Записки непутевого опера

      "Вперед и не бойся!" – скомандовал себе Андрюша. В этот миг ему почему-то вспомнился самый первый конфликт в суде, хотя за долгую следственную практику их было немало. Тогда в Реутовском суде ему пригрозили арестом за неуважение к суду в общем-то за безобидную вольность: выступая на слушании дела, он сравнил качество здешнего правосудия с убогим состоянием местного судебного дворца. Разваливающееся здание суда напоминало в некотором роде аккуратно сохраняемую реликвию, правда, не имевшую исторической ценности. Горсуд давно уже стал притчей во языцех, и, видимо, потому слова Андрея Михайловича вывели судью из терпения.
      Но в тот раз ситуация была куда безобидней: Андрей все свел к шутке. Кротко взглянув на судью и улыбнувшись молоденькой прокурорше, он заявил, что тогда придется организовать выездную сессию суда вокруг следователя налоговой полиции, метущего метлой Реутовские улицы. Прокурорша захихикала, судья ядовито усмехнулась, и эпизод был исчерпан…
      Сегодня все куда серьезней.
      – Послушай, уважаемый, – начал он. – Знаешь, кто вчера был начальником конвоя? Тимирбаев был!.. – тут Андрюша сделал многозначительную паузу.
      – Начнут разбираться, спросят, кто разрешил отдать зубы в починку?
      Тимирбаев и разрешил. Ты говоришь – запрещено, и я с эти совершенно согласен, но это значит, что накажут Тимирбаева. Ты хочешь, чтобы его наказали? Правильно, не хочешь. Потому что тогда он тебя накажет – в свободное от несения службы время.
      На лице начальника конвоя явно отражалась усиленная умственная работа, разумеется, в тех пределах, что доступны бойцам конвойной службы. Наконец последовала последняя умственная операция, и начальник конвоя одолел всю логическую цепочку. Здравый смысл и богатый жизненный опыт предшествующих поколений подсказывал, что шутить с Тимирбаевым – этим здоровым лбом из соседнего взвода, прошедшим Чечню, – не следует.
      И конвойный начальник, нехотя, поморщившись, пошел на попятную…
      Андрюша победил. "Зубы" находились по принадлежности -там, где они и должны быть. Вероятно, завтра этот судебный процесс завершится; на сегодня – баста, пора домой.
 

***

 
      Утро еще не успело перерасти в день, а солнце уже так раскалило воздух, что его приходилось хватать ртом, словно выброшенный на берег пескарь. Существует только одно средство восстановить силы, потраченные на доставку бренного тела к месту работы, – несколько минут покоя и тишины. Опускаешься в удобное кресло и, немного поерзав в нем, принимаешь удобную позу, вытягиваешь ноги и закрываешь глаза. Всего несколько минут, несколько сотен секунд. А потом…
      Бросить бы всю эту работу да рвануть на пляж. Там и жара не так чувствуется, и занятие можно себе более интересное найти, чем исследование очередной студенистой массы, которую подсунет неугомонный опер.
      На пляже действительно хорошо. Очаровательные студенточки, вырвавшиеся на свободу из душных аудиторий института, сверкают своими длинными ножками, дразнят и манят.
      Словно по взмаху волшебной палочки дверь распахнулась, и в кабинет влетел взъерошенный Санек. Пробормотав на ходу дежурное "привет", он плюхнулся в кресло и сразу же стал звенеть стаканами, заваривая чай.
      – Витек, если ты собираешься сегодня работать, то хотя бы глаза открой.
      – Тебя сейчас послать или по факсу? – лениво процедил Караваев сквозь зубы, но глаза пришлось открыть и тем самым прогнать очередное длинноногое виденье.
 
      В ответ Санек неопределенно фыркнул и демонстративно повернулся к нему спиной. Восторг у классиков вызывала Эллочка-людоедка, которая обходилась тридцатью словами. Представляете, в какой неописуемый восторг они бы пришли, пообщавшись с Саньком. Отвечая на вопрос, он чаще всего обходится двумя звуками:
      "хм" и "фы". Смысл, содержащийся в ответе, доводится до оппонента изменением длительности звучания и интонации, с которой он их произносит. Крайне редко Санек может в ответ проворчать что-нибудь нечленораздельное.
      – Чего ты там возишься, – раздался его ворчливый голос.
      Ох, и до чего же он бывает невыносим по утрам. В том, что они вдвоем работали сейчас над разработкой одной фирмы, была вторая ухмылка судьбы. Совершенно разные по темпераменту, взглядам на жизнь, они как будто пытались опровергнуть общественное мнение о том, что разноименные заряды притягиваются.
      "Как вам удается работать вместе и при этом не поубивать друг друга или хотя бы не покалечить?" – типичный вопрос окружающих, которым удалось понаблюдать за ними в течение небольшого промежутка времени.
      То, что Санек в одиночку сражался с папками финансовой отчетности предприятия, совсем не означало, что Караваев не принимал участие в ее разработке. Если у вас возникло такое мнение, выбросите его из головы. Как и все оперативные работники, находясь перманентно в позиции "снизу" по поводу процента раскрываемости, он только и думал, как бы зарегистрировать лишнее преступление. В связи с этим искусство работы с заявителями считается одним из главных для любого опера. Ленивый Караваев, например, принимая заявление, сообщал, что введена новая форма заявления, которой всем обязательно следует придерживаться.
      Начинать следует так: "Довожу до вашего сведения следующую информацию". Получив такую писульку, он регистрировал ее не как заявление, а в виде сообщения "доверенного лица" и подшивал в оперативные дела.
      После каждого очередного радостного вскрика Санька, что указывало на то, что он выявил очередное расхождение в начислении налогов, включался в работу Витек. Работа вновь кипела – с раннего утра и до позднего вечера, пока охранник, обходя здание, не открывал дверь и не начинал многозначительно позванивать ключами, намекая, что им пора покинуть помещение и не отнимать у него драгоценные минуты сна. Лично Караваев, естественно, засиживался до темна лишь из-за уважения к Александру и его умению быть убедительным.
      Все эти дни они просидели над своими установками, не поднимая головы. Весть о том, что приятели опера борются за честь быть принятыми в дом для слабоумных с умственным истощением от работы, в полдня облетела весь райотдел.
      Время от времени дверь кабинета приоткрывалась и в комнату, перешептываясь, проникала очередная группа коллег. В ожидании зрелища один из них говорил ласковым голосом: "здравствуйте".
      В ответ опера отрывались от бумаг и калькуляторов, невнятно матерились и строили страшные рожи. В последние дни даже Желдак не дергал их по пустякам, хотя кто-кто, а начальник райотдела очень любил быть в курсе всех дел, и чем больше информации ему сообщалось, тем выше он оценивал работу подчиненного. Правда, пользоваться этой чертой начальника для завоевания его расположения коллеги не торопились. Еще одна черта руководителя состояла в том, что, получив хоть какую-то информацию, он тут же начинал строить планы, организовывать суперхитрые операции и задействовать в них всех подчиненных, кого мог найти.
      – Все, он наш! Завтра подошьем ответы по банковским проводкам и можно вызывать красавчика, – Санек устало потер глаза и потянулся. – Ну что, по домам?
      – А на радостях напиться? – вопросом на вопрос ответил Караваев.
 
      Возражений не последовало.
 

***

 
      Утро началось с яркого солнца, пробивающегося через, казалось, вполне плотные шторы, головной боли от вчерашнего распития ларечной бормоты и острого нежелания идти на работу.
      "А пойти ли мне на работу? Правильно, не пойду! Попрошу Александра, чтобы он отмазал перед начальством…" – пораскинул Витек своими пронзенными болью мозгами и, повернувшись на бок, начал погружаться в сон.
      Не удалось… В голове пропела полковая труба, призывающая свершать трудовые подвиги. Обычно это был будильник, и его можно было проигнорировать, но в этот раз была совесть. Пришлось вставать, находить в себе силы и идти на работу.
      Душ, чашка кофе, зарядка в троллейбусе, и вот он стоит у двери в райотдел в полном здравии и желании работать. Санек уже сидел на своем рабочем месте и строчил постановление на заведение дела.
      Судя по хмурому взгляду, ему вчера досталось не меньше, и поэтому он сейчас будет ворчать.
      – Мог хотя бы сегодня не опаздывать…
      Огрызаться было лень.
 
      Одной из наиболее заметных фигур, на которых стоит обратить внимание, был Дмитрий Ильгамович Мирзоев, 35 лет от роду. Не судим. Не женат. Бизнесмен. Директор фирмы "Наргис"… А вот об этом поподробней.
 

***

 
      Фирма "Наргис", которой владел Мирзоев, торговала стиральным порошком "Тайд", в неслыханных количествах производившимся дочерним предприятием, размещавшимся через улицу.
      Производился этот полезный продукт из стирального порошка "Снежок" путем пересыпания из одной пачки в другую. Потом товар поступал на склад, а уже оттуда попадал в десятки торговых точек по всей стране. Загадочный владелец фирмы будоражил умы всех сотрудников. Дело было в том, что его никто никогда не видел. Все распоряжения отдавал пронырливый молодой человек, по имени Володя, с противными бегающими глазками и огромной черной папкой под мышкой. Когда нужно было сделать что-то неприятное, например не выплатить зарплату, Володя открывал папку и стальным голосом произносил: "Дмитрий Ильгамович велел не выдавать!" Причем "Дмитрий Ильгамович" он произносил так быстро, что получалось что-то вроде "Дильгамыч ". Из всего этого все заключили, что Дильгамыч и являлся владельцем фирмы. Но кроме имени, об этом человеке не было ничего известно. Так и возникла мысль о том, что на самом деле фирма "Наргис" находится в руках самой настоящей мафии.
      У Володи также были свои весьма фундаментальные соображения на этот счет, но об этом станет известно позже.
      Все началось с того, что однажды в двери склада постучался какой-то маленький грустный человечек с помятым лицом и предъявил Володе какое-то удостоверение, отчего лицо у того сделалось, как будто он только что проглотил таракана. "Налоговая полиция", – доверительно шепнул он Володе и помешал ему захлопнуть дверь. За грустным человечком в помещение уверенной походкой вошли десять человек совершенно немыслимого роста, в масках, причем один из них зачем-то с силой пнул попавшийся ему на дороге табурет, который с жалобным скрипом отлетел к противоположной стене. Замыкал шествие бравый краснощекий капитан с чапаевскими усами и бородой. Окинув наметанным взором озабоченную фигуру Володи, он ласково поинтересовался, не знает ли тот, где находится хозяин. Получив отрицательный ответ, он вместе с грустным человечком пригласили Володю пройти с ними в подсобку, оставив персонал фирмы с десятью богатырями, похожими на перекормленных баскетболистов.
      – Значит так, гражданин, нам прекрасно известно, что фирма ваша – братковская, так что к тебе лично у нас вопросов нет… кроме одного, – добавил он после театральной паузы. – говори, где хозяин, и иди отсюда.
      – Какая-какая фирма… – переспросил несчастный Володя.
      Капитан как-то неопределенно крякнул и пояснил:
      – Брат… тьфу, черт! Мафиозная в смысле.
      Тут Володя понял, чего от него хотят, и принялся излагать свою теорию относительно мафии, которая сводилась к тому, что, существует или нет эта замечательная организация, в принципе неважно.
      Сущность человеческого бытия такова, что идея сама по себе может быть достаточно могущественна и влиять на жизнь людей самым существенным образом, притом что ее физического воплощения может вообще не существовать. Затем Володя вспомнил знаменитого мореплавателя Уолтера Райли и его поиски Эльдорадо. Продолжил он тем, что заявил о своем согласии с субъективными идеалистами, и в частности с Шеллингом, по очень многим пунктам.
      Капитан, оказавшийся человеком грубым и малообразованным, заявил, что опровергнет постулаты субъективного идеализма эмпирическим путем, а именно пару раз стукнув Петровича по лбу резиновой дубинкой. На это Володя ответил, что подобный опыт хоть и не может служить достаточным доказательством, но является вполне убедительным и, потея от страха, продиктовал телефоны Мирзоева.
 

***

 
      Появился Дмитрий Ильгамович Мирзоев в стольном граде всего три года назад и сразу же сумел обратить на себя внимание. Естественно, если человек заслуживает внимание окружающих, то последние стараются проявить повышенную информированность о нем, чем и делятся с себе подобными. Так рождаются слухи. Мирзоев был обвешан ими, как рождественская елка украшениями. Другие, ну те, которые входят в первую десятку, всячески старались остаться в тени, не привлекать к себе излишнего внимания. Этакие серенькие мышки-полевки. Журналистов так вообще на дух не переносили. А Мирзоев, как нарочно, так и лезет всем на глаза. То целый день носится на белом БМВ, модель довольно редкая и дорогая, то ресторан на весь вечер арендует. Народ толпится, а швейцар, объясняя наличие таблички "мест нет", говорит:
      "Дмитрий Ильгамович гуляют…" На днях вообще отчудил: мало того что организовал конкурс городских красавиц, себя назначил главой жюри, так еще и по саунам с этими девками бесстыжими таскался. Ну а уж если разговор шел о том, чтобы дать интервью…
      Даже договариваться не надо: на улице встреть иль ночью разбуди – всегда пожалуйста, с превеликим удовольствием.
      Любит человек пожить на широкую ногу и не любит этого скрывать. Отсюда интерес окружающих к его персоне, отсюда и слухи. Говорили, он заглядывается на кресло префекта, а кое.кто даже утверждал, что он представитель мафии в нашем городе, вроде даже чеченской. В противном случае, откуда у него такие деньги, связи, напор… Вполне логично. Единственное, что было правдой из всех слухов, окружающих Мирзоева, так это то, что он собирался построить в нашем городе парк развлечений, по размерам своим не уступающий Диснейленду. Почему именно парк?
      Неужели этот человек так любит детей? Да нет! Вероятней всего, это закрепившиеся в мозгу впечатления детства.
      Диснейленд – это королевство. А Дмитрию Ильгамовичу Мирзоеву очень хотелось быть королем. Иметь одну, две, десяток собственных фирм его не устраивало. Непременно собственная империя.
      Хотя бы такая, как создал себе Билл Гейтс. Спроси у него, когда впервые посетила его голову такая мысль, не вспомнит. Казалось, он родился вместе с ней. Уже более пяти лет все поступки Дмитрия Ильгамовича были посвящены этой идее. С годами она окрепла, усилилась, обросла новыми образами… Короче говоря, превратилась в навязчивую идею с явно выраженной маниакальностью. Осталось только выбрать область приложения своих сил.
      А вот с этим было посложней. Мало ли у нас в стране таких Мирзоевых.
      В промышленности этого сделать не дадут. Рынок поделен.
      Перебежишь кому-нибудь дорожку – последствия не заставят себя ждать. Или голову отобьют, или выход на ресурсы отрежут.
      Научен уже… Три года назад рыпнулся – пришлось все бросить, даже город сменить.
      На этот раз Мирзоев решил начать все сначала, но уже не в промышленности, а в той области, которая, по его мнению, не была засижена конкурентами, – в индустрии развлечений. Благодаря тому что в нашей стране эта сфера бизнеса предавалась более чем семидесятилетнему отрицанию, она превратилась в непаханую целину. Естественно, парки культуры и кинотеатры былых времен не в счет. Свободная ниша в рынке, никакой конкуренции.
      Если и есть, то такая мелочевка, что даже беспокоиться об этом не стоит.
      На самом деле у господина Мирзоева было не все так гладко, как говорила народная молва. В самом начале пошло вроде бы все отлично. Без потерь выбрался из предыдущей заварушки. Деньги потерял, но это не в счет. Главное, ноги и руки целые и голова осталась на своем месте. А ведь взялись за него ребята вполне серьезные. Судьба оказалась благосклонна к нему, откупился, проскочил. Приехал в новый город – опять повезло. Сразу же нашел, к кому обратиться за помощью. Дали банковский кредит, помогли без проблем зарегистрировать несколько подставных фирм, дела пошли – только не забывай своевременно подмазывать. Особой удачей можно было назвать приобретение "крыши". Ну, конечно, не сам факт нахождения. Он и не искал – его нашли. Ни какая-то там "синева", с пальцами все нормально, в веер не рассыпаются.
      А уж какой комплекс услуг предложили! Где бы он ни разворачивал свой бизнес, без "крыши" не обходилось. Обычно она шла как бесплатное приложение к юридическому адресу. Насчет "бесплатности " – очередная шутка. Обычно наедут бойцы, постучат себя кулаками в грудь, бриты вытащат или стволы – запугают одним словом. Ни заботы о "дойной корове", ни помощи, чуть что – в морду. А здесь… Таким и долю не жалко отделять. Прямо не рэкет, а партнерство… И ведомство серьезное – налоговая полиция.
      Целый подполковник, начальник отдела. Вальяжный, уверенный в себе. Связями не козырял, но давал понять – летает высоко.
      На этом лимит счастья был исчерпан. Особенно в последнее время явно началась черная полоса в жизни Мирзоева. Сделки срывались, подкормленные чиновники, именуемые "связями", подводили или допускали волокиту. А сегодня ко всему прочему пригласили для дачи объяснений в райотдел налоговой полиции.
      Состоялась получасовая беседа. Пожурили… попросили предоставить копии документов… обрисовали перспективу. Все довольно вежливо, однако, приятного мало. Особенно ожидавшая его перспектива.
 

***

 
      Первое, что сделал Дмитрий Ильгамович, войдя в свою квартиру, сорвал с себя надоевший за день галстук и бросился к бару.
      Желание номер один – напиться, анализ ситуации потом. Привычным движением свинтив пробку, он налил в рюмку своего лучшего коньяка. На секунду задумался. К черту… Плеснул почти до краев, выпил залпом. Закурив сигарету, Мирзоев погрузился в кресло, поставив бутылку на журнальный столик рядом с собой. Вероятней всего, она ему сегодня еще неоднократно понадобится.
      Коньяк, приятно раздражая гортань, отправился в путешествие по пищеводу. Мирзоев замер, прислушиваясь к ощущениям.
      Вот, суки, довели так, что приходится глушить дорогой коньяк, как водку, да еще и без закуски.
 
      Он набрал номер заветного телефона. Сбивчиво рассказав о беседе с операми, приготовился слушать. Боялся себе признаться, но он не был до конца уверен, что поступает верно.
      – Такому человека засадить, все равно что высморкаться.
      Мирзоев решил сгустить краски:
      – Нахамил я ему слегка. А он как набросился…
      – Боишься его? – хмыкнула трубка.
      – Боюсь, – честно признался Мирзоев и тяжело вздохнул. – Налоговая полиция все-таки.
 

***

 
      Караваев сидел в рабочем кабинете и печатал рапорт. Утро было прохладным и свежим, и он открыл окно, чтобы проветрить помещение, пока не началась жара. В процессе работы над рапортом Витек закурил сигарету и уже подумывал заварить себе кофе, как раздался телефонный звонок.
      – Налоговая полиция, старший оперуполномоченный Караваев.
 
      – Алло, здравствуйте, – услышал он молодой мужской голос. – Это вас беспокоит ООО "Наргис", помощник генерального директора.
      С вами будет говорить Дмитрий Ильгамович Мирзоев.
      Соединяю.
      "Вот и началось", – подумал Караваев.
      Спустя несколько минут оперативник услышал знакомый голос.
      – Алло, Виктор Борисович? Это Мирзоев беспокоит.
      – У вас ко мне какое-то дело, Дмитрий Ильгамович?
      – Приезжайте, тогда и потолкуем.
      – Где и когда?
      – Скажем, в полдень у меня в офисе. Устроит?
      – Да нет уж, лучше вы к нам. А заодно прихватите первичные документы вашей фирмы.
      – Вас что, не предупредили? Я же с начальником договорился… – осекся Мирзоев, и в трубке раздались короткие гудки.
      Караваев положил трубку и встал, чтобы заварить себе кофе.
      Как говориться, лед тронулся. Видимо, Мирзоев уже отзвонился кому-то и сообщил о визите назойливого оперативника. Реакция последовала незамедлительно.
      – Знаешь, почему тебя, сопляка, посадили на такой ответственный пост?
      – Нет.
      – Потому что это часть игры.
      – Какой еще игры?
      – Обыкновенной… нами играют. Мы с тобой в одной лодке, мы опера… Ну, это вот все словесность, а если более реально, то опером "важняком" ты стал вовсе не из-за своих талантов. Скажу честно, нет у тебя талантов к организации, точнее, есть, но профиль другой. Ты хороший исполнитель, твое место в помощниках.
      Отсюда вывод: зачем недостаточно опытного специалиста ставят на такой ответственный пост? А? Ты же неплохой аналитик, отчего сам не поймешь? Это не аналогии, парень. Это та правда жизни, которую тебе надо знать… Короче: завтра закроешь оперподборку по "Наргису"! Материалы – ко мне на стол. Сделаешь все как надо – тебя не обидят, будешь гнуть свое – пеняй на себя.
      Свиньин, откинувшись на спинку стула, прикурил сигарету.
      Отбросив деликатность, он говорил рубленными, короткими фразами:
      – Пойми, капитан, не ты первый, не ты последний. Нечего из себя целку строить… Брать или не брать? Это не вопрос, если дают много. Вопрос – как брать и не попадаться. Или с кем поделиться.
      Брать ли, если дают мало? Когда брать? Идеальный случай – не когда спрашиваешь, а когда дают, не спрашивая. Думаете, вам удастся переломить сопротивление тех, кто не хочет воплощения в жизнь ваших инициатив?
      Караваев пожал плечами.
      – Помни, что оплата услуг возможна не только в наличном или безналичном виде. Возможен бартер, например, в виде оплаты обучения твоего ребенка. У тебя ведь есть дети, капитан?
      – Есть.
      Караваев поднялся со стула.
      – Сидеть! Я тебя не отпускал.
      Зарабатывать на кусок хлеба со сливочным маслом опер может, разумеется, не только развалом уголовных дел, но и множеством других полузаконных способов. Чтобы все перечислить – жизни не хватит…
      Самое прибыльное – собрать побольше компромата на солидную коммерческую фирму и "наехать" на них до упора, затем либо взять одноразово крупные "отступные", либо стать их постоянной "крышей" и исправно получать регулярный доход… Да только слишком уж обременительна эта комбинация, все свои силы на ее разработку кинуть надо, а когда преступников ловить? Не разорваться же на тысячу кусочков. Да и не мелкому районному оперенку такие дела проворачивать, на том уровне все уже давно "схвачено" и проглочено хищниками посильней, с куда большим количеством звезд на погонах, чем у тебя. Скорее уж тебе там рога пообломают, чем ты…
 
      Караваев почувствовал, что у него застучало в висках, совсем как тогда, за речкой, когда он впервые попал под обстрел вместе со своей группой. Совсем некстати пропал голос.
      – Именно поэтому, – наклонившись к лицу Свиньина, прохрипел он, – именно поэтому в одной лодке с тобой, падаль, я себя не чувствую, и борцом за правду тоже. Я просто пытаюсь жить в соответствии со своей совестью и своим долгом. И то, что я вижу вокруг, мне не нравится. Я люблю свою страну и желаю ей только добра, не хочу, чтобы она вечно была страной воров и бандитов, где у нормальных людей нет денег, чтобы купить детям одежду к новому учебному году, тогда как всякие уроды копят на своих счетах в банках миллиарды… Это хуже, чем все то, что я видел на войне, а что может быть страшнее? У меня есть все, чтобы осуществить это, и я этого добьюсь… Честь имею!
      На негнущихся ногах Караваев вышел из кабинета. Только сейчас он заметил, что холодный пот заливает ему глаза.
 

***

 
      В жизни любого опера, который, как положено, отработал несколько лет на одном месте, на своей "земле", однажды наступает своеобразный рубеж. В первые годы работы молодой оперативник помогает отправлять преступников за решетку, не задумываясь о будущем. Посадили одних – сразу хватаются за новых, и кажется, что все, кого посадили, уходят потоком в какую-то бездонную пропасть. Об этих людях опер на время забывает. Молодому сотруднику годы, к которым приговорены его подопечные, кажутся длинными и почти бесконечными.
      Но время в летит стремительно. За постоянной беготней не замечаешь лет, не то что месяцев. И вот однажды на столе у опера появляется телеграмма: готовьтесь, мол, из мест лишения свободы освобожден такой-то. Сразу вспоминаются знакомые фамилия и кличка, и то, как угрожал оперу лютою местью по возвращении из зоны. Скоро появляется еще одна подобная телеграмма, другая. И вот уже целая стопка. Один за другим возвращаются "старые знакомые ". Обычно такой рубеж наступает у оперативника на седьмойвосьмой год работы. Опер становится похож на жонглера с кеглями, которые крутятся вверх-вниз кругами по пять, по десять лет. Возвращаются и отправляются снова назад.
      Все эти циклы разнообразят многочисленные, вошедшие в моду амнистии. Бывает, только закрыли злодея, а он уже через полгода опять на свободе. Часто из мест заключения даже не успевают присылать уведомления об освобождении.
      Опер мысленно представляет себе, как добираются разными путями до его и их родного района заматеревшие, прошедшие школу бандитской и воровской жизни на зоне, бывшие клиенты, которых он когда-то легко колол на допросах, ловко разводил, как детей. Тогда многие из них обещали его убить, но руки у них были коротки.
      Какими они объявятся теперь, пока неизвестно. Опер станет их ждать, а по прибытии будет наблюдать за ними. Может, кто-то из них станет заниматься серьезными делами и перейдет в поле зрение отделов по борьбе с оргпреступностью, а сам никогда не пойдет на дело, станет загребать жар чужими руками. Кто.то из них, может, решил жить честно или ударился в религию. А кто.то затаил на опера злобу, набрался бандитского мастерства и связей и лелеет теперь планы страшной мести. Но "мститель" нарвется уже не на молодого, запомнившегося ему лейтенанта. Он встретит матерого опера, который сам стал наставником для своих подопечных – стажеров. И бороться они будут снова на равных, только на более высоком уровне бандитской и оперской техники.
      Вообще оперу угрожают часто. Бывает, жуткие угрозы расправы вызывают усмешку, если они слетели с уст рыночного торгаша, который, будучи пойманным с левым товаром, забился в истерике. Бывает, угрожают настоящие бандиты, но опер знает, что его просто берут на испуг, и никогда этих угроз не выполнят. Но бывает и так, что от угрозы расправы над самим опером или его семьей становится не по себе, понимаешь, что покушение вполне возможно.
      Чем оперативнику защитить себя или, тем более, семью? А ничем! Штатное оружие выдают только на время рабочего дня. Утром получил, вечером сдал. И если ты днем разговариваешь с отморозками с пистолетом в кобуре, они тебе в глаза скажут, что найдут тебя ночью, когда у тебя ствола не будет. Ответить им нечего. Потом штатным оружием все равно особо не воспользуешься.
      За каждый патрон проводятся целые разбирательства. Один раз где-то выстрелишь – потом работать нормально не сможешь, объяснительные будешь писать целыми днями…
      Поэтому оперативники стараются вообще не получать свои штатные ПМы. Морока с получением и сдачей по всем правилам документации занимает уйму времени.
      Служивый люд выходит из абсурдного положения по-разному.
      Многие опера стараются добывать себе различными путями "собственное" оружие. Благо, что преступный мир у нас вооружен выше крыши.
      Другие опера, как положено, пользуются только штатным оружием, не пускают его в ход. Но тогда, чтоб не пасть жертвой государственного абсурда, надо до минимума свертывать свою актив ность в районе, стараясь никому не мешать, ни на кого не нарываться.
      Кто из них прав – неизвестно. Любой либеральный юрист или деятель культуры поднимет вой по поводу подобного "самооснащения ".
      Опер обеспечивает себя почти всем сам, часто ведет борьбу с преступным миром в одиночку. От государства он получает триста долларов.
      В кабинете – деревянный стол, тяжелый серо-синий сейф, два стула да казенная желтая занавеска на окне. Вся оргтехника, выданная государством, – пылящаяся в углу на полу печатная машинка, которую называют "пыточной". Об нее можно переломать все пальцы, пока набьешь пару строк, еще ею можно убить человека, если ударить по голове.
      Все остальное "появилось само". Компьютер с принтером, мягкие кресла, мобильные телефоны, настольные лампы. Отцыкомандиры следят только, чтоб ничего не выносили за пределы райотдела и не ломали. И никто не сопоставляет результаты служебной деятельности налоговых оперов, возвращенные казне миллионы и уровень их жизни, не замечает вопиющий диссонанс между этими факторами и не делает никаких выводов.
      А кто будет их делать? Некому, у всех свои дела, свои заботы вплоть до самого верха…
 

***

 
      Караваев вышел на улицу и сразу зажмурил глаза от солнца.
      – Добрый день! – неожиданно услышал он. – Пройдемте со мной.
      Витек открыл глаза. Перед ним стоял крепкий молодой парень в джинсах и рубашке с короткими рукавами. Парень как парень. Лет двадцать пять, не больше. Скорее всего, спортсмен. На вид даже приятный. Только вот почему-то смотрит с плохо скрытым превосходством. Будто капитан имел привычку постоянно брать у него по мелочи в долг, а отдавать – только после усиленных напоминаний. Но, в конце концов, это не преступление. Как хочет, так и смотрит. А вот уши неожиданного собеседника майору не понравились всерьез: они были слишком маленькие для внушительной черепной коробки, надутые и крепко закрученные, как огородные улитки. Витек окинул взглядом солнечную улицу.
      Недалеко от веранды пивного бара "У дяди Коли" застыл аккуратный японский микроавтобус с выпуклыми затемненными стеклами. Рядом трое. Одеты неброско. Внешность непримечательная.
      И все-таки в них легко угадывалась профессия. Внимательные трезвые глаза, подтянутые фигуры, экономность в движениях – все выдавало в них хорошо знакомую Витьку специальную службу.
      – Далеко идти? – спросил он непрошеного собеседника.
      – Рядом, – усмехнулся тот.
      – Извини, друг. Не могу, – качнул головой Караваев. – Дела.
      Он сделал вид, что хочет обойти молодого человека. Тот быстро переместился в сторону, преграждая путь. "Реакция хорошая ", – отметил про себя Витек, а вслух вяло бросил: