Тигриные глаза (Том 2)

      - Да уж. - Плам поежилась. - Я не думаю, что полиция подозревает меня, для них я безобидная дурочка. Но мне непонятно, почему они думают, что смерть Лео никак не связана с тем, что он хотел рассказать мне.
      - Потому что у них есть очень удобная версия его смерти, - сказал Бенни и повернулся к стоящему сзади столу. Открыв сигарную коробку, он достал из нее большую фотографию и протянул Плам. Лео на фото был в угаре какой-то вечеринки или в ночном клубе. Он стоял в середине шеренги высоких и очаровательно улыбавшихся девиц в вычурных вечерних платьях.
      - Это все "голубые", - пояснил Бенни. - Лео скрывал это, не хотел, чтобы знали родители. Его отец - почтенный водитель автобуса из Пиннера - считает, что СПИД - это чума, ниспосланная свыше, чтобы избавить мир от нечисти.
      - Значит, полиция считает это преступлением на сексуальной почве?
      - Могу побиться об заклад. Лично я думаю, что Лео могли убить из-за наркотиков, хотя у меня нет достаточных оснований, чтобы говорить об этом вслух. Лео был у нас внештатным работником - мы не можем позволить себе другого, так что у него не было постоянного заработка. Тем не менее он все время торчал в злачных местах.
      - Он торговал наркотиками?
      - Что-то в этом роде. Эти его поездки на континент на грузовике были вызваны не только страстью к приключениям... - Бенни спрятал фото в ящик. - В общем, вам не следует винить себя в том, что вы вовлекли его в ваши поиски.
      - Спасибо, Бенни, - сказала Плам. - Только я не уверена в этом.
      ***
      Выйдя из офиса Бенни, Плам брела по булыжной мостовой мимо бывших складских помещений, превращенных ныне в модные лавки, и пыталась собраться с мыслями.
      Предположим, что эти два письма написаны шутником и не имеют отношения к подделкам. Допустим, что смерть Лео тоже не имеет к подделкам никакого отношения. Но тогда почему бы ей не продолжить поиски их изготовителя? Ведь она уже подобралась к ним вплотную.
      Через несколько дней картина Синтии будет доставлена в Британский институт изобразительных искусств. Если Синтия получит у них доказательства, что это подделка, она сможет официально обратиться в полицию. После этого они обратятся с тем, что обнаружила Плам, в одну из солидных газет, способных раскрутить это дело на обоих континентах. У Виктора появятся основания прижать Малтби. Плам не видела в таком развитии событий ничего опасного для себя.
      А что, если смерть Лео, письма с угрозами и подделки - звенья одной цепи? Тогда она страшно рискует. Но, так или иначе, дело уже вышло из-под контроля. И даже если преступник не оставит от нее ни следа, его махинации все равно обнаружатся, да и ему самому не миновать разоблачения.
      В конце концов она заключила, что все же наиболее разумно исходить из того, что ей грозит опасность. В этом случае у нес оставались две возможности избежать ее. Первая - это разоблачить преступника прежде, чем он расправится с ней, но это казалось ей маловероятным. Проще всего было спрятаться и не высовывать носа, пока Британский институт вполне определенно не докажет, что картина Синтии является подделкой.
      Вдруг она осознала, какой незащищенной была на оживленных улицах Ковент-Гардена. Она быстро оглянулась и заторопилась к автостоянке, где оставила свой "Порше".
      Вторник, 7 апреля 1992 года
      Задолго до рассвета Плам проснулась от крика, который все еще отдавался у нее в ушах. Она поняла, что крик был ее собственным. Атмосфера в спальне была удушающей, и опять, как и в прошлый раз, в ней ощущалось чье-то угрожающее присутствие. Что это Бенни говорил такое, когда рассказывал про взломщиков? Хорошо, что они не застали его жену в доме одну.
      Дрожащей рукой она включила ночник. Дыхание постепенно выровнялось. Она выскользнула из постели и, подскочив к окну, распахнула шторы. Вместе со слабым утренним светом, заполнявшим спальню знакомыми очертаниями, приходило осознание того, что она не сможет избавиться от страха и ощущения беззащитности, пока преступник не будет обнаружен и схвачен.
      Она понимала, что бесполезно искать защиты у Бриза, Дженни или Лулу. Они опять будут советовать ей прекратить поиски. Они не понимали так, как она, что если угроза была реальной, то останавливаться ей уже поздно.
      Так что ей оставалось либо сидеть дома - а в этом случае ее враги будут знать, где ее можно найти, - либо уехать, убедившись, что за ней не следят, куда-нибудь, где можно переждать, пока картина Синтии будет проходить проверку. Ей необходимо такое место, о котором бы никто не знал.
      И она вдруг сообразила, где может надежно укрыться до приезда Бриза. Об этом месте она не скажет ни Лулу, ни Дженни, чтобы они случайно не проговорились кому-нибудь. Она сообщит только Бризу.
      Глава 21
      Среда, 8 апреля 1992 года
      "Меня ждет Аквитания", - думала Плам, глядя в иллюминатор самолета. Слово казалось ей загадочным и волшебным.
      В XII веке Элеонора Аквитанская, одна из самых богатых наследниц в мире, вышла замуж за Генриха Плантагенета, будущего короля Англии. Ее приданым была область Гиень и почти все Атлантическое побережье Франции. Огромное богатство не принесло счастья Элеоноре, а распри из-за огромного куска Франции, который в качестве ее приданого переходил к Англии, привели к Столетней войне между этими странами.
      Сейчас Плам могла видеть, как далеко внизу это зелено-золотистое приданое Элеоноры медленно вырисовывается сквозь дымку облаков. Стекавшие сюда с восточного амфитеатра гор три главных реки юго-запада Франции величаво несли свои воды в Атлантику по цветущим долинам Аквитании, где производилось одно из прекраснейших в мире вин - кларет "Бордо".
      На западе вдали высились шпили красивого города, словно это был Париж в миниатюре, и открывался вид на крупнейший во Франции виноторговый порт. За его светло-серыми строениями перекатывался волнами Атлантический океан.
      Плам направлялась в Аквитанию не только затем, чтобы спрятаться от неизвестных врагов. С той самой встречи с тетей Гарриет, когда во время их долгого разговора на кухне та спросила, счастлива ли она, Плам не покидал один мучивший ее вопрос.
      ***
      ...Тогда Плам попыталась увильнуть от ответа:
      - Это такая же запретная тема, как секс.
      - Секс считается запретной темой лишь потому, что женщины винят кого угодно, только не себя, за то, что не испытывают уготованного им при этом счастья, - категорически заявила тетя Гарриет и подлила вина в стакан Плам. Но каждая из нас должна сама отвечать за свою сексуальную жизнь. И за всю свою жизнь вообще.
      - Так почему женщины не научены отвечать за себя?
      - Потому что их матери не знали, как научить этому, а отцы не считали необходимым. - Тетя вылила остатки вина в свой стакан и выжидательно посмотрела на Плам.
      После долгого молчания Плам призналась:
      - Нет, я не могу сказать, что счастлива.
      - По крайней мере, ты сознаешь это. Некоторые вообще не задумываются о своей жизни, пока их не клюнет жареный петух. Другие предпочитают закрывать глаза на то, что не имеют счастья.
      - Что мне делать, тетя Гарриет?
      - Определить, чего ты хочешь и чего не хочешь - и почему. - Тетя прикурила сигарету. - Затем одно за другим вычеркнуть из своего списка то, что тебе не нужно. - Она усмехнулась. - Секрет жизни в вычеркивании, вот если бы только знать, как это делать. - Она выдохнула струйку дыма. - В итоге у тебя останется только то, что тебе на самом деле нужно для жизни в согласии с собой. Вот тут и явится счастье, ведь это еще и состояние души.
      - Вообще-то я знаю, чего хочу, - сказала Плам. - Чтобы и во всей остальной моей жизни я была такой же счастливой, какой бываю, когда пишу картины.
      - Теперь определи поточнее, деточка. Но сама, без подсказки, потому что счастье у каждого свое. Только ты сама можешь решить, что ты ищешь, и только ты можешь найти это.
      - С чего же начать?
      - Где и когда ты была блаженно и беззаботно счастлива в последний раз? Отправляйся туда и разберись почему. Плам надеялась разобраться в Аквитании.
      ***
      Когда самолет начал снижение, Плам увидела блестящую полоску Гаронны, змеей петлявшую между темных деревьев по золотым и зеленым клеткам местности. В долинах реки росли дыни и персики, абрикосы и нектарины, яблоки и виноград, табак и подсолнечник. Подсолнухи росли в поле у реки, сразу за ее садом. Интересно, как изменился Волвер за эти одиннадцать лет? Наверное, на другом берегу уже выросла целая куча каких-нибудь уродливых сооружений.
      Самолет снижался, и Плам начинала различать сонные серые деревни, фермерские подворья, дубравы и перелески, подступавшие к небольшим сопкам. Она знала, что летом там под каштанами и дубами растет земляника, а осенью полно грибов. Она как будто даже ощутила, как пахнет в лесу, и почувствовала, как пружинит под ногами сырой слой перегноя из опавших листьев, веток и коры.
      В начале апреля, наверное, синих колокольчиков еще не увидишь, но в перелесках в эту пору всегда полно других цветов. Плам припомнила, как собирала жимолость, сладкие коренья, шиповник, васильки и маки. Местные хозяйки никогда не рвали полевые цветы, они выращивали розы, лилии и нестерпимо яркие георгины - для украшения своих домов. В Волаере к природе относились по принципу "люблю - ненавижу". Чертополох, крапива, ежевичник решительно выкорчевывались с делянок; скворцы и грачи не подпускались на пушечный выстрел. Осенью здешние мужчины охотились на диких кабанов, зайцев, птицу и все, что двигалось. По воскресеньям они снимали со стен свои ружья и на пару часов устраивали побоище, а затем отправлялись на мессу в церковь, выстроенную еще в XII веке их английскими врагами. Церковь была через дорогу от коттеджа Плам.
      Волвер, что значит "зеленая долина", находился в шестидесяти милях к юго-западу от Бордо. До него можно было добраться только по узкому шоссе, проложенному на месте бывшей проселочной дороги. Случилось это лишь в 78-м, всего затри года до того, как здесь появился водопровод. На аграрный юго-запад Франции лишь недавно пришла сельскохозяйственная техника. Плам еще помнила пару волов, которых ее сосед, дедушка Мерлин, впрягал в плуг. У старика никогда не было ботинок - а зачем? Они все равно износятся. И он ходил в деревянных сабо до самой смерти, которая случилась через год после того, как Плам купила здесь коттедж. Бережливость и экономия царили в Волвере, и здесь никогда не выбрасывалось то, что можно было использовать еще раз. Куски проволоки, изъеденные жучком ножки стульев, крышки банок - все аккуратно хранилось в амбаре или на чердаке.
      Как и по всей Аквитании, здешние крестьяне полагались только на свои силы и сами обеспечивали себя всем необходимым, придерживаясь старых традиций и следуя заповедям предков, которые, в отличие от крепостных помещичьей России, имели небольшие земельные наделы и гордились своей независимостью, считая себя навечно приросшими к этой земле. Здесь трудно было прижиться тому, кто не работал на земле, хотя в пяти километрах находился небольшой промышленный город Миромон с заводами и фабриками. Ранним утром кое-кто из Волвера отправлялся туда на велосипеде, чтобы отработать смену на обувной фабрике или на кожевенном заводе.
      Селянам было неведомо безделье, как подметил Бриз во время своего единственного визита в Волвер. В поле всегда находилась работа. Они старались как можно меньше полагаться на внешний мир, собственными руками добывая себе пропитание. Каждая семья сама выращивала корм для скота, овощи, фрукты и орехи. Коров теперь держали немногие. "Корова - это рабство", - говорили в деревне. А вот со свиньей проще, и каждая семья хотя бы одну, да откармливала. На задних дворах у всех водились куры, утки, гуси и кролики. Вино и даже ликеры были с собственных виноградников. Самые горячие споры разгорались по поводу того, у кого они лучше.
      В конце лета 83-го, когда Тоби было одиннадцать, а Максу девять, Плам привезла в Волвер Бриза. Ему здесь не понравилось. Он изнывал, томился, страдал от недостатка комфорта и страшно раздражался, что нет телефона. Позднее он назвал деревенскую мечту Плам культурным самоубийством.
      Идеальный отдых в сельской местности Бриз представлял себе не иначе как в Тосканском монастыре или в одном из замков Прованса, где есть все атрибуты современной цивилизации. Поэтому в течение девяти лет Плам не была в Волвере. О том, что у нее есть коттедж, было известно немногим, и уж почти никто не знал, где именно он находится.
      И вряд ли какому-нибудь убийце придет в голову искать ее в этом сонном местечке. Волвер - тихая маленькая деревушка, где никогда ничего не происходило. Вот почему местные дети, едва повзрослев, старались сбежать отсюда в неоновое и грохочущее музыкальными автоматами чрево современных городов.
      На перекрестке возле школы Плам повернула налево и повела в гору взятый напрокат белый "Ситроен". Она ощутила прежнюю радость, завидев кремовые стены и лавандовые ставни своего коттеджа. Маленький сад стоял в бело-розовом цвету, поддеревьями колыхалась буйно разросшаяся трава. В тени высокого берега, поросшего ивняком, на противоположной стороне реки мирно щипали траву или спали коровы. Дальше простиралось пшеничное поле, а за ним плавно вздымался зеленый край долины.
      Плам свернула с дороги и остановилась под цветущей вишней. Рядом росла слива, которую она не узнала, но потом припомнила, что как-то в конце сентября, перед самым возвращением в Лондон, посадила маленький саженец. Теперь он превратился в настоящее дерево. Чувство было такое, словно она, побитая и измочаленная, вернулась домой после долгого хождения по мукам и теперь может наконец спокойно отдохнуть. Здесь она забудет тревоги, сядет на траву, положит голову на колени и будет вдыхать аромат, исходящий от кустов лаванды, и влажный воздух, струящийся с реки. Впервые со времени второго письма с угрозой Плам чувствовала себя в безопасности.
      Переполненная радостью, она обвела взглядом сад. Трава хоть и высокая, но все же, должно быть, ее недавно подстригали, иначе бы она уже доходила до плеч. Глициния, еще не расцветшая, взбиралась под самую крышу над южной верандой, которая находилась на самом солнцепеке и была отделена от двора лавандовыми кустами. За ними на фоне бледно-золотистого полуденного неба высился силуэт огромной магнолии.
      Когда она прошла на террасу, где под ногами захрустели потрескавшиеся плитки, какое-то маленькое животное кинулось от нее и стремительно скрылось в траве. Сразу же вспомнились летние рассветы с песнями жаворонков, полетом ласточек, воркованием голубей, с зайцами, скачущими по росистой траве.
      Она вставила ключ в замок кухонной двери, не веря, что он откроется, но дверь сразу же широко распахнулась. Внутри ее охватило такое чувство, словно она попала в старую сказку, в которой сотни лет все пребывало во сне и вот-вот должно было вернуться к жизни. Она обошла кухню, удивляясь, что в ней нет паутины, хотя знала, что Мэри Франс из соседней деревни приходила раз в неделю, чтобы сделать уборку. Но, конечно, коттедж имел заброшенный вид. Чтобы оживить его, требовалось тепло, запахи кухни и цветов, свет огня и улыбок.
      Плам подошла к раковине и открыла кран горячей воды.
      Через несколько секунд из него ударила теплая струя. Значит, мадам Мерлин подключила электричество и воду, как она просила ее по телефону, который, слава богу, появился в Волвере в 85-м. Подставив руку под струю, такую же искрящуюся, как бриллиант на ее пальце, Плам испытала блаженство, она еще помнила те времена, когда воду приходилось носить ведрами из колодца Мерлинов.
      - С возвращением, мадам Рассел! - Все селяне обращались друг к другу официально, редко называя по имени.
      Плам обернулась и увидела растрепанные седые волосы, сухопарую фигуру и протянутые руки мадам Мерлин.
      Они расцеловались, как было принято у французов, и тут мадам Мерлин обратила внимание на бриллиантовое кольцо Плам.
      - Вам не следует носить его здесь - какой-нибудь дурак подумает, что оно настоящее. К несчастью, у нас теперь неспокойно. Кругом воры. Они могут польститься на это кольцо. Спрячьте его в супницу. - Она показала на полку над печкой.
      Через пять минут на кухне дымилась печь, а женщины, сидя рядом в креслах, судачили о событиях последних девяти лет, которые невозможно было вместить в рождественские открытки. Плам было легче: да, она все еще балуется живописью; бизнес мужа процветает, слава богу; нет, детей больше не заводили - на все воля господня; сыновья окончили школу и оба учатся в художественном колледже; конечно, постоянную работу найти в наше время очень трудно.
      Рассказ мадам Мерлин сводился к долгому перечислению всех тех, кто умер в их краях за последние одиннадцать лет. Ее муж отошел отдел. Семейной фермой теперь занимается ее дочь Соланж. Вторая дочь служит капралом в военно-воздушных силах; Поль.., бедный Поль.., да, по-прежнему учительствует по сути дела, вся начальная школа на нем. Поль вернулся домой после постигшей его трагедии...
      Три года назад, во время поездки к родителям, жена Поля, Анни, погибла в автомобильной катастрофе возле Тулузы. Пьяный водитель на повороте выскочил на полосу встречного движения.., чудовище, изверг, которому нет прощения... Двухлетние близняшки Поля, Мэри и Роз, были пристегнуты ремнями на заднем сиденье и потому не пострадали, благодарение всем святым. Водитель отделался двумя годами условно и даже не попал в тюрьму, потому что оказался богатой и важной персоной, из тех, кто умеет выйти сухим из воды...
      - Но вы мне ничего не писали об этой трагедии! - воскликнула Плам.
      - Всего не напишешь в поздравительной открытке, - вздохнула мадам Мерлин, вытирая глаза краем фартука, и стала рассказывать о печальных переменах с ее сыном. Он ни разу не был в церкви после того, как вынесли приговор тому водителю, и больше не верил правосудию и властям. Но, по крайней мере, он вернулся домой. Она не смыкала глаз, пока он два года учился в Париже. Теперь мадам Мерлин могла присматривать за девочками, хотя Поль не разрешает им постоянно находиться у нее. Они живут втроем в учительском доме у подножия холма, возле школы.
      Плам помнила Поля веселым угловатым подростком лет четырнадцати. Теперь ему, должно быть, двадцать семь - двадцать восемь. Однокашники безжалостно смеялись над тем, что он не умеет плавать, пока Плам не научила его. Помнится, она тогда спросила, какое у него любимое стихотворение. Такого у него не было. Тогда любимая песня? Нет. А знает ли он какую-нибудь молитву? Отлично! Он должен будет начать произносить ее, когда она даст сигнал. После трех неуверенных взмахов она заорала: "Начинай!" Лепеча молитву, которая отвлекала его от страхов, Поль доплыл до другого берега реки. Затем повернул и еще раз пересек разделявшее их водное пространство. Это маленькое чудо было отнесено на счет бога. Плам не возражала.
      ***
      После того как ушла мадам Мерлин, Плам осмотрела весь свой коттедж, что не заняло у нее много времени. Дверь в задней части кухни вела в маленькую розовую спальню с черной металлической кроватью, накрытой кружевным покрывалом. За ней находилась единственная ванная. Кухня, гостиная и две другие спальни выходили на террасу.
      В сарае, пристроенном к задней части дома, где когда-то держали животных, Плам среди пустых коробок из-под чая и винных ящиков, покрытых паутиной, обнаружила три велосипеда, от времени покрывшихся ржавчиной. Она протерла от пыли свой и попробовала тормоза. Порывшись среди инструментов, нашла масленку и смазала его. Обнаруженный здесь же насос оказался исправным, и она осторожно принялась накачивать старые шины и вскоре почувствовала, что они стали твердыми.
      Выбравшись по неровной траве на дорогу, Плам медленно покатила налево и завихляла по пустынной тропинке, тянувшейся через деревню. В голубых джинсах, синей рубахе в клетку и ярко-желтых туфлях без каблуков она чувствовала себя по-девичьи молодой. Изо всех сил нажимая на педали, чтобы взобраться на гору за деревней, она обретала уверенность и быстро приноровилась к велосипеду. Плам с удовольствием подставляла лицо свежему ветру и вдыхала терпкие запахи полей. На вершине холма за деревней она остановилась и сорвала несколько лютиков. Положив их в плетеную корзинку, повернула назад и помчалась вниз. Пролетела по деревне, где ничто не мешало езде; на пустынной улице не было ни машин, ни кошек с собаками; женщины не выходили из домов, занятые приготовлением ужина, а мужчины еще не вернулись с полей.
      Вдыхая запахи трав, она с удивлением спрашивала себя, почему так долго не приезжала в эти божественные места. Всегда находились более важные дела, да и кто мог подумать, что жизнь пролетит как одно мгновение. Она решила, что будет непременно приезжать сюда хотя бы раз в год. Может быть, ей удастся превратить часть сарая в мастерскую, и тогда она сможет серьезно заниматься здесь живописью и у Бриза не будет оснований сетовать, что она пренебрегает работой.
      Приблизившись к коттеджу, Плам резко нажала на тормоз, приготовившись свернуть во двор. Не тут-то было.
      Плам давила и давила на бесполезные тормоза, а велосипед разгонялся все сильнее. Впереди показались каштаны, стоявшие по краям дороги на перекрестке. Ей надо было быстро решить, свернуть ли в канаву, что могло оказаться опасным, или продолжать катить до следующего подъема за перекрестком, где велосипед остановится сам. Она решила следовать второму варианту, тем более что столкнуться на сонной деревенской дороге было не с кем.
      Велосипед набирал скорость. Плам взглянула налево, где стояла школа, там не было никого, и дальше путь тоже был свободен. Посмотрела направо.., и, к ужасу своему, увидела, как по дороге к перекрестку приближается маленький красный фургон.
      Она вспомнила этот фургон. Это была передвижная лавка, которая приезжала в Волвер раз в неделю. Фургон тащился к перекрестку на небольшой скорости, а Плам казалось, что они летят друг к другу со скоростью света. Столкновение казалось неизбежным. Она еще и еще жала на тормоз, но велосипед все так же несся вперед.
      Перед самым перекрестком Плам дернула руль влево и направила велосипед в канаву. Переднее колесо среагировало нормально, а вот заднее пошло юзом. Правая туфля сорвалась с ноги и устремилась вперед. Плам слетела с седла и взвилась в воздух. Последовал удар о землю, и тело пронзила острая боль. Кто бы мог подумать, что густая трава окажется такой твердой?.. Она потеряла сознание.
      ...На огненно-желтом фоне шевелились ярко-зеленые червячки, затем свет за сомкнутыми веками Плам стал алым. Она медленно приходила в сознание и, инстинктивно схватившись за лоб, почувствовала резкую пульсирующую боль, как будто голову ритмично сжимали в тисках. Смирившись со своим положением, она на секунду вспомнила роды, когда так же приходилось отдаваться во власть боли.
      - Не пытайтесь встать. Я отнесу вас в дом и вызову врача. Вы англичанка, не так ли? - послышался густой мужской голос.
      Плам застонала и с неимоверным усилием приоткрыла глаза. Над ней, загораживая собой солнце, стоял высокий мужчина и держал в руке ее желтую туфлю.
      Плам застонала и закрыла глаза. Когда мужчина поднял ее на руки, боль захлестнула с новой силой.
      Слышалось цоканье стальных набоек. Походка у него была неровной и неуклюжей, хотя без такой ноши он, наверное, двигался бы более плавно.
      Но что-то было не так... Чувствуя, что ее несут не в деревню, Плам с усилием открыла глаза и посмотрела на мужчину.
      Загорелое лицо; волосы черные и блестящие, как вороново крыло; черные прямые брови, сходящиеся над крупным прямым носом; волевой квадратный подбородок. Мужчина посмотрел на нее ясными синими глазами.
      - Я несу вас к своей машине. До вашего дома слишком далеко, чтобы нести вас на руках. - Его английский свидетельствовал, что он не из местных. - Вы, должно быть, живете в Волвере. - Откуда он знает, где она живет?
      Его широкий чувственный рот растянулся в улыбке.
      - Да ведь я - Поль Мерлин. Вы учили меня плавать, помните?
      Четверг, 9 апреля 1992 года
      - Как вы себя чувствуете?
      Плам узнала силуэт Поля в проеме кухонной двери, выходившей на террасу. На нем были легкие сандалии на веревочной подошве, вылинявшие джинсы и открытый пуловер без рубашки. Его рука потянулась к вороту, он нервным жестом потер ключицу, приоткрыв черные волосы на груди. Рука была изящной, с длинными пальцами и ухоженными ногтями, что не часто встретишь в Волвере, где все трудятся на земле.
      Плам, лежавшая на диване перед камином, попыталась было подняться, но вскрикнула от боли. Кожа на левом локте, предплечье и бедре была содрана, а левое колено сильно поранено. На лице ссадины и царапины, как у завзятой велогонщицы.
      - Не вставайте. Доктор Комбре велел вам лежать, - напомнил Поль. - Я выправил руль и колеса и - главное - заменил тормозные тросики. Старые разъела ржавчина, и они лопнули, когда вы резко нажали.
      Поль говорил участливо, но чувствовались какая-то отстраненность и нервозность. Плам вспомнились слова мадам Мерлин о том, что смерть Анни настолько изменила его, что ей иногда кажется, будто она слышит не сына, а какого-то незнакомого человека.
      - Вы хорошо говорите по-английски. - Плам вдруг почувствовала, что ей трудно оторвать взгляд от его бездонных голубых глаз.
      - Я преподаю английский. Языки - моя специальность... Нет, я не буду заходить. Ваш велосипед я поставил в сарай. - Поль исчез.
      Светло-зеленое спокойствие двора, видневшегося в темном дверном проеме, лишь подчеркивало охватившее ее беспокойство. Она никогда прежде не ощущала в себе такого влечения к мужчине. За десять лет, проведенных с Бризом, она, естественно, обращала внимание на других мужчин и даже кокетничала кое с кем, но дело никогда не доходило до постели. Случайные связи вызывали у нее мысли о вероломстве, передрягах и всяческих неприятностях. Она не хотела испытывать неизбежное в этих ситуациях чувство вины.
      Надо перестать думать о Поле. Все это лезет ей в голову, потому что нечем заняться, не о чем думать или беспокоиться. Такое часто случается на отдыхе. Но чувствовала бы она такую слабость в коленях, истому в теле и готовность уступить, если бы рядом, на отдыхе, был Бриз?
      Нет. Ни к кому ее еще не тянуло так, как к этому огромному темноволосому французу.
      ***
      Она видела его только в те немногие и до обидного короткие моменты, когда забегала к мадам Мерлин одолжить сахару, муки или кофе.
      После полудня, когда заканчивались уроки, маленькие дочки Поля, держась за руки, шли с отцом по тихой деревенской улице к бабушке, чтобы побыть у нее до ужина. Хотя обе девочки унаследовали голубые глаза и жгуче-черные волосы своего отца, они все же не были точной копией друг друга. Тоненькую и молчаливую Роз уже сейчас можно было назвать красавицей. Она любила наряжаться и при первой возможности надевала серебристые бальные туфельки, полученные в подарок ко дню рождения. Мэри, очаровательная пухленькая хохотушка с косичками, была выше своих сверстниц, не сидела ни минуты на месте и болтала без умолку. Ей было все равно, во что она одета. "Ее тетка Соланж была точно такой же", - говорила мадам Мерлин.
      Плам, у которой Поль не шел из головы, всегда внимательно слушала рассказы матери о единственном и обожаемом сыне. Она разглядывала при этом многочисленные школьные и студенческие фотографии (Поль был первым в семье студентом университета), свадебные фотографии (Анни действительно была прелестной), а также многочисленные снимки девочек, сделанные в Париже. Мадам Мерлин, у которой никогда еще не было такой внимательной слушательницы, конечно, не знала, что каждый раз, когда Плам видит ее сына, в ней просыпается такое сильное влечение к нему, что становится боязно, как бы все вокруг не почувствовали это.
      Понедельник, 13 апреля 1992 года
      К субботе Плам уже вполне оправилась, чтобы вновь сесть на велосипед, а в понедельник почувствовала себя в состоянии одолеть пять миль до Миромона. Там она бродила по улицам и радовалась возможности вновь ощутить городскую жизнь. Был базарный день, и с раннего утра на легковых автомобилях, грузовиках или пешком, толкая ручные тележки, сюда из окрестных деревень прибывали крестьяне, которые везли все, что было произведено сверх собственных потребностей, даже если это было всего лишь немного моркови, несколько стрелок лука, сорванных пару часов назад с грядки, или охапка пахучей петрушки.
      Продовольственный рынок представлял собой примитивные ряды из досок, положенных на кирпичи и тянувшихся под сводами средневековой ратуши, которая служила укрытием от дождя и ветра женщинам, сидевшим на скамейках возле своей продукции. Живые куры, утки, индейки и извивающиеся кролики лежали со связанными ногами или выглядывали из клеток рядом с теми, кто их вырастил.
      Плам накупила местных деликатесов, которых не встретишь в магазинах: редких грибов, грецких орехов, каштанов, растительного масла для салата, брынзы, домашних пирожных для дочек Поля, хлеба местной выпечки. Покинув рынок, она прошлась по улицам маленького крепостного городка, выстроенного в средние века для защиты от набегов. Теперь на его улицах продавались ковры, гобелены, мебель.
      В течение часа Плам купила персидский коврик, большую старую керосиновую лампу, небольшое кресло и пару старинных простыней, расшитых местными девицами, которым по вечерам ничего не оставалось, как только сидеть, склонившись над пяльцами, и мечтать о женихах. Теперь они смотрели телевизор и обходились простынями из синтетических тканей, с которыми не было забот.
      Сложив покупки кучей на столике уличного кафе, Плам пожалела, что приехала на велосипеде. "Придется ехать назад и возвращаться сюда на машине", - думала она, пробираясь сквозь толпу на центральной площади, где с маленьких фургонов торговали одеждой, дешевой обувью, инструментами и домашней утварью.
      Добравшись до того места, где оставила велосипед, Плам услышала полуденную сирену, означавшую, что все должно замереть на три часа, пока все будут есть, а затем спать. Крестьяне с женами устремились к кафе, чтобы за стаканом вина обменяться местными сплетнями, прежде чем отправиться по домам для обильной трапезы. Из всей французской кухни юго-западная выделялась особо, ибо каждому французу известно, что "под Бордо едят неплохо".