Записки непутевого опера

      Планерка была в самом разгаре, как дверь в кабинет вдруг распахнулась и на пороге появился полковник Беляков. Подойдя к столу, он бесцеремонно уселся в кресло и, окинув всех сидящих хитрющим взглядом, задал вопрос:
      – А скажите мне, пожалуйста, товарищи оперативные начальники, как часто вам в кабинет звонят ваши агенты?
      Все "оперативные начальники" замерли. Кто знает, какой подвох кроется в вопросе Беляша. Скажешь "часто" – обвинит в нарушении конспирации в работе с агентами. А скажешь, что "совсем не звонят", начнет расспрашивать, мол, как вы вообще с ними постоянную связь поддерживаете. Как ни ответь, все одно плохо. И начали все по очереди плести всякую ахинею, из которой следовало, что агенты вроде бы и не звонят на служебные телефоны, но в то же время вроде бы как и звонят. Правда, не каждый день, а так – иногда.
      В конце концов полковнику надоело слушать фантазии своих подчиненных, и он рассказал присутствующим о том, что сам только вчера узнал от Китайца. Про Китайца он, конечно, ничего не сказал, а идею о суперновом способе связи с агентами по специальному телефону выдал как собственную, выстраданную и вымученную за долгие, бессонные ночи.
      Первым на сказанное отреагировал начальник. Он стал нахваливать полковника, не забывая вставлять в свою речь хитро-мудрые обороты, расхваливая дальновидность и острый ум нового зама по оперативной работе. Остальные присутствующие тоже бросили "по паре копеек" в общую "копилку" заслуг Николай Николаевича. А тот сиял, словно пасхальное яичко на великий праздник.
      И с этого дня началось.
      Сначала долго думали, как всю эту затею обозвать, чтобы было доходчиво и просто. После долгих мучений пришли к общему знаменателю и решили, что сей новый канал связи с негласными сотрудниками будет называться "телефон доверия". Почему доверия? Да все потому, что существующий телефон дежурной части для этих целей использовать было никак нельзя. Во-первых, дежурка и без того была перегружена звонками, а если туда еще и агенты начнут названивать… Дежурный точно рассудком подвинется, пока свою смену отстоит. Сажать за тот телефон оперов тоже вроде как расточительно. И поэтому было решено применить современные научные достижения в области электроники и кибернетики.
      На ту пору в райотделе полиции работал талантливейший мужик, бывший военный инженер-электронщик – Толик. Он-то и изобрел, и не только изобрел, но и спаял какую-то хитро-мудрую электронную штуковину на микросхемах, которая, будучи подключенной к обычному катушечному магнитофону, при звонке автоматически включала на запись тот самый магнитофон. Все, что говорил абонент, записывалось на пленку. Как только абонент клал трубку, магнитофон тут же отключался и автоматически переходил на дежурный режим.
      Когда вся эта "автоматизация" наконец-то была сделана, настроена и отрегулирована, Беляш решил ее испытать. Переодевшись в гражданскую одежду, он вышел из здания и, дойдя до ближайшего телефона-автомата, набрал заветный номер.
      – Раз, раз, раз! Внимание, внимание, – приглушенно произнес он в трубку. – Производится испытание линии связи телефона доверия. Проверка связи, проверка связи.
      Вернувшись, он прямым ходом пошел в тот самый небольшой кабинет, где был установлен магнитофон. А там уже толпилось все руководство оперативных служб. Запись с пробным звонком прокручивали раз за разом, а довольный полковник не мог не нахвалиться новшеством, которое с этого дня будет денно и нощно работать на благо оперов, во вред всему преступному миру.
      В тот же день начальник райотдела отдал распоряжение, которое предписывало всем оперативным работникам в течение недели встретиться со всеми своими негласными сотрудниками, коих надо было обучить навыкам пользования телефоном доверия. С этого дня все ссылки оперов на то, что их агенты не могут до них дозвониться в самый нужный момент, отметались на корню. Комната, где был установлен магнитофон, опечатывалась мастичной печатью и каждое утро вскрывалась, для того чтобы можно было прослушать имеющиеся на ленте записи.
      Ответственным за ту "комнату смеха", как ее позже прозвали опера, назначили старшего оперуполномоченного по особо важным делам Белагурова. Один хрен, толку от него на прежнем месте работы было никакого. Глядишь, хоть тут себя проявит с положительной стороны.
      Так уж получилось, но уехал после всего этого Беляков на какие-то там сборы, которые устроили для вновь назначенных милицейских руководителей, и не было его в Москве с неделю. Все это время Белагуров добросовестно ходил по утрам в "комнату смеха" и проверял, что там такого наговорили агенты. Но, увы, звонков не было вообще.
      Засомневавшись в том, что аппаратура работает, старший оперуполномоченный по особо важным делам сходил до ближайшего таксофона и выдал с него контрольный звонок. Ничего подобного, аппаратура работает без сбоев, как ей и положено. На всякий случай доложил обо всем начальнику райотдела. Но тот был занят подготовкой какой-то справки для коллегии и эту информацию пропустил мимо ушей.
      Вернувшийся Беляш первым делом решил узнать, как там обстоят дела с телефоном доверия. Но Белагурову докладывать было нечего, и в свое оправдание он показал журнал учета поступивших звонков, в котором не было ни единой записи. Николай Николаевич тут же выпустил пар на бедного опера, но тот перевел все стрелки на начальника райотдела. Мол, докладывал я ему обо всем этом, но реакции с его стороны совсем никакой нет.
      Поняв, что любое новшество надо проталкивать в жизнь не уговорами, а подзатыльниками, Николай Николаевич тут же вызвал к себе начальников оперативных подразделений и в доходчивой форме высказал все, что о них думает. А в завершение своей пламенной речи он предупредил всех присутствующих, что утром лично проверит, чьи агенты не позвонят по телефону доверия.
      Тот опер, чья агентура останется неокученной, на утреннюю планерку может приходить с заранее смазанной вазелином задницей.
      Хорошенькое дельце, на улице уже поздний вечер и домой вроде бы пора идти, а тут надо на поиски своих конфидентов идти, чтобы те бежали к ближайшему телефону и мололи бог весть что, лишь бы только опера поутру не имели бледный вид в кабинете своего шефа. Да и где их в такое время найдешь? Их и днем-то трудно найти, а к вечеру и тем более.
      Подумали опера и придумали хитрую хитрость. Никуда они не побежали и никаких таких агентов искать не стали. А просто-напросто сели за телефоны, что стояли у них в служебных кабинетах, через "восьмерку" вышли в город и уже оттуда по нужному номеру позвонили в "комнату смеха".
      Фантазиям нет предела, а уж с чувством юмора у оперов всегда было все нормально. Чтобы никто не разгадал их авантюру, они использовали старые, проверенные годами способы звонков от анонимов. И голос изменяли, и носовой платок на трубку клали, и нос двумя пальцами зажимали, и шептали, и сипели, и сопели. Как говорится, голь на выдумку хитра. Но в одном только почти все были едины. Фразы, произнесенные в разные телефонные трубки, были почти идентичными и звучали примерно так:
      "Это звонит Серый. Передайте в отдел для опера того-то, что я его буду завтра ждать на нашем условном месте. У меня для него есть интересная информация по реализации алкоголя без акцизов. Встречаемся в тринадцать ноль-ноль".
      На следующее утро Белагуров, как обычно, зашел в свою каморку и, небрежно глянув на катушки с магнитной лентой, обомлел.
      Бобины ленты на обеих катушках были одинакового размера, а из этого следовало, что за истекшие сутки кто-то умудрился наговорить по телефону доверия аж на целых полчаса. Он перемотал пленку и, взяв авторучку, принялся старательно записывать в свой журнал всю ту галиматью, что накануне наговорили опера.
      Планерка началась как обычно – в восемь сорок пять. Окинув присутствующих недобрым взглядом, Беляков вдруг не обнаружил Белагурова, который имел привычку сидеть на самом первом стуле. Это чтоб поближе к начальству. Он снял трубку внутреннего телефона и позвонил в "комнату смеха". По мере того как он разговаривал с ним по телефону, его физиономия стала расплываться в довольной улыбке. Положив трубку на место, Беляш изрек:
      – Ну вот! Ведь можем же работать, когда захотим. Аж пятьдесят две информации поступило за вчерашний вечер. Всем, чьи агенты позвонили, ознакомиться после совещания у Белагурова и принять необходимое решение.
      Короче говоря, в этот день этаж, где располагались кабинеты сотрудников, напоминал вымершую территорию. Оперативники, получившие "сообщения" в свой адрес, добросовестно кинулись выполнять "просьбы" своих агентов. И только во второй половине дня, где-то ближе к трем часам, народ стал возвращаться в свои родные пенаты. Стас Лещинский, старший опер из отделения по борьбе с незаконным денежным оборотом, накануне умудрился выдать звонки от четырех своих агентов и в тот день вообще не вернулся "с задания". А поутру от него несло таким ядреным перегаром, что малопьющий Баранов, присевший было рядом с ним во время утренней планерки, вынужден был пересесть подальше в угол.
      Планерка несколько затянулась, поскольку дотошный Желдак потребовал от каждого сотрудника обстоятельного отчета о том, как проходили те самые встречи с агентами. Врали опера не моргнув глазом. Но врали они весьма убедительно, поскольку в заделе у каждого из них всегда была пара-тройка агентурных сообщений, по которым они еще не удосужились оформить "шкурки".
      Наслушавшись своих подчиненных, начальник райотдела сделал вид, что остался доволен их докладами и даже высказал пожелание насчет того, что новый метод связи с агентами через телефон доверия теперь приживется окончательно. И вот, когда опера уже считали, что экзекуция закончилась, Желдак "порадовал " всех неожиданным заявлением:
      – Поскольку все это дело новое и пока что еще мало изученное, я планирую провести выборочные контрольные встречи с агентами, с тем, чтобы узнать их мнение о том, как с наибольшей пользой использовать возможности телефона доверия.
      Опера сразу приуныли, поскольку поняли, что кто-то из своих уже успел настучать начальнику о вчерашней авантюре, и теперь им нужно было срочно разыскивать тех самых агентов, от чьего имени они звонили в "комнату смеха", чтобы предупредить их о том, чего можно и чего нельзя говорить при встрече с шефом. Побросав все текущие дела, отправились опера разыскивать своих негласных помощников, и на последующих контрольных встречах Желдак остался доволен тем, как агенты в унисон нахваливали новую систему связи со своим "кумовьем ".
      Больше всего такой способ связи с операми понравился самим агентам. Теперь им незачем было дожидаться, пока оперативники найдут дырку в уплотненном графике своего рабочего дня и соизволят с ними встретиться, чтобы выслушать очередной бред сивой кобылы, за который нужно было еще и платить с "девятки".
      Таинственно произнеся в телефонную трубку пару фраз, не забыв ненавязчиво упомянуть насчет вознаграждения, они довольно потирали руки.
      Телефон доверия не успел еще заработать на полную катушку, как произошло событие, которое в корне изменило всю его дальнейшую судьбу.
      Уже привыкший к ежедневному утреннему "моциону", Белагуров внимательно прослушал магнитофонную запись, бесстрастно зафиксировавшую все телефонные звонки, поступившие за прошедшие сутки. Обычная рутинная работа. Но что это? Среди потока заявок с просьбами о встрече неожиданно проскочила информация от малоизвестного агента, сообщившего о готовящейся поставке крупной партии осетинского спирта.
      Не дослушав запись до конца, опер рванул с докладом к своему начальству. Буквально через пару минут "комната смеха" была битком забита "ответственными лицами" райотдела. Туда же едва ли не за шкирку притащили и опера, чей агент и сделал это сообщение. Молодой опер не на шутку перепугался, когда его начал "допрашивать" сам начальник. Заикаясь, он рассказал о том, что это за агент, когда и при каких обстоятельствах был привлечен к негласному сотрудничеству и с какого боку-припеку он может быть причастен к этой поставке. Дослушав сбивчивую речь опера, начальник распорядился немедленно доставить агента на контрольную встречу и представить перед его светлыми очами.
      Доставленный на "кукушку" агент чистосердечно рассказал операм, что накануне днем он пьянствовал со своими приятелями, такими же рыночными торгашами. Во время застолья те бурно обсуждали возможность крупного навара от реализации поставляемой гостями столицы отравы и, жалуясь на нехватку оборотных средств, пригласили его в долю в сем коммерческом предприятии.
      Пропив кровно заработанные за день деньги, собутыльники попутно поведали ему, где именно располагается склад.
      Госпожа удача сама лезла в руки, и было бы глупо упустить такую халяву. Но для осуществления запланированного не доставало всего лишь одного звена, а именно, как и, главное, на чем вывезти приобретенный товар. Нужен был грузовик, которого, увы, ни у кого из них не было. Да и водителей среди них тоже не было. Они умели только торговать да пить водяру ведрами. Вот и пришли за советом к своему приятелю, совершенно не подозревая, что тот второй год сотрудничает с операми.
      В тот же день оперативники облазили всю промзону и, обнаружив тщательно замаскированный под гараж склад, устроили там засаду. Долго ждать не пришлось, поскольку бутлегеры в тот же день договорились с каким-то водилой, которому за работу пообещали канистру спирта. Всех преступников и водилу задержали в момент, когда они загружали машину. А чтобы отвести подозрения от агента, опера запустили "утку", что тайник был обнаружен ищейкой.
      Беляш сиял как пасхальное яичко. А как же иначе, ведь это благодаря именно его идее создания телефона доверия было раскрыто такое преступление. Под воздействием эйфории в его голове созрела новая идея. А почему, собственно говоря, не сделать так, чтобы агенты, прознавшие о готовящемся преступлении, не информировали бы об этом по телефону доверия.
      Не откладывая в долгий ящик, Беляков пригласил к себе начальника оперативного отдела, которому отдал распоряжение о введении круглосуточного дежурства в "комнате смеха". Опытный опер к этому отнесся с некой долей скепсиса, пытаясь возразить Беляшу о нецелесообразность этой затеи. Да и лишних людей у него не было. А тут, считай, сразу два человека выпадают из рабочего цикла, поскольку один будет сиднем сидеть у телефона, а второй – отсыпаться после суточного дежурства в "комнате смеха".
      Но Беляков был настроен весьма решительно и никаких доводов во внимание не принял. В тот же день он добился того, что начальник райотдела узаконил его идею своим приказом. А Белагурова тем приказом освободили от основной работы, назначив ответственным за все, что было связано с "комнатой смеха".
      И с этого момента у телефона доверия начался совершенно новый этап. Агенты звонили, дежурный опер заносил звонки в специальный журнал, а Белагуров обобщал наиболее ценную информацию и заносил ее в специальный меморандум, который ежедневно ложился на стол Белякова.
      Все бы ничего, но так уж повелось, что у любой хорошей идеи всегда бывает обратная сторона. Вот и с телефоном не обошлось без перегибов. Читая ежедневные меморандумы, Беляш отметил для себя, что не все еще опера и их агенты всерьез восприняли новшество. Он потребовал от Белагурова составить сводную справку, в которой надо было указать количество поступивших сообщений по каждому оперу. После того как многострадальный опер выполнил это распоряжение, Беляков собрал весь оперативный состав и устроил головомойку. Больше всех досталось тем оперативникам, чьи агенты вообще не пользовались телефоном доверия. В конце совещания Беляш пообещал вернуться к этому вопросу ровно через месяц, попутно пригрозив нерадивым операм отстранением от занимаемых должностей с последующим переводом их в физзащиту.
      И закипела работа. Телефон доверия трезвонил без умолку днем и ночью. Добавилось работы и Белагурову. Он вынужден был сидеть в "комнате смеха" с утра до ночи, заблаговременно составляя справку-меморандум, которая теперь не умещалась на десяти листах. А народному умельцу пришлось устанавливать в "комнате смеха" еще два магнитофона и аппаратуру многоканальной связи.
      Чтобы не иметь неприятностей, оперативники вынуждены были идти на различные ухищрения. Все сообщения, которые получали от агентов, они дублировали звонками по телефону доверия.
      Прежде чем писать агентурное сообщение или записку, они звонили на номер и заставляли агента сообщить обо всем в телефонную трубку. Поскольку опера встречались со своими агентами в основном за пределами здания райотдела, то сами звонили по этому номеру и, исказив свой голос, слово в слово зачитывали содержание уже имеющейся "шкурки".
      Неизвестно, как долго продолжалась бы вся эта комедия, но на беду Беляшу и его детищу в декабре 1999 года приехал в райотдел грозный заместитель начальника управления по городу Москве.
      На выборку заглянул в дела агентов, проверил отчетность по "девятке". Короче говоря, генерал успел сунуть свой любопытный нос во многие дела. Соответственно и бардака он обнаружил нимало, о чем незамедлительно проинформировал Белякова.
      Тому бы принять эти замечания как должное и молча проглотить все претензии. Но Беляш решил реабилитироваться и рассказал генералу о новшестве, которое имеется в райотделе, попутно предложив ему посетить "комнату смеха". Так сказать, для наглядности сказанного. Когда Беляш рассказывал и показывал генералу, как осуществляется оперативная связь агентов по телефону доверия, сработала автоматика и из динамика магнитофона зазвучал голос очередного агента, который возжелал сообщить совсем свежую информацию.
      Зам только покачал головой и, уничтожающе посмотрев на полковника, заявил:
      – И вы еще осмеливаетесь называть эту бредятину новшеством?
      Если вся эта самодеятельность не будет сегодня же ликвидирована, отвечать будете лично вы, товарищ полковник. Я вынужден буду доложить директору федеральной службы о том, чем вы тут занимаетесь, вместо того чтобы исполнять приказы, регламентирующие агентурную работу. Это же надо до такого додуматься! Вы хоть представляете, что означают все эти звонки?
      Ну скажите мне, каким образом обеспечено закрытие телефонных каналов связи от таксофона до этого самого вашего телефона доверия? Да любой дурак, мало-мальски разбирающийся в телефонии, в состоянии вклиниться в телефонную линию и прослушать всю секретную информацию, что по наивности своей выкладывают агенты. Если вы о себе не думаете, то хоть бы о безопасности агентов подумали. Вы хоть понимаете, под какой удар их подставляете этими дебильными звонками?
      Беляков в тот момент был готов провалиться сквозь землю от стыда. Генерал дождался, пока Белагуров отключит всю аппаратуру, что стояла в "комнате смеха", а потом, прихватив с собой книгу учета поступивших от агентов сообщений, удалился изучать ее содержимое.
 
      По завершении проверки зам собрал в кабинете начальника всех руководителей оперативных отделов и устроил образцовопоказательную порку Беляшу за его телефон доверия. Досталось и остальным руководителям, которые своевременно не воспротивились этому новшеству.
      Уезжая, генерал пообещал, что все причастные понесут ответственность за серьезные упущения в агентурной работе. Досталось и Белагурову. Выговорешник от начальника налоговой полиции Москвы на целый год отсрочил ему присвоение очередного звания, и что-либо изменить было нельзя. Да и кто же рискнет отменять высочайший приказ? Себе дороже…
 

***

 
      Разгар рабочего дня в райотделе. В одном из служебных кабинетов три стола. За первым усталый опер допрашивает задержанного рыночного торговца суррогатным пойлом. За другим его коллега беседует с пострадавшим от этого пойла гражданином.
      А третий стол сиротливо пустует. Владельца его с утра никто не видел. товарищи устали отбрехиваться от начальства, уверяя, что старший лейтенант Моторин вроде бы ровно в 9:00 мелькал, а потом куда-то подевался – не иначе как утопал на срочное рандеву с осведомителями. Хотя между собою говорили иное: "пора уж Ромке образумиться… Сколько ж можно бухать по-черному? Как на Новый год ударно заквасил – так до сих пор остановиться и не может, а ведь весна уж!" И вот около полудня дверь распахивается и в кабинет вваливается сам Моторин. При взгляде на него у обоих оперов столбенеют лица, а гости широко ухмыляются, дескать, ну и публика у них тут шатается! Но никакая это не "публика", а матерый и всеми уважаемый опер-налоговик. Вот только харя у него сегодня какая-то перекошенная, на ногах вместо нормальной обуви – домашние шлепанцы. И еще на нем желтая футболка в веселеньких узорчиках и с двумя характерными растянутостями на тех местах, под которыми у любой женщины обычно имеются груди…
      Чудно как-то выглядел сегодня старший лейтенант, ей богу!
      Может, на почве постоянных возлияний у него крыша поехала?
      Как бы сгоряча не перестрелял товарищей из табельного оружия. Опера встревожено переглянулись и вновь уставились на своего коллегу, готовые нырнуть под столы при первой же его попытке выхватить из кармана огнестрел.
      – Привет, хлопцы! – тускло проскрипел старший лейтенант, тиснув обоим приятелям руки, а по другим присутствующим скользнув равнодушно-внимательным взглядом.
      Свидетель догадливо выскочил в коридор "перекурить". А не имеющий физической возможности оставить оперов наедине барыга затаился на табуретке, дабы случайной репликой или жестом не разгневать слуг закона и не схлопотать ни за что порцию "горяченьких" сверх положенного ему и неизбежного при любом раскладе лимита…
      Опера отошли к окну, закурили.
      – Братаны, я вчера на работе был? – пуская в форточку дым, поинтересовался Ромка.
      А затем уточнил:
      – Вы лично вчера в райотделе меня видели?
      Коллеги уставились изумленно: не дурака ли валяет? Но не походил старлей на шутника, совсем наоборот: в глазах вдумчивая печаль гнездится…
      Не дождавшись ответа, он нетерпеливо переспросил:
      – Нет, вы правду скажите: мелькал я вчера или нет?
      Опера задумались… Вообще-то вчера провожали всем отделом майора Баранова в центральный аппарат, с повышением.
      Водка текла рекой, головы у всех после той попойки трещали – не припомнить. Оба пожали плечами. Ромка понурился.
      Один из коллег поинтересовался:
      – Слышь, Мотор… ты только не обижайся… Что это за бабская кофта на тебе? Или готовишься к операции по внедрению в ночной гей-клуб?
      Моторин недоуменно изучает одежду на себе, щупает ладонями места, некогда оттягиваемые не маленькими грудями, обиженно смотрит вокруг в поисках объяснений: что за хреновина на нем? И вообще, черт побери, что происходит?!
      – Может, Ром, ты этим… трансвеститом заделался? – хихикнул другой коллега.
      Роман моргает жалобно, типа "ну не помню же ни хрена, а тут еще и вы подкалываете", но сердится не по-настоящему, шутейно, ибо понимает, что сам же и подставился под любителей поржать… Стоит, слегка пошатываясь, вспоминает, шуршит мыслями, бормочет:
      – Щас… щас… в башке вертится… Стоп, вспомнил! Ну конечно!
      Бежит к телефону, набирает номер, кричит:
      – Люсь, это ты? Здорово… Да-да, я это, Рома… Ромка, тебе говорю!
      Не узнала? Значит, скоро богатый буду. Слышь, милая, скажи, я у тебя вчера был? Так… так… так… ага… Ну, не загибай, сгущать-то не надо… Да, выпивши был… Виноват, признаю…
      Но не в дрезину же! Что?! Ах, даже так?.. Ну-ну… Ладно, стекло я тебе на кухне завтра же вставлю. Блин, да при чем же здесь моя наглость? Просто уставший был… день выпал тяжелый, развеялся маленько… Ладно… Ладно, я сказал! Ты успокоилась? Вот так-то будет лучше… А теперь скажи, в чем я вчера к тебе пришел? А-а-а… Ну, слава богу! Значит, все мое сушится у тебя? Хорошо… А то я, блин, помню ясно, что одежду где-то оставлял, а где – хоть убей… Из головы вылетело. И ксива моя у тебя?! Ф-фу, полегчало сразу. А пистолета нет случайно? Нет… Ага, значит, я его в дежурку сдал. Нет, просто так спрашиваю! Но ты на всякий случай и у себя посмотри: вдруг где-нибудь под диваном валяется. Чего спрашиваешь? Где твоя футболка? Где-где… в Караганде!
      На мне, конечно же! Случайно надел на себя, когда уходил, должно быть… Причем тут "допился"?! Ты вообще хоть отдаленно понимаешь, в каком серьезном учреждении я работаю и какие важные вопросы мне приходится решать… Ах, ты все понимаешь?! Так какого… тогда суешься с дурацкими разговорчиками?
      Да я жизнью поминутно рискую, я… Ты ж просто не знаешь, что такое настоящая пьянка! Вчера это я еще относительно трезвым был. Все, пока, не буду тебя больше задерживать. Сейчас выезжаю на срочное задание, потом перед начальством надо отчитаться… Буду у тебя через два часа, если не погибну в перестрелке.
      Договорились? Чао!
      Ромка небольно пинает задержанного ногою так, что тот валится вместе с табуретом (нечего ухмыляться, когда на допросе в полиции находишься, падаль!), наливает себе из графина воду в стакан, жадно пьет. Сообщает коллегам:
      – Двинул я… Заскочу в дежурку и проверю, на месте ли табельный пистолет, потом в "Рио Гранде" – опрокину кружку пива, а то башка раскалывается… Если начальство спросит, закончил ли я оформление ДОР, скажите от моего имени, что почти закончил… Вот-вот закончу. А сейчас я, мол, на территории.
 
      Он машет господам офицерам ручкой и убегает. Господа офицеры провожают его завистливыми взорами. Кинуть бы все дела – и пивка хлебнуть… Но – нельзя. Служба… Кто-то ж должен и с экономической преступностью усердно бороться!
      С пола поднимают уроненного горе-бутлегера, из коридора возвращают терпеливо дожидающегося свидетеля. Впереди много работы…
 

***

 
      Подарили как-то лейтенанту Мартынову на день рождения знатный зонтик из Голландии. В два сложения, полный автомат, ручка из ценной породы дерева, спицы чуть ли не титановые.
      И само собой, радость от такого подарка была не совсем полной, потому как не все из приятельского окружения Мартынова знали о его счастье. А находящимися в неведении приятелями лейтенанта были опер Валера, следователь Лососев и большая половина тружеников райотдела налоговой полиции, с которыми Мартынов время от времени сталкивался. И отправился опер делиться радостью с друзьями.
      День как раз выдался пасмурный, того и гляди дождик пойдет, потому взятие зонтика при походе в гости было вполне логичным…
      – Красное дерево, небось, – заметил Валерик, рассматривая ручку. – Да, буржуи умеют делать.
      – Вещь вроде хорошая, – соглашался Лососев, – только надежный ли механизм? Что-то спицы тонкие.
      – Тонкие, зато прочные, – деловито заметил Мартынов. – И полный автомат.
      Он продемонстрировал, как зонтик впечатляюще выстреливает и складывается обратно.
      – Так что не сини… Ладно, я – к Бажанову, поздороваюсь.
      Он ушел, великодушно оставив зонтик приятелям и молвив:
      "побалуйтесь пока".
      Лососев и Караваев проводили его добрыми взглядами, потом коварно переглянулись.
      – Дай-ка, Валер, свой дыркодел, – зевнув, сказал следователь.
      Одного дырокола было явно мало, и Караваев не поленился – пробежался по соседним кабинетам, потроша дыроколы. Коллеги были рады поделиться с ним конфетти, которое порядком позабивало их канцелярскую принадлежность.
      Зонтик упаковали на славу, утрясли, аккуратно скрутили, положили дожидаться Мартынова.
      Тот не замедлил явиться:
      – Ну все, пора мне. Счастливо.
      Опера торжественно вручили ему зонт, пожали руку.
      Как только лейтенант удалился, друзья прилепились к окну, чтоб лицезреть его выход из райотдела. Он обещал быть торжественным, так как уже сильно накрапывало.
      Мартынов, помахивая зонтом, важно проследовал мимо дежурного на крыльцо. Там, под козырьком, с досадой глядя на дождившее небо, покуривал начальник отдела БНПиНДО – подполковник Свиньин.
      – Да, Николаич, погода шепчет, – пошутил Мартынов и, подняв зонт над головой, торжественно раскрыл его.
      У подполковника сигарета выпала прямо изо рта. Было от чего…
 
      Они стояли на крыльце райотдела в густом облаке праздничного конфетти. Оно, вырвавшись из недр голландского зонтика, закружилось, запорошило их, прилипая к мокрой одежде.
      Откуда-то с боковых окон несся смех Валерика и дикий гогот Лососева.
      Мартынов пришел в себя первым, лихорадочно сложил голландца и галопом помчался под дождем за угол – к остановке автобуса…
      Подполковник Свиньин, хлопая глазами, возвращался к действительности.
      Он согласился бы принять только что произошедшее за сон или видение, но идеальный пустой круг на крыльце, обрамленный россыпью конфетти, и несдержанный хохот подчиненных из окна не оставлял никакой надежды…
      Уборщица Настасья, прибирая крыльцо, так оценила выходку оперов:
      – Вот же, зенки позаливают и гадют…
      А у Мартынова появилась кличка – Санта…
 

***

 
      Опер Булкин, по прозвищу Батон, затесался в налоговую полицию непонятным образом. До этого он лет десять проработал фотографом-криминалистом в ментуре, умудряясь при этом полуподпольно содержать видеосалон.
      Полуподпольно, потому что салон был типичным коммерческим предприятием, но зарегистрирован не был. Начало девяностых Батон прожил почти как султан Брунея: икра, коньяк, Сочи – весь светский набор прожигателя жизни. А к окончанию девяностых салон протух, работы ментам прибавилось в разы, и Батон, устав фотографировать расчлененку и детские трупы, просочился в налоговую.
      Помимо того что он выезжал на всевозможные рейды и проверки, основной обязанностью Батона, как выяснилось, было бухать со связистами. Первую половину дня он откисал в своем кабинете, а после обеда прятался в закутках дежурной части, отхлебывая по-маленькой конфискованный спирт "Рояль". Для профилактики простудных и иных заболеваний, естественно.
      Цвет Батонова лица в течение дня мигрировал от нежно-жемчужного, редкой прозрачности перламутра, до шоколадно-свекольного.