И вот наступил день, когда бравый налоговый полицейский вышел на службу. Тут на него смотрели косо. Вроде он герой, не на службе был, а за гражданина избиваемого заступился, но, с другой стороны, кто в такую чепуху поверит из коллег?
Вот тут Моторин понял, что теперь он либо пан, либо пропал, и решил продолжать настаивать на своем: "Я защищал общественный порядок. За то и пострадал. Наказать негодяев по всей строгости!" – Да меня затаскали по твоему делу, каждый день отчеты требуют.
Оно в Москве на контроле, – чуть не плакал начальник райотдела.
Тут до лейтенанта дошло, какую кашу он заварил. А что делать, скажите на милость? Признайся он, что соврал в больнице, начальство может и стружку снять. Вот он и решил идти до конца. Несколько раз ездил в рейды по тому месту, где его "зверски избили ", на опознания всякие ходил и, конечно, никого не опознал.
Но все закончилось для него как нельзя лучше. Надо же какое.то решение по делу принимать? Вот руководство и приняло наиболее разумное, на их взгляд.
За проявленное мужество и инициативу лейтенант налоговой полиции Моторин досрочно получил звание старший лейтенант, и хотя все понимали, что дело липовое, но ведь обратного-то не докажешь. Почти как с легендарным поручиком Киже дело вышло.
***
Налоговым полицейским Москвы в конце 90-х крупно везло на начальников. Заместителем по оперативной работе чекиста Добрушкина некоторое время был бывший партийный активист Михаил Слинько. И хотя рулил он весьма и весьма недолго, тем не менее прославиться успел. Как-то вычитав в одном из служебных документов, что у оперативников имеется спецконтингент, он собрал начальников райотделов и заявил: "Я тут узнал, что у вас там агенты и резиденты всякие имеются. Велите-ка собрать их всех в ближайший вторник, я им лекцию прочитаю о необходимости усиления борьбы с налоговой преступностью". Бедные начальники дар речи потеряли от такого вопиющего нарушения конспирации.
Также он прославился тем, что, разъезжая по районным службам и отделам, снимал на видео окурки и повелел везде, где только можно, повесить огнетушители.
Этот генерал сразу же приказал в срочном порядке перекрасить все стены, сейфы и часть прочей мебели в белый или бежевый цвет, всеми способами блюдя пожарную безопасность, умудрился швырнуть непотушенный окурок в урну и дотла спалить собственный кабинет, перед этим отремонтированный, а также провести еще массу различных мероприятий, которые отнюдь не способствовали улучшению работы налоговой полиции.
Очень любил он и различные широкомасштабные операции и рейды.
В один из весенних дней Караваев и Валера, товарищи и соратники по райотделу, попали, что называется, "под замес". Шеф вызвал их в кабинет и сказал, что завтра вечером им необходимо прибыть во 2-й отдел управления на Азовскую для участия в каком-то очередном рейде. Причем посоветовал одеться попроще, ибо проверять придется подвалы и чердаки.
В управлении Караваева сразу взял в оборот замначальника отдела с настоятельными напоминаниями о том, что им показатели тоже нужны, и поэтому Витьку просто необходимо поговорить с тремя товарищами, просто поговорить, и можно быть свободным на сегодня.
Все складывалось удачно. Однако, распахивая дверь кабинета, Витек понял сразу, что глубоко ошибался. В углу на диванчике сидели иностранцы, их было трое, причем двое из них могли бы смело рассказать доморощенным мачо, как надо выглядеть. Широкоплечие, мускулистые, с длинными волосами, в белых футболках и потертых джинсах. Третий же был типичным представителем бизнес-элиты: костюм, рубашка, глянцевые туфли и галстук в тон костюму. Поздоровавшись с опером, все знание языков которого сводилось к "айн, цвай полицай", Караваев приступил к делу:
– Добрый вечер, дамы и господа, владеет ли кто-нибудь из вас английским языком?
Глаза иноземцев засветились необычайной радостью и счастьем, как будто бы они все вместе выиграли один миллион долларов в национальную лотерею. Вскочивший бизнесмен был резв, как двоечник на уроке, выучивший на пятерку домашнее задание с помощью отцовского солдатского ремня.
– Да, сэр, мы все знаем английский.
– О'кей, сообщите, пожалуйста, ваши имена, гражданство, цель пребывания в нашей стране и причину, по которой вы были задержаны. Если наша страна имеет дипломатические отношения с вашей страной, я могу пригласить вам консула. если язык нашего общения для вас труден, на основании нашего законодательства вам может быть предоставлен переводчик (ага разбежались, только кто его оплачивать будет). Кроме этого я хотел бы увидеть ваши паспорта либо документы, удостоверяющие вашу личность.
Ситуация начала проясняться. Оказалось, что сей бизнесмен только недавно прибыл в Москву, он испанец и совладелец какого-то СП. К нему приехала дочь и ее друзья, и он поселил их на квартире, которую снял у знакомого своего партнера. Тот в городе почти не живет. Вот этот-то знакомый и проходил по материалам отдела как важное звено в цепочке "черного нала".
– Да, сэр, скажите, а вы кто? Переводчик или сотрудник МИДа?
– Почти…
Прежде всего Витек почувствовал себя идиотом, поверившим в свое счастье, как Шарик в то, что его бабушка согрешила с водолазом, и поменявшим холодное пиво и недосмотренного "Английского пациента" на этот внеплановый геморрой.
Домой он попал под утро, еле шевеля языком. Ночью ему снились кошмары, участники которых изъяснялись исключительно на английском.
ОТСТУПЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ: СОН, НАВЕЯННЫЙ ПОЛЕТОМ ПЧЕЛЫ ВОКРУГ ГРАНАТА, ЗА МИГ ДО ПРОБУЖДЕНИЯ
– Капитан Караваев! Доложите комиссии по специальным вопросам детали инцидента, произошедшего с вами 12 марта этого года.
– Товарищи офицеры! Уважаемые коллеги! Мне, капитану налоговой полиции Караваеву, было приказано выяснить реальный уровень доходов предпринимателя Рулона Обломова. С целью получения достоверной информации распоряжением начальника райотдела налоговой полиции меня включили в группу наружного наблюдения.
Служба наружного наблюдения, непрерывно сопровождавшая Обломова, установила: на вечер 12 марта он запланировал странную, скажу более, подозрительную встречу. Да, именно так, господа! Бизнесмен запланировал встречу в рабочее время, но в неформальной обстановке! Интересующий нас объект снял номер в гостинице, прибыл туда в 17:52 с дипломатом, в котором, как предполагали сотрудники группы наружного наблюдения, находились бумаги, способные пролить свет на уровень реальных доходов господина Обломова.
Должен напомнить уважаемым коллегам, что все предыдущие попытки внедрения оперативных работников в окружение интересующего нас объекта не дали результатов. Именно потому к решению поставленной задачи была привлечена оперативно-поисковая служба.
Мне придали вид и форму стеклянной коньячной бутылки. Затем сотрудники лаборатории закачали туда, то есть в меня, "Курвуазье ", любимый напиток господина Обломова. Презентовать меня бизнесмену было делом техники…
– Капитан! Детали внедрения не разглашаются.
– Слушаюсь! Таким образом, я оказался на столе, в номере.
Рулон Обломов был один, нетерпеливо ходил по комнате, явно кого.то ожидая. В 18:11 раздался стук в дверь, и я на всякий случай включил запись.
– Что произошло дальше?
– Это была секретарша господина Обломова. Молодая и весьма симпатичная особа. Я узнал даму в лицо, так как за несколько дней успел хорошо изучить все его окружение.
– Продолжайте, капитан!
– Девушка выглядела просто великолепно! Вечерний макияж, светлые волосы уложены в высокую прическу… Она была одета в белую облегающую блузку и короткую темную юбку… Непозволительно короткую юбку для деловой встречи! Я счел необходимым зафиксировать крупным планом. Также на девушке были туфельки на шпильках, ажурные черные колготки…
– Вы отвлекаетесь! Какие колготки?
– Черные. Ажурные.
– Отставить!!! Дальше!
– Судя по лицу Рулона Обломова, он ждал эту даму. Видимо, предполагалось, что с документами будут работать вдвоем. Да, именно вдвоем!
– Других посетителей не планировалось?
– Думаю, нет, товарищ полковник.
– Точно? Вы уверены, капитан?!
– Да! Если б такая девушка, я ни за чтоб…
– Отставить! Продолжайте!
– Почти сразу вслед за появлением девушки в номере был притушен верхний свет. Негромко зазвучала мелодия, они стали медленно кружиться по комнате в танце…
– Отставить! Объясните комиссии, с какой целью в бутылку коньяка, то есть вам в глаз, была вмонтирована видеокамера?
– Для фиксации служебных документов, товарищ полковник!
– Тогда зачем, капитан, вы представили руководству управления видеоматериал, оч-чень сильно напоминающий порнофильм?
– Никак нет, товарищ полковник! По формальным признакам – это легкая эротика! Уважаемые коллеги, прошу принять во внимание: мне впервые довелось выполнять столь ответственное задание! Я старался фиксировать все, что попадало в объектив!
Боялся пропустить момент, когда начнется плотная и энергичная работа с документами…
– Продолжайте!
– Они кружились в медленном танце по номеру. Руки бизнесмена Рулона Обломова лежали на талии девушки. Я понял: сейчас начнется работа! То самое, ради чего меня внедрили в номер господина Обломова. К сожалению, я не мог использовать несколько видеокамер и монтаж, пришлось ограничиться максимально крупным планом… Я фиксировал каждую мелочь, стремился не пропустить миг, когда…
– Отставить!!! Документы появились?
– Какие документы, товарищ полковник? Ах, документы! Никак нет! Юбка поползла вверх, появились стройные бед…
– Отставить! Прошу вычеркнуть это из протокола! Продолжайте, капитан!
– Они уединились на широкой постели, которая, к сожалению, оказалась слишком далеко от столика, где находилась бутылка
"Курвуазье". Камера работала на предельном увеличении, но, боюсь, я смог запечатлеть лишь крупные детали, а вот документы никак не попадали в объектив. Только…
– Отставить! Удалось ли зафиксировать что-то, кроме…
– Да, товарищ полковник! Я включил на максимальную чувствительность микрофон, удалось благополучно зафиксировать разговор интересующих нас объектов – Рулона Обломова и его деловой партнерши.
– Капитан!!! Там одни томные вздохи и стоны! Лишь иногда – невнятное рычание…
– Шифр, товарищ полковник! Нам еще потребуется декодировать его, но я уверен, что добытая запись – ключ к успеху! Готов немедленно приступить к расшифровке видео- и аудиосигнала! Думаю, наши "клиенты" хитро маскировались во время секретной беседы, а вот там, в полутемном углу, без помех занялись документами…
– Дальше!
– И тут случилось непредвиденное, уважаемые коллеги! В меня был налит коньяк, отличный "Курвуазье"! За время пребывания в номере господин Обломов выпил лишь однажды, а девушка предпочла ликер. Соответственно, весь напиток оставался внутри емкости.
Я изо всех сил старался не пить его, даже не нюхать! Но коньяк подло проникал в меня через поры… Сотрудники технической службы выдали мне специальные таблетки против опьянения, чтоб я смог выполнить задание до конца. Увы, метаболизм оперативного сотрудника в виде стеклянной бутылки отличается от метаболизма обычного налогового офицера. Антиопьянин вызвал икоту, которая нарастала с каждой минутой. Я с трудом сдерживал себя, но в дело вмешались пары алкоголя, которые все активнее проникали внутрь организма.
В конце концов, когда в номере стало очень темно, так что ничего уже не было видно, а процесс работы над документами достиг апогея – интенсивность шифробеседы резко выросла, я потерял контроль над собой. Не выдержал, икнул несколько раз подряд непозволительно громко…
– Как отреагировал бизнесмен Рулон Обломов?
– Сначала он замер, потом включил верхнее освещение. Спросил девушку: "Ты икаешь"?
– А она?
– Она? Ох, она… Какой у нее был голос, господин полковник!
– Отставить! Что сделал интересующий нас объект?
– Он сказал: "Погоди, снегурочка! Ща отыщем деда-мороза, выбросим на фиг, а потом будешь таять…" – Что предприняли вы?
– Икал, товарищ полковник! Икота усилилась так, что бороться с ней стало просто невозможно. Я попробовал отхлебнуть коньяк в надежде прекратить демаскирующие звуки, но это не дало результата…
– Рулон Обломов обнаружил вас?
– Так точно! Он схватил бутылку, то есть меня, за горлышко, прищемив нос.
– И вы, забыв о чести офицера налоговой полиции, окончательно выдали себя, капитан?!
– Простите, товарищ полковник! Все это – совокупное отрицательное действие "Курвуазье" и таблеток! Мозги работали плохо, к тому же я не мог нормально дышать… решил пугнуть Обломова, крикнул: "Заплати налоги! И живи!" – А он?
– Размахнулся мною. Девушка завизжала на постели. Я плохо соображал, пары алкоголя в комплексе с антиопьянином вызвали сильнейшее помутнение рассудка.
– Капитан Караваев, вы в курсе, что уже на следующее утро, 13 марта, предприниматель Рулон Обломов открыл приют для бездомных кошек, выплатил все налоги за пять лет вперед и назад, а также построил маленькую церквушку неподалеку от своего особняка? Туда он пошел зажечь свечку сразу после открытия храма.
– Нет, товарищ полковник, об этом я не знал.
– Сотрудник группы наблюдения утверждает, что Рулон Обломов, находясь в храме, умолял только об одном: избавить от говорящих бутылок.
– Это значит, что требуемый результат получен?
– В целом да, капитан! Довожу до вашего сведения: после совещания и неоднократного детального просмотра видеоматериалов комиссия пришла к выводу, что вы отлично справились с заданием. Ни о какой пенсии по нетрудоспособности не может быть речи. Вы переводитесь в группу научно-технической разведки, с повышением в должности.
***
Тревога, тревога, тревога. Кому не известно это магическое слово, которое заставляет бежать, прыгать, скакать, хватать, выбегать на мороз в трусах и в валенках на босу ногу, судорожно стискивая автомат. называться может по-разному: у погранцов – знакомая всем по сериалу "Государственная граница" знаменитая фраза "Застава в ружье", у нас, в налоговой полиции, называлось все скромным словом "прибой". Услышав его, любой сотрудник должен был бежать из любой точки, в любое время до месторасположения своего подразделения.
Ну что такое тревога для настоящих оперов? Рутина. В войсках это может обозначать все что угодно – от войны до просто издевательства над солдатом, в милиции бывают всякие случаи, но чаще всего ее объявляют по делу, а у нас одно: должен прибыть в установленное время, иметь при себе соответствующие вещи, дабы предстать перед грозными очами начальства и получить свою порцию люлей за несоблюдение инструкций и приказов, плюс не поспать всю ночь, поскольку смысла возвращаться домой чаще всего не было. Происходит это все буднично: приходит вечером начальник и так шепотом, тихо говорит: "Сегодня домой лучше не уходить, сегодня будет "прибой", готовьтесь, но т.с.с… никому, никто не должен знать". Примерно так происходит во всех подразделениях.
Но вот однажды случилось непредвиденное, объявили "Прибой ", нет, "ПРИБОЙ", так как никто из начальства о нем не знал. И выдернули всех тепленькими в 2 часа ночи в отдел. Тогда Караваев еще не обзавелся привычкой отключать сотовый на ночь и предупреждать родителей, что если кто звонит со службы – его нет, не было и не будет. Вот так нежданно-негаданно, не прошло и двух часов, как он пришел со службы домой и отправился на нее вновь. В отделе Витек был сильно удивлен наличием еще пяти таких же, как он, из 18-ти, причем начальника отдела найти никто не мог. Начальник райотдела появился на минуту, грозно сверкнул очами, сообщил о проверке готовности согласно приказу и убежал.
Прошел час, время три, грозной проверки нет, ну что делать в такой ситуации измученным операм? Правильно – найти себе занятие, что и было сделано. Из сейфов были извлечены стратегические запасы беленькой, благо дежурный пузырь был у каждого.
Но вот беда, то ли недосып сыграл роль, то ли опера еще не обладали стойкостью духа, присущей офицерам, но алкоголь сыграл злую шутку с молодым, неокрепшим организмом – захотелось им развлечения. ничего более умного придумать не смогли и начали резвиться, играя в старую игру под названием "конный бой". Думаю, все вспомнят свое школьное детство. Сие занятие увлекло донельзя, и бравые гусары не заметили, как дверь в отдел открылась и на пороге появились, с интересом наблюдая за ними, главный опер – замначальника службы по оперативной работе Дмитрий Иванович и грозный полковник с Маросейки, 12 – оттуда, где Верка Глаголева с Балуевым и Харатьяном бегали с крупнокалиберными дыроколами наперевес, моча направо и налево неплательщиков налогов.
Челюсти грозного полкана были где-то на уровне колен, до пола они опустились, когда опера попытались принять положение "смирно" и один из них, обдавая спиртными парами, доложил, что весь личный состав отдела на месте. Зам тихо прокряхтел, но скромно умолчал, что это всего лишь его треть. Тем временем начальство пришло в себя от такой наглости, но, судя по всему, не до конца, так как грозных речей и разрывания анусов не последовало. Наоборот, захлопнув челюсти, потребовали представить дежурные тревожные чемоданчики.
Надо сказать, что в отделе их было три, то есть их сделали, набили положенным содержимым согласно приказу, но сил хватило только на три, то есть один чемоданчик на шесть оперов, но повезло: получалось один на двоих. Челюсти у начальства опять отпали к полу. Зам, то багровея, то синея, тихо отошел в сторонку, проверяющий с Маросейки все еще крепился и начал осматривать содержимое по списку. Чемоданы были вполне подстать приказу, даже пара банок тушенки была как продуктовый НЗ на двое суток. Наблюдая, как по мере проверки у полкана немного светлело лицо, видно, радовался, что опера все же не последние разгвоздяи и инструкции с приказами чтят. Все с трепетом ждали конца этой процедуры, потихоньку приходя в себя, и стойка "смирно" начала уже вроде получаться.
Но тут настала кульминация. дело в том, что по приказу в чемоданчике должно лежать энное количество денег, что-то около 500 рублей. И полкан их обнаружил: аккуратно завернутые в газету пачки сторублевок, отпечатанных на простом ксероксе, были обернуты в банковскую упаковку, соответственно 10 тысяч в каждой пачке – тоже продукт очередного "оттяга" после службы. Вот здесь проверяющий не выдержал, он кричал, тряс тремя "пачками условных денег" у них подносом и вопил: "Что это такое, вашу мать, бл… что это здесь делает?" хором ответив, что это деньги согласно инструкции и приказу, и даже больше положенного – на всякие случай, и завершив сей ответ дружным выдохом, господа офицеры привели проверяющего в ступор. единственное, что он смог сказать, хлопая дверью, было: "Гандоны в погонах, ну я вас…" Зам и главный опер тихо давились сигаретами в углу…
А утром, когда все отсыпались на своих столах, положив под голову пару томиков инструкций по ОРД, пришла просьба остаться после утреннего совещания и во главе с начальником отдела явиться к начальнику службы для участия в воспитательных мероприятиях. вазелин брать запретили.
***
Линь Ма Джун, гостья столицы, прибывшая из Поднебесной, в миру просто Маша, была той, кого в интеллигентной среде принято пренебрежительно именовать торгашками. Однако это не мешает представителям той самой среды покупать у торгашек овощи и фрукты, яростно сбивая цену и возмущаясь по поводу обилия "жуликов за прилавками".
Но в данном случае покупатели были абсолютно правы. Луноликая Маша была торгашкой в чистом виде. Убеждать клиента в том, что предлагаемый ему товар – лучший в мире, она считала ниже своего достоинства.
Единственный презрительный взгляд, которым она удостаивала покупателя, говорил все: несчастный чувствовал, что если он вот прямо здесь, сейчас же, не приобретет эти огурцы (помидоры, яблоки, фейхоа, в конце концов), то от этого пострадает не она, гражданка Маша, а он, несчастный и обделенный покупатель!
Не придется ему вкушать лучшие в мире продукты, он откажет себе в удовольствии узнать, чем питаются в лучших домах лучшие люди, и…
На этом месте сдавались даже самые убежденные привереды (кроме тех, кто, зажав уши и закрыв глаза, не сбежал от лотка еще раньше). Они покорно протягивали обвисшие от усталости руки, подставляя свои сумки, сетки и пакеты под омерзительно скользкую морковь, заскорузлую от грязи картошку и яблоки, каждый сантиметр которых был накрыт артобстрелом полчищ маленьких беленьких червячков. Они вынимали из кошельков новенькие хрусткие полтинники и только что полученные в зарплату сотенные и взамен получали невозможно рваные, мокрые и слипшиеся десятки (или их половинки, заботливо склеенные при помощи бумажки и гадкого конторского клея).
Если же кто-либо из посетителей пробовал подать голос в свою защиту, китаянка включала вторую скорость, и горе было несчастному, позволившему себе выпад в сторону ее товара или сдачи. О, такой буре позавидовал бы даже сам Шекспир! В ход шли все возможные и невозможные словесные обороты, невероятные лексические изыски и исследования генеалогического древа незадачливого покупателя. Контрольным криком, посылающим его туда, откуда не возвращаются, Маша добивала клиента.
– Так будет со всяким, – говорила Маша, наблюдая, как то, что раньше можно было еще назвать покупателем, тащится прочь с битком набитыми сумками.
Но так случалось не со всяким. К примеру, когда на рынок заходил Караваев, китаянка шустро упархивала в ряды коллег, а на ее место заступал вечно сопливый пасынок. Витек покупал у него продукты, вытягивал шею, осматривал торговые места и, плюнув на землю, удалялся восвояси. А Линь Ма Джун медленно возвращалась на свое место, некоторое время выглядывая из-за весов в положении полуприседа, чтобы окончательно убедиться, что ее вековечный ужас удалился.
А дело было в том, что Витькина мать, которая первоначально и посещала базар, обладала таким незавидным свойством, как интеллигентность. Когда она осмелилась указать торговке на какие-то недостатки ее товара, та… История не сохранила поступков и речей Маши, но пожилую женщину увезли с прободением язвы в больницу.
Караваев поехал с ней, вернулся смурной и, надев камуфляж, отправился на базар. Он смиренно выслушал половину того, что собиралась сказать ему торговка Маша, а затем, с хрустом размяв пальцы, от всей души вломил ошалевшей китаянке по шее.
Естественно, остальные торговцы попытались Витьку помешать, но он и не таких обламывал. Проходивший мимо сержант ППС пресек попытки разломать прилавок гражданки Маши, попросив коллегу не чинить беспредел на рынке.
Отведя Караваева в сторонку, он искренне заверил его, что целиком и полностью разделяет точку зрения на мировую экспансию лиц китайской национальности, но его, сержанта, руководство не столь политически подковано.
Инцидент потихоньку начал забываться, когда к лотку подошел ничем не примечательный гражданин и попросил: "два килограмма яблочек, пожалуйста, пару капустин и свеколки с полкило, если нетрудно". Маша и не подумала ни о чем нехорошем.
Как обычно, кинула на весы два разлохмаченных мокрых кочана, осторожно за хвостики накидала в чашку весьма неприятные на вид свеклины, к каждой из которых налипли такие же по весу комья грязи, и напоследок, чтобы покупатель поменьше вопил, отвернувшись, высыпала в темный кулек полведра мелких зелененьких горошин с веточками и листиками – они должны были олицетворять яблоки.
– Скажите, это яблоки? клиент сделал неверный ход, он был явно незнаком с повадками Маши. Она распахнула свою золотозубую пасть и выложила свое мнение о клиенте, его родных, близких, домашних животных и образе жизни. Клиент стоял, кротко склонив голову, и внимательно выслушивал все сказанное в свой адрес. Затем он на лету поймал полетевшие в него горошины и аккуратно сложил в кулек.
– Сдача, – и в чашку со звоном грохнулась горсть слипшейся мелочи в рыбьей чешуе.
Мужчина не без омерзения взял ее и стал пересчитывать.
– Дома посчитаешь, математик, – рявкнула она. – Следующий!
– Простите, но, мне кажется, тут не хватает семи рублей… – робко сказал клиент – и понеслась!
Гражданка Маша приступила к подробному открытию внутреннего мира подвернувшегося под руку строптивого клиента.
Она пела гимн зарвавшемуся жмотничеству и готовности удавиться из-за вонючих рублей. Закончив, она царственным жестом метнула в чашку еще один комок, на этот раз мелкий и желтый.
– Довольно с вас? – воздев брови, как Екатерина Великая, оделяющая землей казаков, поинтересовалась она.
– Еще как, – кротко сказал клиент. – А теперь потрудитесь снять фартук и приготовить документы.
И грянули эти страшные для любого торговца слова:
– Контрольная закупка!!!
Тотчас по бокам выросли невесть откуда взявшиеся люди в штатском. На их металлических лицах было написано непреклонное и решительное: "Пройдемте".
– А далеко идти-то? – не сдавалась Маша. – Может, здесь разберемся?
– Никак нельзя, – сказал гражданин, аккуратно беря ее под локоть.
– Вы позволите?
Дежурный судья Перовского райсуда Сухоручко был суров, но справедлив. Ласково улыбаясь, он выслушал русско-китайскую матерную брань и, брезгливо развернув кулек с вещдоками, вынес вердикт:
– Вы, мадам, не только обвешиваете, но и людей этой гнилью травите! За это штрафа мало. Конвой, пятнадцать суток за неуважение к суду.
***
Андрюша, нет, Андрей Михайлович – так его почтительно называли коллеги, был похож на Вини-Пуха.
Правда, в отличие от упомянутого персонажа Андрюша был еще и умный. Потому и попал в городскую налоговую полицию.
Конечно, кроме ума, в наличии были и все остальные атрибуты: диплом юриста, мама со связями в юридическом мире и т. д. Впрочем, к истории это никакого отношения не имеет.
Ну так вот, однажды Андрюша участвовал в тривиальном уголовном деле: неуплата налогов физлицом. Подсудимый свою вину признавал, отягчающих обстоятельств не было, следствие проведено без "проколов", аккуратно. В общем, все было ясно. Процесс приближался к развязке точно по расписанию, почти как курьерский поезд в конечный пункт назначения в те блаженные времена, которые теперь решили именовать застоем. Все было ясно, каких.то особенных проблем дело не сулило, чрезмерных усилий не требовало; единственное, что слегка угнетало следователя, надо было постоянно торчать на процессе в этом затхлом зале со скрипящими столами, сломанными стульями и отваливающейся от стен штукатуркой. "Ну и ладно, – думал Андрюша, – видно, такая у меня судьба".
Совершенно неожиданно, неизвестно почему (отечественное правосудие всегда непредсказуемо) процесс вдруг затянулся. А у подсудимого весьма некстати сломался зубной протез. Теперь в ответ на вопросы судьи сначала раздавалось какое-то шамканье и только потом, после полуминутной паузы, слышались некие членораздельные звуки, хотя и не всегда понятные. Теперь процесс уже не несся как курьерский, не двигался быстро и уверенно к кульминации – вынесению приговора, он полз и тащился, как полудохлая курица, замирая на очередные полминуты, чтобы от шамканья перейти к звукам фыркающего бегемота, а затем уже к отдельным словам, звучащим более-менее отчетливо. Впрочем, смеяться над этой бедой подсудимого было бы грешно, Андрюша ничем не мог ему помочь…
То ли обвиняемый додумался сам, то ли кто-то подсказал, только в конце очередного судебного заседания он попросил у судьи разрешения передать зубной протез родственникам для починки. Судья не возражала, начальник конвоя тоже, и аккуратно завернутый в газету протез перекочевал в добротный, из коричневой кожи Андрюшин кейс, а из него в нежные руки постоянно плачущей жены подсудимого.
Родственники оказались на редкость заботливыми и, вероятно, всемогущими – починка "зубов" заняла лишь сутки. Теперь протезу предстоял обратный путь – из Андрюшиного кейса в рот к будущему преступнику.
Судья втайне надеялась, что шамканье подсудимого сменится на нечто более приемлемое с точки зрения правосудия, и тогда судебный процесс снова рванется к финишной ленточке, к своей кульминации, и вскоре можно будет вместе с народными заседателями выйти гуськом из совещательной комнаты. И ожидающая этого момента секретарь Наденька произнесет своим немного детским звонким голоском привычное "Встать, суд идет!", в зале запричитают женщины – родственницы подсудимого, но все это быстро оборвется, и можно будет тихим бесстрастным голосом зачитать только что написанный приговор, напоследок, как заклинание, добавить, что он может быть обжалован в течение семи дней. А после этого пойти пить чай с пряниками, блаженно развалиться в удобном вращающемся кресле у себя в кабинете и бездумно смотреть, как за окном хлещет противный осенний дождь.
Но все испортил начальник конвоя. На этот раз были другие конвойные. "Люди, недавно спустившиеся с деревьев", – так мысленно назвал Андрюша личный состав из братской республики.
Начальник тоже был плоть от плоти недавно спустившихся. И видимо, у них там, на деревьях, все было иначе.
Короче, когда в перерыв Андрюша отдал своему подзащитному зубной протез, начальник конвоя встрепенулся и чуть ли не прыжками кинулся к несчастному. Но… было поздно: на глазах у изумленных конвоиров подзащитный мгновенно засунул протез в рот и сомкнул челюсти.
– Отдай зубы! – завопил начальник конвоя.
Но челюсти обвиняемого оставались крепко сомкнутыми…
Бойцы ФСИН, однако, просто так не сдаются. Внимание начальника переключилось на следователя. Лязгнув затвором автомата и упершись стволом в пухлый живот юриста, начальник стал требовать "зубы" у него. Два других конвоира немедленно присоединились к своему главнокомандующему и застыли в угрожающем каре.
Формально конвой был прав: конечно, ничего нельзя передавать обвиняемому без соответствующего на то разрешения, но методы Андрюшу раздражали. Впрочем, выход напрашивался сам собой: надо было воспользоваться их же приемчиками.
