Германию.
      Но увлеченный идеей будущего путешествия, обычно чуткий Фридрих не уловил фальши в моей насквозь лживой фразе.
      — А почему бы и нет? Я хорошо представляю ту нагрузку, которая невольно ляжет на твои плечи. Тебе наверняка придется мне многое объяснять. То, о чем я могу постесняться спросить переводчика. Или буду заведомо знать, что он мне солжет. И ничего удивительного, если ты вдруг захочешь от меня отдохнуть...
      — Ох, Фридрих... Мы рано начали говорить об этом.
      Мне хотелось как можно скорее прекратить этот разговор. Ибо меня уже самого тошнило от собственной фальши и от того, что в Петербурге я собираюсь его предать.
      Если мы туда, конечно, попадем! Если в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря мы с Фридрихом не взлетим на воздух. Лишь бы день рождения Иисуса Христа (это мне все объяснили Баська с фрау Розенмайер...) не совпал с днем нашей смерти. Моей и Фридриха. Потому что в эту ночь я не собираюсь отходить от него ни на шаг.
      На полицию у меня уже никаких надежд не было. После посещения нашего дома теми псевдотехниками «Телекома» я больше никаких активных проявлений их деятельности не видел и не замечал...
      Разве что на наших с Фридрихом прогулках по лесу или по окраинам Грюнвальда нам то и дело стали попадаться на-пути два молодых паренька на велосипедах. Это в такой-то холод!.. И однажды, когда они остановились около нас и один давал прикуривать другому, мне показалось, что от них попахивало оружием. А может быть, и просто велосипедами. Металл и смазка... Тут перепутать — раз плюнуть!
      А еще у нас гepp Лемке, с разрешения Фридриха, на пару недель нанял себе помощника — для работы в парнике и оранжерее. Чтобы приготовить нам какой-то сюрприз к Рождеству. Помощник оказался вполне покладистым и солидным дядечкой, на которого Франц Мозер поначалу очень косился, а потом попривык и даже стал его одалживать у герра Лемке — для всякой автомобильной возни в гараже. А тот, безответная душа, даже ни разу не отказал этому гаду...
      И от Рэкса не было ни слуху ни духу. Тоже — свинья порядочная! Наболтал, натрепался... С Собаками вечно так — полнейшая безответственность. Как выяснилось, даже у Полицейских Собак, мать их за ногу!
      В тот вечер мы с Фридрихом валялись у телевизора с экраном примерно с наше кухонное окно в Петербурге. Фридрих на диване, я — в кресле. Это кресло как-то само по себе закрепилось за мной, и в него, как и в ТО КРЕСЛО — в Шуриной квартирке на Гражданке, — уже никто не садился.
      Шли последние известия по программе РТЛ, и вдруг от одного сообщения мы оба, уже совсем было задремавшие, встрепенулись как ужаленные!
      На полутораметровом экране появился какой-то тип лет пятидесяти и сказал, что криминальная полиция Баварии при содействии специальных служб России вновь возвращается к расследованию «русской кокаиновой трагедии», произошедшей осенью на автобане номер девять под Мюнхеном. Как удалось выяснить, оказалось, что эта трагедия, считавшаяся делом рук только одной русской наркомафии, своими корнями уходит глубоко в почву Германии...
      — О Боже!.. — вздохнул Фридрих и с жалостью посмотрел на экран. — Слова в простоте не скажут... Нет чтобы открыто заявить: в это дело замешаны и наши немецкие бандиты. Так нет же! «...корнями уходит глубоко в почву Германии...» Как только полицейский или любой другой чиновник доберется до поста общегосударственного уровня, так ему сразу хочется говорит образно и мыслить философски!.. А он по своему уровню — обыкновенный колбасник. И это прет из каждого его слова, черт их всех побери! Кыся, по-моему, они хотят раскрутить снова то дело, в котором ты принимал самое живое участие? Тебе не кажется?..
      — Да вроде бы... — процедил я. — Бог им в помощь
      Вот оно! Проклюнулось наконец!.. И подумал, что, может быть, я напрасно качу уж такую здоровенную бочку на немецкую полицию?
      Лишь бы они, увлеченные глобальностью проблемы международной наркомафии, не позабыли об одном, казалось бы, незначительном, частном, но очень важном для нас с Фридрихом пустячке — о двух наших жизнях! А то мы можем не успеть узнать об успешном ходе их нового расследования...
      Уже перед отходом ко сну, когда Фридрих пошел принимать душ, я незаметно смотался в гараж, с невероятным трудом слегка приподнял крышку ящика с новогодне-рождественскими ракетами (этот гад Мозер навалил на крышку ящика пустые коробки от каких-то «роллс-ройсовских» деталей!..), убедился, что матрешка на месте, и успокоился. Важно, чтобы этот гадючий Франц ее никуда не перепрятал!
      На всякий случай сбоку крышки, у самой стены, я сумел зацепить за торчащую шляпку гвоздя небольшой кусок тоненькой веревочки, которую нашел на полу гаража. А второй конец так аккуратненько запихал за чуточку отколовшуюся планку на самом корпусе ящика...