Пятый Иностранный Легион (№3) - Когорта Проклятых

Лицо Деница фон Пулау омрачилось.

— Что ж, будь по-вашему, господа. — В слово «господа» Генеральный Консул вложил все своё неодобрение. — Оружие — сабли. Можете выбирать.

По знаку Хаузера Суартана выступил вперёд, ординарец майора присоединился к нему. По традиции оружие должны были выбрать слуги. Чрезмерная заинтересованность дуэлянтов к выбору оружия считалась неприличной и вызвала бы непременную критику со стороны нейтрального арбитра. Хотя Дениц фон Пулау и не был приверженцем дуэлей, он не смог бы проигнорировать факт грубого нарушения кодекса.

Суартана возвратился с. саблей в руках. Она оказалась тяжелее, чем ожидал Хаузер, с широким, слегка изогнутым, острым, как бритва, лезвием.

Задолго до начала эры освоения космоса оружие, подобное этому, играло ведущую роль в сражениях. Теперь же это было не больше чем пережиток прошлого, дань традиции. Офицеры носили холодное оружие как часть форменной одежды, не более, в бою пользы от него не было никакой.

Впрочем, на некоторых мирах, включая и Лаут Безар, дуэли были широко распространены, составляли часть традиций и являлись испытанием храбрости и мужества. Едва ли существовал лучший способ показать личную отвагу, чем встреча лицом к лицу с противником с клинком в руках.

Хаузер проверил лезвие на упругость, сделал несколько быстрых взмахов и удовлетворённо кивнул. Сабля была безарианского производства, бесподобная сталь, изготовленная мастерами Джакарта Бару. Прекрасное оружие, изящное и смертоносное.

— Если позволите, господа, то по традиции схватка будет вестись до первой крови, — начал Депиц.

— Что?! — голос майора Нойбека, словно удар хлыста, разрезал утренний воздух. — Это ещё одна из ваших уловок, Хаузер? Я требую, чтобы поединок вёлся до angenommen aufgeben[42].

Хаузер открыл было рот, чтобы дать отпор обидчику, но его опередил дипломат:

— Разве вас не удовлетворит пролитая кровь, майор Нойбек? Мне кажется, что…

— Angenommen aufgeben! — оборвал его Нойбек. Дениц взглянул на Хаузера.

— Что ж, пусть так, — отозвался тот.

Лейтенант оценил поступок пожилого дипломата, но все же чувствовал лёгкое раздражение по поводу его вмешательства. Получалось так, словно он пытался спастись, изменив ранее оговорённые условия поединка.

Условие «angenommen aufgeben» — «до принятой сдачи», требовало продолжения схватки до тех пор, пока обе стороны согласны на это. Безжалостный дуэлянт мог вести бой до смерти противника, хотя такое случалось редко. Но в данном случае Нойбек получал возможность сильнее унизить своего соперника, возможно, даже серьёзно ранить его, прежде чем принять просьбу о пощаде, а не просто легко добиться первой крови, что в большинстве случаев считалось достаточным для решения вопросов чести.

Хаузер понимал, что в серьёзном бою на саблях ему будет очень трудно тягаться с Нойбеком, но он знал и то, что только в таком поединке он сумеет раз и навсегда доказать, что не трус и не бежит при первой опасности.

— Итак, — заключил Дениц, — поединок ведётся до взаимоприемлемой сдачи одной из сторон. Прошу вас, господа, занять свои позиции… Начали!

Дипломат отошёл в сторону. Хаузер принял боевую стойку фехтовальщика. Во время учёбы в Академии он не раз сражался на саблях, причём делал это очень неплохо, став к моменту оконча ния курса одним из лучших саблистов. Но до уровня Эриха Нойбека ему было далеко.

Поединки в Академии разительно отличались от нынешнего, они проводились по спортивным правилам, с использованием тупого оружия, защитного снаряжения и электронной системы подсчёта очков. Сейчас же ему предстояло биться с человеком, вооружённым боевым клинком и лютой ненавистью.

Нойбек ритмично и изящно взмахивал саблей, как бы оценивая силы соперника. Стиль фехтования майора являлся ярким отражением его натуры. Уравновешенный и педантичный, он не спешил бросаться в атаку, предпочитая сначала как следует узнать противника. Его осторожный метод в корне отличался от того, как вели бой отчаянные смельчаки на турнирах в Академии, стремящиеся продемонстрировать свою ловкость перед публикой. В длительной схватке именно осторожность способствовала успеху, возможности повергнуть противника… или убить.

Хаузер отбил клинок майора и сделал резкий выпад, стараясь перехватить инициативу. Если он позволит Нойбеку соблюдать такой неторопливый темп, то несравненно больший опыт и выдающееся мастерство владения клинком, несомненно, принесут его врагу победу. Но если заставить его постоянно менять скорость, то замедляя, то убыстряя движения, особенно в начале поединка, пока они оба полны сил, то может, ему и повезёт. Нойбек был старше его на семнадцать лет, однако молодому лейтенанту не приходилось рассчитывать на свою выносливость. Майор — в отменной форме, подтянут и ловок.

Нойбек отпрыгнул в сторону, без труда увернувшись от клинка Хаузера. Злорадная улыбка на его лице выражала невысокое мнение записного дуэлянта о тактике противника. Внезапно он сам бросился в атаку, и Хаузеру пришлось мобилизовать все свои способности и силы, чтобы отразить шквал резких ударов и выпадов. Начать контратаку казалось невозможным — оставалось лишь поспешно блокировать удары, полностью отдав инициативу в руки Нойбека.

Очередной выпад майора достиг цели, и Хаузер сдавленно вскрикнул, когда сабля противника рассекла ему правую руку чуть выше локтя. Нойбек отступил назад, насмешливо поглядывая на своего соперника.

— Может быть, достаточно, Хаузер? — процедил он с издёвкой. — Если вы бросите свой меч и обратитесь в бегство, я, пожалуй, не стану вас преследовать. Бежать с поля боя — это ведь так характерно для вас.

По голосу Нойбека было слышно, что он даже не запыхался.

Хаузер не собирался тратить время на пустую болтовню. Отрицательно покачав головой, он пытался не замечать боли и не смотреть на тонкую струйку свежей крови, сочащейся из раны на руке. Майор тут же возобновил атаку, удвоив количество ударов. Один из них едва не попал в лицо Хаузеру, просвистев в сантиметре от щеки. Лейтенант попытался блокировать, но на этот раз Нойбек не отступил, а подался всем телом вперёд, стремясь выбить клинок из рук противника. Несколько секунд они стояли, с ненавистью глядя друг на друга над скрещёнными саблями. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Хаузер резко отшатнулся влево. Нойбек с ловкостью кошки занял исходную стойку, однако лейтенант успел воспользоваться незначительным преимуществом и полоснул снизу вверх по бедру майора. Разрез оказался не очень глубоким, он не шёл ни в какое сравнение с раной на руке Хаузера, тем не менее это была бесспорная удача. Мысль о том, что майор вовсе не так неуязвим, как казалось раньше, подняло Хаузеру настроение.

Нойбек отступил на шаг назад, во взгляде его появилось нечто новое, возможно, даже оттенок уважения. Они вновь скрестили клинки, но агрессивный порыв уступил место осторожности.

Теперь вперёд бросился Хаузер. На мгновение некоторое смятение поколебало сосредоточенность Нойбека. Однако он довольно легко, как бы играя, отразил выпады Хаузера и немедленно перешёл к контратаке. Уступив инициативу, лейтенант отразил три мощнейших удара, затем четвёртый и бросился на майора, однако уже через считанные секунды пятился назад, теснимый превосходящим по мастерству соперником. Ему удалось отпрыгнуть и оказаться вне досягаемости майора, применив классическую тактику уклонения. Этот приём, больше характерный для поединка на рапирах, тем не менее возымел успех. Нойбек, вынужденный перенести тяжесть тела на раненую ногу, скорчился от боли и медленнее, чем обычно, вернулся в основную стойку.

Большого преимущества лейтенант не получил, его раненая рука ныла все сильнее и сильнее. Каждый блок причинял страдание, рукоять сабли, ставшая липкой от крови, грозила выскользнуть из рук. Очередной натиск Нойбека прорвал оборону. Клинок впился в правое предплечье, оставив неглубокую, но болезненную рану. Хаузера отбросило в сторону, при перекате он больно стукнулся коленом о землю. Перехватив саблю левой рукой, лейтенант успел парировать ожесточённый рубящий удар, направленный ему в голову. Когда Нойбек отступил, оп неуклюже поднялся и занял оборонительную позицию.

Язвительная ухмылка скривила губы майора, без сомнения, он полагал, что его противник попал в ловушку: действуя левой рукой, он долго не продержится. Лишь немногим было известно, что Вольфганг Хаузер одинаково свободно владел обеими руками. В Академии ему редко удавалось пользоваться своим умением, однако он достаточно практиковался в тренировочном зале фамильного поместья фон Земепштейн-Буратов под руководством инструктора метиса Отто Фехиата, который, как и Суартана, служил трём поколениям их рода.

Сейчас он получил некоторое преимущество. Вести бой с левшой непривычно и всегда представляет немалые трудности. В данной ситуации опыт Нойбека мог сыграть с пим злую шутку. Впрочем, у него не одно, а даже целых три преимущества: самоуверенность майора и его раненая нога также помогут его противнику, если тот сумеет правильно воспользоваться ими. Впервые у Хаузера появился шанс одержать победу в поединке.

Однако боль в правой руке не давала ему покоя. Ещё немного, и никакие преимущества не спадут его.

Нойбек пошёл в атаку, захватив лейтенанта врасплох. Тот попятился назад, теснимый противником, споткнулся и едва не упал на клумбу. Отразив серию рубящих ударов, Хаузер про себя выругался. Судя по всему, единственный, кто пострадал от излишней самоуверенности — это Вольфганг Лари Хаузер фон Земенштейн-Бурат. Собравшись с силами, он в свою очередь перешёл в наступление, правда, менее изящно, чем майор, но достаточно напористо, чтобы заставить того отступить.

Почувствовав некоторую уверенность, Хаузер решил не форсировать события. В данный момент ему нужно было выиграть время и перехватить инициативу. Нужно соблюдать осторожность, а не сломя голову бросаться вперёд и погубить с таким трудом добытое превосходство. Инструктор Фехиат неоднократно повторял, что самым серьёзным недостатком его ученика является нетерпеливость. Из памяти лейтенанта ещё не стёрся бой на звание чемпиона Академии, который он проиграл только потому, что позволил ярости взять верх над осторожностью. Картипы давнего поединка всплыли перед его глазами, на время отодвинув настоящее. Они словно внушали Хаузеру, что он не должен допустить подобной ошибки.

Соперники вернулись на исходные позиции и долгое время мерили друг друга взглядами. Майор сильно вспотел, дыхание его участилось, однако выглядел он все же лучше, чем Хаузер. Прищурив глаза, Нойбек сосредоточенно рассматривал своего противника оценивающим взглядом. Судя по всему, он уже расстался с надеждой на лёгкую победу.

Хаузер первым бросился вперёд, подавляя, нанося удары, увеличивая темп, заставляя Нойбека опираться па раненую ногу. Майор вроде как дрогнул, затем внезапно сменил тактику и встретил изобретательный выпад лейтенанта жёстким блоком. Клинки зазвенели, на щеке Хаузер почувствовал горячее дыхание соперника. Нойбек переместил вес па здоровую ногу, его сабля скользнула вниз и прижала к земле клинок лейтенанта. Тот попытался провести обводку… но неожиданно оружие выскользнуло у него из рук и покатилось по траве, сверкая в лучах утреннего солнца.

Сабля валялась в пяти метрах, слишком далеко, чтобы он смог дотянуться… Холодная сталь коснулась горла. Опустив глаза, Хаузер увидел клинок майора, кончик которого упирался в его сонную артерию.

— Сдаёшься? — холодно спросил Нойбек.

— Сдаюсь, — прохрипел Хаузер, с трудом заставив себя выговорить это единственное слово.

Несколько долгих секунд лезвие оставалось в том же положении, словно Нойбек преодолевал себя. Затем майор опустил клинок и, безучастно пожав плечами, отвернулся.

— Капитуляция принята, — бросил он и зашагал к брату, небрежно передав саблю слуге-индомейцу.

Казалось, Нойбек уже выкинул поединок из головы.

Стиснув зубы в яростном бессилии, Хаузер поднял с земли своё оружие. Он был крайне расстроен поражением. Этот человек даже не потрудился соблюсти традиционные формальности, предписанные каждой из сторон при поединках чести.

Фридрих Дениц растерянно посмотрел на Нойбеков, в не меньшей степени озабоченный тем, что нарушены правила дуэли. Он выступил вперёд, осторожно взглянул на Хаузера, затем нарочито громко откашлялся и обратился к майору:

— Гм… господин фон Лембах-Терранг… Теперь, надеюсь, вы согласны с тем, что фрайгерр фон Земенштейн-Бурат не является трусом?

Повисла долгая пауза. Наконец Нойбек поднял глаза на Хаузера, затем посмотрел на Деница и неожиданно разразился грубым злорадным смехом.

— Кукла не может трусить, — ответил он, не переставая ухмыляться. — Фрайгерр Хаузер слишком глуп, чтобы быть трусом… такой же слабоумный, как и его мать.

Оскорбительные слова и злорадный смех переполнили чашу терпения и без того едва сдерживающего ярость Вольфганга. Что-то внутри у него оборвалось…

— Ах ты, дьявол! — закричал он и, оттолкнув в сторону Деница, бросился на обидчика. — Ты заплатишь мне за это!

Бешенство затуманило его разум, заставило забыть обо всем, кроме жгучей ненависти. Ослеплённый жаждой отмщения, он едва ли соображал, какое смертельное оружие держит в руках. Хлюпающий звук от погружения в плоть клинка заставил его отрезветь. Но было слишком поздно…

Нойбек пошатнулся, схватившись руками за стальное лезвие, и медленно осел на землю.

Сабля Хаузера вошла в горло обидчика. Кровь хлестала из рассечённой сонной артерии. На секунду все застыли, ошеломлённые случившимся. Мизансцену нарушил доктор. Он опустился на одно колено возле скрюченной фигуры майора и, подняв левую руку, взволнованно заговорил в микрофон браслета:

— Срочно «скорую помощь» к Резиденции Деница! Как можно быстрее! Опасность для жизни!

Хаузер безучастно наблюдал за суетой, словно был случайным свидетелем. Сабля выскользнула из его безжизненно повисшей руки и звякнула о каменные плиты двора. Дениц с Суартаной взяли его под руки и повели к зданию Резиденции. Он не сопротивлялся.

Лишь услышав истерический голос младшего Нойбека, лейтенант остановился.

— Это так тебе не пройдёт, Хаузер, — гневно вопил обер-лейтенант. — Ты ответишь за все! Слышишь ты, грязный убийца?!

Глава 6

Хороший легионер стремится найти в Легионе что-то для себя. Если у него есть прошлое, о котором необходимо забыть, если он хочет начать жизнь заново, то, при условии отменного здоровья и неплохой физической формы, он не ошибся в выборе и добьётся успеха вместе с нами.

Полковник Р. Форсэн, Французский Иностранный Легион, 1984.

Кабинет Резиденции Генерального Консула был отделан панелями из тёмного дерева. Помещение вполне соответствовало унылому настроению Вольфганга Хаузера. Он сидел в кресле с прямой спинкой у длинного стола из калджуджатового дерева[43], привезённого Деницом с Лаут Безара. Низко опустив голову, лейтенант уставился невидящим взглядом в угол комнаты.

Он чувствовал присутствие Суартаны, но не поворачивался к индомейцу. Сержант беспокоился о его раненой руке, но Хаузер отмахнулся от его вопросов. Вот и теперь уже долгое время они молчали, тишину нарушала лишь сирена «скорой помощи», увозившая Эриха Нойбека.

Прошло несколько тягостных минут, прежде чем появился Дениц. Хаузер с надеждой взглянул на дипломата, но Генеральный Консул только покачал головой.

— Плохие новости, Вольф, — медленно проговорил он. — Время упущено. Теперь его уже не оживить.

Слова Деница развеяли последнюю надежду, которая слабо теплилась в душе Хаузера. Медицина таких миров, как Робеспьер, могла в буквальном смысле творить чудеса, даже страшная рана, которую он нанёс майору Нойбеку, не смутила бы медиков отделения регенерационной терапии. Но они не сумели выполнить основное условие — вовремя доставить пострадавшего в госпиталь. До прибытия «скорой помощи» раненого необходимо было поместить в регенерационную камеру, которой в Резиденции не нашлось. Теперь рассчитывать не на что. Эрих Нойбек мёртв.

— А что с его братом? — спросил Хаузер, пряча глаза.

— Вальтер остался с телом. Он одержим идеей свести с вами счёты. Они были очень близки.

Хаузер хмуро кивнул:

— И что он собирается предпринять? Пошлёт мне вызов? Или обратится к закону?

— Едва ли он найдёт там сочувствие. Нойбек спровоцировал вас, — ответил Дениц. — Любой суд уро оправдает ваш поступок, поскольку майор попрал существующие традиции. Вы защищали свою честь, он же продолжал оскорблять вас.

— К сожалению, мы не на Лаут Безаре, здесь не будет никакого суда уро, — хмуро заметил Хаузер. — Я имею представление том, как на Робеспьере относятся к аристократии.

— Но оскорбление вам было нанесено на территории нашего государства, — возразил Генеральный Консул. — У властей Робеспьера нет юрисдикции… но на планете нет института власти Лаут Безара, куда Нойбек мог бы обратиться с жалобой. Дело может быть оспорено в военно-полевом суде, однако широкая огласка непременно затронет интересы нашего общего знакомого фон Падапг Тенгаха.

— Который, если мне не изменяет память, женат на одной из представительниц рода Нойбеков, — закончил начатую дипломатом мысль Хаузер.

— Более вероятно то, что решит послать вам вызов от своего имени, — продолжал Дениц. — Но Вальтеру ох как далеко до мастерства братца. Вы, пожалуй, легко одолеете его на дуэли.

Суартана хрипло заметил:

— Может быть, вы и победите, туан, но ведь вы понимаете, что на этом не закончится.

— Да уж, — Хаузер откинулся на спинку стула. — В обширных родственных связях среди высших военных у Нойбеков найдётся не один десяток приверженцев, не исключая даже самого полковника.

— Кроме того, Паданг Тенгаха едва ли обрадует, если между вами и рядом офицеров возникнет непримиримая вражда. Вы ведь знаете, что клан Нойбеков способен превратить этот инцидент в открытую вражду. Все поединки будут вестись насмерть… а не до капитуляции. Поэтому вы либо погибнете на дуэли, либо вынуждены будете убивать офицеров одного за другим, пока полковник не решит предать вас военно-полевому суду.

— Не стоит также забывать и о том, что фрайгерр Нойбек не всегда выбирает достойные методы, — несколько смущённо, но решительно добавил Суартана. Индомейцы обычно избегали подвергать сомнению честь любого уро, но смысл слов сержанта был достаточно очевиден. — Если обер-лейтенант действительно решится мстить вам, туан, то может запросто устроить засаду с кем-нибудь из верных людей.

— Вальтер Нойбек — человек чести, — возразил Хаузер, но предостережение верного слуги принял к сведению. — Однако альтернативы нет…

В душе он ругал себя за несдержанность, заставившую его броситься на Эриха Нойбека. Его поступок перечёркивал все, во что он верил. Вольфганг Лари Хаузер фон Земенштейн-Бурат погубил больше, чем просто человеческую жизнь. Честь, репутация, как его, так и его рода, умерли на выложенной камнем площадке вместе с майором.

— А ведь я предупреждал вас, Вольф, — сказал Дениц. — Вы слишком беспокоились о позоре трусости, но то, чего вы добились, ещё хуже. Неизмеримо хуже.

Хаузер поднял голову и заглянул в глаза пожилому дипломату.

— И что же вы можете предложить мне, фрайгерр Дениц? — тихо спросил он. — Что бы вы сделали на моем месте?

Тёмные глаза Генерального Консула сделались грустными:

— Здесь для вас, Вольфганг, больше ничего не осталось. Дом, семья… всего этого уже нет. Если вы останетесь и начнёте сражаться, защищая своё имя, этим вы только приговорите себя к смерти, а мне очень не нравится, когда кто-то бесцельно теряет жизнь.

— Так что же тогда? — спросил Хаузер.

— Покиньте Робеспьер. Оставьте все это… и найдите новое применение своей жизни. Вот мой совет.

— Так просто взять… и забыть про свою честь? Про доброе имя моей семьи? Не уверен, что смогу пойти на это.

Совет Деница противоречил всем жизненным убеждениям Вольфганга Хаузера.

— Иначе вам предстоит умереть. Неужели вы не поняли? Неважно, как вы умрёте — на бесцельной дуэли, по приговору военно-полевого суда или же в одну из ночей на вас нападёт шайка бандитов. В любом случае вы умрёте. Так что ещё раз повторяю — уезжайте. И побыстрее.

— Но деньги и связи фон Лембах-Террангов позволят им найти моего господина практически где угодно, — вмешался Суартана. — Безопасно ли нам оставаться в пределах Содружества?

Дениц задумался.

— Хороший вопрос, Суартана. Очень разумный вопрос. — Долгое время он молчал. — Есть только один вариант, над которым вам и стоит задуматься, Вольфганг, — наконец заговорил он, начав издалека. — Но он в корне изменит вашу жизнь.

— Похоже, все, что я делаю, меняет мою жизнь именно таким образом, — невесело улыбнулся Хаузер. — Так что же это такое?

Дипломат несколько секунд молчал. Затем он тихо продолжил:

— Есть на свете место, куда люди могут бежать от своих проблем, где они имеют шанс стать совсем другими, если пожелают. Это — военная единица Содружества Земли, но она принимает в свои ряды всех, кто подходит её требованиям. У них очень жёсткий отбор… но, думаю, вы им подойдёте… если, конечно, захотите попробовать.

— Пятый Иностранный Легион… Вы имеете в виду его? — медленно и осторожно произнёс Хаузер.

Пятый Иностранный Легион был одним из наиболее знаменитых воинских формирований землян, боевой единицей, в которой поддерживались романтические традиции, уходящие своими корнями в глубь веков. О нем слагались легенды, но никто не мог с точностью утверждать, что они не соответствуют действительности. Традиционно это было прибежище отщепенцев со всего Содружества, безопасное место, где рекруты получали новые имена и исчезали в анонимности военной жизни. Вербовщикам было наплевать, какие причины толкнули человека подписать контракт, даже если он бежал от закона, преследовавшего его за длинный список преступлений. Главное, чтобы он стал хорошим солдатом. Легион защищал своё достояние, каким бы оно ни было.

Вольфганг Лари Хаузер фон Земенштейн-Бурат рассмеялся бы при мысли о том, что он может стать легионером[44]… но человек, в приступе ярости убивший майора Нойбека, запятнавший этим поступком своё имя и честь, прекрасно впишется в ряды отбросов общества. Возможно, ему даже удастся искупить свои грехи…

— Вы всерьёз полагаете, что у меня есть шанс? — спросил Хаузер.

— Ну, для этого, конечно, мало иметь крепкие мускулы, — сказал Дениц. — Но ведь вы прошли подготовку в Военной Академии. Уже одно это, при прочих равных условиях, ставит вас впереди большинства новобранцев. Вы можете получить должность НСО, если результаты тестов покажут, что вы способны руководить людьми…

Хаузер пожал плечами.

— После Терона я уже не уверен в том, что гожусь на роль командира, — угрюмо буркнул он. — Хотя, впрочем, сейчас это уже не играет роли. — Он замолчал и нахмурился, пристально вглядываясь в лицо дипломата. — Почему вы так уверены, что все получится, фрайгерр? Вы имели прежде какие-либо дела с Легионом?

Дениц отрицательно покачал головой:

— Не я. Но когда-то у меня был брат… много лет назад он вступил в Легион. Он решился на это после ссоры с отцом. И он… так и не вернулся домой. Но он делился со мной массой впечатлений, полученных им на службе. Мой брат утверждал, что хоть там и тяжелее, чем где бы то ни было, однако щедро окупается как в материальном плане, так и за счёт духовного единства с товарищами.

Дипломат некоторое время молчал, устремив глаза куда-то вдаль, затем вновь взглянул на Хаузера:

— Я гордился им, Вольфганг… Многие говорили, что он пренебрёг нашими традициями, но все равно гордился… Вы понимаете меня?

Хаузер решительно кивнул:

— Думаю, да, фрайгерр. Надеюсь, что вы сможете испытывать гордость и за меня… даже после всего того, что я натворил сегодня. Впервые после дуэли он почувствовал, что у него есть будущее. Он вступит в Пятый Иностранный Легион и начнёт новую жизнь. Возможно, придёт такое время, что и стоящий рядом пожилой человек, и его семья смогут гордиться Вольфгангом Лари Хаузером фон Земенштейн-Буратом.

— Имя?

— Вольфганг Лари Хаузер фон Земепштейн-Бурат.

— О, Господи… ну и имечко тебе досталось, — усмехнулся НСО, отрываясь от терминала компьютера. Сержантские нашивки на его мундире не обманули Хаузера — он уже знал, что звания и чины в Легионе сильно отличались от принятых в армии его родины.

— Неужели ты, парень, думаешь, что мы так и будем тебя звать?

— Можно просто Вольфганг Хаузер, сэр, — спокойно произнёс он в ответ.

Хаузер говорил медленно и осторожно, тщательно подбирая слова. Ему давно уже не приходилось пользоваться терранглийским, и многие годы он не обращался к компьютерным курсам, чтобы освежить свои знания. Однако в целом он говорил неплохо.

— Не «сэр», — заметил сидящий за столом вербовщик. — Просто «сержант». «Сэра» прибереги для офицеров, политиков, журналистов и прочего никчёмного сброда.

Сержант ввёл в компьютерную базу данных имя Хаузера.

— Ты гражданин Содружества?

— Нет. Я — с Лаут Безара.

— Ах, вот как, значит… из беженцев, — вербовщик пристально посмотрел ему в лицо. — Послушай, парень, не в моих правилах так просто, отказываться от новобранца. Нам нужны свежие люди. Но если ты хочешь присоединиться к нам, теша себя мыслью вступить в бой с убренфарами, то лучше запишись в безарианскую армию, которую формируют в окрестностях столицы. Ведь нет пикакой гарантии, что воинские соединения Содружества примут участие в конфликте. Ещё менее вероятно, что после прохождения Основного курса тебя направят в район твоего систерма. Ни один, даже самый опытный картёжник не знает наперёд, как повернётся игра, понимаешь?

Хаузер пожал плечами:

— Я не делаю ставок, сержант. К тому же у меня есть личные причины, заставившие меня вступать в Легион…

Сержант понимающе кивнул:

— Что ж, что бы ты ни натворил, Легион позаботится о тебе. Мы сумеем защитить твою неприкосновенность… если ты сам не хочешь, то тебе нет необходимости рассказывать кому-либо о своём прошлом. Но сейчас придётся обо всем сообщить.

— Пожалуйста, если вам угодно, сержант, — ответил Хаузер.

Несмотря на решение, которые он принял по. совету Генерального Консула, он чувствовал какую-то душевную пустоту, словно все происходило с ним во сне.

Генеральный Консул Дениц помог ему решить практические вопросы, он послал запрос в службу вербовки новобранцев на Робеспьере и вызвал летомобиль, который должен был забрать Хаузера с территории консульства. У него оставался всего час времени, чтобы забрать из гостиницы самые необходимые вещи. Ничего особо ценного у Вольфганга с собой не было, кроме того, Дениц предупредил его, что Легион не позволяет новобранцам иметь слишком много личных вещей. Он должен был распрощаться с тем, что связывало его с прежней жизнью. Это был почти символический жест, расчищающий путь для карьеры в Легионе.

Только с одной проблемой Хаузер оказался, не в силах справиться. Верный Радья Суартана непременно желал тоже вступить в Легион, стремясь и дальше сопровождать своего господина. Несмотря на протесты и приказы Хаузера, индомеец твёрдо стоял на своём. Даже когда вербовщики объяснили ему, что, вполне возможно, в Легионе им не удастся находиться рядом, великан-сержант не отказался от своего намерения. Долгие годы он служил семье, которая поручила ему опекать Вольфганга, и в любых обстоятельствах обязан был сохранять верность долгу.

В каком-то смысле упрямство Суартаны приносило облегчение. В глубине души Хаузер был далёк от мысли полностью порвать с прошлым, непоколебимая верность индомейца придавала силы и вселяла уверенность на пороге серьёзных жизненных испытаний.

Пилот летомобиля, присланного Легионом, — в форме капрала, с лицом, покрытым многочисленными шрамами, к удивлению Хаузера, принадлежал к расе уро, являясь представителем одного из родов Старой Европы. Волосы ветерана были тронуты сединой, а каждая из нарукавных нашивок указывала на завершение очередного пятилетнего срока пребывания в Легионе. На вопрос Деница капрал ответил, что подходит к концу уже шестой такой период. Вербовкой добровольцев занимались в основном те легионеры, возраст которых подходил к отставному, и этот человек не являлся исключением.

Несмотря на огромный срок армейской службы, капрал неплохо относился к гражданским лицам. Он был вежлив с Деницем, немногословен и деловит с Хаузером и Суартаной.

Они вручили капралу свои идентификационные диски, затем сели в кабину летомобиля, которому предстояло примерно через час доставить их на военную базу Содружества, расположенную в окрестностях главного космопорта Робеспьера.

База занимала огромную территорию. Строения окружал каменный забор с колючей проволокой. Над единственными воротами сияла надпись «Le-gio Patria Nostra» — «Легион — наша родина», один из многих неофициальных девизов Пятого Иностранного. Капрал проводил двух новобранцев в комнату ожидания, расположенную на первом этаже, где оставил их и ушёл проверять идентификационные диски.

Хаузер воспользовался предоставленным временем, чтобы изучить окружающую обстановку.

Просторное помещение было по-спартански скудно и просто обставлено, белые стены резко контрастировали с полом из жёлтого паркета. Разглядывая развешанные на стенах голопики со сценами боев на отдалённых мирах, он вновь вспомнил ужасную бойню на Тероне. Было что-то притягивающее в суровых лицах бойцов, что-то, затрагивающее самые глубины души, где скрывалась тяга к романтике и приключениям. Эти картины завораживали, приглашали заглянуть вглубь загадочного и неизведанного, которое притягивало к себе властной силой.

Однако времени поразмышлять над этим вопросом у Вольфганга не оказалось. Появился капрал, махнул рукой Хаузеру и кивнул в сторону двери. НСО громко постучал, изнутри раздался голос:

— Войдите!

И вот Хаузер сидит на жёстком стуле и смотрит через широкий загромождённый папками с бумагами стол на проницательного и насторожённого человека. Как и капрал, доставивший его на базу, занимающийся набором в Легион, сержант был пожилым ветераном, с короткими седеющими волосами и словно высеченным из камня лицом.