Записки непутевого опера

      – Здравствуйте, что хотели? – вежливо поинтересовалась девица у замолчавшего лейтенанта.
      – Понимаете, девушка, – нарушил затянувшееся молчание Парасюк, – у нас машина не заводится. Хотели на СТО заехать, она закрыта – вот и зашли к вам.
      – А что за машина у вас? – поинтересовалась девица.
      – "Волга", – наконец включился в разговор лейтенант и, немного подумав, неизвестно к чему добавил: – белого цвета.
      – Сочувствую, – хитро улыбаясь, но вместе с тем скорбным тоном произнесла девушка. – Так что с ней?
      – Да как бы вам попроще объяснить? – задумался лейтенант.
      – Понимаете, она вначале дрынь-дрынь, потом чух-чух, затем хлоп.хлоп – и не едет, зараза.
      – Да что вы говорите! – удивлено хлопая длинными ресницами, воскликнула девушка. – Дрынь-дрынь, чух-чух, да еще и хлоп.хлоп? Наверное, у нее что-нибудь неисправно.
      Лейтенант замялся, а затем попытался на доступном для девушки языке пояснить, что ему нужен бендикс, не схлопотав при этом за такое слово по морде, – вдруг она его за мат примет?
      – У вас нет такой фиговины сантиметров десяти длиной, резной и отдаленно напоминающей гриб? – начал парень.
      – Чего-чего напоминающей? – удивилась продавщица.
      – Ну, гриб, в лесу такой растет.
      Парасюк отвернулся от молодежи и попытался замаскировать зародившийся смех под внезапный кашель.
      Лейтенант попросил у девушки лист бумаги и начал вычерчивать интересующую его деталь.
      Девица, ознакомившись с творчеством лейтенанта, сощурила глаза и поинтересовалась:
      – Простите, вас случайно не Сальвадор Дали зовут?
      Лейтенант обиделся, разорвал листок и потребовал книгу отзывов и предложений. Девушка достала толстую тетрадь, швырнула ее офицеру и, громко хлопнув дверью, вышла из магазина на улицу.
      Лейтенант открыл тетрадь, полистал чистые страницы.
      – Ладно, – оборвал его размышления Парасюк, – пошли машину толкать к следующей станции, может, там повезет.
      Девушка тем временем нервно курила у входа в магазин. Парасюк вежливо попрощался с продавщицей и извинился за своего молодого коллегу: дескать, это все от нервов, дальняя дорога, поломка, то да се.
      Девушка махнула рукой и подошла к автомобилю.
      – Эй, военный! – скомандовала она лейтенанту. – Давай за "баранку ". Включай двигатель, посмотрим, что с твоей тачкой случилось.
 
      Офицер скривился, но, подчинившись, включил зажигание.
      Что-то щелкнуло, но двигатель не завелся.
      – Все ясно! – произнесла девушка, направляясь в магазин. – Я сейчас вернусь, а вы пока капот откройте.
      Лейтенант послушно открыл капот. Из дверей показалась продавщица с молотком в руке! Офицер отрицательно замахал руками.
      – Спасибо, девушка, мы как-нибудь сами разберемся. Не надо мне машину доламывать, может, я ее еще починю.
      – Садись за руль, чудик, – спокойным, уверенным голосом произнесла девушка. – Сейчас я постучу по стартеру, а ты попробуй завести двигатель.
      Лейтенант от волнения закурил, но все же сел на сиденье, взявшись за ключ зажигания. Парасюк следил за действиями девушки.
      Деревянной ручкой молотка продавщица несколько раз ударила по стартеру и крикнула водителю:
      – Давай!
      Лейтенант повернул ключ. Двигатель чихнул, а затем завелся как ни в чем не бывало. Опешивший водитель вышел из машины и подошел к капоту.
      – Значит так, лейтенант! – серьезно начала продавщица. – Во.первых, та фиговина, которую ты спрашивал, а затем хреново нарисовал, называется бендикс.
      У лейтенанта от удивления раскрылся рот, из которого выпала только что прикуренная сигарета.
      – Во-вторых, с бендиксом все в порядке. Втягивающее тоже исправно.
      Рот у офицера захлопнулся.
      – А вот в стартере на одной из обмоток произошло короткое замыкание, из-за этого образовался нагар, нет контакта – двигатель не заводится. Я молотком постучала, ротор сместился, появился контакт – двигатель завелся. Так еще раз десять завести сможешь, потом стартер надо в ремонт, к электрику. Все понял? Или доходчивей объяснить?
      Парень потрясенно кивнул головой.
      – Значит, дальше, – продолжила девица на повышенных тонах.
      – Дрынь-дрынь – это стучат штанги толкателей, чух-чух – пора поменять воздушный фильтр, а хлоп-хлоп наводит на мысль о слишком богатой смеси топлива в карбюраторе! Теперь все ясно, автолюбитель хренов, или книгу жалоб опять принести?!
      Продавщица перешла на крик:
      – Да я с отличием автомобильный техникум закончила! У меня все категории открыты! Отец и старший брат – дальнобойщики! Я суперМАЗом управляла! Ради зарплаты устроилась сюда директором магазина, так с первых дней ко мне таких "спецов", как ты, по два десятка в день заходит. Пальцы веером гнут, сопли пузырями раздувают, да еще каждый пытается на своем ломаном языке объяснить, что за хреновина ему нужна. А некоторые особо талантливые свои больные фантазии еще и на листочках рисуют. Как же, есть мнение, что мужчины в машинах разбираются, а бабы за рулем – это как обезьяна с гранатой!
      Девушка расплакалась. Парасюк начал ее успокаивать. Лейтенант тем временем зашел в магазин, достал книгу отзывов и предложений и что-то быстро настрочил. Когда офицеры отъехали от магазина, Парасюк поинтересовался у парня, что он там написал, неужели жалобу?
      – Да нет, товарищ подполковник, за кого вы меня принимаете?
      Я ее пригласил съездить на автомобильную выставку в Сокольники.
      У меня есть мнение, что такая девушка отказаться не сможет!
 

***

 
      Как было сказано кем-то, любая операция – это шумиха, неразбериха, наказание невиновных и награждение непричастных.
      Все было очень просто и скучно, очередная специальная операция по поимке недобросовестных налогоплательщиков. правда, надо отметить, налогоплательщик был крупный, и работали опера одновременно в Москве и Ивановской области.
      Утро началось с рядового совещания, как и что надо делать, как ловить и прочее. Операцией руководил сам начальник отдела. По здравому размышлению он пришел к выводу, что люди хоть и злодеи, но все же не бандиты, и решил ограничиться силами пяти оперов. Всякие маски-шоу отмел за ненадобностью.
      После совещания остальные ребята разбрелись по своим делам, а Валерик и Витек остались дожидаться часа Х, но их планам не суждено было сбыться. Пришел с коллегии Желдак, ознакомился с деталями и понял, что ему необходимо поучаствовать в мероприятии.
      Далее был сделан вывод о недостаточности привлекаемых сил и наличии недостатков в планировании. Срочно в отдел были вызваны еще пять оперов, и соответственно прошла повторная планерка.
      Казалось бы, все документы подготовлены, все мероприятия проведены, оставалось полчаса до выезда. но тут появился Он, гроза всех злостных неплательщиков налогов, наш заместитель начальника Московского управления по оперативной работе.
      Настроение сразу упало. Зам быстро заслушал план предстоящей операции и принял волевое решение об исправлении недоработок и срочно вызвал из соседнего отдела десять оперов во главе с их начальником в усиление. И пошла-поехала еще одна планерка, но уже в спешке, так как время операции было строго определено; стало совсем грустно. Опера уже потихоньку перестали понимать, кто руководит операцией, куда и зачем они должны ехать и что делать.
      И вот наступил час Х, все дружной толпой рванули в офис злодеев. но странным было то, что дверь им никто не открывал и вообще стояла полная тишина, хотя опера точно знали, что злодеи должны быть на месте. "Главный опер" принимает решение ломать дверь. сказано – сделано. В офисе тишина, но компьютеры включены.
      Послали за понятыми, начали потихоньку производить соответствующие действия. и тут приходят сотрудники фирмы. долго, с грустью и круглыми глазами смотрят они на снесенную с корнем дверь и непонятных мужиков в количестве двадцати с лишним человек, которые копаются в их документах. вот так ушли всем офисом на обед…
      Но еще грустнее стало операм, когда выяснилось, что они ошиблись и перепутали корпус. "Главный опер" тут же ретировался совместно с начальником соседнего отдела, а оставшимся пришлось долго извиняться.
      Дверь починили мужики их нашего ХОЗУ, затребовав гонорар в виде обширной "поляны". Вот так и бывает, когда операцией пытается порулить каждый начальник, а извиняться приходиться операм.
      Затемно прибыв в отдел, опера обнаружили, что за поздним временем все столы в ленинской комнате и тем более диван-люкс были уже заняты. На ночлег расположились в служебном каби нете Слобожана. Хозяин помещения удобно устроился на столе, подложив под голову телефон. На долю Караваева достались три стула, поверх которых он бросил чей-то свитер. Несмотря на удобство, сон не шел.
      – Ну и в дерьмо мы сегодня вляпались, – начал беседу Сашка.
      – Мало того что адрес перепутали, так еще и прогремели на всю Москву. Теперь жди "накачки" сверху.
      – Да уж, – охотно поддержал Слобожан беседу. – Тут, чувствую, на нас все повесят. Да и группу нам прислали – не бей лежачего.
      Перемыв косточки всем членам сборной управления, коллеги перешли к обсуждению перспектив дела.
      – Как ты думаешь, упустили мы "неучтенку" или нет?
      – Да, – согласился Слобожан. – если по горячим следам ничего не нарыли, теперь повиснет оно у нас, как хрен на люстре.
      Безрадостное предсказание как бы провисело в застоявшемся воздухе кабинета до утра: именно такое чувство появилось у Караваева, когда он утром открыл глаза.
      Когда ясный сентябрьский рассвет только позолотил звезду на шпиле высотного здания, оперов разбудил телефонный звонок.
      Нажав кнопку на телефоне, Витек пробормотал:
      – Караваев слушает!
      – Скорее приходите, тут такое творится! – прорыдал в трубку истеричный женский голос. – на вас последняя надежда!
      – Что у вас там случилось? – прохрипел он, спуская ноги на пол. – опять выезд?
      – Именно так. Если вы сейчас не придете, на соседей протечет!
      И умыться невозможно!
      По необъяснимой причине половина звонков дежурному слесарю попадала в кабинет Слобожана.
      Злобно ткнув в кнопку отключения, Караваев окончательно слез на пол и, натягивая ботинки, пробурчал продравшему глаза Пастухову:
      – Умыться им, видите ли, невозможно! Тут живешь сутками в кабинете – хоть языком умывайся!
      – Чего? – Санек еще не проснулся окончательно.
      – Вставать пора, – терпеливо пояснил Слобожан.
      Он с некоторых пор не выносил, когда кто-то спал в кабинете дольше положенного срока. Это началось после давнишнего случая.
      Рано утром Слобожан привел в свой кабинет задержанного и был немало смущен представившейся картиной: его напарник развалился на рабочем столе среди немытых стаканов, обратив к вошедшим не самую привлекательную часть своего тела. Не в силах вынести это зрелище в присутствии посторонних, Слобожан тогда, мягко выражаясь, разнервничался. С тех пор он безжалостно будил коллег ни свет ни заря.
      Почувствовав прохладный сквознячок, Караваев передернул плечами, потом сладко потянулся и собирался зевнуть, но начавшийся зевок резко вылетел обратно. Через дверь, ведущую в коридор, он увидел, что в контору вошел начальник отдела полковник Желдак. Будучи в штатском, как сейчас, он имел вид непрезентабельный – красное лицо, кривые ноги, поношенный пиджачок.
      Незнакомый человек мог бы принять его за подсобного рабочего или в лучшем случае за мастера ПТУ.
      Но в мундире Желдак преображался. Откуда-то появлялась осанка, он казался выше, и единственного брошенного взгляда хватало, чтобы нагнать на любого священный трепет пред лицом закона. Во всяком случае, подчиненные у него трепетали постоянно. Даже увидав начальника в штатском.
      Витек поторопился к умывальнику. Еще минут десять-пятнадцать на доклад дежурного и совещание с замами – и все подчиненные забегают на полусогнутых.
      Умывальники, которыми приходилось пользоваться отделу, строители расположили так неудобно, как только смогли. Их разместили вдоль стен крошечного помещения, где даже двоим было не развернуться.
      Впрочем, относительно бытовых неудобств (называть это "удобствами" язык не поворачивается) отдел находился еще не в самом худшем положении. Много шума наделала сортирная история в соседнем подразделении. Туда пришел новый начальник.
      Увидев впервые сортир, он долго не мог произнести ни слова: то ли от негодования, то ли от вони перехватило дыхание. По рассказам очевидцев, сортир напоминал тогда кишечник алкоголика изнутри. Новый начальник пришел в ярость и устроил строгое внушение своему заму, возложив на последнего обязанность в течение месяца, до его возвращения из отпуска, сделать ремонт и привести санузел в порядок. Зам, надо отдать ему должное, приложил все старания к исполнению приказа: изыскал некие подкожные резервы, где надо надавил, где надо подмазал, и уже через две недели сортир засиял чистым кафелем и новой сантехникой. Обозрев сие великолепие, ушлый зам рассудил: "Снова все загадят, сволочи" – и до приезда начальника запер храм гигиены на ключ. Как быть и куда ходить личному составу, его мало волновало.
      Но люди хотят справедливости. Помучавшись несколько дней, они пожаловались случившейся тут некстати инспекции из главка. "Что за безобразие! – напустилась инспекция на зама. – По чьему приказу заперт туалет?" Зам не нашел…сказать ничего…лучше, чем: "По указанию начальника отдела", – в конце концов, ему принадлежала инициатива благоустройства санузла. Несчастного начальника, не помнившего за собой никакого греха, отозвали из отпуска и начали тыкать носом в сортир, вопрошая, что же это такое. Чем закончилась эта история, рядовые сотрудники так и не узнали, но зам по тылу еще в течение месяца был бледен, как сортирный кафель.
      Так что бытовые условия родного райотдела еще можно назвать хорошими.
 

***

 
      Майор Баранов докладывал шефу:
      – Я тут на агентурной встрече был. Есть ценная информация.
      На самом деле никакой настоящей агентуры у Баранова не было. Тем не менее осведомителей и осведомительниц насчитывалось несколько десятков. Причем все они даже не подозревали, что являются осведомителями.
      Еще с курсантских времен Баранов легко сходился с людьми, и на каждом рынке, почти в каждом магазине на своей территории он имел несчетное число знакомых, а еще больше – знакомых противоположного пола. За чашкой чая, за бутылкой водки, а то и в совсем интимной обстановке ему простодушно выбалтывали такие вещи, о каких опытный агент не мог и мечтать. И нельзя сказать, что Муравьев старался ради службы. Заводя очередное знакомство, он меньше всего думал об агентурной работе. Но как-то так получалось, что все его амурные и иные похождения шли делу на пользу.
      Прошедшим месяцем перед уходом в отпуск Желдак распорядился насчет очередной операции, объектом которой на этот раз стали репетиторы и мошенники вокруг вступительных экзаменов. "Крепко ударить" по экзаменационным жуликам он поручил Баранову, усилив майора Караваевым, заметив последнему, что с бородой ему легко удастся выдать себя за аспиранта или молодого преподавателя.
      Приказ был суров:
      – Пока жуликов не наловишь, – объявил начальник, – в отпуск не уйдешь!
      – На свободу – с чистой совестью, – сострил тогда Караваев, выйдя от полковника.
      Собственная свобода (в виде очередного отпуска) оказалась для Витька важнее чистой совести.
      Через старого знакомого Слобожана по "вышке" ему удалось выпросить под свое командование Примадонну. Под этой партийной кличкой скрывалось очаровательное создание с такими чистыми глазами за такими наивными очками, что ее, казалось, невозможно не обмануть.
      На самом же деле сотрудник оперативно-поискового управления налоговой полиции Яна Чурикова обладала актерскими способностями Людмилы Гурченко в сочетании с хваткой голодного крокодила. На контрольной закупке, где бы она ни проводилась, двух других покупателей обсчитывали на 10-20 рублей, а Яночку – не меньше чем на сто. Если речь шла о спекуляции, то Яночке неизменно предлагали самый дефицитный товар по таким зверским ценам, что судья потом только диву давался. Где бы Яночка ни появлялась, она моментально вводила в искушение всякого продавца, таксиста, спекулянта, работника сферы обслуживания. Цены моментально превышались, весы начинали врать, квитанции и чеки куда-то исчезали… В общем, наивнейшие глазки Яночки пользовались широчайшей известностью и громадным спросом в узком кругу оперов, и ее рабочее время было расписано на полгода вперед.
      Потолкавшись перед приемной комиссией филфака, несчастная абитуриенточка из провинции за четверть часа обзавелась тремя десятками визитных карточек всевозможных репетиторов и родственников декана.
      В отделении Яночка огорошила Караваева простым вопросом:
      – Работаем только по мошенничествам?
      – А что, – поинтересовался тот, – там еще что-то есть?
      – Если надо, сделаем три четких изнасилования. Кроме того, там есть еще один брачный аферист и пара кобелей, но это уже просто аморалка, – Яночка выбросила в корзину несколько визиток.
      В отделении отловленные жулики винили в своей беде кого угодно, кроме ясноглазой провинциалочки. В один день Витек стал счастливым обладателем сразу шести свеженьких уголовных дел. Настроение омрачал только выговор от Желдака.
      – Ты кого к нам привел? – грозно рычал хорошо отдохнувший в отпуске начальник.
      Оказалось, что прекрасная Яночка сделала несколько собственных, весьма нелицеприятного свойства, выводов о работе райотдела.
      И как-то при случае поделилась этими выводами ни много ни мало с замначальника московского управления, с которым оказалась в приятельских отношениях. В результате первый рабочий день Желдака был омрачен разговором с начальником инспекции по личному составу. Борец за чистоту милицейских рядов пригрозил лично приехать и поувольнять весь оперативный состав за пьянку, а заодно и самого полковника – за потворство.
 
      По закону всемирного тяготения лавина нагоняев распространилась вниз и настигла следователя Жмурилкина в последний день перед отпуском. Уехал он отдыхать с глубоким чувством неразделенной обиды. И этим своим чувством сейчас делился с Барановым, который сумел-таки найти его по телефону в Кисловодске.
      Почти никакой полезной информации, кроме того, что фамилия Желдак рифмуется с известным непечатным словом, Жмурилкин не сообщил.
      Баранов же ловил репетиторов достаточно сложным способом.
      По его прикидкам, репетиторы-леваки должны были проводить свои занятия в университетских аудиториях. Занятия у студентов кончаются в основном к 17:30, так что репетиторам имеет смысл начинать в 18:00. За 15 минут до этого срока Баранов расположился в вестибюле учебного корпуса. Он не прогадал. Сразу же обратили на себя внимание несколько молодых людей, судя по их робким повадкам, не студенты. Отправившись за ними, опер дошел до аудитории на 3 этаже. К шести там собралось человек двадцать школьников, чуть позже появился искомый репетитор. Это был молодой человек лет тридцати в ужасных квадратных очках, с безнадежно испорченной осанкой и каким-то нескладным портфелем.
      У него на лбу явственно проступала должность младшего научного сотрудника.
      "Попробую взять на понт", – подумал майор и, спустившись вниз, вызвал из райотдела двух прапорщиков в форме. Когда он вместе с ними бесцеремонно ввалился в аудиторию, произведя даже несколько больше шума, чем необходимо, это оказало должное действие на преподавателя, а уж о школьниках и говорить не приходится.
      – Так, кто тут организатор подпольного предприятия? – напористо начал опер.
      Прапора за его спиной угрожающе зазвенели наручниками.
      Школьники, сидевшие за столами, сделали геройскую попытку бежать через заднюю дверь, но она была забита со дня основания университета, и побег не удался. Преподаватель замычал что.то неопределенное.
      – Вам придется пройти со мной!
      – А… это надолго? – робко поинтересовался преподаватель.
      – Нет, всего лет на пять, – сострил Баранов.
      Но молодой человек оказался без чувства юмора, сильно побледнел и лихорадочно стал собирать вещи, пытаясь запихать увесистую папку с бумагами себе во внутренний карман. В контору он прибыл уже полностью готовым к употреблению.
      Глядя, как струхнул препод, как он сгибается под каждым словом, опер сразу понял: слабак, расколется на раз. Так и получилось. Написав подробнейшее объяснение, в котором заложил с потрохами своего работодателя и всех коллег, он даже как-то повеселел, ободрился. Облегчил душу, так сказать. Внимательно изучив продукт облегчения, Баранов наморщился и подумал: "Оригинально устроена так называемая совесть у русского интеллигента. Совершать преступления она ему обычно не мешает. Только после начинает доставать".
      Нескладный преподаватель заложил организатора теневого репетиторского предприятия. Он нанимал преподавателей из числа сотрудников университета и аспирантов, привлекал слушателейабитуриентов, устраивал занятия. Себе за посреднические услуги хозяин забирал 50 процентов выручки. Эксплуататором трудовой интеллигенции, пережитком капитализма, ростком нового предпринимательства оказался некий Янев Анатолий Кириллович.
 
      Хотя и представлялся доцентом, но фактически он состоял в должности техника, заботам которого поручалось обслуживать оборудование лекционных аудиторий. Благодаря этому обстоятельству Янев имел помещение для проведения занятий и пускания пыли в глаза ученикам. Впрочем, надо отдать ему должное, математику в объеме школьного курса он знал хорошо, а собранная за три лета коллекция экзаменационных билетов давала возможность поднатаскать ребят в решении задач.
      Два часа неутомительных наблюдений за "кабинетом" Янева дали полное представление о характере его занятий. Здесь Баранов не собирался затягивать разработку и посчитал, что сможет добиться желаемого решительностью и напором.
      Бесцеремонно зайдя в комнату, где Янев занимался с двумя абитуриентами, он продемонстрировал удостоверение, записал фамилии школьников и отослал их.
      Как только ребята вышли, опер откинулся на кресле и взял самый развязный тон, на какой оказался способен.
      – Короче, Кирилыч, мне до фени твой маленький гешефт за казенные средства. Я мелочевкой не занимаюсь, и ты меня интересуешь лишь постольку-поскольку. Иди куда хочешь, но принеси мне информацию. Не узнаешь до завтра, этого, – он бесцеремонно замахал перед лицом притихшего Янева отобранными ключами от аудитории, – ты больше не имеешь. Веришь, что я тебе это организую? Правильно, с меня станется. А посему вот такие мои условия. Зайдешь завтра ко мне в райотдел, в первый кабинет.
 
      Не слушая ответа, майор вытолкал несостоявшегося доцента из его комнаты, замкнул дверь и положил ключи себе в карман.
      – Паспорт захвати, – бросил он через плечо, направляясь к выходу.
      – А если без информации придешь, еще и теплые вещи.
      Конечно, Янев на другой день явился без теплых вещей.
      Описанная им ситуация оказалась весьма близкой к тому, что предполагали опера. Секретарь приемной комиссии Фетищев еще в прошлом году превратил вступительные экзамены в доходное место. Знакомясь с родителями абитуриентов, коими летом были обсижены возле университета все скамейки, он предлагал им протекцию при поступлении. Брал по-божески и давал при этом "гарантию ": непоступившим все деньги возвращались назад.
      Разумеется, коммерсант от образования и не думал никому помогать. Вопреки сплетням, повлиять на решение приемной комиссии было не так-то просто. Как и всякий дефицит, места в университете если и продавались, то не всем подряд, а только своим и через надежных посредников. Однако и ненадежные без дела не оставались. Из нескольких десятков доверившихся ему абитуриентов кто-нибудь да поступал – без всякой протекции, как Михайло Ломоносов. Их деньги Фетищев считал своим законным гонораром, остальным добросовестно возвращал.
      Верный и безопасный способ заработка он решил применить и этим летом, но то ли пожадничал, то ли пустил деньги в оборот… одним словом, решил ничего не возвращать неудачникам, надеясь, что жаловаться они все равно не пойдут. В этом предположении Паша не ошибся, но некоторые из потерпевших захотели разобраться с ним самостоятельно и предприняли некие попытки найти несостоятельного посредника. Долго искать не пришлось: кое-кто из коллег, видя в Паше недобросовестного конкурента, с готовностью сообщил интересующимся его адрес.
      По поводу того, как провинциалы "поступают" своих чад в институты, Караваев вспомнил историю, дошедшую до него из первого меда.
      Бедная эстонская бабушка отправилась устраивать своего внука на фармацевтический факультет. Она приблизительно выяснила, кому нужно дать, взяла с собой деньги и поехала. В поезде словоохотливая старушка рассказала попутчикам о своем внуке, о том, куда едет и зачем. Попутчики поведали о своих детях, а также надавали провинциалке кучу полезных советов. На вокзале в Москве к бабушке подошли двое вежливых молодых людей – сотрудники милиции. Они поинтересовались у приезжей, не везет ли она с собой наличных денег. Получив утвердительный ответ, милиционеры сообщили, что имеются сведения о появлении фальшивых денег и предложили бабушке пройти в комнату милиции, чтобы проверить, нет ли таковых и среди ее денег. Мол, это необходимая мера предосторожности для всех приезжих, всего на пять минут. Хотя в соседней комнате человек со штампом "ВЗЯТКА" трудился не покладая рук, ушло минут десять. Бабушке вернули ее деньги и отпустили, извинившись за беспокойство.
      Превратившаяся в смертоносного троянского коня старушка отправилась в институт. Она успела дать взятки пятерым преподавателям, пока остальные не заподозрили неладное, видя, как их коллег выводят в наручниках.
      Бабушка, не подозревая о подставе, сработала артистично. Ее простодушные показания, а также наглядно светящиеся в ультрафиолетовых лучах надписи на купюрах позволили соорудить громкое и показательное дело.
 

***

 
      Майор Слобожан пришел в понедельник на работу в самом скверном расположении духа: у него после вчерашней встречи с друзьями по высшей школе сильно болела голова и очень пересыхало во рту, да к тому же дежурный ларек по пути на работу, как назло, не работал, правда, и время было только 7 часов утра.
      Такие дни майор Слобожан называл критическими, при этом он твердо знал, что никакие прокладки ему не помогут: наоборот, хотелось влажности, причем совершенно в ином месте.
      Обычно в эти дни майор старался быстро проскользнуть в свой кабинет, чтобы не попасться на глаза своему начальству. Затем он доставал какую-нибудь папку с маловажными материалами и выжидал некоторое время в кабинете, зная, что начальство, как правило, делает первые звонки по телефону утром. Если звонок не последовал, то можно было с достаточной долей уверенности отлучиться в гастроном для закупки необходимых антистрессовых препаратов и леденцов "Холлз", которые великолепно отбивали запах спиртного.
      Вообще майор Слобожан был ярым сторонником демократизации в обществе и считал, что организация оперативной работы в налоговой полиции должна следовать духу времени, то есть снять с себя бремя недоброй славы "кровавой гэбни".
      "как посмотришь американские фильмы, так там фэбээровцы и цэрэушники только баб трахают и пиво жрут, а тут сиди у себя в норе и изучай досье на какого-нибудь проходимца, который впоследствии будет тебе по полгода втирать очки насчет того, как он сумел купить иномарку и дачу о двух этажах на свою зарплату", – с нескрываемым для себя раздражением думал в такие мину ты Слобожан, тоскливо поглядывая на часы и просчитывая, через сколько времени можно совершить рывок в гастроном.
      Он тяжко вздохнул и перелистнул страницу с донесением о незаконной сделке с редкоземельными металлами, осуществленной фирмой "Сантехникум" с нигерийской компанией "Ультрасантех".
      "Господи, чего только не воруют! – с тоской подумал Слобожан, прочитав несколько строчек. – Всю страну скоро через унитаз пропустят, через "Сантехникумы" и "Биде-Плюс". Нет, нам еще до демократии далеко… Пивка бы!" – неожиданно закончил он свою мысль.
      Мысль о пиве или о чем-либо подобном внезапно, без всякой видимой связи, напомнила ему о том, как несколько лет назад, находясь при исполнении, он совершенно случайно оказался в секторе обстрела между какими-то двумя группировками людей, причем все люди были одеты почти одинаково – в черные кожаные куртки. Когда мимо Слобожана пронеслась шальная или не очень пуля, тот понял, что тоже одет в черную куртку, после чего выхватил свой пистолет и стал стрелять по ближайшей группе людей.
      Как потом оказалось, ближайшая группа состояла из сотрудников уголовного розыска, а дальняя – из бандитов солнцевской группировки, но попал Слобожан все-таки в сотрудника МУРа. а поскольку он всегда стрелял хорошо, то не было ничего удивительного в том, что и на сей раз он попал, причем почти в десятку.
      Бандиты, получив неожиданное подкрепление, сумели скрыться на машине, а доблестные муровцы открыли огонь по Слобожану. Перестрелка продолжалась еще минут пятнадцать, пока прибывший взвод ОМОН не положил всех на асфальт мордой вниз.
      После выяснения принадлежности стрелков к соперничающим конторам….мур….овцы обещали Слобожану скорую встречу со всеми вытекающими последствиями, причем они пообещали, что вытекать будет долго и мучительно.
      После этого инцидента Слобожан, выходя из здания налоговой полиции, испытывал неприятное чувство беззащитности, поскольку служебное оружие ему выдавали только при выполнении заданий, а непосредственный шеф Слобожана полковник Желдак с тех пор был приятно удивлен неожиданным рвением майора, который брался за все задания, под которые можно было получить служебное оружие.
      Вспомнив, что тот день тоже был критическим, он тяжко вздохнул, поскольку тогда тоже не успел принять антистрессового средства. "Если бы попил пивка, глядишь, и в бандитов бы попал… " – подумал Слобожан и икнул.