Натан Геллер (№7) - Кровавый срок

Улыбка исчезла где-то среди морщин лица герцога, которое, несмотря на кажущуюся его моложавость, было довольно старым.

— Вряд ли это подходящее место для разговора, — процедил он.

— Кто, как не вы, может объяснить, почему меня не допускают ни к исходящим, ни к приходящим в Нассау официальным документам. И почему мне запретили поиски паяльной лампы? И...

— Мой дорогой друг, — оборвал меня герцог. — Вы не являетесь официальным следователем по этому делу. Ваша роль — помогать защите графа де Мариньи — джентльмена, которого, по мне, и защищать-то не стоит, но тут уж ничего не поделаешь... Простите меня...

С этими словами он отошел, и я не смог за ним последовать. Вскоре он снова оказался возле своей жены, которая непринужденно болтала с Ди и несколькими другими гостями.

На веранде я заметил Кристи и миссис Хеннедж, оживленно беседовавших у слоновьевого фонтана; она казалась взволнованной, а он пытался ее успокоить. Так я их напугал! Отлично!

Миссис Хеннедж первой поднялась по каменным ступеням; я спрятался в тень. Но когда на веранде появился Кристи, я тут же подошел к нему.

— Мистер Кристи, прекрасный вечер, — произнес я.

— Извините меня, — пробормотал тот, не останавливаясь.

Я взял его под руку.

— Давайте отойдем на минутку и поговорим.

— Вы делаете мне больно!

Кажется, я действительно схватил его слишком сильно. Я отпустил его.

— Простите. Помните, на прошлой неделе у вас в офисе я упоминал имя Лански?

— Нет, не помню. Извините...

Я с той же силой, что и раньше, сжал его руку.

— Вы ведь не станете снова отрицать, что знаете его, не так ли? У меня есть друзья в Вашингтоне, которые утверждают как раз обратное.

Он выдернул свою руку из моей и улыбнулся наименее убедительной улыбкой из всех, что я когда-либо видел.

— Возможно, речь идет о парне, которого так звали, когда я занимался контрабандой спиртного.

Он опять неуверенно усмехнулся.

— Знаете, многие тут предпочитают ссылаться на провалы в памяти, когда речь заходит о тех временах...

— Я слышал, будто принадлежащий Лански «Отель Насьональ» в Гаване переживает кое-какие трудности. Похоже, его дружку диктатору Батисте в последнее время тяжелее держаться на плаву...

— Мне об этом ничего не известно.

— Расширение игорного бизнеса на Багамах могло бы стать неплохой страховкой для Лански...

Кристи тяжело вздохнул.

— Мистер Геллер! Игорный бизнес придет на Багамы после войны. Но если вы думаете, что что-то подобное имеет отношение к смерти сэра Гарри, я скажу, что тут вы жестоко ошибаетесь.

— Вы хотите сказать, что сэр Гарри не был против организации здесь игорного бизнеса?

Кристи фыркнул.

— Его это заботило в наименьшей степени. А теперь, доброй ночи, сэр.

Он быстро прошел в бальный зал.

Я остался стоять на ветру, соображая, какого черта Лански мог быть замешан в этом деле, если игорный бизнес был тут ни при чем. Конечно, возможно, Кристи пытался повесить мне лапшу на уши, чего вполне следовало ожидать от агента по торговле недвижимостью.

Вскоре после полуночи все гости разъехались по домам, и я отправился в свой коттедж, который отныне стал моим домом в Нассау. В коттедже была одна огромная комната, которая служила одновременно и гостиной; тут же имелся превосходный шкафообразный радиоприемник и прекрасно укомплектованный бар. Я освободился от своего токсидо и уселся на мягкие подушки плетеного дивана; на мне были шорты, носки с резинками и туфли. Потягивая коктейль из рома с колой собственного приготовления, я рассчитывал, что вечер закончился. И уже, наверное, в сотый раз за день поблагодарил леди Диану.

Я, очевидно, принял сегодня слишком много напитков, чтобы суметь извлечь какие-либо полезные сведения из всех разговоров, что вел сегодня. Что же я выяснил, черт побери? Кристи, похоже, не бы виновен ни в чем, кроме как в связи с миссис Хеннедж; его королевское высочество Дэвид Виндзорский имел все разумные основания привлечь к расследованию этих болванов из Майами; кроме того, Гарольд Кристи заявил, что сэру Гарри якобы было совершенно наплевать на проблему игорного бизнеса на Багамах.

— Геллер?

В проеме входной двери появился женский силуэт.

— Я не порядочный парень, — сразу предупредил я.

— Знаю, — засмеялась Ди, входя в комнату с ведерком, внутри которого виднелась бутылка шампанского, и двумя бокалами в руках.

Поверх ее прозрачного ночного халата был накинут прозрачный же пеньюар. Было видно все и одновременно ничего: выпуклости ее грудей, их розовые соски, как будто бы даже темный треугольник между ног. Она подошла поближе, поставила ведерко на бамбуковый кофейный столик и налила себе шампанского.

— Там еще осталось, — сказала она о вине. — Налить тебе?

— Нет, спасибо. — Я поднял вверх свой стакан с ромом и колой. — У меня полный порядок.

Ди чокнулась со мной, превратив мой жест в тост.

— Каково тебе сегодня, Геллер?

— Не знаю. Кто-нибудь выразил тебе свое недовольство по поводу моего присутствия на вечеринке?

— Никто не посмел. Даже Дэвид. Я сама себе судья, ты же знаешь.

— Да, я заметил.

От нее исходил приятный аромат; это был очень знакомый запах.

— Что это за духи? — поинтересовался я.

— "Май Син".

Так же пахло и от Марджори Бристол в день нашего с ней знакомства.

Я поднялся. Подойдя к двойным стеклянным дверям, я принялся рассматривать тени, отбрасываемые пальмами и папоротниками, и вслушиваться в крики экзотических птиц и шум океана внизу.

Потом ко мне подошла Ди и тронула меня за руку.

— Ты очаровательно выглядишь в своих шортах, Геллер.

— А туфли и носки на резинках прекрасно дополняют мой костюм, как ты думаешь?

Она обвила руками мой торс.

— У тебя превосходное тело, — продолжила Ди.

Я сглотнул.

— Все девушки так считают.

— А что с тобой?

— Да ничего!

Она взяла меня за подбородок, потянулась и поцеловала меня; это был горячий, влажный поцелуй с запахом помады, спиртного и табака, одновременно и отвратительный, и прекрасный. Ее мягкие, припухлые губы играли на моих губах, словно на кларнете.

Когда поцелуй кончился, я произнес:

— Это слишком рано, Ди.

— Слишком рано для нас?

— Ты не понимаешь. Я... Я не готов. Я стараюсь кое-кого забыть...

— Ну, знаешь ли, мой брат когда-то играл в регби.

— В самом деле?

— И он рассказывал мне, что обычно говорит в таких случаях хороший тренер.

— Что же?

— Соберись и снова вступай в игру!

Она опустилась на колени, и ее ладонь скользнула в ширинку моих шортов. Она достала мой член и принялась поглаживать и целовать его.

— У-у-у, — протянула она восхищенно. — Такой хобот сулит добрую удачу.

— Я... не думаю... что тебе стоит...

— Заткнись, Геллер, — сказала она, продолжая свои манипуляции. — Я обожаю мужчин, которых только что бросили.

В следующий момент мой член оказался уже у нее во рту. Затем еще глубже, еще... И она принялась за дело всерьез...

Потом я стал задыхаться, как загнанная лошадь, от переполнявшей меня страсти; и я смотрел сверху вниз на нее, а она, улыбаясь, снизу вверх на меня; и во рту ее было что-то белое; и это не были зубы...

Затем Ди встала с колен, оправила свой пеньюар, достала из кармашка платок и вытерла им губы, делая это аккуратно, словно закончив есть печенье.

Потом она поглядела на меня с довольным выражением на лице.

— Говорят, что если женщина сделала такое для мужчины, то она им владеет.

Внизу слышался шелест прибоя. Где-то кричала птица.

— О'кей, — произнес я.

Глава 20

Под безоблачным полуденным небом, на веранде позади бального зала в поместье Шангри-Ла, приятного вида мужчина средних лет в тропической спортивной рубашке, широких брюках и сандалиях опустился на колени возле мохнатого кокосового ореха с человеческую голову, держа в высоко поднятой руке белый кол от изгороди, направленный заостренным концом вниз. Скромная красота, темные волосы, высокий лоб ученого, очки в металлической оправе и стройная фигура — все это напоминало действующее лицо какого-то странного туземного ритуала. Кол был похож на приготовленное для удара копье.

А затем внезапно, с бешеной силой, удар действительно последовал, только вот кол при этом раскололся в щепки, оставив кокос в целости, если не считать отставших от него нескольких волокон.

— Видите! — На лице профессора Леонарда Килера заиграла улыбка победителя. Он сдвинул очки на переносицу. — И я вам гарантирую, что височная кость человеческого черепа гораздо крепче, чем оболочка кокосового ореха.

— Мог ли какой-либо тупой предмет нанести те четыре раны возле уха сэра Гарри? — спросил я. — Что если обезумевший старый золотоискатель, который помешался на Клондайке, пробрался в комнату и сделал четыре взмаха своей киркой?

Килер, отрицательно махнув головой, сказал:

— Тогда бы вся его черепная коробка разлетелась вдребезги!

Держа в руке кокосовый орех, он присел рядом с Эрлом Стенли Гарднером у одного из железных столиков с видом на слоновий фонтан и яркий, разноцветный тропический сад, окружавший его. Вокруг пели птицы; что-то нашептывал влажный бриз.

Я случайно столкнулся с Гарднером в баре «Блэк-бирд», где я провел все утро, разговаривая с несколькими свидетелями обвинения — миссис Кларк и миссис Эйнсли, да еще с Фредди-американцем, или Фредди Череттой, — которые сочувствовали защите. Все они подтвердили, что их привезли в «Вестбурн» на допрос девятого июля, а также заявление де Мариньи о том, что Мелчен провел его наверх в одиннадцать тридцать утра, что противоречило показаниям полицейских, относивших это событие к трем тридцати дня.

Это было по меньшей мере неплохо: все, что мне оставалось теперь сделать, это поговорить с полковником Линдопом, что я собирался проделать ближе к вечеру. Если Линдоп подтвердит показания Фредди, нам удастся подвергнуть сомнению не только подлинность отпечатка на китайской ширме, но и самих показаний Баркера и Мелчена.

Одетый в ковбойку с галстуком, Гарднер медленно подошел ко мне, как и подобает знаменитости, в окружении трех своих очаровательных секретарш, вновь нанятого трио сестер, которым он ежедневно диктовал свои репортажи для журналов и радио, а также очередные главы своего нового романа в гостиничном номере «Ройял Виктория». У них был обеденный перерыв, а я сидел за столиком в полном одиночестве.

— Девушки, это тот самый детектив-неудачник, о котором я вам рассказывал, — добродушно прорычал Гарднер. — Что, все еще избегаешь меня, Геллер? Разве не знаешь, что каждому хорошему Шерлоку Холмсу нужен свой доктор Ватсон?

— И какую из ролей вы отводите себе?

Эрл рассмеялся своим булькающим смехом, и я пригласил его пообедать вместе: мне уже принесли мой заказ — гренки с сыром.

— Спасибо, сынок, — поблагодарил Гарднер, скользнув за стол рядом со мной; троица улыбающихся кудрявых девушек присела напротив, не произнеся ни слова. Они напоминали немых сестер Эндрюз.

Вволю поев и наговорившись, Гарднер наконец произнес:

— Ладно, Геллер, дай передохнуть старику! Как будто мы с ним говорили много времени!

— Как говорят торговцы подержанными машинами, ты можешь мне доверять... — продолжал он. — Если ты не хочешь, чтобы что-либо из того, что ты говоришь или делаешь, попало в мои статьи, то так и скажи. Только не лишай меня удовольствия...

— Хорошо! — согласился я, отставляя в сторону свою почти опустошенную тарелку. — Как насчет того, чтобы познакомиться с изобретателем детектора лжи?

Отразившееся на его лице любопытство напомнило чем-то выражение лица мальчишки, которому впервые представилась возможность взглянуть из-за кулис на непристойный танец на сцене.

И вот Гарднер, только теперь уже без своих девочек, находился вместе со мной в Шангри-Ла, где я как раз получал от Лена Килера первую оценку свидетельских показаний, которые он изучал, и тестов, которые он произвел.

Несмотря на свою относительную молодость, Килер действительно создал аппарат, представлявший собой усовершенствованный немецкий прибор, который фиксировал изменения кровяного давления подозреваемого, а также позволял отслеживать частоту дыхания, пульса и электропроводность кожи человека во время допроса.

— Вы знаете, что такое мастоидит? — обратился к нам Килер.

Мы с Гарднером сидели за железным столом, на котором стоял графин с содовой и стаканы, лежал расщепленный кол, кокосовый орех и различные фотографии сцены убийства, разложенные подобно карточной колоде. В случае сэра Гарри, проигрышной колоде.

Мой старый друг Килер, с которым я познакомился через Эллиота и который занимал должность директора Чикагской лаборатории уголовного дознания при юридическом факультете Северо-западного университета, был не только ведущим специалистом в своей области, но и вообще крупнейшим авторитетом в науке уголовного дознания. Включая сюда и дактилоскопию.

Но сейчас предметом нашего рассмотрения являлась цепочка четырех ран, которые, как утверждало обвинение, были нанесены «тупым инструментом».

— Чтобы вылечить мастоидит, — объяснял нам Лен, — хирургу приходится использовать молоток и зубило с тем, чтобы проникнуть сквозь толщину кости. И даже тогда более тонкие кости вокруг сосцевидного отростка височной кости вполне могут рассыпаться на мелкие кусочки от удара.

— Чем же тогда были проделаны эти отверстия?

Лен снова поправил свои очки.

— Малокалиберный пистолет... самое большее, автоматический тридцать второго калибра.

— А разве там были ожоги от пороха? — спросил Гарднер.

— Кто-то прошелся по телу паяльной лампой, — произнес я, — а вы спрашиваете, не заметил ли кто-либо ожогов от пороха?

— По этим фотографиям трудно что-либо определить, — проговорил Килер, перетасовывая колоду. — Но вообще-то бездымный порох не оставляет ожогов. А что касается этих треугольных входных ран, то пули, выпущенные с близкого расстояния имеют свойство оставлять более значительные по размеру отверстия неправильной формы из-за выходящих пороховых газов.

Я постучал пальцем по фотографии, на которой была запечатлена голова сэра Гарри с четырьмя отверстиями в черепе.

— Значит, это, вне всякого сомнения, раны от огнестрельного оружия?

— Вне всякого сомнения, — ровным голосом произнес Килер.

Сузив глаза от напряженной работы мысли и от яркого багамского солнца, Гарднер сказал:

— Вы позволите старому проныре дать защите один бесплатный юридический совет?

— Конечно, — заверил я. — Я передам его Годфри Хиггсу.

— Не предъявляйте эту улику, — уныло произнес Гарднер. — Если вы это сделаете, обвинение все равно как-нибудь от нее отделается, найдет нужное объяснение.

— Что же вы предлагаете? — спросил Килер.

Гарднер пожал плечами.

— Пусть они пытаются осудить вашего клиента за то, что он нанес убитому раны дубинкой. Если они получат обвинительный вердикт, вы будете иметь в кармане еще одну улику, чтобы затеять новый судебный процесс.

Килер, закивав головой, улыбнулся.

— Это трюк Перри Мейсона, но я с вами согласен. Я не вижу никакого толку в том, чтобы противоречить их нелепым утверждениям, будто эти четыре отверстия в самой крепкой части черепа, расположенные на расстоянии дюйма друг от друга, являются колотыми ранами.

— У тебя была возможность изучить этот отпечаток пальца, — напомнил я Лену. — Что ты думаешь по этому поводу?

Килер поморщился.

— Я думаю, капитан Баркер больше похож на отличного инспектора дорожной службы, а не на эксперта в дактилоскопии. Целые фрагменты комнаты не были осмотрены на предмет обнаружения отпечатков, а эта пресловутая китайская ширма была вынесена тремя копами в холл прежде, чем даже ее успели покрыть порошком! Одному только Богу известно, сколько грязных лап могли прикоснуться к этой штуке, пока Баркер не обследовал ее спустя целый день.

— Я уж не говорю о тех кровавых отпечатках ладоней, что были смыты со стены, — подхватил я. — Ведь они казались явно меньше, чем ладони де Мариньи, а зачем лишними деталями затруднять дело?

Килер только головой качал.

— Невероятно! Знаешь, Баркер покрыл-таки порошком некоторые кровавые отпечатки, — да только до того, как они успели высохнуть, и это навсегда их уничтожило.

Лен поглядел на Гарднера.

— А вы, представители прессы, заметили, что эти гении из Майами не провели ни одного анализа крови, чтобы удостовериться в ее принадлежности Оуксу?

Тряхнув в изумлении головой, Гарднер пробормотал:

— Это же явная фабрикация!

— Нет, — сказал я. — Это — чертова ловушка!

Гарднер озадачено посмотрел на меня.

— Вы только подумайте, — проговорил Килер с загоревшимся взглядом. — Баркера пригласили как эксперта по дактилоскопии, но все, что он привез с собой — это маленький портативный набор инструментов. У него нет даже специального фотоаппарата.

Для получения фотоснимков отпечатков пальцев требуется особый фотоаппарат, линза которого при фотографировании почти соприкасается с поверхностью.

— Он приехал без фотоаппарата? — изумился Гарднер. — А у местных специалистов такого разве нет?

— Нет, — сказал я. — Хотя, конечно, он мог позаимствовать аппарат у военных летчиков...

— Но он этого не сделал, — зловещим голосом произнес Килер. — Он просто покрыл отпечатки особым составом, снял их и совершенно отшлифовал поверхность.

— Тем самым уничтожив их... — закончил Гарднер с широко открытыми от удивления глазами.

Килер пожал плечами.

— В некоторых случаях, если отпечаток снимается лентой типа «скоч», то после этого остается еще достаточно четкий след, так что можно еще раз покрыть его специальным порошком и сфотографировать... Но у Баркера не было и такой ленты.

— Что? — прошептал Гарднер.

— Он использовал резиновое приспособление, — объяснил я. — А оно стирает отпечаток с поверхности, уничтожая его, в то время как предполагается, что он должен быть сохранен.

— Так или иначе, неважно, откуда, по словам Баркера, он снял этот отпечаток, — сказал Килер, беря со стола нужную фотографию. — Нет и одного шанса из миллиона, что этот был снят с ширмы — в этом я готов поклясться на стопке библий.

— Довольно будет и одной, — заметил я.

— Почему вы в этом уверены? — поинтересовался Гарднер.

Килер встал.

— Убедитесь сами.

Он повел нас в бальный зал, где на том же паркетном полу, на котором вальсировали в прошлый уик-энд герцог с герцогиней, стояла шестипанельная китайская ширма кремового цвета.

— Но ведь... — начал Гарднер. — Не может быть... эта ведь не опалена...

— Я разыскал магазин, в котором леди Оукс приобрела ту ширму, — пояснил я. — И купил точно такую же. Раскраска немного другая, но в целом они идентичны.

Лен даже теперь облокотился на ширму, изучая загадочный рисунок ее оформленной под дерево поверхности; фотография отпечатка была в другой его руке.

— Я взял образцы с каждой закорючки на этой проклятой ширме... и каждый раз я прихожу к тому, что здесь совершенно другая поверхность.

Я кивнул.

— Форма кружков на поверхности, что представлена на их снимке, по-видимому, не похожа на поверхность ширмы.

— На той поверхности либо были капельки влаги, — произнес Килер, нежно, словно ребенок, поглаживая китайскую ширму, — либо она очень отлична от этой.

— Значит, их отпечаток — подделка? — спросил Гарднер.

— Нет, — сказал я. — Подмена.

Писатель стоял, уперев руки в бока, как ковбой, оглядывающий свое стадо.

— Как это? — не понял он.

Я взял у Лена фотографию отпечатка.

— Это мизинец правой руки Фредди, — сказал я. — Прекрасный образец, который им откуда-то удалось снять. Я вчера говорил об этом с Фредди...

В камере на мой вопрос, прикасался ли он к чему-либо во время допроса, граф только пожал плечами.

— Ну, я налил Мелчену стакан воды из графина...

— Он попросил тебя об этом?

— Да, — сказал де Мариньи, энергично закивав головой, затем вздрогнул, словно его внезапно осенило. — Забавно... Сразу же после того, как я налил воды, тот длинный... Баркер... он наблюдал за мной на расстоянии. Так он подошел и спросил: «Все в порядке?» А Мелчен ответил: «Все в ажуре».

А теперь, сутки спустя, Килер высказал предположение, что кружки на поверхности, с которой был снят отпечаток, могли быть растертыми каплями влаги...

— Вы осознаете, что вы говорите? — обратился к ним едва не потерявший дар речи Гарднер. — Выходит, вашего клиента пытаются подставить полицейские, нанятые герцогом Виндзорским?

Я пожал плечами.

— Для меня это не новость. Неделю назад или около того я застал их за тем, что они принуждали свидетеля дать нужные им показания.

Взволновавшись, Гарднер обратился к Килеру:

— Профессор, вы проверяли де Мариньи на детекторе лжи?

Килер взглянул на меня и, безнадежно улыбнувшись, покачал головой.

— Суд запретил это, — объяснил я. — Даже для наших собственных нужд, не говоря уж о том, чтобы принять результаты тестирования как официальную улику. Они также не разрешили применить детектор лжи к другим свидетелям.

Килер осклабился.

— Как бы мне хотелось взяться за Кристи...

— Какая потеря для вашего таланта! — горестно произнес Гарднер.

Я положил ладонь на плечо писателя.

— У Лена полно других способностей, как вы уже сами видели. Он еще провел экспертизу горения клочков постельного белья и подтвердил наш вывод, что убийца пробыл на месте преступления около часа.

— И, боюсь, я уничтожил при этом ценный мебельный гарнитур, — добавил Лен, сморщив лицо в улыбке. — Не знаю, почему леди Диана до сих пор не вышвырнула меня отсюда, не говоря уже о том, чтобы выселить меня из комнаты. О! Позвольте показать вам мое последнее открытие...

Он подошел к столу, на котором еще не так давно были сервированы закуски из крабов и черной икры. Теперь на белой скатерти, покрытой до странности знакомыми покоробленными круговыми образованиями, стоял распылитель инсектицида и стеклянная банка со снятой крышкой на резьбе, вроде той, в которой обычно консервируют овощи, наполненная прозрачной жидкостью. Тут же лежала коробка кухонных спичек и несколько спичечных огарков.

— Я нашел кое-что, что ты разыскивал, — хитро произнес Лен.

— Что ты имеешь в виду? — не понял я.

— Этот распылитель похож на тот, что был найден в комнате сэра Гарри.

— Я бы сказал, что они идентичны, — произнес я.

— Однако обычный распылитель для борьбы с насекомыми не мог быть использован для убийства, — убежденно сказал Гарднер.

— После того, как обвинитель предположил, что этот аппарат мог быть использован для того, чтобы поджечь тело сэра Гарри, не кто иной как Хиггс напомнил, что распылитель был найден наполовину заправленным инсектицидом «Флайдэд», то есть таким, как его оставила горничная. Килер, улыбаясь, поднял вверх распылитель, отвернул крышечку, расположенную снизу, снял ее и положил на стол. Затем он поднял вверх стеклянную банку, словно собираясь произнести тост.

— Ты предполагал, Нат, — начал он, — что горючий материал, пролитый на пол и на сэра Гарри, был не нефтепродуктом, как было заявлено на суде... а спиртосодержащим веществом.

— Верно, — произнес я. — Пламя от горящего бензина закоптило бы потолок ко всем чертям.

— И оставило бы сильный запах, — добавил Гарднер.

— Есть много способов использовать алкоголь в тропиках, — заметил Килер, привинчивая стеклянную банку к распылителю. — Кроме того, что его можно пить, или растирать им себя самого или своего приятеля, он также используется, например, в плитках для приготовления пищи на борту яхты, либо для промывания кистей... вы, вероятно, найдете банку, бутылку или какую-нибудь другую емкость этого вещества в любом сарае, не исключая и ту постройку, что находится рядом с «Вестбурном». Возьмите спички, Нат, и зажгите одну, а потом поднесите ее к наконечнику этого разбрызгивателя...

Он привел в движение поршень, а я подставил спичку под поток спирта, превращенного в парообразную смесь. Вспыхнуло пламя, яркое и голубое.

— Смотрите, — произнес Лен, довольный, словно мальчишка.

Чем энергичнее качал он насосом, тем больше и длиннее становился язык пламени; это было похоже на сработанный в домашних условиях газосварочный аппарат!

— Можно направить пламя в любую сторону, — комментировал Лен. — До тех пор, пока продолжаешь работать насосом.

Когда он, наконец, перестал качать, несколько капель горящего спирта упали с кончика разбрызгивателя на стол, оставляя на нем по мере сгорания кругообразные следы копоти.

— Будь я проклят! — произнес я.

— Вот и твоя паяльная лампа! — заявил Килер, ставя распылитель на стол.

Я рассмотрел его. Кончик разбрызгивателя несколько почернел. Я достал платок и вытер его — он снова стал чистым. Трудно было даже вообразить, что этот безобидный аппарат несколько мгновений назад изрыгал огонь.

— Теперь осталось отвернуть банку со спиртом, водрузить на место емкость с инсектицидом, и у вас в руках — просто распылитель для борьбы с насекомыми.

Я приподнял аппарат.

— А то, что резьба оказалась одинаковой, не является случайным совпадением?

— Возможно. Но даже если бы резьба не совпала, можно было поддерживать банку одной рукой, а качать — другой. Конечно, это не очень удобно, но с этим справился бы и ребенок.

Гарднер с изумлением наблюдал за происходящим.

— Эрл, — предупредил я его, — ни слова об этом в своем репортаже...

Он кивнул, затем предостерегающе поднял вверх палец и произнес:

— Ты тоже держи язык за зубами.

Килер посмотрел на меня и качнул головой. Мы, конечно, расскажем об этом Хиггсу, но Гарднер прав: чем в большем заблуждении относительно подробностей убийства будет пребывать обвинение, тем легче будет Хиггсу добиться пересмотра дела, если это понадобится. С другой стороны, прояснять картину преступления на этом процессе было совсем не в интересах де Мариньи...

— Мне пора, джентльмены, — сказал я. — Лен, когда Ди и Нэнси вернутся с Парэдайз-бич, передай им, что я буду около половины восьмого. Эрл, вы едете со мной на катере?

— Мне хотелось бы остаться и немного побеседовать с профессором Килером, Геллер. Не возражаешь?

— Абсолютно.

Гарднер обратился к Килеру:

— А вы как, профессор?

— Ни в коем случае, — сказал тот. — Видите ли, я большой поклонник Перри Мейсона... Нат, а куда ты направляешься?

Я уже шел прочь от них.

— Мне надо заехать к полковнику Линдопу, прежде чем он сменится в шесть часов, — бросил я через плечо. — Даже теперь, когда мы можем подвергнуть сомнению достоверность отпечатков пальцев, Лен, думаю, нам потребуется заявление Линдопа о том, что Фредди допрашивали утром, а не после полудня...

Через час я уже был на втором этаже полицейского участка, где на пороге кабинета Линдопа я обнаружил маляра из местных, который, накрыв пол подстилкой, наносил последние штрихи к надписи «Майор Герберт Пембертон» на шероховатом стекле двери.

— Простите, — обратился я к маляру. — Разве это не кабинет полковника Линдопа?

— Больше нет, сэр, — ответил тот. — Его перевели.

— Что?

Мужчина пожал плечами и вернулся к букве "н".

Я заглянул в кабинет капитана Сирза, но того также не оказалось на месте. Я поинтересовался у его секретаря насчет Линдопа и получил обескураживающий ответ.

— Полковник Линдоп переведен в Тринидад, — произнес худощавый белый парень с тоненькими черными усиками и надменным взглядом.

— На Тринидад? Когда?

— В начале недели.

— Ну... А какого дьявола?

— Отныне и навсегда, — с тонким сарказмом произнес секретарь и добавил: — Насколько мне известно.

Несколько минут спустя я уже был вверху Джорджия-стрит, топая по каменной лестнице, ведущей к резиденции губернатора, которая чем-то напоминала зачерствевший бело-розовый свадебный пирог. На середине подъема находилась площадка, где возвышалась статуя Христофора Колумба, который, неся свою почетную вахту, стоял, опершись одной рукой на эфес шпаги, а другую положив на бедро. На самом верху лестницы, через бетонный пролет, перед парадным аркообразным входом стоял чернокожий часовой в белой униформе, который справился о цели моего визита. Я сказал, что у меня встреча с секретарем по колониальным вопросам, и тот разрешил мне пройти внутрь.

Когда я отрыл дверь с замысловатым вензелем "Е" и королевским гербом на толстом стекле, я едва не споткнулся о гору чемоданов, сумок и коробок.

Я услышал гулкое эхо шагов в фойе с высокими потолками, стены которого были драпированы обоями под мрамор, а на окнах висели шторы пастельных тонов (без сомнения идея герцогини), и вскоре показался человек, с которым, как я соврал часовому, у меня была назначена встреча — секретарь по колониальным вопросам Лесли Хип. Широкими шагами он приближался ко мне, подволакивая одну ногу. Наследство от первой мировой войны, как мне говорили.

— Как вы пробрались мимо часового, Геллер? — хмурясь, громко спросил Хип.

— Он спросил меня, кто такая малышка Руфь, а я знал правильный ответ, — попробовал отшутиться я.

Однако я напрасно тратил запас своего юмора на Хипа. Белая форма, вероятно, была намного остроумнее ее хозяина — внешне ничем не примечательного сорокапятилетнего профессионального вояки.

— Если вы по-прежнему питаете иллюзии в отношении того, что его королевское высочество удостоит вас своей аудиенцией, — внушительно начал Хип, — то вы только напрасно тратите свое и мое время.

— Тогда мы побеседуем с вами, — сказал я и тут же задал вопрос: — Что, черт возьми, произошло с полковником Линдопом?

— Ничего с ним не произошло. Он попросил перевести его на некоторое время, и губернатор удовлетворил его просьбу.

— Но он, конечно, вернется к началу суда над де Мариньи, — предположил я.

— Искренне в этом сомневаюсь — ведь в военное время такие проблемы с транспортом; кроме того, новые обязанности Эркина Линдопа как комиссара полиции Тринидада вряд ли позволят ему оставить свой пост.