Сазерленды (№2) - Цена наслаждения

– Эмму.

– Эмму? Но она только что со школьной скамьи...

– Ей уже восемнадцать.

– В любом случае держись от Виктории подальше, – сухо приказал Грант. Когда Йен блеснул на него своей дьявольской улыбкой, он распрямился во всю свою стать и, двинувшись к нему, принял грозную стойку перед его креслом. – Ее дедушка – граф, а ты не нашел ничего лучшего, чем заигрывать с внучкой пэра. Несомненно, ты не так наивен, чтобы этого не понимать.

Йен слегка улыбнулся:

– Я не нашел ничего лучшего, чем заигрывать с дочерью пэра. – Он вдруг понизил голос: – А вообще, эти заграничные любовные интрижки – великое благо. Никто никогда о них не узнает.

Грант сдернул Йена с сиденья одной рукой, едва сдержавшись, чтобы не дать кузену по физиономии.

– Не смотри на меня так, я не собираюсь ее трогать. – Йен зацокал языком. – Просто пробую водицу.

Грант освободил его и шумно вздохнул.

– Ты думаешь, почему я сказал, чтобы ты оставил ее в покое? Потому что я хочу ее?

– Это не вопрос – она целиком твоя. Я только ее опекаю, как брат, и в ином смысле совсем ее не хочу.

Грант провел рукой по лицу.

– А я что, хочу? – Этот вопрос озадачил даже его самого.

– Черт побери, парень, открой глаза! Я еще никогда не видел тебя таким. – Йен похлопал Гранта по плечу и повернулся, собираясь уйти. Напоследок он еще раз посмотрел кузену в лицо: – Почему ты борешься с этим?

– Почему? – Грант пожал плечами. Его короткий смешок был совсем не весел. – Потому что я не хочу быть, как ты выражаешься, таким.

Проходивший мимо них Дули заметил взгляд капитана, устремленный на Викторию.

– Ну, эта знает свое обаяние, – сказал он, – и знает, как им пользоваться. Обводит экипаж вокруг пальца – и все с улыбкой.

– Помоги Бог мужчинам Англии, – пробормотал Грант, и Йен наградил его сочувственной улыбкой.

– Помолись сначала за себя, кузен.

Всю ночь напролет Грант сражался с несильным, но упорным натиском стихии. Когда наконец шторм стих, он приступил к повседневным утренним делам – корректировал курс, инспектировал корабль, отдавал распоряжения и наблюдал за Викторией. Она расхаживала по палубе, хмуро глядя на Йена, который, вместо того чтобы ее развлекать, углубился в чтение, и она томилась от безделья.

День был хоть и ясный, но прохладный, поэтому Грант вернулся в свою каюту, чтобы сменить промокшую одежду. Он едва успел повесить свой китель и стянуть с себя рубаху, как Виктория вальсирующей походкой проникла в его каюту.

– Вы хоть думаете, что делаете? – резко сказал Грант. – Если это по поводу ночного шторма, вам нет нужды меня благодарить. Таковы мои обязанности.

Однако она не отвечала – просто изучала его, доставляя ему крайнее неудобство. При этом глаза ее говорили, что она хочет трогать то, на что смотрит.

– Уходите отсюда! – приказал он с откровенной грубостью в голосе.

– Но мне некуда приткнуться. Вы говорили, что опекаете меня, а сами ничего для этого не делаете. Я готова биться головой об стену от скуки.

Грант едва сдержал улыбку.

– Мне нужно переодеться.

– Можно подумать, будто я чего-то не видела раньше. – Виктория небрежно пожала плечами.

Ишь какая бойкая! Ну подожди... – мелькнуло у него в голове.

– Вы следили за мной тогда, у водопада, не так ли? – спросил Грант.

Пропустив мимо ушей его вопрос, она плюхнулась на его койку и отвернулась к стене, как всегда делала, когда не хотела отвечать.

– Я не буду смотреть.

Грант немного поколебался, потом принялся быстро умываться и одеваться.

Услышав, как он стукнул сапогами об пол, Виктория встала, взяла его капитанский журнал и снова опустилась на койку.

– Послушайте, я не давал вам разрешения читать это!

Однако она продолжала листать страницы.

– Ваши записи в начале журнала и теперешние отличаются. После того как мы покинули остров, они стали менее... – Виктория уставилась в потолок, по-видимому, подбирая точное слово. – Они стали менее аккуратны! Да, менее аккуратны и не так содержательны. – Сдвинув брови, она повернула журнал по часовой стрелке. – В самом деле, в некоторых местах даже трудно понять смысл.

Грант выхватил у нее журнал и забросил его на шкаф, где она не могла его достать.

Когда он повернулся, Виктория уже сидела перед его сундуком, шуруя внутри его, поочередно изучая тщательно сложенные вещи.

– Почему так изменились записи? – спросила она, не поворачиваясь. – Вам трудно сосредоточиться? Это из-за меня, да?

Вот самоуверенная девчонка!

– Нет, – ответил Грант. – Это потому, что я по-прежнему чертовски измотан. Это правда. Но меня радует мысль, что вы не можете перестать думать обо мне, вместо того чтобы уделить внимание чему-то еще.

«Имею на это полное право». Тори вытащила стопку сложенных рубашек и перебросила одну через плечо с намерением ее забрать. По крайней мере теперь Грант понял, куда они деваются.

– Оставьте рубашку, Виктория, и сейчас же уходите.

Она встала и прищурилась.

– С вами будет то же, что со мной. Вот что я собираюсь с вами сделать. И вы получите от меня столько, что не сможете вынести. – С этими словами она независимой походкой выплыла из двери с его рубашкой на плече. Идеальный портрет самодовольства и готовности к сражению, которое она уже выиграла.

«Что со мной происходит?» – недоумевала Тори. Она была не на шутку обеспокоена. Внезапный порыв – прижаться щекой к влажной груди Сазерленда, повернуть к нему губы – было почти невозможно преодолеть. Как могло случиться, что этот человек стал для нее еще более привлекательным? Таким привлекательным, что дальше не куда. Хотя капитан и злил ее, она изнывала от желания потрогать его. Ей хотелось знать, почему он такой мрачный, такой унылый. Она хотела разгладить суровые складки между его бровями.

Тори резко встряхнула головой, а затем отправилась на свое привычное место на палубе, где несколько секунд сидела в задумчивости. Когда Сазерленд смотрел на нее этим утром, она увидела в его глазах что-то большее, чем простое любопытство. Совершенно очевидно, это было желание. Даже она с ее неопытностью могла его распознать. И еще он выглядел таким потерянным...

Резкий щелчок пальцев в дюйме от ее уха заставил Тори вздрогнуть. Похоже, Йен наконец решил присоединиться к ней.

– Я вижу, вы неплохо поладили с моим кузеном? – как бы мимоходом заметил он, открывая перед ней колоду карт, чтобы предложить немецкий вист на двоих.

Тори почувствовала, как у нее запылало лицо. Да что с ней такое происходит?

Когда Йен раздал карты, она решила сменить тему.

– Несколько дней назад Кэмми рассказала мне, что ваше сердце занято. Тогда почему вы не там, в Англии?

Йен вскинул руку и небрежно помахал ею.

– Мне нужно было срочно выбраться из города. Впопыхах я решил, что Грант отправляется всего лишь в Америку или что-то вроде того, но уж никак не в этот чертов Тихий океан.

– Как несерьезно! В итоге вы оказались заперты на корабле!

Йен кивнул.

– Но может, это и к лучшему, – сказал он скорее самому себе, чем ей. – Я не вижу надобности остепеняться так рано – мне ведь только двадцать шесть.

– Так вы собирались жениться? – Тори сложила свои карты.

– Ну, когда встречаешь ту единственную...

– А что на эту тему думает Грант?

– Я с ним об этом не говорил. Зато он прочитал мне лекцию, из которой следует, что я не гожусь на то, чтобы стать мужем и нести ответственность за семью.

– Как зовут вашу девушку?

– Эрика, – с мечтательной улыбкой пробормотал Йен.

Тори хихикнула – его влюбленность была очевидна.

– Вы думаете, она пришлет вам весточку? Может, вам заглянуть на почту, когда мы сделаем остановку в порту? Бьюсь об заклад, своим внезапным отъездом вы разбили девушке сердце.

Йен пожал плечами.

– И что же, Эрика будет ждать вас в Лондоне? – продолжала допытываться Тори.

Йен вытянул из колоды карту и, стараясь казаться небрежным, произнес:

– Не знаю, станет ли она ждать так долго...

– О, вы себя недооцениваете!

– Я не вполне уверен, знает ли она, что произошло, – признался он, и лицо его приняло напряженное выражение. – Если до нее не дошли мои письма, она скорее всего думает, что я пропал, а может, того хуже.

– Что может быть хуже?

В глазах Йена вспыхнула неподдельная боль.

– Что я ее бросил, – мрачно сказал он.

Тори огорченно покачала головой:

– Может, она ничего не знает и заболела от беспокойства?

– От беспокойства? А может, зная мою репутацию, как любая женщина, она решила, что я сбежал?

Скорее всего именно так все и было, но Йен выглядел таким расстроенным...

– Когда вы вернетесь домой, нужно будет налаживать ваши отношения с ней, – задумчиво сказала Тори. Йен прищурился и посмотрел вдаль.

– Я и правда хочу быть с ней. Вы понимаете, что я имею в виду? – Он поглядел за борт, в океан. – Просто хочу быть с ней рядом, и все.

Тори остановила взгляд на капитане, как она это делала тысячу раз на дню, и рассеянно кивнула.

Глава 13

С начала путешествия, блюдя свои капитанские обязанности, Грант неукоснительно рассылал своим пассажирам приглашения к обеду. Виктория и Камилла их всегда отклоняли, зато Йен – никогда.

В этот день Виктория оказалась единственной, кто принял приглашение.

Дожидаясь на палубе, пока она покинет мисс Скотт, Грант подошел к Йену.

– Ты не придешь? Есть какая-то причина?

– Терпеть не могу пропускать трапезу, поэтому рад бы прийти, но... Видишь ли, я безумно устал.

– Устал? От чего это? – недоверчиво спросил Грант.

– От развлечений, – нехотя пояснил Йен и, когда Грант зашагал прочь, сказал вдогонку: – Между прочим, я слышал, как Виктория говорила, что ужасно хочет ванну.

Грант, не поворачиваясь, поднял руку, показывая, что услышал слова кузена. К полудню, когда море успокоилось, он подозвал к мостику Дули и ровным тоном произнес:

– Будьте любезны, приготовьте ванну для леди Виктории.

– Сидячую? – ничуть не удивившись, спросил Дули.

– Нет, полную. – Грант вздохнул и нахмурил брови.

– С пресной водой, сэр? – не унимался Дули.

Когда Грант кивнул, Дули поспешно отправился выполнять приказ. И тут Грант чуть было не отозвал его обратно. Почему он позволяет ей это излишество? «Потому что она так хочет», – ответил его неумолимый двойник.

Настал час обеда. После странной нервозности в течение всего дня Грант наконец вздохнул с облегчением.

При появлении Виктории он изумленно уставился на нее и даже приподнялся с места. Она была бесподобна. Чудесное видение в платье из бледно-зеленого шелка. Ее блестящие волосы были заплетены в косу, кольцом уложенную на макушке. Когда он предложил ей занять место за столом, Виктория улыбнулась. О Боже, как ему нравилось, когда она так улыбалась!

К его удивлению, Виктория точно знала, когда какой столовый прибор использовать, но то, как она это делала, не выдерживало никакой критики. Зубцы вилки каждый раз громко ударялись о фарфор, нож слишком сильно давил на сливочное масло, словно оно было не мягче железа.

Разумеется, выучить можно все, но без практики ценность знаний терялась. Виктория приноровилась смягчать звуки, но тогда пища соскальзывала у нее с вилки.

Грант невольно покачал головой, размышляя, как много можно было забыть за восемь лет. Это было похоже на стрельбу из лука без тренировки, когда выпущенные стрелы обречены пролетать мимо цели.

Виктория подняла взгляд и, обнаружив, что Грант наблюдает за ней, покраснела. Она отодвинула свою тарелку, хотя, несомненно, была очень голодна. Ей всегда хотелось есть, особенно когда это касалось новой пищи, но сегодня ее аппетит утолило большое количество вина.

Матрос с камбуза убрал грязную посуду, и в каюте установилась напряженная тишина. Чтобы прервать молчание, Тори сказала:

– У вас замечательный экипаж.

Грант кивнул – как-никак, он сам подбирал свою команду.

– Некоторых из них я вынужден избегать, но только потому, что, стоите ними заговорить, они все уши прожужжат о своих детях.

Тори тут же забросала его вопросами, пытаясь завязать беседу:

– Какое ваше любимое время года в Англии? У вас есть собака? Вы играете в карты? Какое ваше любимое число?

Грант никогда не был силен в праздных разговорах и поэтому отвечал коротко, по порядку:

– Никогда не задумывался. Нет. Иногда. У меня нет любимого числа.

– Жаль. – В голосе Виктории сквозило разочарование. Но затем она совладала с собой и поделилась: – Мое любимое число – пятнадцать.

– Почему пятнадцать? – Грант не заметил, как сам задал вопрос.

– Потому что именно столько мне стукнуло, когда я, наконец, построила такую хижину, какую хотела. Главное – она выдержала все ураганы, а ведь с тех пор я ее никогда не переделывала. – Тори вздохнула и пробежала кончиками пальцев по кромке своего бокала. – Пятнадцать лет... это был счастливый возраст.

Грант вдруг подумал о том, как может выглядеть его будущее перед лицом такого искушения, как Виктория. Она сидела, откинувшись в кресле, и улыбалась ему губами, красными от вина.

И тут он вспомнил все, чего она тогда лишилась. В пятнадцать лет ей бы радоваться первым взрослым платьям или первому поцелую в щечку, а вместо этого она была счастлива тем, что их жилище не разваливалось во время бурь.

– Интересно, каким вы были в пятнадцать? – томно спросила она.

На сей раз Грант отвечал более чем охотно. Он с детства считался оригиналом, приводившим всех вокруг в ужас своими причудами.

– Я был степенным и хмурым, – сказал он. – Таким же, как сейчас. Наблюдая за проказами старших братьев, я делал выводы, как не следует себя вести.

Когда Виктория хихикнула, он нахмурился. Как она может усматривать в этом какой-то шутливый смысл? Он действительно был уравновешенным, серьезным и другим быть не хотел. Чтобы застраховаться от риска, Грант решил, что должен таким и оставаться. Хотя по натуре он не был веселым человеком, однако в данный момент ему хотелось быть тем мужчиной, который бы понравился Виктории. Она сделала еще глоток вина.

– Какой ваш любимый цвет?

– Зеленый. Мой любимый цвет – зеленый.

– Мой тоже, – проворковала Виктория.

Она отставила бокал и водрузила локти на стол, так что из-за оттопырившегося лифа ее платья выглянули груди.

Грант провел рукой по рту и подбородку. Может, это только плод его воображения? Грудь ее, казалось, стала больше, полнее. Для мужчины, который уже час как сдерживал себя, подобное превращение было крайне нежелательным.

Тори слизнула каплю вина с нижней губы, и этот невинный жест только подстегнул желание Гранта. «Взять ее прямо на столе – вот что я сделал бы, и точка».

Он вскочил на ноги, словно обжегшись о раскаленное кресло.

– Я отведу вас обратно.

Виктория удивленно заморгала, затем встала.

– Я вам не нравлюсь? – притворно удивилась она и, заметив его смущенный взгляд, добавила: – Странно, что вы не проявляете ко мне никакого интереса. Вот и сейчас, вы как будто не можете дождаться, когда настанет момент, чтобы поскорее уйти.

Грант взъерошил волосы.

– Это сложно объяснять...

– Вы считаете, что таким, как я, этого не понять? – лукаво спросила она.

– Нет, дело не в этом, – поспешил ответить Грант. – То, что мне может понравиться, это... непристойно.

– О!

Нет, она не поймет. Да и как она может понять, сли даже он сам не может это точно определить?

Грант взял Викторию за руку и повел ее через скользкую палубу. Их обдувало мокрой пылью, но он только радовался этому, надеясь, что брызги остудят его желание. У двери каюты Виктория пристально посмотрела на него сквозь влажные пшеничные ресницы, будто решая что-то.

«Беги от нее прочь. Держи ее вне досягаемости – это единственный путь устоять перед искушением».

– Ну, всего хорошего, Виктория!

– Спасибо за обед.

Грант выпрямился.

– Спокойной ночи. – Он закрыл дверь, но не ушел, а вместо этого прислонился к стене и долго стоял как оглушенный. Никогда еще Виктория не была такой соблазнительной, и он желал ее так безудержно, что это начинало его пугать.

В своих фантазиях он не укладывал ее в постель и не услаждал нежными ласками. Нет – он жаждал ее, ненасытно заставляя приближать к своему рту ее губы. Он отводил вверх ее руки, сжимая их у нее над головой, перед тем как оседлать ее тело и пуститься в бешеную скачку. Его беспокоило лишь одно – если он когда-нибудь уступит своему желанию, в азарте может сделать ей больно.

Грант представлял, как Виктория, нагая, извивается под ним. Стараясь не обращать внимания на свою взбунтовавшуюся плоть, ставшую чувствительной даже к трению одежды, он тряхнул головой, чтобы изменить ход мыслей.

Даже оставляя в стороне свои страхи, Грант понимал, что не может обладать ею, не женившись на ней. Он пытался составить перечень возможных причин для взаимных разочарований, если они с Викторией поженятся. Так как ему хотелось большей уверенности, причин набралось много. Давая обещание Белмонту найти его внучку, он не имел в виду укорачивать свою жизнь и, разумеется, жизнь Виктории тоже.

Грант посмотрел вверх на звезды. Их расположение на небе было совершенно неправильным, и это не предвещало ему ничего хорошего.

Тори не сомневалась, что он собирался ее поцеловать, отчего сердце ее неистово колотилось. Она даже не слишком расстроилась от того, что этого не произошло. Во-первых, потому, что вино ударило ей в голову. Во-вторых, потому, что по меньшей мере он хотел ее поцеловать.

Точно во сне, она достала из сундука ночную сорочку и бросила на пол домашние туфли. Все события этого дня казались ей тривиальными в сравнении с силой чувств, которые она только что испытала. Ее пальцы приблизились к платью, чтобы снять его. Где же здесь пуговицы? На спине. Черт бы их побрал! Может, Кэмми еще не спит. Виктория приоткрыла дверь и увидела Сазерленда: он с закрытыми глазами стоял, прислонившись к стене.

– Капитан?

Грант вздрогнул и открыл глаза.

– Куда вы идете?

– До меня только сейчас дошло, что я не сумею избавиться от этого. – Тори указала на свое платье. – Я собиралась попросить Кэмми, чтобы она мне помогла.

– Она уже в постели.

– Тогда я попрошу Йена...

Не успела она и глазом моргнуть, как оказалась в каюте и Грант толчком ноги закрыл за ними дверь.

– Вы что, пойдете просить моего кузена, чтобы он помог вам раздеться? – прорычал он.

Что это? Ревность? Или он усмотрел в ее поведении еще одну непристойность?

– Ну, в таком случае вам придется сделать это самому.

Грант круто повернул ее кругом и принялся расстегивать пуговицы, при этом Тори слышала, как он тихо бормочет ругательства. Потом она почувствовала, как он тыльной стороной пальцев легонько прошелся вдоль ее шеи, и от этого прикосновения глаза ее плавно закрылись. Она слегка покачнулась и уронила голову набок, словно призывая его продолжать.

Когда его теплые губы прижались к ее коже, она задрожала.

– Вы так прекрасны, – прошептал он и провел губами вниз, к ее плечу. – Ваша кожа напоминает фарфор.

Тори тихо застонала от его слов и откинулась назад, ближе к нему. Ее рука проследовала вверх и обвилась вокруг его шеи. Тогда его рука, словно по приглашению, скользнула под отпавший лиф, забирая в ладонь ее грудь.

– Ах, – захлебываясь от восторга, выдохнула Тори.

Может, он наконец собирается показать ей что-то большее? – мечтательно подумала она.

Он сминал упругую плоть, будто взвешивая ее, налившуюся тяжестью под теплом его грубой ладони. Когда он возложил себе на шею вторую руку Виктории, ее платье сползло на пол, и она осталась в одной тонкой, как пленка, сорочке. Вместе со следующим прикосновением губ он пробежал по ее телу обеими руками, сжимая бедра, потом снова вернулся на грудь, задержавшись на сосках и легонько их пощипывая. В мягком свете лампы Тори видела, как набрякли его веки, пока он продолжал сминать ей грудь.

Когда его пальцы начали двигаться по ее животу вниз, к внутренней поверхности бедер, она испугалась, что ноги ее больше не удержат. Ей безумно хотелось трогать его. В исступлении она вплела пальцы в его волосы.

Грант приложил губы к ее уху, и от внезапного удовольствия она обмякла, словно тело ее лишилось костей. Повернувшись кругом, Виктория заглянула ему в глаза, посмотрела на его губы.

– Я не должен этого делать, – со скрежетом произнес он, будто слова ему многого стоили, и, тут же обвив талию, стал медленно притягивать ее к себе. Но она не хотела ждать и подалась вперед, падая на него, обвивая руки вокруг его шеи, придвигаясь еще ближе.

Он поспешно завладел ее ртом, будто надеясь отпугнуть ее поцелуем. Во время их поцелуев на острове Тори превозмогала себя и оставалась пассивной, зато сейчас она смело встретила его язык своим языком.

Внезапно Грант застонал...

– Ну пожалуйста, Грант, – прошептала она. – Ну же...

Но он не знал, о чем она просит, и стоял не двигаясь, а затем, словно наконец придя в себя, отступил.

Грант. Впервые она назвала его по имени. Сколько раз он воображал, как Виктория произносит его имя, мечтал услышать его у нее на устах, когда он войдет в нее. То, что сейчас происходило между ним и этой девочкой, носило интимный характер. Слишком интимный. Ему следовало бы помнить об этом.

– Нет. – Грант перевел дух, изо всех сил стараясь не замечать ее очевидного желания.

Он чуть было... не совершил прелюбодеяние с Викторией Дирборн. С леди Викторией, которая сейчас стояла перед ним, с расширенными глазами и губами, опухшими от его поцелуя.

И однако Грант хотел ее по-прежнему. Вот только... Последствия. Честь. Доверие. Он снова и снова повторял себе эти слова, пытаясь привести в порядок дыхание и обуздать свою ноющую плоть.

Когда он снова повернулся, Виктория неподвижно стояла в своей сорочке и дрожала.

– Почему? – спросила она.

Грант знал, что она имеет в виду: «Почему нет?» Позови он ее сейчас – и она в ту же секунду пойдет с ним добровольно, целиком отдаваясь судьбе.

– Потому что я поклялся охранять вас, а не ломать вам жизнь, – мрачно произнес он. – Вы моя подопечная, и мне пора наконец это вспомнить! – Ему по-прежнему приходилось бороться с желанием овладеть ею.

Внезапно он понял, где искать выход. Нужно поскорее удалить ее из поля зрения и за пределы досягаемости!

Вихрем вылетев из двери, Грант зашагал прочь, грохоча по палубе сапогами. Он поклялся оберегать ее. Черт подери, его всегда знали как человека чести, и вот теперь его страсть к Виктории... Когда он столкнулся с этим, то и другое исчезло, будто и в помине не было, – и это ему совсем не нравилось.

– Миледи, вы, похоже, чувствуете себя здесь так привычно, будто выросли на борту корабля! – Дули старательно сложил починенный Тори парус и довольно улыбнулся. Потом, приставив ко лбу сложенные козырьком руки, осмотрел судно, без сомнения, выискивая еще какое-нибудь дело. Его взгляд остановился на бочках, предназначенных для сбора пресной воды, – все они были заполнены до краев во время утреннего дождя.

Тори окинула глазами палубу и тоже улыбнулась. Она уже достаточно приспособилась к жизни на море и безоговорочно доверяла капитану.

Когда Дули отправился дальше, она перевела взгляд на Сазерленда – он стоял на мостике и, глядя на воду, выглядел очень задумчивым. Подчиненные замечали только его внешнюю оболочку – этикет, неприступность и самоконтроль, тогда как Тори видела его внутреннее «я» – его желания, силу и потребности. Она с трудом верила, что несгибаемый капитан – это тот же самый мужчина, который ее целовал и обнимал в каюте ровно неделю назад.

С тех пор Сазерленд был с ней очень сдержан, тогда как Тори увлекалась им все больше и больше. Она не сводила с него глаз, зримо представляя его еле сдерживаемую мощь, ощущая, как его сильные мышцы сжимаются вокруг ее тела. С его бегством она осознала, что тот вечер стал критическим в их отношениях. Чутье подсказывало ей, что если бы она придвинулась к нему ближе, притронулась к нему, его неприступность развалилась бы в один миг. Но тогда он чувствовал бы себя несчастным. Тори только сейчас начала понимать значимость данного факта, и это доставляло ей немалое беспокойство.

Но она уже успела близко познать его тело, видела почти каждый дюйм, и увидит снова, даже если это погубит ее. Теперь у нее был план, и ей надо было, чтобы все прошло так, как она задумала. Возможно, Сазерленд и дальше будет следовать по намеченному пути – такое всегда происходит с мужчинами, но Тори привыкла руководствоваться собственным видением проблем и упорно работать над ними, чтобы получить желаемый результат. Кэмми всегда называла ее «решателем проблем», а ее желание заполучить Гранта оказалось как раз той самой проблемой, которую надо было решить во что бы то ни стало.

Как только Сазерленд появится на мостике и обстоятельства не позволят ему отойти, она присоединится к нему. Если он будет выглядеть усталым, она принесет ему кофе, а в жаркие дни – воду...

Если она дрогнет, вряд ли Сазерленд снова ее поцелует, тогда как часы, проведенные в его каюте, лишь еще больше подогрели в ней это желание. Тори жаждала его с той первой ночи, когда, лежа в его постели, прижимала к груди подушку, вдыхая его запах. Он возбуждал в ней неведомые прежде ощущения. Не было такой ночи, когда бы она не переживала заново все, что было между ними. Тори вспоминала, как она трогала его, и мечтала, чтобы у нее была возможность делать это вновь. Она ежечасно чувствовала себя окутанной его ласками. Что-то в конце концов должно было случиться...

Ее грезы прервал голос Гранта, отдававшего приказы. Ветер крепчал, и экипаж, как всегда, точно выполнял все распоряжения своего капитана. Грант не улыбался, но Тори знала, что он доволен, подобно сеятелю, который на вспаханном им поле видит колосящееся море пшеницы. Вся эта картина возбуждала, но она и теперь не могла позволить себе забыть о своих обязанностях, и поэтому пошла навестить Кэмми. Подругу она застала едва проснувшейся.

– Я тут подумала, почему бы мне не зайти к тебе. – Тори опустилась на свободную койку. – К примеру, я могла бы почитать тебе, пока, Йен работает.

Кэмми хихикнула:

– Йен работает? Ты шутишь. Где он? И что это, интересно, он делает?

– Нет, я серьезно. Так как теперь тебе стало лучше, он сказал, что собирается посвятить свой «недюжинный талант» изучению корабельного дела.

Кэмми изумленно подняла брови.

– А Сазерленд? Как он?

Тори разгладила складку на юбке и опустила глаза.

– Я полагаю, злится на меня, как всегда, – пробормотала она.

– Что ты хочешь от него? – медленно выговорила Кэмми.

– Я не собираюсь его злить, – успокоила ее Тори. – Но это такое чванливое, напыщенное ничтожество, что я непременно должна его подразнить, заставить захлебываться словами – только и всего. Я рассчитываю добиться этого в ближайшие дни.

Кэмми наградила ее укоризненным взглядом.

– И как ты собираешься это сделать?

– Вчера я наконец расставила лиф у нескольких моих платьев, – хихикнула Тори. – Затем подскочила к Сазерленду и преподнесла ему приятную новость.

– Тори!

– Ты говоришь тем же тоном, что и он. Хотя, должна признать, Сазерленд оценил усовершенствование: я заметила, что он все время туда смотрел. У меня были далеко идущие планы, но он просто смотрел, потом долго хмурился и, в конце концов, позвал на мостик Дули, на выручку.

– Виктория, ты не должна так вести себя, – пристыдила ее Кэмми. – Он ведь не твой муж. И вообще это неприлично.

Тори размышляла, открывать ей правду или нет? Сказать Кэмми, почему она дразнит Гранта? Истинная причина заключалась в том, что, возможно, она влюблена в него. В конечном счете она все же решила не говорить, пока не разберется до конца в своих намерениях.

– Кэмми, ты недавно сказала, что он питает ко мне какие-то чувства. Ты действительно так думаешь?

– Если бы мне пришлось держать пари, я ответила бы утвердительно, хотя не уверена, приведет ли к хорошему такой поворот. Конечно, Сазерленд благородный человек, но что касается интимных отношений, у каждого мужчины свои представления о пределах дозволенного. – Кэмми нервно потерла руки. – Мы с тобой уже обсуждали, что происходит между мужчиной и женщиной: так вот, он... может попытаться совершить что-то подобное с тобой.

Тори задумалась. Значит, тогда в каюте они с Грантом были близки к этому? Она положительно не хотела останавливаться, так как после его ухода чувствовала себя опустошенной. Она поняла, что хочет познать с ним страсть. Но если все, что до сих пор было между ними, ужать до фактов, то получается следующее: она его хочет, он ее – нет.

А Кэмми еще полагает, что он может...

– Ты думаешь, он хочет... – Тори посмотрела по сторонам и понизила голос, – ты думаешь, он хочет вступить со мной в интимные отношения?

– Для этого ты должна быть замужем, – твердо произнесла Кэмми.

Тори подумала, что она с радостью заплатила бы эту цену, только бы Грант закончил то, что они начали.

– Будь осторожна, Тори. Просто помни, любовь и похоть – не одно и то же. Если вы с Сазерлендом спутаете эти вещи, последствия будут печальными для вас обоих.

Глава 14

Тейбл-Маунтин вырисовывалась за Кейптауном наподобие амфитеатра из скал.

«Киверел» плавно скользнул в оживленную гавань, и Грант начал отдавать команды матросам. Виктория стояла боком к нему и следила за всем происходящим; глаза ее блестели от возбуждения.

– Мне казалось, – сказала она, когда Грант освободился, – что вы ведете себя как суровый надсмотрщик. Но теперь я понимаю почему.